- И это ты называешь списком? - Егор затянул поводок на шее Ищейки, кавказец глухо зарычал, но сел у ног хозяина, исподлобья уставившись на служебного бота. - На прошлой неделе мы зачищали Интернационалистов семнадцать, вы... вы сказали все норм. Норм значит норм. Так?
Бот секунду безмолвствовал, пока сигнал шел от центральных серверов до его электронного мозга, затем протянул листок пластика с выгравированным белым по черному списком.
- Вот. С пятой по шестнадцатую. Согласно третьему правилу искоренения дискриминации, четвертому - попытки подавления окружающих и седьмому - агрессии в адрес свободных личностей, - отчеканил бот.
Часом позже, пересекая очередной замызганный переулок, утопая по щиколотку в отбросах, Егор всерьез задумался о том что, в сущности - все они обречены. Интернационалистов семнадцать? Он туда ходил на прошлой неделе, и на позапрошлой. И за месяц до того. Равно как другие Добровольцы со своими Ищейками прочесывали и зачищали другие районы. В общем-то - одни и те же.
Город не становился лучше или чище. Утопия - только на страницах буклетов. Конечно, можно было понять - мир всеобщей свободы и равенства сразу не построишь. Пресловутые девяносто процентов не исчезнут в один день. Но, как же он устал от этих бесконечных визитов по одному и тому же адресу, движения по стандартному маршруту...
В пятой квартире жил старик. Егор не знал, был ли тот идейным рецидивистом или разово, но мощно и весомо, прошелся в адрес человека жившего этажом выше. По документам - скупая строчка в списке - "дискриминация по национальному признаку". Старик когда-то воевал, когда-то убивал тех, чьи потомки жили сейчас рядом с ним. Это было в прошлом, конечно, но он считал себя правым и по сей день. Где твоя удаль и отвага, теперь?
Старик отшатнулся назад, потом дернулся навстречу Егору, пытаясь захлопнуть дверь. Он понял, что это за ним. Что все - не будет больше никаких послаблений. Режим изменился и с ним пришли новые. Молодые и жестокие, такие же, может быть, каким и он был когда-то. Хотя и более справедливые. Или более - безжалостные.
Ищейка рванулась с поводка, Егор отпустил ременную петлю и острые клыки пса впились в глотку приговоренного. Тот упал беззвучно. Обречено.
- Пойдем, нам наверх, - Егор хлопнул пару раз по бедру, подзывая пса. Ищейка, казалось, улыбалась окровавленной мордой. Ей нравилась ее часть работы.
Квартира за квартирой, строго по списку, они обходили дом. Где-то им пытались оказать сопротивление, в десятой - здоровенный амбал, шовинист - по документам, попытался выстрелить в Ищейку. Его истинное право - иметь любое оружие, но согласно тому же закону единственный в кого он мог выстрелить - был он сам. Нарушитель. Это был единственный раз за весь день, когда Егору пришлось использовать парализатор. Тренированная Ищейка, конечно, увернулась от пули и покончила с преступником в считанные секунды.
Некоторые, понимали свои ошибки, понимали и поддерживали политику государства. В пятнадцатой Егору никто не открыл. Выставив дверь, он обнаружил только остывающие тела. Сознательность - первый шаг на пути к исправлению. Если бы новое общество могло принять груз преступлений прошлого, этих бы простили. Но оно не могло. Егор вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Шестнадцатая. Согласно списку она была непосредственно связана с первым нарушителем. Здесь проживал оскорбленный стариком азиат. Ищейка, немного уставшая, вся испятнанная подсыхающей кровью, села перед дверью, дожидаясь действий Егора.
Вот такие случаи он не любил. Один провоцировал другого на нарушения и может быть... Егор встряхнул головой. Не за тем он шел в Добровольцы. Если в человеке было зерно скверны - он должен был вычистить его, не дать разрастись.
- Я только толкнул его, только толкнул мерзкого нациста, - с порога, заикаясь, начал оправдываться азиат. За его спиной стояла жена и дети. Трое, четверо, пятеро, за окном смеркалось, и в потемках было не разобрать.
- Агрессия есть агрессия, - Егор щелкнул пальцами, Ищейка встрепенулась. - Ничего личного.
И вновь грязные улицы, заброшенные районы и изредка выплывающие из вечерней мглы фигуры прохожих. Кто-то из них понимал и принимал текущее положение дел, кто-то - молчаливо терпел, лишь тем копя внутреннюю злобу, которая неизменно выразится в каком-нибудь преступлении. Такие провожали Добровольца и его Ищейку тяжелыми, неприятными взглядами. Что ж. Это было их право. Никто больше не заставлял их деланно улыбаться и изображать лояльность. В рамках своего личного пространства они были свободны как никогда раньше.
На станции, отдав список служебному боту, Егор расписался в ордере выполнения работ. Теперь бригада роботов отправится по его маршруту и уберет тела. Утилизация - финальная стадия. Рабочий день был окончен.
В коридоре стояло, дожидаясь своей очереди, несколько Добровольцев. Одного из них, кажется, звали Глебом. Завидев его, Ищейка заскулила и завиляла хвостом. Глеб ослабил поводок своей собаки, так чтоб Ищейки могли обнюхаться и обменяться тем, чем обычно обмениваются псы при встречах знакомцев.
- А, ты... привет, привет, - голос Глеба хриплый, в прошлом он был заядлым курильщиком, - Тоже вот сдаюсь, не самый легкий денек выдался. Женщины и дети, женщины и дети - это самое сложное... - он умолк, задумчиво похлопывая себя по пустому нагрудному карману.
- Бывает, - Егор отвел глаза, у него такого, к счастью, на самом деле - не бывало. Он бы справился, конечно, но это было тяжело. Чисто психологически.
- Я б закурил, - после продолжительной паузы, с легкой нервной улыбкой, сказал Глеб. - Знаю, дым все такое, вред для окружающих. Черт, но как не хватает то! Наркомания, ну да может, дурной пример... Эх. Я никогда не попаду в Утопию, да - он снова улыбнулся, уже широко и уверено.
- Хмм, конечно. От тебя зависит, - Егор одернул Ищейку и отошел в сторону. Такие разговоры могли до чего угодно довести. Этот Глеб точно никуда не попадет, кроме машины для утилизации. Хотя он и распрощался со своей привычкой, до становления режима, и даже предусмотрительно вступил в ряды Добровольцев, былое преступное прошлое - эгоистичное небрежение к здоровью окружающих - оставило в его жизни слишком глубокий шрам. Такое не остается внутри и рано или поздно приводит к нарушению. Может завтра или на следующей неделе, но Егору все равно придется поехать уже по его адресу. И дай то, чтоб Ищейки не сцепились.
А уже ночью, стоя на пороге станции, глядя на изрезанный силуэтами городских зданий неровный очерк звездного неба, Егор получил долгожданный кусочек пластика. Он и не ожидал, что это будет сегодня. Что это будет вообще - когда-то. Служебный бот вышел из дверей и просто положил ему пропуск на плечо, засунув его за нашивку с черной буквой "А", запечатанной в белоснежном круге на красном поле.
- Спасибо... - в пустоту сказал он. Ищейка посмотрела в глаза хозяину. Чистая шерсть ее лоснилась в звездном свете. Все понимающий и чувствующий зверь - она жалобно простонала и прижалась боком к форменным штанам. - Ну же, ну что ты... - Егор рассеяно потрепал ее по холке. Посмотрел на часы. Было почти двенадцать, но он еще успевал. На последний поезд в Утопию.
Памятка Добровольца:
Анархия - это не отсутствие законов, а отсутствие необходимости в законах.
Фашизм - это не синоним слова 'нацизм' и не отсылка к третьему Рейху и гитлеровской германии, фашизм - это объединение. В данном случае - всех борцов за личностную свободу и сторонников радикальных мер по отношению к тем, кто на эту свободу посягнет.
Основная проблема, мешающая созданию общества всеобщего равенства и уважения личностных свобод - это унтерменьши. Борьба с унтерменьшами - первоочередная задача Добровольца.
Унтерменьш - это недочеловек, существо внешне схожее с Человеком Разумным, но внутренне несовместимое с жизнью в обществе всеобщего равноправия и уважения чужих свобод. В виду своей зловредной, порочной сущности и свойству распространять свои моральные нормы на окружающих - подлежит безоговорочному уничтожению.
Унтерменьш - это состояние души, оно не находится в зависимости от национальности, социального класса, религиозной или возрастной группы или половой принадлежности. Любые обобщения суть есть дискриминация и не допустимы.
Унтерменьшем нельзя родиться, но им можно стать.
Любая дискриминация - недопустима, нарушители суть есть унтерменьши.
Во всех видах дискриминации виноваты власти. Все кто рвутся к власти - унтерменьши.
Уничтожение 90% населения Земли - объективная необходимость. 90% населения Земли - унтерменьши.
Люди, обладающие низким уровнем развития и не способные в полной мере осмыслить свое существование и место в мире - потенциальные унтерменьши.
Выжить должны только люди, чей интеллект превышает пороговый уровень, а моральные нормы позволяют существовать в обществе всеобщей анархии.
Администрированием социума должны заниматься специально запрограммированные машины.
Все враги анархического общества - суть есть унтерменьши и подлежат выявлению и немедленному уничтожению.