Ещё в юности, до призыва в ВМФ, мои мысли и не задерживались на желании в приобретении какого-либо специального образования. Воспитанный на романтике труда, я видел себя одним из героев песен Пахмутовой и Добронравого. Видел себя в фуфайке, керзовых сапогах, кепке сдвинутой на затылок, стоящим на вершине сопки в закатных лучах солнца. Взгляду моему открывалась бескрайняя тайга, которую завтра надо будет пройти. Зачем, спрашивается, мне образование, если я сильный и умудрённый жизнью человек в совершенстве познавший свою профессию моториста надводных кораблей, приобретённой во флоте?...
Так думал я, когда моя служба на Балтике подходила к концу. И вот я на "гражданке". Комсомольские стройки манили меня всего. Манили своей спецификой, своим подвижным характером работ. Хотелось в числе первых оказаться на неизведанной земле и приколотить к сосне свою табличку, с первым, в этих краях, названием.
В чём-то мне повезло. Я оказался в Мостоотряде-19. По молодости своей был я мастером на "все руки, не от скуки". Мне нравилось, когда ко мне обращались за помощью - отремонтировать часы, приёмник, телевизор или просто наколоть дров на зиму. Правда аплодисментов я не помню - так, короткое "спасибо" и три рубля на водку. А я не пил. И очень ценил дружбу. Но дружить со мной никто не хотел. И однажды, случайно, услышал о себе: - юродивый.
Больно мне стало на душе. Так больно, что сердце защемило. И понял я - что-то изменилось в людях пока я службу во флоте правил...
Экскаватор "Э-302" притащили на базу на жёсткой сцепке - буксире.
Тащили аж из Вышнего Волочка. Что-то в нём с двигателем случилось, и он стоял во дворе такой красивый, такой мощный, такой грациозный..., но не живой. Почему? - этого никто не знал.
Самым "супер-пупер" специалистом всех мастей у нас Марченко считался. Вот ему и поручили определить, что с техникой случилось. Я в сторонке стоял. Но потому как Марченко подошёл к экскаватору, потому как он сразу не туда полез, по выражению его лица, я понял, что он понятие не имеет что и как надо сделать.
Я вспрыгнул на платформу экскаватора с надеждой высказать свою версию неисправности.
- Ты, блядь, чего припёрся? Пошёл вон. Без тебя обойдусь, - со злобой в голосе встретил меня бригадир.
Коль, да ты не серчай. Может, и я сгожусь. Не зря же во флоте мне первый класс моториста присвоили.
- Да, вот не заводится, зараза. Хоть ты тресни. И саляры полный бак. И трубки все на месте...
- А насос-подкачка работает?
- Работает. Накачал столько, что и поршень не продавить.
- Тогда ТНВД (топливный насос высокого давления) надо смотреть. Может именно он подачу топлива не обеспечивает.
- Может быть и он. Да на нём пломба. В него нам "залазить не моги".
- А мы и не будем в него лезть. Ты плунжерные штуцера ослабь. Потом ручку газа до отказа и крутни стартёром. Если солярка из-под штуцеров забьёт, то подача топлива есть.
Топливо "не било". Мне сразу стало ясно, что заклинило рейку топливного насоса. А это бывает только из-за отсутствия смазки в подшипниках скольжения. Не доглядел машинист экскаватора.
Вывернуть маслёнки, поменять их на новые, накачать солидолу в подшипники - на это час ушло. А ещё через час наш экскаватор ожил, утробно пыхтя двигателем. Главный механик ходил гоголем, как будто это он до всего догадался и всё сделал. Марченко побежал в кассу премию получать. Я же стоял около экскаватора, и мне было невдомёк - почему меня не допускают к технике. Меня - лучшего моториста на корабле и в дивизионе...
- Яков Борисович, а что же мне "спасибо" не сказали? - обратился я к главному механику. - И вообще, долго вы меня "на подхвате" держать будете? Я ведь какой-никакой, а специалист...
- Ты, Грошев, можешь считать себя кем угодно. Только специалист ты безграмотный. У тебя даже десять классов не закончено.
- А если я аттестат получу, вы меня к экскаватору допустите?
- Вот когда получишь, тогда и разговаривать будем.
Филиппок
"Ах, шарабан мой, американка.
А я девчонка, я молдаванка."
Настроение в тот вечер у меня было преотвратное.
Опять сцепился с главным механиком. Чудной он какой то. Потребовался ему человек для работы на строгальном станке. Направляющие для копра изготовить надо было. Я и изготовил. Всё по чертежу, все размеры по третьему классу точности. Изготовил, ну и "сижу куру".
Влетает. Весь деловой такой, весь занятой:
- Почему курим? Почему не работаем? Тебе известно, что направляющие на стройке ждут, где каждый час дороже денег?
- Яков Борисович, ну что вы шумите? Вон ваши направляющие. Ещё до обеда готовы были. И никто не побеспокоился.
- Что, готовы? А почему не сказал?
- Так вы мне сроку до вечера дали. А скажи я сейчас Марченко, что справился с работой, он меня вмиг поставит за кем-нибудь говно убирать. А мне это надо?
Но больше всего меня возмутило, когда он начал спрашивать - научился ли я на станке работать? Чудак-человек. Вон работа мною сделанная. Разве это не говорит о том - умею или нет, работать на этом станке. Странно всё-таки устроены эти начальники. Они словам верят больше, чем делам своих подчинённых. Только не по мне это - бежать и хвалиться своими "подвигами". Сделал и сделал. И другой бы тоже сделал, если бы захотел.
Я ехал в трамвае, который почему-то называли американским.
Вон она табличка у дверей: 'Трамвай изготовлен на Ленинградском вагоностроительном заводе'.
И год изготовления внизу. Почему американский?...
Настроение было "ниже плинтуса". На работе до сих пор приходилось отстаивать свои права "под солнцем". В школу я так и не поступил, а уже третье сентября... Жил я в Вырице, что называется "у чёрта на рогах". Работал в Красном Селе. На одну дорогу уходило по шесть часов. Какая тут учёба?
Народу в салоне трамвая считай, что и не было. Так, сидело несколько человек на лавках расположенных вдоль вагона, спиной к окну. От нечего делать я принялся читать всякие-разные объявления, развешанные над окнами:
'Не отвлекайте водителя разговорами. Это опасно'. - так пусть он остановки объявляет, я и не буду к нему приставать. А то навесили динамиков по вагону, а в них ежели-только Эдита Пьеха поёт.
'Летайте самолётами Аэрофлота!' - а что, в СССР ещё какие-то самолёты есть?
'Средняя, общеобразовательная, экспериментальная школа при Академии Педагогических Наук объявляет приём учащихся не моложе 22-х лет на различные формы обучения. По окончании десяти классов выдаётся аттестат на общих основаниях. Начало занятий 8-го сентября'.
- Следующая остановка - улица Чайковского! - раздалось по салону, отодвинув Эдиту Пьеху на задний план.
'А ведь это судьба! Академия эта здесь, за углом, на набережной Кутузова находится. Схожу, поспрашАю. "В лицо не плюнут, по морде не дадут".
Преoдолев тяжесть высокой, выше меня в два раза, двери вошёл в вестибюль. Красиво-то как! Мрамор белый. Зеркала. Амурчики по углам...
- Вы что хотели, молодой человек? - окликнули меня из гардеробной.
- Я по объявлению. Учиться. Не подскажете, куда мне пройти?
- Это вам к Аиде Иосифовне надо. В учительскую. Поспешите, а то день рабочий уже закончился.
Полутёмный коридор, застеленный красной дорожкой. И лишь одна распахнутая дверь в конце... Да, это учительская. В глубине огромного зала, за огромным письменным столом крытым зелёным сукном - женщина. Что-то торопливо пишет.
- Здравствуйте, - чуть поперхнувшись, сказал я.
- Здравствуйте, здравствуйте. Проходите пожалуйста, - и открытая, солнечная улыбка подсказала, что мне здесь рады. - Учиться?
- Ага. Только не знаю как, - и я рассказал Аиде Иосифовне о своих мытарствах с работой.
- Так это же хорошо! Просто здорово! - обрадовано произнесла завуч. - Шесть часов на дорогу вполне достаточно, чтобы изучить пройденный материал. А учиться будете на сессионном факультете. Неделю вам будут начитывать лекции. И три недели вам на сдачу зачётов. И так каждый месяц. Четыре месяца упорного труда и аттестат у вас в кармане.
Так всё и получилось.
Одну неделю я был освобождён от работы и с девяти часов утра, до восьми часов вечера впитывал в себя всё, о чём говорили мне преподаватели. В последующие три недели я таращился в учебники, переваривая прочитанное в электричках и в метро. Вечером мчался в Академию сдавать зачёты. Нельзя сказать, что я блистал умом и сообразительностью. Но на тройки зачёты я сдавал и с каждым сданным зачётом приближался к аттестату.
В январе были экзамены. Из всей набранной группы в двадцать человек допущенных было трое. И я в том числе. Ох, и расслабились мы на выпускном вечере. Как до дома добрался - не помню. Но аттестат был у меня в кармане.
Предъявляя его в отделе кадров Мостоотряда, я столкнулся в коридоре с главным механиком:
- Вот он аттестат то, Яков Борисович. А вы говорили, что мне это не под силу.
- Подумаешь, аттестат. Вот если бы ты мне диплом показал. А так был ты слесарюгой - слесарюгой и останешься.
И такая меня злость взяла на этого еврея. В технике разбирается меньше, чем "заяц в геометрии", а строит из себя чёрт-те-что:
- Я, Яков Борисович, на зло вам и институт закончу. И начальником Мостоотряда стану, если захочу. И первое, что я сделаю - уволю вас к чёртовой матери. Таким как вы не место в механиках. Вам ещё слесарем поработать надо, что бы научиться в людях разбираться.
Я смотрел на своего начальника в упор, и мне было радостно видеть его недоумённый и, в то же время, испуганный взгляд.
В институте
"Студенту живётся весело
от сессии до сессии"
В январе, в двадцатых числах, я получил аттестат. В феврале, четвёртого числа, я поступил на подготовительные курсы ЛИИЖТа, окончательно решив посвятить себя строительству мостов. В июне, с одной четвёркой по физике на вступительных экзаменах, я стал студентом.
Но не почувствовал я никакой весёлости от студенческой жизни. В Мостоотряде, при получении разрешения на поступление в институт, меня обязали поступать на заочное отделение. Выбора у меня не было. Утешало только одно - за мной сохранялось право посещение лекций и тезис всех студентов заочников: 'Для того, что бы закончить заочное отделение института, нужно терпение, умение и знание'.
Знаний у меня было чуть-чуть. Умения учиться в институте - никакого. И терпения у меня тоже не было: - другие в моём возрасте уже давно на призводстве с дипломами. Слишком поздно взялся я за учёбу.
И вот на этом пути к знаниям я повёл себя как мазохист.
Зачем-то женился. Зачем-то обзавёлся детьми. И скованный по рукам и ногам обязательствами перед ближними, карабкался, порою из последних сил, к диплому. Но больше всего угнетала меня нищета, обрушившаяся на мою семью, из-за моей невозможности совмещать зарабатывание денег с успешной учёбой.
В то время я работал уже в проектном институте. Жена настояла на этом, поведав мне, что без знания проектных работ я никогда не стану полноценным инженером. А мне до сих пор помнится, как провожая меня на работу, она выдавала мне тридцать копеек на всё-про-всё и тринадцать копеек, чтобы я купил Вадику диетическое яичко.
Я уходил из дома пораньше, даже не завтракая.
Завтракал я в кафешке - "три ступеньки вниз". Котлета - 9 копеек. Кусок хлеба - 1 копейка. Стакан кофе с молоком - 10 копеек. Пачка сигарет "Памир" - 10 копеек. На транспорте я ездил "зайцем". А диетическое яичко покупал в дежурном гастрономе на Сенной площади, когда возвращался домой после занятий.
И всё-таки это были счастливые годы. Годы полные надежд на обеспеченное будущее. Hа интересную, инженерную работу.
Инженер-водитель
"Что бы не пришлось любимой плакать,
Крепче за баранку держись шофёр."
Всё когда нибудь кончается.
Закончились и мои мытарства. И вот я, уже с дипломом в кармане, шёл по неизведанному пути к самосовершенству. Со мной считались, меня уважали, поручая мне труднейшие, в производственном плане, работы. Но всё это было на уровне того моего положения, в котором вращаются клерки высшего руководства. Меня же это не устраивало. Не устраивало потому, как оклады зависели от занимаемой должности. А на должности, которые я бы мог претендовать, всегда находились люди со стороны и даже не из нашего треста.
Спустя годы, находясь в Израиле, я встретился со своим однокашником Шапиро Юрием Борисовичем. Выпивая у него в гостях, я услышал в свою сторону его откровенное мнение:
- Ты, Евгений, и не хотел быть мостовиком. Если бы хотел, то не сменил директорское кресло на баранку автобуса.
Я задумался:
- Не уж-то Шапиро прав? Не уж-то со стороны всё так и видится?
И тут я вспомнил, как появился в ЛенМостТресте в качестве инженера технического надзора за строительством мостов, набережных и других гидротехнических сооружений.
Снова борьба. Снова драчка за должности, за более высокие оклады... Соревновательность с рядом идущими - кто подобострастней улыбнётся, лучше прогнётся перед начальником...
Нет! Это не ко мне!...
И я ушёл работать водителем городского автобуса. Платили тогда за рулём неплохо. Лучше чем дипломированным инженерам.
А Яков Борисович, к тому времени, работал уже главным инженером Мостоотряда. Неправ он оказался. Не остался я слесарюгой. А стал классным, ни одной аварии за двадцать восемь лет, водителем автобуса.