1

Не ошибусь, сказав, что на курсе у нас было два ярко выраженных лидера. Это Леонид Москалев и Толя Коптев. Что бы обо мне не говорилось все тем же Леонидом, я знал себе цену и знал свое место. На втором курсе Леонид нас покинул, перебравшись во ВГИК и Толя, не зная соперников, взмыл орлом ввысь и парил там в гордом одиночестве.

На третьем курсе, совершенно для себя неожиданно, я вступил с Толей в борьбу за лидерство. Случилось это так. Был конкурс, на котором Толя показал очень хороший отрывок. Ятак же сделал отрывок, не такой хороший, как у Толи, но, если можно так выразиться, более кудрявый. Япринес коллекцию приемников 30-50-х годов, взял у Калещука, изо всех углов зала доносилась разная музыка, женщины ходили в мужских пальто, и в мужских шляпах. Диалоги сопровождались определенной пластинкой и танцами. Настоящая мутотень, как я сейчас понимаю, но внешне отрывок был эффектен необыкновенно. Иприехала в институт иностранная делегация (Робин приехал в составе делегации, приехал и остался) и Скорый, хитрец, вместе с другими показал им и мой отрывок, который неделю назад, сразу после показа, разнес в пух и прах. Ругал и ругал справедливо. Но тут почуял, у него всегда был хороший нюх, что иностранцам, "засранцам", как он их называл, понравится.

И тут что случилось! Что началось! Они же непосредственные. Им дали воздушную кукурузу, без чего они не могут смотреть ни фильм, ни постановку; они ее ели, смотрели, переговаривались. Акак увидели мой отрывок, все вдруг повскакали, стали кричать: "Стоп! Стоп! Остановите показ! Кто сделал этот отрывок? Он здесь? Позовите!". Итут же показ прекратили и они, окружив меня тесным кольцом, на зависть Скорому, сорок минут со мной беседовали.

После иностранцев Скорый выдвинул этот отрывок на экзамен, а он хотел в грязь его втоптать, со мной вместе. На экзамене отрывок прошел хуже, чем у "интуристов", но все равно, произвел эффект.

После экзамена мы собрались всем курсом, сидели, выпивали и театральный критик, девочка по фамилии Заборская, сказала, что лучший отрывок на экзамене был у Димы, то есть у меня. Авсе на этот момент уже были пьяненькие. Не слушали, не слышали, и вдруг я увидел реакцию Толи на эти ее слова.

Толя пил мало, практически совсем не пил (его за это дразнили схимником, толстовцем) и так получилось, что мы сидели в полутемной комнате, где меня было плохо видно, а его хорошо. Ивот, после этих слов девочки-критика вдруг я вижу, как трезвый Толя бледнеет, встает и говорит:

- Что ты такое говоришь? Чей отрывок был лучший?

Я сам был во хмелю и решил, что Толя перебрал, но тогда уже сообразил, что случилось что-то, выходящее за рамки обычного.

Познакомились и подружились с Робином, что был в составе зарубежной делегации. Он, пользуясь новыми возможностями, открывшимися в стране, остался у нас жить.

Возили Робина в общежитие ГИТИСа, там в какую комнату ни войдем, все ему рады. Все старались угостить.

- Как же хорошо жить в общежитии,- говорил восхищенный англичанин. Он был англичанином, но проживал на тот момент в Америке.

Меня от общаги уже тошнило, а Робину так понравилось совместное проживание, что он просто неделями оттуда не выходил. Причем и пил, и участвовал во всех других мероприятиях с величайшей радостью. Его в нашей стране удивляло все- и забальзамированный человек в мавзолее и взятки инспекторам дорожного движения и то, что пьяного Леонида не лишали водительских прав, не тащили в кутузку, а, взяв деньги, отпускали, предупредив, чтобы вел он машину поосторожнее. Была у Робина и невеста, какая-то латиноамериканка из Пуэрто-Рико. Страшенная с лицом, побитым оспой, но он почему-то очень хотел на ней жениться. Хотел себе и всему миру чего-то доказать. Но у нас ему быстро поправили мозги, познакомили с красивыми девушками и он забыл про свой комплекс вины.

Смеялись над его оговорками. Торговавшей сосисками женщине он сказал:

- Ну что, будем подличать,- вместо полдничать,- и получать от этого удовольствие?

Та восприняла его слова, как нападки и огрызнулась:

- На себя посмотри. Ты сам подлец, похуже меня.

Робину очень нравилась наша страна.

В аэропорту Шереметьево, когда его провожали, он плакал навзрыд и не желал сдерживаться. Ау нас-то сложилось мнение, что англичане скрытный народец и все свои эмоции прячут, переживая в себе, не выплескивают наружу. Он это своим примером опроверг.

У Робина был огромный багаж (всю мелочь, всякую подаренную безделушку вез с собой), но таможенники, видящие людей насквозь, глядя на такие искренние, такие неуемные проявления любви к нашей стране, пропустили его без досмотра.

2

Четвертый курс начался удивительно бурно. Вернувшись с каникул, сокурсники понавезли гостинцев. Гриша Галустян привез персиков и винограда, а главное, чем удивил, было варенье из грецких орехов. Это было настоящее чудо! Круглые, похожие на шоколадные черные шары, вкусные и сытные.

Слыша о варенье из грецких орехов, я представлял себе нечто другое. Что-то из зерен в сиропе. Атут были молодые плоды, с недоразвитой скорлупой- прелесть что такое!

Хороша осень буйством красок, обилием плодов. Япросто обжирался и домашней колбаской, и окороками и деревенским салом, тающим во рту.

Толя стал бравировать тем, что отказался от учения Иисуса Христа. На что Тарас Калещук ему заметил:

- Рече безумец в сердце своем "несть Бога".

- Урусских есть своя вера. Вера древних славян.

- Неправославный не может быть русским.

- Адревнеславянская вера тоже называлась православной. Хотя для того, чтобы считать себя русским, я готов и атеистом стать. Лишь бы не поклоняться еврею.

- Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским. Это главная особенность русского духа- вера в Бога.

- Что за чушь ты говоришь.

- Это не я, это все Достоевский.

- Да пошел он, этот Достоевский. Ничего путного не написал, что он нам пупок все крутит, слезы выжимает.

- Знаешь, Толя, почему ты такой злой, почему перестал людей любить? Потому, что перестал верить в свое бессмертие, в Бога верить перестал.

Толя не унимался:

- Православием вера русских людей именовалась и до крещения Руси. Аязычеством стали называть нашу веру в эпоху христианства, как и всякое другое нехристианское учение. Ана самом деле это древнее монотеистическое вероучение, то есть вера в бытие Всевышнего. Ахристианские попы внушают, что язычество- это вера во многих богов и отрицание Всевышнего, что это почитание и одухотворение сил природы при полном отрицании Бога.

- Так как же тебя называть?- вмешался в разговор Леонид.- Православным язычником?

- Конечно, получается путаница. Если говоришь, что православный, то считают христианином,- сокрушался вслух Толя.

- Но ты же крещеный,- сказал я.

- Не хочу быть христианином,- так и прорвало Толю,- хоть и крещеный. Называйте уж лучше язычником. Мой язык, мой народ. Язычество- вера народная. Буду я вместе с народом своим.

Леонид засмеялся:

- Народ твой десять веков христианский. Аты теперь для того язычником заделался, что хочешь святыми иконами, отцовскими, на вернисаже торговать. Хочешь совесть свою усыпить. Христианину же невозможно, а язычником стал и пожалуйста. Не счесть тропинок, ведущих во тьму, но нашему человеку обязательно нужно идейное обоснование, даже тогда, когда он в тартар летит вверх ногами. Чего бы Ленину, в семнадцатом, соблазняя народ, не кричать с балкона особняка Кшесинской: "Злодеи, злобствуйте, убийцы, убивайте, воры, воруйте, Сатана радуйся!". Нет. Он кричал: "Грабь награбленное", то есть не робейте, свое забираете. Ик слову. Не православные священнослужители тебе внушали, что язычество- это поклонение природе, а мракобес Неумытный, завкафедрой марксизма-ленинизма.

Возвращаясь из института с Леонидом, я продолжал слушать его речи о Боге и о Толе.

- Смеется над Зуриком, что тот поклонился Кришне осьмирукому, а сам-то ему же и молится. Только у древних славян его звали Крышень, вот и вся разница. Не хочу, говорит, триединого Бога, поклонюсь четвероликому Сварогу. Глупец.

Я молчал, ничего не говорил, а когда с Леонидом попрощался, вспомнил. Что совсем недавно был у нас с Толей разговор о том же.

- Ты слыхал, до чего жиды додумались?- разошелся Толя.- Сказали, что Иисус Христос был евреем.

- Ачто в этом крамольного?- поинтересовался я,- я об этом узнал, читая послание апостола Павла.

- Да не может Бог быть евреем!- заорал на всю квартиру Толя.- Понимаешь? Не может!

- Иисус Христос говорил "любите друг друга". Он потому Господь наш и Бог, что любви учил, а не ненависти. Над этим задумайся, а не над тем, какой у него разрез глаз, какая национальность.

Я своими неумелыми речами пытался вернуть Толю к Христу, но получилось так, что окончательно отвадил. Толя тогда зачитывался книгой "Мифы древних славян", "Книгой Велеса", даже намеревался выколоть на плече свастику. "Это ведическое обозначение Перуна". Вагнера полюбил. Слушал с наслаждением марши фашистской Германии. На вернисаже приобретал семейные альбомы времен второй мировой войны. Эсэсовцы с женами и детьми, прочее художество. Занесло бы его далеко, если бы мать не остановила. Зашел я к нему как-то, а в гостях у него матушка. Ион опять завел свою песню. Яне выдержал и сказал:

- Вот ты так страшно ругаешь евреев, а представь себе на мгновение, что ты сам еврей. Каково?

- Да не мог бы я быть евреем и представлять себе этого не хочу. Ярусский. Анатолий Модестович Коптев.

- Да он и есть еврей,- спокойно сказала его матушка,- я же чистокровная еврейка, значит, и он еврей. Уевреев национальность определяется по матери.

Я так и покраснел от стыда за Толю. Это что же получалось, он, зная, что мать еврейка, так злобно, без тормозов, поносил ее соплеменников?

- Ау русских национальность определяется по отцу,- уже менее амбициозно заявил Толя.- Ия считаю себя стопроцентным русским.

- Ну, так не получится при всем твоем желании. Разве что пятидесятипроцентным. Ты- полукровка,- издеваясь и смеясь над ним в открытую, сказала его мама.- Ты, Толя, уже взрослый мужчина, был женат, учишься на режиссёра в столичном институте, а всё ещё ходишь в коротких штанишках, страдаешь детскими болезнями расового превосходства. Когда же ты у меня повзрослеешь, когда же за ум возьмёшься?

Мы шагали в этот момент в мастерскую его отца. Находились практически под окнами.

- Свет горит,- сказал Толя,- наверное, картины пишет.

- Да что ты,- возразила матушка,- или моль ловит или клопов давит. Язамучилась оттирать, отмывать обои. Говорю: "снимай и дави в руке". "Не могу, слишком зол на них".

Она как в воду глядела, Модест Коптев, действительно, ходил в одних трусах по мастерской и давил клопов. Разгуливал по комнате, высматривая их хищным взглядом охотника и действительно давил со страшной злобой.

После этого разговора с матушкой, вспомнив, видимо, про то, что Саломея, которую он ругал еврейкой, так же имеет русского отца, Толя свои антисемитские проповеди оставил и переквалифицировался в женоненавистника. Запоминал и цитировал все то, что подходило под его теперешнее настроение: "Если бы мир мог существовать без женщины, мы общались бы с богами". Настольными книгами стали "Молот ведьм" и "Пол и характер" Отто Вейнингера, утверждавшего, что "женщина лишена души, своего "я", индивидуальности, личности, свободы. Она не имеет ни характера, ни воли". Как говорится, из огня да в полымя Толю кинуло.

3

На его долю в тот год выпало особенно много испытаний. Исамое тягостное и страшное- смерть отца.

Опальный на родине и восхваляемый за границей, Модест Коптев, после смерти, как это водится, получил, наконец, все то, что заслужил. Инародную любовь, и признание партии- правительства. Разрешили выставку картин и публикацию его воспоминаний. Родственники не успевали давать интервью отечественным и зарубежным корреспондентам. На похороны потратили уйму денег, словно хоронили не опального художника, а какого-то крестного отца. Гроб был очень дорогой, лакированный с окошком, с золотыми ручками, изнутри был обит шелком и бархатом, имелась подушечка. Аведь он, как знал, написал завещание, в котором указал, чтобы в такой гроб не клали, чтобы похоронили без помпы и шумихи, чтобы отпевали в сельской церкви, и отпевал бы исключительно батюшка Мокей.

Кто слушает покойников? Все сделали по-своему, с точностью наоборот. Хоронили в нарядном гробу, похороны походили на карнавал, пришла масса чужих людей, ни слухом, ни духом не знавших, не ведавших, что это за художник. Отпевали в "модном" храме. Отпевать должен был "модный" священник. Я, присутствовавший на панихиде, ужаснулся, увидев священнослужителя.

Пусть простит меня люд православный, если коим образом слова мои оскорбят чью-то веру. Сразу же оговорюсь, что сам к тому времени уже перешагнул тот рубеж, когда шел в Храм и за священником Бога не видел. Яуже знал, что со смирением приму любого священнослужителя и любую службу, но как выяснилось, я слишком был самонадеян.

Священник пришел с большим опозданием, весь храм был набит людьми, все его ждали. Это был настолько озлобленный, настолько светский человек, что ему совершенно не шло церковное одеяние. Ядаже поймал себя на мысли, что следовало бы вывести его вон, как хулигана, который мешает. Он кричал, громко разговаривал, оказывается, выискивал старшего. Когда выискал, не смущаясь, прямо у гроба стал утрясать финансовые вопросы. Заплатили ли? Нет ли? Было заметно, что его почти силком привезли, что у него на этот выходной были совсем другие планы, что он устал от этой постылой, ненавистной ему службы церковной, что он не любит то, чем занимается. Что в Бога не верует. Собственно глубоко несчастный человек, но очень удобный, свой для таких же, как он, псевдоверующих.

В любой профессии "чужих" много, но когда это врач, педагог, священнослужитель, милиционер, то как-то особенно много пагубы приносят такие люди. Их называют оборотнями в погонах, убийцами в белых халатах, сатаной в рясе, лжеучителями. Они и сами страдают, находясь не на своем месте, становятся циниками и садистами. Будучи предуведомленным о том, что привезут какого-то особенного священнослужителя, я ждал чуть ли не митрополита Питирима. Благообразного, красивого, с длинной белой бородой, а тут, мирским языком выражаясь, за наши деньги и что-то жидкое на лопате.

Заметно было, что батюшка не в себе, что бесы его мучают, терзают, он аж корчился под их воздействием. Аможет быть, корчился от того, что будучи не чист духом, находился в Святом Божьем Храме и должен был вести службу, произносить молитвы, от которых сам же физически страдал. Сним творилось что-то невообразимое. Он начал службу, и ему стало плохо, не мог произносить слов молитвы. Дьякон пел простуженным голосом, а он даже и не читал. Свернул панихиду, практически ее и не начав. Все присутствовавшие на панихиде, за малым исключением, были люди от церкви далекие и с облегчением направились к выходу.

Убежавший, исчезнувший вдруг священник, так же внезапно объявился на улице и не постеснялся, остановил Толю, потребовал денег.

- Так ведь заплатили же хорошо?- сказал Толя.

- Так это не нам. Это по счету, по ведомости. Хору, работницам. Анам? Мне с дьяконом?

Толя, доподлинно зная, что батюшке лично дали огромную пачку, чуть было не выругался, но находящиеся вокруг Толи богатые проходимцы сунули священнику еще одну пачку и тот убежал.

Эти богатые проходимцы, окружившие Толю, как наследника престола, сыпали деньгами бес счета и, конечно, имели на то свой интерес. Аинтерес был простой, корыстный, обвести вокруг пальца Толю, нагреть на наследии Модеста Коптева руки и положить весь барыш в свой карман. Он мне потом рассказывал, про липовые отчеты о гигантских выделенных суммах, про "откаты". Это была какая-то игра. Воткрытую воровали из государственного кармана, ничего не опасаясь при этом и те службы, которые об этом знали и должны были пресекать воровство, воровство не пресекали, делая вид, что так оно и надо, что все хорошо. Страшнее всего то, что и Толя вынужден был принимать во всем этом действенное участие. Но все это случилось позднее, а на поминках он сильно напился и принялся опять за свое, за свой великодержавный шовинизм:

- Ты что выпил на днях? Смотри. Ато тоже во враги тебя запишу. Нам нация крепкая нужна, а не из пьяниц.

- Уместнее тебе будет трезвому об этом говорить,- намекнул ему я на то, что этот разговор мне неприятен.

- Очистим нацию от пьяниц и развратников. Ты смотри, не подводи меня. Надо создавать свои общины и возрождать былую мощь России.

Я не стал засиживаться на поминках, слушать пьяный бред его, поехал к Леониду. Леонид, как оказалось, очень хотел быть на похоронах, но его не пригласили, а он ждал приглашения и, не дождавшись, обиделся. Сидел с бутылкой, раскладывал пасьянс из игральных карт.

Как-то странно выходило, Леонид хотел пойти на похороны и не пошел, а я не хотел пойти, но там оказался. Толя очень просил, я, собственно, ради него. Толя меня благодарил:

- Япочему тебя, Димка, позвал?- говорил Толя.- Ты думаешь, гроб некому нести? Да я только бы свистнул этой выпачканной в краске братии, этим живописцам. Они бы гроб на вытянутых руках, бегом бы до кладбища несли. Но я в такой момент хочу видеть рядом с собой дорогих мне людей. Тех, на кого всегда могу опереться.

Следовательно, на Леонида Толя опираться не хотел.

- Не позвали меня, сволочи,- говорил Леонид, держа в руках бубнового короля,- ну и шут с ними. Яи сам бы не пошел. Не люблю смотреть, как людей закапывают. Вот, сижу тихо, сам его поминаю.

Не только Леонид, но и Фелицата Трифоновна, оказывается, хотела быть на похоронах и даже нарядилась и сидела, ждала приглашения. Хотя, казалось бы, с какой стати? Какой-то нездоровый интерес проявляли.

- Кто был? Как все проходило?- интересовалась Фелицата Трифоновна.- Припомни, расскажи подробности.

Я, что помнил, рассказал.

4

Произошло еще одно знаковое событие. Кирилл Халуганов, на малой сцене театра МАЗУТ ставил спектакль с участием Аруноса и Спиридоновой. Они были заняты у него в главных ролях. Ставил и не закончил. Разругался со Скорым, хлопнул дверью и ушел. Вот Семен Семеныч, наш мастер дорогой, и предложил доставить этот спектакль мне.

Впоследствии Фелицата Трифоновна говорила, что он, принимая такое решение, хотел одним выстрелом убить сразу двух зайцев. Исына чужими руками из театра убрать и моего провала ждал. Зачем? За что?

Но, как бы там ни было, случилось все иначе. Ядал согласие, предуведомив, что переговорю об этом сначала с Керей. Скорый согласился.

- Мне теперь все равно,- сказал Керя,- пусть ставит кто угодно. Хочет, чтобы ставил ты? Ставь. Никаких проблем. Ты пришел за моим благословением? Благословляю. Только со Скорым, запомни, всегда держи ухо востро.

Керя сидел у Фелицаты Трифоновны, пил и вспоминал о том. как пришел учиться на первый курс в ГИТИС и как Скорый, который учился на последнем курсе, являясь председателем общественного совета, гонял его по общежитию.

- Ятогда уже понял, что Скорый- дерьмо, в чем теперь уже убедился окончательно.

Я стал делать то, на что у Кери не хватило сил. Как важно правильно подобрать актера на роль, я понял еще в студии у Фелицаты Трифоновны. Там занимались в массе своей случайные ребята с улицы, но она, работая даже с таким материалом, используя характерные особенности каждого, подбирала им такие отрывки, в которых они, сами того не подозревая, смогли максимально раскрыться и засверкать, как бриллианты на солнце.

Они были естественны, так как каждый ощущал, что он на своем месте. Ятогда уже уяснил, что правильное или неправильное распределение актеров на роли обеспечивает успех или неуспех спектакля на девяносто девять процентов.

Я все это к тому, что кроме Аруноса и Спиридоновой все остальные актеры были не на своих местах. Япоменял людей местами и сразу же на глазах все изменилось. Монтировщики, забывая сходить покурить, подышать свежим воздухом, стали задерживаться, смотреть, как-то реагировать, то смехом, то шушуканьем. То есть превращались в зрителей.

Я не только поменял людей, я переделал спектакль совершенно по внутренним актерским делам.

Была сцена, на мой взгляд, порнографическая, главные герои лежали в постели и совокуплялись (так решил это Керя сценически), при этом говорили о своих чувствах. Всю порнографию я со сцены убрал, постарался из пошлого произведения автора пьесы по возможности сделать тонкую вещь. Атот диалог, который вели актеры, находясь в неглиже, имитируя половой акт, я заставил играть по-другому. Яих одел, поднял с постели, развел в разные углы сцены и только после этого они у меня заговорили.

И случилось чудо. Актеры открылись и сцена вместо грязной, постыдной, нелепой получилась чистой, светлой, пронзительной. На генеральной был аншлаг. Что спектакль получился, я понял по публике, пришедшей на премьеру. Собрался весь цвет театральной Москвы. Скорый, бросив съемки в Праге, также прилетел, примчался. На начало маэстро опоздал, о том, что он находится в зале, я догадался по напряженному дыханию за своей спиной. На сцене было как раз то самое "объяснение в любви". Скорый не выдержал и громко, в полный голос, сказал:

- Апочему они не е...ся? По-моему, очень живая мизансцена была.

Все в зале и на сцене так и зашлись гомерическим смехом.

После спектакля подходили известные и маститые, жали руку, говорили свои замечания.

После успеха с постановкой спектакля Скорый ко мне сильно переменился и перемены эти были не в лучшую сторону. Наступил очередной "ледниковый период" в наших с ним отношениях. Да и не только Скорый ко мне переменился, но и Толя с Леонидом. Они почему-то обиделись на Скорого за то. что он им не предложил, как мне, исправить ошибки за Керей.

Год назад, когда критикесса Заборская сказала: "Ваш отрывок, Дима, был лучшим" и Толя побледнел, я списал его неприязненное отношение к моей работе на то, что он чрезмерно много выпил. Но теперь, когда с ним, после моего успеха случилась чуть ли не истерика. Когда он кричал: "Ты в профессии ничего не понимаешь. Ия б на месте Скорого давно б тебя выгнал с позором и треском". Да, когда он так кричал, я понял, что дело серьезно. Что для него это настоящая беда,- мой успех. Не сердился на него, я понимал, какие мотивы его на это подвигли.

Скорый любил много и красиво говорить, а нас любил ругать:

- Что вы все слушаете и слушаете меня! Ясам знаю, что красиво говорю. Работайте, делайте что-нибудь, а то никто диплома не получит, всех разгоню. Всех разгоню, а сам уйду в монастырь, запрусь в келье или уеду с цыганами в кибитке куда глаза глядят. Запью, загуляю, ограблю прохожего.

В монастырь не ушел, с цыганами не уехал, никого не разогнал. После этой успешной моей постановки так красно уже не говорил. Итут понеслось,- тройки за экзамены, немилость, охлаждение. Авроде бы, должен был радоваться.

Леонид сообщил мне вдруг, что хотел застрелить Бландину.

- Влес ее возил,- говорил Леонид,- перед носом ее пистолетом тряс. Три раза делал попытку нажать на курок, но так и не смог. Когда назад в Москву возвращались, подлезла ко мне и спрашивает: "Ну что, непросто застрелить женщину, которая тебя любит?". Искренно сказала. Давно я таких интонаций в ее голосе не слышал.

- Азачем ты хотел ее убить? За что?- ужаснулся я такому его заявлению.

- Аза то, что всем приносит только вред. Подруг заставила с мужьями развестись: "Оно вам надо, быть в кабале?". Все свои силы только на то и тратит, чтобы разлучать людей. Вон, и меня с женою разлучила. Ну, что ты смотришь на меня, как на убийцу? Все, слава Богу, обошлось, кончилось миром.