Тарас закончил пьесу и принес ее мне. Да и к кому, кроме меня, он мог с ней прийти? Леонид занимался "делами", Толя все последнее время над Тарасом издевался, подсмеивался, говорил: "Подгоняй своего Пегаса, а то эта кляча тебя не вывезет". Сколько раз прямо в глаза говорил: "Не напишешь ты пьесу никогда, ни хорошую, ни плохую, ни большую, ни маленькую. Ты в полном отстое".

Я так подробно о Толе к тому, что он на Тараса не на шутку обиделся. Обиделся именно из-за того, что тот пьесу принес мне, а не ему. Он почему-то был совершенно уверен в том, что Калещук, если что-то стоящее и сделает, то с этим чем-то стоящим прибежит именно к нему. Иэто после всех издевательств, неверия и насмешек. После обещания и недавания денег и всего того, что этому сопутствовало, как-то "худсоветы" и прочее, после "погоняй Пегаса" и "ничего не напишешь".

Мне принес Тарас пьесу и правильно сделал. Япьесу прочитал и первый сказал ему, что он гений и что пьеса его гениальна.

Находясь в восторге от прочитанного, я побежал к Фелицате Трифоновне, но та не стала меня даже и слушать, не стала пьесу читать. Она считала, что я перво-наперво должен был предложить пьесу ее сыну (Леонид, напомню, театром уже не занимался) и только лишь в том случае, если он от нее откажется, браться за нее самому. Только после отказа ее сына от пьесы, я имел право бить челом перед царицей Красулей, выпрашивая милости. Под милостью понимайте площадку и актеров для постановки.

- Ишь, набрался наглости, приперся!- кричала она на меня.

Когда же я пошел к Скорому и тот дал актеров, предоставил площадку и разрешил ставить, она точно таким же дурным голосом, как сказали бы в Одессе, кричала совершенно в обратную сторону.

- Ты что, у меня не мог ставить?

- Так вы ж меня в шею!

- Так тебе и надо. Иправильно! Ну, и что, что в шею? Ты что барышня кисейная, голоса боишься? Ты же учишься на режиссера, а настоящего режиссера если выталкивают в дверь, то он лезет в окно. Характер нужно было проявить, но своего добиться.

Я с ней не спорил, давно не спорил. Вее глазах я всегда был виноват, как впрочем, и все окружающие.

Скорый дал площадку, дал самых хороших актеров. Сначала, правда, так же слегка повыпендривался. Когда я пришел к нему с пьесой, сказав, что желаю ее ставить, он и в руки ее брать не хотел. Собственно, открою тайну, я и не надеялся на то, чтобы ставить в его театре. Яему, как своему наставнику, пьесу принес похвастаться, посоветоваться.

- Втеатре существует завлит, который обязан искать новые пьесы,- заговорил он,- оснащать театр новыми пьесами. Но эта рыжая баба этим не занимается. Все тащат пьесы мне. Зачем мне такой завлит? На кой черт она мне нужна?

- Не знаю,- ответил я, хотя знал прекрасно, что у него с ней роман.

Конечно, Скорый, как только пьесу прочитал, понял, что в руках у него шедевр, та самая пьеса, о которой давно уже грезит вся театральная общественность. Итогда уже, подозреваю, в голове у него промелькнула мысль эту пьесу украсть у меня и поставить ее самому. Но на то он и был режиссером умудренным и опытным, чтобы этого сразу не сделать. Во-первых, и передо мной все же было б неудобно, но не это главное. Пьеса новая, смелая, как отнесутся к такой новизне? Ктакому материалу? Ачто, если по шапке? Только что театр делили, полцарства потерял, а тут, вдруг вторая осечка. Нет, он хоть и Скорый, но торопиться не стал. Справедливо рассудил, что пьеса от него и так никуда не денется, но лучше, чтобы постоянно пребывала в зоне его видимости, у него под крылом, под его опекой.

Он дал мне ведущих актеров, все цеха заставил трудиться на постановку, разрешил работать с теми актерами, которые числились в труппе, отошедшей под начало Фелицаты Трифоновны, как-то Кобяк, Елкин и так далее. Голова моя закружилась. Яработал с кумирами моего детства.

Первое время работалось легко. Репетиции были одна веселей другой. Ябыл доволен актерами, они были довольны мной, горизонт был чист, солнце стояло в зените.

Толя Коптев в это же самое время был ассистентом в постановке Скорого. То есть считалось, что эта ассистентура будет ему зачислена как диплом. Представьте его настроение, ведь репетировали в одном здании.

У Леонида ко мне проявился нешуточный интерес, все звал меня к себе, подхваливал. Глаза горели нескрываемой завистью. Толя присутствовал при наших встречах, угрюмо молчал, Леонид его, как мог, утешал, не шел на конфликт, как прежде. Уверял, что ничего позорного нет в том, что Толя ассистент и за это получит диплом. Клялся, что в прежние времена это была общепринятая практика и мастер всех своих учеников проводил через ассистентуру, постепенно погружая молодого режиссера в этот террариум, которым является театр. Аменя при этом серьезно предупреждал, чтобы я не поворачивался к актерам спиной и держал с ними ушки востро. Ивообще был бы в данный момент осторожен, так как вслед за большим везением и большой радостью неизбежно приходит прямопротивоположное. Икак сглазил.

Началось все с бытовых трудностей, которые стали одна за другой появляться в теткиной квартире. Лопнула труба в туалете, газовая колонка стала барахлить. Главный инженер жилконторы, та женщина, с которой ругалась тетка, грозила мне судом, требовала, чтобы я оплатил ремонт в квартире нижнего этажа. Газовщик, ремонтник из Мосгаза вымогал деньги, уверяя, что нужно колонку менять. Сосед Синельников замучил со своими бедами, да с предложениями выпить, посидеть.

В театре с постановкой начались проблемы. Актер Кобяк стал хвастаться, что гонит самогон на продажу, и в ответ на мои жалобы бытового характера посетовал, что и у него в квартире случается одна беда за другой. Он все это приписывал проискам нечистой силы и изъявлял желание освятить свое жилище.

Я, движимый наилучшими побуждениями, пошел в Храм, узнать, возможна ли такая процедура, как освящение квартиры и как это устроить. Меня попросили подойти после службы к батюшке и об этом с ним поговорить лично. Ястал ждать, вспоминая, как Кобяк, кроме того, что гонит самогон, хвастался и тем, что его кумир женской красоты Симона Синьоре. Вспоминая Спиридонову, я находил в его молодой избраннице черты покойной актрисы.

Кобяк на той репетиции очень уж был весел, возможно, не весь самогон продавал, кричал: "Мне говорят, что я- стар. Да! Яstar! Я- super star!". То есть, я- звезда, я- самая яркая звезда.

Дождался я окончания службы. Батюшка, предуведомленный о цели моего посещения, предложил сесть за стол, стоявший прямо в Храме, и мы стали разговаривать.

- Это вы хотите освятить квартиру?- поинтересовался отец Николай.

- Нет, я пришел просить за одного человека, который считает, что ему надо освятить квартиру,- пояснил я, полагая, что весь наш разговор пойдет лишь о сроках и о размере оплаты, предусмотренных за подобного рода услугу. Но оказалось все иначе. Все оказалось сложнее.

- Аон христианин?- осведомился батюшка.

- Да,- сказал я, полагая, что иначе Кобяк не попросил бы освящать свою квартиру.

- Такого не может быть, чтобы христианин жил в неосвященной квартире.

- Как не может? Живет. Он крещеный,- уверенно сказал я, вспомнив, что видел на груди у Кобяка золотой крест.

- А-а, вот, в чем дело. Видите ли, крещеный и христианин это не одно и то же. Крещеных миллионы, а христиан сами видели, сколько было на службе.- (Вхраме на службе было не более двадцати человек).

- Азнаете,- продолжал батюшка,- что крещеные и отпавшие от церкви хуже атеистов и в аду страдают сильнее их? Жизнь, как река, не стоит на месте. Ичеловек каждый день, каждую минуту идет или к Богу или к дьяволу. Этот ваш человек не женат?

- Нет. Он живет с... Сневестой,- нашел я в самый последний момент удобное определение для Спиридоновой.

- Как это так?

- Яхотел сказать, что сожительствует с женщиной, находясь с ней в гражданском браке,- пояснил я, как мог.

- Так он с блудницей живет?- так и подскочил батюшка.- Исам блудом занимается. Его надо с ней немедленно разлучить. Знаете, ведь их даже венчать нельзя, если они жили в блуде. Только в самых исключительных случаях, после покаяния и с разрешения епископа. Это же страшный грех, разоряющий душу. Икак же я буду им освещать квартиру? Они же там будут грешить. Ведь в освященной квартире нельзя курить, нельзя ругаться матом, нельзя смотреть похабные фильмы, нельзя читать современные газеты. Они в храм ходят? Настоящий христианин должен ходить в Храм хотя бы раз в неделю. Всубботу вечером и в воскресенье утром. И, если три раза в течение года без уважительной причины он пропустит посещение Храма, то отлучается от общины. Так же, если не постится по средам и пятницам, тоже отлучается. Правила очень строгие.

Я не знал, куда девать глаза от стыда, так как все сказанное в полной мере касалось и меня лично. Аведь я считал себя христианином, хотя в церковь ходил раза три в год, по случаю. Яневольно стал защищаться и выбрал для этого совсем не подходящий способ, стал нападать.

- Хорошо бы пастырям служить во всем этом примером,- сказал я.- Дело в том, что у друга совсем недавно отпевали отца, и священнослужитель, помимо обычной платы, подошел по завершении службы и потребовал денег дополнительно и побольше, лично для себя. Иэто я еще опускаю описание службы и ту небрежность, с которой она им была проведена.

- Тут какая-то неувязка,- отвечал батюшка вполне спокойно, хотя мне казалось, что на этом разговор наш будет закончен и меня попросят выйти вон.- Дело в том, что для членов христианской общины все делается бесплатно,- и венчание и отпевание. Апотом, говоря о священнике, чего же удивляться, ведь церковь состоит не из праведников, а из грешников, точно таких же, что ходят по улицам. Разница в одном- из кающихся грешников. И, конечно, церковь не застрахована, дьявол своих людей внедряет в самые святые места, чтобы отвращать людей от Бога. Но стараться надо прежде смотреть за собой, за своими грехами, а тот, по словам писания, будет наказан и уже получает свое. За друга же вашего буду молиться, но пока в доме его такое положение вещей, я освящать его квартиру не могу.

С тем я от него и ушел.

Придя на репетиции, все эти слова отца Николая я передал Кобяку. Признаться, рассчитывал на то, что своей радикальностью они вызовут улыбку. Ведь я, например, знал, как тяжело Кобяку в его возрасте было сходиться с молодой Спиридоновой, а священник не знал и знать этого не желал. "Не надо ни с кем сходиться,- говорил батюшка.- Бог даст жену, будет жена, а если сам будет перебирать, с кем сходиться, а с кем не сходиться, ничего из этого хорошего не выйдет".

Совершенно для меня неожиданно на репетиции разгорелся спор. Не хотели крещеные люди, не бывавшие в Храме годами и вспоминавшие о Боге только во время грома, соглашаться с тем, что они не христиане и что в аду им уготовано место хуже, чем для атеистов. Не желал Кобяк признавать, что живет со Спиридоновой в блуде и не хотел верить даже в то, что все это сказал священник. Решил, что все, до последнего слова придумал я сам.

Все бы можно было загладить, искупить, если бы не влез в разговор Елкин.

- Ачто, он прав,- сказал Елкин,- а ты, Кобяк, не прав. Живешь со Спиридоновой, а записываться, как люди делают, не торопишься. Прописывать ее не хочешь, детей чтобы она рожала, не хочешь. Боишься, что захапает твою жилплощадь, что дети твою размеренную стар..., суперстарческую жизнь превратят в настоящий ад. Ты же сам все это говорил? признайся. Да и Спиридонова записываться с тобой не хочет, все подыскивает более удобную партию. Идетей от тебя, суперстарого, не хочет. Сама во всеуслышание об этом говорила, все знают. Что же это, как не блуд? Ты суперблудник, она суперблудница. Правильно священник говорил. Обличать подонков его священный долг. Выводить на чистую воду всякую нечисть. Ивсе мы, поголовно, носящие кресты, все сплошь блудники и блудницы.

Пока словами точно не определишь сущность какого-нибудь явления, оно не так заметно, а тут просто все ахнули. Ахнули и посмотрели не на Елкина, а на меня. Не мир принес я, но меч. Иподнялся брат на брата. Стали актеры сквернословить, плеваться, чуть до драки дело не дошло. Яужаснулся такой реакции, хотя, казалось бы, должен был ее предвидеть, ведь "правда, сказанная без любви, пожалуй, что уже и не правда".

Скажу несколько слов о бытовых неурядицах, происходивших дома. Пришла соседка, что жила подо мной, этажом ниже и пожаловалась на то, что ее квартиру заливает вода. Посмотрела в ванной, в туалете, все было сухо, развернулась и ушла. Стала звонить в жилконтору. На следующий день в мою квартиру ватагой ввалились сантехники, техник-смотритель, все та же соседка и злая, как сто чертей, женщина-главный инженер, та, на которую тетка кричала "не успокоюсь, пока вас не уволю". Пришли все с тем же вопросом: "Откуда течет? Кто заливает?". Тут и безграмотному было понятно, что лопнула труба за кирпичной стеной, и что я ни в чем не виноват.

Но женщина-главный инженер была грамотной, знала, что изо всех сил надо стараться, из кожи вон лезть, чтобы только свалить вину на жильцов, а не на прогнившую трубу, то бишь на себя. Не дай бог, поинтересуются, почему лопнула, ведь по плану дом только-только прошел через капитальный ремонт. Как объяснить, что только на бумаге прошел и все деньги украдены?

И что же она сделала? Заставила сантехника лазить под унитазом, щупать трубы, рассматривать их с фонариком, в надежде на то, что обнаружится хоть какая-то маломальская течь. Сантехник облазил, осмотрел каждый миллиметр и вынес неразумный свой поспешный вердикт:

- Все сухо.

- Какой, мать твою, сухо!- заорала женщина-главный инженер. Там от воды штукатурка пудами отваливается. Лезь еще раз и смотри, как следует.

Сантехник полез вторично, шарил, щупал и, собираясь уже выбираться, нашел каплю конденсата на трубе, по которой бежала холодная вода. Ее он и предоставил на указательном пальце, в качестве насмешки. Но главинженер восприняла эту каплю по-другому:

- Какая испарина? Вылезай и помалкивай, если не знаешь. Течь найдена, в затоплении виноваты жильцы этой квартиры. Подавайте заявление, ремонт будет за их счет.

И все же пришлось делать ремонт за счет жилконторы. Ко мне пришли с ломами, с кувалдами, сломали кирпичную стену в туалете от пола до потолка, заменили трубу и, не забыв при этом своротить унитаз на бок, ушли. Убирать мусор (битый кирпич), заделывать стену, ставить на место унитаз никто не собирался. Мне так и сказали:

- Унас на это нет ни сил, ни времени, ни средств. Поговорите с сантехниками, заплатите им, может, они вам все это и сделают.

Сделал все сам. Вынес мусор, заделал стену, установил на место унитаз. Легко об этом говорить, писать еще проще, но на деле все это стоило мне немалых сил. Ивот, после этого всего, после всех этих перипетий, приходит ко мне сосед Синельников и уговаривает с этой женщиной, главным инженером, переспать.

- Ты не смотри, что ей за пятьдесят, она богатая, как царица Екатерина, на мешках с деньгами спит. Ятебя очень прошу, вздрючь ее. Выйдешь совершенно на другой уровень. Сделает тебе отдельную квартиру, постоянную прописку, познакомит с нужными людьми. Чешется у нее там, что ли? Протяни ее во все щели, во все дыры продери. Она тебе за это машину "Волга" подарит. Ты только не отказывайся сразу, попробуй. Ну, хочется бабе мужика, как ты не понимаешь.

- Аты чего же? Тебе "Волга" не нужна?

- Ну, ты думай, что говоришь, я же человек женатый.

Я засмеялся, и от этого моего смеха Стас поежился.

- Нет, я конечно, с радостью бы. Мне и "Волги" не надо, за одно расположение такого человека постарался бы. Но она же именно тебя хочет.

- Атебе за сватовство, должно быть, даже денег дала?

- Не дала, но посулила. Если ради себя не хочешь, ради меня ее сделай. Мне же эти деньги сейчас позарез нужны. Да и задаток, хоть и небольшой, но возвращать придется.

Я вспомнил эту бесноватую, невзрачную бабу и позавидовал ее человеческому самомнению, то есть после всего того, что творила, глядя каждое утро на себя в зеркало, она еще и не исключала той возможности, что я назначу ей свидание при свечах.

Я выгнал Синельникова в тот день, вместе с его бутылкой, сказав, что об этом не может быть и речи, и что даже под угрозой выселения, я на такую жертву не пойду. Он, как ни странно, сразу послушался и больше не настаивал.

Жил он тогда вместе с семьей у тещи, а квартиру свою сдавал за деньги жиличке, бывшей проститутке, работавшей теперь официанткой в ресторане. Квартиру для нее снял бандит, у которого была жена и ребенок. Синельников называл этого бандита "Пупком" и рассказывал душещипательную историю любви, в результате которой этот "Пупок" выкупил проститутку у "синьёров", устроил официанткой в ресторан и оплачивал проживание, то есть квартиру. Асосватал им квартиру Синельникова местный участковый, который всю подноготную о жиличке и о ее покровителе Стасу и рассказал. Участковый Синельникову, Синельников- мне.

Странная была девица и спутник ее был странным. Однажды столкнулся я с ними на лестничной площадке и, не здороваясь, скорее спрятался за дверь своей квартиры. Они со своей стороны точно так же поторопились спрятаться за своей дверью. Япотом размышлял о мотивах такого поведения и пришел к выводу, что друг для друга мы были очень антипатичны. Говоря проще, даже на расстоянии вызывали друг в друге отвращение.

Эта проститутка, которую Стас считал красавицей, была настолько уродлива, что прикоснуться к ней мог только очень оригинальный человек, каким, собственно, спутник ее и являлся. Сэтим ее спутником, "Пупком", была у нас и до лестничной площадки, не менее замечательная встреча.

Прогуливался я ночью с Дружком и была на мне спортивная сумка с лямкой через плечо. Подъехал к подъезду "Пупок", вышел из машины. Тут я появляюсь из кустарника и стою, дожидаясь Дружка, который что-то замешкался по своим собачьим делам и не торопился. Ивот произошла немая сцена. Увидев меня, "Пупок" весь побледнел, и у него от ужаса задрожала нижняя челюсть. Ястоял и смотрел на него, на зная, поздороваться или нет, а он на меня, как я теперь понимаю, смотрел, ожидая автоматной очереди. Втаком молчаливом противостоянии прошло долгих десять секунд. Затем выскочил из-за моей спины Дружок и он не сразу, но сообразил, что вовсе никакой я не убийца, и что расстрел его если и не отменяется, то уж точно откладывается. На ватных ногах он вернулся к машине, посидел в ней какое-то время, приходя в себя, да так и уехал, не заходя к проститутке.

Понятно было, если не Стасу, то мне-то уж точно, что подобное соседство ничем хорошим не кончится. Ивот случилась история. Прибежал ко мне Синельников ранним утром и бессвязно залепетал:

- Жена с тещей в деревню поехала, вот я к проститутке и занырнул. Всю ночь ее ломал, упрашивал. Ну, правда, без рукоприкладства. Не дала. Давай, ее вдвоем силой возьмем. Она же проститутка бывшая, она никому не скажет, будет молчать.

- Чего это ты?

- Да обидно. Тут детей привозил помыться. Утещи горячей воды нет, дочка увидела "эту", говорит: "Вырасту, стану, как тетя Джульетта Малофеева, буду губы красить и в трусах по улице ходить". Асын говорит: "Вырасту, стану, как дядя "Пупок", отпущу себе щеки и буду на машине гонять". Ну, что, дожили? За что боролись, на то и напоролись? Пошли ее вдвоем, силою.

Я выпроводил Стаса, но его приставания к Джульетте Малофеевой не остались без внимания дяди "Пупка".

На следующий день открываю дверь, хочу выйти, а на меня с разбегу летит Синельников, а за ним тот самый "Пупок" вместе со своей подругой. Стаса били, вот он ко мне и кинулся спасаться. За мою спину прятаться.

Бывшая проститутка вслед за своим покровителем смело вошла в мою квартиру. Вошла и принялась на меня клеветать:

- Это лейбший кореш "Синего", они вдвоем меня хотели поиметь.

Услышав такое, Пупок взбесился. Достал из-за пазухи пистолет "ТТ" и сказал голосом, не терпящим возражения:

- Поедете, на... Со мной, на... Ане то, на... Явам башки, на... Продырявлю, на...

- Поедем,- успокоил его я,- Надо только позвонить, отменить встречу. Отец моего друга сегодня казино открывает, и я приглашен.

Я сказал правду, отец Леонида пригласил меня вместе с сыном на открытие казино. Но в данной ситуации все эти мои оправдания выглядели нелепо. Какое дело было Пупку, собиравшемуся меня покалечить, до моих планов на вечер. Так думал я и ошибся. Пупок позволил мне позвонить и даже поинтересовался, что за казино, и кто открывает. Тут я сориентировался и вместо фамилии сказал то прозвище, которое носил отец Леонида, то есть ту кличку, по которой был известен в определенных кругах. "ВМоскве по фамилии меня не знают, а скажете (он назвал кличку), и всякий поймет, о ком идет речь". Якак-то интуитивно почувствовал, что на Пупка это должно было как-то подействовать, но что подействует именно так, этого даже я не предполагал.

- Не звоните, пожалуйста,- взмолился он упавшим голосом,- я не знал, что вы сегодня заняты. Где у вас уборная? Здесь?

Пупок скрылся в туалете и оттуда стал издавать неприлично громкие звуки. Всем стало ясно, что, если бы я в туалет его не пустил, он бы испачкал свои дорогие брюки у нас на глазах.

Бывшая проститутка, Джульетта Малофеева, очень чутко отреагировала на изменившуюся ситуацию. Стала подправлять свои волосы, гарцевать на месте, как застоявшаяся кобылка в стойле, то есть предлагала себя самым откровенным образом.

Из туалета спустя какое-то время вышел уже не властелин человеческих жизней, размахивающий пистолетом и даже не бандит "Пупок", сам боящийся до ужаса выстрела и ожидающий его от каждого прохожего; вышло пришибленное существо с глазами напуганной дворняжки. До сих пор мне кажется, что он вышел из туалета на четвереньках.

Пупок извинялся тысячу раз (речь была вежливая и правильная, совершенно без матерных междометий), кланялся, как китайский болванчик, да так и удалился, спиной раскрыв дверь, не смея повернуться ко мне спиной. Из чего я сделал вывод, что отец Леонида не только в своем городе имел большой вес, но и в столице был не из последних. Прежде всего, разумеется, в определенных кругах, чья власть над страною все расширялась и множилась.

Синельникову же было все, как с гуся вода, его только что били, чуть не убили, он все одно из этого никаких уроков не вынес. Стал просить, чтобы я посидел с ним, поговорил. Выпить не предлагал. Яне пил с ним в последнее время, он к этому привык.

- Мне некогда, тороплюсь,- объяснял я ему.

- Куда?

- Втеатр.

- Разве в театр в таком виде ходят? Ну-ка, снимай с себя свои джинсы, надевай мои Алимийские. Ис бабами будь понаглей, они это любят. Япомню, свою с детьми в деревню отвез, а как возвращаться, соседка со мной в Москву напросилась. Унас вся деревня- москвичи, местных не осталось. Яэту соседку, вместо Москвы в лес завез, дал ей по морде и только после этого отдалась. Атак- ни в какую, говорит: "Скажи адрес, я к тебе в Москве приеду". Обмануть хотела. Яее прямо в машине. Сиденья разложил и продрал. Ивместо Москвы снова в деревню поехал. Думал, жена обрадуется, думал, вместе с ней за грибами утром сходим. Аона матюгами крыть меня начала. Я, оказывается, в темноте штаны задом наперед надел. Аони спортивные, их разве разберешь, где зад, где перед. Тем более, в темноте. По глупости своей погорел. Як чему это все? Яна телефонную станцию звонил, узнавал, не было ли звонков междугородних. Эта сука, Джульетта Малофеева, на такую сумму наговорила, что не рассчитаешься. Яхочу сейчас, как она уйдет, все ее вещички собрать и у тебя на время спрятать. Пока не оплатит счета. Аесли тебя спросит, то ты не в курсе, ты ничего не знаешь. Акак еще мне с нее деньги получить?

- Не знаю, как,- ответил я,- но никаких вещей ко мне носить не надо. Вези их к теще, если жизнь не дорога.

Оказывается, в отместку за то, что она его не ублажала, Стас срезал и увез телефон, а так же увез к теще диван, на котором Джульетта спала, а ей, вместо дивана, поставил раскладушку.

Возможно, эти издевательства на нее подействовали сильнее, чем его последнее ночное домогательство. Что из этого вышло, вы уже знаете.

Кроме сантехников, озабоченных главных инженеров в юбке, Пупкова, Синельникова очень доставал меня ремонтник из Мосгаза. Явызывал его через день, он приходил, делал вид, что работает и уходил. Аиз колонки газ сочился, вода капала. Он все вел к тому, что колонка старая и ее необходимо менять, и у него, дескать, есть собственная, новая, которую он мне продаст подешевле. "Дешевка" в его понимании была равна "дороговизне" в понимании моем, поэтому я всячески отнекивался. Наше с ним противостояние дошло до критической точки. Он сказал, что запчастей нет и он ничем помочь не может. Япозвонил диспетчеру, он, видимо, с ней "поработал", и она держала его сторону, то есть, ссылаясь на него, говорила, что ничем помочь не могут.

Я, долго не думая, позвонил районным руководителям. Трубку подняла женщина с властным голосом. Яобъяснил ситуацию, сгустив краски, попросил телефон чрезвычайных служб, сказал, что газ- не игрушка и, если взорвется, то никому не поздоровится. Женщина с властным голосом меня успокоила, позвонила кому-то по другой линии и сказала, что все немедленно исправят. Через пять минут прибежали взмыленные газовщики, и все, у них, оказывается, нашлось, не то, что прокладки, а даже новая газовая колонка, которую мне старались за деньги навязать.

Пока двое работников меняли колонку, мой знакомец от Мосгаза зашел ко мне в комнату и стал меня стыдить:

- Что же вы пожаловались? Как же вам не стыдно?

И я, вместо того, чтобы отослать его к товарищам, помогать устанавливать новый агрегат, стал перед ним лебезить, оправдываться:

- Простите. Сам не знаю, как это все получилось.

Тут он, совсем осмелев, стал выспрашивать чуть ли не интимные подробности моей жизни. Вчисле прочего поинтересовался:

- Это вы сантехникам стереоустановку подарили? Они назвали номер вашей квартиры.

- Да что вы, откуда у меня стереоустановка? Посмотрите, как я живу.

В нашем дворе три дома, и три квартиры с одним и тем же номером. Всех почему-то тянет ко мне. Вчера в первом корпусе старушка умерла, в квартире с таким же номером. Так сначала милиционер пришел ко мне. Установить факт ненасильственной смерти (вчетыре часа ночи), а затем в пять утра за мертвым телом приехали ко мне санитары.

Я зачем-то оправдывался и чем больше говорил, тем газовщик мне меньше верил. Главное же, поражало меня то, что он расспрашивал, как следователь, словно право на это имел.

Я, наверное, делаю ошибку, так подробно рассказывая о всех тех бытовых трудностях, которые свалились в те дни на мою голову, но я пытаюсь показать вам во всей полноте ту, совсем не творческую жизнь, на которую мне также приходилось затрачивать огромные силы. Чтобы окончательно закрыть эту тему- "нетворческая жизнь", расскажу, коли уж обмолвился, что было в казино.

В казино крутились рулетки, горело море огней, рекой лилось шампанское, было много известных и знаменитых людей. Были эстрадные и кинозвезды и даже люди из правительства. Был Василь Василич с женой, Гарбылев, как пугало, наряженный в дорогой шелковый костюм и даже тот залетный, что при первом знакомстве с отцом Леонида назвал его вором, просив похмелиться. Разношерстная собралась публика.

Леонид много пил, не хмелел, достал и показал пачки денег, которые лежали у него во всех карманах.

- Ну, есть у тебя богатство. Что дальше?- спросил я.

- Что значит "есть богатство"? Яне ощущаю себя богатым.

- Когда станешь ощущать?

- Для начала хочу миллиард.

- Зачем?

- Хочется.

- Ну, так ты не ответил. Что дальше?

- Дальше- власть. Власть настоящая. Это моя цель. Сначала захвачу власть в нашей отдельно взятой стране, а затем и во всем мире.

- Хочешь накормить голодных, дать кров бездомным?

- Зачем? Зачем лицемерить, я не коммунист. Без всякого обмана сытых сделаю голодными, а тех, у кого есть дом, выгоню на улицу. Это азы управления. Аиначе как таким стадом руководить? Иначе не получится.

- Ну, допустим. Адальше? Дальше-то что?

- Что ты все заладил, как попугай? Ничего! Разломлю землю об колено, как перезрелый арбуз. Разве не заманчиво конец света своими руками устроить? Уложить в могилу разом двенадцать миллиардов?

- Ты издеваешься?

- Отчего же? Тут я на днях смотрел фильму. Снятые замедленной камерой процессы разложения и гниения. Так пришел в восторг. Мышь мертвая разлагалась на опытном столе, и персик сгнивал так же. Поверь, зрелище по своей красоте ничем не проигрывает цветению сада. Всмерти и разложении столько же прекрасного и красочного, столько же нового и величественного, как и в рождении, в становлении.

- Что-то Леонид, с тобой происходит нехорошее. Мне страшно и невыносимо все это слушать. я поймал себя сейчас на том. что в каком бы хорошем расположении духа я не находился, послушав тебя...

- Несварение желудка случается?

- Нет. Просто пропадает желание жить, что-то делать, чем-то заниматься. Японимаю, почему от тебя все прячутся без видимых причин.

- Как это по научному? Энергетическим вампиром стал?

- Не знаю. Не обижайся. Если я тебе об этом не скажу, никто не скажет.

- Не надо мне обо мне ничего говорить. Яо себе ничего знать не желаю, тем более плохое. Давай, лучше жить так, как все живут. Будем ругать других. Ипотом, ты же религиозный человек. Акак церковь учит? Надо начинать с себя. Ссебя и начни. Себя и ругай. Ты, между прочим, еще тот гусь. Втебе слишком сильно развита гордыня. Ты хитрый, хоть с виду и простачок, а в душе предатель. Да, да, не спорь, предатель.

Ну, и какой мне смысл был там оставаться и выслушивать обвинения? Ятихо и незаметно ушел, и уж конечно, от моего ухода там ничего не изменилось, и никто этот уход не заметил.

Итак, к жизни творческой.

Как вы помните, на тот момент основной моей заботой была постановка спектакля. Яставил пьесу Тараса Калещука на сцене академического театра. Работал с теми актерами, на которых с детства чуть ли не молился. Всем нутром своим ощущал, какое выпало на мою долю счастье, а вместе с тем и испытание. Смогу или не смогу? Сумею или не сумею? Яиспытывал в те дни нечеловеческое напряжение всех своих сил. Ивсе до той роковой репетиции, на которой произошла ругань с Кобяком, шло гладко. Ас той репетиции понеслось. Началась свистопляска.

Не обошлось и без мистики. Гасли лампочки, когда должны были гореть, и зажигались, когда должны были быть погашены. Под актерами ломались стулья, они спотыкались, падали, у них лопались стаканы в руках, то есть происходила настоящая чертовщина. Даже на техническом уровне. Репетиционный процесс не ладился. Актеры слушали и не слышали, не понимали моих слов, не понимали того, что я от них хочу. Хотя, на мой взгляд, ничего необыкновенного я от них не требовал. Яиграл за них, их куски, говорил: "Почему я могу, а вы так не можете?". Они смеялись. Соглашались с тем, что я показывал, но повторить не могли или не хотели. Кризис между режиссером в моем лице и моими вчерашними кумирами в лице известных и заслуженных мастеров сцены назревал стремительно. Порой мне казалось, что я окружен безмозглыми идиотами, которых специально собрали со всего света ко мне в спектакль, с одной лишь задачей- провалить его с наибольшим треском.

И тут все эти бытовые проблемы, бесконечные звонки, способные свести с ума любого. Звонила Фелицата Трифоновна с требованием ставить спектакль у нее. Скорый с предложениями о помощи: "Язнаю каждого актера, подходы, кнопки". Толя, который просто бомбардировал меня и звонками и своим навязчивым общением. Он просто не хотел отходить от меня в театре, не давал слюны сглотнуть наедине с самим собой. Иточно так же, как актеры, слов моих не слушал. Пристал ко мне, как банный лист. Говорил много ни о чем, но взахлеб. Только я в театр вхожу, он ко мне. Исразу же предупреждает: "Мне надо выговориться". Японимал его состояние, понимал, что он мечется из угла в угол, от продаж отцовских картин и скупки золота на Арбате, до ассистента у Скорого и что ни та, ни другая должность ему не в радость. Ну, чем же я ему мог помочь? Да к тому же в такой ответственный момент, когда сам ставил спектакль. Получалось, что он сам запутался, заблудился и мне не давал заниматься делом, как бы подсознательно желая одного,- пропадать, так вместе. Просто не давал ставить спектакль. Самым натуральным образом. Яему говорил:

- Мне нужно репетировать. Нужно побыть одному. Ядолжен подумать о том, что говорить на репетиции актерам.

Не помогало. Он твердил свое:

- Скорый репетирует иначе. Только в общении рождаются идеи.

- Так и иди к Скорому. Вконце концов, ты его ассистент, а не мой. Уменя свой метод.

- Тоже мне, Станиславский,- делал он вид, что обижается и оставляет меня в покое навсегда.

Но на следующий день опять встречал на пороге театра и все повторялось.

А о чем же он говорил? Вы, может быть, думаете, что это были идеи о постановке спектакля, от которых я из ревности и снобизма отмахивался? Как бы не так. Все его мысли, все его чаяния были от театра далеко. Он заделался профессиональным ругателем. Ругать все и вся стало для него насущной потребностью. Он ругал и кришнаитов и мусульман, и православных, и католиков, и коммунистов, и гомосексуалистов, и мужчин, и женщин, и меня, сам того не замечая; то есть все были виноваты, и только он один прав.

Возвращаясь к постановке, надо признать, что трудности трудностями, неудачи неудачами, но в том крахе, который в конце концов произошел, виноват только я.