Аннотация: Прости прощай Берлинский полк, Таманская дивизия, счастливо! Мы отмотали месячный свой срок И этого нам с головой хватило.
Курсантская палата
Ладонь ударила по стеклу, а потом появилась улыбающаяся физиономия Аркаши.
-Волгоград. 950 километров. На уколы! Закурить есть?
-Когда хорошие новости принесешь, будет.
На взлетке оживление - народ выползает к процедурке.
-Сегодня Иваныч дежурит, без косяков.
-Закурить есть?
-Нет.
Хорошо все-таки жить за шторкой: обед принесут, никто не шнырит глазами назойливо, не ломится, телевизор свой.
-Закурить есть?
-Когда пойду, покурим.
Но там офицеры, прапора. А мы через две недели лейтехи.
-Деткова позови на укол.
-А у него еще капает.
-Много?
-Полбанки.
-Хорошо.
В палате зависает Андрей.
-Там такое порово было. Слушай, а татарки ведь только в туз?
-Да, у них с религией замут, а жалко, - они красивые.
-А вот мы ездили...
Андрей - он привилегированный. Во-первых, земеля. Из Строгино. Сапоги одел, чтоб от долгов смыться. За три дня сам призвался. Бросил институт и ушел. Как добровольца, заслали его недалеко. Попал на должность - в штаб.
Из-за открытой двери появляется Лис.
-Закурить есть?
-Нет. Когда тетрис вернешь?
-Сейчас, сейчас...
Через месяц началась язва, да и служба достала. Теперь хочет комиссоваться. А ДМБ только через месяц светит - пока бумаги будут ходить. С солдафонами ему тоскливо, вот и развлекает нас сей спермоящур рассказами о былых кутежах, да о бабах, со всеми подробностями и нюансами.
Он рассказывает, а всем хочется - оторвали нас от жизни, за забором все по-другому было. У всех по-разному, но у всех по-другому. Там, я, может, и не съездил бы ему по роже, но общаться точно не стал бы - не интересно мне так.
-Закурить есть?
-Нет у нас!
-А сканворды?
И сигареты и журналы у нас есть. Но со всеми не поделишься. В части у них хоть "примка" была, а в госпиталях табачное довольствие не выдают. Им хочется, а у нас не сигаретный киоск, самим периодически перестает хватать, пока ни приедут.
Мы-то устроились хорошо: Сане и телек, и радио привезли, раза три за неделю к нам приедут, притаранят чего-нибудь, послеотбойный чай...
Снова физиономия Аркаши:
-Построение!
-Первый, второй третий...
Как обычно, половины личного состава отделения терапии госпиталя "Поселковый" на месте нет: компьютерщики, буфет, пищеблок, теплица...
Старшина, заикаясь и кособоча огромным телом, пытается вычислить кто где. Медсестра проверяет, удивительно - с третьей попытки опять все сходится!
Скелет рыбы с размазанной по тарелочке картошкой, хлеб с маслом, чай в наперстке.
-Серег, идем курить?
-Давай чуть позже, хочу целую выкурить
-Эй, слышь, курсанты, завтра ПХД, вы на лестнице!
-Ага.
Утром на процедуры. По дороге выйти через поликлинику на улицу покурить. По-другому на воздух не отпускают. "Сочей" бояться. Объясняем, что оно нам нафиг не надо, все рано бояться.
В физиотерапии вокруг меня хлопочет Татьяна Ивановна - заправляет ингалятор эуффилином. Она двадцать лет прослужила в госпитале и теперь удивляется, что это за четыре таких странных солдата вдруг появились. Приходится объяснять: сами мы не местные, на сборы приехали, и вообще от армии люди далекие. Нам бы вот из автомата пострелять, БТР порулить, да домой бы... А служить как-то не хочется, есть занятия поинтересней.
У Татьяны Ивановны есть сын. Ему через два года в армию, мама все думает, как бы не призвали, а он:
-Вот пойду и всех замочу! - дитя эпохи.
-Солдат ведь хуже заключенного,- говорит, усаживая меня перед аппаратом, Татьяна Ивановна, - эти хоть наказание отбывают, а тут - почетную обязанность...
Самый главный по отбыванию этой самой обязанности у нас в отделении старшина. Под два метра, полтора центнера биомассы, разведрота первого полка! Гроза всей Тамани! Двадцать два месяца как из белгородской области забрали, потом пригнали сюда. Здоровый, крупный - в разведку! Маскхалат, спецамуницая, РД - все дела. Это днем. Ночью - табуретку на воротник, дух - надо воспитывать. В разведке ведь слабаки не нужны - не выдержит у тебя башка удара военной табуретки, так иди, лечи раны, ты здесь не нужен. Слонятка, черпак - ни здоровья, ни жизни. Что не болит, уже отвалилось.
Дедом стал - мозги потерял. Не то чтобы у Герасимова они особо и были. Но Родине отдал все до капли. Теперь здесь старшиной отделения. Пересидеть бы ему два месяца, получить инвалидность и домой ехать, пенсию пропивать - на другое уже не способен.
-Закурить есть?
-Держи, достали уже!
И вот вечером раздобыли дедушке водки. Старшину по отделению носило, да не вынесло. Пока в сортире духу мозги прикладным методом на место вставлял, забрел туда офицер. Не сиделось ему в палате. А там медсестра на уши, дежурный врач - Иваныч из инфекции - прибежал... До утра оставили проспаться, чтоб среди ночи в прокуратуру не везти. А он, неопохмелившись, с другом из Иванова в "сочи" рванул. Через час нашли пижамы, а к вечеру и их. Дисбат, а оставалось два месяца. Держись старшина, привет разведроте.
-Нет у меня закурить!
-Серег, ставь чайку!
-А мне мед привезли!
-Давай твое печенье пока оставим, чтоб не сохло.
Хорошо нам, теперь мы за шторкой, как полноправные. А мы через полторы недели только лейтехи. Наших там гнобят, лагерь палаточный строят. Веселуха там, наверное. Студент - он ведь не солдат, его, скотину такую, сделать что-то заставить в принципе невозможно, да еще и на солнцепеке жаркого июльского дня. А я ведь типа комвзвода. Вот сейчас бегал бы и матерился на однокурсничков. Вообще-то, по уставу, я их на смерть должен не моргнув глазом отправлять, а пока - наряд вне очереди выдать не могу, совестно, видеть ли...
-Чего сейчас по телевизору?
-Да фильм вот.
-Будем смотреть или опять все заснем?
Теперь уже кто нипоподя к нам не заваливается. Андрей только как свой проникает, даже Лис стучаться стал. Лис - он однополчанин - тоже с Нового. Маленький, щуплый, уже почти беззубый, а комод. Он как в полку накосячит - сразу в госпиталь, потом обратно. Так и служит. Тоже белгородский.
Подошел Леха:
-К тебе сегодня приедут? Ты иди с ней в зондажную, там можно. Она закрывается, никто ломиться не будет, медсестры знают.
-Спасибо.
Он живет на соседней станции метро. Двадцать девять лет. Жена, дочка третий класс закончила. И ему еще месяц... Он, как и мы, вне иерархии. Старшина командует солдафонами, нас же - иногда привлекает. Просить здесь не умеют, поэтому получается неуклюже:
-Вы это, блин, лестницу драете, вроде того, ясно...
Мы не посылаем - все равно чахнем от безделия.
Вообще, что мы здесь делаем? Вот мы четверо: два комвзвода из первой роты учебного сбора студентов Столичного окружного государственного университета и два курсанта из второй. Юрист, экономист, два будущих учителя физкультуры. Как объясняли три года по средам на кафедре, мол, вы делаете вид, что хотите служить в армии, а мы делаем вид, что вас учим... Значит получается, сейчас мы делаем вид, что болеем, а это не так.
Уже на вторую ночь заснуть после отбоя в казарме было сложно - кашель громким эхо ходил из кубрика в кубрик. Те, кому собственный кашель начинал мешать больше, чем чужой, шли сдаваться фельдшеру части. Олег классно обрабатывал мозоли, но на этом его лекарское искусство ограничивалось. Всех, кто приходил к нему раза три с кашлем, он отвозил в госпиталь, старался там оставить...
Уезжать от ребят не хотелось.
-Не докуривай, оставь, а?
-Держи.
Но когда я, комвзвода, за день ни разу не смог сам скомандовать своему подразделению, ибо вместо грозного окрика получался только булькающий звук, а ночью приступы кашля не дали заснуть, деваться было уже некуда... Одновременно со мной утряхнули и командира третьего взвода: пневмонию Серега заработал на маршброске от ПХД до казармы под ливнем. После него ребята сидели по кубрикам, сушились, а мы, "отцы", стояли в мокрых комках перед начальником сбора, полканом нашим, известным в народе как Фекальный Электрик, и слушали очередную поучительную историю о воинском долге вообще и роли командира в частности. После этого Серега продержался еще три дня...
Вечером привезли нашего подпола - тоже с легкими. Сан Саныч нормальный - все новости поведал, покурил с нами. Утром уехал лечиться в Москву. Советовал забрать из госпиталя все бумаги - чем больше в личном деле их, говорит, тем лучше - всегда можно по здоровью комиссоваться. Спасибо за совет, поправляйтесь, товарищ подполковник.
-Закурить есть?
-С собой нет.
-А в палате?
-Тоже нет.
-А зачем так говоришь: "с собой нет"?
-Держи, достал.
Свое прозвище полковник Сахарев честно заслужил прямо на сборах. Впервые поднявшись в казарму, мы, наконец, поняли, зачем нам всем накануне раздали противогазы. На третьем этаже, который должен был стать для нас домом родным на ближайший месяц, запахи стояли такие, что некоторые на полном серьезе потянули руки к "изделию N1". Авторитетная комиссия из местного командования моментально и с радостью согласилась признать отведенную нам казарму непригодной для проживания - кому нужны сборы "этих" студентов на своей подотчетной территории? Но наш полковник был неумолим. Заселились, стали приводить все в порядок. Тут он решил показать нам пример - выдраить "в соответствии с уставом" одно из десяти загаженных до черноты очек, с тем, чтобы остальные девять мы уже сами привели в надлежащий вид по образу и подобию.
Увлекшись этим, безусловно интересным для всякого истинного военного, занятием, он второй день не вылезал из сортира. Очко уже практически сияло, и полковник решил вдобавок прочистить сливную трубу. И пока он, углубившись под настил, колдовал над засором, подполковник Турелин, забредший ненароком в сортир, решил обновить то самое очко. А то, что было дальше, нам через 15 минут перед всем строем рассказывал сам Сахарев.
-И тут, какой-то студент, до-ста-ет сво-е х..-ло, и ссыт: мне в руки!
Строй упал. Солдафоны, наверное, остались бы стоять по стойке "смирно", но мы - из другого мира. Турелин тихонько спрятался за вторым взводом и стоял там с самым невинным видом.
А тем же вечером, ремонтируя электрощиток, Сахарев замкнул на себя всю сеть Нового полка. Мы уже надеялись, что его похороны одновременно станут и концом наших сборов, но полковник всего лишь лишился кожи на четырех пальцах. Ходили слухи, что поражение было еще меньше. Но толстая бинтовая повязка на руке оставалась еще четыре недели - до конца сборов...
На вечернем построении отколола начальник отделения - майорша:
-Кто сегодня лестницу мыл? Курсанты? Ну вот, когда ребята с головой моют, то и лестница блестит...
Пока доходим до двери на лестницу, расстреливают три сигареты. Ну и фиг с ним - сегодня отец приезжал, блок привез, так что я временно богатый. На первом этаже библиотека. Фонд поражает - на одной полке в любом книжном книг и то больше. В основном армейско-патриотическая фигня, но попадаются и хорошие. Еще есть газеты, но нам их смотреть не дают - только для персонала и офицеров.
У стеллажа стоит солдатик, листает книжки. Я сдаю одну, кладу ее на стол библиотекарю и иду за другой, уже давно присмотренной. Солдатик тихонько подходит (по привычке смотрю на "знаки различия" - он из хирургии):
-Интересная?
-Что?
-Ну, книжка, та вона, - кивает на стол.
Я не знаю что сказать - мне Юрий Давыдов нравится, в другой ситуации я бы сразу сказал: "Да!". Но ведь спрашивает солдатик. Он кто, какой? "Крестьянский сын"? Или свой, забритый поневоле? Что ему сказать, как не обидеть?
-Неплохая...
-А картинки там есть?
-Нет. Мало. Не помню...
-А говоришь неплохая! Дай сигарету?
Рассказываю про этого читателя ребятам. Наши физкультурники сначала не врубаются, но постепенно доходит и до них. Серега посмеивается. Да уж. Парнишке автомат, а то и чего посерьезней доверили, а он книжки только с картинками признает...
-А как они сканворды гадают, ты видел? - спрашивает Серега, - над вопросом "первый российский император" полчаса всем отделением думали.
-И чего?
-Я подсказал, а они не поверили...
Сегодня у нас был разнос. На вечерние построение зашел Иваныч, заглянул к нам в палату, да так и остолбенел. Видать, даже офицеры, которые лежат здесь месяцами, не смогли так уютно обустроиться, как мы за десять дней. В результате, банка с вареньем летит на пол, телевизор выносится и запирается где-то на ключ, с тумбочек все сбрасывается к чертовой матери. Иваныч остыл так же быстро, как и вспылил. Велел прибраться и быстренько удалился. Видимо, сюда уже дошли слухи, как 187 обиженных на армию курсантов умудрились испортить жизнь всей прославленной подмосковной дивизии - втихаря вызванные нашими товарищами бесконечные комиссии практически парализовали всю службу - были закрыт ПХД, пятиэтажная казарма, чудом местные командиры отстояли перед военными эпидемиологами столовую, в которой "принимала пищу" вся дивизия... Так что Иваныч предпочел скандал тихо замять. Но нам до него дела уже нет - завтра выписывают.
-Курсанты! В ординаторскую! Дай закурить?
Отдаю Коростылеву всю пачку:
-С остальными поделишься.
Ольга Сергеевна, наш врач, внимательно выслушивает легкие:
-Все, поправился, зови следующего.
Действительно, наш с Серегой кхэкающий дуэт уже второй день не потрясает терапевтическое отделение слаженным кашлем. Да и сольные номера свелись к кратким ремаркам.
-Курсанты, за вами приехали!
Сдаем белье, пижамы, книги, получаем форму, собираем вещи, спускаемся вниз, забираем паспорта, фельдшер-прапорщик Олег расписывается в нашем получении... Вместе с нами возвращаются еще три человека - из других отделений.
У КПП госпиталя "восьмерка" и Фольксваген "Пассат". Солдатиков-то на грузовиках забирают, а мы вона как... Смотрю на окна - провожать курсантов высунулось почти все отделение...
-Номер билета? - подполковник Турелин принимает у нашего взвода выпускной экзамен.
-23!
-Садись, готовься! А, хотя, подожди, - ты ведь и так все знаешь, иди, Алешка, зови следующего.
-Есть!
Хорошо быть снятым с должности, но не разжалованным сержантом - мой замок Баслак сейчас носится и мечется туда-сюда, остальные сидят в душном ТОГе, а я иду на травку - покурить. До конца сборов - один день. Мы - почти лейтехи!
Дух - солдат, принявший присягу и отслуживший менее полугода