Вечер перестал быть томным. Стук клавиатур сотрясал маленькую кубатуру подвала, звонки телефона и крики в трубку врезались в уши. Кто постоянно орал в пустоту: "Юля!", кто-то пробегал по проходу, зацепляя шкафы и постоянно норовя согнать ксерокс со специального столика. Обычный гомон переговоров с соседом по комнате исчез. Зато все срочно вбивали знаки в белые окна Ворда, стремясь как можно скорее раскрасить их в черные крапинки букв. Суета суЁт, как однажды второпях оговорился один футбольный комментатор. Тот же комментатор известен тем, что однажды на всю страну в прямом эфире воскликнул в кульминационной стадии очередной атаки одной из команд: "Гол! Х*й!!! Штанга...". Но здесь ему бы не нашлось места. Во-первых, после воздушной комментаторской кабины освещать что-либо из-под земли ему было бы категорически непривычно. Во-вторых, подобная лексика здесь не могла проявиться ни при каких условиях. Ну и, в-третьих, спортивный комментатор, специализирующийся строго на футболе, вряд ли нашел бы себе место в отраслевом издании, освещающем перипетии конъюнктуры и развития отечественного турбизнеса.
Справиться со всеми комитментами, элотментами и прочими e-ticket'ами было под силу лишь немногим избранным. Последние подпольщики империи стянулись в это подземелье отовсюду и, проклиная неработающий Интернет, глухую телефонную связь, запахи и отсутствие свежего воздуха, превозмогая собственное безденежье и глупость двуличного начальства, пытались всеми силами быть не хуже "Коммерсанта" и еще более оперативными, чем "Интерфакс". "У маленьких своя гордость!", - говорила исполнительный директор и начинала развивать тему о сверхлояльности ее коллектива. По сути, она была права - здесь все работали не за должностную инструкцию, а выкладывались от всей своей души. Правда, не все души были чистые, поэтому в подвале иногда становилось зловонно и даже несколько противно, вспыхивали бои местного значения, эскалации обостренных непомерных амбиций, но в итоге среди подпольщиков неизменно воцарялся мир. Иногда они даже влюблялись друг в друга, но всем хватало тактичности не выпячивать свои чувства и не лезть в чувства других.
При всем внешнем единодушие в порыве за преуспеванием родного издания, сотрудники сильно страдали. И когда начальство принимало меры, направленные на ужесточение режима секретности, повышение ответственности, учащение проявлений лояльности, которые в основном приобретали формы штрафов и вычетов из небогатой получки, все, не прерывая единодушного стремления к совершенству, так же единодушно начинали собирать вещи и искать другое место: где воздуха побольше, перспективы получше, да и оклады пооптимистичней. Но, видимо, в подвале была еще и некая инфекция, санэпидстанцией не установленная. Потому что тех, кто смог покинуть катакомбу, вскоре тянуло обратно. Одна девушка уже успела стать тетей, жениться, родить и подрастить ребенка, но все еще была в газете. Нет, она не сидела смирно, дважды ее подхватывали счастливые вихри и несли наверх: в "Общую газету", "Известия"... Но каждый раз она возвращалась обратно. Столь же заколдованным местом эта кубатура была и для других ее обитателей. Если человек не уходил в первые несколько месяцев, он оставался надолго. Единственный вариант покинуть ее было принудительное увольнение. Все, на ком начальство отыгрывалось за собственные ошибки, потом находили хорошие места, там продуктивно трудились на зависть оставшимся. Но и у них оставалась болезненная привязанность. Они приходили в гости, затевали совместные проекты. Начальство в таком случае начинало ими гордиться, вспоминать, как тут человек был выкормлен и выращен, а про момент изгнания из подземелья старательно не вспоминали.
Судьба этих людей вызывала зависть у остающихся. Все понимали, что выхода отсюда только два - или тяжело заболеть, - как случилось с одним нестарым редактором, или поругаться с верховьем подпольщиков. Но первое было страшно, опасно и, в общем-то, бессмысленно, а другое случалось всего очень не ко времени и совсем не с теми, кто хотел уйти. Более того, почувствовав у кого-то центробежные силы, предводители стремились как можно скорее отправить человека за тридевять земель. На недельку. В таких вояжах человек остывал, успокаивался и еще несколько месяцев с его стороны желание оставить борьбу за "маленьких, но гордых" пропадало.
Так вот, вечер перестал быть томным. До сдачи газеты в типографию осталось всего три с половинную часа. Исполнительный директор пришла и сняла с полос большую часть уже написанных, вычитанных и заверстанных во время ее отсутствия текстов. Теперь простыни зияли пустотами, которые предстояло немедленно заполнить. Хотя как это сделать в полдесятого вечера пятницы, когда никто из экспертов и ньюзмейкеров уже недоступен по всем телефона, а большинство доступных изрядно пьяны, было никому невдомек. И тем не менее подпольщики продолжали работать. Они знали, что ровно в полночь номер будет сдан и заслан по FTP в типографию, и выйдет он без задержек, интересный, подробный и способный в качестве поспорить с "Коммерсантом", только маленький. Шла сдача очередного номера.