Мы с ним наступали вдвоем от Берлина
До этих отмеченных Богом высот.
Он знал мою дочку, а я его сына,
Он любит пить кофе, а я только сок.

Знакомы со школы, война нас сдружила,
Доверив один на двоих пулемет.
Твердил он - второй: "Не в оружии сила!"
Я - первый, и мне это всё невдомек.

И вот мы опять замурованы в доте,
Кто не испытал, тот меня не поймет,
Я к этому, правда, привык, как к работе,
И снова плюется свинцом пулемет.

И люди ложатся  под пальцем на спуске,
И снова волну накрывает волна.
Не то, чтобы мы ненавидели русских,
Приказ есть приказ, а война есть война.

Они залегли, значит есть передышка,
Агония эта сверлит  изнутри.
И тут я увидел, как бьется мальчишка,
И хочет к нему подобраться старик.

Вот он подобрался и вскинул на плечи,
Мой палец привычно нащупал курок,
Чуть-чуть подождал, надавил и... осечка!
И новую ленту заправил второй.

Я снова поймал его спину в прицеле,
И палец уверен, нет, он не дрожит,
Представил картину простреленной цели...
И крикнул им вслед: "Дед! Пусть он будет жить!"

Но что это, Боги? Взмывает ракета!
И снова кровавый прилив бьется в чёлн!
Безумцы! Ложитесь! Ни шага, ни метра!
Ведь каждый поднявшийся здесь, обречен!

О, Боги, всесильные мудрые Боги,
Из жерла опять пламя смерти летит!
С назначенной вами безумной дороги
Нет шанса свернуть, нет приказа сойти!

И рвутся звеня закаленные нервы,
За то, что поставлен был в этом строю
Клеймом мне на лбу будет выжжено "ПЕРВЫЙ!"
В обещанном свыше прекрасном раю!