Аннотация: Джону вновь пришло время отправиться в морское путешествие, цель которого все так же туманна, что и в самом начале пути, и единственный маяк, освещающий его - загадочная девушка с холодной душой.
Страница шестая.
Каменный цветок.
Под навевающий дремоту шелест волн я листал свой дорожный дневник, всерьез раздумывая над тем, чтобы раз и навсегда его уничтожить. Быть может, именно эта моя страсть и привлекала ко мне всяческие кошмары, побороть которые мне одному едва ли будет по силам. А меж тем я чувствовал, как невидимые кольца зла все сильнее закручиваются вокруг меня, готовые в любой момент сжаться и раздавить мою неправильную, такую неуместную и странную жизнь. Но меня волновало другое.
Я не боялся.
- Не думаю, что стоит это делать.
Рука моя рефлекторно дернулась, и с кончика пера сорвалась крупная черная капля и растеклась по бумаге отвратительной кляксой. Что ж, стоило догадаться, что карандаш в пути куда удобнее чернил.
- Отчего вы не в своей каюте, мисс?.. Мадемуазель.
Камелия слабо улыбнулась, не улыбкой, а лишь ее тенью, присела рядом, педантично расправив складки на темно-синей юбке. Я успел заметить, как ревностно она относится к условностям и к себе самой, к тому, как выглядит в чужих глазах. Корабль качнула волна, однако девушка не сдвинулась ни на дюйм, точно была прекрасной статуей, а не живым человеком. Мне внезапно захотелось прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что под моими пальцами - теплая мягкая плоть, такая же, как у меня. А не просто бездушный мрамор.
- Мне грустно. Вам тоже. Я права?
Я опустил взгляд на испачканную страницу. Уже не разобрать, что за буквы были там раньше.
Наедине с мадемуазель Камелией я ощущал почти страх, иррациональное чувство опасности, беспомощности, ее глаза, необычные, почти фиалковые, смотрели прямо и печально. У Агаты был совсем другой взгляд. В нем было жизни столько, сколько мне сейчас не вынести.
- Что вы хотели? - спросил я хмуро, закрывая дневник. Образы, вызванные им, растворились в душном воздухе теплой каюты. Я вдруг почувствовал себя безумно уставшим.
- Я просто... - она отвернулась, переводя дыхание. Я видел, как судорожно поднялась и опустилась ее грудь. - Я хотела сказать, что я не она.
Дверь каюты уже давно закрылась, мягко и аккуратно, скрывая за собой строгую и прямую фигуру девушки, а я все не смел поднять глаза, потому что боялся увидеть совсем не то, что было на самом деле.
Но я сам хотел ошибиться.
- Постой, Джон. Это я, я вернулась к тебе!
Этот крик звенел в ушах точно церковный колокол. На долю секунды мне показалось, что я ошибся, но Реджинальд стрелой влетел обратно по ступеням, едва не сметая меня с пути:
- Вы слышали? Слышали? Да не стойте же столбом!
Я обернулся, скорее подчиняясь приказу, чем осознавая свои действия, и увидел все ту же мадемуазель Камелию, стоящую с безвольно опущенными руками посреди комнаты. Взгляд ее был тускл и безжизненен, но губы улыбались, и было в этом столько жути, что даже я, привыкший, казалось бы, ко всякому, ужаснулся. Но этот голос...
- Джон.
- Агата?..
Кроуфорд подтолкнул меня в спину, и из теплого коридора я будто бы окунулся в вечную мерзлоту. Слишком знакомое ощущение.
- Пожалуйста, любимый, не задавай вопросов, просто слушай, - вновь заговорила кукла, иначе я не мог ее назвать. - Тебе нужно спешить.
- Куда? - от волнения слова застревали в горле. Я замер в нерешительности, едва перешагнув порог. - Это правда... ты?
- Не плачь, прошу.
Она всегда чувствовала меня, и даже сейчас, с той стороны бытия, она знала все, о чем я думал и чего хотел. И по-прежнему жалела меня. А что делал я?
- Агата...
Она мягко улыбнулась, я не видел этого, ибо губы Камелии не дрогнули ни на миг, но помнил ту улыбку, что всегда озаряла прекрасное лицо моей невесты.
- Мало времени, - вздохнула она. - Вернись обратно, к истоку, пока они не догадались. Она знает, куда идти. Скорее, Джон! Вернись обратно!
- Не догадался кто? Куда мне вернуться? - я силился разглядеть в лице медиума знакомые мягкие черты. - Агата?
- Джон!
Окрик Реджинальда заставил меня вздрогнуть. В ту же секунду мадемуазель Камелия с тихим стоном осела на пол. Ее руки и ноги сотрясались в конвульсиях, побелевшие пальцы царапали ворс дорогого ковра. Мое тело отреагировало быстрее разума. Следуя моим указаниями, Реджинальд обездвижил девушку, а я сунул ей в зубы первое, что попалось под руку.
Была ли мадемуазель Камелия эпилептиком, я, разумеется, не знал, да и едва ли то был приступ эпилепсии, однако времени на раздумья не оставалось. Кроуфорд едва сдерживал напор хрупкой француженки, и вот, наконец, она, обессиленная, затихла.
- Я не спрашиваю вас, Джон, что все это было, - деликатно начал Реджинальд, - быть может, вы сами решите мне рассказать, однако, признаюсь, я в замешательстве.
Я безмолвно с ним согласился и взглядом поблагодарил за тактичность. Виконт перенес девушку на софу и позвонил в колокольчик, вызывая служанку.
Мы покинули особняк в молчании, думая каждый о своем, и думы мои были тяжелее гранита.
Завтрак после бессонной ночи показался мне безвкусным и пресным, несмотря на то, что повар Кроуфорда как обычно постарался на славу. Реджинальд принялся за чай, не дожидаясь меня, однако взгляд его, внимательный и цепкий, в противовес лениво расслабленной позе, то и дело будто бы случайно скользил по моему лицу, выискивая подходящий для беседы момент. Признаться, мне было несколько неловко, пользуясь его гостеприимством, держать друга в неведении, и все же, обдумывая это ночью, я все никак не мог подобрать подходящих слов.
- Джон...
- Реджинальд...
Мы оба сконфуженно замолчали, уступая первенство друг другу. Непринужденно рассмеявшись, виконт продолжил:
- Джон, я вижу по вашему лицу, что вы пребываете в мучительных раздумьях, и могу предположить, что отчасти являюсь их причиной. Я прав?
Хваленая проницательность Кроуфорда снова пришла мне на помощь. Не выпуская чашки из рук, будто она могла помочь мне разобраться в собственных мыслях, я признался:
- Правы. Не стану скрывать, я хотел бы и в дальнейшем хранить молчание, однако едва ли это возможно, учитывая обстоятельства.
Виконт не торопил меня, воздавая должное отлично заваренному чаю и ароматным коричным булочкам, и я был сердечно благодарен ему за это. Мой собственный чай давно остыл, а к сладкому я и вовсе не притронулся. С каждым днем мой аппетит все слабел и слабел.
- Что ж, видимо, больше нет смысла хранить мои тайны от вас, - наконец, вымолвил я.
Та же история, рассказанная неоднократно, как правило с каждым повторением теряет изрядную долю своей первоначальной притягательности. В моем случае, стоило бы предположить, что на сей раз произнесенные слова не отзовутся в сердце все той же тянущей болью, однако, заканчивая свое скорбное повествование, я убедился, что это не так. Невыплаканные слезы скапливались где-то в горле, мешая говорить и будто бы приглушая мой голос, и без того уныло тихий и невыразительный.
- Этот адрес все, что у меня есть, - подвел я итог, с сожалением отставляя остывший чай в сторону. Жаль, глоток горячего мне бы сейчас отнюдь не помешал. - Уверен, что наше знакомство с мадемуазель Камелией ни в коем разе не является случайностью. Я отдаю себе отчет в том, что вы в праве указать мне на дверь после всего услышанного, можете усомниться в моем рассудке или назвать лжецом и выдумщиком. Но я не придумал ничего, все это было на самом деле.
Кроуфорд уже успел раскурить трубку со столь любимым им вишневым табаком. Лицо виконта не выражало ни одной из эмоций, что я ожидал на нем увидеть - ни отрицания, ни неверия, ни ужаса, и я с удивлением отметил, что это молчание ранит меня куда сильнее, чем открытая насмешка.
- Вам нечего мне сказать? - пальцы мои сцепились в замок, и стоило определенных усилий скрыть дрожь, охватившую меня в ожидании приговора.
- Отчего же, - Реджинальд качнул головой, и легкая улыбка, наконец, тронула его губы. - Но ведь вам же не нужна моя жалость? Уверен, ее вы получили сполна. Поверьте, я знаю взгляд человека, которому она становится ненавистна. И знаю, какая за этим таится боль.
Наши взгляды пересеклись, но слова не понадобились. Не уверен, что сумел бы описать облегчение и радость, что охватили меня тогда, будто бы я все это время нес на себе тяжелый мешок со своим прошлым, и вот добрался до места, где смог, хоть и не надолго, присесть и сбросить надоевший груз к ногам.
- Вижу, вы собираетесь меня благодарить, - усмехнулся виконт и замахал руками. - Право, оно того не стоит. Как только мы добьемся ответов у мадемуазель Камелии, тогда и вернемся к этой теме.
К счастью моему, долго откладывать не пришлось, и уже к вечеру того же дня вышколенный лакей, постучавшийся в наши двери, отдал дворецкому запечатанный сургучом конверт с оттиском стилизованного цветка камелии. Не стоило и голову ломать, чтобы определить отправителя сего анонимного послания, благо все было ясно и так. С жадным любопытством мы оба приникли к надушенному листку бумаги с изящной вязью букв, увы для меня, совершенно точно складывающихся во французские слова.
Я ждал, когда Кроуфорд переведет мне их, ибо опасался от возбуждения, захлестнувшего меня, перепутать значения. И точно назло моим натянутым нервам, он молчал, бегая глазами по ровным строчкам.
- Хм, - наконец, многозначительно хмыкнул он, складывая листок и вручая его мне. - Надеюсь, вы закончили завтракать, Джон? Мы срочно едем в гости к мадемуазель Камелии.
Легко представить себе, насколько меня воодушевила эта новость. Не чувствуя под собой ног, полетел я наверх, в комнату, которую уже почти привык называть своей, быстро переоделся для визита, путаясь в пальцах и едва не отрывая норовистые пуговицы. Реджинальд же всегда был безупречно изящен, так что экипаж ждал только меня, и вот возница прищелкнул кнутом, кони фыркнули и пошли вперед, покатив карету по вычищенной от снега брусчатке.
Не стану вдаваться в подробности моих тогдашних мыслей, мечущихся и беспорядочных. Скажу лишь, что мадемуазель Камелия встретила нас не слишком радушно, но по бледному уставшему лицу несложно было сделать вывод о бессонной ночи, проведенной ею. Служанка оставила нас втроем, подчиняясь жесту хозяйки.
- Итак, господа, - она кивком поприветствовала нас обоих и сразу перешла к делу, что для женщины, согласитесь, довольно редкое явление. - Благодарю за помощь, мне вчера было немного... не по себе. Опережая вежливые вопросы - да, со мной уже все хорошо.
- Однако, мадемуазель, вы выглядите больной, - нахмурился Реджинальд и переглянулся со мной. - Мой друг врач, он не мог бы вам помочь?
Камелия приняла вопрос с равнодушием каменной статуи, точнее будет сказать, каменного цветка, который при красоте своей, увы, не источает аромата.
- Не стоит того. Едва ли у вашего друга есть лекарство от нечистой совести.
После сего неоднозначного высказывания, я решился вступить в беседу:
- Вы полагаете, оно вам необходимо? Я знаю одно средство, - улыбнулся успокаивающе, как делал на приеме у больных детей. - Чистосердечное признание. Можете быть уверены, мадемуазель, мы с виконтом Кроуфордом никогда не предадим огласке секреты дамы.
- Какими бы мерзкими они ни были?
Ее резкий выпад поставил меня в тупик. Право, кроме несвежего цвета лица ночь без сна подарила девушке еще и нервное расстройство. Я бы посоветовал ей лавандовые капли. У каждой нервной девицы обязательно должны быть такие.
На выручку мне снова пришел Реджинальд. С изяществом бывалого повесы он принялся успокаивать мадемуазель Камелию, однако же мое слабое знание французского не позволило мне вникнуть в детали, да я и не желал их знать.
- Ну так что? - закончил он вкрадчиво. - Вы же хотели нам что-то сказать, я прав?
Девушка выпрямилась, впрочем, едва ли было возможно сесть еще более прямо, чем она сидела до этого, и, едва шевеля губами, произнесла:
- Я шарлатанка.
Пауза, что повисла следом, была ожидаемой, однако за себя могу смело сказать, что ничуть не удивился такому заявлению. Видимо, мысль эта явно отпечатались на моем лице, потому как лже-медиум прожгла меня пристальным взглядом:
- Вы не кажетесь возмущенным, месье...
- Найтингейл.
- Благодарю. Вы пришли на мой сеанс автоматического письма в надежде встретиться с кем-то? У вас ведь кто-то умер? Так почему вы не обвиняете меня в мошенничестве? Я не понимаю.
Мог ли я объяснить свои смутные ощущения? Негоже человеку от науки полагаться на такое призрачное основание, как интуиция. Но ведь кроме нее на моей стороне была и Агата.
- Тогда как же вы, мадемуазель, объясните произошедшее в конце сеанса? Смею предположить, что это не являлось частью вашего представления.
Мой вопрос попал точно в цель, Камелия дрогнула, быстро прижала к губам белоснежный платок, пережидая вспышку столь несвойственный ей эмоций. А после рука ее безжизненно упала на колени, платок выскользнул из дрожащих пальцев и был ловко пойман Кроуфордом.
- Никак. Я... я не знаю, что со мной. Иногда мне начинает казаться, что я - это вовсе не я. Я... мне... - она глубоко вздохнула, проглотив рвущееся с языка признание собственного страха. - Что со мной, доктор?
Я не спешил с ответом, полагая, - справедливо, стоит сказать, - что он едва ли принесет девушке облегчение:
- Не как доктор, но как человек, обладающий необходимым в таких делах опытом, уверяю вас, что с этого дня можете с полной уверенностью считать себя самым настоящим медиумом.
Мы сели на корабль на следующий день. Сборы наши были быстрыми и не слишком тщательными, впрочем, я привык и к меньшему, а виконт Кроуфорд в пылу азарта был неприхотливее портового грузчика, с благодарностью принявшего немного мелочи в добавок к плате за работу.
Мадемуазель Камелия прибыла на причал последней, одетая в глухое густо-вишневое платье без украшений, багаж ее был прискорбно мал для дамы ее положения и благосостояния, из сего складывалось неприятное впечатление, что она от кого-то бежит. Судно под названием "Святая Бригитта" направлялось обратно к берегам Ирландии из дальнего плавания, и наша скромная компания с позволения капитана заняла две каюты на его борту.
Качка была мне в какой-то мере привычна и, если закрыть глаза и напрячь фантазию, можно было постараться представить, что не волны качают корабль из стороны в сторону, а почтовая карета мелко трясется на ухабах проселочной дороги. Обещание, что я дал себе когда-то, с окончательной гибелью капитана Гранта потеряло свою силу, однако первый день я чувствовал себя до крайности неуютно. К тому же чернила растекались и, подталкиваемый насмешливыми комментариями Реджинальда, вновь вернулся к карандашу.
Стоит отметить, что титул виконта во многом выделил Кроуфорда среди нас в глазах капитана, прелестной мадемуазель Камелии тоже досталась изрядная доля любезностей, а я же предпочитал проводить время в каюте или прогуливаясь по палубе в минуты, когда она была практически пуста. Однажды я выбрался на палубу в рассветный час и поразился тому, как прекрасно и величественно море, когда с небом, пока еще серым и хмурым, его не разделяет ничего, кроме бледно-розовой полоски в том месте, где просыпалось и расправляло сонные лучи восходящее солнце. Боялся ли все еще этого бесконечного водного простора? Наверное, да, но страх мой трансформировался из боязни погибнуть в преклонение перед стихией, что символизирует собой власть сил, человеку неподвластных.
Решение нашей прелестной спутницы мы обсудили с Кроуфордом как только берега Франции остались далеко позади.
- Вы полагаете, Джон, что мадемуазель Камелия является проводником воли вашей погибшей невесты? - прямо спросил он у меня, когда мы оба собирались ко сну. Иного предположения я и не ожидал, ведь и сам, будь на его месте, сделал такое.
- Отчасти да, отчасти нет, - покачал я головой. - Скажите, Реджинальд, вы когда-нибудь испытывали муки совести от того, что любили кого-то меньше, чем он любил вас? Самую малость, но меньше?
- Постоянно.
- Как вы избавляетесь от этого мерзкого чувства?
Кроуфорд с сожалением покрутил в пальцах курительную трубку и убрал.
- Ищу дальше. Того, кто не заметит этой разности. Но, увы, все рано или поздно замечают.
Он из деликатности не стал уточнять, к чему я задел эту странную тему, и я поспешил вернуться к тому, с чего мы начали:
- Агата не стала бы врываться в мою жизнь из-за пустяка. Если она нашла способ связаться со мной, значит, действительно должно произойти нечто ужасное. Совершенно ужасное.
Никто из нас не знал, чем оно могло бы оказаться, но, поспрашивав меня, Кроуфорд сделал вывод, что под возвращением обратно подразумевалась вовсе не мой дом в Англии, а место, что в своем путешествии я посещал последним, и где мне впервые явился зеленоглазый мистер Вандерер.
Наш путь лежал в страну холмов.