Демьяненко Андрей Николаевич : другие произведения.

Истина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   Истина
   Сумасшествие в шести действиях
  
   Действующие лица:
   Придурковатый автор
   Чокнутый герой - Андрей
   Предметы
   Книги
   Голоса
   Стихи
   Песенки, нотки, рисуночки
   Алкоголь
   Женщины
  
   Возможно... начну вот с этого слова...
   Возможно, кто-то осудит, возможно, кто-то полюбит, возможно, кто-то не станет читать... Наплевать!.. Многие не смогут понять, а кто-то будет меня проклинать... за этот винегрет из прозы и стихов, тишины и голосов.
   Отдаю эту истину вам. Умный скажет, что это бедлам, я скажу, что истины нет.
   Вкушайте, пожалуйста, мой винегрет.
  
   Сумасшествие первое
   Объятая полумраком комната, находящаяся в сверх аномальной зоне центра России. Через зашторенное окно любопытный фонарь разглядывает предметы обстановки: диван, книжную полку, стол, пару стульев...
   Слышно, как ворчит замок, облизывая резво вертящийся ключ. Дверь распахивается, с щелчком выключателя проливается свет.
   Вваливается хозяин, он грустно пьян. Опрятность его облика прикрыта небрежностью и залита алкоголем... На плечах пальто, застёгнутое на одну пуговицу, боты забрызганы, на брюках красуется жирное пятно, голова непокрыта, волосы взлохмачены, в руках распахнутая звякающая сумка. Он монументом становится посередине комнаты и горстями четверостиший рассыпает слова:
  
   Наконец-то пришёл домой
   Уставший, голодный и пьяный...
   Рваных обоев затхлый покой,
   И воздух спёртый, поганый.
  
   Что делать? Стакан залить.
   Плюх на кушетку -- и спать!
   Обрывки мечтаний во снах ловить...
   А завтра снова, завтра опять:
  
   Развал, пир во время чумы,
   Незнамо зачем и незнамо как...
   Нету в этом ничьей вины --
   В мире есть лишь один дурак.
   Скидывая пальто на пол, Андрей подходит к столу. Из нагромождения баночек, пепельниц, рюмочек, стаканов, складируемых на столе уже долгое время, Андрей извлекает относительно чистую посудину и плескает в неё из появившейся откуда-то бутылки...
  
   Ну, да я пью,
   и не могу представить
   себя без рюмки, пьяных странных дней...
   И вам, (увы!) наверно, не исправить
   и не лишить меня наряда из цепей...
  
   Ну, да я пью...
   и часто напиваюсь
   до чёрта в лапе, звёздочки во лбу...
   Но серым утром не с похмелья маюсь,
   а пьяно вспоминаю что к чему...
  
   Ну, да я пью.
   Но мне бывает тошно
   смотреть на чью-то пьяную гульбу...
   Я страшен: дикий зверь...
  
   Но мне тревожно:
   какой-то нелюдь комкает судьбу...
   И маленький ребёнок не родившись,
   и не увидев, что такое свет,
   до южной темноты напившись,
   блюёт на всё - не знает где клозет.
  
   Ребёнок малый - сумрачные думы...
   Опомнись, мать, он умирает!..
   Спаси!.. Позволь ему достать до сути
   и дай игрушку - жизнь, пускай играет.
  
   - Играет!!!
   - Играет?!
   - Кто здесь? - Андрей изумленно оглядывается.
   - Кто здесь? Кто здесь? Кто здесь? - вторит эхо.
   - Что никого?! - грозно вопит человек.
   - Что никого? Что никого? А может и есть кто, - меланхолично отвечает Голос.
   - Ты кто? - снова расцветают цветы изумления.
   - Может быть ты, - шелестит Голос.
   - А-а-а... - цветы вянут толи ошпаренные ядом алкоголя, толи иссушенные ветром равнодушия, толи срезанные возникшей мыслью.
   Из сумки Андрей достаёт револьвер. Резким движением выбрасывает руку вперед и спускает курок. Раздается грохот выстрела, пуля впивается в стену, извлекая душераздирающий крик. Звуки чертом скачут по комнате, многократно повторяясь. Андрей меняется в лице, плетьми повисают руки, ноги подкашиваются, человек падает на колени.
  -- Извините, - стонет он. - Я забыл, что предметы тоже живые...
  -- Живые, - отвечают стены.
  -- Живые, живые, живые, - шепчут предметы.
  -- Извините, - просит Андрей и приставляет холодную сталь к виску.
  -- Вы намного живее, чем я.
  -- Чем ты? - вопрошает Голос.
  -- Да, - отвечает Андрей.
  -- Почему ты так думаешь?
  -- Потому что они полезны, а я бесполезен.
  -- Кому полезны?
  -- Всем, хотя бы мне.
  -- А ты бесполезен?
  -- Да.
   Палец нажимает на спусковой крючок. Пистолет издает звук, с натягом напоминающий выстрел.
  -- Судьба?.. - вопрошает Голос.
   Андрей удивленно смотрит на револьвер, потом отвечает:
  -- Нет - истина! Незаряженный пистолет выстрелить не может.
  -- Или по другому: ружье обязано выстрелить, - резонансом возникает Голос.
   Бросает револьвер на стол, рядом коробку патронов.
  -- Застрелиться можно даже из пальца... У кого какая Судьба.
  
   Условились встретиться в центре,
   в цветнике, где фонтан со скульптурой.
   Не встретились -- эти придурки
   любовались античною дурой,
   а я складывал бантиком губки
   пышногрудой в коротенькой юбке...
  
   Однажды заехал в чужие края --
   цветник и фонтан со скульптурой...
   Случайно столкнулись:
   приятели, я
   и девка
   с похожей фигурой...
  
   Летели года...
   и в фонтане
   один из друзей утопился,
   другого убила скульптура,
   с которой он пьяный свалился,
   я женился на той проститутке
   пышногрудой в коротенькой юбке.
  
   - Не знал что ты женат, - ехидно шуршит Голос.
   - Не женат я, - рубит ехидную тварь Андрей. - И не собираюсь.
   - А что так? - слова, идущие ниоткуда, похожи на поступь кошки.
   - Другие планы.
   - Какие если не секрет?
   - Хочу поиграть с Судьбой!
   - Ха! - возник смешок.
   - Ха-ха! - струится смех.
   - Ха-ха-ха! - хохочет комната.
   - Не смешно! - зло бросает Андрей.
   - Не смешно, - вторит эхо. - Но... Но. Но!
   - Но зачем тебе это? - подхватывает Голос.
   - Надо проверить.
   - Что?
   - Какова она, моя Судьба!
   - Ты что дурак?
   - Точнее сказать - умалишенный.
   Андрей театрально берет револьвер в ладони и с наигранной нежностью отпускает фразы.
   Отныне ты - та прекрасная дама, которой я всецело подчинен.
   Каждый день я буду дарить тебе подарок - патрон. А ты будешь целовать меня... Тебе даруется моя жизнь. Ты можешь меня убить завтра, а можешь подождать до послезавтра... или до дня Рождения. Я буду доставать тебя, всячески надоедать. И настанет момент, когда я надоем тебе смертельно и ты, разозлясь, убьешь меня! Ты - моя невеста.
   Андрей достаёт из кармана платок и сооружает из него фату, а из водочной пробки получается хорошенькая шляпка. Всё это с почестями водружается на дуло пистолета.
   Возникает свадебный марш, Андрей прогуливается с невестой вокруг стола.
   - А кто-то говорил мне, что не женится! - вкрадчиво журчит Голос.
   - Ну, говорить можно всё, что угодно. Слова слабо сотрясают вселенную, вряд ли она даст трещину из-за слов!
   - Не пора ли обмыть помолвочку?!
   Новоиспечённая невеста летит на диван, ей в вдогонку летят слова.
   - Погоди немного, сейчас я приду, и мы будем спать.
   Андрей выливает из бутылки остатки водки в стакан, из стакана в распахнутый рот. Водка сжигает последние силы, и Андрей плюхается на стул.
  
   Опять я пьян, смотрю на дно стакана,
   А там три капли, снова сел на мель...
  
   Как пусто кругом... холодно! Ничего не хочется. Незачем жить.
   Жить... Жить. Жить, - мячиком прыгают слова.
   - Неужели ты так бесполезен?
   - А ты считаешь по другому?
   - Я уверен, что ты слишком молод и можешь еще принести пользу.
   - Кому?
   - Окружающим тебя.
   - Но я в невесомости. И вокруг вакуум. Движения теряются, слова затухают.
   - Неужели? - удивляется второе я.
   - Неужели? Неужели? Неужели? - спрашивают предметы.
   - Неужели все так плохо? - продолжает Голос.
   - Не плохо - противно. Зачем когда противно.
   - Надо.
   - Кому?
   - Потом разберешься.
   - Хочется делать то, что хочешь и получать отдачу.
   - Идеалист. Родственное слово с понятием идиот. Ты хочешь всего и сразу, процесс движения желаешь пропустить. Нельзя - в нем смысл. Нечем крыть?
   - Но мысли черные стучат, сомнение - родной мой брат твердит: раз карту нечем бить, зачем же жить?
   - Слепец, откуда знаешь ты что нечем?
   - Мне кажется... пытаюсь уцепиться и падаю-у-у-у...
   Проваливается в сон. Сон похож на песню - звонкие ноты бьются о звонкие бессмысленные слова.
  
   1. Пустые дни, темны углы,
   Нет места цветению трав.
   Солнца лучи завязались в узлы,
   Не достигнув и не достав.
  
   2. Отгрызите кусок кислорода!
   Дайте лёгкое, чтобы вздохнуть!
   Ноги ломает чья-то свобода...
   Древний монстр терзает грудь.
  
   3. Из вечера творчества в день суицида:
   Не посмотреть, не постичь, не понять.
   В чёрном зеркале глаз лишь обида,
   И что-то что право даёт убивать.
  
   4. Каждый слеп и с рождения глух,
   Но у каждого есть своя мера!
   Мой факел тоже давно потух,
   Но на ощупь знаю - это химера.
  
   5. В каждой ладони - время песок,
   У кого еще много - тому партер,
   Но надеяться рано, это же ток!
   Жизнь - это пляска химер.
   Най-на, на-на-на, на-на, на...
   Най-на, на-на-на, на-на, на!
   Най-на... На-на-на. На-на!..На!!!
  
   Сумасшествие второе
   Песня сна утихает, но продолжает ютиться в его устах:
  
   Най-на, на-на-на, на-на, на!..
  
   Семья ералаш, а знакомые - нытики,
   Смешной карнавал мелюзги,
   От службы, от дружбы, от прелой политики
   Безмерно устали мозги.
   Возьмешь ли книжку - муть и мразь:
   Один кота хоронит,
   Другой слюнит, разводит грязь
   И сладострастно стонет...
  
   Петр Великий, Петр Великий!
   Ты один виновней всех:
   Отчего на Север дикий
   Понесло тебя на грех?
  
   Восемь месяцев зима, вместо фиников - морошка.
   Холод слизь, дожди и тьма - так и тянет из окошка
   Брякнуть вниз о мостовую одичалой головой...
   Негодую, негодую... Что же дальше, боже мой?!
  
   Каждый день по ложке керосина
   Пьём отраву тусклых мелочей...
   Под разврат бессмысленных речей
   Человек тупеет, как скотина...
  
   Есть парламент, нет? Бог весть,
   Я не знаю. Черти знают.
   Вот тоска - я знаю - есть,
   И бессилье гнева есть...
   Люди ноют, разлагаются, дичают,
   И постылых дней не счесть.
  
   Где наше - близкое, милое, кровное?
   Где наше - своё, бесконечно любовное?
   Гучковы, дума, слякоть, тьма, морошка...
   Мой близкий! Вас не тянет из окошка
   Об мостовую брякнуть шалой головой?
   Ведь тянет, правда?
  
   Почему я говорю стихами? Почему... Потому, что не могу по другому. Стихов у меня в голове больше, чем свечей на юбилейном торте долгожителя... Как это всё туда умещается?! Если всё что я знаю отпечатать на бумаге в черепную коробку это не влезет. А я думал, что это у меня голова так часто болит? Меня распирает!
   Почему мне хочется пить? Почему... Потому, что не пить не могу.
   Почему человек умирает от обезвоживания, а не от обезвошивания?! Потому, что человек на девяносто процентов состоит из воды, а не из вшей!
   С кем бы мне сегодня выпить?
   Взгляд Андрея блуждает по комнате, пока не оседает на книжной полке.
   С тобой я недавно пил, с тобой не хочу, ты - зануда! С тобой? Нет. Не то настроение. Хочется чего-то прекрасного. О! Венера, Вы не прочь выпить? Не прочь?!! Тьфу, какая вакханка!
   Андрей снимает с полки статуэтку.
   Что, Голая Античность Вы, такая запылённая? Вас давно никто не трогал? Это поправимо.
   Андрей роется по карманам.
   Чёрт!
   Извиняющийся взгляд лижет белое гипсовое тело.
   Извините, за непристойное выражение. Субъект с рогами и копытами, где мой платок?!! Эй, хвостатый! Странно... Нет на месте. И платок куда-то подевался. Ну ладно.
   Андрей краешком скатерти стирает пыль с собутыльницы.
   Приготовления к пиршеству просты. Первым делом извлекается неведомо откуда бутылка водки. Режется хлеб, намазывается маслом. Статуэтка помещается на столе между пустой банкой из-под шпрот и пепельницей. Разливается водка, в рюмку - леди, в стакан - джентльмену.
  
   Серую темень разрезало утро,
   двое безумцев заброшены в день,
   будут метаться, как окрик: "Полундра!",
   а вечером слягут всё в ту же постель...
   Иль выметет их за земные пределы,
   в круг чуждых лиц и нелепых затей,
   на танец объятий пунктиром пробелы,
   тёплые сны в жутком мраке ночей...
   Всемогущее утро опять их захватит,
   выбелит простыни,
   сетью из слов
   повлечёт в никуда...
   Там им времени хватит,
   снова сплестись,
   танцевать между снов...
  
   Понимаешь, мы безумцы, танцующие на краю пропасти. В отличие от других мы не ползаем, блея от страха: "Кончается стиральный порошок, а зубная паста не отбеливает зубы".
   - Зубная паста не отстирывает белье, а стиральный порошок не отбеливакет зубы, - мягкими певучими нотам звучит Венера.
   - Да, - смеется Андрей. - Но это все равно. Ведь мы живем танцем.
   Правда итог - всё равно смерть... Но наше безумие нас спасает. Спасает от мелочного страха. За безумие!
   - За безумие, - журчит Венера, и от нее к рюмке протягивается лучик, который поднимает, переносит, опрокидывает, возвращает на место этот хрустальный предмепт, правда, уже без содержимого.
   Андрей залпом осушает стакан. Головная боль, и похмелье отступают под напором новой дозы спиртного.
   Ну о чём говорить с голой женщиной!.. как ни о смысле жизни, об искусстве...
  
   Стихи, как кровь смертельной раны,
   толчками нервными стекают на листки,
   неровен слог и ритм рваный,
   но смысл, он режет душу на куски...
  
   А каждая точка улыбка,
   и запятая, как смех,
   насмешкой звучит ошибка,
   заглавная буква, как грех.
  
   Ритмом краплю стихи
   привык
   стегать белобрысость листка,
   в строках, как в горле, полощется крик,
   небо, целуя, горстью песка.
  
   - Красиво.
   - Может быть...
   Но! Кому оно нужно, всё это - написанное, вымученное? Сотворённое столькими усилиями? Я не прочитал и тысячной доли того, что хранит на себе бумага, а берусь её марать... Я не знаю всех цветов, не помню мелодий - и считаю себя просвещённым человеком, потому что, спрашивая товарища "Ты читал Сашу Чёрного?" получаю ответ "Мне нравятся его детективы". И они не то что не стыдятся, но порой гордятся незнанием! А мне стыдно... Ведь для кого-то они, творили, милая?
   - Для кого?! - спрашивает Венера.
   - Для тех, кто распространяет о них сплетни, прочитав пол строчки? Людей помнят по их поступкам, по тому шуму, который поднимается вокруг имён, по гаденьким сплетням, прилипающим, как грязь... Помнят, но недолго. Потому что мало кто знает то - значительное...
   - Какое значительное? - снова родился Голос.
   Андрей ошарашено уставился в пустоту комнаты, потом, как будто вспомнив что, нерешительно ответил:
   - Как. Зачем. Ради чего.
   - Как?!
   - В мучениях или радости, или просто...
   - А это важно?
   - Кажется да. Существует пьяное зачатие - может родится урод. Таких детей жизнь должна убивать.
   - Ты жесток.
   - Я учусь у жизни.
   - Но и в горе, и в счастьи, и в труде могут родиться гениальные вещи.
   - Да, возможно, но люди должны знать правду. Истину если хочешь.
   - А они?
   Андрей раздраженно вскидывает голову, утомленный диалогом крестит взглядом потолок.
   - А они видят только трещины на белом потолке...
   Раздражение уходит, он обмякает.
   - Тебя это удивляет?
   - Бесит. Неужто надо создавать человека, который жил или живет в своем воображении заново? Нельзя ли принимать таким, какой он есть?
   - Ты хочешь сказать, что все происходит иначе?
   - Воспринимают частности, и потом их перевирают.
   - Люди есть люди. Человеку свойственно заблуждаться. Я всегда считал что ты пишешь для людей. Зачем?
   - Вдруг, кто-нибудь зацепит истину.
   - Твои некоторые произведения черны. Ради чего?
   - Для того чтобы на черном потолке искали белые трещины, цеплялись за них и жили светом.
   - Но они оденут черные одежды, сядут в черные лодки.
   - Да, и будут смаковать, то как я пил, гулял, трахался, а истинное пропустят.
   - Пиши светлое.
   - И оставить за кадром себя?
   - Оставь, дари свет.
   - Но это же ложь!!! Свет без тени - абсурд. Чем ярче свет. Тем чернее тень.
   - Не пиши.
  
   Гениальный поэт... Как он пил!..
   Ну, а тот, как по бабам ходил!..
   Как и я, был он мартовский кот,
   хулиган, баламут, сумасброд.
  
   Музыкант... Был он глух... или слеп?..
   из жилища устроил вертеп!..
   Ну а тот был большой дуэлянт...
   Отравитель. Отменнейший франт.
  
   Был художник... как я не в себе,
   тело прятал в жемчужных колье,
   резал вены... и жил в нищете,
   я, как он, и как гении все!..
  
   Нищий я и на грани рассудка,
   глух и слеп... а законы, как шутка...
   пью, курю и частенько грешу.
   Но бог дал: не творю, не пишу!
  
   - Пишешь.
   - Уже не пишу. Но все-таки хочу, чтобы меня запомнили.
   - Зачем? Не поймут.
   - Может найдется тот кому нужен будет не черный, и не белый, а их равновесие. Я думаю рано или поздно все придут к этому.
   - К чему?
   - К истине.
   - Ты знаешь истину?
   - Нет. Но может мои построения помогут кому-то подняться на ступеньку выше и заглянуть.
   - А запомнят ли тебя?
   - Есть шанс. Если я погибну.
  
   Кто кончил жизнь трагически,
   Тот истинный поэт.
   Кто в точный срок -
   Тот в полной мере.
  
   Вспомнил куда делся платок! Это же теперь фата моей невесты!
   - Невесты... - шепчет Голос.
   - Невесты... Невесты... - отзываются предметы.
   Андрей отыскивает глазами револьвер.
   Невестушка... Извини я совершенно о тебе забыл. Я во всём такой... Всё равно любишь?! Хм...
   Револьвер в фате со свадебного ложа, переплывает к столу.
   - Почему у тебя пистолет ассоциируется с женским родом, - с иронией встревает Голос.
   - Не пистолет, а револьверушка. Что съел?
   - Но...
   - Отстань! Надоел.
   Вот что я вам скажу, милые дамы. Скоро у меня день рождения. Дата что ни на есть самая точная. Но я хочу поиграть с судьбой. Если судьба разрешит, то я справлю свой День. Если нет, все будут говорить: "Чуть-чуть не дотянул". Надо выпить, за то чтоб дотянул.
   Андрей наливает и, не закусывая, осушает...
   Вы не смотрите, что я много пью, я не алкоголик, мне просто грустно... грустно думать на трезвую голову.
  
   А что здесь есть? Стен мрачных поцелуи,
   пока мой взгляд да ламп накал...
  
   Холод... Бездарность...
   Андрей тыкает пальцем в себя.
   Тупое и равнодушное окружение. На всё наплевать...
   - Наплевать? Наплевать?! - вопрошает комната.
   Да, наплевать. Я всё закончил. Как там говорится? Построить дом, посадить дерево, вырыть колодец, чтобы потом утопить в нём своего сына - дебила... Не плюй в колодец, самому пригодится воды напиться. Опять меня не туда занесло!
   Всё сначала.
   Дом. Построил. Даже не один.
   Дерево. Посадил. Даже не одно... Два.
   Колодец. Вырыл. Не один... С другом рыл, а второй с отцом.
   Сын. Извините! А как я его выращу!.. Его выродить сначала надо, а она приходит и говорит "Дай денег на аборт". Вот и старайся после этого!..
   Все мои детища в конвертиках... по редакциям рассованы.
   Всё, здесь меня больше ничего не держит. А итог всё равно один.
   - Кто тебе сказал, что дети без тебя выживут? - возник Голос.
   - Что ты хочешь сказать?
   - У тебя есть уверенность в том, что тебя напечатают, и люди не пролистнут ту страницу, где ты, дурак, затрахиваешь слог?
   - Я не дурак.
   - Дурак, дурак. Ты лбом уперся в стену и не видишь, что происходит. Не понимаешь свет и тень. Настолько туп, что возомнил себя великим. Ты кричишь: не черный и не белый, а их соотношенье...
   - Да, так!
   - Но ты забыл о том, что их взаимосвязь - всего лишь - серый цвет. Ты - серость, повседневность. И может будут правы те, кто скажет, прочитав твои творенья : "какой-то бред написан на листках!".
   - А это значит, что я серость и в этом транспорте, не наделен билетом. Нет смысла продолжать существованье.
   - Ну а другие? Ведь они живут?
   - Я не хочу таким же быть как все.
   Андрей берет револьвер, вгоняет патрон в барабан. Барабан раскручен, курок взведен.
   - Я не хочу тебя убивать, - томно соблазнительным голосом молвило оружие.
   - Надо.
   - Но я не хочу! - просительно плаксивые интонации будили в Андрее Чувства, но он резанул по ним саблей разума:
   - Заряженное оружие должно выстрелить!
  
   Смотрите, ведь мы умираем!
   Как можно об этом забыть?
   Последний денёк обласкаем...
   Последнюю ночь бы
   дожить...
   Мы умрём.
  
   Все мысли ложью обложило,
   и руки не могут творить...
   Надежды временем разбило,
   и сердце отвыкло любить...
   Мы умираем.
  
   Бросаем на ветер пустые слова,
   а наша совесть -- гетера...
   Да жили ли мы?
   Закатав рукава,
   нами
   вздёрнута вера...
   Мы умерли.
  
   Курок спущен. Тишина. Андрей вздыхает с облегчением. Кладёт револьвер на стол.
   А жить всё-таки хочется...
   Зачем только?
   Я сумасшедший. Всегда хотел избавиться от цикличности, мечтал, чтобы после понедельника, наступало воскресенье или срит-прит-ботта - вот такой день недели, а в году месяцы постоянно менялись местами. И когда это почти достигнуто, когда я держу в руках, что-то неведомое...
   Андрей берет стакан и наполняет его огненной водой.
   Все говорят, лучше б ты оставался прежним. Полное непонимание. И мне самому порой хочется вернуться. Быть олигофреном, пускать слюни и катиться по жизни... Быть счастливым, получив тарелку супа или перекинувшись возгласом с другом идиотом...
  
   Темно. Один. И лишь звезда печалит
   Сквозь амбразуру тёмных штор.
   Ещё на треть бокал не налит --
   Дзынь... Шквал осколков... Всё: упор.
  
   А что здесь есть? Стен мрачных поцелуи,
   Пока мой взгляд да ламп накал...
   Все мы марионетки... Мы холуи!
   Зачем и кто нас в этот мир позвал?
  
   Жизни плачу ещё один штраф,
   Ну вот и всё - пуста сума.
   Беру гитару, влез на шкаф.
   Зачем? А просто. Схожу с ума...
  
   Андрей забирается с гитарой и другом стаканом не полку с книгами. Звучат аккорды. Умалишенный начинает петь.
  
   Ветер жаром напоен...
  
   Песня обрывается, испугавшись мыслей.
   Действительно умалишённый. Сумасшедший! В России глубокой осенью ветер жаром напоен.
   Андрей осушает стакан.
   - Но в этом есть прелесть. Посреди зимы пойти в лес и набрать букетик подснежников.
   Снова звучит песня.
  
   Ветер жаром напоен -- оголтел и сух,
   Залепил мне глаза тополиный пух,
   В это время любви я гуляю и пью,
   Попадись мне она! Я Её полюблю.
  
   Но Она как пушинка летит во всю прыть,
   И не мне Её стихом тормозить,
   Будет Её целовать другой...
   Как вечернее солнце пойду на покой.
  
   Буду в небе купаться, Её вспоминать,
   На сеть звёзд натыкаться и умирать.
   На Её горизонте всякий раз хлынет кровь,
   Вдруг время наступит -- мою примет любовь.
  
   А может всё оттого, что не полюбил?
   Воздух начинает уплотнятся, вырисовывая женскую фигуру. Длинные русые волосы, стекая с головы по плечам стелются дымкой, ласкают пурпур сосков. Руки лозою вьются до бедер, ноги-ручьи вливаются в море плоскости пола, обходя островок вожделенных мечтаний, каждого похотливого... Атмосфера сгущается... Атомы воздуха украшают глазами ее лицо, правильным вздернутым носиком и губами алыми.
   - Неужели ты меня не любил?
   - Я всех вас любил. Только...
   - Только что?
   - Только холод прикосновений, только лед разговоров, только призраки счастья в пустыне любви.
   - Ты опять афоризмами/сравненьями меришь земное пространство?
   - Все не то. Все не так. Ты опять начинаешь?
   - Что начинаю?
   - То что ты хочешь съесть на обед. Всех люблю... и понимаю. Я люблю вас таких, какие вы есть. Вы же меня втиснуть хотите, в образ угодный вашей ноге! Нет! Не хочу!!! Это - химера.
   Она превращается в чудище
   - Блеф жизни...
   Чудище схлопывается в черную точку и исчезает...
   - Итог один. Истина одна. Всегда будет так. Аминь.
   Андрей бредёт к дивану.
  
   Ещё один ненужный день,
   Великолепный и ненужный!
   Приди, ласкающая тень,
   И душу смутную одень
   Своею ризою жемчужной.
  
   И ты пришла... ты гонишь прочь
   Зловещих птиц - мои печали.
   О, повелительница ночь,
   Никто не в силах превозмочь
   Победный шаг твоих сандалий!
  
   От звёзд слетает тишина,
   Блестит луна - твоё запястье,
   И мне во сне опять дана
   Обетованная страна, -
   Давно оплаканное счастье.
  
   Стянув ботинки, Андрей ложится. Сон тут же придавливает его песней.
  
   1. Ну вот опоздала теплая весна,
   Зима меня бросает и колотит
   И серый день в пролёт окна
   Ещё минута и он меня проглотит.
  
   Пр.: Но где же ты моя весна?!
   Я так надеялся на твой приход!
   Я ещё не очнулся от сна,
   Я проснусь, и тронется лед.
  
   2. Я тыркаюсь в стороны - везде пустота,
   Нигде нет ни крохи тепла.
   Зелень под снегом сгорела дотла.
   Моя весна меня подвела!
  
   Пр.:
  
   Сумасшествие третье
   Сон вместе с песней улетел. Андрей раздваивается, один продолжает лежать повернувшись спиной... а другой стоит рядом.
  
   Повернувшись спиной к обманувшей надежде
   И беспомощно свесив усталый язык,
   Не раздевшись, он спит в европейской одежде
   И храпит, как больной паровик.
  
   Истомила Идея бесплодьем интрижек
   По углам паутина ленивой тоски,
   На полу вороха неразрезанных книжек,
   И разбитых скрижалей куски.
  
   За окном непогода лютеет и злится...
   Стены прочны, и мягок пружинный диван.
   Под осеннюю бурю так сладостно спится
   Всем, кто бледной усталостью пьян.
  
   Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету,
   Отчего ты так страшно и тупо устал?
   За несбыточным счастьем гонялся по свету
   Или, может быть, землю пахал?
  
   Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды,
   Монотонные звуки уныло текут:
   "Брат! Одну за другой хоронил я надежды,
   Брат! От этого больше всего устают.
  
   Были яркие речи, и смелые жесты,
   И неполных желаний шальной хоровод,
   Я жених непришедшей прекрасной невесты,
   Я больной, утомленный урод".
  
   Смолк. А буря всё громче стучала в окошко.
   Билась мысль, разгораясь и снова таясь.
   И сказал я, краснея, тоскуя и злясь:
   "Брат! Подвинься немножко".
  
   Андрей снова в одном лице, повернувшись спиной... Тяжёлый подъём и не менее тяжёлый путь к столу мимо книжного шкафа.
   С кем сегодня пьём? Голос! Голос, где ты? С тобой недавно я пил. Ты - зануда. О! Гоголь! Привет, Николай Васильевич.
   Андрей снимает с полки томик Гоголя. Открывает книгу наугад.
   - Что глядишь ты так, и зачем всё, что ни есть в тебе обратило на меня полные ожидания очи?
   - Как ты не понимаешь, Николай Васильевич? Тост я от тебя ждал, а ты вопрошаешь...
   Андрей ещё раз вглядывается в книгу.
   - Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!
   Андрей из новой бутылки наполняет стакан себе и Гоголю.
  
   Я по Литейному иду...
   Весна идёт...
   Помыла окна...
   Ушли грязь осени и темень вечеров --
   блистают стёкла,
   а инородные вкрапления витрин
   кричат цветасто
   нелепой вязью иноземных, чуждых букв.
   Весьма напрасно
   они ютятся здесь, на поле старых стен,
   покрытых пылью --
   их растворит чумазый барельеф...
  
   Всё станет былью.
  
   Нырнуть бы в прошлое, на века два,
   и груз
   печальных мыслей
   бесследно сгинет, как вкрапления витрин...
  
   В потоке жизни
   мчусь,
   а девушка с красивыми ногами
   с собой меня зовёт.
   Маня глубокими, бесстыжими глазами,
   на Пестеля плывёт.
   Не по пути...
  
   Мой путь прямолинеен.
   Судьба моя пресна,
   и прочь
   на длинных, стройных ножках убежали
   удача и весна.
  
   Да вот так. Или ещё.
  
   Я по Литейному иду,
   как будто в сумрачном бреду...
   Наверно рядом бродит осень:
   задёрнута рогожкой просинь,
   и в лужах шествие витрин,
   и дождь стучит по дугам спин.
  
   Иду в объятьях серенького сна,
   припорошив ресницами глаза.
   И вдруг!..
   Навстречу шествует Она!..
   Такая же кривая, как судьба...
  
   Ну, за дорогу. За встречи в пути.
   Андрей заглатывает содержимое стакана.
   Хорошо поговорить с вами великими... Хорошо бы! Хорошо бы поговорить с вами, великими. Ваши произведения дают ответы на вопросы, но о многом хотелось бы поговорит ещё, расспросить. Да и вы, наверное, в своё время хотели заглянуть в будущее. Возможно, это не совсем честно, но это желание захватывает, жжет. Однако никому не суждено такое фантастическое перемещение: увидеть себя самого в будущем...
   А здесь, в будущем, всё великолепно, вас не забывают, читают, проходят в школах... Какое мерзкое слово: проходят. На дороге растет прекрасный цветок, а мы проходим, пробегаем, проезжаем, проносимся. У нас цель. Но насколько эта цель мелка и корява по сравнению с чудесным созданием, возникшем на дороге... Хотя что сейчас может вырасти на дороге, пробившись через толщу асфальта. Вы просто миражи, проекция прошлого в будущее. Это мы что-то реальное, вылезшее на полотно дороги, и по нам катят, нас проходят, и причём не проходя в школе...
   А вам, ушедшим давно, я завидую, живёте, смотрите глазами своих героев. Автор имеет право вернуться в этот мир и продолжать жить, глядя со страниц на то, как всё изменилось... или осталось по-прежнему.
  
   Ах, милый Николай Васильич Гоголь!
   Когда б сейчас из гроба встать ты мог,
   Любой прыщавый декадентский щеголь
   Сказал бы: "Э, какой он, к чёрту, бог?
   Знал быт, владел пером, страдал.
   Какая редкость!
   А стиль, напевность, а прозрения печать,
   А темно-звонких слов изысканная меткость?..
   Нет, старичок... Ложитесь в гроб опять!"
  
   Есть между ними, правда, и такие,
   Что дерзко от тебя ведут свой тусклый род
   И, лицемерно пред тобой согнувши выи,
   Мечтают сладенько: "Придет и мой черед!"
   Но от таких "своих", дешевых и развязных,
   Удрал бы ты, как Подколесин, чрез окно...
   Царят!
   Бог их прости, больных, пустых и грязных,
   А нам они наскучили давно.
  
   Пусть их шумят... Но где твои герои?
   Все живы ль, или, небо прокоптив,
   В углах медвежьих сгнили на покое
   Под сенью благостной крестьянских тучных нив?
   Живут... И как живут! Ты, встав сейчас из гроба,
   Ни одного из них, наверно б не узнал:
   Павлуша Чичиков - сановная особа
   И в интендантстве патриотом стал -
  
   На мертвых душ портянки поставляет
   (Живым они, пожалуй, никчему),
   Манилов в Третьей Думе заседает
   И в председатели был избран... по уму.
   Петрушка сдуру сделался поэтом
   И что-то мажет в "Золотом руне",
   Ноздрев пошел в охранное - и в этом
   Нашел свое призвание вполне.
  
   Поручик Пирогов с успехом служит в Ялте
   И сам сапожников по праздникам сечет,
   Чуб стал союзником и об еврейском гвалте
   С большою эрудицией поет.
   Жан Хлестаков работает в "России",
   Затем - в "Осведомительном бюро",
   Где чувствует себя совсем в родной стихии:
   Разжился, раздобрел, - вот борзое перо!..
  
   Одни лишь черти, Вий да ведьмы и русалки,
   Попавши в плен к писателям modernes,
   Зачахли, выдохлись и стали страшно жалки,
   Истасканные блудом мелких скверн...
   Ах, милый Николай Васильич Гоголь!
   Как хорошо, что ты не можешь встать...
   Но мы живем! Боюсь - не слишком много ль
   Нам надо слышать, видеть и молчать?
  
   И в праздник твой, в твой праздник благородный,
   С глубокой горечью хочу тебе сказать:
   "Ты был для нас источник многоводный,
   И мы к тебе пришли теперь опять, -
   Но "смех сквозь слезы" радостью усталой
   Не зазвенит твоим струнам в ответ...
   Увы, увы... Слез более не стало,
   И смеха нет".
  
   Голова - как из олова.
   Наплевать!
   Опущусь на кровать
   И в подушку зарою я голову
   И закрою глаза.
   Оранжево-сине-багровые кольца
   Завертелись, столкнулись и густо сплелись,
   В ушах золотые звенят колокольцы,
   И сердце и ноги уходят в черную высь.
   Весело! Общедоступно и просто:
   Уткнем в подушку нос и замрем -
   На дне подушки, сбежав с погоста,
   Мы бодрый смех найдем.
   Весело, весело! Пестрые хари
   Щелкают громко зубами,
   Проехал черт верхом на гитаре
   С большими усами.
   Чирикают пташки,
   Летают барашки.
   Плодятся букашки, и тучки плывут.
   О грезы! О слезы!
   О розы! О козы!
   Любовь, упоенье и ра-до-стный труд!
   Весело, весело! В братской могиле
   Щелкайте громче зубами.
   Одни живут, других утопили,
   А третьи - сами.
   Три собачки во дворе
   Разыграли кабаре:
   Широко раскрыли пасти
   И танцуют в нежной страсти.
   Детки прыгают кругом
   И колотят псов кнутом
   "У Егора на носу
   Черти ели колбасу..."
   Весело, весело, весело, весело!
   Щелкайте громче зубами.
   Одни живут, других повесили,
   А третьи - сами...
  
   Бесконечно милая группа божьих коровок!
   Киевлянки-медички! Я смеюсь на авось.
   Бодрый смех мой, быть может,
   и глуп, и неловок -
   Другого сейчас не нашлось.
   Но когда вашу лампу потушат,
   И когда вы сбежите от всех,
   И когда идиоты задушат,
   Вашу мысль, вашу радость и смех, -
   Эти вирши, смешные и странные,
   Положите на ноты и пойте, как пьяные:
   И тогда - о, смею признаться -
   Вы будете долго и дико смеяться!
  
   Останусь ли я? Мне так нужно, чтобы, кто-то когда-нибудь посмеялся над тем, что я нагородил, погрустил, капнул слезой на строки. Сейчас это почти невозможно, кажется, что мир полон тупиц, идиотов... Если ты не то не другое и даже не равнодушен, то у тебя есть дела и тебе не до меня. А если вы хотите со мной пообщаться, то просто потому, что вам скучно.
   А если я действительно переоцениваю свои таланты? Возможно то, что кажется мне смешным - глупо, то, над чем я плачу - вакуум, а кажущееся мне острым лезвием - насквозь проржавевший, рассыпающийся в руках кусочек металла. Я дерзко от Него веду свой Род и лицемерно перед Ним согнувши шею, мечтаю сладенько: придет и мой черед!" Как распознать?! Где истинный критерий? Где эталон, сравнив с которым, могу сказать насколько я далек иль близок... Да существует ли вообще мифическое состояние зовущееся истиной? Я не нашел единомышленников, у меня не было достойных учителей, я одинок. Мне кажется, что каждый человек также одинок, только не все это понимают.
  
   Поверь мне: - люди не поймут
   Твоей души до дна!..
   Как полон влагою сосуд, -
   Она тоской полна.
  
   Когда ты с другом плачешь, - знай -
   Сумеешь, может быть,
   Лишь две-три капли через край
   Той чаши перелить.
  
   Но вечно дремлет в тишине
   Вдали от всех друзей, -
   Что там на дне, на самом дне
   Больной души твоей.
  
   Чужое сердце - мир чужой, -
   И нет к нему пути!
   В него и любящей душой
   Не можем мы войти.
  
   И что-то есть, что глубоко
   Горит в твоих глазах,
   И от меня - так далеко, -
   Как звезды - в небесах...
  
   В своей тюрьме, - в себе самом -
   Ты бедный человек,
   В любви, и дружбе, и во всем
   Один, один навек!..
  
   Мои друзья - это книги, моя женщина - гитара. Моя мечта - обмануть Судьбу и Господа, выбрав смерть по своему усмотрению. Хотя в этом - насмешка. Я пущу себе пулю в висок, а судьба постоит над телом, и скажет: "Маленький, смешной человечек, как я хотела так и вышло..." Господь ничего не скажет, он высоко, он равнодушен... глух, слеп и, наверное, уже впал в маразм, ведь столько лет прожить, шутка ли!
   Ладно, ещё пять грамм...
   Андрей опять нацеживает в стакан.
   Пора прекращать этот праздник, невеста ждет.
   Стакан ждёт тоста.
   Да будет так, как хочу я. Я хочу забыться в объятиях смерти. Вероятность того, что я умру сегодня, почти тридцать три процента: в барабане два патрона из шести!
   Мне нравится число - тридцать три.
   И да здравствует свобода! Свобода выбора!!!
   Тост прозвучал, стакан опустошён. Андрей хватается за револьвер. Второй патрон занимает своё место. Барабан раскручен. Судьба и Господь знают, что сейчас будет, а он, зажмуривая глаза, прикладывает дуло к виску. Он ничего не знает. Он уверен что обманет всевышних.
  
   Созидающий башню сорвется,
   Будет страшен стремительный лет,
   И на дне мирового колодца
   Он безумье свое проклянет.
  
   Разрушающий будет раздавлен,
   Опрокинут обломками плит,
   И, всевидящим богом оставлен,
   Он о муке своей возопит.
  
   А ушедший в ночные пещеры,
   Или к заводям тихой реки
   Повстречает свирепой пантеры
   Наводящие ужас зрачки.
  
   Не избегнешь ты доли кровавой,
   Что земным предназначила смерть.
   Но молчи! Несравненное право
   Самому выбирать свою смерть.
  
   Курок спущен. Один Андрей в очередной раз умер, второй до сих пор жив, он встаёт и служит панихиду по усопшему.
  
   Немые индивиды,
   И небо, как в степи,
   Не кайся, не завидуй, -
   Покойся с миром спи.
  
   Как прусской пушке Берте
   Не по зубам Париж,
   Ты не узнаешь смерти,
   Хоть через час сгоришь.
  
   Эпохи революций
   Возобновляют жизнь
   Народа, где стрясутся,
   В громах других отчизн.
  
   Страницы века громче
   Отдельный правд и кривд.
   Мы этой книги кормчей
   Живой уставный шрифт.
  
   Затем-то мы и тянем,
   Что до скончанья дней
   Идем вторым изданьем,
   Душой и телом в ней.
  
   Но тут нас не оставят.
   Лет через пятьдесят,
   Как ветка пустит паветвь,
   Найдут и воскресят.
  
   Побег не обезлиствел,
   зарубка зарастет.
   Так вот - в самоубийстве ль
   Спасенье и исход?
  
   Деревьев первый иней
   Убористым сучьем
   Вчерне твоей кончине
   Достойно посвящен.
  
   Кривые ветки ольшин -
   Как реквием в стихах,
   И это все; и больше
   Не скажешь впопыхах.
  
   Теперь темнеет рано,
   Но конный небосвод
   С пяти несет охрану
   Окраин, рощ и вод.
  
   Из комнаты с венками
   Вечерний виден двор
   И выезд звезд верхами
   В сторожевой дозор.
  
   Прощай. Нас всех рассудит
   Невинность новичка.
   Покойся. Спи. Да будет
   Земля тебе легка.
  
   - Странную мы игру затеяли, Андрюха...
   - Да, странную...
   Ответил усопший и они вновь - одно целое. Живое целое. Жаждущее залить стресс водкой. Чтобы так не болело, не свербило.
   Что ж меня так колбасит, мотыляет?!
   Андрей наливает, выпивает.
   Желаю, чтобы рядом оказался кто-то! Я ему буду читать, а он будет ругать!.. Вы достали!!! Вы смотрите на меня, либо как на дерьмо, либо как на музейный экспонат, смотрите, восхищаетесь, потому, что так надо, диковинами следует восхищаться. Если я вам что-то читаю, вы говорите: "Да! Ничего..." Но ничего это - ничего, пустое место... Стимула жизни нет. Творить не хочу! Зачем? Чтобы вы потом говорили: "Вот у меня приятель есть, он пописывает". Вы не знаете, сколько крови в этих строчках! Может, конечно, они бездарны, но содержание красных телец в них огромно. Эти строчки сплошная кровь. Вы думаете, какие интересными чернилами он пишет... Странный цвет. Коричневый... Мне почему-то не очень нравится, я больше люблю голубые чернила... Но у меня не голубая кровь! а красная!!! Когда она высыхает, то становится коричневой... А вам невдомёк, что я пишу кровью...
   Андрей в изнеможении опускается на стул. Он наполняет стакан, пьёт и засыпает... Странные узоры плетет сон. Узоры нот, с каймою слов...
  
   1. Чёрный маг царапает спины
   яростным взглядом внимательных глаз...
   Наши судьбы, как мягкая глина...
   Он выбирает кого-то из нас.
  
   2. Возьмёт в ладони, будет лепить
   странного идола сказочных форм,
   в руки даст плётку, прикажет бить,
   стоящего вечно на страже норм.
  
   3. Мы подчинимся, куда же нам деться,
   он ведь маг, а мы черти что:
   стихи, как кровавые пятна ложатся,
   картины, как пролитое вино...
  
   4. Ему же по кайфу. Он в восторге.
   Но не надолго: забава стара.
   Всё!!! Надоело!
   До встречи в морге.
   Нас выбросят в дырку окна!
  
   Сумасшествие четвертое
   Песня устала звучать, зачем звучать, когда герой уже выкинут в окно и летит над своею страной, которая непонятна, в которой все говорят на незнакомом наречии... Зачем звучать песне, когда никто её не понимает, когда кончился сон, такой приятный простой и понятный. Удивительные звуки ночи не предназначены для дня. В свете ноты становятся чем-то обыденным - кружочками или кружочками с палочками, которые иногда украшают флажками... Мы смотрим на эту грамоту, пытаемся разобраться, но волшебные звуки, которые так недавно звучали, не появляются. Оглядываемся вокруг, спросить не у кого, мы одни. За горло берёт одиночество.
   Андрей проснулся в ужаснейшем настроении.
  
   Я спал, и смыла пена белая
   Меня с родного корабля,
   И в черных водах, помертвелая,
   Открылась мне моя земля.
  
   Она полна конями быстрыми
   И красным золотом пещер,
   Но ночью вспыхивают искрами
   Глаза блуждающих пантер.
  
   Там травы славятся узорами
   И реки, словно зеркала,
   Но рощи полны мандрагорами,
   Цветами ужаса и зла.
  
   На синевато-белом мраморе
   Я высоко воздвиг маяк,
   Чтоб пробегающие на море
   Далеко видели мой стяг.
  
   Я предлагал им перья страуса,
   Плоды, коралловую нить,
   Но ни один стремленья паруса
   Не захотел остановить.
  
   Все чтили древнего оракула
   И приговор его суда
   О том, чтоб вечно сердце плакало
   У всех, заброшенных сюда.
  
   И надо мною одиночество
   Возносит огненную плеть
   За то, что древнее пророчество
   Мне суждено преодолеть.
  
   Но какое пророчество мне суждено преодолеть?!!
   Кстати, о пророках!
  
   Пророков нет в отечестве моём,
   да и в других отечествах не густо...
  
   Предрекаю себе, что от пьянства я не умру.
   Андрей убирает пустую бутылку со стола и достаёт новую, чтобы наполнить стакан.
   Все говорят, что пьянство - плохо. Просто ужасно! Когда ты просадил мозги и продал чулки своей жены - отвратительно. Когда ты потерял лицо - мерзко... Но ведь это возможно и без стакана. Неужели великие не пили?! Не поверю. Это просто осталось в тени, за кадром. Значит, на бумаге ты был распят не весь, а только твои части... Не спорю, может быть, они и лучшие, окорок или грудинка, но это не совсем честно оставлять что-то в тени, хотя возможно, многое с распятия утащили современники...
   Николай Васильевич, неужели Вы не выпивали?! Может все черти не вымысел? Допился в определённый момент до чёртиков... Ну и, естественно, запечатлел то, что видел.
   Нет, истинный джентльмен может и должен пить!..
   Андрей опустошает стакан.
   ... Но он должен оставаться джентльменом.
   Мне неприятны некоторые моменты моего пьяного прошлого, однако водка во многом помогла мне. Я не пропагандирую, а лишь придерживаюсь фактов... истины.
   Когда-то очень давно, когда я ещё ничего не мог, но многого хотел, у меня собирались друзья... И каждый вечер оставлял отпечаток на моём сознании, водка была катализатором реакции... Именно тогда я принялся марать бумагу. Отчасти для того, чтобы повеселить приятелей, отчасти для того чтобы завоевать мир.
   И Андрей разыграл маленький спектакль, возрождающий прошлое.
  
   Запой
   /поэмка/.
  
   Мы пьём не потому,
   что тянемся к веселью,
   и не разнузданность себе мы ставим целью.
   Мы от самих себя хотим на миг уйти
   и только потому
   к хмельному склонны зелью.
  
   Омар Хайям.
  
   1.
   Пятница.
  
   Сегодня пятница,
   поэтому смени
   на чашу кубок твой,
   а ежели все дни
   итак из чаши пьёшь,
   удвой её сегодня:
   священный этот день особо помяни!
  
   Омар Хайям.
  
   Уставшее солнце прищурило глаз,
   пикируя мухой, слегло в облаках...
   Квартира:
   кастрюлька плюётся на газ,
   посуда звенит,
   стопки пляшут в руках.
   Струящийся гомон то гуще, то жиже,
   батарея бутылок дала первый залп,
   эх, сдать бы пустые,
   купить дом в Париже!..
   но не выбраться нам: сети кухонных лап.
  
   И зачем выбираться?!
   Святые места
   сплотили нас всех...
   Кухни -- место святое.
   Никто не оставит, не бросит поста --
   они умирают...
   Оставь их в покое!
   Но под бешеный звон столкновенья стаканов
   живые утащат уставших бойцов
   на пружинные клети огромных диванов,
   душевно желая спокойнейших снов...
  
   Пьянющие руки, гитару обняв,
   забили по струнам --
   заплакал аккорд,
   ручей голосов в узелок завязав,
   засыпали уши осколками нот.
   А кто-то, проспавшись, ввязался не в тон:
   " Эй! Хватит здесь петь! Наливайте скорей!"
   Он снова в игре, заступил в новый кон...
   он снова погибнет...
   О сколько смертей!..
  
   Соседка зло с силой вдавила звонок:
   прекратите, довольно!
   Струясь, как вода,
   последний со стула до двери дотёк,
   распластался и умер,
   ответив ей: "Да..."
  
   2.
   Суббота
   / день второй /.
  
   Запрет вина -- закон, считающийся с тем,
   кем пьётся,
   и когда,
   и много ли,
   и с кем.
   Когда соблюдены все эти оговорки,
   пить -- признак мудрости,
   а не порок совсем.
  
   Омар Хайям.
  
   Утро туманное... утро седое...
   Нельзя было вечером всё допивать.
   Пьяные мысли... но я беспокоен:
   не едут ребята меня похмелять.
  
   Брожу по квартире / туманное утро /,
   пытаюсь вчерашний бардак разобрать...
   Бегу к телефону, хватаюсь за трубку:
   " Вы едете, суки, меня похмелять?! "
  
   Туманное утро ударилось в полдень -- ни капли во рту...
   Ведь нельзя же так ждать!
   За пивом иду, хоть не хочется очень.
   Вернулся. Они под дверями стоят.
  
   3.
   Воскресение
   / просветление неделю спустя /.
  
   Не у тех,
   кто во прах государства поверг,--
   лишь у пьяных душа устремляется вверх!
   Надо пить:
   в понедельник,
   во вторник,
   в субботу,
   в воскресение,
   в пятницу,
   в среду,
   в четверг.
  
   Омар Хайям.
  
   Диким окриком птицы
   злобно скомкана смерть --
   полупьяные лица
   внесены в круговерть.
  
   Я опять возвратился,
   чтоб потом умереть
   снова криком напился,
   обманув свою смерть.
  
   Зовом хриплым ворона
   повторится в ночи,
   всё зовёт пилигримов,
   крохи тёмной души.
   Раздаются жалкие аплодисменты, льющиеся от предметов... Довольно громко некто баритоном вопрошает:
   "Ну, и как вам?"
   Кокетливо-жеманный голосок пищит:
   "Да, ничего..."
   Пристраивается еще кто-то:
   "Начало, очень-очень живенько. А финал скомкан, затерт..."
   Андрей, не обращая внимания на реплики из зала продолжает монолог, уже в примерке.
   Я трезвел, становился немного другим... Огненная вода заставляет изменяться человека. Мне это помогало посмотреть на одно и то же событие глазами двух разных людей.
   Вы можете воскликнуть: Что ты такое городишь!!! Это отвратительно. Это - грязь...
   Да, отвратительно. Да, грязь. Но я честен с вами. Я говорю, то что было, то что думаю... И не буду никогда читать лекции о вреде пьянства, попивая пивко... Многие, сделали неверный шаг, открещиваются от него. Я - другой. Я не честен во многом, но признав это, становлюсь честнее многих...
   Я ещё и с женщинами невоздержан!
   И снова на сцену. Полупьяный актёр играет ультрасовременный спектакль...
  
   Опять я пьян.
   Смотрю на дно стакана, а там три капли...
   Снова сел на мель...
   Пойду-ка позвоню.
   Наталья иль Светлана мне выпить принесут
   ну а потом в постель...
  
   Она сейчас придёт.
   Мы будем пить,
   и знамя секса нам не даст упасть.
   Мы так давно живём...
   Так будем жить:
   под скрип постели водку заливать.
  
   Красива и умна моя Настюша...
   -- Зачем же ты вступила за порог?
   -- Я знаю, милый мой Андрюшка,
   не пил бы ты,
   то многое бы мог.
  
   Ночами мотыльки на свет свечи...
   А эти же... ко мне летят.
   А кто же?!
   в этом холоде, в ночи
   попробовал хотя б не спать?
  
   А я люблю их всех!
   Ты пей, ревя, помои смой...
   Мои чертоги сегодня для тебя...
   Заря...
   И ты, любя,
   передо мной раскидываешь ноги...
  
  
   Всю ночь кувыркался в постели
   с какою-то пьяной девицей...
   Ушла,
   Засос мне оставив на шее.
   Теперь две недели не бриться.
  
   А вечером снова с тобою.
   Плёл словами воздушные замки...
   Хорошо потрепались, не скрою...
   Ушла...
  
   Позвоню-ка теперь Светланке.
   Дома нет...
  
   Ну тогда Наташке...
  
   Иль Таньке...
  
   А ты будешь дома сидеть?
   Следующей встречи ждать?
   О Любви свою песенку петь?
  
   Я буду девку ласкать...
  
   Встретимся. Сходим куда-то.
   Я тебя провожу до метро.
   На прощание ткнешься губами
   в небритую щёку...
   "Прощайте Пьеро!"
  
   Я не стану тебе отвечать,
   развернусь и исчезну в толпе,
   найду себе новую блядь
   и забуду на миг о тебе.
  
   Куда ты идёшь?
   До Любви?
   Дура, зачем тебе я?
   Посмотри на меня и пойми
   строение схем бытия.
  
   Мне недолго тебя довести до постели.
   Будет ночь.
   Будет пьяный рассвет...
   И засос заалеет на девственном теле...
   Но Любви там не будет.
   Нигде её нет!
  
   Ну? Устроит такое тебя?
   Ты тихо ответила:
   Да.
  
   Аплодисменты заполняют звуковое пространство. Истерические крики "Браво!" вспарывают воздух. И, как по взмаху волшебной палочки - тишина.
   Сладкий баритон произносит:
   "Великолепно!"
   Пискля экстазно выдыхает:
   "Да!"
   А некто бесцветный бурчит:
   "Живенько, живенько, ничего не скажешь..."
   Спектакль отыгран... Гаснет свет, усталый актёр прячет маски.
   - Почему ты не удивляешься что предметы разговаривают? - спрашивает Голос.
   - А есть повод? Я понимаю, что это несколько странно, но не удивляюсь. Ведь возможны такие вещи, о которых мы даже представления не имеем и потому считаем их немыслимыми.
   - Когда человек перестает удивляться, он умирает.
   - Я умираю...
   - Эй, подожди!
   - Чего?
   - Мы не договорили.
   - О чем?
   - Так что же такое Истина?
   - То, что я вижу вокруг.
   - По-моему ты путаешь истину с реальностью, которая просеивается через сетчатку глаза.
   - А объективная реальность это не часть истины?
   - Какая же это истина, или объективная реальность, если ты шизик? Ты видишь, как двигаются предметы, ты разговариваешь со стенами, болтаешь сам с собой.
   - Ну и что? Я более нормален, чем остальные.
   - Все двинутые так считают.
   - Другие тоже могли бы многое видеть, и потом, не все же можно увидеть глазами.
   - Тебе пора в дурдом
   - Нет! - Андрей срывается на крик.
   - Мало того, что у тебя не все дома, так ты еще и не воспитан, эгоистичен, не уравновешен.
   - Заткнись! - вопит взбесившийся человек.
   - Ты еще и бешеный, тебе определенно надо обратиться к психиатру, уговаривает его Голос, под истошный вой сирен, поселившийся в комнате, - обратись к врачу...
   - Заткнись! Заткнись! Заткнись! - кричит Андрей и хватает револьвер.
   - В истории болезни запишут: палил по стенам, желая убить голос - свое второе я.
   Выстрелы один за другим хлестают стены и будят тишину - больше нет звуков, даже эхо угомонилось быстрее обычного.
   Андрей устало садится и трясущимися руками перезаряжает револьвер.
   Да, может я шизик. Это тоже является частью правды, частью истины.
   Душу и мысли не запечатаешь в черепной коробке, они всё равно прольются, если не в словах, так на деле...
   Кажется я хотел поговорить о любви...
   Где она любовь? Чистая, светлая?..
  
   Мне снилось: мы умерли оба,
   Летим с успокоенным взглядом,
   Два белые, белые гроба
   Поставлены рядом.
  
   Когда мы сказали "довольно"?
   Давно ли и что это значит?
   Но странно, что сердцу не больно,
   Что сердце не плачет.
  
   Бессильные чувства так странны,
   Застывшие мысли так ясны,
   И губы твои не желанны,
   Хоть вечно прекрасны.
  
   Свершилось! Мы умерли оба,
   Летим с успокоенным взглядом,
   Два белые, белые гроба
   Поставлены рядом.
  
   Наступившую тишину разрывает звонок.
   Андрей снимает трубку.
   - Ало.
   - ...
   - Привет Лара.
   - ...
   - Чем занимаюсь? Пытаюсь понять, что такое истина, с чем её едят и свести счёты с жизнью...
   - ...
   - Да, нет, я не шучу. Ты же знаешь, у меня напрочь отсутствует чувство юмора...
   - ...
   - Пересечемся... Я бы с удовольствием, но у меня на ближайшие дни другие планы: я выхожу замуж.
   - ...
   - Ну да, естественно, женюсь... Я всегда не разбирался в этих понятиях...
   - ...
   - Не надо поздравлений. Если бы ты её видела, ты бы не одобрила. Ты лучше и красивее.
   - ...
   - Нет, не шучу. Я серьёзно.
   - ...
   - Пока? Да пока...
   Андрей укладывает трубку на рычаги.
  
   Не плачь, не морщь опухших губ,
   Не собирай их в складки.
   Разбередишь присохший струп
   Весенней лихорадки.
  
   Сними ладонь с моей груди,
   Мы провода под током.
   Друг к другу вновь, того гляди,
   Нас бросит ненароком.
  
   Пройдут года, ты вступишь в брак,
   Забудешь неустройства.
   Быть женщиной - великий шаг,
   Сводить с ума - геройство.
  
   А я пред чудом женских рук,
   Спины, и плеч, и шеи
   И так с привязанностью слуг
   Весь век благоговею.
  
   Но как ни сковывает ночь
   Меня кольцом тоскливым,
   Сильней на свете тяга прочь
   И манит страсть к разрывам.
  
   Всё непонятно в отношениях, между женщиной и мужчиной. Возможно, я просто уделял этому мало внимания, слишком требовательно относился к тем кто дарил мне ласки, может был эгоистичен, а может, просто не встретил...
  
   Он поклялся в строгом храме
   Перед статуей Мадонны,
   Что он будет верен даме.
   Той, чьи взоры непреклонны.
  
   И забыл о тайном браке,
   Всюду ласки расточая,
   Ночью был зарезан в драке
   И пришел к преддверьям рая.
  
   "Ты ль в моем не клялся храме, -
   Прозвучала речь Мадонны, -
   Что ты будешь верен даме,
   Той, чьи взоры непреклонны?
  
   Отойди, не эти жатвы
   Собирает царь всевышний,
   Кто нарушил слово клятвы,
   В царстве божием тот лишний".
  
   Но печальный и упрямый,
   Он припал к ногам Мадонны:
   "Я нигде не встретил дамы,
   Той, чьи взоры непреклонны".
  
   А может быть встреча с Единственной состоялась, но помешали обстоятельства, быт, принципы...
  
   Мы любим и любви не ценим,
   И жаждем оба новизны,
   Но мы друг другу не изменим,
   Мгновенной прихотью полны.
   Порой, стремясь к свободе прежней,
   Мы думаем, что цепь порвем,
   Но каждый раз все безнадежней
   Мы наше рабство сознаем.
   И не хотим конца предвидеть,
   И не умеем вместе жить, -
   Ни всей душой возненавидеть,
   Ни беспредельно полюбить.
   О, эти вечные упреки!
   О, эта хитрая вражда!
   Тоскуя - оба одиноки,
   Враждуя - близки навсегда.
   В борьбе с тобой изнемогая
   И все ж мучительно любя,
   Я только чувствую, родная,
   Что жизни нет, где нет тебя.
   С каким коварством и обманом
   Всю жизнь друг с другом спор ведем,
   И каждый хочет быть тираном,
   Никто не хочет быть рабом.
   Меж тем, забыться не давая,
   Она растет всегда, везде,
   Как смерть, могучая, слепая
   Любовь, подобная вражде.
   Когда другой сойдет в могилу,
   Тогда поймет один из нас
   Любви божественную силу -
   В тот страшный час, последний час!
  
   Как горько. Как я слаб... Пьян, но хочется захлебнуться этой гадостью, иногда она спасает.
   Андрей наполняет стакан, чтобы тут же его осушить...
   Да, наверное, я любил...
   Берёт с книжной полки розу и вальсирует с ней.
  
   Она красавица, и я её люблю,
   такую спутницу хоть королю,
   её дыханья чудный запах
   закован в тонких, дивных латах --
   ажурный пурпур лепестков...
   Я целовать её готов,
   гармонию листков лаская.
   Она в моих руках. Живая...
   Такую спутницу бы королю!..
  
   -- Привет, Наташа, я тебя люблю.
   А что я слышу?-- Фи!.. Какой цветок...
  
   И роза сдохла... под потоком ног,
   поцеловавшись с плоскостью асфальта...
  
   Роза раздавлена ногой, как его душа тяжестью любви.
   Любовь обрастает чем-то непонятным, мелкими обидами, несправедливой ревностью, наконец изменами... Она обрастает чем-то грязным, отвратительно липким и нужно мужество и огромная сила воли, чтобы пронести чувство через эти преграды... Этим надо жить!
   Он опять осушает стакан и совершенно пьяный, продолжает бормотать свои схемы.
   Я не мог жить любовью, потому что, верю... Верю, что моё творчество кому-то нужно... что мои идеи не пропадут даром... В конце концов, я гениален!.. Они сначала увлекались мной, чуть-чуть любили, но им незачем творчество, им нужен я. Целиком, но без довеска - творчества. Не могу предать своё дело... Они уходили...
  
   Ушла... Завяли ветки
   Сирени голубой,
   И даже чижик в клетке
   Заплакал надо мной.
  
   Что пользы, глупый чижик,
   Что пользы нам грустить,
   Она теперь в Париже,
   В Берлине, может быть.
  
   Страшнее страшных пугал
   Красивым честный путь,
   И нам в наш тихий угол
   Беглянки не вернуть.
  
   От Знаменья псаломщик
   В цилиндре на боку,
   Большой, костлявый, тощий,
   Зайдет попить чайку.
  
   На днях его подруга
   Ушла в веселый дом,
   И мы теперь друг друга
   Наверное поймем.
  
   Мы ничего не знаем,
   Ни как, ни почему,
   Весь мир необитаем,
   Неясен он уму.
  
   А песню вырвет мука,
   Так старая она:
   "Разлука ты, разлука,
   Чужая сторона!"
  
   Какой я жалкий... желания мои мелки... я хочу умереть.
   Андрей неверной рукой берёт револьвер, вкладывает ещё один патрон, крутит барабан.
  
   Ты добрая, конечно, а не злая,
   И, только не подумавши сперва,
   Меня обидеть вовсе не желая,
   Ты говоришь обидные слова.
  
   Но остаётся горестная метка, -
   Так на тропинке узенькой, в лесу,
   Товарищем оттянутая ветка,
   Бывает, вдруг ударит по лицу.
  
   Курок спущен, голова откидывается. За ней следует тело. Он валится на пол... Полная темнота. Потом в темноте возникают звуки и яркими всполохами слова.
  
   1. Опять бьет дождь в моё окно.
   Опять эта ночь в моих мечтах.
   Каждую минуту вползает оно...
   Тьма безлика, шевелится страх.
  
   Пр.: Мне нужен разряд света!
   Мне нужен разряд звука!
   Мне нужен кусок лета!..
  
   2. Мне нужно... нужно посмотреть на него...
   Непроглядная ночь, в душе ненастье ...
   Будущее здесь, но какое оно?
   Принесёт ли мне немного счастья?!
  
   Пр.:
  
   Сумасшествие пятое
   Новый день глядит в окно, он отгоняет последние отголоски сна. Андрей открывает глаза... перевоплощаясь, в меру своих возможностей, в девушку.
  
   Сон меня сегодня не разнежил,
   Я проснулась рано по утру
   И пошла, вдыхая воздух свежий,
   Посмотреть ручного кенгуру.
  
   Он срывал пучки смолистых игол,
   Глупый, для чего-то их жевал
   И смешно, смешно ко мне запрыгал
   И еще смешнее закричал.
  
   У него так неуклюжи ласки,
   Но и я люблю ласкать его,
   Чтоб его коричневые глазки
   Мигом осветило торжество.
  
   А потом, охвачена истомой,
   Я мечтать уселась на скамью:
   Что ж нейдет он, дальний незнакомый,
   Тот один, которого люблю!
  
   Мысли так отчетливо ложатся,
   Словно тени листьев по утру,
   Я хочу к кому-нибудь ласкаться,
   Как ко мне ласкался кенгуру.
  
   Он, поднявшись, отыграл и ласкается к бутылке.
   Жаль, что всё когда-нибудь кончается.
   Последние капли перетекают в стакан.
   Жаль...
   Капли нехотя переползают из стакана в распахнутый рот. Андрей бредёт к окну.
  
   Захватанные копотью и пылью,
   Туманными парами и дождем,
   Громады стен с утра влекут к бессилью,
   Твердя глазами: мы ничего не ждем...
  
   Упитанные голуби в карнизах,
   Забыв полет, в помете грузно спят.
   В холодных стеклах, матовых и сизых,
   Чужие тени холодно сквозят.
  
   Колонны труб и скат слинявшей крыши,
   Мосты для трубочиста, флюгера
   И провода в мохнато-пыльной нише.
  
   Проходят дни, утра и вечера.
   Там где-то небо спит, аршином выше,
   А вниз сползает серый люк двора.
  
   Мне говорили, что я пессимист... Ерунда, просто я не могу всё время радоваться, это попахивает олигофренией, иногда нужно грустить.
  
   Всю землю осенью объяло:
   грязюка, дождь и холодина,
   и буйство красок ветром сняло.
   Ну как же осенью без сплина?
  
   Зима.
   Ты - белобрысая мерзавка!
   Так хлещет вьюгой, прям беда,
   морозом колет, как булавкой,
   зимой без сплина - никуда.
  
   Пришла весна, капель топочет.
   Я от любви прям как дурак.
   А кот на крыше секса хочет.
   Весной без сплина?! Как же так?
  
   А лето - чудная девица!
   Вот только слишком зелена...
   Жара, и хочется напиться...
   Ну как же летом без сплина!
  
   - Ту-ту-ту, ту-ту, ту-ту, - возникает Голос. - Это не грусть, это нытье.
   - Нытье, как разновидность грусти.
   - Очень уж ты себя любишь. Ты манипулируешь понятиями, чтобы выгородить себя, драпируешь неувязки.
   - Ничего я не выгораживаю не драпирую...
   - Но ведь любишь себя!
   - Стал бы я убивать себя любимого?
   - А ты и не убьешь себя, смелости не хватит, протрезвеешь немножко и струсишь.
   - Ты ничего не понимаешь, не видишь, у тебя и глазиков-то нет. Я решил, значит так и будет. И я такой, какой есть. Не тебе безглазому судить обо мне.
   - Я! Я!!! Твое я превыше всего, и ты возмущаешься, когда тебе, говорят не то, что ты хочешь слышать. Ты похож на посредственную провинциальную красотку, которая наряжается в неимоверное количество безвкусного тряпья, навешивает бездарных безделушек, накладывает на лицо тонны грима, а потом бьется о зеркало в восхищении от собственной "неотразимости".
   - Неужели?
   - А ты нарисуй автопортрет, и посмотрим, насколько он соответствует моему описанию.
   - Может ты в чет-то и прав, но твои понятия гипертрофированны, в твоих словах я - уродливый карлик, чуть ли не монстр...
   - Да-да, безмерно любящий себя, как в глади озера, так и в омутах глаз других, смотрящих на тебя. Ты воображаешь, что тот восторг, который возникает от самосозерцанья, родится должен и за сетчаткой глаз, узревших Вашу Милость, Вашу Светлость, Вашу Гениальность.
   - Ты...
   - Не возражай, задумайся над тем, что сказано.
   - Не возражаю, мне интересно. Мысль хороша, свежа, и пахнет искренним порывом. Продолжай.
   - Что грусть твоя? И ее ты любишь.
   - Но радость не чужда мне.
   - А вспомни, когда в последний раз ты хохотал до колик, до упаду? Когда в последний раз смеялся без забот? Когда ты улыбался?
   Улыбка впрыгнула на губы, Андрей переступив через нее задорно, радужно смеется.
   - Я улыбаюсь, когда слова стыкуются прелестно, когда строка нутро щекочет... Когда же мысль узором сложным ложится на извилины мне радостно... и может быть тогда я даже засмеюсь. Вот как сейчас, я думал уж об этом, и мне приятно, весело, спокойно, как будто встретил друга... Не хохотал давно. Быть может не хватает беззаботности. Смеяться до упаду прерогатива детства, а я уж не ребенок.
   - Но ведь можно чаще растягивать в улыбке губы?
   - Не так уж часто встречаются прекрасно свитые слова, и мысль красивая является не часто. А многое, что вижу вкруг к веселью не располагает. Но я пытаюсь найти прикол для смеха, пристань для улыбки.
  
   В литературном прейскуранте
   Я занесен на скорбный лист:
   "Нельзя, мол, отказать в таланте,
   Но безнадежный пессимист".
  
   Ярлык пришит. Как для дантиста
   Все рты полны гнилых зубов,
   Так для поэта- пессимиста
   Земля - коллекция гробов.
  
   Конечно, это свойство взоров!
   Ужели мир так впал в разврат,
   Что нет натуры для узоров
   Оптимистических кантат?
  
   Вот редкий подвиг героизма,
   Вот редкий умный господин,
   Здесь - брак, исполненный лиризма,
   Там - мирный праздник именин...
  
   Но почему-то темы эти
   У всех сатириков в тени,
   И все сатирики на свете
   Лишь ловят минусы одни.
  
   Вновь с безнадежным пессимизмом
   Я задаю себе вопрос:
   Они ль страдали дальтонизмом,
   Иль мир бурьяном зла зарос?
  
   Ужель из дикого желанья
   Лежать ничком и землю грызть
   Я исказил все очертанья,
   Лишь в краску тьмы макая кисть?
  
   Я в мир, как все, явился голый
   И шел за радостью, как все...
   Кто спеленал мой дух веселый -
   Я сам? Иль ведьма в колесе?
  
   О Мефистофель, как обидно,
   Что нет статистики такой,
   Чтоб даже толстым стало видно,
   Как много рухляди людской!
  
   Тогда, объяв века страданья,
   Не говорили бы порой,
   Что пессимизм как заиканье
   Иль как душевный геморрой...
  
   - Ты сатирик?
   - Нет. Я чуть добрее... Это не мои слова, хотя они близки...
   Я оптимист. Мне говорят, что хуже не будет, я говорю: будет, будет!..
   - То пессимист, то оптимист, ты уж разберись в себе.
   - Наверно, больше оптимист.
   - Ага, с заряженным револьвером в руке, собирающийся выпустить себе мозги. Оптимист!
   - Ты не видишь в этом юмора?
   - Какой-то черненький у тебя юмор.
   Пессимист, оптимист - это слишком плоско. Мне кажется, человек не может быть тем или тем, нельзя определить самый простой предмет двумя словами: во-первых, он, возможно, является частью чего-то большего, а во-вторых, состоит из молекул. Абсурд?
  
   Наш мир не прост, он чуточку сложней...
   и можно, улыбаясь, сделать гадость...
   быть может ядовит прозрачнейший ручей...
   и может счастье быть не в радость...
   быть может правый разум глуп...
   а логика скорее не права...
   честней всего, конечно, плут,
   а лживы мудреца слова...
   а любящая может изменять...
   быть может благоверной блядь...
   а в смехе может притаиться смех,
   а может горечь затаиться...
   самоубийца любит жизнь сильнее всех,
   и потому он должен застрелиться.
  
   Я над собою хохочу - на роже вздулся флюс!..
  
   Быть может минус - это плюс?!
  
   Истина скрывается более тщательно, чем гриб в осеннем лесу.
   Вот, например, зачем я?
   Зачем?
  
   Воткнут не собственной волей
   в жизни цветастое поле...
   К солнцу святому тянулся,
   лунным лучом захлебнулся...
  
   Верил в любовь неземную.
   Верю! Люблю и тоскую...
   Сникла мгновенная блажь,
   сотканный кем-то мираж...
  
   Нёсся по празднику жизни,
   кушал абстрактные призмы...
   Лёт целовал с вожделеньем,
   смертью лизнёт - не рожденьем...
  
   А что такое смерть? Грань, через которую, будучи живыми, мы можем прыгнуть, а умерев, переползти уже не в силах... А может никто не переползает обратно, потому что это только начало великого пути?
   Что будет? Что последует за выстрелом, когда пуля продырявит мне мозги? Темнота? Или свет в конце туннеля? Или появится старая дама с косой?
   - Неа, придет очаровательная блондинка, каких ты в жизни не видывал, и все будет при ней.
   - Какие ты мне цветастые рисуешь перспективы!
   - Не цветастые, а блондинистые, только это все равно, ведь тебя уже не будет.
   - Но она будет и до черты и после.
   - Она будет на... а тебя, какой ты есть, ни на черте ни за уже не будет.
   - Ты меня пытаешься подговорить остаться?
   - Я? Нет. Что ты, иди пожалуйста.
   - И тебе не жаль?
   - По-моему мы были больше врагами, чем друзьями.
   - А мне кажется - наши беседы были дружескими.
   - И это говоришь ты, который пытался расстрелять меня?!
   - Ну извини, погорячился.
   - Давай я в тебя стрельну, а затем скажу: "Извини, друг".
   - Давай.
   - Ага, сам-то боишься, хочешь переложить свой грех на других?
   - Не боюсь. Но был бы не против если бы на курок нажал друг.
   - Хороши же твои понятия о дружбе: стреляется, ругается, перекладывает грешки...
   - Ладно, ладно, неудачная шутка.
   - Ничего себе шуточки.
   - Не всякая шутка получается удачной.
   - У тебя все такие...
   - Слушай, а что там?
   - Где?
   - Там, дальше...
   - Попробуй, узнаешь.
   - Смерть. Какое странное слово. Даже если его крикнешь, оно все равно звучит, как шепот.
   Мне кажется, что я чувствую ледяные прикосновения, холодные мурашки ползают по телу... Или это только похмелье. Я очень устал. Мне надо отдохнуть. На моё чело, наверное, уже легла печать смерти. Смерть!
   Андрей выкрикнул последнее слово. Тишина устало посмотрела на человека и отвернулась.
  
   Я не смею больше молиться,
   Я забыл слова литаний,
   Надо мной грозящая птица,
   И глаза у нее - огни.
  
   Вот я слышу сдержанный клекот,
   Словно звон истлевших цимбал,
   Словно моря дальнего рокот,
   Моря, бьющего в груди скал.
  
   Вот я вижу - когти стальные
   Наклоняются надо мной,
   Словно струи дрожат речные,
   Озаряемые луной.
  
   Если ж это голубь господен
   Прилетел сказать - Ты готов! -
   То зачем же он так не сходен
   С голубями наших садов?
  
   Андрей устало бредет к дивану. День для него уже закончен, а он не сделал главного, но всё в руках Провидения. Глаза смыкаются, под веками сон бьется песней.
  
   1. Никогда не думай, что будет дальше.
   Дальше может быть только хуже.
   Выполз из тумана - что было раньше,
   И утонул в зловещей луже.
  
   Пр.: И ничто мне не может помочь
   Вернуться к серебряным замкам.
   Минуты, стираясь, уходят прочь,
   Они в бесконечность, я же к траурным рамкам.
  
   2. Ловил слова, мол будь попроще,
   Твои думы - это то же тюрьма.
   Всё сгорело за минуту, не больше.
   И вот перед вами куча дерьма!
  
   Пр.:
  
   3. В амбразуру рта я вливаю вино,
   дула глаз тупо смотрят на мир,
   Пьяная ночь вползает в окно,
   Красным углём прожёг руки до дыр...
  
   Пр.:
  
   Ноты не устают, продолжают биться, запутавшись в сетях снов...
  
   1. Камень, опущенный вечность назад,
   Сейчас оставляет круги на воде,
   Что-то не так. Что-то не так!
   Быть беде! Быть беде...
  
   2. Успокой его душу, Господи!
   Пьян или трезв, в порезах рука
   От лезвий мрачного города...
   Помоги ему, заела тоска.
  
   3. Ночь пожирает тёплый закат,
   Ночь упала в его глаза,
   Ночь - чёрный увёртливый скат,
   Смерти разряд - чья-то слеза.
  
   4. Успокой его душу, Господи,
   Помоги ему дожить до утра.
   Небесным даром - звездой запади
   В его тёмную душу Вера!
  
   5. Дожил до утра, и что с того?
   Тени на лицах, тени везде...
   Успокой, Господь, душу его,
   Ночь жива - быть беде!
  
   6. Успокой его душу, Господи!..
   Тело мертво, но бродит душа,
   В этом сумрачном городе
   Ходит, бродит душа...
  
   Сумасшествие шестое
   Утро вспорото криком.
   Дожил! Обманул судьбу! Дотянул. С днём Рождения, подлец!
   Он вскакивает, похмелье отошло, он бледен и устал, в нем жажда жизни под печатью смерти.
   Счастливых тебе минут твоего последнего дня!
   Он мечется по комнате и случайно зацепляется за окно.
  
   Все снег да снег - терпи и точка.
   Скорей уж, право б, дождь пошел
   И горькой тополевой почкой
   Подруги сдобрил скромный стол.
  
   Зубровкой сумрак бы закапал,
   укропу к супу б накрошил,
   Бокалы, - грохотом вокабул,
   Латынью ливня оглушил.
  
   Тупицу б двинул по затылку.
   Мы в ту пору б оглохли, но
   Откупорили в, как бутылку,
   Заплесневелое окно,
  
   И гам ворвался б: "Ливень заслан
   К чертям, куда Макар телят
   Не ганивал..." И солнце маслом
   Асфальта б залили салат.
  
   А вскачь за громом, за четверкой
   Ильи Пророка, под струи -
   Мои телячьи бы восторги,
   Телячьи б нежности твои.
  
   Ещё что-нибудь про укроп, масло и салат! Я понял, мне просто хочется есть. Ничего не вкушал последние дни.
   Он достаёт нехитрую снедь и бурчит с набитым ртом:
  
   Сморчки с шевелюрой салата,
   укропа, петрушки, шпината...
   Тыквы, залитые соусом
   с носом - гнилым гладиолусом,
   картошкой иль спелою сливой,
   изъеденной тлёй и бациллой...
   Лысина охровой дыни
   в зарослях вялой полыни
   с усами - акул плавниками,
   с корундом маслин - глазами...
   Ха! Персик в угрях - подбородок
   с прыщами из красной смороды...
   Щека обтомачена соусом,
   над - брови висят спелым колосом,
   под - чёрной икрою глаза...
   Течет масляная слеза.
   Ах!.. заячьи длинные ушки!..
   Свиные мохнатые рыльца!..
  
   Считаете - это закуски?!?
   Это - наши прекрасные лица!!!
  
   Да лица наши и тела далеко не всегда совершенны. Ещё хуже обстоит дело с душами. Их даже с едой сравнивать стыдно. Я, считающий себя уродом, умираю, а они считающие себя поэтами остаются жить...
  
   Я сам стихоплёт неважный,
   поэтому вот что скажу:
   скорее бы червь бумажный
   бумажную сделал труху.
  
   Мне больно видеть -
   поэты
   поют о величьи своём,
   рожают горы сонетов
   о всём и совсем ни о чём...
  
   Какая же падла решила
   из слов возводить дворцы?!
   Воткнуть бы в жопу ей вилы
   иль обрубить пальцы!
  
   Ах! Сколько времени, сил
   истратил на это говно!!
   Лучше бы морды бил,
   женщин любил, пил вино!!!
  
   Но... читаю стихи моих современников и мне становится дурно. Это настолько великолепно, что моему уму не объять... Но почему-то бумага их выдерживает, а меня стряхивает...
   - Ты опять говоришь штампами, решил для себя - это истинно, и твердишь...
   - Какой ты зануда!
   - А ты?
   - Есть немножко. Но бумага меня действительно стряхивает. Меня не печатают, а их... Мне как-то дико читать восторги по поводу цирковой собачки... политические опусы... тяжеловесные вирши, перегруженные специальными терминами... Хотя в основном встречаются пустые и дешевенькие стишки ни о чем, или обо всем сразу, или...
   - Если не нравится тебе, то не значит, что не нужно, и не нравится другим.
   Андрей разыгрывает маленькую сценку.
  
   Серьезных лиц густая волосатость
   И двухпудовые, свинцовые слова:
   "Позитивизм", "идейная предвзятость",
   "Спецификация", "реальные права"...
  
   Жестикулируя, бурля и споря,
   Киты редакции не видят двух персон:
   Поэт принес "Ночную песню моря",
   А беллетрист - "Последний детский сон".
  
   Поэт присел на самый кончик стула
   И кверх ногами развернул журнал,
   А беллетрист покорно и сутуло
   У подоконника на чьи-то ноги стал.
  
   Обносят чай... Поэт взял два стакана,
   А беллетрист не взял ни одного.
   В волнах серьезного табачного тумана
   Они уже не ищут ничего.
  
   Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта
   Метнул глаза: "Прозаик или нет?"
   Поэт и сам давно искал ответа:
   "Судя по галстуку, похоже, что поэт"...
  
   Проходит некто в сером, но по моде.
   И говорит поэту: "Плач земли?.."
   - "Нет, я вам дал три "Песни о восходе"."
   И некто отвечает: "Не пошли!"
  
   Поэт поник. Поэт исполнен горя:
   Он думал из "Восходов" сшить штаны!
   "Вот здесь еще "Ночная песня моря",
   А здесь - "Дыханье северной весны"."
  
   - "Не надо, - отвечает некто в сером: -
   у нас лежит сто весен и морей".
   Душа поэта затянулись флером,
   И розы превратились в сельдерей.
  
   "Вам что?" И беллетрист скороговоркой:
   "Я год назад прислал "Ее любовь"."
   Ответили, пошаривши в конторке:
   "Затеряна. Перепишите вновь".
  
   - "А вот, не надо ль? - беллетрист запнулся. -
   Здесь... семь листов - "Последний детский сон"."
   Но некто в сером обернулся -
   В соседней комнате залаял телефон.
  
   Чрез полчаса, придя от телефона,
   Он, разумеется, беднягу не узнал
   И, проходя, лишь буркнул раздраженно:
   "Не принято! Ведь я уже сказал!.."
  
   На улице сморкался дождь слюнявый.
   Смеркалось... Ветер. Тусклый, дальний гул.
   Поэт с "Ночною песней" взял направо,
   А беллетрист налево повернул.
  
   Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин.
   Два жемчуга опять на мостовой...
   Ах, может быть, поэт был новый Пушкин,
   А беллетрист был новый Лев Толстой?!
  
   Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку -
   Надуй им жабу, тиф и дифтерит!
   Пускай не продают души в рассрочку,
   Пускай душа и без штанов парит...
  
   - Не продавай души.
   - Но если не печататься, то как же...
   - Судьба распорядится.
   - Опять судьба (с миной недовольства).
   - Ты хочешь славы.
   - Нет, ее пытаюсь избежать.
   - Путем смерти?
   - А почему бы и нет?.. Почему-то кажется, что мои слова помогут, вылечат, укажут путь. Так помогали мне многие поэты. Я читал и понимал - не одинок я во вселенной.
   - Тебе не кажется, что ты опять зазнаешься, что лишний ты в картинной галерее тех кто потомкам уже оставил словов?
   - Они чуть раньше жили, я живу сейчас и говорю о том, что в воздухе летает в данный миг, а не когда-то. Другие принципы, мораль другая. Придет тот час, когда мои творения поблекнут в новом ритме жизни.
   - Живи, и будет шанс. Возможно, и твои стишки заметят. Возможно, в жилу ты попал.
   - Живи! Живи!! Живи!!! - откликнулась комната.
   - Живи! - воскликнули предметы.
   Мне очень хочется жить, но не могу видеть то, что происходит вокруг, а изменить порядок вещей сил нет. Моё оружие - слово, но такое оружие не действует на глухих. По иронии судьбы мой аттракцион - танцплощадка для глухонемых... Я ставлю им музыку, а они танцуют под свою. Их масса огромна, инерция колоссальна, их не проймешь. Против каждого удара у них есть три контрудара. Я раздавлен... я слаб... и делать что-либо бесполезно...
   - Вот видишь, ты все решил.
   - Меня заметят, когда я умру. Смерть на них действует отрезвляюще. Смерть - это взгляд змеи. А в повседневности, рутине будней слишком много всего, чтобы были замечены мои мысли.
  
   Слишком много разговоров,
   Пересудов, перекоров,
   Бесконечных рассуждений,
   Полувзглядов, полумнений...
   Слишком много.
  
   Слишком много безразличных,
   Веселящихся, безличных ,
   Жизнерадастно-утробных,
   Всепрощающих, незлобных...
   Слишком много.
  
   Слишком много терпеливых,
   Неуверенных, плаксивых,
   Робких, маленьких, забитых,
   Растерявшихся, разбитых...
   Слишком много.
  
   Слишком много паразитов,
   Фарисеев, иезуитов,
   Губернаторов, удавов,
   Патриотов, волкодавов...
   Слишком много.
  
   Слишком много слуг лукавых,
   Партий правых, жертв кровавых...
   И растет в душе тревога,
   Что терпения у бога
   Слишком много!
  
   Я всё читаю, читаю... Наверное, чтобы оттянуть момент прощания. Шанс один из шести, что я останусь... Эх, жить бы! Но так, чтобы не жить так. А это невозможно. Я всё завершил, я всё сделал. Поставил последнюю точку. Мне пора. Сегодня мой День Рождения - дата настолько точна, чтобы всё закончить...
   Андрей поднимает револьвер, вкладывает в барабан патроны, тот, который должен был прозвучать вчера, и тот который зазвучит сегодня. Барабан раскручен и дуло смотрит с висок.
  
   Жаден дух мой! Я рад, что родился
   И цвету на всемирном стволе.
   Может быть, на Марсе и лучше,
   Но ведь мы живем на Земле.
  
   Каждый ясный - брат мой, друг мой,
   Мысль и воля - мой щит против "всех",
   Лес и небо - как нежная правда,
   А от боли лекарство - смех.
  
   Ведь могло быть гораздо хуже:
   Я бы мог родиться слепым,
   Или платным предателем лучших,
   Или просто камнем тупым...
  
   Все случайно. Приятно ль быть волком?
   О, какая глухая тоска
   Выть от вечного голода ночью
   Под дождем у опушки леска...
  
   Или быть безобразной жабой,
   Глупо хлопать глазами весь век
   И любить только смрад трясины...
   Я доволен, что я человек.
  
   Лишь в одном я завидую жабе, -
   Умирать ей, должно быть легко:
   Бессознательно вытянет лапки,
   Пробурчит и уснет глубоко.
  
   На последнем слове раздаётся щелчок. Андрей открывает глаза, закрытые под взглядом смерти, в глазах его блестит слово "Невероятно!!!", а в устах звучит новая песнь.
  
   Жизнь - ужасная штука,
   Если о ней помыслить.
   То захотят повесить,
   То захотят повысить.
   То тебя в генералы,
   То тебя в рядовые,
   То тебе гонорары,
   То тебе чаевые.
  
   То тебя в Гамбург и Дрезден,
   То тебя, наоборот,
   Сунут в какую-то бездну
   К жабам полесских болот.
  
   А всё-таки жизнь - это чудо,
   А чуда не запретишь.
   Да здравствует амплитуда:
   То падаешь, то летишь!
  
   Ты опять сыграла со мной шутку, Судьба! Ты дала мне шанс, но я использую его сегодня.
   Он загоняет в барабан шестой патрон.
   Всё должно решится сегодня. Начнём сначала.
  
   Свирепыми птицами тучи кружатся,
   свирепый ветрюга их бьёт.
   Оголтело
   гнутся деревья,
   пытаясь обнять обнаженное тело.
   В последнем закате осеннего дня
   на землю ложатся,
   небо всплакнуло звездой...
   Свечерело:
   спрятались тучи,
   и солнце дотлело,
   и черепом белым взлетела луна.
  
   Он откидывается на спинку стула и возникает тема.
  
   1. В моё окно втекают реки,
   Черные воды вечер пригнал,
   Усталость мягко смежает веки...
   Что ж! Я действительно за день устал...
  
   Пр.: А скоро придёт она
   Фея Доброго Сна!
  
   2. Задерганный странным общеньем
   С такими, как я, в щитках роговых.
   Шаг в сторону. Но повтореньем
   Зажмётся мозг в тисках роковых...
  
   Пр.: Но скоро придет она,
   Фея Доброго Сна,
   Фея Сладкого Сна!
  
   3. Шаг в сторону, но повтореньем
   Зажмётся мозг в тисках роковых
   И ночь обернётся мученьем....
   На рисунке возникнет штрих,
   Как вчерашний: невзрачен тих...
  
   Пр.: И скоро придёт она,
   Фея Доброго Сна,
   Фея Сладкого Сна,
   Фея Вечного Сна...
  
   Он вскидывает голову.
  
   Ночь притихла - утро засмеялось.
   Радостно разбрызгивая свет, встало солнце,
   голову подняло...
   "Лю-у-ди-и!..
   Рыжекудрый вам привет".
   Ночь ушла,
   и чаша горизонтов, полная лазурного вина,
   льётся вниз на снежных мастодонтов...
   Ветками приветствуют:
   зима!
   Блёклый плачь,
   вечернего оскала отклик белобрысый - грусть-луна
   в ярком свете горького финала
   медленно сползает уж пьяна...
  
   Не то, не то! Всё по-другому!!!
  
   Начало сезона. Ни света, ни красок,
   Как призраки, носятся тени людей...
   Опять одинаковость сереньких масок
   От гения до лошадей.
  
   По улицам шляется смерть. Проклинает
   Безрадостный город и жизнь без надежд,
   С презреньем, зевая, на землю толкает
   Несчастных, случайных невежд.
  
   А рядом духовная смерть свирепеет
   И сослепу косит, пьяна и сильна.
   Все мало и мало - коса не тупеет,
   И даль безнадежно черна.
  
   О, дом сумасшедших, огромный и грязный!
   К оконным глазницам припал человек:
   Он видит бесформенный мрак безобразный,
   И в страхе, что это навек,
  
   В мучительной жажде надежды и красок
   Выходит на улицу, ищет людей...
   Как страшно найти одинаковость масок
   От гения до лошадей!
  
   Хотя бы так...
   Он оседает на стул осенним листом.
  
   Во всем мне хочется дойти
   До самой сути.
   В работе, в поисках пути,
   В сердечной смуте.
  
   До сущности протекших дней,
   До их причины,
   До оснований, до корней,
   До сердцевины.
  
   Может все-таки, если я отношусь к своим произведениям, как к детям, то следует их воспитывать и вести их до определенного момента: до самостоятельности...
   Может быть есть у меня право ехать на транспорте жизни... В крайнем случае, можно подождать пока тетя кондуктор-контролер не ссадит... Фу, как пошло и унизительно. Легче сойти самому.
   Но творения? Я малодушничаю. Поддаюсь на уговоры.
   - А если это голос разума?
   - Пускай. Я сделаю шаг. Пусть ошибочный. Но это будет мой шаг, в котором можно будет винить только меня.
   - Дурак. Ты ничего не слышишь...
   Твои стихи может и хороши, но они далеко не совершенны, ты можешь писать лучше. Вспомни тот момент, когда тебе стало скучно, просто по вдохновению складывать слова в строки, когда осточертело просто рифмовать. Ты занялся поиском новой формы своим мыслям и чувствам... Тебе удаются некоторые моменты, но ведь это не предел!
   - Да ты прав. Однако, не всегда удается заниматься тем чем хочешь. А многие стремления, желания, жажда поиска оканчиваются пустотойв, бездвижием... Я сам еще не решил, что я хочу, и неудовольствие, неудовлетворенность гложут меня.
   - Решай!
   - Некогда.
   - Тебе дана жизнь.
   - Ее осталось мало. Я ничего не успею понять...
   Похоже я маленький неудачник, взваливший на себя непосильную ношу.
  
   О знал бы я, что так бывает,
   Когда пускался на дебют,
   Что строчки с кровью убивают.
   Нахлынут горлом и убьют!
  
   От шуток с этой подоплекой
   Я б отказался наотрез.
   Начало было так далеко,
   Так робок первый интерес.
  
   Но старость - это Рим, который
   Взамен турусов и колес
   Не читки требует с актера,
   А полной гибели всерьез.
  
   Когда строку диктует чувство,
   Оно на сцену шлет раба,
   И тут кончается искусство,
   И дышит почва и судьба.
  
   Воображал себя великим, а сам задавлен страхом. Страхом перед тем что ты окажешься обыкновенным... перед судьбой, перед жизнью... Что делать?!? Наплевать на женитьбу.
   - Да, - шепчут предметы.
   Пускай невеста пылится в ящике стола...
   - Да, - вторит комната.
   Но это тоже страх. Страх перед смертью, и не надо меня убеждать, что это намного меньшее чувство, чем страх перед жизнью. Когда смерть не за горами, а смотрит почти в глаза, в висок... Страх он и есть страх. Сравнивать два адекватных понятия дело бесполезное и неблагодарное. Это то же самое, что сравнивать атом Бора с атомом Бора.
   Как ты запутался и ничего не понимаешь.
  
   Ни шороха полночных далей,
   Ни песен, что певала мать.
   Мы никогда не понимали
   Того, что стоило понять.
   И, символ горнего величья,
   Как некий благостный завет,
   Высокое косноязычье
   Тебе даруется поэт.
  
   Хорошо, допустим оно у меня есть. Но ведь нет такой шкалы, по которой определяется талант. Быть посредственностью не хочу. Продолжать жить, чтобы шлёпать сериалы. Кто-то мне шепчет на ухо: "Ты придумаешь, ты обязательно придумаешь. Это будет новое, это будет суперновое..."
   Не хочу. Жить, обманывая себя! Ведь если я не спущу курок, это ляжет на меня проклятием, то же самое, когда бросаешь курить, говоришь - ну последнюю и всё. В итоге каждая сигарета оказывается предпоследней. Обман!
   В этом мире ничего интересного нет. Я уже всё обнюхал...
   А может бросить писать, найти себе женщину, жениться, вырастить детей. По праздникам приглашать друзей. Пить по поводу и без повода, трепыхаться, чувствовать, что тупеешь, снова трепыхаться, затем в один прекрасный день отупеть настолько, что вообразить себя счастливым. Говорить - живу! И чувствовать - обман. Шептать: люблю! И знать - ложь...
  
   Любимая - жуть! Когда любит поэт,
   Влюбляется бог неприкаянный
   И хаос опять выползает на свет,
   Как во времена ископаемых.
  
   Глаза ему тонны туманов слезят.
   Он заслан. Он кажется мамонтом.
   Он вышел из моды. Он знает - нельзя:
   Прошли времена - и безграмотно.
  
   Он видит, как свадьбы справляют вокруг,
   Как спаивают, просыпаются.
   Как общелягушечью эту икру
   Зовут, обрядив ее, паюсной.
  
   Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
   Умеют обнять табакеркою,
   И мстят ему, может быть, только за то,
   Что там, где кривят и коверкают,
  
   Где лжет и кадит, ухмыляясь комфорт
   И трутнями трутся и ползают,
   Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
   Подымет с земли и использует.
  
   И таянье Андов вольет в поцелуй,
   И утро в степи, под владычеством
   Пылящихся звезд, когда ночь по селу
   Белеющим блеяньем тычется.
  
   И всем, чем дышалось оврагам века,
   Всей тьмой ботанической ризницы
   Пахнет по тифозной тоске тюфяка
   И хаосом зарослей брызнется.
  
   Сплошные заросли, путаница... Продырявить эту путаницу, пробить свинцом сеть извилин! Или всё оставить, как есть, избавится от страха жизни, прогнать пинком под зад красавицу с косой.
   Что вы улыбаетесь, убожества!!! Думаете, я струсил?! Придумал человек, на мою голову сказку про бога и судьбу. Не люблю, когда мною вертят.
  
   Все мы, святые и воры,
   Из алтаря и острога,
   Все мы - смешные актеры
   В театре господа бога.
  
   Бог восседает на троне,
   Смотрит, смеясь на подмостки,
   Звезды на пышном хитоне
   Позолоченные блестки.
  
   Так хорошо и привольно
   В ложе предвечного света,
   Дева Мария довольна,
   Смотрит, склоняясь, в либретто:
  
   - Гамлет? Он должен быть бледным.
   Каин? Тот должен быть грубым...
   Зрители внемлют победным
   Солнечным, ангельским трубам.
  
   Бог, наклонясь, наблюдает,
   К пьесе он полон участья.
   Жаль, если Каин рыдает,
   Гамлет изведает счастье!
  
   Так не должно быть по плану!
   Чтобы блюсти упущенья,
   Боли, глухому титану
   Вверил он ход представленья.
  
   Боль вознеслася горою,
   Хитрой раскинулась сетью,
   Всех утомленных игрою,
   Хлещет кровавою плетью.
  
   Множатся пытки и казни...
   И возрастает тревога,
   Что, коль не кончится праздник
   В театре господа бога?!
  
   Он кончится! Для меня сейчас. Проклинайте меня Божества! Я нарушаю ваши заповеди! Да здравствует истина - моя дурацкая идея! О тебя я сейчас разобью голову!
   Прощайте, мои близкие и дорогие! Прощай, мой чудно прекрасный мир, я тебя немножечко любил!.. Мне пора уходить.
   Если ты есть, Господи, слушай мой горячий бред, больше я не пророню ни слова.
   Андрей становится на колени и молится, держа висок в прицеле. Слова капают, отсчитывая последние секунды.
  
   Благодарю тебя, создатель,
   Что я в житейской кутерьме
   Не депутат и не издатель
   И не сижу еще в тюрьме.
  
   Благодарю тебя, могучий,
   Что мне не вырвали язык,
   Что я, как нищий, верю в случай
   И к всякой мерзости привык.
  
   Благодарю тебя, единый,
   Что в Третью Думу я не взят, -
   От всей души, с блаженной миной
   Благодарю тебя стократ.
  
   Благодарю тебя, мой боже,
   Что смертный час, гроза глупцов,
   Из разлагающейся кожи
   Исторгнет дух в конце концов.
  
   И вот тогда, молю беззвучно,
   Дай мне исчезнуть в черной мгле, -
   В раю мне будет очень скучно,
   А ад я видел на земле.
  
   Точку капнул спущенный курок, но вместо выстрела - грохот аккорда.
  
   1. В лужице дегтя запрятался мёд.
   В тактике камня таится полёт.
   В выстреле точном - жизненный всплеск.
   В вёдрах зрачков - заоблачный блеск.
  
   Пр.: Заштрихована!..
   Замурована!..
   В склепе погребена...
   истина...
  
   2. В звуках мажора слышится лёд.
   В патоке сладкой - птичий помёт.
   В словах крылатых правды на грош
   по дохлой кошке ползает вошь.
  
   Пр.: Заштрихована!..
   Замурована!..
   В склепе погребена...
   истина...
  
   Андрей жив, он встаёт чтобы сделать шаг в неизведанное...
  
  
   Я благодарю всех, кто смог проглотить мою Истину. Кто смог её переварить глубочайший поклон...
   Спасибо тем, чьими строками говорил мой герой, чьими заветами ещё полна его голова...
   Виктору Бокову
   Константину Ваншенкину
   Владимиру Высоцкому
   Николаю Гоголю
   Николаю Гумилёву
   Дмитрию Мережковскому
   Борису Пастернаку
   Саше Черному
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"