Месяц назад в Елисеевском магазине на Тверской я встретил двоюродного брата Витю. Мы с ним сверстники и одно время были очень дружны. В один год поступили, он в ГИТИС, я в МГК им. Чайковского. Институт и Консерватория рядом, часто виделись. Он знал всех моих приятелей, я дружил с ребятами его курса. Вместе мечтали о том, как сделать этот мир лучше. Спорили до хрипоты, ссорились, мирились. Много было вместе выпито водки. Одним словом, был он мне не только братом, но и другом, единомышленником. После консерватории дела мои не заладились, карьера аккомпаниатора не задалась. А Витька напротив, пошёл в гору. Его взяли в академический театр. Он стал сниматься в фильмах и сериалах. Затем и сам попробовал себя в качестве кинорежиссёра. Женился на красавице, известной актрисе, старше его на пять лет. Что называется "забронзовел". И как-то незаметно разошлись наши пути-дорожки. Перед тем, как расстаться, мы с ним ещё и поругались на творческой почве. Дело в том, что в сериалах, которые он снимал, героями по большей части были воры. Героями в прямом смысле этого слова. Спасителями России, защитниками вдов, сирот, бедных и больных. Мне это не нравилось и я прямо, без обиняков, высказал ему своё мнение. Он вспылил, сказал, что я не имею право ему это говорить. Так как ни в жизни, ни в искусстве ничего не понимаю. Лишь только завидую ему. Что было мне на это отвечать? Я, помнится, крепко его обнял, поцеловал и сказал: "Береги себя, Витя". Он самодовольно рассмеялся и парировал: "Ты лучше о себе подумай. Не работаешь, семьи нет. Того гляди, сопьёшься". На том тогда и расстались.
Где-то с месяц после этого разговора я ещё звонил ему, пытался найти нужные слова, чтобы убедить брата не заниматься столь пагубным делом. Но он меня и слушать не хотел. Отвечал, что стал другим, "сменил группу крови", перешёл в противоположный лагерь, нёс ещё какую-то чепуху. А потом и вовсе перестал подходить к телефону. С тех пор прошло без малого три года. И вот месяц назад встретились в Елисеевском. Для меня эта встреча, а главное, реакция брата, были полной неожиданностью. Витька был так искренно рад, так жарко обнимал меня, целовал. Спрашивал, куда я запропастился. Его узнавали, постоянно кто-то подходил и просил автограф. Но он надолго не отвлекался, не отходил от меня. Сказал, что у его жены Светы сегодня день рождения и настоял, чтобы я поехал к ним домой. Вечер у меня был свободный, и я согласился отправиться в гости. Три года не виделись, столько нужно было друг другу сказать. К тому же, как выяснилось, квартиру они снимали на нашей улице в пятиэтажной "хрущёвке" через дорогу от моего дома.
Когда мы приехали, веселье уже было в полном разгаре. Гостями в подавляющем большинстве были актёры. Те, с кем Виктор учился в ГИТИСе, с кем в последнее время работал, а также сокурсники и приятели жены. Гости были уже прилично навеселе, профессионально и смешно рассказывали анекдоты, громко и искренно над ними смеялись. Пели песни, танцевали.
Ему подали гитару, и он профессионально заиграл цыганочку. Из-за стола поднялся высокий, худощавый черноволосый парень, как потом выяснилось, цыган, и принялся плясать. Да так лихо у него получалось, что можно было только позавидовать.
Отыграв цыганочку, этот толстый, лысый пристал ко мне.
- Николай, ты чего не пьёшь? - возмутился он, - Ты знаешь, что мы лучших будем поощрять, а отстающих наказывать?
- Отстань от него, - заступился за меня брат, - Если Коля станет пить, ты замучаешься бегать в магазин за водкой. Понял?
Толстяк примиряюще поднял руки и уже другим, заискивающим голосом произнёс:
- У нас не соревнование, кто больше выпьет. А Олимпийские игры, где главное не победа, а участие.
На другом конце стола, немолодой, когда-то очень известный актёр громогласно рассказывал, как его в поезде попутчица заразила дурной болезнью.
- На какой-то картине у старых мастеров, - картинно размахивая руками и строя ужасные гримасы, повествовал он, - изображён рай, древо познания добра и зла, Адам, Ева и змея, больше похожая на ящерицу-саламандру. Четыре лапы, хвост. И у этой змеи на картине женская голова, рыжие волосы, глаза зелёные, хитрые, лживые - точь-в-точь, как у той стервы.
Увидев моё недоумение, Витька объяснил:
- Не обращай внимания, он это всё только что выдумал.
Сидевший со мной рядом, сутулый мужчина в свитере домашней вязки, обращаясь ко мне, заговорил:
- У меня тоже была рыжая, работала в музее искусствоведом. Современную живопись любила. Она своему окружению меня, как какой-то реликт демонстрировала. Я те картины, что она расхваливала, ругал последними словами. Главное, всё объясняет русскими, понятными словами. Слова эти складываются в стройные предложения. А смысл сказанного ускользает, улетучивается. Так вот я ругал всё это современное искусство, а её окружение, непривычное к правде, в голос смеялось надо мной. Возможно, они лучше меня знали цену этим "шедеврам". Вот только правду им нельзя было говорить, останешься голодным. Ну, действительно. Картина написана явно небрежно, а что на ней изображено? Мужики без штанов голым задом уселись в чёрное распаханное поле и смотрят в одну сторону. Если бы у картины было название "Крестьяне после коллективизации", ещё можно было бы простить эту мазню. Так, нет же. Название у картины какое-то эфемерное, к голодным годам никак не относящееся. Скажи, зачем такая картина нужна? Кому нужно такое искусство? Это безумие. Если хочешь сойти с ума, воспринимай всё это всерьёз и окажешься в клинике Кащенко.
Я не сразу заметил, что жены брата среди гостей нет. А потом, на кухне, бабушка Светланы, готовящая горячее, мне сказала:
- Совести у вас нет, а у Виктора ума. Светка лежит больная, почти что при смерти, а этот дурак гостей полный дом назвал. Да как шумят черти, тут и здоровый человек не выдержит, концы отдаст. Воистину артист и совесть понятия несовместимые.
Поймав брата, я передал ему слова старушки. Он сразу погрустнел, замкнулся. А затем подтвердил, что всё это правда.
- Да ты с ума сошёл, - опешил я и предложил, - Тебе, понятное дело неудобно. Но давай я разгоню гостей. Сделаю это вежливо.
- Не смей! Это её воля, - стал уговаривать меня брат, - Света хотела, чтобы в её день рождение всё было, как прежде.
Я не выдержал и ушёл. Через день мне позвонил Витька и сообщил, что его жена умерла.
- Мне нужна твоя поддержка, - умолял брат, - Пожалуйста, приходи на похороны.
На похоронах он поругался с родителями. Но сначала чудил, стоял бледный у гроба и громко, как на митинге, говорил жалкие и ненужные слова.
- Что ты, Светик, наделала! Вот вернусь я с кладбища домой, - говорил Витька, - Увижу пустую кровать, кресло, в котором ты любила сидеть, закутавшись в плед. И кровать, и кресло, и плед на месте, а тебя уже нет. И никогда я тебя уже не увижу, не обниму. Трудно мне одному. Я места себе не нахожу. Я не могу пережить твоего отсутствия. Я лягу в могилу вместе с тобой.
- Виктор, опомнись! - одёрнула его тёща. - Когда мы скорбим и призываем смерть, мы не доставляем радости нашей покойной Светочке. Подумай, кто детей ваших воспитывать будет?
- Дети вырастут и поймут меня. Станут гордиться тем, что я не смог жить без своей возлюбленной.
- Твоя жена огорчится, встретив тебя на том свете. Она ведь любила тебя и, умирая, была уверена, что ты воспитаешь ваших общих детей.
- Дети вырастут...
- Да не вырастут дети, - закричала она, - если вслед за матерью умрёт и отец. Да и кому нужны сироты? Опомнись! Они проклянут тебя в детском доме!
- Что вы говорите?
- Это ты что такое говоришь? Если тебе судьба собственных детей безразлична, думаешь, их чужие люди обласкают и согреют, - чёрта с два.
Эти слова Виктора привели было в чувство. Но он тот час отыгрался на родителях.
- А вы зачем пришли? - закричал он на мать и отца. - Вы её ненавидели.
- Мы пришли прощенье попросить у покойной, - спокойным голосом ответила ему тётя Валя.
- Когда я попал в аварию и нуждался в операции, врачи, ссылаясь на нехватку донорской крови, просили, чтобы родственники сдали по четыреста грамм юшки. Помните? Вот Колька предложил свою. Но он тогда сильно пил, и у него не кровь, а водка по жилам текла. Врачи такую не приняли б. Я просил тебя, просил отца - вы кровь не сдали. А Светку не просил, но она, узнав стороной, в чём нужда, сдала четыреста грамм своей крови. И как мне после этого к вам относиться и как к жене? К тому же и до свадьбы и после свадьбы ты с отцом мне звонила каждый день, якобы узнать, как дела, и уже после двух-трёх ничего не значащих фраз начинала говорить, что жена мне не пара. Так и толдычила: "Иди, разведись". Отец тебе вторил: "Ты у неё не первый и будешь не последним". Не пойму, зачем вам нужно было всё это мне говорить. А теперь, как ни в чём не бывало, пришли на похороны, просить у покойницы прощения. Сами её в гроб уложили, а теперь говорите: "Прости нас". Света мне не говорила, но я точно знаю, что в моё отсутствие и звонили ей и приходили-разговаривали, доводя её до слёз, до истерики. Как могли, истязали морально и физически, а теперь "прости". И как у вас всё это вместе уживается. Нарядились в траур, с цветами пришли. Идите прочь.
Вмешался Виталик, близкий друг брата. Он сказал:
- Что ты, Витя! Нельзя с родителями так говорить.
- Они мне не родители.
- В тебе говорит горе. Успокойся. Перед гробом любимой жены прости родителям их нелюбовь. Дай им прощенье у покойной попросить. Им самим уже недолго осталось жить. Прости их.
Брат на плече Виталика заплакал.
На поминках, как и на дне рождения, всё те же люди пили, ели, веселились. Рассказывали анекдоты, пели песни, танцевали.
- Где гусли-самоплясы?
Толстяку подали гитару и он снова заиграл цыганочку. Из-за стола снова поднялся цыган и заплясал.
Брат словно оправдываясь, сказал:
- Понимаешь, трудно мне одному.
- А среди них веселей? - упрекнул его я.
Виктор ничего не ответил. Я вышел из комнаты и решил спрятаться на кухне.
Там за столиком сидел дедушка Светланы, у плиты кашеварила её бабушка. Я, всё ещё не решаясь уйти, сел на свободный табурет. Старушка поставила передо мной тарелку с горячими щами. Я поблагодарил, но отказался.
Уминая мои щи, старик с расстановкой заговорил:
- Не будешь жрать.., - он забыл, что хотел сказать и, ожидая подсказки, взглянул на меня.
- Протянешь ноги? - предположил я.
- Не покакаешь, - наставительно закончил фразу дед и лицо его просияло.
- Это правда, - согласился я, не зная о чём ещё можно было с ним говорить.
- Странные у вас интересы, - ответил я и, попрощавшись со стариками, пошёл домой.
Ночью позвонил брат, жаловался на гостей.
- Ты оказался прав, это всё скоты неблагодарные. Я, дурак, собрал их, кормил, поил водкой. А они же меня в смерти жены и обвинили. Это вместо слов сострадания и благодарности.
Я как мог, утешал его. Брат убивался, говорил, что без жены жизнь не мила. И вдруг ни с того ни с сего признался:
- Ходил стричься к соседке. Она разделась и принялась меня целовать. Я вырвался и убежал.
- Скоро с ней спать станешь.
- Ты что с ума сошёл? У меня жена только что умерла, ещё супружеское ложе не остыло.
Прошла неделя. Прибежал взволнованный брат.
- Ты что, колдун? Откуда ты знал, что она меня в постель уложит? Пришла сегодня в гости с бутылкой водки и копчёной курицей. Помянули жену, а потом она этак серьёзно говорит: "Давай-ка я тебя Витя по-женски утешу". Разделась, меня раздела, а там уж всё случилось само собой. Но ты-то откуда знал?
Прошла ещё одна неделя. Пришёл брат, зрачки расширены, блаженная улыбка.
- Поздравь меня, я, кажется, влюбился и скоро женюсь.
- Сорок дней ещё не прошло, как ты жену похоронил.
- Всё это предрассудки.
- Не торопись жениться, не смеши людей.
- Да ну тебя. Ты всегда был циником и пессимистом.
Прошло ещё два дня. Виктор заявился промокшим до нитки. Оказывается, выслеживал соседку под дождём. На нём не было лица.
- Ты всё-таки колдун. Я её застал с другим мужиком, гуляла с ним в парке под его зонтиком. А я её любил, жениться хотел. Чудовище.
Прошло ещё три дня. Брат прибежал с утра пораньше в спортивном костюме. Самодовольный, уверенный.
- Это был её дядя. Она святая, а я ревнивый осёл. Решено. Сегодня же сделаю ей предложение.
На следующий день он заявился мрачнее тучи.
- Слушай, оказывается, она гадюка. Говорит: "Спасибо за предложение руки и сердца, но я вас недостойна. Мне нужно окончить институт, да и как на это посмотрят ваши дети. Одним словом, мой твёрдый ответ - нет". О, женщины, вам имя вероломство!
Через день брат снова заявился счастливый.
- Ночь у неё провёл, она меня утешала. Глупенькая, считает себя недостойной. Просила дать ей время подумать.
- Если до свадьбы она тебя так изводит, что будет после того, как вы запишитесь.
- Я её люблю и с ней чувствую себя молодым. Двенадцать подвигов Геракла можно совершить ради этой девушки. Сто пар железных башмаков сносить. Бог знает, что ещё сделать. Это не женщина, а подарок судьбы. Такая женщина готова на самопожертвование. Вот как она меня любит.
- Ты уж тогда ко мне через день с докладами не бегай.
- Ах, вот ты как! Я с тобой по-родственному советуюсь. К кому же идти мне за советом?
Через месяц снова заявился Витька.
- Можно поздравить? - поинтересовался я.
- Она вышла замуж за того самого мужика, с которым я её в парке видел, - спокойно и рассудительно говорил брат, - И оказалось, никакой он ей не дядя, а декан из её института. Слушай, вот о чём я подумал. Я же известный артист, чёрт побери! В глазах публики - бог! А хотел жениться на смертной женщине. Это было какое-то затмение.