Есть люди, их не много, которые, задавшись целью, идут к её осуществлению не считаясь ни с чем. Они готовы пожертвовать ради её достижения не только ближними, но и собой. Отказаться от благополучия, мифического счастья, мимолётных радостей. От всего, что является основой жизни людей их окружающих. Ступив на тропу ведущую к цели, они переходят на дорогу к совершенству. Совершенству, которое находится на вершине жизни.
На этом пути они расстаются со всем, что хоть как-то препятствует им в этом. И горе тем, кто, не ведая сущности одержимых, вздумает составить компанию таким людям. Они будут отторгнуты из жизни даровитых. Отторгнуты как балласт. Отторгнуты потому, что сами того не подозревая, являются тормозом на их пути. Отторгнуты без сожаления, но с лёгкостью. Их исчезновения даже не заметят. Они останутся где-то сзади. Будут строить свой мир понятный и доступный большинству, но не приемлемый небожителями. Эти, как правило, в одиночестве продолжат свой путь.
Что же это за совершенство? Что вообще можно назвать совершенством? Разве недостаточно довольствоваться повседневным? Довольствоваться пониманием того, что находится в поле зрения окружающего мира?
Совершенство сравнимо с оркестром, который исполняет музыку всего, что создано человечеством. Для кого-то достаточно оркестра, состоящего из пары гитар и грохота издаваемого нечёсаным, покрытым обильным потом, ударника. Такой оркестр лобает то, что называют музыкой, под которую мечутся в экстазе множество пришедших "откинуться" людей разных возрастов. Они кайфуют под визг электроинструментов и грохот медных тарелок вкупе с напольными барабанами. Если подойти к присутствующим с вопросом о совершенстве, то они, взмахнув объемлюще руками, скажут: - Всё, что вокруг нас оно и есть!
Но существуют симфонические оркестры. Ими исполняется музыка, которая является вечной. Она прошла сквозь время и одухотворяет людей созвучием издаваемым множеством инструментов. Такую музыку приходят слушать те, кто одухотворяется величием звуков. Те, кто осознаёт, что у совершенства музыки нет границ. Предел совершенства существует только в сознании людей. Кто-то довольствуется тремя аккордами гитары звучащей из придворовой подворотни. А кому-то и целой жизни мало в стремлении объять необъятное.
Здесь необходимо помнить, что ни дворовые аккорды, ни симфоническое звучание не должны исключать друг друга. Каждый из тех, кто шагает по жизни рядом, достигает своих вершин совершенства. А тот, кто считает, что ещё не достиг его, тот продолжает идти дальше. Шагает по ступеням жизни, ведущей человека к тому совершенству, к которому стремится. Тому, сколько вместит в себя его душа.
Симфонический оркестр - это содружество звучания множества различных инструментов. Каждый из инструментов играет свою партию. Музыкант должен знать, когда его партия начинается, а когда заканчивается. И исполнить партию нужно без фальши. Каждая нота должна быть на месте и исполнена так, как на это указывает режиссёр оркестра. Это говорит о совершенстве музыканта.
У режиссера своя ступень совершенства, не доступная пока музыканту. Он руководит звучанием всего оркестра в целом. И всё это мановением взмаха дирижерской палочки:
Взмахнёт волшебной палочкой,
И музыка звучит,
Палочка застынет,
И весь оркестр молчит.
Палочка подскажет, кому пора вступать,
Палочка укажет,
Как музыке звучать.
Но не только в этом заключается совершенство дирижёра. Оно в способности слышать каждую из нот воспроизводимых оркестром. В способности остановить его в тот момент, когда кто-то из музыкантов сфальшивит при игре или нарушит такт музыкального воспроизведения.
Уму непостижимо как дирижёру это удаётся. Остаётся только удивляться вершине совершенства такого человека.
Здесь музыка взята как пример пути к совершенству. Но и кроме неё человек стремится к совершенству в каждом из дел, которому он себя посвятил. Живопись является одной из составляющих того множества, которым богат мир.
Общаясь с художниками, впервые в жизни услышал, как они величают своё деяние искусством. Человек, который не занимается живописью, для них вне искусства. Они так и говорят, если кому-то, не художнику, вздумается высказаться о своих ощущениях, глядя на картину:
- Вам этого не понять. Вы далеки от искусства.
Но разве искусство это только живопись?
Всякое дело, которое творит человек, достойно быть наречённым искусством. Только эти люди редко задумываются о величии своего труда. Для них он обыденный как утро, день, вечер. Как солнце над головой. А то, что художники нарекли себя людьми искусства то, больше похоже на снобизм. Им также далеко до совершенства, как зайцу до знания математики. И они это понимают. Иначе чем объяснить скрытность этих увлечённых натур?
Возьмите музыку. Она звучит рядом на протяжении всей жизни. Является фоном существования человечества. Порой, находясь в одиночестве, в тишине раздумий, рука непроизвольно тянется к динамику, когда хочется отдохнуть от мыслей и услышать мелодию. Хорошо если она будет соответствовать душевному настрою. Но если нет, то всегда можно отыскать среди множества ту из мелодий, которая позволит зарядиться творческим потенциалом.
Живопись также призвана воздействовать на душевные порывы людей. Для этого они ходят в музеи, на выставки, в салоны. Ну, а если сию минуту нет такой возможности? Тогда надо, чтобы картины висели дома и одухотворяли домочадцев своими сюжетами.
Хорошо, если картины висят в служебных кабинетах. Ещё лучше, когда они висят в коридорах, на лестничных площадках, в местах общественных посещений. Тогда всегда можно встать напротив картины и обсудить её сюжет, исполнение художником с рядом стоящим человеком. А в случае, если под картиной висит тетрадка для записей, оставить рецензию.
Часто можно наблюдать такое? Никогда!
А сколько картин пылится на антресолях, складированы вдоль стен квартиры художника? Картин, которые просятся в мир, в жизнь многих и многих людей. Так в чём дело? Может это не созерцатель "далёк от искусства", а художник далёк от людей?
Скорее всего, так! Иначе невозможно объяснить скрытность большинства живописцев из тех, с которыми пересекаешься каждый день не перебросившись и парой фраз.
Говорят, что это специфичная особенность каждого из художников. Они, как бы, в себе пребывают. Занимаются накопительством ощущений почерпнутых где-то на стороне. И можно было бы в это поверить, если удалось хоть раз услышать от столь увлечённой натуры восхитительный возглас по поводу голубизны неба над головой, пурпурного заката над взморьем, одухотворяющей зелени парка.
Всего того, что радует душу человека не живописца.
Чем больше рассуждаешь над личностями, которые присовокупляют себя к искусству, тем больше становится непонятной их сущность. И отчуждённость некоторых от "мира сего" становится ясной, когда дашь ей определение:
- Встречаются среди даровитых те, которые, именуя себя "людьми искусства", остаются пижонами, получившими где-то образование художников и возомнивших себя живописцами.
Им невдомёк, что до совершенства подобное не доведёт. Большее, на что могут рассчитывать такие "люди от искусства", это стать ремесленниками, оформителями на уровне плакатов, иллюстраторами к книжкам раскраскам. Ну и ещё обучить детишек несмышлёнышей рисовать натюрморты, что входит в обязательную программу многих детских художественных школ.
Почему так? - Мне один преподаватель поведал в приватном разговоре, что писать натюрморты можно научить и мартышку. А коль скоро так, то от преподавателя требуется не знание и умение донести до ребёнка грамматику живописи, а искусство дрессировщика.
Но где, спрашивается, взять даровитых преподавателей для всех художественных школ?
Для того, чтобы стать учителем живописи необходимо быть весьма и весьма многогранно одарённым. Быть человеком искусства, воспитателем, психологом умеющим работать и с детьми, и с их родителями. Чувствовать душой, сердцем каждого ученика. Не дать ему впасть в уныние в случае неудачи, и не позволить возгордиться тем, что ещё не достигло совершенства. Потому, как совершенства достигает лишь тот, "кто не страшась усталости, карабкается по каменистым тропам".
Жила-была девочка.
Девочка, как девочка. Светловолосая, улыбчивая, милая мордашкой.
Ничто не выдавало в ней одарённости. Она и сама не скажет, что привлекло её в живописи как в искусстве. Но что-то подспудно влекло её к алтарю, за которым можно было видеть картины чарующие душу, сознание.
И всякий раз, когда она оказывалась наедине с картинами, дух перехватывало у девчушки. Часами она могла вглядываться в холсты, впитывая сюжеты картин, мастерство их исполнения.
И это не было увлечённостью. Это было то, без чего девочка не могла жить.
Её влекла тайнопись художников создавших шедевры. Каждая линия на холсте, каждый штрих, смешение красок разноплановой тональности, всё составляло некоторую тайну, которую хотелось постичь.
Так девочка стала искусствоведом.
Но тайн живописи был так много, а желание их постичь было так велико, что, не останавливаясь на достигнутом девочка, превозмогая жизненные препоны, шла и шла к их познанию.
И, кажется, вот оно совершенство. Раскрылись перед ней множество из тайн великих творений художников, имена которых будут звучать вечно.
Но как же жестока жизнь.
Оглянувшись вокруг девочка, достигшая совершенства, увидела своё одиночество.
А человек не вправе жить один. Он обязан оставить после себя что-то.
То, что продолжит его род. Иначе кому передать всё тобой наработанное?
Книги тобой написанные, расшифрованные документы, проторённые пути к познанию истины в искусстве?
Кто научит тех, кто идёт следом? Кто оградит их от ошибок в живописи?