Шоу должно продолжаться. Часть 3. Жизнь за Любовь
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Любовь - это не физическое влечение, а связь на высшем уровне. Любовь - это первооснова всей жизни во вселенной. Пока любое существо, наделённое для этого разумом, не пропустит сквозь себя понимание этого простого обстоятельства, до тех пор оно будет катиться вниз.
|
Часть III. Жизнь за любовь.
Whatever happens, I'll leave it all to chance
Heartache, another failed romance
On and on, does anybody know what we are living for?
I guess I'm learning, I must be warmer now
I'll soon be turning, round the corner now
Outside the dawn breaking
But inside in the dark I'm aching to be free
Звезды слов или крест на словах.
Глава 17. Невольник чести.
Дмитрий и Евгения никуда не побежали. Им некуда было бежать. Держа друг друга за руку, они вышли из опустевшей столовой и неспешно проследовали во второй номер, где обитал поэт.
- Что-нибудь выпьешь? - спросил Дмитрий.
- Нет, пока рано, - отозвалась Евгения.
- Мне надо кое-что подсобрать, упаковать... Не заскучаешь?
- Какой же ты глупенький, - нежно проговорила девушка. - Теперь, когда ты рядом, я уже никогда не заскучаю. Когда мы выезжаем?
- Самолёт из О-ского аэропорта в десять, но туда ещё добраться надо. Такси прибудет полшестого утра.
Евгения кивнула головой.
- Ляжем пораньше, - продолжал Дмитрий, а то моя принцесса не выспится.
- Как получится. А выспаться мы всегда успеем.
Нищему собраться - только подпоясаться, и хоть Дмитрий не был нищим, лишнего скарба не держал. На все сборы ушло минут двенадцать. Последней из тёмного угла номера на свет Божий была извлечена гитара в отделанном кожей футляре.
- Сыграй что-нибудь, - попросила девушка.
- Любишь гитару? - спросил он, вынимая инструмент.
- Честно говоря, терпеть не могу, но это всё из-за мальчишек со двора. Они вечно так терзают бедняжку, что она хрипит и надрывается под их завывания, а не играет. Мне хочется послушать тебя.
У Дмитрия была концертная двенадцатиструнная гитара "Fender". Он провёл по струнам, подтянул некоторые колки, взглянул на Евгению, улыбнулся и заиграл.
Это была известная песня "Наутилуса".
На берегу очень дикой реки.
На то, что когда-то покинул пески.
Евгения слушала, и всё в ней замирало от звуков его голоса. Она до сих пор не могла поверить своему счастью, но когда Дмитрий взял гитару и запел, она обрела гармонию чувств, и поняла, что ради любви готова на всё.
Дмитрий пел самозабвенно, не сводя глаз с девушки. Добравшись до третьего куплета, он стал очень серьёзным.
И если когда-нибудь случится беда
Найди верный камень, там, где скалы у реки.
Прочти то, что высекла холодная вода,
Но ты эту тайну навсегда сбереги.
На берегу очень дикой реки,
На берегу этой тихой реки.
В дебрях чужих у священной воды,
В теплых лесах безымянной реки.
- Ты замечательно поёшь, - сказала девушка, - прочувствованно.
- Как могу, - отозвался поэт.
- Но мне всё равно больше нравится, как ты стихи читаешь. - Дмитрий пожал плечами, а Евгения продолжала. - Ты случайно не пробовал класть свои стихи на музыку.
Он усмехнулся.
- Ты знаешь, на мои стихи создано много песен. Некоторые из них даже стали популярны. Вот хоть эта, - он ударил по струнам:
Там, где небо, словно перина,
Танцевала одна балерина, -
и так далее.
- Это твоя?
- Ага.
- А я и не знала, с каким человеком меня судьба свела!
- Ещё узнаешь! - весело отозвался поэт.
- Я бы хотела душ принять, - сказала Евгения. - У тебя тут как с этим?
- Нормально.
- Ну, я пойду.
Девушка ушла в ванную комнату, а молодой человек убрал гитару обратно в футляр, достал из тумбочки бутылку вина и два фужера, вынул из кармана блокнот с ручкой и положил на стол рядом со своим прибором.
С улицы донёсся шум: взбудораженные восклицания и горестные рыдания. Дмитрию всё стало ясно: убийство предотвратить не удалось. Он хотел выйти на балкончик, но тут сквозь шелест падающей воды услышал голос Евгении.
- Рыцарь мой, подойди, пожалуйста!
Он вихрем кинулся к ней, раскрыл дверь и спросил:
- Что-то случилось?!
- Ты испугался?! - Прости, не хотела тебя пугать. - Она с блаженством подставляла своё прекрасное тело с гладкой кожей струям тёплой искрящейся воды.
- Женечка, а я уже завидую этому душу, - сказал Дмитрий, немного краснея, но не отворачиваясь.
- Хотела попросить тебя потереть мне спинку.
- Ну, это я с удовольствием.
Она звонко засмеялась, ничуть не смущаясь своей наготы перед ним.
Как же она естественна! - подумалось поэту.
Дмитрий начал намыливать губку, и тут же оказался покрытым мыльными брызгами: Евгения проказничала; она сдувала образовавшиеся пузыри на него. Он снял рубашку.
- А ты не желаешь искупаться? - спросила девушка. - Вода чудесная!
- Пожалуй, я приму твоё предложение, - преувеличенно серьёзно и с мягкой улыбкой проговорил поэт.
Он скинул брюки и влез в ванну.
- Может, это тоже снимешь? - она, смеясь, указала не его трусы.
- Ах, и это?! - продолжал он играть роль.
- Угу.
Он вылез из ванны и, моментально разоблачившись, выключил свет. Остались только: темнота, шум сбегающей воды и жаркие, влажные объятия.
- Всегда мечтал это сделать: душ, темнота и... ты.
- А ты романтик, - прошептала она и прильнула к нему губами.
Он нежно поглаживал её своими ладонями, останавливая их на самых соблазнительных окружностях. Осязанием он познавал стройность, гибкость и молодость её обнажённого тела. Покрывая его лицо страстными поцелуями, она подалась вплотную к возлюбленному и прижалась, трепеща и ликуя.
Он чувствовал, как зовуще разнялись её ноги, и она - ещё опасливо, но уже жаждуще - прикоснулась к нему своей тревожащей плотью, как её упругие груди с набухшими от возбуждения сосками вжимаются в его грудь. Как дрожит её неровное дыхание и как губки, раздвигаясь, выпускают маленький чувственный язычок. Он поприветствовал его своим языком, а затем приник к её шее. Она откинулась назад, предчувствуя исполнение потаённых желаний. Ей не нравилось быть лишь доставляющей удовлетворение, или просто партнёром. Нет, ей хотелось сливаться в гармонии.
Он провёл языком от ключицы до самого ушка, поцеловал мочку, и спустился ниже. Он обхватил губами лакомый бугорок напряжённого соска, после чего вобрал в себя грудь. Она издала сладостный стон.
Вода проливалась на них сверху, но они уже не могли разобрать, где кончаются прикосновения её струй и начинаются прикосновения плоти.
Он почувствовал предельное напряжение там, где соприкасались их бёдра, и подхватил её руками под соблазнительные полукружия. Она воспользовалась этим и, оторвав ноги от дна ванны, закинула их ему за спину.
Ласки предвкушения сменялись ласками страсти.
Он слегка присел, ощущая, как замирает девушка в его руках, и мягко, проявляя бесконечную нежность, вошёл в неё. Стон наслаждения сорвался с её губ. Спиной она чувствовала стенку душевой и, упёршись в неё, поспешила ему навстречу.
Поддерживая, он приобнял её и притянул к себе, чтобы чувствовать каждый миллиметр её тела. Её горячее дыхание, напоённое вздохами удовольствия, ласкало его слух, взбудораживая всё сильнее и сильнее.
- Да... да... - шептала она.
Они оба теряли индивидуальность и сливались, образуя единую ауру. Тела лишь сопровождали это слияние. Они двигались всё быстрее и быстрее, но не для того, чтобы всё закончилось, как можно скорее, а длилось вечно.
Она чувствовала его в себе не только физически, она чувствовала часть его души внутри своей, и сама делилась душою, как могла. Никогда она не думала, что можно получать настолько всепоглощающее наслаждение от физической близости. Она словно парила меж облаков, и тёплые лучи ласково прикасались к ней, проникали внутрь. Она поняла, что уже близка к всплеску удовольствия и следующему за ним медовому изнеможению.
Он тоже не мог сдерживаться. Ничего подобного их близости он не переживал ни с одной девушкой. Обычно после первых же секунд им овладевало безразличие, а сейчас он семимильными шагами приближался к излиянию.
Они были вместе. Они были одним. И поэтому не было ничего удивительного в том, что они взобрались на бархатную вершину, венчающую их слияние, вместе.
Она прижалась к нему крепко-крепко и передала его телу трепет своего наслаждения.
В ответ он обнял её обеими руками.
И так они стояли ещё несколько минут, орошаемые струями невидимой воды. Это время они провели не здесь. Их естество, до сих пор единое, путешествовало в бескрайних просторах радости и счастья.
- Вот это да! - выдохнула, наконец, Евгения.
Из душа они вернулись к вину. Девушка и думать не могла о том, чтобы сидеть на отдельном кресле. Ей необходимо было каждую секунду, каждый миг ощущать своего возлюбленного.
Закончилось это тем, что, едва допив вино, они снова занялись любовью, не сходя с кресла. Ни один, ни другая не ожидали от себя такого темперамента. Ни одно из чувств единения не исчезло, и даже не ослабло. - Нет, всё только обострилось и усилилось.
И во второй раз они поднялись на пик высшего единения.
А затем Дмитрий взял Евгению на руки и отнёс на кровать.
- Поспи немного, милая моя, завтра очень рано вставать.
- Не уходи, любимый, мне холодно без тебя, без твоего тела, без твоего дыхания...
Он согрел её. На этот раз они чувствовали не столько физическую близость, сколько духовную. Почти с первых минут они оказались сгустками энергии, перемещающимися и переливающимися друг в друга, подчиняясь единому вселенскому ритму.
Это продолжалось вечность. А по земному времени - чуть больше часа.
Когда девушка уснула, Дмитрий поднялся с постели, ставшей колыбелью их нежности и сел за стол. Первым делом он набросал новое стихотворение, пришедшее ему только что. Затем он пододвинул пачку форматных листов и стал писать письмо.
Спустя час с четвертью он запечатал исписанные листки в конверт и написал на нём адрес. Письмо он запрятал в свою дорожную сумку, выкурил сигарету и лёг спать.
Забравшись под одеяло, он ощутил жар любимого тела. Во сне Евгения повернулась и обняла его.
Дмитрий уснул и спал крепко, не просыпаясь, чего не случалось с ним уже очень давно.
Проснулся он, чувствуя себя отдохнувшим. Не осталось и следа былой хандры; он был здоров, и каждая клеточка тела радовалась этому; он был счастлив, каждая фибра его души ликовала.
Он глянул на часы, спрыгнул с кровати и занялся приготовлением кофе. Кофе получился крепким. Его терпкий аромат заполнил пространство номера, который влюблённым сегодня предстояло оставить навсегда.
Дмитрий склонился над спящей Евгенией.
- Принцесса, пора пробуждаться. Нам предстоит путь на край света.
- Ах, благородный рыцарь, это ты! Какой чудесный аромат!
- Ваш кофе, принцесса.
Она села на постели и с благодарной улыбкой приняла чашку с дымящимся напитком из его рук. При этом её прелестнейшие груди обнажились, и поэту пришлось постоянно отводить взгляд, иначе он не выдержал бы, забрал бы у неё чашку, отставил её куда подальше и приник к её райским персям. Она заметила это и рассмеялась.
- Жаль, что сейчас на это нет времени.
- Зато потом оно всё будет наше.
Допив кофе, она спустилась с постели, сладко потянулась и обняла Дмитрия.
- Я так счастлива, любимый.
Пока она одевалась, он упаковал всё оставшееся. Они были полностью готовы. Оставалось дождаться такси.
Минут пятнадцать спустя оно призывно просигналило возле крыльца.
Дмитрий и Евгения выбежали из здания, не замечая своей ноши, и не оглянулись, чтобы попрощаться с ним, садясь в машину. Однако стоило водителю завести мотор, как из "общаги", махая руками, прося подождать, выбежал Гриша. Следом за ним в инвалидной коляске выкатила Рита.
- Вы в О-ск? - спросила она, подъехав к машине.
- Да. В аэропорт, - ответил Дмитрий. - Вас подкинуть?
- Если не затруднит.
Коляску уложили в багажник, Гриша сел вперёд, а Рита к Дмитрию и Евгении - назад.
- Тоже решили, что шоу окончено? - поинтересовался поэт, когда машина тронулась.
- После вчерашнего - уж точно.
- А что всё-таки произошло? Я так понимаю, что вчерашний случай явился неожиданностью даже для организаторов.
- Ага, - кивнула Рита, - переборщили. Костя был подставным. Бедной девушке позвонили, причём, это сделал якобы её дядя. Он сказал, что Костя - "крыса", и что он им нужен.
- Вот это да! - воскликнула Евгения. - Какие у вас тут делишки творятся.
- А она? - спросил Дмитрий.
- А что она? Она влюбилась в этого недоумка и решила всё сделать сама, потому что понимала, что если Костя попадёт в руки её родных, то признание из него будут выбивать всеми доступными способами. Сперва испугала его - он ни в какую, потом сказала, что любит, - он всё равно - молчит. И тут она услышала наше приближение и из любви убила его, чтоб не мучился потом в руках её родственников.
- Страшная история, - вздохнул Гриша, хранивший до этого молчание. Водитель диковато косился на своих пассажиров. - Не напрягайся! - сказал ему "ботаник", заметивший это. - Это фильм такой.
Дмитрий заметил произошедшие в Грише перемены. Тот ещё не был писаным красавцем с роковым взглядом, но уже не был и тем затюканным неудачником, которым знал его поэт. Сейчас это был вполне симпатичный молодой человек.
- Я предполагал нечто в этом роде, - сказал Дмитрий.
- Но самое ужасное не в этом, - продолжала Рита. - Только она отправила его к праотцам, как ей позвонили и снова голосом дяди сказали, что произошла ошибка. Бедняжка, она никак в себя прийти не может. Как бы руки на себя не наложила!
- Заигрались ребятки, - задумчиво произнёс Дмитрий.
- Но я уже слышала, что шоу готовятся сворачивать; слишком много непредвиденных осложнений.
- И слишком много трупов, - сказал поэт и, немного помолчав, добавил: - Может, хотя бы Андрюха найдёт ту, кого ищет.
Рита лишь пожала плечами.
- А у вас с Гришей серьёзно? - ни с того ни с сего спросил поэт.
- Да, - в один голос ответили молодые люди. Гриша немного смутился, а Рита продолжала. - Мы решили быть вместе.
- Вы куда сейчас?
- Сначала - в Тверь, к моим родителям, - сказала Рита, - потом к Грише - в Протвино.
- Счастливой вам жизни! - сказала Евгения.
- Спасибо, - вновь вместе проговорили Гриша и Рита.
Такси подъехало к аэропорту с запасом времени до нужного рейса. Билеты ещё были, так что Рита без помех взяла себе и Грише. У Дмитрия была бронь на два билета.
Погода в О-ске стояла просто чудесная. Москва же встретила их пасмурным небом и холодным ветром.
Несмотря на это, Евгения, как только они проводили Риту с Гришей, сказала:
- Всегда мечтала посмотреть Москву. Никогда не была тут, только по телевизору и видела.
- По телевизору - не то, - согласился поэт. - Пойдём, прогуляемся, у нас много времени до последней электрички.
Ещё в самолёте Дмитрий объяснил, что живёт не в Москве. Увидев её удивление, он сказал:
- Москва хоть и рождала гениев и поэтов, но никогда не относилась к ним достойно. Раньше они просто сбегали из неё, а сейчас стараются рождаться подальше.
- А долго нам на электричке ехать? - спросила Евгения.
- Два с небольшим, - ответил поэт. - До Коломны - сто двадцать километров.
Они прошли по Арбату, затем спустились в метро, от которого девушка пришла в полный восторг, и доехали до "Белорусской", оттуда по Тверской до Кремля с заходом в Александровский сад. Потом по Никольской, по Мясницкой, и дальше - к Чистым Прудам.
- Мне нравится Москва, - сказала девушка. - Но очень уж суетно в ней.
- У неё дурной характер, - отозвался Дмитрий. - Впрочем, как и погода.
- А что с погодой?
- То летом холодно, как зимой, то осенью жара стоит, как летом.
Когда они добрались до Казанского вокзала, Евгения уже убедилась в его правоте. Больше всего её ошеломил воздух, которым было практически невозможно дышать, и метрополитен, похожий на разворошенный муравейник, гневные обитатели которого так и норовят тебе наподдать. Времени до последней электрички оставалось всего - ничего.
Оставив Евгению в зале ожидания, Дмитрий направился искать почтовый ящик, куда, найдя его, он опустил письмо, написанное ночью. Не было его всего минуты три, но стоило девушке увидеть его, она бросилась к нему на шею.
- Больше не оставляй меня одну! Никогда! Никогда! Обещай!
- Да, что случилось, любовь моя? - встревоженным голосом спросил он.
- Не знаю. Не знаю, милый мой. На какую-то секунду, на одну лишь секунду мне стало холодно. Так холодно, будто солнца больше не существует! Я испугалась! Очень испугалась!
Он обнимал её, прижимал к себе.
- Всё хорошо, успокойся. Я здесь, и больше не оставлю тебя одну. Мы теперь всегда-всегда будем вместе.
Народу в электричке почти не было. В вагоне сидело двое: подвыпивший рабочий и блеклая женщина лет под сорок, с уставшими глазами. Как только молодые люди вошли в вагон, настроение этих двоих заметно поднялось.
- Я тебе ещё одно стихотворение написал, - сказал Дмитрий.
- Здорово! Почитай!
Поэт откашлялся, доставая вчерне исписанный лист, и принялся читать:
Я видел - веришь ли ты мне? -
Когда спрошу всем сердцем я:
Скажи мне: "Да"! - любовь моя,
И, словно пристань корабля,
Скажи мне: "Да"! - любовь моя,
И все несчастья отвратив,
Скажи мне: "Да"! - любовь моя,
Скажи мне: "Да"! - любовь моя,
- Да, - восхищённо сказала Евгения и поцеловала своего любимого поэта в губы.
- Знаешь, - сказал Дмитрий, - по-моему, мы будем жить долго и счастливо.
Девушка согласно склонила голову, и волнистые волосы рассыпались по плечам. В её глазах не было ничего ставшего, застывшего: одни эмоции сменялись другими, более сильными, более глубокими.
- Я тоже так думаю, - сказала она, - но...
В этот момент двери вагона открылись и внутрь зашли шестеро, громко смеясь. На плече одного из них умастился магнитофон, орущий на полную мощность. Евгении пришлось замолчать.
Из динамиков неслось:
Время уходит, сбегая в глубины зеркал;
Я думал, успею на поезд, но я опоздал.
Я уронил глупую с неба звезду,
Я испытал первую в жизни весну.
Но время уходит, и где же теперь этот я? -
Может, - в могиле, и небом мне сверху земля,
Может, - в объятиях вечности общей скупой,
Что не покажет лик материнский святой.
Компания была явно навеселе. Один даже бросил в адрес Евгении что-то нелицеприятное. Дмитрий весь собрался для броска, но товарищ высказавшегося взял своего приятеля за плечо, и они все вместе покинули вагон.
- А чего это они все бритые и одеты как-то странно? - спросила Евгения.
- Это местные скинхеды, - странным голосом проговорил Дмитрий. - И знаешь, на их магнитофоне крутится моя песня.
- Расслабься, - ласково проговорила девушка. - Ты страшно напряжён.
- Расслабишься тут, - последовал ответ.
Электричка остановилась возле платформы "Белоозёрская".
Дмитрий оказался немного не прав. Компанию эту составляли не "чистые" скинхеды, а совершеннейшие отморозки, которым нужен только повод...
Магнитофон продолжал орать в тамбуре.
Стоило электричке тронуться, как двери в вагон снова раскрылись - на этот раз с другой стороны - и четверо из шести вошли внутрь.
- Эй, ты, чёрная, - прокричал один из них пьяным голосом, - канай сюда, поговорить надо.
- Ну, всё, приплыли, - сказал Дмитрий, вставая, и тут же обратился к бритоголовым. - Ребят, шли бы вы своей дорогой.
- Слышь, лохматый, а ты ё-рь ейный? - бросил кто-то из них.
- Я за такого сладенького, как ты уже семилетку отпахал, - сказал поэт, но голос его дрожал.
Они это заметили и поняли, - он боится. Может быть, они не поняли, что он боится не за себя, но это их не интересовало. Они, как собаки, чуяли страх жертвы. Если бы они были потрезвей, или их было поменьше, то, возможно, они прислушались бы к увещеваниям поэта.
Если бы...
Они надвигались неспешно, с ехидными улыбочками, делавшими их похожими на гиен. В руках у одного их них появилась велосипедная цепь, на кулаке другого блеснул кастет.
Зря я не захватил с собой пистолет, - подумал Дмитрий, понимая, что всё равно не смог бы пронести его через терминал аэропорта. Он вышел в проход между сидениями. Сердце бешено колотилось в горле.
Парень с цепью, вышел вперёд и замахнулся. Евгения вскрикнула. Парень стеганул своим орудием наотмашь, но Дмитрий увернулся: цепь только вскользь задела его левую руку. Поэт вышел из манёвра и ударил ребром ладони в кадык противнику. Удар получился на славу: тот осел на пол; Дмитрий перешагнул через него и двинулся дальше.
Но Дмитрий не был Андреем Сабуровым, и для него шестеро противников было слишком. Поэт действовал, соотносясь с народной мудростью: "Вырубишь вожака, - остальные разбегутся". Вот этот - второй - подходил на роль вожака: по крайней мере, он держался надменнее, чем остальные.
Дмитрий попытался провести обманный манёвр, а потом задавить эту пьянь градом ударов школы "куда попадёт", но тот разгадал его план и увернулся. Поэт надеялся, что ему придётся сражаться с ними поодиночке, благо ширина прохода не давала им возможности ввязываться в драку по двое одновременно, но тут один из провинциальных "скинхедов" поскакал по лавкам, направляясь к перепуганной насмерть девушке. Это отвлекло внимание поэта, и он сразу получил сильнейший удар коленом в пах. Стиснув зубы от ужасной боли, он опустился на колени, но не упал. Тут же сверху прилетел удар кастетом в лоб, рассёкший кожу. Дмитрий растянулся на полу, обливаясь кровью, но был в сознании. Он видел, как поспешно покидают вагон рабочий и блеклая женщина, как двое бритых тащат по проходу брыкающуюся и плачущую Евгению, а за ними третий ведёт пострадавшего товарища.
Музыка неистово кинулась в его уши.
Время уходит, слетая золой с потолков,
Я думал, успею выйти из стаи волков,
Но из зимы нет выхода в мир,
Если она превращается в сладкий эфир.
Но время исчезло, и где же теперь этот мир? -
Всеми забыты, спят кудесники лир...
И, может, когда-то я обрету свой покой,
Что станет причиной смерти,
Дмитрий лежал, терзаемый болью, не в силах подняться. Он не знал, сколько провалялся в таком состоянии. Вероятно, чуть больше минуты, но ему показалось, что гораздо больше. Пару раз он предпринимал попытки подняться, но оба раза они заканчивались крахом, и он валился обратно.
Из тамбура, перекрывая вой магнитофона, послышался вопль девушки. Он дал поэту новые, доселе неведомые ему силы: одним рывком он вскочил на ноги, мгновенно позабыв об адской боли, и ринулся в тамбур.
Евгения ничего не понимала. До сей поры, мир казался ей безопасным, а все беды происходили "там - у них".
Когда её схватили своими грязными лапами двое бритых, она поняла, что на этот раз несчастье пришло к ней. Дмитрий лежал в проходе и ничем не мог ей помочь.
Ну, что они могут сделать? - лихорадочно соображала она. - Мы же в замкнутом пространстве! - Ну что?! Где же милиция?!
Но милиции, как всегда в самый нужный момент, поблизости не оказалось.
Девушку втащили в тамбур. Первое, что бросилось ей в глаза, было открытое пространство там, где должны были быть двери с надписью: "не прислоняться". За ним в сумраке мелькали дымчатые силуэты деревьев и столбов. Где-то вдалеке виднелись огонёчки автомобилей, спешащих по трассе.
- Ну что, сука, выбирай, - прокричал тот, которого Дмитрий определил, как вожака. - Либо ты сейчас даёшь нам всем, либо становишься на тёмный путь. - Он кивнул в сторону застопоренных в открытом положении дверей.
Его свора загоготала. Им явно понравилось, как красиво выразился их главарь.
Евгению парализовало. От навалившегося ужаса она не могла вымолвить ни слова. Тогда вождь пьяных и бритых толкнул её к стенке и прижал, пытаясь забраться под юбку.
Девушка закричала.
Спустя пару секунд, которые собравшиеся в тамбуре провели в оцепенении, сбитые с толку криком Евгении, двери из салона разъехались, и в проёме показался Дмитрий.
Магнитофон хрипел:
И я не познаю,
Больно в груди,
Вызвать на бой
Там, где-то в нём
Поэт ринулся на вожака. Остальная стая струхнула: такой ненавистью и решимостью горели глаза этого человека, что страшно становилось оказываться у него на пути.
Дмитрий схватил бритого за плечи и отшвырнул далеко назад. Тот едва не вылетел из электрички, но в последний момент успел уцепиться за поручень. Это спасло его от верной гибели. Спустя мгновение в его одежду вцепилось несколько рук остальных отморозков.
Поэт сгрёб девушку в охапку и попытался сбежать вместе с нею. Можно было добежать до первого вагона и, если на пути не встретится милиция, ломиться в кабину машиниста. Кнопку вызова наверняка нажал уже кто-нибудь из пассажиров, а если нет, то они ещё могли бы успеть это сделать.
Дмитрия скрутил приступ жесточайшей боли в паху. Он чувствовал, как по ногам из разбитой мошонки стекает липкая жидкость. Покалечили его здорово. Евгения, видя, что с её возлюбленным плохо, склонилась над ним.
Электричка стала замедлять ход; семафор на её пути предупреждающе сверкал красным глазом.
Беспредельщики тем временем очухались. В их головах уже не осталось ничего разумного, - только пьяная ярость.
Главарь с рыком подбежал к молодым людям, схватил поэта за шкирку и отшвырнул его вглубь тамбура. Затем схватил девушку, но та не собиралась сдаваться без боя; она действовала, как и он с Дмитрием: ударила его коленом в пах, правда, не с такой силой. Тот согнулся, взвыв от боли, и она плюнула ему прямо на бритый затылок.
Подключилась свора: они схватили Евгению за руки и удерживали их разведёнными.
Очухавшись, вожак уже не хотел заниматься с ней совокуплением. Он размахнулся и изо всех сил залепил девушке оплеуху, разбивая ей в кровь губы.
Она улыбнулась жуткой улыбкой:
- Ты не представляешь, что творишь.
Бритоголовый не ответил. Подошёл к ней вплотную, до сих пор морщась от боли, и толкнул прямо в пространство между застопоренных дверей.