Иван Петрович занимался любимым делом - он писал книгу. В такие моменты он изумлялся своей сообразительности и находчивости. Он вкраплял в сюжетные линии романа настолько неожиданные (даже для самого себя) интриги, что специально их придумать невозможно.
Это происходило потому, что Иван Петрович целиком и полностью погружался в тот мир, который описывал. Он "видел" события своего романа.
Внезапно зазвенел звонок. Иван Петрович не понял, что это и откуда доносится. Первые несколько секунд он ошарашено озирался.
Входная, - наконец, догадался писатель. - О, Господи, только не это! Иван Петрович терпеть не мог, когда его беспокоили во время наития вдохновения. Он терял от этого годы жизни.
Звонок повторился.
- Иду! Иду! - фальцетом пропел Иван Петрович в прихожую. - Уже иду!
Он взъерошил волосы на голове, и на макушке образовалась пепельно-серебристая копна, перестегнул пару пуговиц на клетчатой байковой рубашке, скинул один тапок, стянул носок и, притворно прихрамывая, поплёлся открывать дверь.
* * *
Было чудесное утро, когда Николай Дмитриевич подошёл к подъезду человека, который мог ему помочь. Речь шла о последних исторических изысканиях, проведённых Иваном Петровичем в Угличе. По слухам они принесли ошеломляющие плоды. Николай Дмитриевич надеялся, что выдающийся историк даст ему подсказку: кто же всё-таки убил цесаревича Дмитрия.
По заплёванной лестнице он поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка, расположенного возле нужной двери. В квартире - лишь настороженная тишина. Спустя некоторое время Николай Дмитриевич позвонил вторично. На этот раз хозяин откликнулся. Через минуту замок щёлкнул, и дверь перед незваным гостем отворилась.
- Здравствуйте, Иван Петрович, - сдавленным голосом проговорил Николай Дмитриевич.
Но Иван Петрович, ни слова не говоря, и не обращая внимания на пришедшего, преспокойно удалился в комнату, оставив последнего в состоянии столбняка. Затем из комнаты раздалось мелодичное позвякивание стекла, словно что-то размешивали в стакане. И лишь после этого хозяин соизволил обратиться к гостю.
- Не стойте в дверях, - сказал он. - Дверям очень не нравится, когда в них стоят.
Опешивший гость открыл рот, чтобы ответить, но закрыл его, так и не проронив ни звука. Ответить на такое заявление было нечего. Однако совету он последовал: разулся и прошёл в гостиную.
Вошёл хозяин с вызывающей причёской, одной босой ногой и стаканом дымящегося кофе.
- П-простите... - заикаясь, сказал Николай Дмитриевич.
- Н-н-не п-п-прощу, - ответил ему Иван Петрович. - Ч-ч-чего н-н-надо?
Ещё с минуту пришедший не мог вымолвить ни слова. Он начисто забыл все буквы русского алфавита, кроме одной: "ё". Придя в себя под сверлящим взглядом хозяина, он, стараясь не заикаться, быстро залепетал:
- Уважаемый, Иван Петрович, меня зовут Николай Дмитриевич. Я пришёл к Вам, потому что надеюсь, что Вы скажете мне, кто убил сына Ивана Грозного...
- По крайней мере, я его не убивал, - заявил Иван Петрович. - Да он мне и ничего не сделал. И, Вы знаете, вряд ли это сделал кто-либо из моих знакомых, поэтому ничем Вам помочь не могу.
- Да... но... - Николай Дмитриевич осёкся, потому что Иван Петрович аккуратно двумя пальцами что-то снял с его рубашки, внимательно посмотрел на это что-то и бросил себе в стакан с кофе.
- Продолжайте, - распорядился он, будто ничего и не случилось.
- Я просто готовлю сейчас большую работу по личности Ивана Грозного, - Николай Дмитриевич чувствовал, что его голос вот-вот сорвётся, - и поэтому я подумал, что Вы сможете мне помо...
- Индюк тоже думал, - многозначительно заметил Иван Петрович, усиленно шуруя пальцами в растрёпанной шевелюре. - Если Вы хотите узнать что-нибудь новое про Ивана Грозного, то почитайте Булгакова. - В этот момент он что-то поймал в волосах и молниеносным движением препроводил это что-то в стакан с кофе. Затем он быстро отхлебнул оттуда, и выражение полного блаженства расплылось на его лице.
- Это ужасно, - вне себя проговорил Николай Дмитриевич и стал пятиться к входной двери.
- Не совсем, - сказал Иван Петрович. - Я, конечно, понимаю, что Булгаков не слишком сильный знаток истории, но читать можно.
- Я не о том, - прошептал Николай Дмитриевич, наблюдая, как человек, которого он считал большим учёным в области истории, самозабвенно ковыряется в носу.
- А о чём? - спросил Иван Петрович, извлекая из носа нечто невообразимой величины и отправляя это нечто в кофе.
Гость отступил ещё на шаг и замер. У него стало складываться ощущение нереальности происходящего. Во-вторых, - сзади что-то мешало отступать, в-третьих, - ему на голову села огромная муха. А в-четвёртых, - Иван Петрович посмотрел на него совершенно по-новому, как хищник, или паук - на жертву, которая попалась в его цепкие когти, или многочисленные лапы.
- Стой так, цесаревич, Дмитрий, - чуть слышно проговорил Иван Петрович, нацеливаясь правой рукой куда-то в область головы пришедшего, чувствующего, что он сходит с ума.
- Не надо, - выдохнул он, зажмуриваясь от страха.
- Это не страшно.
Резкое движение руки, и... огромная муха жужжит в кулаке у безумного учёного. Николай Дмитриевич и не сомневался, что она тут же окажется в кофе.
- Так Вы, цесаревич Дмитрий, интересуетесь, - как ни в чём ни бывало, продолжал разговор Иван Петрович, - кто убил некоего Николая Дмитриевича?
- Нет! - вскричал тот. - Я уже ничем не интересуюсь! Я только хочу поскорее убраться отсюда.
- Но с моей стороны было бы верхом негостеприимства отпустить Вас ни с чем, - заметил Иван Петрович, - поэтому я хочу Вас угостить.
С недоумённо-запуганной физиономией Николай Дмитриевич уставился на хозяина квартиры.
- Попробуйте-ка кофе, - сказал тот, протягивая гостю свой стакан. - Кстати, этот кофе сварен по особому рецепту одного путешественника, и он очень помо...
Но гость уже не слушал, что ему говорят. Он во весь опор мчался по заплёванной лестнице в надежде поскорее выбраться на улицу и глотнуть свежего воздуха.
* * *
Иван Петрович вернулся в кабинет, пригладил волосы, обулся, поправил рубашку и с удвоенным энтузиазмом взялся за свой новый роман, поглотивший его целиком и полностью.
Не прошло и часа, когда дверной звонок вновь напомнил о себе. Привычным движением Иван Петрович взъерошил волосы и скинул тапочки...
- Иду! Иду! - фальцетом пропел он в прихожую.
* * *
Было чудесное утро, когда Борис Фёдорович подошёл к подъезду человека, который мог ему помочь...