Будучи в здравом уме и твердой памяти все деньги потратил при жизни.
"Что у меня есть? Немного шмоток. Интеллектуальные изыски. Система видения мира. Тело. С имуществом определились, теперь начнем распределять.
Если я правильно вспоминаю творение Вийона, то он завещал всё - всем. Да и не было у него ни хрена. Потому и раздавал он небо, звезды и холмы... Он завещал систему видения. Если хотите, я вам завещаю мою систему видения (найдете её в интеллектуальных изысках). Еще раз всем - всё.
Вот вопрос: от чего отталкиваться в завещании, от желаний окружающих или от собственных прихотей? Конечно, эго определяет. Последняя воля. Желательно, чтобы она не очень напрягала окружающих, а то ведь не выполнят скоты.
Шмотки. Что не нужно, выбросить. Что нужно забирайте. За это не волнуюсь. Только не подеритесь. Помните, что вещи - это не цель бытия.
Жилплощадь. Так как ребенок один - всё ему. Ему нужнее. Успею наколдовать еще наследников? Коль буду жив - буду думать.
Интеллектуальные изыски. Ситуация такая же, как и с системой взглядов. Всем - всё. Берите, если сможете взять. Разница в том, что изыски можно продать и получить доход. Весь доход (права принадлежат мне и так будет всегда, даже после моей смерти) отдаю тому из детей, внуков или правнуков и т. д., кто захочет открыть собственное дело.
Правда, для этого нужно продать эти самые интеллектуальные изыски. Материальных ценностей не нажил. Что сделаешь!
Тело. Было бы неплохо работать и после смерти. Например, наглядным пособием - скелетом в биологическом кабинете. Сладкие родственники (близкими вас не называю, вы достаточно далеки), прошу отдать мое тело для нужд медицины, если конечно вас не затруднит. Затруднит? Не хочу причинять вам беспокойства. Тогда так. Кремация. Желаю стать дымом и пеплом; не хочу продолжать кормить червей. Опасаюсь проснуться в закопанном гробу. Не хочу вторичной кончины от удушья. Смерть, предполагаю, - удовольствие небольшое. Итак, решено, метод погребения - огонь.
Всегда был против сообществ, тем более, навязанных. Ненавижу поездки на общественном транспорте, коммунальные квартиры, собрания. Даже многоквартирные дома вызывают отрицательные эмоции, когда вспомнишь, что вокруг смежные квартиры набиты квартирантами. Не хочу находиться в пронумерованном месте в сообществе покойников. Ненавижу сообщества. Прошу мою урну разбить, мой прах развеять. Такова моя последняя воля".
Эти строки из дневника врага я прочитал спустя месяцы после его похорон. Врага, который был другом. Нечего не зная об этом негласном завещании, я следовал последней воли усопшего.
Кто он был? Близкие в моменты ссор называли его долбанутым. Некоторые утверждали, что у него течет крыша. Знакомые говорили об эксцентричности. Недруги ставили штемпель - псих. Я не видел в нем отклонений от нормы - сам такой. Только он был способнее и удачливее меня. У него все получалось. Стоило ему подумать, люди, не имеющие к нему никакого отношения, начинали шевелиться, тащили рельсы, шпалы - укладывали дорогу к его цели. Аварий не случалось. И всегда зеленый свет. Яркий пример - это я. Чуть позже вы поймете, о чем я. Он не был соперником. Он катил по рельсам, я продирался сквозь джунгли. Он недосягаем. Соперничать с ним не имело смысла. Для меня он был врагом номер один. Его существование мне мешало. Я ощущал себя неполноценным, как только думал о нем. А думал я о нем часто. Он был Бог. Теперь он мертв.
Я отдыхал в Пятигорске у родственников. Мне нравился этот город. Мне нравилось, что окна квартиры, где я жил, смотрели на Машук. Мне нравилось, что гора похожа на огромную зеленую меховую шапку. Иногда в магазинах я ищу такую шапку моего размера или хотя бы зеленый мех, но разочаровываюсь. Наверно, поэтому предпочитаю кепки. Мне нравилось думать о том, какая должна быть голова, если шапка такая большая, что это за голова, какие в ней могут быть мысли. Как жителю огромного мегаполиса мне нравилось, что в любой конец города я могу дойти пешком за короткое время. Меня удивляло присутствие городского транспорта и раздражало возросшее количество машин за последнее несколько лет. Мне нравилось бродить в окрестностях Машука. Мне нравилось заходить каждый день в галерею вод, смотреть на лица людей, которые потребляют лечебные воды. Нравилось пить воду, которую можно пить, не прибегая к активной мимике. Мне нравилось рано утром выискивать взглядом Эльбрус, пока воздух не потерял прозрачности, пока чашка неба не стала по краям желто-серой. Однако, марево чаще всего начиналось раньше, чем я просыпался. Мне нравился этот город. Мне нравилось по нему гулять.
И вот однажды, гуляя по Пятигорску, я увидел его. Моего врага. Он шел передо мной. Я знал, что это он. Быть узнанным и здороваться я не хотел, поэтому остановился, закурил, постреливая взглядом ему в спину. Он споткнулся, прошел еще несколько шагов и упал.
Я курил. Он оставался неподвижен. Я подошел. Ни дыхания, ни пульса. Он был мертв. Приятно видеть смерть своего врага? Созерцание смерти вообще неприятно. Сразу вспоминаешь, что все мы смертны. Я стоял над его телом и у меня родился план. Сделать по-моему. Наперекор. Наперекосяк. Ты ожидал двухместной могилы в тихом месте, под Питером, красивой стелы. Не дождешься. Похороню тебя я. По своему разумению. К тебе не будут ходить толпы и читать на сером граните витиеватую эпитафию. Прежде всего, надо выяснить, для чего он здесь и с кем. По сотовому я вызвал скорую. Обыскал его карманы. В кармане банковская карта, шестьсот пятьдесят рублей с мелочью, листок с адресом и телефоном в Пятигорске (скорее всего, где он сейчас остановился) и несколько личных визиток. На визитках значилось, что он представляет станкостроительную фирму, в сотый раз поменял специальность. Я набрал номер. После третьего звонка возник мужской голос.
- Ало.
Я представился и спросил:
- Не остановился у Вас человек "Н"?
- Да, остановился, но в данный момент его нет, - получил я ответ.
Маховик моего плана завертелся.
- Теперь его вообще нет. Он умер.
- Как?!
- Взял и умер. Я его давний друг. Случайно стал свидетелем кончины.
- Он же полчаса назад ушел!
- Много ли времени нужно чтобы умереть? Он приехал с семьей?
- Нет. По работе. Я сослуживец. Его семья отдыхает в Сочи.
- Зайду к Вам вечером.
Я повесил трубку. Маховик набирал обороты. Получилось удачно.
Вечером того же дня я угадывал в темноте вершины Биштау из окон квартиры, где останавливался мой враг, выслушивал от сослуживца возгласы непонимания и неверия по поводу быстрых кончин, пил водку. В вещах усопшего мы нашли деньги, достаточные на шикарные похороны. С родственниками связаться не удалось.
Через два дня состоялась кремация. Мы решили, что урну легче транспортировать, чем тело. Отпевание обошли, никто не знал был ли крещен усопший. Я, надев траурную маску, щедро раздавал пакеты с выпивкой и закуской тем, кто пришел, тем, кто помог. Поминки без меня.
Получив урну с прахом, я не повез ее в Питер. Я подумал, что Чигемское ущелье лучшее место для захоронения.
Это был прекрасный день. Небо затянули тучи, жары не было. Воздух мутный от влаги гасил яркие краски. Небольшие луга под лучами солнца сверкающие цветами, были в такой обстановке невыразительно серы. Я шел по тропинке, по которой обычно водили экскурсии и впитывал в себя обстановку ущелья. Вдыхал тяжелый влажный воздух. Улыбался от внутреннего умиротворения. Обрыв подкрался мне под ноги. Я остановился, достал из сумки урну, выбросил в ущелье и пошел домой.
Пропажу урны я объяснил кражей вещей. Такова воля Божья. В благодарность о заботах и в память о дружбе жена врага отдала мне его дневники. Я снова стал ослом. Я часто перечитываю эти тетради. С обожанием и болью зависти. Как у него получалось управлять миром? Я вглядываюсь в его почерк, пытаюсь разгадать его тайны, решаю, как быть с тетрадью. Сжечь? Но он просит сжечь дневники после его смерти. Что делать? Быть последовательным? Быть его другом? Что делать с этими тетрадями?!!