Несколько десятков беженцев пробирались через леса Трехречья. Жалкое зрелище -- растерянные, затравленные, усталые, они брели по собственной земле, ставшей вдруг злой и враждебной, стремились к границе. Но не выполнять же указ о переселении народа побережья, для его якобы, пользы. Не доверяет народ таким указам с глубокой древности, потому и существует до сих пор. Если Император не желал зла побережникам, то зачем тогда заставы на дорогах, патрули в городах, разъезды егерей в лесах?
Говорили, что соседние князья побережников не выдают, хотя Рес сомневался: зачем им брать на себя чужие беды?
Плакали дети, кричали навьюченные ослы. Вчера на стоянке между двумя родичами вспыхнула ссора из-за места у костра, дошло до поножовщины. Рес услышал крики и вместе с одним из проводников бросился разнимать драчунов. Не дело это, если еще между собой распри начнутся. Разняли, конечно, хотя один из буянов, ослепленный яростью, бросился на проводника. Но его быстро успокоили рукоятью тесака по голове.
В лесу было влажно и сумрачно. Нижние ветви деревьев переплетались, образуя непроходимые заросли, через которые приходилось прорубаться тесаками, что сильно замедляло движение.
Неожиданно шедшая впереди Реса девушка зацепилась за сук большим холщевым мешком, что несла на спине. Мешок порвался, и на землю посыпались туго скрученные свитки. Рес удивился: большинство беженцев тащили мешки, но несли в них еду или ценности, которые легко продать. А кому нужны свитки?
Никто кроме Реса не обратил на девушку внимания, и несколько ног тут же потопали прямо по свиткам, вдавливая их в землю.
-- Стойте! Не надо! -- запищала девчонка и начала метаться среди людей, торопливо поднимая свитки, но их было слишком много и, не помещаясь у нее в руках, они стали снова падать на землю.
Девчонка в отчаянии всхлипнула.
Рес отметил, что никогда не встречал ее раньше. Хотя она и была так же стройна, черноволоса и светлоглаза, как все люди побережья, черты лица казались особенно тонкими, а кожа необычайно бледной.
Не долго думая, рес вытряхнул пожитки из пустой на две трети котомки и предложил:
-- Складывай сюда.
Пробормотав:
-- Спасибо, -- она начала быстро скидывать свитки в котомку, Рес тем временем завязал дыру в ее мешке, чтобы было в чем нести свои вещи.
Когда закончили собираться, остальные беженцы уже скрылись из вида.
Девушка подняла последний свиток и, положив в мешок, улыбнулась:
-- Небо на твоей стороне.
-- Как тебя зовут? -- спросил Рес.
-- Леск. А тебя?
Он назвался.
-- Надо догонять остальных. Нехорошо оставаться одним...
Но они не догнали. По совершенно дурацкой причине -- Рес наступил на оброненный кем-то нож. Шел, шел, высматривал беженцев впереди, хотя надо было под ноги смотреть, вдруг почувствовал боль. Шел бы и дальше, но Леск увидела кровь, засуетилась -- чуть не силой усадила Реса на траву, стянула сапог, принялась промывать рану из фляги, засыпать какие-то порошки, которые нашлись у нее в поясной сумке. Хватило бы наскоро перевязать, чтобы не задерживаться, но Леск принялась рассказывать, как люди умирали из-за пустяковых царапин, причем говорила это таким видом, как будто Рес дитя неразумное.
-- Если бы от каждой царапины умирали, на свете уже и людей бы не было, -- проворчал Рес. И все же сопротивляться ее заботе не стал, потому как и сам знал про случаи с царапинами.
Пока Леск перевязывала ногу, Рес разглядел новую знакомую получше. На вид лет восемнадцать-двадцать, хотя возраст побережниц с первого взгляда не угадаешь -- иные и под сорок двадцатилетними смотрятся. Худенькая, она, тем не менее, не казалась хрупкой, а напоминала скорее прочную и гибкую струну. Когда Леск наклонялась, ворот ее длинной рубахи распахивался и Рес смог увидеть маленькую крепкую грудь. С левой стороны на белой коже темнела татуировка, которую он сначала принял за родимое пятно -- настолько маленькой и размытой она была. Похоже, что ее пытались вывести, и оттого края рисунка смазались. До сих пор ни у одной женщины побережья Рес не видел татуировок, но поразило его даже не это -- там был изображен дракон, древний враг людей.
Правда ни сам Рес, ни кто-либо из его родичей живых драконов не видели, потому как их изгнали из человеческих земель тысячелетия назад, но кто не слышал легенд и преданий? Еще мальчишкой он обожал подбираться к костру, вокруг которого сидели взрослые, и слушать рассказы о драконах -- отвратительных, покрытых чешуей чудовищах, настолько огромных, что, появляясь в небе, они закрывали собой солнце, и на землю спускался мрак. "Горе тому селению, которое накрывала его крылатая тень, -- говорил сказитель, и его запавшие темно-серые глаза, в свете догорающего костра казались черными. -- Из пасти чудовища вырывалось пламя, уничтожающее крепости, с такой легкостью, будто это тонкие лучинки".
Почувствовав на себе взгляд Реса, Леск подняла голову и, покраснев, торопливо запахнула ворот.
-- Откуда у тебя эта татуировка? -- спросил он.
Она отвела глаза.
-- Так откуда? Да не бойся меня, я тебе зла не желаю.
Она бросила на него неприязненный взгляд и промолчала.
Рес вдруг подумал, что ей слишком тяжело об этом говорить. Возможно, с этой татуировкой связано что-то слишком личное или тяжелое. Тогда лучше не нависать -- у каждого есть право на тайну.
-- Давай-ка поторопимся, -- проворчал он, пытаясь скрыть смущение.
Затем натянул целый сапог на раненую ногу -- Леск настояла, что ее надо держать в сухости, -- и захромал дальше.
Нога болела несильно, хороши у Леск снадобья, но все равно слишком медленно шел. Однако темнело, и на ночь обоз должен был остановиться.
Вскоре лес поредел, и запахло болотом. Рес всматривался в дорогу под ногами -- искал следы беженцев. Леск тоже беспокоилась и постоянно шептала что-то.
Он сначала прислушивался, надеясь выловить знакомые слова, но это был совершенно чужой язык.
-- Что это ты там шепчешь? -- спросил он, когда идти молча стало совсем грустно.
-- Заклинания, что должны путь открыть, -- с достоинством сказала она.
Рес даже хмыкнул: заклинания. Глупости все это.
-- Слыхал я про одних заклинателей, -- сказал он. -- Давно это было. Подступили к их городу со всех сторон враги, а жители нет, чтобы к обороне готовиться, собрались на главной площади и давай заклинания читать, чтобы врагов тех ветром сдуло. Пока читали, враги стены сломали, в город ворвались и перебили всех.
Леск промолчала, только глазами гневно зыркнула.
"Ага, голубушка, нечего ответить?" -- обрадовался Рес и, оглядевшись по сторонам, с улыбкой спросил:
-- И что же твои заклинания ничего не открывают? Сколько идем, а все одно -- лес вокруг, да дорога под ногами.
-- Не каждому дано увидеть путь.
-- А-а! Ну конечно! -- протянул он с деланным уважением, после чего усмехнулся так, чтобы она увидела.
Некоторое время шли молча. Рес со снисходительной улыбкой поглядывал на Леск. Та шла, сдвинув брови и время от времени открывала рот, будто хотела что-то сказать, но затем опять плотно смыкала губы. Наконец все-таки выдала:
-- Значит, в заклинания ты не веришь?
-- Не верю.
-- А в травы мои веришь?
-- Ну, ты сравнила! Травы, это всем известно -- целебные.
-- Слова тоже целебные бывают, -- быстро сказала она. -- И силу имеют, и вес.
Он помолчал, прежде чем ответить. С последним не поспоришь -- такая в словах сила, что до разрыва сердца довести можно. Он же говорил именно о заклинаниях. Не желая зря пререкаться, Рес только хмыкнул:
-- Да, а главное, их может быть много. Вон у тебя мешок какой.
И тут же подумал, что нехорошо получается -- Леск тащит всю дорогу свои свитки, а он даже не догадался предложить помощь. Может она оттого и ершистая такая?
-- И вообще, -- сказал он, пряча за грубостью смущение, -- давай-ка я его понесу. А то тебя из-за него и не видно. Катится такой мешок на ножках... по дорожке...
Леск тихо и приятно рассмеялась, с готовностью передала ему мешок. Все еще ощущая неловкость, он вырвался вперед.
Когда совсем стемнело, под ногами зачавкало. Видимо, не заметили развилку и забрели в болото -- не помогли заклинания.
-- Возвращаемся! -- решил Рес.
Развернулись, пошли обратно, вроде бы вышли на твердую почву, но вскоре под ногами снова зачавкало.
Рес еще надеялся выбраться из болота -- выйти на дорогу и догнать обоз. Наломал веток с болотных кустов, чтобы сделать факел, но сухое на ощупь дерево горело плохо. Выломал палку подлиннее и прощупывал ей путь перед собой, как слепец. Медленно, а по-другому слишком опасно.
-- Может, подождем до утра? -- неуверенно предложила Леск.
-- Нас ждать не будут! -- строго сказал он.
Этого Рес боялся больше всего. Нельзя отрываться от своих, потому что беженцы не куда попало, лишь бы подальше, бегут. Их ведут к границе знающие проводники, которые заранее изучили тайные тропы и, что важнее всего, договорились со служивыми Пахотных равнин и пограничной стражей. А если где случайный разъезд встретится, то у проводников и золото есть, чтобы откупиться, а не хватит золота, так пойдут в ход клинки. Одним словом, прорвемся. А вдвоем -- что вдвоем? Одно слово: э-эх!
Радует, что хоть Леск хлопот не доставляет. Держится неплохо, без нытья, хотя конечно заметно, что боится. Если раньше шагала с надменным видом, будто говоря: "Ну раз уж так получилось, пойдем вместе, а вообще-то ты для меня неподходящая компания", -- то сейчас держалась к Ресу поближе. Вот только заклинания свои бормочет, не переставая, а они уже один раз сегодня не помогли. Разве что Рес до той развилки отвлек Леск от колдовства.
Они бродили по болоту всю ночь. А когда засерело пасмурное небо, обнаружили, что уже и леса не видно, сплошное болото вокруг. По крайней мере, разобрались, где север, где восток, в какую сторону возвращаться. Но и то непросто вышло -- уже видели лес в двух сотнях шагов, а путь все перегораживали топи да промоины глубокие. Даже страшно становилось -- как не утонули ночью. Невольно вспомнились заклинания Леск. Неужели и правда они уберегли?
Снова пришлось плутать, как и ночью. Когда вышли все-таки к лесу, то рухнули на траву и уснули. И проспали до следующего утра.
Проснувшись, сгрызли пополам сухарь из мешка Реса, Леск перевязала ему ногу, и пошли искать дорогу. Как ни странно нашли, и даже вышли к той самой развилке, на которой не туда свернули больше суток назад. И следы обоза увидели сразу. Ходко пошли по ним.
То ли от пережитых вместе приключений, то ли еще отчего, но Леск постепенно стала меняться. Пропало это дурацкое высокомерие, которое Реса в ней сначала раздражало, и Рес даже пару раз ловил на себе ее заинтересованные взгляды.
-- Из какого ты рода? -- неожиданно спросила она.
У Реса мелькнула мысль соврать, приписать себе родственников познаменитее, но не любил он ложь. Затягивает она так, что потом сам не будешь знать, как выбраться. Поэтому сказал, как есть:
-- Из безродных я. Мать -- война, отца не знаю.
-- Это как?
-- Да так. Когда в Алмазном княжестве смута случилась два с половиной десятка лет назад, то беженцы оттуда на равнины шли, и люди побережья среди них были. А меня какая-то девочка, из наших, на руках принесла.
-- Неужели тебя не взяли в приемыши?!
-- Взяли. Приняла меня семья торговцев, но усыновлять не стали, на случай, если настоящие мои родители найдутся. Может, и найдутся еще... Растили, как своего -- и грамоте выучили, и сыт-одет был. Не попрекнули ни разу, даже в наследстве у меня доля есть, да только мало там, все больше дочерям приданое.
-- Но ты не из круга торговцев, торговцы раньше ушли.
-- Да, я из круга мастеров дерева. Это плотники да столяры. Вышло так -- я после учебы на верфи подрабатывал, ну и понравилось мне, аж сам захотел в корабелы. Но они учеников со стороны редко берут, а то слишком много желающих. Можно в долю войти, да только для этого, кроме денег, надо опыт мастера по дереву или еще какой, на верфи нужный. А мне все хотелось в корабелы, и, как семнадцать сравнялось, пошел я на заработки, плотничать. Сперва повезло, мост через Стремнину строили, хорошо заработал. А потом все никак денежную работу найти не мог -- из-за тонкокостости все. Хотят же плотников поздоровее с виду нанять, то есть, если по правде, причину, чтобы много не платить выискивают. А так-то я жилистый. Ну и пошел я в армейские плотники -- там на тонкокостость не смотрят, всех берут, лишь бы знал, как топор держать.
-- Армии нужно много плотников? Но ведь сейчас мир.
-- Мир, но к войне готовимся. Сперва-то осадные башни ладили мы. Половину времени ладим, а половину -- в затылках чешем, зачем это Императору осадные башни? В Холодной степи нет крепостей, в Лунном княжестве крепостцы низенькие, только и есть, что вал с частоколом, в Алмазном сплошь перевалы, по горным тропам башню и разобранной не протянешь. Ну, на Закатных островах крепость есть одна, а башен мы с полсотни настроили. В Империи меднолицых, говорят, крепостей много, да только далековато она. Шесть стран между нами, как-никак. По всему выходило, что башнями, которые мы для имперской армии делали, только и можно штурмовать, что имперские крепости. Вот тогда и пошли разговоры про смуту.
-- Это когда? Сколько лет назад?
-- Четыре года.
-- Я думала, позже. И что, до сих пор башни строят? Сколько их уже?
-- Уже не строят. Видать, сообразило начальство армейское, что смысла в башнях нет, и прекратило это дело. Два месяца мы без работы сидели, а деньги получали. Благодать, аж не верится, только в армии такое бывает. Хотя знали мы, что на флот нас переводят. Думали -- на верфи, а нет, оказалось, что корабельными плотниками. За неделю только узнали, как отправили нас.
-- Так ты был моряком?
-- Зачем моряком? Разве не побережник? Тому заплатил, того развеселил, того разжалобил и попал на речную галеру, что по реке Бездонной патрулировала. Не то, что моряки месяцами в походах, с цингой да с голодом в обнимку. А на реке -- вот он берег, в любой деревне мясом да вином разжиться можно...
-- Вам разрешали пить вино?!
-- Не то, чтобы... Капитан, из морских крыс попался, пять раз тонул, в сражениях бывал, от абордажей отбивал корабль. Не то, чтоб строг был, но порядок на судне берег. И правильно дело поставил -- дурной работы матросам не придумывал, а учебу устроил -- на морских тесаках драться да из лука стрелять заставлял. А кто на тесаках чаще побеждает или из лука метко попадает, тем приплачивал, на берег отпускал чаще. Так вот.
-- Но ты ушел с флота?
-- Дошел слушок, что галеру с реки на море переводят. Ну и сошел я -- срок вышел уже, золота поднакопилось. Хотел уже из плотников в столяры податься, тем боле, что разучились совсем цеховые мастера работать.
-- Как -- разучились?
-- А так и разучились, у простых мужиков стулья-лавки лучше выходят, чем у мастеров из цеха. А у меня -- совсем хорошо. Выкупил я сарай старый, обустроил там мастерскую. Уже и заказы первые сделал на совесть, уже и жениться подумывал. А тут прибегает малец, говорит, советник императора указ издал, чтобы всех побережников переселять на Песчаный полуостров, что уходить надо. Это в Медвежьем Колодце было, я там еще и не перезнакомился со всеми тамошними побережниками, в клин не вошел. А вот, не забыли меня, не оставили. А вот и ночевка!
Рес замолчал, устав от длинной речи. Вообще он был не охотник долгие беседы вести, а тут что-то нашло.
Они вышли на полянку со свежими кострищами -- здесь явно ночевал обоз. И что самое главное: далеко уйти он не мог -- если поспешат, то к следующее ночевке обязательно догонят своих.
-- А ты из какого рода? -- опять попытался Рес что-нибудь разузнать о спутнице.
-- Из собирателей раковин.
Название Ресу ни о чем не сказало -- род большой, расселился по всей империи.
-- У, -- протянул он. -- И что, у вас в роду все заклинатели?
Она помедлила с ответом, а затем тихо, и как будто виновато сказала:
-- Я не заклинательница, а переписчица. Меня еще в детстве отдали в ученицы к служителям большого хранилища свитков. А потом оказалось, что у меня есть способности к языкам, потому хранители стали обучать меня ремеслу переводчицы.
-- Так ты переводила на самом деле?
-- И переводила, и списки иноязычных свитков делала -- на том же языке. Кроме того, переписываю я чисто и красиво, мало в расход уходит -- а потому мне доверили переписывать важные свитки. В том числе и с заклинаниями. А заклинания я знаю потому что, переписывая их, кое-что запомнила. У меня хорошая память.
-- Ну так, понятно, память нужна, чтобы язык выучить. Где же сейчас все твои? Почему ты идешь одна?
Она пожала худенькими плечами:
-- Не знаю. Нас -- переписчиков -- всех собрали и сказали, что нужно уходить. А я задержалась -- нужно было найти один важный список старой хроники на высоком языке Лунного княжества в вашем хранилище, а хранитель, который знал этот язык, уже ушел. Вот так я и осталась одна, -- Леск улыбнулась смущенно и робко, будто говоря: "Да, вот такая я есть -- не великая колдунья, какой хотела казаться, а обычная заблудившаяся девчонка с несуразно большим, набитым всякой чепухой мешком".
Лес расступился, и снова открылось болото. Но тут уже путь шел по гати -- следы обоза на болотистой почве особенно заметны.
-- Да что там такое? -- забеспокоился Рес.
Гать обрывалась. Подошли поближе, и стало понятно, что она разрушена. И тоже недавно. Все ясно, беженцы возможную погоню отрезали.
-- Я читала про такие гати, -- с непонятным спокойствием заговорила Леск. -- Их строят ненадежными. Нужно выбить несколько клиньев, и гать... сама расползается.
-- В этот раз бросили, -- глухо пробормотал Рес.
-- Может быть, еще переберемся? -- спросила Леск с отчаянной надеждой.
-- Попробуем.
Рес вырубил в ближайшем кустарнике два посоха, и беглецы сошли с гати.
Двигались по широкой дуге, потому что в месте, где разрушена гать, была самая трясина. Но и дальше сплошь упирались в топи, не было пути.
***
Уже наступил полдень, а они все бродили и бродили, ощупывая посохами дорогу. Внезапно Леск остановилась:
-- Давай передохнем.
-- Потом отдыхать будем, -- хмуро процедил Рес. Ему до тошноты надоело это мерзкое болото. Здесь даже комары не летали. И ветра не было, а воздух казался живым и хищным. Будто затаившееся животное, он ловил влажным губастым ртом каждое твое слово и переваривал в своем отвратительном чреве.
Несмотря на возражение Реса, Леск остановилась.
-- Как тут спокойно, -- тихо произнесла она, и плотный воздух тут же проглотил ее слова. -- Я читала, что где-то за землями Десятого племени есть Черные Топи, откуда человеку невозможно выбраться. Это проклятое место. Чем дольше по нему ходишь, тем сильнее оно сужается, будто веревка на мешке затягивается. В конце концов, тебя со всех сторон обступает трясина, последний островок тверди проваливается, и ты тонешь.
Рес передернул плечами -- и без того тошно, а она еще со своими ужасами -- и с ухмылкой спросил:
-- Ты хоть одну веселую историю знаешь? Что у тебя все так безнадежно? Если ногу поцарапал, то обязательно насмерть, в болоте заблудился -- тоже. Тебя, наверное, на праздники вовсе не зовут.
Она возмущенно фыркнула и быстро пошла вперед, спиной выражая обиду. Почесав затылок, Рес хотел крикнуть, чтобы сильно не торопилась, как вдруг Леск ступила на совершенно надежную с виду кочку и тут же начала тонуть. Да так резво, что почти сразу затянуло по пояс. Рес растерялся на мгновение, а потом, ругаясь сквозь зубы, быстро, но осторожно подобрался к ней. Леск смотрела на него дикими от ужаса глазами, тянула руки. Рес вовремя ткнул палкой вниз перед собой, и та ушла глубоко -- топь, еще шаг, увяз бы тоже.
-- Хватайся! -- приказал Рес и протянул палку, но Леск не смогла дотянуться. Трясина затягивала ее так стремительно, что на поверхности уже остались плечи, руки и голова. Реса взяли злость и досада: наверняка ведь дергает ногами, как лягушка, потому и тонет так быстро.
-- Ты тише там! -- крикнул он, ложась на мох, чтобы распределить свой вес -- тогда затягивать не будет. -- Не дрыгайся!
-- Я и не дрыгаюсь! -- прошипела Леск.
Рес ползком подобрался поближе, протянул посох:
-- Хватайся!
Ее тонкие, испачканные в бурой жиже руки скользнули по палке и выпустили ее. Проклятье всем богам, палка действительно слишком гладкая, еще и сужается.
-- Я не могу! -- прошептала Леск с отчаянием.
-- Нет, ты можешь! Ну-ка давай живо!
Она попыталась снова и опять выпустила.
-- Я не могу... -- теперь она уже заплакала.
-- Подожди. Соберись. Просто схвати ее и не отпускай.
-- Как?!
-- Зубами!
По ее лицу скользнула слабая улыбка.
-- Сейчас я подберусь.
-- Хо... -- она поперхнулась водой, которая дошла уже до подбородка и закашлялась.
Ощущая, как поверхность под ним приминается и покачивается, словно спина гигантского животного, Рес подполз еще ближе и засунул посох в воду. Сначала ничего не происходило, потом он ощутил, как что-то тянет.
-- Схватилась? -- спросил он.
По ее глазам он прочитал "Да". Теперь оставалось вытянуть и ее и себя самого. Отползал пятками вперед, подтягивал палку, снова отползал. Топь равнодушно отпускала добычу, которая не переставала бормотать не то заклинания, не то молитву, не то ругательства.
А как потом ругался Рес! Еще никогда в жизни ни на кого так не орал. Пока собирал хворост и разводил костер -- они как раз вышли на сухое место -- все припомнил: и рассказы ее, которыми она только неприятности притягивает и что по болоту ходить не умеет. Больше всего свиткам досталось. Леск, низко опустив голову, молча выливала грязь из сапог, и только когда он начинал кричать слишком громко, вздрагивала. Потом встала и, оборвав его на полуслове, сказала: "Я пошла одежду сушить".
И скрылась за невысоким кустарником. Рес посмотрел ей вслед. Мелькнуло желание подсмотреть, как раздевается, но у побережников тонкий слух, не подкрадешься. А Леск еще и гордячка, совсем обозлиться на Реса может.
Эх, все-таки досадно как-то у них все выходит. Немного посидел, глядя на болотные кочки и решил, что свою одежду тоже нужно просушить. Разложил ее на траве, щурясь, посмотрел на стоящее в зените солнце: должна быстро высохнуть.
Он слышал, как шуршит одежда Леск.
-- Ты так и не рассказала, откуда у тебя татуировка, -- сказал Рес, удобно устраиваясь на траве. По растущей рядом травинке взбирался маленький жучок. Вот он не удержался и, выпустив травинку, упал на землю.
-- Я... не знаю, -- ответила после недолгого молчания Леск.
-- Как так?
-- Она всегда была, сколько я себя помню.
-- Нет, подожди, -- он даже приподнялся. -- Пусть была... и не любопытно было, откуда она взялась? Да я бы на твоем месте измучил всех вопросами.
Леск тихо рассмеялась и сказала:
-- Я расспрашивала, но никто знал ответа. Потом мать рассказала, что на самом деле я не из их рода. Отец нашел меня в лесу, когда я была совсем маленькой. Они тогда еще сильно удивились, как это меня звери не разорвали...
Она помолчала, а потом совсем тихо добавила:
-- Мне всегда казалось, что они меня немного боятся. Наверное, потому и в ученицы отдали, чтобы с глаз долой сбыть. Чужая я им была... несмотря на то, что кроме их, иной семьи не помню и не знаю.
Как Рес и думал, одежда высохла быстро. Услышав, что Леск шуршит тканью, оделся. Все лучше в сухом, чем в мокром, хоть какое оно грязное. Зато грязь затвердела, отвалилась, оставшиеся куски неприятно царапали кожу.
-- Ну ты как, готова? -- спросил Рес.
-- Да.
Леск вышла из-за куста, поправляя поясную сумку. Вроде обычную -- из непромокаемой кожи и затягивается туго, в таких носят огниво и трут, чтобы не промокли, но у Леск там явно гораздо больше всякого наложено.
-- Ладно, идем дальше, -- сухо сказал Рес и, не оборачиваясь, пошел вперед. -- Только под ноги смотри. Больше я за тобой по трясине лазать не буду.
Однако так получилось, что на этот раз провалился сам, хотя и дорогу прощупывал. Леск подскочила, протянула посох и кричит:
-- Сначала свитки!
Хотел их в воду бросить, но испугался, что тогда его Леск и вытягивать не станет. Поднял над головой мешок и зашвырнул на твердое, а потом и за посох ухватился. Леск с трудом, но вытащила.
Выбравшись, сказал:
-- Читай свои заклинания, они, по-моему, помогают. Ночью мы не проваливались.
-- Заклинания только для ночи... чтобы находить дорогу во мраке.
-- А для дня нету?
-- Есть, но я их не помню.
Чтобы обойти разрушенную часть гати, потребовалось полдня. Все же обошли, ходко двинулись дальше. И уже в сумерках вышли к еще одному месту, где гать была не разрушена, но попросту уходила в болото.
-- Мы их не догоним, -- тихо сказала Леск.
Рес посмотрел на нее, ничего не сказал. Задумался даже: а не двинуться ли еще раз в обход? Темнеет, но им не впервой ночными болотами ходить, заклинания Леск спасут от трясины.
Но тут же вспомнил, как провалился, как обволакивала, затягивала топь. И решил ночевать здесь, на гати.
Разожгли костер, накипятили воды, наполнили фляжки -- Леск настояла, говорила, что от сырой болотной воды заболеть можно. Сварили тюрю из последних сухарей и собранных на болоте улиток, испекли на углях корень камыша. Леск сидела молча, сосредоточенно глядя на костер, и в его бликах глаза ее казались очень темными. Рес вспомнил про татуировку.
-- Скажи, а ты совсем не помнишь, как в том лесу очутилась?
По тому как Леск нахмурила брови, он понял, что вопрос ей неприятен.
-- Совсем, -- угрюмо сказала она.
-- Понятно... -- он подумал, что в ее рассказах всегда есть белые места, которые сложно объяснить. Взять, например, историю про то, как она отстала от других переписчиков. Ладно бы убежала с пустыми руками, но унесла мешок со свитками, которыми очень дорожит, значит, там важное что написано. И получается, никто из старших не проследил, как идут сборы. Все просто ушли и бросили важные свитки? Нет, так не бывает.
Когда он высказал свои соображения вслух, Леск как-то вся съежилась, некоторое время молчала, кусая нижнюю губу, а потом, не глядя в сторону Реса, начала рассказ:
-- Это случилось два дня назад. Я была в хранилище -- искала один важный свиток, -- как вдруг услышала наверху шум. Хранилище у нас глубоко под землей, и обычно звуки сверху в него не проникают, тут же было ясно слышно, как что-то грохочет. Я уже собралась пойти посмотреть, в чем дело, открыла дверь, как вдруг услышала странный шелест. Будто по коридору ползет большая змея. И тут со мной случилось что-то странное, словно бы столбняк напал: все слышу и вижу, а пошевелиться не могу. Ни рук ни ног не чувствую и шея не поворачивается. Хотела закричать, но не смогла... будто горло смолой залили. Тут шелест приблизился, и я увидела, что по коридору ползет огромная черная гадина: тело гибкое, длинное, лапки короткие, с человеческими пальцами, а глаза огромные, зеленые и светятся. И злость в них такая... словами не передать, видеть нужно. Будто все ненависть мира в одном взгляде.
Не знаю, что бы со мной было, как вдруг слышу мужские голоса и шаги. Гадина тоже услышала, отвернулась от меня и поползла назад. Я же в тот же миг почувствовала, как морок сходит, снова стала ощущать руки и ноги. Я побежала обратно в хранилище, закрыла дверь на засов, заложила поленом -- там очаг был. Слышу, в коридоре крики охранников, лязг и скрежет мечей, как будто бьют по камню. Я схватила мешок, кинулась к столу. Стала складывать в него все свитки, какие были. Набрала больше половины мешка, когда из коридора услышала крики, потом хрипы.
Потом все смолкло, и тут же в дверь ударило так, что она содрогнулась, и полено затрещало. А ведь дверь и засов делали прочными, чтобы могли выдержать малый армейский таран.
Я собрала последние свитки и побежала к потайной двери в подземный ход, он тянется насквозь через весь город и выходит далеко за стенами, в овражке.
Она замолчала, обхватив себя за вздрагивающие плечи, будто мерзла. Рес снял куртку и, укутав ее, сел рядом. Она доверчиво прижалась к нему, и замерла тихонько всхлипывая.
А с утра Леск как будто пожалела о своей откровенности и доверчивости -- заспорила, с какой стороны обходить топь, слева или справа. Ресу казалось, что справа посуше и потверже, а Леск припомнила древний-предревний свиток, где советовали, если можно, все слева обходить, по солнцу -- это, якобы, приманит удачу.
Рес доказывал:
-- Плывет корабль, впереди остров, справа глубина, слева мель. Чего ему слева-то обплывать?
-- Если известно, что слева мель...
-- А если неизвестно? Мель-то с любой стороны может быть. Смотря, с какой стороны к острову подплывешь, даже. А у нас тут справа явственно суше.
-- Не обязательно. Возможно, там скрытые топи, как вчера.
-- Тогда -- как хочешь. Хочешь -- слева иди, а я так пойду. Свитки твои тебе оставить?
Обход не потребовался, гать была просто притоплена, прикрыта водой. Однако неожиданно привела к зарослям камышей, совершенно нетронутым -- не проходили здесь беженцы.
-- Должно быть, на гати развилка была под водой, -- хмуро предположила Леск. -- Я слышала, как проводники обсуждали, куда сворачивать на болоте. А они влево хотели! Я же говорила! Так бы мы к левой ветке вышли!
-- Может, они вообще утопли, -- огрызнулся Рес.
-- Как-то у тебя все безнадежно, -- ядовито припомнила она его собственные слова.
Сейчас шутка уже не показалась такой уж удачной.
Оставалось признать, что беженцы ушли слишком далеко, не настигнуть их. Даже если идти день и ночь. А ведь они уже могли переправиться через Стремнину. Это значит, что Рес и Леск не просто отстали, они отбились. Мало того, заблудились.
-- Надо поискать развилку, -- упрашивала Леск.
-- Нет. Отбились мы от своих, сами по себе теперь. Надо выбираться из болота.
Боялся, что Леск заплачет. Но она удержалась, только снова начала бормотать заклинания.
Не так просто оказалось из болота выбраться, потому что Рес не знал, где проходит гать. Все посохами путь прощупывали, и несколько раз в настоящих тупиках оказывались.
И опять бродили до темноты, под вечер уже не дорогу, а хоть какое сухое место искали. Не нашли, пришлось Ресу нарубить камыша и сложить кучей, чтобы получился островок. Ночевали сидя, оперевшись спиной о спину. Как ни странно, выспались, причем Рес уснул первым.
А утром в свете зари увидели верхушки деревьев в какой-то полусотне шагов. И трясин больше не встретилось.
Выбрались на берег, разожгли костер. Первой решилась заговорить Леск:
-- Надо пробираться к границе. Тайную тропу мы уже не найдем, придется так, по дорогам.
-- В нас сразу распознают людей побережья. Как ты собираешься цвет глаз скрыть?
Но Леск порылась в поясной сумке, вытащила глиняный пузырек:
-- Это трава-красавка, глаза станут темными. И надо поискать что-нибудь, чтобы подкрасить кожу.
-- Хорошо. Похоже, другого выхода нет.
Идти лесом оказалось много приятнее, чем брести по болоту -- под ногами твердь, в дырявом сапоге не хлюпает, деревья прикрывают от солнца, птички поют. Вот только страшнее в лесу, потому что можно людей встретить.
В первом же ручье Рес и Леск по очереди выстирали одежду, Рес к тому же придумал подбить куртки травой, чтобы скрыть тонкокостость. Приучались, поглядывая друг на друга, идти ссутулившись и чуть враскоряку -- как крестьяне ходят. Даже нашли в лесу, чем подкрасить кожу -- недозрелый дикий орех. Со смуглыми лицами, черными глазами и темными волосами можно надеяться, что сойдут за южан. К тому же Рес немного знал южанский язык -- от гребцов на галере нахватался, а Леск так и в совершенстве на нем говорила.
Поужинали собранными за день грибами, переночевали. И с утра закапали в глаза настой красавки, натерли лица и руки ореховым соком -- потому что Рес видел зарубку на дереве.
Хорошо, был настороже и обратил внимание на дальний крик сороки. Прислушались и уловили собачье тявканье, пока что тоже далекое.
Рес схватил котомку:
-- Уходим по ручью!
-- Подожди... -- Леск торопливо рылась в напоясной сумке. Вытащила полотняный мешочек с угольной пометкой: -- Пряная трава!
Быстро рассыпали несколько щепотей и вступили в воду. Холодная струйка опять просочилась в сапог через дырку в подошве.
Побрели вверх, прислушивались. Доносилось все то же тявканье, треск сухих веток -- раскатистый, под тяжелым кем-то, скорее всего -- под копытами лошадей. И даже несомненное бряцанье оружия.
Нет, это не простые охотники или лесорубы, это охотники на людей, разъезд.
Ручей тек по дну небольшого оврага, сильно заросшего -- приходилось продираться сквозь ветки. Аккуратно, чтобы не сломать, следов лишних не оставить.
Рес увидел то, что нужно: достаточно низкая толстая ветка. Отдал котомку Леск, осторожно, чтобы не ободрать кору, ухватился, подтянулся и перекинул ногу. Леск молча протянула ему поклажу.
Когда повесил мешки на сук, хотел спуститься, чтобы помочь Леск, но она сама забралась на ветку и уже лезла навстречу с беличьей ловкостью. И следов не оставляла.
Забрались повыше и устроились в гуще листвы. Все также прислушивались -- донеслось, как громко заскулила собака, видать пряной травы вдохнула. Потом ругань послышалась, голос молодой, звонкий.
Беглецы замерли, Леск взялась, было, что-то бормотать, но, к счастью, замолкла.
Приближались хлюпающие шаги и размеренный конский топот, как будто с разных направлений. Медленно приближались, от этого только страшнее было. Ясно же, что ищут что-то, высматривают.
Появились всадники, четверо ехали по одной стороне оврага -- передний вел в поводу оседланную лошадь, -- пятеро по другой. Серые кафтаны, кривые мечи в деревянных ножнах, дваждыизогнутые луки, короткие пики, круглые щиты -- легкая конница. Хорошо, что не егеря.
Служивые внимательно всматривались в землю, видимо, выискивали следы.
И плещущие шаги разъяснились -- по ручью шел десятый служивый, тоже следы на берегах высматривал. Рядом с ним бежала лохматая собака, до сих пор чихала и поскуливала.
К большой удаче беглецов, служивые так и не додумались смотреть наверх, даже там, где толстые ветки низко над ручьем. Егеря бы додумались обязательно. А эти -- проехали и скоро скрылись за стволами.
Беглецы еще долго вслушивались, как удаляются стук копыт, бряцанье мечей, хлюпанье сапог в ручье. Не сразу решились спуститься.
Потом было непонятно куда идти -- конники уехали на северо-восток, и беглецам туда надо. Но не возвращаться же к болоту.
Решили идти на север.
Вскоре встретились еще зарубки на деревьях. Потом и пеньки начали попадаться, кострища, другие следы людей. А там и на дорогу вышли -- малую, немощеную.
Подправили траву под куртками, рассмотрели друг друга -- ровно ли закрашены лица.
Рес увидел следы на земле:
-- Похоже, селение там. Видишь этот след? Вышел человек из леса, повернул туда.
-- А нам нужно в селение? Оно на западе, а нам на восток.
-- Не в лесу же сидеть, видишь, конники с собаками ищут нас, -- рассудил Рес, выходя на дорогу. -- На всех собак пряной травы не хватит. Мне думается, нам в открытую, не таясь пробираться даже и сподручнее. Сперва, конечно, издали глянем. А в селении конями разживемся, припасами. Ты как, верхом ездишь?
-- Конечно! Я же переписчица!
Рес скрыл недоумение:
-- Ну да, хранилища свитков нынче большие, с одного края в другой только на коне и успеешь, чтобы в дороге не ночевать.
Леск сдержанно усмехнулась:
-- Старые переписчики могут годами работать в одном хранилище. А тех, кто помоложе, отправляют в другие хранилища, чтобы сделать списки с тамошних свитков.
-- А чего не попросить, чтобы там сами переписали, что надо, а потом передали с оказией? Не доверяете чужим переписчикам?
-- Не доверяют. Кроме того, не хотят платить за их работу. И без того доступ в иные хранилища весьма недешев.
-- Стало быть, пришлось тебе поездить?
-- Пришлось. От Алмазного княжества до Закатных островов бывала.
Рес поневоле заподозрил, что его спутница не только переписчица, еще причастна к неким тайным и темным делам: разъезжает по всей Империи, знает много языков, в их числе редкие, память у Леск крепкая. Наверняка передавала тайные сообщения, возможно, и сама не знала точно, во что вмешивается.
