Проснувшись по привычке ни свет ни заря, Василь, одевшись в уже привычное обмундирование довоенных времён и нахлобучив на голову цигейковую шапку с сорванной давно красной звездой, решил ещё раз пройтись по окрестностям. По берегу близ лежащего и знакомого с детства озера.
Продукты, заготовленные ещё в позапрошлом веке, подходили к концу. А
сколько ещё предстоит куковать здесь в одиночестве, об этом даже Бог не знает. Если только он есть на этом свете.
Притопнув, чтобы портянки заняли пустоты в сапогах, поправил стоптанные кирзачи. Оглянулся в проёме бункера на спящих жену и отпрысков, вздохнул тяжело и, осторожно прикрыв за собой бронированную дверь, вышел из жилища.
Как же изменилось всё вокруг. Как же неузнаваемо переменилось. Сосновый лес, окружавший с незапамятных времён тёмно-голубой лёд озера, исчез как будто его корова языком слизала. Кругом снежная пустынь, на которой то тут то там вздымались в высь деревья больше похожие на папоротник или на экзотические пальмы с чёрными от мороза листьями. Такие, только вечно зелёные, он видел давным-давно по телевизору.
Раздвигая грудью промозглые ветви зарослей кустарника, Василь шёл к озеру. В нём одном видел он спасение для семьи. В его глубинах была надежда добыть рыбу для пропитания.
С сетью была проблема, но Василь её решил как только Солнце начало пробиваться сквозь пыль поднятую ядерным взрывом.
Тогда, летом, Василь шёл по редколесью и внимательно смотрел по ноги: чёрт его знает, какая живность теперь водится в родных краях. Раньше, каких-то полтораста лет назад, вокруг озера дичи водилось видимо-невидимо. Не зря места эти заповедными нарекли ещё в эпоху правления президентов. А сейчас...
Ко всему приходится по-новому привыкать.
В лето однажды сороконожку видел... Огро-о-омная-а-ая, аж дух захолостнуло. Не меньше метра в длину. Такая и человека схавает в один присест. Хорошо наказал ребятне из бункера ни ногой. А Аграфена, жена, и сама за себя постоять может. Не зря её в святом писании Заступницей кличут. С молитв её, наверное, и живы нынче и здоровы все.
Василь тогда остановился на миг, огляделся тревожно и, от беды подальше, зашептал от Аграфены слышанное:
- Крестом крещу землю черную, крестом окрещаю небеса светлые, поле широкое, травы-муравы, всякую букашечку, всякую травиночку, во имя Ангела Святого, Пресвятой Девы Марии, никого не забуду, ни доброго человека, ни завистника проклятого, ни старую старушку, ни темну нечисть, от всех бед, от всей злобы, от всякой маяты, от болотной дурноты. Крест, крест, перекрест, замком железным запираю, ключи в воду бросаю. Во веки веком. Аминь.
-Авось поможет, - тихо сказал сам себе Василь и, только хотел дальше путь продолжить, как увидел невдалеке промеж чешуйчатых стволов папоротника то, о чём и мечтать не мог. - Метров двадцать в длину и около полутора метров в ширину сеть крупноячеистую. Голавли да краснопёрки через такую проскочат, но если щука или налим попадётся, то им-то не выкарабкаться.
Василь осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам, подошёл к сЕти.
- "Чудо чудное, капроновая она, что ли?.."
Наверху чуть зашумело ветками. Глянув ввысь, увидел морду ужасной твари, похожей на паука. Тот смотрел на него многоярусными глазами, шевелил клешнями и, весь напружинившись, изготовился к нападению. В страхе Василь отпрянул в сторону и, споткнувшись о что-то, завалился навзничь, больно ударившись спиной. Тут же перевернулся в надежде убежать и увидел под собой увесистый булыжник.
- "Вот оно - спасение, - подумалось ему. - Теперь посмотрим кто - кого."
Подняв с земли оружие пролетариата, Василь почувствовал себя намного уверенней и сделал шаг навстречу опасности. Потом ещё шаг. Ещё... И зафитилил булыжником прямо в глаз мерзкой твари. Паук замер как бы в задумчивости и рухнул замертво.
Разорвать путы сЕти, которыми она была прикреплена к стволам папоротника, было делом не лёгким. Но провозившись около часа, гордый своей находкой, Василь целенаправленно пошёл к примеченному ранее омуту. В успехе своей затеи не сомневался. Ещё будучи пацаном, он прекрасно справлялся и с неводом и с сетями, и никогда без улова домой не возвращался.
Вот и сейчас, обколов тонкий слой припоя с кромки полыньи, осторожно вытащил невод принесённый с собой . Две щуки и судак были ему наградой.
Возвращаясь домой окольным путём, Василь вглядывался и вглядывался в снежное безлюдье, направляясь к неприметному убежищу семьи. Сколько времени они жили в нём? - он уже и не помнит. Ещё двадцать первый век на дворе был, когда всех оповестили о приближавшейся катастрофе. Какой-то Фобос летел к Земле и, ни сегодня-завтра, должен был с ней повстречаться. Народ, естественно, этому не поверил. Уж чем только не стращали человечество на планете: и глобальным потеплением, и глобальным оледенением, и концом света по календарю Майя...
Хутор, на котором жил Василь со своей семьёй, был вдалеке от людей и от всяческих катаклизмов. А жизнь, обустроенная им с Аграфеной, детишки мал-мала-меньше, не позволяли даже помышлять о том, чтобы всё бросить и бежать неведомо куда. Так и жили они своей жизнью не помышляя о бедах.
Там где труд да лад в семье - тому катаклизмы не страшны.
Но пришло светопреставление. Ночью, когда уже все сроки минули встрече с Фобосом, страшный грохот раздался из-под небес. Избу Василя в миг по брёвнышку раскидало. Как спастись удалось уже и не припомнит из домашних никто. Похватали детишек и айда в бункер этот заветный. Его ещё до второй мировой, во времена Сталина строили солдатики. Но прошла и война мимо него, и годы Хрущёвской оттепели, и времена развитого социализма...
Даже батька Лукашенко, уж до чего дотошным был президентом, а и тот не вспомнил о бункере ни разу. А было в том бункере...
Чего только не было. И электростанция с запасом топлива под землёй, и вентиляция с антирадиационными фильтрами, и комнаты под жильё, и огромнейший склад с продуктами - с консервами разными. На них ещё написано было: - "Собственность РККА. Сделано в СССР." Чтоб не уворовал никто.
Люди, как известно, - воры.
И водопроводная колонка в помещении под кухню предназначенном. Вода там артезианская - чистая, холодная. Такую, если с галетами солдатскими, то и кушать больше не хочется.
Вот так и пережили времена тяжкие. Теперь живут во времени, которое, почему-то, Ядерной зимой зовётся. Аграфена, помнится, шибко помогла тогда молитвами своими - никто не заболел. Да оберег, что пекла каждый двенадцатый день, по двенадцать пирожков выручил.
Тем и счёт времени вели в подземелье. И получается, по всему, что на дворе нынче аж двадцать второй век идёт нараспашку. И год нынче тоже не маленький - 2113-й от Рождества Христова.
Тогда, что же выходит, если посчитать: родился я в 1946 году.
Как раз перед этим тятя мой с войны вернулся.
Катаклизма энта в начале двухтысячных произошла. Я уже на пенсии был.
А нынче мне, что же - 167 годочков исполнилось?
Да, чудны деяния твои, Господи. И не думал, и не гадал, что до таких лет доживу.
Правда, в прошлом ещё веке, гутарили мужики учёные, что человек и вечно жить смогёт. Однако не верилось. А вот смотри ты - получилось, как тогда говорили.
Василь оглянулся настороженно перед входом в бункер.
Нет, спокойно всё вокруг, никто не крадётся следом.
Открыл стальные запоры и скрылся в полумраке коридора.
- "Вот я и дома."
Навстречу, выглянув из-за угла, показалась Аграфена.
- Ну, хвала Всевышнему, живой вернулся. И, никак, с добычей какой. Как же ты, родимый, изловчился рыбы-то наловить? Да, много так! Здесь и на уху, и на жарёху хватит. А что останется, завялим на потом. То-то ребятня обрадуется. А то консервы энти уже в глотку нейдут.
- Завяль, Агаша. Завяль, хорошая моя. Вам, теперича, запасы не помешают.
Задумал я завтра в дальнюю дорогу отправиться. Поищу в округе, может кто выжил в краях наших. Не может быть, чтобы мы одни на всём белом свете осталися.
- А стоит ли, Василь, обрекать себя на поиски. Нас-то никто не ищет. Может быть, и не выжил никто на земле.
- Зря ты так, жена, говоришь. За всю землю не знаю, но чтобы в краях наших, окромя нас, других кого не осталось? Никогда не поверю. Не настали ещё, и никогда не настанут, для Родины нашей дни последние.
Нас и орда Батыева конницей топтала, и ляхи под себя хотели подмять, и Напалеон огнём жёг, а всегда стоял и стоять будет, во веки веков, край наш незабвенный. И никакие катаклизмы ему не страшны.
И голод, и холод, и что только на наш народ не обрушивалось, а земля наша всегда жила, расцветала на зависть всем. Так было и так будет всегда. Запомни это сама и детям передай.
Прошло сколько-то времени. Сыскал Василь земляков хоть и обморозился шибко. Привёл к себе в жилище. Переженили детишек своих, и восстала народность. А спустя некоторое время, стали писать в Cвятых Писаниях:
- Отсель, возродившись, пошёл люд благородный. И расселился от гор Карпатских, болот Пинских, до самых до окраин - островов Курильских.