Я, как и обещал, по возвращении с юга, поехал в деревню к Андрею Сергеевичу и Татьяне Николаевне. Обещал помочь с сараем и по хозяйству.

По дороге, в электричке, вспоминал Судак, пляж, торговцев, кричавших над самым ухом: "Пахлава медовая, слойки с орешками". Яне выдержал как-то назойливости такой и сказал: "Аслоников с орешками нет? Иидите от меня, мне не пахлава, а похвала медовая нужна". Продавец от неожиданности даже кукурузу из руки выронил, которую время от времени грыз, а маленький мальчик заплакал и стал кричать, просить свою маму, чтобы она купила ему слоника с орешками.

Фотограф постоянно ходил по пляжу, выкрикивал: "Кто забыл сфотографироваться? Обезьянка Бася пришла". Слыша имя Бася, я всякий раз возвращался воспоминаниями к Хильде. Ивообще не мог отдыхать, не в состоянии был расслабиться, тянуло к учебе, к работе. Аребята, смотрю, наслаждаются солнцем, морем. Яим даже завидовал.

Честно говоря, ехать мне к Андрею Сергеевичу не хотелось, Саломеи там не было, а ходить по тем местам, где мы с ней гуляли, одному было невесело. Работы предстоящей я не боялся и потом, коль уж дал слово, надо было слово держать. Были и свои корыстно-шкурные интересы. Решил собрать и насушить себе на зиму грибов, травы зверобоя. Япью зверобой вместо чая, когда он у меня есть. Ато денег ни на что не хватало.

Меня, конечно, ждали, но встретили без того энтузиазма и огонька в глазах, на которые я рассчитывал. Дело в том, что пока я купался в море, Сергей Сергеевич протрезвел и приехал к брату на разговор.

- Что здесь было!- рассказывала Татьяна Николаевна,- Сереня трезвый пришел, но вел себя безобразнее пьяного. На пороге снял с себя всю одежду, кинул на пол и давай кричать: "Ячетыре раза в месяц белье меняю! Привет от грязного цыгана! Морковь я вашу погрыз? Вот этими зубами?". Достал нижние зубы свои искусственные, тряс их перед моим носом.

Напомню, по словам хозяев, он жил у них как-то целую зиму, кормил кур и истребил двадцать пять килограммов моркови.

- Кричал, как оглашенный, топал ногами. Ядумала, с ума сошел. Кричал: "Знать вас не желаю", будто до этого мы с ним любезно бок о бок жили. Яперепугалась, стала уверять , что ничего такого не говорила. Аон мне в ответ: "Дима не врет".

Я сидел, понурив голову, и не смел поднять глаз, так как ссору эту, куда ни верти, спровоцировал я своей невоздержанностью, своим длинным языком. Но Татьяна Николаевна, передавая мне все это, как ни странно, во всем винила не меня, а Сергея Сергеевича.

- Ишь ты, следоватиль, мать его так! Приехал в чужой дом выяснять отношения.

Так что был я прощен и всецело оправдан. Мне бы следовало принести извинение за свой проступок, но было до ужаса стыдно, и я заговорить об этом никак не мог. Через день-другой все это забылось, и я всецело отдался работе. Распорядок был такой. Утром я ходил в лес, собирал грибы, днем мы с Андрей Сергеевичем работали, а вечером выпивали слегка, так, чтобы на утро не ощущать последствий, и пели все те же песни.

В хозяйстве у Андрея Сергеевича была корова, поросенок, и куры с петушком. Интересно он про них рассказывал:

- Ты знаешь, у петуха, в его гареме, всегда есть любимая курица, по-человечески- старшая жена. Она всех остальных кур гоняет, ревнует. Иот нее зависит, кто будет сытно есть, а кому ничего не достанется. Вот, купил я в прошлом году четырех молодых кур, так их не приняли, заклевали. Водну из молодок очень сильно влюбился петух, пытался ее отстоять, но эта сволота, старшая жена его, к ней особенно его приревновала, и клевала ее, где только удавалось. Вот, у кур, все как у людей, никто просто за ними не наблюдает. Апоросенку сегодня похлебку давал, он чавкает, визжит от радости. Думаю, знал бы ты, для чего я тебя кормлю, ты бы с голоду помер. Акорову на луг повел, иду, она за мной следом. Итут я малость воздух испортил, обычное дело. Что же ты думаешь? Она меня мордой своей под зад поддела и вперед с силой кинула. Яупал на четвереньки, да так на четвереньках метров шесть и пробежал. Боялся, что рогами пырнет. Видишь, скотина, а тоже понимает, что хорошо, а что плохо.

Про корову мне Саломея рассказывала: "Яв детстве тощая была как былинка, и меня на лето к дядьке в деревню отправили. Каждый день я пила парное молоко, у меня своя кружка была. За лето поправилась на десять килограмм и потом лет пять не болела ни простудой, ни гриппом".

Я тоже пил парное молоко, но не больше одной кружки в день, если жадничал и, например, выпивал две, то меня начинало слабить. Так что волей-неволей приходилось выдерживать норму.

Я сделал Андрею Сергеевичу новый забор, поставил новый туалет. Но главная задача была- утеплить сарай.

"Прошлой зимой у кур гребешки отмерзли,- жаловался он,- надо утеплить". Аутеплять Андрей Сергеевич собирался не мудрствуя лукаво. Материал для утепления- обычные дрова, вместо связующего раствора- коровяк, лепешка коровья. Яуговорил его немножко потратиться, и мы привезли те строительные материалы, что были нужны и утеплили сарай, как следует. Даже крышу на доме нашли время подремонтировать.

Провожали меня по-царски, килограмм сухих грибов я с собой увозил, трехлитровую банку меда, зверобоя приличный мешочек, творога деревенского, яичек, настойку, по мелочи много чего.

На следующее лето, само собой, пообещал приехать пожить, а если удастся уговорить Саломею, то даже вместе встретить Старый Новый год.

Провожали меня и плакали, словно сына родного отдают в службу бессрочную. Ичем я их так присушил? Сказать, что привязчива одинокая старость и каждый молодой человек для них- сын, язык не повернется. Хотелось думать, что так полюбили они именно меня и никого другого так бы не полюбили. Да и сам к ним привязался, как к родным, хорошие они были люди.