Аннотация: Повесть написана в 2009г. Это попытка поразмышлять о том, что может произойти, когда человек решится перейти границы общепринятого понимания.
Андрей Дударев
Вход Господень в Иерусалим.
И когда вошел Он в
Иерусалим, весь город
пришел в движение...
Матф.21:10
Денис Иголкин работал в компании с названием "Плюмбум Вояджер" уже четыре года. Фирма занималась развитием сбытовой сети автомобильных аккумуляторов на территории Российской Федерации. В этой компании Иголкин состоял в должности регионального менеджера. Эта должность требовала некоторой оборотистости, интуиции и умения вести переговоры. Нужно было ездить в командировки, общаться с работающими и потенциальными клиентами, увеличивать объем продаж... Всё это делать на растущем рынке было нетрудно. Денис не обладал слишком уж большими способностями в области коммерции, но зато был добросовестным и аккуратным работником. Он не метил в руководители, не гнался за слишком большими деньгами, и коллеги его любили, хотя и считали немного странным.
Иголкин в свои тридцать два был мало понятным и трудно определимым человеком. С одной стороны, казалось, что он все время над чем-то усиленно думает (как будто решает сложную задачу), и эта дума придавала ему вид собранного и целеустремленного человека. С другой стороны, в нем чувствовалась какая-то особенная чрезмерная мягкость, которую по началу вполне можно было принять за вялость или слабость характера. Ходил он довольно любопытно: как-то полубоком, то здесь, то там зачем-то оглядываясь, как будто проверял, не изменилось ли то место, где он только что был. Денис был среднего роста, чуть толстоват, лицо имел простое с крупным носом, на носу примостились очки в черной оправе с круглыми стеклами. Еще была одна примечательная черта - растрепанные и торчащие в разные стороны черные волосы, как иглы у дикобраза. Может быть, от этой наследственной особенности и фамилия его происходила?
Жены у Дениса не было, своей квартиры тоже. Жил вместе с мамой в двухкомнатной хрущевке в г. Реутов Московской области. В менеджеры он попал в некотором смысле случайно. После института в бурные девяностые пытался работать в реутовском НПО Машиностроения инженером, но вынужден был уволиться - слишком уж мизерные зарплаты стали платить. И куда податься? Особо не разбираясь, по настоянию мамы пошел в менеджеры (сорвал объявление на столбе), хотя именно к менеджменту Денис был менее всего расположен. Немного комично выглядело, как он вел себя на работе, как разговаривал... Нужно заметить, что он, имея пытливый ум, был из тех, кто любит пофилософствовать, причем этот его философский (в широком смысле) интерес намного превосходил коммерческий. Доходило до курьезов: когда в деловом разговоре партнер позволял себе небольшое отступление, менеджер Иголкин вдруг так увлекался неожиданно открывшейся философской темой, что забывал о сути переговоров. Поэтому то, что такая амбициозная фирма, как "Плюмбум Вояджер" до сих пор держала в своих рядах этого Пьера Безухова с презентером в руках, иначе как чудом объяснить было трудно. Видимо, для чего-то он всё-таки был нужен в этом коллективе...
***
В жизни Дениса присутствовала ещё одна сторона - религиозная. Он был православный христианин. Каждая суббота - вечерня, каждое воскресенье - литургия. Раз в неделю - встречи в общине. Чтение Евангелия, святых отцов, современных церковных писателей... Пытался Денис ещё участвовать в оглашении, помогал вести воскресную школу для молодежи, иногда вместе с одним братом из общины ходил раздавать пищу в бесплатную столовую для нуждающихся... Но этого всего Денису казалось как-то мало. Уже давно в душе он решил для себя, что в духовной жизни ему хочется большего. Чего именно, Денис не знал, но понимал, что в том, как он живёт сейчас, есть какая-то двойственность...
Дело в том, что он считал, будто его христианство заканчивается на работе.
Конечно, он не скрывал своей веры, все знали о его взглядах, но проблема заключалась в том, что на работе, по мнению Дениса, его христианство не становилось в центр жизни, как это было в храме, в общине, на служении... На работе, хотел он того или нет, приходилось подчиняться суровым законам бизнеса и корпоративным нормам поведения. И это сильно тяготило его. "Если христианство не тотально, то почему на словах оно утверждает тотальность?" - думал он. "А если тотально, то, как сделать так, чтобы вся жизнь становилась служением? Как воцерковить всю жизнь целиком, а не только её сакраментальную часть?" Не смущали Дениса и слова Христа, сказанные в Евангелие богатому юноше: "оставь всё и следуй за мною". Оставить всё он был готов и даже сделал это однажды, когда в решительном порыве раздал все имеющиеся у него на тот момент сбережения бедным (по словам Дениса, тогда у него случилось первое мистическое озарение). Но в то же время он понимал, что вновь придется "это всё" зарабатывать, что жить за счет других - грех. И поэтому нужно как-то устраивать свою профессиональную судьбу. Более того, ту работу, какая у него была сейчас, Денис считал данной ему Богом...
Конечно, в этом всём сказывались юношеский максимализм, желание всего и сразу, незнание меры, времен и сроков. Но, с другой стороны, может быть, в такой постановке проблемы была и какая-то своя правда, какая-то своя грань Истины, которую стало привычно прятать за традиционными религиозными шаблонами?
Так или иначе, Денис жил с этим внутренним конфликтом в душе и не знал, как его разрешить.
***
Однажды в общине, которую Денис регулярно посещал, восполняя свою приходскую жизнь, состоялась тематическая встреча, где как раз разговор шел о воцерковлении всех сторон жизни. Все общинники были духовными чадами отца Марка, клирика одного из московских храмов. Выступавшие говорили, в основном, в таком ключе, что акцент в духовной жизни должен быть на служении и на том, что традиционно считается церковным делом: миссии, катехизации, духовном образовании, делах милосердия... А остальное приложится: Бог даст столько денег, сколько нужно. Выступавшие описывали различные случаи, как им открывались их служения.
Кто-то даже рассказал занятную еврейскую притчу о рабби Зусе, вера которого в помощь Божью была до смешного очень сильна. Когда Зуся вместе с общиной оказался без денег, он сообщил ученикам, что Бог обязательно поможет им вскоре. После этого сообщения рабби написал на листке бумаги двадцать два варианта, как помощь Божья может прийти к ним. На следующий день деньги действительно появились, но не одним из указанных Зусей способом. Тогда Зуся отогнул лист бумаги, и перед взорами изумленных учеников предстал ещё один "способ": "Бог не нуждается в моих советах".
Денис всю встречу молчал. Он внимательно слушал выступающих, с жадностью впитывал все свидетельства, но сердце его не находило удовлетворения. Как будто бы чего-то недоставало... Даже притча о Зусе не изменила его напряженный вид.
- Вы знаете, - сказал он, наконец, не вытерпев, словно с некоторой обидой, - всё это очень хорошо звучит, всё красиво, всё правильно. Но, по-моему, такая вот позиция - это половинчатость... Да, да! Половинчатость. Это снятие с себя ответственности...
- Какой ответственности? О чём ты говоришь? - с искренним непониманием спросила Марина Румянцева, довольно милая девушка лет двадцати пяти с черными вьющимися волосами, большими глазами и вздернутым носиком. Она, как и Денис, была такой вот правдоискательницей, не только правдоискательницей от христианства, но, что немаловажно, правдоискательницей внутри христианства.
- Есть же такое понятие, - продолжил Денис, - ответственность христианина за мир. А мы всё христианство хотим в дела милосердия спрятать, да в изучение традиции...
- Опомнись, Денис! - почти вскричал Иван Жогло (ровесник Дениса, он слыл знатоком греческого и еврейского языков). - О чём ты говоришь? Кто хочет спрятать? Мы говорим о служениях. Ведь жизнь христианина - это служение. Куда Дух Святой позовет, туда и надо идти...
- Вот именно! Куда Дух позовет! - Денис со значением поднял указательный палец вверх. В этот момент лицо его засветилось особой таинственностью. - Всех нас позовет и каждого в отдельности! Христос должен стоять в центре всей жизни. Мы забываем, что Христос - это Мессия, Мошиах по-еврейски. А что это значит, Мессия? Это значит, что с приходом Мессии меняется весь порядок вещей! Начинается новая жизнь... Главное служение Христа, Его главная харизма, как это принято у нас говорить, - это мессианская харизма... Не крест, как может показаться. Крест - это следствие зла мира сего, его могло и не быть...
- На счет креста я где-то такие размышления уже слышал, - вступил в разговор ещё один брат Кирилл Савельев (ему было, как Ивану и Денису тоже в районе тридцати двух лет, он был образован и воспитан, красив собой, одевался со вкусом, в одном богословском институте он читал курс истории новозаветной церкви). - Крест, действительно, - реакция мира на явление Иисуса, но с другой стороны по харизме и крест, т.е. каково служение, каков масштаб этого служения, таково и сопротивление зла...
- Именно! - подхватил Денис. - Зло сопротивляется тогда, когда видит конкуренцию себе, когда его спихивают с пьедестала. Зло обнаруживается как темный двойник блага. А поскольку этого обнаружения оно не выносит, то в этот момент и крест неизбежно возникает... И больнее всего зло ударяет Мессия! А в чём наиболее полно выражается это мессианское служение? В каком действии Христа?
Все недоуменно молчали, посматривая друг на друга. Никто в общине не ожидал такого резкого поворота разговора. И куда клонил Иголкин, тоже было непонятно. Конечно, за таким его пафосом скрывалось какое-то юродство (т.к. Иголкин иногда любил немного поюродствовать), но какое именно, пока разгадать не удавалось.
- Зачем нам всё это? - спросил Володя Поздняк, мужчина лет пятидесяти, занимавшийся по благословению отца Марка хозяйственными делами при храме. В общине в каких-либо спорах он обычно участия не принимал, т.к. вполне довольствовался своим "послушанием завхоза", как он сам говорил. - Почему мы должны отвечать на все эти вопросы? У нас совсем другая тема встречи.
- Нет! Пока мы с этим не разберемся, дальше двигаться нельзя! - Денис не на шутку разошелся. Он смотрел так уверенно и неумолимо, будто говорил сейчас то, что давно уже продумал, какое-то свое глубокое убеждение. - Полнее всего мессианское служение Христа выражается в Его готовности идти в Иерусалим и стать Царем! Церковь празднует это событие как "Вход Господень в Иерусалим". Креста без входа в Иерусалим не было бы. Помните, в Евангелие от Иоанна написано, что, когда Господь входит в Иерусалим, Он говорит: "Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон"? Название "Вербное воскресение" даже обсуждать не хочется, очевидно, что это игра на понижение... А мы с вами - народ Божий, христиане, должны разделять эту мессианскую харизму Христа, входить в свои маленькие Иерусалимы! Понимаете?.. Впрочем, у кого маленькие, а у кого и большие...
Недоумение не прекращалось. Но все потихоньку приходили к пониманию, что дело серьезное.
- Постой, Денис! - воскликнул Иван Жогло. - Ты, собственно, что сказать хочешь? Что христиане должны идти во власть? К политике призываешь, Иголкин? Царство Божье на земле установить хочешь? Иудейское понимание мессианства излагаешь?..
- Царство одно - парировал Денис. - Это наш падший разум все разделяет, а Царство Божье одно. И на земле, и на небе! В молитве "Отче наш" мы как раз об этом молимся: "да будет воля Твоя и на земле как на небе..." Христос царствует всюду! И власть постольку двойственна, поскольку она именно в этом падшем мире находится, когда она отрывается от Бога и становится "искушением властью". А в мире Божьем власть очищена от скверны и является одним из атрибутов божественного управления миром, не единственным, конечно. Собственно, Сам Бог и обладает полнотой власти, конечно, как и полнотой смирения... Есть, кстати, и обратное искушение для христианина: не добиваться власти, а отказываться от неё (само собой, при этом не стоит порабощаться разными институциональными формами). Поэтому кто-то из святых про умение взять власть говорил: "сам не напрашивайся, а если предложат, не отказывайся"...
- Это один из беседнических старцев так говорил, но по поводу старчества, т.е. если тебя старцем изберут, - заметил Кирилл Савельев. - У беседников, когда происходит поставление на служение нового старца, принято так думать... Если Дух Святой указал на кого-то, то этому человеку не следует отказываться...
- Правильно, но это ведь универсальная вещь, каждый христианин в каком-то смысле старец в мире сем, он должен быть "солью земли и светом миру", т.е. являть святость, праведность и мудрость Божью... То, что Церковь ушла из политики, как ты, Иван, говоришь, означает, что она эту область ответственности с себя сняла, отдала её веку сему.
- Почему ушла? - спросил Кирилл. - В протестантизме, например, никуда особо не ушла, а наоборот старается присутствовать и влиять на ситуацию.
- Вот именно! - с восторгом воскликнул Денис, - а, если бы не влияла, то никакой западной демократии и универсальных ценностей не было бы! Только подумайте, каким был бы мир без западной демократии, которую мы все ругаем, считая её атрибутом секулярного мира! Но здесь дело даже не в демократии только, а в чём-то большем... Я уже давно об этом думаю...
Денис после столь пылкого выступления остановился, осмотрел присутствующих. Кто-то мотал головой, как бы возражая, но не находя слов. Кто-то молчал, огорчаясь, что поставлен слишком сложный вопрос и что теперь так просто продолжить встречу не удастся, кто-то просто равнодушно поглядывал в сторону...
- Да, без Иерусалима Иисус был бы просто лидером общинного движения... - произнесла Марина Румянцева. - Но что же ты всё-таки предлагаешь? В политику идти?
- Не совсем, - обрадовался Денис, что хоть кто-то не выходит из обсуждения. - Я же сказал, что надо каждому свой Иерусалим найти. Вы помните, что согласно библейскому пониманию в Иерусалим надо именно восходить, снизу вверх, т.е. обретать его как служение, как дар... Это к тому же и аскетика, понимаете? Не обязательно всем именно в политику идти... Здесь важно не отрываться от благодати Божьей. Как говорил Иван: "куда Дух поведет"! А внешне... можно политикой заниматься, можно бизнесом, можно прочими делами: искусством, культурой и т.д. Почему так важна политика? Возможностей больше! Больше влияния, многое можно сделать, лучше поэтому, чтобы политика была с человеческим, а значит, христианским лицом. Вот, смотрите, - Денис достал из сумки небольшую папку с напечатанными листами текста, там было страниц пятьдесят. - Я здесь многое изложил. Это основные тезисы и богословские обоснования...
- Звучит, как неумная сказка, - в досаде, поняв, что в нормальное русло встречу уже не вернуть, сказала Елена Викторовна, женщина лет шестидесяти, христианка со стажем и преподаватель музыки.
- Умная или неумная, - примирительно ответил Кирилл, - а мы обязаны выслушать брата хотя бы даже в духовно-терапевтических целях. Не забывайте, что христианство, помимо всего прочего, ещё и терапевтическая реальность...
- Да пусть говорит, пожалуйста, - уступила Елена Викторовна, - только как бы потом всех нас не пришлось тоже подвергать терапевтическому воздействию... У меня только одна просьба. Покороче, пожалуйста, со своими тезисами, а то многим ещё домой далеко ехать... Темно, знаете ли...
***
После необходимой паузы (кто-то подлил себе ещё чаю, кто-то устроился поудобнее на диване) Денис уверенно, словно докладчик, разложив листы перед собой, приступил к своему сообщению.
- Текст мой так и называется, - начал он, - "Вход Господень в Иерусалим", прямо по существу. Это нечто вроде эссе по жанру... Три небольшие главки. В первой я говорю о трёх периодах в церковной истории: доконстантиновском, константиновском и постконстантиновском. Сейчас, как вы сами знаете, и Кирилл не даст соврать, мы с вами живем в конце константиновского и начале постконстантиновского периода...
- Не все, конечно, эту точку зрения разделяют, - заметил чуть смущенный Кирилл, но мнение известное, по крайней мере...
- Во второй главе я говорю о некоторых экклезиологических моделях (поместно-приходской, евхаристической, общинно-братской и пневматологической). И говорю далее, что характер христианского служения во многом определяется той экклезиологической моделью, которой данный субъект коммуникативного действия пользуется в качестве богословского языка. Здесь, конечно, есть разные акценты и разные выводы, довольно любопытные...
- А попроще нельзя было терминологию подобрать? - спросил Володя Поздняк.
- Там нет ничего сложного, просто надо войти в контекст рассуждения... - ответил Денис. - Конечно, мои симпатии на стороне пневматологической экклезиологии, но в этом дискурсе довольно трудно вести дискуссию, требуется ни много, ни мало профетическое вдохновение...
- Да уж! - воскликнул Иван Жогло. - И что же? Есть такие, кто может вести рассуждение в этом дискурсе?
- А на этот вопрос как раз и пытается ответить третья глава. В ней я пытаюсь дать примеры жизни людей, служения которых так или иначе удобнее описывать именно в этом дискурсе. Но это, конечно, сложно, т.к. примеров таких у меня пока не много накопилось, и каждый нужно особым образом объяснять...
- А почему текст "Вход Господень в Иерусалим" называется? - спросила заинтригованная Марина Румянцева.
- Потому что венчает всё мессианское служение Христа! И люди, так или иначе, входят в это служение... Т.е. вся работа пытается найти смысл того, в чем же это мессианское служение заключается, и что надо делать сейчас в наше время. Вопрос исторического времени и исторических возможностей у меня чрезвычайно актуален.
- А мне нравится! - воскликнул Кирилл Савельев. - Такие задачи только настоящий рыцарь себе ставить может!
Марина Румянцева с интересом посмотрела на Иголкина. Сейчас он вдруг показался ей не таким, как иногда раньше - невзрачным философствующим тюхлей. Будто какая-то скрытая энергия внезапно реактивировалась в нем и придала ему доселе отсутствующие черты яркой мужской привлекательности.
***
- Ну, так вот, - продолжил Денис, - перехожу к первой главе, о периодах церковной истории. Я попробовал немного раскрыть, в чём всё-таки три обозначенных периода отличаются друг от друга. Конечно, то, что я сейчас скажу, будет лишь пунктирным обобщением. Но всё же... Наберитесь немного терпения, постараюсь вас сильно не утомлять. Представлю вам только выжимки, в работе у меня всё подробнее описано... Итак. По-моему, для доконстантиновского периода церковной истории характерно совпадение мистических, мистериальных и канонических границ церковного собрания. Вне церковного собрания - невоцерковлённый, во многом враждебный и не имеющий понятия о Благой вести языческий или ветхозаветный окружающий мир. Поэтому в церковной жизни общинное измерение преобладает над общественным...
- Что это ещё за "общественное измерение" церковной жизни? - спросил Иван Жогло. - Личное измерение знаю, общинное - знаю, а общественное - нонсенс какой-то, "мир сей во зле лежит", не может быть никакого общественного измерения...
- Подожди, Иван, я после дойду до этого пункта, - ответил Денис.
- Ну ладно, только когда после?..
- Это пункт, вообще, вытекает из монотеистического принципа единства всего бытия, т.е. всё творение именно Богом содержится как единое, а значит и общество тоже Богом так или иначе ведется, т.е. и в обществе промысел Божий происходит... В противном случае Бог не был бы Творцом, который заботится о творении... Отсюда и "общественное измерение"... Ну, так я продолжу. Ещё для доконстантиновского периода характерны неразделённость церкви на юрисдикции и, что существенно, параллельное существование церкви и государства - это по сути два непересекающихся мира, лейтмотивом к такому положению дел служат слова Евангелия: "отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу".
- А я опять думаю, - вновь влез Иван, - что эта фраза Христа на все времена, т.е. до второго пришествия, а не только для доконстантиновского периода.
- Конечно, здесь можно спорить, - ответил Денис, - но я сейчас хочу пока общую концепцию изложить, а частности потом разобрать можно будет...
- Нам что тут до утра сидеть? - с явным недовольством вставила Елена Викторовна.
- А что? Древние христиане до утра часто и сидели... - заметил никуда не спешащий Кирилл. - Почему бы и нам не попробовать?
- Лично я не намерена!
- Так вот, - вновь попытался продолжить Денис, - в константиновский период ситуация меняется. Происходит слияние церкви и государства с, как правило, зависимым положением церкви. В церкви на макроуровне преобладают монархические тенденции в виде папства (на западе) или патриаршества (на востоке) и клерикализм. В духовной жизни упор на личное, а не общинное (и тем более не общественное) благочестие...
- Опять какой-то странный термин, - не утерпел Иван. - Что это ещё за общественное благочестие?
Денис, не отвлекаясь на реплику, снова продолжил:
- Как ответ на обмирщение слившейся с государством церкви возникают компенсаторные духовные движения, в основном, монашеского типа. Как архетип этой ситуации можно привести близко к сердцу понятые преподобным Антонием Великим слова Евангелия "продай всё и следуй за мной" - отсюда монашеский уход из мира...
- Опять же, это универсальная фраза, - не унимался Иван.
- Из-за псевдовоцерковленности общества с одной стороны наблюдается юрисдикционный беспорядок, а с другой - тенденции контрмиссии. Заканчивается этот период кризисом константиновской парадигмы церковной жизни. Как следствие, массовый отход людей от церкви, богоборчество, циничный атеизм, разгул бесправия, мировые войны и т.д.
- Что касается константиновского периода, - решил заметить Кирилл, - взгляд довольно верный. Я бы ещё добавил, что многие болезни в церковной жизни оттого, что Церковь не заметила суда Божьего над собой в двадцатом веке. Как будто бы ничего не было...
- Что же ей теперь, на колени стать и благодарить гонителей? Дескать, Богом посланы... - попытался оспорить утверждение Кирилла Володя Поздняк.
- Не посланы, а попущены... - ответил Кирилл, впрочем, давайте дослушаем Дениса.
- Хорошо, я продолжаю. О постконстантиновском периоде церковной истории мы пока можем говорить только в перспективе надежды. Если попробовать обрисовать основные черты постконстантиновской парадигмы, то она мне видится примерно так. Происходит восстановление евхаристического, общинного и братского измерений церковной жизни (в противовес индивидуалистическому благочестию). Теперь иночество в миру это скорее не столько внутренняя эмиграция, сколько активная общественная позиция. Христианин уже в полной мере берет на себя ответственность за мир, а Церковь за общество, но не в редуцированном теократическом понимании, а глубинном онтологическом, и здесь Церковь мыслится как реальность духовная, а не институциональная. Церковь противостоит злу на личностном, общинном и общественном уровнях. Церковный народ берет на себя ответственность за церковный и общественный макроуровень. Он пытается контролировать и обличать государство через систему разделения властей и частичное водворение моральных ценностей как законодательных актов (декларация прав человека и т.д.). Религиозное мироощущение обогащается за счет извлечения уроков (с учётом положительных моментов) из гуманистического и других достижений мысли девятнадцатого и двадцатого веков. Экклезиологический дискурс подвергается деконструкции с обретением более пригодного, деэллинизированного богословского языка. В церковную жизнь возвращается апостольский идеал соборности, когда воля Божья может открываться через любого члена церковного собрания, а не только предстоятеля - отсюда смещение акцентов в духовной жизни с "ангелоподобного" послушания, характерного для стереотипного восприятия константиновской эпохи, до "богоподобного" самостояния, при котором человек сам свободно ответственен за все свои поступки... Но такого рода демократия, без которой настоящая соборность, на мой взгляд, невозможна, предполагает наличие церковного демоса, а у нас пока сплошь и рядом церковный охлос... Так что, видимо, долго ждать придется...
Денис, опасаясь, что его перебьют, старался выговорить всё быстрее, отчего получилось довольно сбивчиво, в конце он вообще как-то бессильно оборвал. Но всё равно, судя по лицам, какие-то основные мысли были схвачены...
- Прямо какая-то политическая программа, - первой отреагировала Елена Викторовна.
- Явно плывут некоторые термины, - заметил Иван Жогло. - Это я вам как филолог говорю. Что это, например, такое: "деконструкция экклезиологического дискурса"? Нет, вы только вдумайтесь! Что это? Сначала до основания разрушим, а затем построим? Так что ли?
- А, по-моему, это как раз понятно, - вмешался Кирилл Савельев. Деконструкция экклезиологического дискурса - это нечто вроде феноменологической редукции Гуссерля, как я понимаю, когда надо реактивировать или обрести утраченные или не найденные ещё гуманитарные смыслы. Верно, Денис?
- Верно, - ответил Иголкин. Они с Кириллом вместе посещали философский кружок и поэтому могли иногда использовать специальную терминологию. - Только в данном случае не феноменологической редукции, если уж на то пошло, а, скорее, трансцендентальной, но это уже частности. Иван назвал себя филологом, а я в таком случае себя философом назову. И уже как философ хочу вам заметить: с каких это пор философия стала служанкой у филологии? Не должно этого быть! Ещё Эмманюэль Левинас это говорил...
- Кстати, в церкви после двадцатого века в некотором смысле, действительно, разрушено всё до основания... - с грустью произнес Кирилл. - Так что и ты, Иван, прав в своей интерпретации.
- А мне про самостояние понравилось, - ввернула Марина Румянцева. - Ведь верно: послушание - это некий духовный кокон православных. Он не дает им в новый размах выйти, поэтому дальше монастыря православная мысль не простирается. Действительно, человек не ангел, точнее, ангел - это как бы недочеловек, хотя он и касается горних сфер, поэтому предел ангела - послушание... Или его антипод - полное непослушание, противление, тогда ангел превращается в демона. В человеке не только так, человек - это сотворец, он подобен Богу, отсюда и самостояние, только самостояние дает возможность дышать полной грудью. Никогда человек не удовлетворится послушанием. Слышите? Никогда!
- Это потому ты от жениха своего после обручения ушла, что слушаться его не хотела? - съехидничал Иван Жогло. - Не разделял он, похоже, твои взгляды... Феминистические они, по сути, и больше ничего.
- Я не вопрос взаимоотношения полов сейчас рассматривала, а вопрос отношений человека с Богом и человека с человеком. Зачем же так передергивать?
- Послушание - это важная аскетическая добродетель, - вступил в дискуссию ещё один доселе молчащий брат Гриша Стукалов. Все знали, он жил довольно строгой аскетической жизнью. - Почитайте преподобного Силуана Афонского, например. Более того, некоторые люди добровольно готовы идти на послушание из-за доверия духовно опытному человеку или ради совместной жизни, или даже ради возможности совместного творчества...
- Никто против послушания в личном, аскетическом и вольно-творческом плане не выступает, - ответил Денис. - Речь идет о развороте в социум: в общину или общество, когда могут возникнуть конфликтные ситуации. А здесь одной аскетики мало. Социальные проблемы аскетически не решаются. По определению, кстати, потому что аскетика именно личностью занимается... Тем более, что послушание часто является оправданием подлости. Едет какой-нибудь священник по заданию епископа разрушить церковный приход и говорит себе и другим: "вся ответственность на епископе, я только по послушанию действую, а послушание церковное превыше всего".
- Ну да, - подхватила Марина, - социальные проблемы, если пытаться их решить аскетическими средствами, часто только консервируются... Послушанию обязательно нужен общественный противовес. В демократическом обществе это система разделения властей и свободные выборы.
- Марина, ты забываешь, - вновь присоединился к разговору Иван, - что Церковь это не общество. Это в обществе демократия, а в Церкви - послушание...
- У Церкви, к твоему сведению, - бойко ответила Марина, - есть такое качество, как соборность! А без демократии никакой соборности не будет. Об этом же Денис довольно доходчиво рассказал... Более того, именно в Церкви демократия и возможна, т.к. демократия предполагает наличие ответственного народа, т.е. демоса. А вне Церкви возможна только охлократия, т.к. народа нет, а есть толпа. Поэтому, если в нашей церкви есть только послушание, значит, можно говорить, на какой стадии духовной жизни мы сейчас находимся, на стадии толпы, а не демоса... Печальная констатация, не правда ли?
- Слышал бы вас сейчас отец Марк, - с хитринкой в глазах сказал Володя Поздняк. - Всех бы от причастия отлучил за ересь. И охота вам всем этим вздором заниматься?
По всему видно было, он мало что понял.
- А я так, например, со многим согласен, - в который раз уже поддержал Дениса Кирилл Савельев.
- Поэтому, Кирилл, и на кафедре тебя не ценят. Слишком много сомнительных мыслей допускаешь, - вновь вступила в дискуссию Елена Викторовна. - Не дают быть руководителем студентов и вообще считают крайне ненадежной личностью... Давно бы уже защититься мог...
- Не это главное, Елена Викторовна, - с улыбкой во взгляде ответил Кирилл, - есть такая вещь - любовь к Истине называется, хоть и пафосно звучит, но не грех об этом вспоминать иногда... А соборность - это "мы", состоящее из многих "я", только вот штука здесь в том, что ни одно "я" нельзя обойти, а для этого нужна процедура, а процедуру только демократический подход может помочь соблюсти...
- Постойте, братья и сестры! - воскликнул Денис. - Я ещё не закончил. Мне немного осталось. Потом диспут откроем, если захотите... Позвольте я всё-таки продолжу... Перейду ко второй главе. Пропущу про три первых экклезиологических модели, сразу скажу о четвертой - пневматологической экклезиологии, поскольку первые три: поместно-приходская, евхаристическая и общинно-братская вам уже достаточно хорошо известны. Если коротко, пневматологическая экклезиология - это экклезиология даров Духа Святого, она как модель описывает, собственно, действие Духа Святого в Церкви, а Церковь здесь - это мир и человек. Не только приход, не только евхаристия, не только община даже, а мир и человек, это важно! А если человек, то, значит, и общество как социальный всечеловек. Процитирую немного отца Сергия Булгакова...
- Нет-нет! - взмолилась Елена Викторовна, - не надо Булгакова, предлагаю никакого диспута не открывать и закончить встречу. Уже довольно поздно. Лично я встаю и ухожу.
Она действительно встала и, пробираясь между спинами сидящих и мебелью, направилась к выходу..
Вслед за ней двинулись со своих мест ещё несколько человек. В основном пожилые сестры.
- Да уж, давайте заканчивать, - подхватил Иван Жогло, - итак довольно много слушали. Как-нибудь в другой раз поговорим.
- Конечно, конечно, - раздались другие голоса, - а сейчас пора со стола убирать...
Весь этот разговор оборвался также резко, как начался. Встреча довольно спешно завершилась, и через двадцать-тридцать минут в квартире оставалась только одна хозяйка.
***
Денис до метро шел вместе с Кириллом. Он был заметно расстроен тем, что община, по сути, отвергла все его, как ему казалось, духовно-актуальные мысли. "Пришел к своим, и свои не приняли Его", - вертелась у него в уме цитата из Евангелия.
- А о чём ещё ты хотел рассказать? - спросил Кирилл после довольно долгого обоюдного молчания.
Была холодная январская ночь 2007-го. В Москве уже несколько недель стояли сильные тридцатиградусные морозы. Снег скрипел под ногами. Оба молодых человека были тепло одеты, в перчатках и шапках, мороз лишь покалывал их лица, поэтому от погоды они испытывали только ощущение восторга и бодрости. Ярко на чистом небе светила Луна. Друзья шли стремительно, но ощущение было такое, что головы их перемещаются чуть медленнее, как бы отдельно от тел, будто сознание их пребывало сейчас где-то в другом пространстве, в котором и физические законы преломляются. Над обоими идущими зависла чуть заметная светлая дымка, которая двигалась вместе с ними...
- Я хотел ещё немного рассказать про пневматологическую экклезиологию, - ответил Денис. - Т.е. о том, что мы о Церкви привыкли говорить определенными штампами, и эти штампы существенно мешают нам в жизни раскрыть смысл и сущность христианства... Например, чтобы говорить о христианском служении Солженицына, нужен совсем другой дискурс... Говорят: Солженицын был неофитом, когда своим поступкам стал придавать христианский смысл. Но при этом забывают, что и апостол Павел тоже был неофитом, когда, по сути, повернул всё христианство...
- Ну да, в этом что-то есть, - поддержал Дениса Кирилл, - А ты читал нашумевшее в свое время Великопостное письмо Солженицына Патриарху Пимену?
- Читал, конечно!
- А отзывы известных священников на это письмо читал?
- Ты имеешь в виду о. Всеволода Шпиллера и архимандрита Сергия Савельева?
- Да. Кроме того, есть ещё письмо о. Сергия Желудкова...
- И это я тоже читал. Более того, есть ещё отзывы о. Александра Шмемана и Никиты Алексеевича Струве. Последний отзыв мне более всего понравился, кстати.
- И что ты по поводу всех этих отзывов думаешь?
- Я думаю вот что. Все оппоненты Солженицына - церковные люди, причем не последние церковные люди, заметь. Каждый из них по-своему довольно прогрессивен. Но Солженицын среди них, как библейский Иов среди своих друзей. Почему так? Потому что он ближе к Богу, он среди них как старший в Церкви, он точнее волю Божью выражает. Солженицын более всего подобен Христу именно в своем всеохватном действии. Если ты помнишь, он же не только Патриарху писал, а также Съезду писателей, вождям Советского Союза и так далее. Почему? Потому что он чувствовал ответственность за все общество и всю Церковь, не только за микро, но и за макроуровень. А это уже мессианская ответственность. Он мог бы уйти в подполье и жить тихой общинной жизнью, так многие жили в то время... Но Христос, окажись он на его месте в то время, этим бы не удовлетворился. Он обязательно пошел бы в Иерусалим! Вот и Солженицын пошел. Только Иерусалимом для него в то время была атеистическая Москва...
- Да уж! Высоко берешь! - воскликнул Кирилл. - У меня от этих мыслей даже в ушах зазвенело.
- А как ты хотел? У Солженицына путь очень высок, под куполом!
Некоторое время помолчали.
- Но у тебя же там в твоих примерах не только Солженицын есть? - нарушил затянувшуюся паузу Кирилл.
- Не только. Шемякин, например, с его метафизическим синтетизмом... Но Солженицын наиболее яркий. Есть ещё другие примеры из общественной жизни, из культурной, но здесь мессианскую харизму, конечно, труднее разглядеть... В бизнесе, правда, примеров совсем нет... А без бизнеса, по любому, мессианская картина до конца не выстраивается...
- А ты знаешь, что по поводу бизнеса Левинас говорил?
- Что?
- Точнее, не по поводу бизнеса, а по поводу соотнесения духовной жизни и экономики?
- И что же? Разве есть у него это? Где? В какой работе?
- Кажется, где-то в "Мессианских текстах"... Он говорил, что духовная жизнь по своей сути есть жизнь нравственная, и её преимущественное место - экономика. Так что ты со своей направленностью на бизнес на верном пути...
- Ты знаешь, я читал недавно Макса Вебера, его известную работу "Протестантская этика и дух капитализма", в которой автор по сути доказывает, что весь капитализм и экономический прогресс в Европе 18-го - 19-го веков - следствие перенаправленности аскетических усилий от традиционной монашеской аскетики с упором на обособление и личностное самосовершенствование к так называемой мирской аскезе, когда ревнитель веры вынужден осуществлять свои аскетические идеалы в рамках мирской профессии...
- И что? Ты с этим согласен?
- Ну да!
- А не умаляется ли у Вебера значение личности? Труд трудом, профессия профессией, но не приведет ли эта аскетика к производственному и офисному рабству? Разве в этом христианство? Сколько у нас примеров того, что работа и труд опустошают человека, лишают его свободы, выжимают все соки?
- Да, ты прав, Кирилл! Я тоже думал об этом. Поэтому православный ответ на эту "протестантскую" этику должен быть где-то посередине. Т.е. и интересы дела учесть и личность не ущемить, а это значит, что надо поставить любовь во главу угла и в бизнесе тоже.
- И как же это возможно? Ты же понимаешь, что теория тут ничего не сделает, нужна практика, т.е. непосредственный опыт.
- Да, пожалуй, ты прав. В этом-то и сложность. Я не вижу человека, который мог бы и хотел бы попробовать осуществить этот эксперимент. Конечно, попытки кое-какие были, но получался обычно только христианский социализм и больше ничего.
- Ты о Неплюеве и его опыте?
- В том числе...
Некоторое время шли молча, осмысливая и впитывая в сознание то, что было сказано. Шаги их ускорялись то ли от холода, то ли от какого-то нетерпения.
- И что, совсем нет, говоришь, человека? - почему-то переспросил Кирилл.
- Ну да, совсем...
- Нету?
- Нету.
- Ни одного?
- Ни одного...
- Вот ты тогда и стань этим человеком! - неожиданно громко воскликнул Кирилл, так что оба даже остановились, как будто натолкнулись на какое-то препятствие или как будто молния внезапно пронзила обоих... - в собственной жизни покажи, как работает твой богословский подход, подкрепи теорию практикой... Ты ведь, кажется, в коммерческой сфере работаешь... Вот и продемонстрируй правоту собственных убеждений применительно к бизнесу...
- Но для этого надо сначала во главе бизнеса встать, ведь это непременное условие "мессианского" подхода, - попытался поспорить Денис.
Но Кирилл словно не услышал этого.
- Как называется та компания, в которой ты работаешь? - спросил он.
- А зачем тебе? - встревожился Денис.
- Ну так, для любопытства...
- "Плюмбум Вояджер", - тихо ответил Денис.
- Как?!
- "Плюмбум Вояджер". Что в переводе означает "Свинцовый путешественник". Наша компания автомобильными аккумуляторами занимается, а они свинцовые, ну и название отсюда...
- Великолепно! Прямо какой-то Led Zeppelin получается... Нравится тебе Led Zeppelin?
- Да, нравится, хотя я вообще-то больше King Crimson люблю.
- Вот и отлично... Посторонись, Плюмбум Вояджер взлетает! - не на шутку развеселился Кирилл.
Последнее предложение Кирилла несколько озадачило Дениса, такой разворот он не рассматривал.
Характерно, что на последующих встречах община не возвращалась к этому вопросу, с Кириллом тоже разговоров не было, и Денис, по сути, остался один на один со своими мыслями.
***
Между тем Денис посчитал, что, если церковное собрание отвергло его предложения, то это во многом потому, что не удалось внятно донести до слушающих написанное. И он решил опубликовать свое сочинение. "Может быть, через публикацию найдется тот человек, - думал он. Через некоторое время текст был разослан в редакции нескольких "толстых" литературных журналов. И вот, вскоре одна из редакций откликнулась: текст был принят к публикации...
Когда по почте Денис Иголкин получил свежий номер журнала, он долгое время ходил сияющий. "Если редакция приняла текст, значит мысли стоящие" - думал с надеждой он. Но эйфория довольно быстро прошла, а ожидаемый человек так и не нашелся. Когда же он принёс журнал в общину, община как-то холодно отнеслась к известию о публикации, только Кирилл заинтересовано поздравил... А остальным нецерковным знакомым, кому он этот журнал показывал, и вовсе, казалось, нет никакого дела до "узкоцерковной темы"...
***
Жизнь Дениса текла своим чередом. Он продолжал работать в "Вояджере" и ездить в командировки. Фирма в путинские двухтысячные развивалась динамично: росла клиентская база, увеличивались оборот и прибыль, коллеги по работе пересели с отечественных автомобилей на иномарки, а учредитель, он же директор построил себе новый коттедж в ближнем Подмосковье...
Денис тоже несколько поправил свое материальное положение: сделал ремонт в квартире, приоделся... Треть зарплаты он, как и раньше, отдавал на нужды церкви и нищим.
***
Два раза в год вся фирма выезжала на корпоративный выезд. Обычно это происходило на выходные с одной или двумя ночевками. Это был бесплатный подарок руководства. Хотя, конечно, всем известно, что бесплатного в этом мире ничего не бывает. Выезд был, как шутили в советские времена, добровольно-принудительный. Кто ездил, считался лояльным к руководству, кто не ездил, вызывал подозрение, поэтому все менеджеры были обязаны участвовать. Денис не любил эти поездки. Спаянность коллектива, которая, по мнению директора, должна была возникать на корпоративах, казалась ему фальшивой, а застолья с алкоголем, тостами, восхваляющими фирму, и слюнявыми объятьями ничего кроме отвращения не вызывали. И, тем не менее, Денис ездил.
Наступил май 2007-го. В этот раз было решено поехать в два города: Суздаль и Владимир с ночевкой в Суздале. Предполагалась и культурная программа: экскурсии по памятникам архитектуры, которые в этих древнерусских городах наличествовали в избытке.
Во время экскурсий некоторые из коллег демонстрировали православную обрядность: крестились перед входом в храмы, женщины повязывали платочки. Денису смешно было за этим наблюдать. Он, недавно получивший духовное образование, конечно, знал цену всем этим знакам принадлежности к традиции. Эти знаки, к сожалению, давно уже отделились от духовной жизни и существовали как-то отдельно, не столько связывая с традицией, сколько подменяя её... Во время поездки Денис часто думал про себя: "и какое дело им всем до настоящего живого присутствия Духа Божьего, которое внезапным порывом охватывает человека и потрясает его ум и чувства настолько, что он уже не в состоянии этого забыть"... "Они ведь все не того ищут, слушая, не слышат и, смотря, не видят"... Денис глядел на коллег не высокомерно, скорее, с жалостью. Так, пожалуй, человек с хорошим музыкальным слухом смотрит на тех, кому "медведь на ухо наступил".
Директор Креплов Ефим Павлович, который был всего на пять лет старше Дениса и которого многие партнеры панибратски звали просто Ефим, тоже размашисто крестился, входя в храмы, и благоговейно слушал экскурсоводов, как будто именно они должны были поведать о тайнах духовного мира. Известно было, что он соблюдал Великий пост и на праздник Крещения Господня купался в проруби.
Когда сотрудники "Вояджера" вошли в Успенский Собор во Владимире и, задрав головы кверху, разглядывали храмовые росписи Андрея Рублева, Ефим Павлович неожиданно подошел к Денису и с прямотой, какая бывает на планерках, спросил:
- Ну что, Денис, нравится? Это же знаменитый Андрей Рублев! Ты в курсе?
- Да, в курсе. Но меня больше другой вопрос интересует, - нашелся менеджер Иголкин, - возможна ли та жизнь, которая была в общине учеников преподобного Сергия Радонежского (в их число входил и Андрей Рублев), в наше время?
- Это ты о чём? - не понял директор.
- О том, что на фресках изображено, о христианстве, а вы о чем?
Ефим Павлович на мгновенье задумался. В это время экскурсовод попросил не разговаривать и не отвлекаться.
Этот диалог в тот день не имел развития, и, казалось, разговор о христианстве не всплывет больше между менеджером Иголкиным и директором. Но такое предположение, как обнаружилось впоследствии, было неверным.
***
Коллектив фирмы благополучно вернулся из поездки. Через какое-то время на сайте компании появился фотоотчет: улыбающиеся сытые и заплывшие от спиртного лица на фоне русских древностей.
***
Недели три спустя произошло следующее. Коллега Дениса менеджер Олег Кнопкин, когда в рабочее время просматривал любимые Интернет-сайты, набрел на сайт Журнального зала: www.magazines.russ.ru. Там помещалась информация о наиболее ярких публикациях в "толстых" литературных журналах последнего месяца. Он частенько заглядывал туда в свободное от обзвона клиентов время и читал с монитора новинки. И вдруг Кнопкин в аннотации одного из журналов увидел фамилию своего коллеги менеджера Иголкина. Сначала он подумал, что ему показалось. Но потом, сравнив имя, фамилию и название статьи, которая была опубликована в разделе "Публицистика", он подумал, что, скорее всего, это не совпадение. Статья называлась "Вход Господень в Иерусалим".
Кнопкин повернулся к Иголкину, их столы стояли рядом друг с другом.
- Смотри, что я нашел! - шутливо сказал он Денису. - Какой-то умник задумал на религиозные темы писать!
Надо сказать, что Олег принадлежал к одной из протестантских церквей. Они с Денисом часто разговаривали о Новом Завете и церковной истории. Роднило их то, что оба презирали конфессиализм и считали, что их единство во взглядах и жизни лишнее доказательство ущербности узкоконфессионального подхода в христианстве. Они интуитивно тянулись к льюисовскому "просто христианству".
Денис повернулся к Олегу и стал вглядываться в его монитор. Через некоторое время он узнал свою недавно напечатанную статью. Краска покрыла лицо Дениса от смущения.
- Ну что ты скрытничаешь? - задорно воскликнул Олег. - Здесь не скрытничать надо, а радоваться! Сейчас по внутреннему чату разошлю всем известие, что на фирме литературная звезда появилась!
- Постой... - робко попытался остановить коллегу Денис.
Но Олег уже не слушал его. Он быстро состряпал текст "сенсации дня". Через некоторое время поглазеть на "знаменитость" пришло довольно много сотрудников, почти половина "Вояджера". Отметилась даже Таня Смагина из рекламного отдела. Эта девушка нравилась Денису, но с ним до сего дня она держалась равнодушно холодно.
- Надо же, а я не ожидала! - с восхищением сказала она. - А ты, оказывается, литератор! Круто! Хочешь, сегодня вечером после работы до метро вместе пойдем? О литературе поговорим...
- Тебя же обычно Костя Расшибаев подвозит на своем BMW...
Костя Расшибаев был заместителем генерального. Второй после Креплова человек. Его на фирме немного недолюбливали и побаивались. Знали, что он имел обыкновение выпивать соки из подчиненных. Именно он внедрил так называемые американские способы управления: ввел плановую систему мотивации для менеджеров, убрав простой, но человечный и эффективный процент с продаж, установил прослушки, видеокамеры, отключил аську, придумал многочисленные штрафы... После таких нововведений несколько сотрудников, не выдержав унижений, уволились. Но Креплов давал Расшибаеву карт-бланш и никого больше не слушал.
- Костя сегодня уедет раньше, и меня пока никто не приглашал в свою машину, так что пользуйся случаем.
- Я подумаю...
Таня, конечно, нравилась Денису, но входить с ней в доверительные отношения он остерегался. Таня была из тех женщин, кто с легкостью может управлять мужчинами, зная, что красота её дает ей власть над ними. Гордая и строгая, всегда по-деловому элегантно со вкусом одетая, она олицетворяла собой требовательную безупречность, как бы вынуждая и мужчин, оказавшихся с ней рядом, быть угодливыми исполнителями её повелений. Прямые каштановые волосы и прямой нос на красивом, но каменно-равнодушном лице как бы подчеркивали стройность её длинных ног. Твердая быстрая походка свидетельствовала о решительном и непреклонном характере, в котором заключалась довольно большая сила. Но в этой силе от неумения сдерживать её всегда, когда нужно, присутствовала также и слабость, т.к. не обреталось необходимое для гармоничной жизни равновесие. Видя это, некоторые мужчины испытывали к Тане особое нежное чувство жалости, о котором Достоевский писал, что оно может быть больше любви. Смагина была не замужем, но это потому, что никак не могла выбрать достойного. Многие вертелись вокруг неё, но сердце Тани оставалось холодным.
У Иголкина уже был опыт влюбленности в такую вот женщину-вамп. Это было лет десять тому назад: тогда три года безнадежных ухаживаний привели только к расстроенным нервам. Поэтому он не спешил давать волю своим чувствам, зная, что чувства могут быть здесь очень обманчивы.
С Таней до метро менеджер Иголкин в тот день не пошел.
***
Вскоре приблизился конец месяца, а с ним и итоговое собрание. На итоговое собрание обычно собиралась вся фирма. Приезжали представители регионов, поднимались со склада карщики в замасленных комбинезонах, заранее приходили работники бухгалтерии, ведомые пожилым пунктуальным главным бухгалтером Геворгом Погосовичем Нарцисяном.
Как обычно, сначала выступили руководители московского и регионального отделов, поделились результатами продаж за месяц. Затем слово взял начальник отдела логистики Илья Звонарев, после него кладовщик Плетнев, потом заместитель генерального Расшибаев, и, наконец, сам генеральный директор и владелец "Вояджера" Креплов Ефим Павлович.
В своей речи он рассказал о дальнейших перспективах развития компании. После этого Ефим Павлович поздравил лучших сотрудников месяца, вручив им памятные медальки (тоже "американская" идея Расшибаева).
- А теперь я хотел бы сказать ещё об одном, - завершая свое выступление, продолжил директор. - Я хочу отметить ещё одного нашего сотрудника... Недавно мне сообщили, что в нашей среде работает человек, чья большая статья недавно была опубликована в одном из "толстых" литературных журналов. Мы информацию об этом обязательно поместим на сайте, фирма должна гордиться такими кадрами. Я начал читать эту статью, и, скажу вам, написано очень оригинально, вдумчиво... Видно, что человек разбирается в предмете... Вы уже поняли, о ком я говорю... Итак, я хотел бы поздравить с публикацией нашего коллегу Иголкина Дениса!
Раздались довольно бурные аплодисменты, гораздо сильнее, чем аплодисменты при вручении медалей лучшим сотрудникам месяца. Кто-то даже крикнул "браво". Иголкин засмущался. В тот момент ему подумалось, что не только позор, но и слава требует некоторой психической устойчивости.
***
Не прошло и недели, как директор вызвал менеджера Иголкина к себе в кабинет. Такие вызовы, как правило, ничего хорошего не сулили: либо это было распекание в каком-то проступке, либо срочное поручение, либо неприятный разговор - что ещё можно ожидать от начальства?
Но в этот раз всё было иначе.
Странности начались с самого начала. Ефим Павлович встретил Иголкина в дверях, а не за столом, как обычно. Предложил сесть в кресло, а не в профиль к себе, как сидят подчиненные в присутствии директора на планерках. И (о чудо! - такого никогда не было) предложил кофе.
Иголкин с испугу согласился, и директор попросил секретаршу принести кофе.
- Ты, наверное, догадываешься, Денис, зачем я тебя вызвал, - начал Ефим Павлович. - Я на днях закончил читать твою статью в журнале, и хотел бы её обсудить. В этой статье ты говоришь об интереснейших вещах. Ты мне открыл глаза на христианство... Я был слеп! О! Я действительно был слеп! Я помню твой вопрос в храме города Владимира, когда мы любовались фресками Андрея Рублева... За этим что-то стоит... За этим, конечно, что-то стоит... А в твоей работе меня заинтересовал пункт, где ты говоришь о воцерковлении всех сторон жизни и, в частности, о воцерковлении бизнеса...
Речь Ефима Павловича была сбивчивой, при этом необыкновенно восторженной, что крайне непривычно было ожидать от строгого и грозного директора. Местами он говорил каким-то не своим, грудным голосом, а на глазах мокрились слезинки. Разительная перемена, произошедшая с Ефимом Павловичем, была настолько сильной, что казалась, будто он ведет себя неискренно. Иголкин настороженно вслушивался в ситуацию.
- Вы неоправданно высокого мнения о моей статье, - сказал он не без ложной скромности. - Там, и в правду, есть довольно интересные мысли, но всё-таки таких похвал я не заслуживаю...
- Конечно, так и подобает держаться праведнику! Не себе приписывать успех, а исключительно Богу! Как и в твоей статье написано... Молодец! И скромность, скромность, скромность... Скромность и смирение!
- Вы мне льстите, Ефим Павлович!
- Может быть... Ну прости меня, если что не так. Я действительно загорелся той идеей, где ты предлагаешь христианизировать бизнес. Собственно, с этой целью я тебя и вызвал. Я успел уже немного подумать об этом. Я довольно обеспеченный человек, в жизни всё испытал, что только можно было... В некотором смысле, как говорил Лермонтов, "уж не жду от жизни ничего я" (видишь, я и классику стал перечитывать), хотя фирму, которую сделал, люблю... Люблю коллектив, люблю, как всё крутится, Расшибаева тоже люблю, он мне прибыль помог увеличить. Но сейчас я думаю, что не это главное... Угодна, как ты думаешь, моя фирма Богу или нет? А? Это ведь вопрос из твоей статьи. И что можно сделать, чтобы шехина, как ты пишешь, почила у нас?
- Да, я, действительно, такой вопрос в своей работе ставлю. Это вы, Ефим Павлович, верно подметили.
- Так вот отсюда у меня к тебе предложение. Давай подумаем, что мы можем изменить здесь, чтобы привести нашу фирму к как можно более богоугодному виду... Я готов тебя назначить своей правой рукой, заместителем генерального сделать, если ты решишься попробовать... Не спеши с ответом. Недельку подумай, а потом поговорим.
В этот момент раздался телефонный звонок. Креплов сделал знак Иголкину удалиться. Иголкин вышел, в приемной посмотрел на секретаршу Ирину, игриво улыбающуюся ему.
- А ну-ка ущипни меня, Ира! Не сплю ли я?
- Спишь, конечно! - задорно ответила она. - Смотри, у Палыча ручку его фирменную, Паркер с золотым пером, утащил...
- Ой, точно! - Иголкин держал в руках знаменитый Паркер Креплова, которым тот ставил подписи на особо важных документах. Видимо, беседа настолько увлекла его, что он не заметил, как этот Паркер оказался у него в руках.- Ира, отдай, пожалуйста, ему, а то мне уже как-то неудобно...
Иголкин вышел из приемной и в задумчивости побрел по коридору.
***
На неделе в четверг была встреча в общине. Читали Евангелие. После встречи Денис возвращался вместе с Кириллом.
- Ну, как твои дела, Денис? - спросил Кирилл. - Помнишь тот наш разговор? Получается что-нибудь с воцерковлением бизнеса? Я вполне серьезно спрашиваю. Мне, действительно, интересно.
Денис удивленно посмотрел на Кирилла: он и сам собирался поговорить с ним на эту тему.
- Может быть, может быть... - произнес он загадочно. - Меня тут директор на днях вызывал, и предложил мне как раз именно это и попробовать сделать... Он мою статью в журнале прочитал...
Денис передал Кириллу свой разговор с Крепловым.
Кирилл внимательно выслушал и после некоторого раздумья спросил:
- Ну, и что ты намереваешься делать?
- Не знаю даже, как и сказать... Христианство - это не столько знаки и символы, сколько отношения между людьми... Можно ли воцерковить бизнес, не воцерковляя людей, в нем участвующих? Понимаешь, в чем дело? Люди-то у нас на фирме от христианства весьма далеки... Если бы наша община попыталась общий бизнес затеять... А тут совсем наоборот.
- Пожалуй, ты прав. Только, чем ты это христианство измеришь? Разве есть какие-то объективные признаки? Ведь, христианство - это не религия, а, прежде всего, жизнь в единстве с Богом. Любые религиозные формы не могут быть гарантией духовной жизни. Ни общинные, ни приходские... Ты это лучше меня знаешь точно также как и то, что в истории уже есть примеры общинного и даже братского бизнеса - Неплюевское братство, например...
- Это же христианский социализм! По-моему, надо как-то по-другому...
- Может быть. Я пока только говорю о том, что христианство вообще трудно верифицировать. Про знаки и символы - ты прав. Они часто только сбивают с толку. Также и наоборот: душа по природе христианка, а, значит, каждый человек способен возродиться во Христе, "родиться свыше", как сказано в Евангелие. У меня, кстати, идея есть: а что, если мы общиной духовное шефство возьмем над вашей фирмой, чтобы соответствующую атмосферу создать, а?
- На счет шефства - я не против, подумать надо... Но всё равно, чувствую, что воцерковить бизнес - это, словно огромный камень сдвинуть... Самому пытаться - гиблое дело, только ещё хуже будет... Это возможным станет только тогда, когда прямая воля Божья будет на это. А есть она или нет, я не знаю.
- Я тоже не знаю, - сказал Кирилл. - Только вот что думаю. Мне кажется, тут не надо сразу с чего-то большого начинать, попробуй постепенно. Сначала немного сделать, потом ещё. Если увидишь, что Бог с тобой, то можно и дальше дерзать... Главная проблема, мне кажется, это преодолеть отчуждение. Люди не любят свою работу потому, что отчуждены от своего труда и, как следствие, друг от друга. Об этом ещё Карл Маркс писал. Поэтому, первое, с чего здесь нужно начать, это преодолеть вот это вот отчуждение... Кстати, социализм ведь тоже отчуждения не преодолевает, поэтому из себя он представлял тот же капитализм, где есть только один капиталист - государство, все остальные наемные рабочие... Христианству же, с одной стороны, известно проклятие Адама: "в поте лица своего будешь добывать хлеб свой", а, с другой стороны, есть надежда, что во Христе, втором Адаме, это проклятие снимается, т.е. творчество приходит на смену рабскому труду и проклятие рабства, таким образом, меняется на благословение созидания...
- Постой, Кирилл, но я ведь ещё не решил, что мне ответить директору! А ты уже рассуждаешь так, будто я сделал выбор...
В этот момент друзей догнал ещё один брат из общины Гриша Стукалов.
- Иголкин, подожди! - ещё издалека закричал он. - Я тебе одну важную вещь забыл сказать... У меня тут недавно сон был... Ты знаешь, у меня иногда так бывает, что я сны вижу. В последний раз это было, когда мама умерла...
- Надеюсь, в этот раз никто не умрет?.. - со злой иронией спросил Кирилл.
- И я надеюсь, - серьезно ответил Гриша. - Сон следующего содержания. Вижу, сидишь ты, Денис, за большим столом и бумаги у тебя разные на столе. Много-много бумаг. А ты их всё подписываешь, подписываешь... И в руках у тебя ручка Паркер с золотым пером. Эту ручку я почему-то очень отчетливо запомнил... Не знаю, чтобы это значило...
***
На следующий день в 15-00 менеджер Иголкин сидел в приемной у Креплова.
Ефим Павлович не заставил себя долго ждать. Он, как и прежде, радушно встретил Иголкина, усадил его в кресло, предложил кофе... После необходимых слов приличия директор внимательно, как-то снизу заглянул Денису в глаза и осторожно спросил:
- Ну что попробуем? А?
- Тяжело ведь придется, Ефим Павлович... Вы готовы, например, всё потерять, если что?
- Над этим я уже думал и принял для себя решение: "если что", то готов потерять... На меня большое впечатление тот самый евангельский юноша произвел, которому Христос сказал оставить всё и пойти за Ним. Я ведь, должен тебе признаться, после поездки в Суздаль решил Евангелие прочитать. И почти закончил уже... Это ведь и мое искушение тоже - искушение богатством. Деньги должны служить людям, иначе, зачем они?..
- Достоевский писал в свое время, что когда-нибудь богатые устыдятся своего богатства и сами раздадут его бедным...
- Вот-вот, и я об этом, - обрадовался Креплов, - только просто раздать - это не самый лучший вариант, лучше дать возможность не жить в нищете, т.е. дать возможность зарабатывать, это настоящее милосердие...
- Хорошо. Если в этом есть взаимопонимание, тогда я предлагаю обсудить бизнес-план. Я тут кое-какие предложения набросал...