Незаметно наступила осень, из семьи неожиданно ушёл отец. Никаких предпосылок для этого не было, он всегда был смешлив, весел, как казалось, счастлив в браке. Позвонила незнакомая женщина и сообщила, что Сидор Степанович остаётся жить с ней и в свой прежний дом больше никогда не вернётся. Мама встречалась с ней, разлучница передала ей сумку с вещами её бывшего мужа. Что называется, отрезал, так отрезал. Переоделся в новую одежду, а от вещей, напоминавших ему жизнь со своей семьёй, избавился. И мама его вещи взяла и даже предлагала их мне донашивать. Странное было ощущение в нашей семье, - человек жив, но как будто и умер.
Я винил в уходе отца себя, вспоминая своё недостойное семьянина поведение, о чём мне так же с упорством, достойным другого применения стали ежеминутно напоминать жена и мать. Дескать, если бы не бегал я за чужой юбкой, то и у "старого дурака" не появилась бы в голове идея бросить семью. Жена называла моего отца "старым дураком", а я, вместо того, чтобы одернуть её, стоял и краснел, покорно помалкивая, и мать, разумеется, была на её стороне.
После того, как отец покинул семью, с матушкой случился нервный срыв. Мама стала приглашать в гости женихов, которые, как она это представляла, могли бы занять освободившееся место неверного супруга, оставившего её в самый ответственный момент жизни "на пороге старости".
Вскоре с мамой случилась беда - лопнул сосуд головного мозга. Две недели она пролежала в больнице, а потом мы забрали её домой. Галина совершенно отстранилась от ухода за свекровью, предоставив мне полную свободу стирать за родительницей грязное бельё и выносить судно.
После случившегося с мамой на какое-то время все мысли о Тане совершенно ушли из моей головы. Жена с дочкой переехала к тёще, не забыв на прощание шепнуть: "Вернёмся, когда всё закончится". Уезжала на короткое время, под благовидным предлогом "чтобы не мешать". Но так получилось, что уехала навсегда.
Галине подвернулся удобный случай выйти замуж за овдовевшего бывшего партийного функционера, перебравшегося на постоянное место жительства в Лондон. Она знала его ещё по райкому, знакома была с его покойной женой. Чтобы не упустить свой шанс, Гордеева срочно попросила у меня развода. Я не стал ей чинить препонов и всё, что она от меня требовала, сделал. Даже бумаги, свидетельствующие о том, что не препятствую выезду дочки за границу, подписал, почти не глядя. Чего лицемерить, мы давно уже были чужими людьми. Полечка все эти изменения в собственной жизни воспринимала, как забавную игру, ей было интересно. У её мамы теперь новый муж, у неё самой будет новая школа в новой стране. Английский Полина учила с шести лет и бегло на нём разговаривала, так что языковых проблем для неё в новой жизни не предвиделось. Стараясь казаться взрослой, Полечка мне на прощание шепнула: "Ты мой любимый и единственный папка и этот факт не изменят никакие обстоятельства". Возможно, эту фразу она взяла из понравившегося ей фильма, но мне было приятно услышать эти слова из уст дочери. Не хочу скрывать, по ней я скучаю. Но дочка не жена, надеюсь, вернётся ко мне, как только обретёт относительную свободу.
Помогать по уходу за моей хворой матушкой вызвалась Тамара Тихоновна Зозуля, тёща брата Андрея, женщина недалёкая, но практичная. Она тотчас перебралась в нашу квартиру, поселившись в комнате, которую в последние годы перед уходом из семьи занимал отец.
Тамара Тихоновна приехала надолго, так как свою квартиру, по совету Натальи, стала сдавать. Узнав от тёщи, что я живу в одной комнате с матушкой, а моя бывшая жена с новым мужем и дочкой уехала за границу, в освободившуюся комнату под тем же предлогом помощи больной перебрался брат Андрей с женой и детьми. Свою квартиру, в соседнем дворе, они тоже стали сдавать.
На словах "новосёлы" обещали всестороннюю помощь, а на деле оказались обузой.
Андрей, играя на гитаре в переходе, постоянно выпивал. Находясь во хмелю, возвращался домой, как сомнамбула. И за ним самим требовался уход.
Наталья, уезжая на работу, оставляла детей с пьяным отцом. А он, вместо того, чтобы приглядывать за ними, рыскал по квартире, как хищник, в поисках денег на похмелье, не зная, на ком сорвать злость. Бедные дети прятались в бабушкиной комнате, используя её малоподвижное тело как укрытие. В такие дни я не пускал Андрея к матери, запирая её комнатную дверь на ключ.
Королевич бранился. Бывало, что и ломился, испытывая дверь на прочность руками и ногами.
Кончилось всё тем, что я попросил Андрея вместе с семьёй вернуться к себе, благо, была у них своя отдельная трехкомнатная квартира в соседнем дворе, а Тамару Тихоновну всё же оставил.
В день их переезда Наталья настраивала радиоприемник в поисках нужной волны и остановилась на чьём-то хриплом баритоне, выводившем: "Я так скучаю по тебе, моя любовь...".
В этот момент я поймал себя на мысли, что думаю о Тане.
Тёща Андрея к маме почти не прикасалась. Как-то пришёл я из магазина с продуктами и попросил тётю Тому:
- Тамара Тихоновна, покормите матушку обедом, я всё уже приготовил.
- А ты, что же, без рук? Сам не можешь? - парировала обещавшая готовить и кормить.
- Мне надо ужин готовить, - пояснил я.
- Не могу, - ответила тётя Тома. - К Наталье сейчас ухожу, помогаю Юлечку спать укладывать.
Я смирился.
А на самом деле было так.
Пошла Тамара Тихоновна на квартиру к дочке, разбудила там спящую Юлечку, легла на её место и стала смотреть телевизор, включив громкость на полную мощность. Та самая Наталья, которая была не в восторге от такой помощницы, не в силах всё это выносить, пришла к нам на квартиру, и у нас попыталась уложить Юлечку спать. А девочка разгулялась, стала бегать по квартире, играть со мной, мешала готовить ужин, не давала кормить маму. Наталья не придумала ничего лучше, как взять и уйти.
Я позвонил на квартиру брату и на повышенных тонах высказал Тамаре Тихоновне, что Наталья оставила дочку и ушла, а мне нужно ужин готовить.
Пришла тётя Тома, увела Юлечку в отведённую ей комнату с комментариями:
- Пойдём, внученька, дядя Серёжа сегодня злой.
И минуты не прошло, как ко мне на кухню опять прибежала девочка.
Я пошёл выяснять, в чём дело, и увидел такую картину: Тамара Тихоновна уставилась в телевизор и с нездоровым наслаждением смотрит криминальные новости про грабежи и убийства. Не успел я и рта раскрыть, как услышал голос матушки, доносящийся из её комнаты:
- Умираю, есть хочу! Люди вы или звери? Дадите вы мне хоть хлеба кусок?
Я бегом побежал на кухню. Принёс тарелку разогретого супа.
- Что это? Уже обед? - удивилась родительница, словно и не кричала минуту назад. - Только что завтракала, уноси, не хочу.
В восемнадцать часов ко мне на свидание должна была прийти Таня.
С тётей Томой я предварительно договорился, что на два часа "бабушка Зозуля" уйдёт из дома.
- Схожу, прогуляюсь. Мне чужое счастье невыносимо, - смеясь, пообещала Тамара Тихоновна, но когда подошло время, гулять не пошла. Свой отказ объяснила готовностью прийти на помощь к больной.
- Послушай, ты сейчас будешь занят, а вдруг Андреевне что-то понадобится.
Демонстрируя свою признательность, я приложил руку к сердцу и низко поклонился.
Только мы с Таньшиной заперлись в свободной комнате, раздался стук в дверь.
- Мать тебя к себе зовёт, - прокричала из-за двери Тамара Тихоновна.
- Фигаро здесь, Фигаро там, - притворяя форточку, усмехнулся я.
Вернувшись к возлюбленной, я застал у неё в комнате гостей. Оказывается, в моё отсутствие в комнату забежала Юлечка, а следом за ней пришла тётя Тома и, усевшись на софу, на которой совсем ещё недавно спали моя жена и дочь, стала непринуждённо беседовать с Татьяной, лежащей под одеялом в чём мать родила на разложенном кресле-кровати.
- Я тебя, дурака, расхваливаю, - объяснила своё присутствие Тамара Тихоновна, - Ты, девчушка, держись за него. Сама видишь, какой он у нас молодец.
Вернулась Наталья за Юлечкой, пришла вместе со всей своей семьёй, - мужем Андреем и сыном Максимом. Андрей даже и не подумал проведать больную матушку. Все они набились в комнату, принадлежавшую совсем недавно моей семье, не понимая всей непристойности своего присутствия там в данный момент.
- Выйдите, пожалуйста, - вежливо попросил я, как хозяин комнаты.
Гости в ответ искренно, чистосердечно рассмеялись.
- У тебя здесь аура хорошая, - зло пошутила Наталья, - надо будет тебя окончательно к матери переселить, а нам снова эту комнату занять.
Таня лежала под одеялом совершенно обнажённая, по комнате разгуливали Андрей, Наталья, и их дети. Тут ещё и тётя Тома принялась рассказывать о своём посещении врача.
- Третьего дня зуб заболел, всю ночь не спала. Вчера в вашу стоматологию, что через дорогу, пошла, - так эта зараза разворотила мне всю челюсть. Ну, оно и понятно, зуб мудрости, я к этому была готова. Три укола заморозки она сделала мне. Один вколола, сначала я ничего не почувствовала, а как она стала выдирать, - закряхтела. Врач говорит: "Если бы другой зуб рвала, я бы сказала тебе "потерпи"". А здесь она мне вкатила двойную дозу и отвёрткой его. В первый раз мне зуб вырывали не клешнями, а отвёрткой.
- Крючком, - попытался поправить её Андрей.
- Не крючком, а простой отвёрткой, - настаивала тётя Тома.
- Вы всё-таки решили сэкономить и пошли не к врачу, а к слесарю в подвал, - продолжал свои уколы Королевич.
- Да ну тебя. Второй укол сделала. Спрашиваю: "Зачем?" - "Это моя страховка". Она за него деньги не взяла, хотя он стоит немалых денег. Это её личная страховка, чтобы зубные нервы не задеть. Они ведь все между собой соединены. Что ты будешь делать, до сих пор заморозка не отошла.
- Ну, пройдёт, пройдёт, - успокаивала мать Наталья.
- Мне тоже когда зуб тащили, врач расколол его на части, - подключился к этому пустопорожнему разговору Андрей, - Я ночь перекантовался, но чувствую, что врач вытащил мне его не до конца. Опять пошёл к зубному, сделали рентген и он мне вычищал.
- Здесь чем мне понравилась стоматология? Она рядом, в пешей доступности. Кабинетов мало, но это настоящая медицинская клиника. Там у них есть стоматолог, проктолог, гинеколог...
Супруги засмеялись. Но тётя Тома на их смех никак не отреагировала. Она их не слушала, говорила своё.
- Мне на "Соколе" на больной зуб поставили коронку и не давали никакого шанса. Ни зубу, ни коронке, - вообще ничему. Я на это сама пошла. Мне сразу сказал врач: "Я вам сделаю, но не гарантирую". Я согласилась, лишь бы не выдирать. Он мне поставил коронку и сказал, что гарантия на неё всего лишь восемь месяцев, максимум год. Я с ней проходила два года. Естественно, мне её потом выдирали. Представляете, начали вырывать, и зуб от корней оторвался. Корни остались в десне. Зуб за корни цепляется и корни его не отпускают. Врач измучил и меня и себя. Я смотрю, с него пот ручьями течёт. И помучавшись со мной, он додумался. Десну разрезал на четыре части и стал каждый корень по одному тащить. Как мне было больно! Сколько раз он мне вводил анастасию!
- Анестезию, - поправила мать Наталья.
- Он три раза замораживал, и даже третья анастасия не помогла. У меня потом двое суток десна кровоточила. А главное, кушать хотела и не могла.
- Это всегда так, - поддержал Андрей тёщу.
- Я не что-то особенного, мяса или сыра, - я кефира боялась попить. У меня из еды была одна вода. А потом мне показали корни моего вырванного зуба. Они тонкими оказались и все, как змеи, извивались в разные стороны. И три раза надо было резать, вздёргивать мне челюсть и вытаскивать по корешку. И на каждом корешочке, на каждом миллиметре этих корней оказывается, была киста. Я конечно врачу, удалившему зуб, была благодарна, но хотелось спросить: "Где вы были? Куда смотрели те врачи, когда я делала рентген?". На двух корешках по четыре кисты. И в вашей стоматологии, что мне понравилось. Пришла. Спрашивают: "Что беспокоит?" - "Выпала пломба. Ночью спать не могла. Здесь болит и там болит" - "Да, выпала. Но она не может вас беспокоить. Давайте, сделаем рентген?" - "Давайте". Сделали глубокое просвечивание, на корни посмотрели. И оказалось, точно такие же кривые корни. Доктор говорит: "Я вам постараюсь десну не резать, но сразу вколю двойную дозу обезболивающего. Если не поможет, - тройную". И она, взяла отвёртку и, - тык, тык. Играла у меня там отвёрткой так, чтобы десну не резать. Ужасно! Три года я с этим зубом мучилась, который сегодня вырвала. Три года!
Насилу спровадив родственников, я в тот день так и не приласкал Татьяну.
А дальше меня ожидали новые испытания.
Приближалась ночь. Это было особое время. В маму словно бес вселялся, - у неё туманился разум. Мне бы выспаться перед работой, а она просила включить в люстре все пять ламп. На мои робкие попытки выключить хотя бы две лампы мама мне указывала:
- Зачем выключаешь? Сейчас уйдём, свет оставь в покое.
Я смиренно ложился на диван, стоявший у стены напротив маминой кровати, и старался заснуть при ярком свете. Через некоторое время родительница громко говорила:
- Пошли домой.
Проснувшись и осмотревшись, я её успокаивал:
- Мы дома.
- Кому говорю, пошли домой! Я стану караул кричать, - угрожала она и, не дожидаясь моей реакции на свои слова, начинала немедленно приводить угрозу в исполнение. - Караул! Помогите! На помощь!
Так, при ярком свете пяти ламп, при часто повторяющихся истошных криках, проходила почти что каждая моя ночь.
А то вдруг звонок в дверь. Открываю - на пороге Таня, вся в слезах.
- Что такое? - поинтересовался я.
Оказывается, ей позвонил мой пьяный брат Андрей и сказал, что я попал в аварию, и хирурги отрезали мне ногу. "Прооперировали и привезли домой, так как в больнице свободных мест нет. Серый плачет, кричит: "Жить не хочу, отравлюсь газом! Видеть никого не желаю!"".
Брат Андрей, протрезвев, объяснил свою выходку так:
- Ничего не помню, никому не звонил. А если и звонил Тане, то только потому, что ты ей не пара, она очень красивая, она обязана тебя бросить.
В четыре часа ночи как-то раздался телефонный звонок. Я поднял трубку - взволнованный голос Татьяны:
- Я просто хотела сказать, что очень сильно люблю тебя, милый.
- Ты только за этим позвонила? - осторожно поинтересовался я.
- Да. Не могла не позвонить. Очень сильно сердце билось, умерла бы, если бы этого не сказала.
Я сопел в трубку и молчал, не зная, что ответить.
- Спокойной ночи, - сказала девушка и осторожно положила трубку. Послышались гудки.
"Люблю тебя, милый", - повторял я мысленно её слова, возвращаясь из кухни, где стоял телефон, в комнату. И вдруг, среди ночи, запел сильным голосом:
- Без тебя, любимый мой, лететь с одним крылом!
Мама, сидевшая на краю кровати, отвлекаясь от своих мыслей, окинула меня рассеянным взглядом и опять погрузилась в раздумье.
На следующий день я поделился с братом своим решением:
- Жена со мной развелась, как с человеком "ненужным и бесперспективным". Знаю, что сейчас не самое подходящее время, но я хочу сделать предложение руки и сердца Татьяне Таньшиной.
- Ты у меня совета спрашиваешь? - поинтересовался Королевич.
- Зачем мне твой совет? Зная тебя, прошу только о том, чтобы ты не строил нам с Таней козней.
- А зависть куда девать? - отшутился брат.
Андрей засуетился, накрыл праздничный стол, разволновался и, не выдержав, стал на меня кричать:
- Тебе кайло надо дать в руки и отправить в забой, может, тогда ты поймёшь, как тяжело деньги зарабатываются!
- Ты это из какой роли вспомнил? Что хочешь сказать?
- Я это к тому, - чуть успокоившись, продолжал Андрей, - что чувства - это не товар. Не понимаешь? Ты хочешь молодой красивой бабе предложить свою любовь, но эта любовь ничего не стоит. Любовь - это не товар, который всегда имеет свою цену. Любовь - это пшик! Фейерверк! Бенгальский огонь! Сгорел и ничего не осталось. Пойми, такая красивая баба, как Таньшина, которая всегда себя может продать за миллион, никогда не откликнется на твои чувства. Я же хорошо рассмотрел твою Таню, ей есть что предложить.
- Не каждый, как ты, готов себя продать, - попробовал возразить я.
- Готов каждый, - парировал Андрей. - Не каждый умеет. Ты хочешь получить красоту, молодость, здоровье, то есть то, о чём мечтает каждый, а взамен дать только любовь, которую никто никогда не видел? Смешно! Чувства твои никому не нужны. Ты попробуй, предложи девушке, которая тебя любит, следующее: "Милая, давай, ты будешь меня кормить?". Я уверен, что она в ту же секунду испарится. Дёрнет от тебя. Исчезнет моментально, не оставив даже запаха своих духов.
Очень скоро я пожалел, что открылся брату. Всё же такие вещи делаются в тайне и любят тишину.
Андрей сразу после моего ухода написал Татьяне записку и отправил её с посыльным, со своим двенадцатилетним сыном Максимом. Я это послание под заголовком "Невесте" потом читал. Содержание было следующее: "Жениться на тебе не смогу никогда, так как не хватает финансов. Прости за суету".
А ведь я с Таней в тот осенний день договорился встретиться у входа в ЦПКиО имени Горького и, не зная о посланной эстафете, прождал её там на холодном ветру полтора часа. Прочитав записку, девушка на встречу не явилась, поверила, наивная, что я мог что-то подобное написать. Андрей потом так и не извинился.
На следующий день "обманутая невеста" зашла ко мне вся "чёрная", не говоря ни слова, протянула записку. Но даже после того, как недоразумение выяснилось, я долго с ней объясняться не стал, усталость от домашних забот давала о себе знать. Так Андрей "помогал" мне устраивать личную жизнь.
Были, конечно и минуты счастья, радости, ничем не омрачённой.
После сравнительно долгой разлуки, наконец, оставшись с Таней наедине, я подвергся с её стороны приятным и наивным "истязаниям".
- Помнишь, в детстве была такая игра: "Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, паровоз"? - спросила меня любимая и, смеясь, приказала, - ложись на живот!
Таким чудесным образом она делала мне массаж. Я был на седьмом небе от блаженства.
- А вот ещё, - продолжала она, - "столбы-столбы, провода-провода, короткое замыкание".
Тане было весело, она просила, чтобы я не исчезал надолго. Умоляла меня выбрать время, чтобы вместе погулять по городу. И я, на свой страх и риск, поехал, оставив матушку на тётю Тому, спящую в соседней комнате. Написал записку: "В восемнадцать ноль-ноль покормите маму кашей, но перед этим дайте таблетки". Далее следовал перечень препаратов.
Ещё месяц назад, по общей договоренности, кормить больную матушку ужином входило в обязанности Тамары Тихоновны, и я спокойно мог гулять вечерами. Но к тому моменту, о котором повествую, тётя Тома до того обленилась, что перестала соблюдать наш договор и совершенно не присматривала за мамой. Приходилось все обязанности по уходу выполнять самому.
Даже накормив матушку ужином, невозможно было выйти из дома. А тут вдруг взял, да и предпринял попытку погулять с Таней. Накрапывал холодный дождь, а я не взял зонта, денег было мало, что также не улучшало настроения, но прогулка прошла на редкость удачно.
Таня крепко держала меня за руку, словно боясь, что я вырвусь и убегу. Несмотря на то, что нас окружала поздняя осень, со своими мрачными атрибутами, у меня на душе было легко и весело, так как моя спутница олицетворяла собой вечную весну.
С этим ощущением радости и отдыха я вернулся домой.
Матушка сидела на краю своей кровати и ожидала меня.
- Как состояние? - поинтересовался я.
- Да ничего.
Я померил ей давление, оно было в норме.
- Меняй постель, - спокойно сказала родительница. - Три раза под себя нап?сала.
- Сейчас всё поменяем, - также спокойно сказал я.
У меня и в мыслях не было ругаться с тётей Томой, сидевшей тут же, в маминой комнате и тоже чему-то улыбавшейся. Я был счастлив уже и тем, что ничего более страшного не случилось за тот непродолжительный отрезок времени, когда мы гуляли с Таней по городу.
С той же умильной улыбкой, вручную, стирал я мамин халат, ночнушку и простынь.
В ванную заглянула тётя Тома.
- Ты бы сначала всё это в порошке замочил, - проворчала она, - учить вас всему надо.
- Исправлюсь, - миролюбиво ответил я.
Прополоскав постиранное бельё, я развесил его на кухне сушиться.
Затем уединившись в свободной комнате, я улёгся на разложенное кресло, в котором спал практически все годы после рождения дочери и почувствовал себя счастливым.