Аннотация: Интересный случай встречи с необъяснимым явлением советского офицера, коомуниста, атеиста. То есть меня.
Не знаю, чем это вызвано, но с чертовщиной, сиречь необъяснимыми явлениями, сталкивался неоднократно. Притягиваю я их, что ли? В общем, вот вам одно из них. Учтите, я ничего не выдумал. Нет у меня способностей выдумывать - я, смею думать, неплохой журналист, но никакой сочинитель.
В 1990-92 гг. я проходил службу на специальном спасательном судне (ССС) "Саяны" Тихоокеанского флота, в должности командира группы поиска. В задачу группы входил поиск затонувших объектов, начиная кораблями и заканчивая, скажем так, очень маленькими предметами. Размером с консервную банку.
Для этого мы располагали целым рядом гидроакустических, оптических и радиационных поисковых устройств. Их антенны выдвигались за борт через специальные шахты в днище судна, а по миновении надобности втягивались обратно. И вот однажды мы обнаружили неполадки в работе гидравлической системы выпуска-уборки одной из этих антенн.
В ходе ремонта выяснилось, что никто не знает, где, собственно, расположен гидронасос - сердце всей системы, приводящее её в движение. С нарастающим изумлением мы обшарили весь отсек ПОУ (т.е. подъемно-опускного устройства, антенны), но насос не нашли.
**Чуть позже выяснилось, что он все это время маячил у нас перед глазами, но был настолько маленьким агрегатом, можно сказать, возмутительно маленьким, что отождествить его с насосом нам и в голову не приходило. Подсознательно мы искали нечто солидное, вроде автомобильного движка, а тут на тебе - штуковина размером с кофемолку...**
По ходу поисков я обратил внимание на горловину (люк овальной формы), ведущую в коробчатую выгородку у самой водонепроницаемой переборки. Крышка горловины крепилась 20 здоровенными гайками, закрашенными настолько, что было ясно - горловину уже лет пять как не открывали.
Тут необходимо ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ пояснение. На современных кораблях и судах водонепроницаемые переборки никаких прорезей, дверей, люков не имеют - принципиально. Если хочешь попасть из третьего отсека в четвертый - будь любезен, поднимись по трапу на главную палубу, пройди в корму до следующего трапа и спустись в 4-й. Никак иначе! Это "железобетонное" требование к обеспечению непотопляемости корабля.
Помянутая выгородка представляла собой стальной ящик сечением 0,5х0,5 м, длиной 12 м, вваренный ПОПЕРЕК корабля, ВДОЛЬ переборки.
А вдруг? Я приказал отдраить (открыть) горловину, взял мощный аккумуляторный фонарь-"чемоданчик" (морская штучка; снабжен линзой, светит так, что глаза сжечь можно, если заглянуть прямо в рефлектор), и полез внутрь. Фонарь исправно осветил тупики по бортам - вправо и влево, и - прямоугольный лаз ВПЕРЕД, по ходу в нос корабля, СКВОЗЬ ПЕРЕБОРКУ, чего быть не могло в принципе.
Сначала я подумал, что судостроители грубо нарушили незыблемые каноны науки непотопляемости. Потом - что этот коридор, видимо, несет какую-то важную конструктивную нагрузку. Ну, не могут профессионалы так откровенно попирать собственные теоретические выкладки и кровавый опыт морских катастроф за последние полтора столетия! В конце концов, им этого просто не позволят моряки-приемщики. Наконец, я вспомнил про насос и решил осмотреть коридор.
Коридор был тоже примерно 0.5х0.5, крашеный железным суриком, как и положено техническому лазу, не предназначенному для регулярного прохода личного состава. Клаустрофобией в жизни своей не страдал, никакого дискомфорта не испытывал, однако через некоторое время мне просто начало надоедать это малогигиеничное путешествие. Я немало поползал по-пластунски в своей зигзагообразной жизни, в том числе и под пулями, и могу с минимальной погрешностью определить пройденное "на пузе" расстояние (человеку непривычному всегда кажется, что он прополз раз в пять больше, чем на самом деле). Так вот, прошуровал я в недрах корабля минимум двести метров - и это при том, что полная длина "Саян" составляла 130 м. Теоретически, я давно уже должен был выпасть наружу где-то в районе форштевня и с пятиметровой высоты брякнуться на стапель-палубу, ибо стояли мы на тот момент в плавдоке. Между тем, мощный мой фонарь не высвечивал впереди ничего похожего на финиш. Только стенки.
Перевернувшись на спину, я посмотрел назад и, как и следовало ожидать, увидел далеко-далеко яркое овальное пятнышко размером с почтовую марку: горловину, ведущую в освещенный отсек. Я вслух изложил свое мнение насчет текущей реальности, сформулировав его, в основном, в рамках ненормативной лексики, и дал задний ход, т.к. развернуться в узком коридоре не было никакой возможности.
Выбравшись в отсек, я приказал задраить горловину и в десятый раз засел за схему гидравлики. В общем, насос мы нашли и отремонтировали (неисправность, кстати, оказалась до обидного простая). Но на следующий день, на свежую голову, я припомнил своё ночное путешествие и пошёл в корабельную библиотеку. Напрасно: в т.н. Корабельном формуляре, толстенном фолианте альбомного формата, содержащем все мыслимые планы, разрезы и сечения корпуса и надстроек, никаких продольных коридоров ниже главной палубы обозначено не было.
Тогда я обратился к старому морскому волку, старшине команды электриков, бывалому мичману Николаю Григорьевичу Дубовику. На "Саянах" он служил с начала достройки судна...
**Достройка - этап строительства, когда пустая "коробка" корпуса корабля заполняется механизмами, агрегатами и т.д.**
...и знал его, что называется, "до последней заклепки".
Григорьич охотно объяснил мне, что выгородка, в которой я давеча лазил - это флор, т.е. силовой элемент поперечного набора корпуса, придающий ему достаточную прочность "на сжатие". Горловина в нем имеет чисто технологическое назначение - чтобы сварщик мог изнутри проварить все швы, обеспечив их прочность и герметичность.
- Но почему тогда ее не заварили наглухо после сборки?
- А потому, что корабль периодически осматривается особой инспекцией на предмет износа. И мы обязаны предоставить ей доступ в любой закут.
- Ну, а продольный коридор?...
- Нет там никакого коридора. И быть не может. Хотите, вместе посмотрим?
Мы спустились в отсек, отдраили горловину, и точно - никакого коридора там не было. Я рассказал Дубовику о своей давешней экскурсии в недра корабля.
- Не берите в голову, - Григорьич недовольно покрутил носом. - Должны же где-то жить боцманята!
- Это как??
- Ну, как-как... В дому - домовые, в лесу - лешие, ну, а на корабле - боцманята.
Надо отдать мне должное: я, в ту пору коммунист и атеист, в бутылку не полез и самому себе на удивление продолжил разговор в практическом русле. Главным "оружием" нашего корабля были два т.н. "автономных подводных снаряда", в сущности, сверхмалых подводных лодки, предназначенных для спасательных работ. Размером они не превышали 20-тонной железнодорожной цистерны, агрегатами и механизмами были набиты, что называется, "под пробку", и спрятаться на них было положительно негде: их внутренний объём исчислялся десятком кубометров.
- Минуточку! А на снарядах - что, тоже живут боцманята?
Дубовик опять поморщился. Было видно, что разговор на эту тему ему явно не по душе. Так бывалый таёжник не любит произносить вслух слово "медведь", пряча его за псевдонимом "Хозяин". Не буди лихо, пока оно тихо. Тем более, что в принципе подразумеваемый персонаж отнюдь не враждебен тебе априорно.
- Ну, естественно. Корабль без боцманят - покойник. Вы, Сергей Георгич, главное, не грузитесь. Послужите с моё - еще не то увидите. А боцманята - нехай живут. Мешают кому, что ли?
Послужил (и пожил) я порядочно. И действительно, видел много такого, что в рамки диванно-кухонной реальности не укладывается. Но вот что интересно.
Спустя много лет в книге "Кораблекрушения", серия "Энциклопедия тайн и сенсаций", Минск, "Литература", 1998, читаю:
"Бессмертно предание о Клабаутерманне. Это добрый, хотя и немного ехидный дух корабля. Не установлено точно, произошло его имя от "ползуна по мачтам" или от "конопатчика". Второе толкование более вероятно. "Конопатить" означает "затыкать" пазы в корпусе корабля, что и относится к обязанностям этого доброго корабельного домового... Если ночью связки корабельного набора скрипят и стонут - это знак деятельности Клабаутерманна. Он укрепляет недостаточно надежные места на корабле".
Мое путешествие "сквозь корабль" приключилось за 8 лет до того, как была издана эта книга.
А печатал я это письмо под музыку группы "Чингисхан". Вещь называется - да, Вы угадали - "Klabautermann".