Зыков проснулся с головной болью. Она не отпускала его уже давно и существовала как бы параллельно сознанию, совсем не мешая думать. Думы всё больше рождались тягостные, обращённые в прошлое. Заглянув в комнату сына, Зыков убедился, что Андрей так и не приходил ночевать. К этому он привык и потому излишнего волнения не испытал. Звонок телефона застал в ванной. Наскоро вытеревшись, он взял трубку и услышал нарочито подобострастный голос Кузькина:
- Доброе утро Николай Семёнович, как спали, как самочувствие.
- Да так, неважно.
- Что такое, заболели!? - в голосе компаньона проскользнула подспудная радость.
- Есть немножко,- уклончиво ответил Зыков
- Ну, так мне за вами заезжать?- теперь в голосе Кузькина чувствовалось и беспокойство.
"Боится сучёнок, что самому с работягами объясняться придётся",- равнодушно подумал Зыков, а в трубку сказал:
- Заезжай, как вчера решили, так и будет. Меня на завод подбросишь, а сам в банк.
- Ну, тогда через двадцать минут я у вас,- ответил Кузькин, тоном подтверждая догадку шефа.
Кузькин опаздывал. Зыков в плаще, ежась от порывов пронизывающего ветра, прохаживался возле своего подъезда, в надежде проветриться и взбодриться. Он взглянул на свои "Роллекс". Кроме времени часы выдали информацию, что сегодня 29 сентября 1998 года, вторник. Всё способствовало безрадостному умозаключению: "вот и ещё одна осень... осень жизни".
Звук клаксона прервал размышления. "Форд" Кузькина выруливал по полоске асфальта незанятой "ракушками". Зыков с иронией относился к тридцатилетнему заместителю. Отлично осознавал и то, что свое будущее Кузькин связывает с занятием его директорского кресла. "А ведь у него не так уж мало шансов", - Зыков реально оценивал состояние своего здоровья, подорванного ещё в "местах не столь отдалённых". К тому же он фактически не имел семьи: жена давно умерла, а сын только портил отцу кровь. Ох, как надеялся Кузькин на все эти "положительные" факторы, хоть и понимал, что пятьдесят два это ещё не возраст для потенциального покойника, но так ему хотелось поскорее сменить потрёпанный "форд" на новый "мерс".
На Шоссе Энтузиастов, несмотря на ранний час половодье транспорта. Чад от выхлопных труб повис серовато-прозрачным смогом. Но Зыков, будто ничего не видел и не ощущал. Даже когда свернули с грохочущей магистрали на относительно спокойную улицу и остановились у завода, он продолжал сидеть с отсутствующим видом.
- Приехали, Николай Семёнович, - Кузькин подхалимски осторожно сделал попытку вернуть шефа в реальность. Зыкову понадобилось время, чтобы уяснить эти слова, хотя он мог... Он мог без видимых усилий, перемножать в уме четырёхзначные числа, держать в памяти огромное количество информации: фактов, имён, дат, цифр, содержание целых документов...
- Ну, так я в банк?- спросил Кузькин.
Зыков вновь несколько секунд "переваривал" вопрос, а потом утвердительно кивнул:
- Давай, если что звони мне по мобильнику.
Опытный завод при оборонном НИИ, где ООО "ЦВЕТМЕТ" арендовало производственные мощности, переживал обычные для постсоветского периода трудности - он фактически не работал и существовал в основном за счёт сдачи оборудования и помещений в аренду. Генерального директора ООО встречал завпроизводством Рябушкин, инженер-металлург, ранее трудившийся здесь же на отливке особо прочных сплавов для мирных и военных ракет. Сейчас в печах выплавляли алюминиевые 10-ти килограммовые бруски, пользующиеся спросом в первую очередь на зарубежном рынке.
- Здравствуйте Николай Семёнович,- невысокий Рябушкин снизу вверх пытливо смотрел Зыкову в глаза, надеясь предугадать, с чем пожаловал директор, разрешит ли нависшие как тяжёлые сосульки, грозящие раздавить фирму, проблемы: зарплаты, сырья, арендных платежей. Но лицо того было непроницаемо.
Зыков за шесть лет директорства обрёл способность чувствовать этот цех, становой хребет его небольшой фирмы, которая в свою очередь являлась дочерней, входящей в более крупную корпорацию, возглавляемую его давним другом Владимиром Михайловичем Кудряшовым. Рабочие, собравшиеся у дверей склада и что-то обсуждавшие, тут же стали торопливо расходиться, увидев директора. Зыков, наконец, оправился от утренней меланхолии и предстал перед подчинёнными в своём обычном рабочем состоянии. Постояв, он вздохнул и негромко распорядился, обращаясь к Рябушкину:
- Собери людей.
Уже не первый день по заводу ходили слухи, что фирму ждёт неминуемый крах. А раз так, то те, кто, польстившись на высокие заработки, перебежали из НИИ в "ЦВЕТМЕТ" теперь должны униженно проситься назад... В фирме насчитывалось таких три десятка человек.
Во внутреннем кармане Зыкова запищал "мобильник". Звонил Кудряшов:
- Коля привет. Где ты сейчас?
- В цеху,- ответил Зыков.
- Как там у тебя обстановка?
- Хреново, сейчас с работягами объясняться буду.
- Ясно. Значит, твой дармоед Кузькин так и не достал деньги на зарплату?
- Не мой Володя, а твой. Не я его себе в компаньоны приглашал! - уколол Зыков друга за компромисс, на который пошёл Кудряшов, пристроив вторым человеком в "ЦВЕТМЕТ" этого нагловатенького молодого человека, зятя какого-то таможенного чина.- Ну, кто ему сейчас под честное слово деньги даст? Будто сам не знаешь, какая обстановка.
- Ты мне обстановку не объясняй, я не того боюсь. Мне не нравится твоё отношение к делу в последнее время. Я понимаю у тебя проблемы с Андреем, но сейчас не время хандрить. Соберись Коля, кризис на дворе, мы должны сейчас из кожи лезть...
- Ну и что ты предлагаешь?- резко перебил Зыков и сделал знак подошедшему Рябушкину, чтобы тот обождал, пока он кончит разговор.
- Коля ты отлично знаешь, что я предлагаю. Съезди сам в банк, поговори. Кто такой ты и кто такой Кузькин.
- Он финансовый директор. Это его работа, пусть ездит.
- Всё так Коля, но сейчас не время в позу становиться. Производство надо спасать. Съезди Коля сам в банк,- почти умолял Кудряшов.
- Ладно Володя, не паникуй раньше времени,- некоторая растерянность Кудряшова, напротив, как бы добавила уверенности Зыкову.- Пока поставщики бастуют, на мелких партиях сырья перебьемся. Я уже снабженцев разослал, чего-нибудь найдут, не в лесу, в Москве живём. И насчёт зарплаты не дрейфь. Своих я уговорю подождать.
- Ну, как знаешь,- беспокойно вздохнула напоследок трубка.
За тридцать с лишком лет голос Кудряшова совсем не изменился. В трубке он звучал, как и тогда, когда Зыков впервые его услышал, на общем собрании первокурсников только что поступивших в престижный московский экономический ВУЗ. Володя приходился сыном крупной номенклатурной шишки. Знакомством и дружбой с Кудряшовым Зыков был обязан своим недюжинным математическим способностям. Тот сразу выделил из немногочисленной среды робких провинциалов этого скромно одетого, говорящего с волжским "оканием" парня и использовал его, прежде всего, как ходячую ЭВМ. Благодаря дружбе с мажором немало благ предназначенных Володе перепало и Коле. Кудряшов стал для него мощным буксиром - они вместе распределились в Москве, сначала НИИ, потом ГОСПЛАН.
Не смотрелся Зыков "новым русским". Одет он был в дорогой, но нуждающийся в чистке плащ, из под которого двумя неприглядными серыми столбами, без признаков глажки, ниспадали на нечищенные ботинки брюки. Вид солидного, но совершенно не следящего за собой вдовца, давал основания для рабочих называть Зыкова не иначе как "мешок с трухой". Впрочем, сейчас им было не до внешности их "горячо любимого" хозяина. Они с нескрываемой тревогой ждали оглашения судьбы фирмы, их собственной судьбы.
Зыков спокойно вышел к рабочим. Он не боялся их, возможно потому, что детство провёл в бараках рабочего посёлка - он знал этот социальный тип не по-наслышке. Кузькин не раз жаловался шефу, что покрывается холодным потом, когда заходит в цех - ему казалось, что рабочие только и ждут момента, чтобы столкнуть его прямо в плавильную печь. Зыков лишь посмеивался, отлично понимая, почему работяги стоящие смену у горячих печей, дышащие всякой дрянью, ненавидят этого хлыща, высокомерного, лощёного, одетого как денди... молодого. А Зыков уже не молод, и этим сорока и пятидесятилетним рабочим было не так зазорно терпеть его нытьё, выполнять распоряжения. Его матерную ругань воспринимали куда спокойнее, чем молчаливо-высокомерное дефилирование по цеху Кузькина.
Зыков начал говорить, лишь слегка повысив голос:
- Ни для кого из вас не секрет, что после семнадцатого августа наша экономика вступила в полосу кризиса,- Зыков остановился, понимая, что надо бы говорить попроще.- В общем, мужики, дело дрянь. Банки прекратили выплаты по счетам, возник дефицит наличности и организации, которым мы поставляли металл, не могут с нами за него расплатиться, ну а мы, естественно, с вами и с поставщиками сырья. Всё застопорилось и когда эта пробка рассосётся неясно. - Зыков обвёл взглядом слушателей: хмурые, нездорового цвета лица людей по много лет проработавших на вредном производстве... Но Зыков знал и другое. В советские времена на этом сверхсекретном заводе эти же рабочие и НТРовцы, работая над щедро финансируемыми проектами "оборонки" и "космоса", "заколачивали" на уровне академиков и генералов. Они смолоду были избалованы непомерно высокими для рядовых рабочих и служащих заработками. Зыков на том и строил свой расчёт: они не должны стремиться назад, в НИИ на нищенскую зарплату и тем более вообще остаться без работы, они должны, во что бы то ни стало, цепляться за его фирму. Он заговорил жёстче:
- Исходя из этого, ничем, что касается заработной платы, к сожалению, порадовать не могу. Об этом месяце говорить не будем, он фактически прошёл, а вот в октябре...- Зыков подождал, какова будет реакция, но ее не последовало. - Финансовый директор сейчас в банке. Но даже если его миссия увенчается успехом, то мы сможем получить не более половины нужной суммы...
- Это что же получается, за август зарплату не дали, весь сентябрь без денег, а в октябре вы нам, может быть, только по половине заплатите?! - наконец из задних рядов небольшой толпы выплеснулось давно зреющее недовольство.
- Может быть... а может и не быть,- подтвердил с леденящим спокойствием Зыков.
- Так что же, мы тут задарма, что ли вкалывали, здоровье гробили! - обстановка начала накаляться. Выкрикивали по-прежнему сзади, в то время как передние хмуро безмолвствовали. Это был добрый знак, говорящий о том, что рабочие далеко не едины в своём возмущении.
- То, что вами заработано всё будет выплачено, но когда, этого я, к сожалению, сказать не могу.- И тут же Зыков, не давая вырваться новому всплеску недовольства, пошёл с козырной карты.- Единственное, что я вам могу обещать твёрдо, это то, что производство свёрнуто не будет, и никто не будет сокращён и уволен, если сам того не пожелает.
Слова директора произвели должное впечатление: увольнения боялись все, но в разной мере. Зыков своим манёвром сумел отсечь крикунов, в основном грузчиков, самой низкооплачиваемой категории, от более высокооплачиваемых литейщиков и автокарщиков, которым было куда сложнее найти работу.
- Но если кто желает уйти, пожалуйста, никого не держим. Для расчёта деньги найдём, - в голосе директора уже слышались и угрожающие нотки с недвусмысленным подтекстом: назад потом не примем, хоть в ноги падайте...
Зыков запретил помещение, арендуемое для управления его фирмой называть офисом. Контора - только так именовался штаб "ЦВЕТМЕТа". Она распологалась неподалёку от завода, тоже в здании некогда сверхважного учреждения. Строгий пропускной режим был в далёком прошлом. Потому бабульки-привратницы пропускали, кого знали в лицо, даже без предъявления пропусков. Таким же образом миновал турникет и Зыков, не глядя по сторонам, и по этой причине не заметивший как привратница указала на него худенькой девушке стоявшей на проходной:
- Ну что же ты? ... Это же он прошёл...
Но девушка, видимо растерявшись, так и не решилась окликнуть Зыкова и только проводила взглядом его удаляющуюся спину.
В конторе если не считать Вали, тридцатидвухлетней секретарши, никого не было. Кузькин уехал в банк, а снабженцы, получив накануне задания, разъехались по Москве и области искать сырьё, то есть алюминиевый лом пригодный для переплавки. Невысокая, с кривыми ногами Валя внешне так же соответствовала "классическому" образу секретарши, как её шеф образу крутого "нового русского".
- Меня спрашивали?- поздоровавшись, спросил у неё Зыков.
- Вас с утра Владимир Михайлович искал, и поставщики факсами забросали.
- Понятно. Эти факсы Кузькину отдай, как приедет, пускай, что нибудь сочинит в ответ. Больше ничего?
- Тут вас с утра какая-то девушка на проходной дожидается.
- Какая ещё девушка?- недоумённо спросил Зыков.
- Не знаю, всё допытывалась, когда вы придёте.
- Если насчёт трудоустройства, объясни, что у нас нет вакансий. Не знаешь что ли как это делается?- Зыков говорил с лёгким раздражением.
- Я с ней только по телефону разговаривала,- обиженно отреагировала Валя,- она говорит, что по личному вопросу пришла.
- По личному?!- Зыков даже не стал копаться в своей памяти, никакой личной жизни после смерти его жены почти десять лет назад у него не было, если конечно не считать мучений с сыном. - Ладно, некогда мне ерундой заниматься. Я у себя буду.
Зыков отпер свой кабинет. Узкая, похожая на пенал комната с высоким потолком и большим окном была погружена в полумрак. Он не стал ни открывать штор, ни включать свет, сел за свой рабочий стол и, вытянув ноги, откинулся в кресле. Всплеск энергии, вызванный визитом в цех, сменился депрессией. А ведь когда-то он мог работать, по десять-двенадцать часов кряду. Когда-то он ясно видел цель и стремился к ней, и у него было, для кого работать...
Кудряшов в жизни Зыкова играл роль и ангела-хранителя, и сатаны-искусителя. Имея влиятельных покровителей, он шествовал по служебным ступеням, нигде не задерживаясь надолго, и всюду тянул за собой Зыкова. В ГОСПЛАНе, казалось, их обоих ждала блестящая карьера, но в середине семидесятых, Кудряшов, вдруг делает крутой "вираж" и уходит в организацию занимающуюся реализацией импортного ширпотреба. Вскоре там же оказался и Зыков. То было время неимоверных очередей за импортными товарами: обувью, одеждой, косметикой... Кто занимался распределением импорта, находился вблизи весьма соблазнительного "корыта". В непосредственной близости от него расположились, и молодой энергичный экономист Володя Кудряшов, и его лучший друг Коля Зыков. Они плодотворно дополняли друг друга. Идеи, в результате которых реальная прибыль от проданных товаров значительно превышала официально заявленную в отчётных документах, исходили от Кудряшова, а доводил их до ума, производил расчёты и оформлял документацию уже Зыков. Именно на документах он и "сгорел" уже в андроповские времена. Период с 74-го по 82-й были лучшими годами жизни Зыкова. Он полюбил раз и на всю жизнь, женился, у него родился сын. Он видел смысл жизни в обеспечении семьи. И он её обеспечивал, "делая" дикие по тем временам деньги. Под покровительством мощного кудряшовского клана "брать" удавалось настолько легко, почти официально. В это счастливое время Зыковы купили кооперативную квартиру, машину, построили дачу, объездили все курорты, мечтали о втором ребёнке...
- Николай Семёнович, опять эта девушка звонила,- на пороге кабинета стояла Валя и вглядывалась в полумрак.
- Какая девушка? - Зыков с трудом отходил от полусна воспоминаний.
- Ну, которая на проходной... я же вам говорила.
- Ты выяснила, что же всё-таки ей от меня надо?
- Она говорит, что ей необходимо с вами поговорить.
Зыков тяжело вздохнул и обречённо проговорил:
- Ну что ж... проведи её...
Валя быстро сходила на проходную и вернулась с посетительницей. Это была рослая и очень худая девушка в вязанной светлой кофточке и серой юбке, которая ей была явно велика.
- Здравствуйте,- голос вошедшей был робоким, почти испуганным.
- Прошу садиться,- вместо ответного " здравствуйте" произнёс Зыков.- Если вы насчёт трудоустройства, то ничем помочь не могу...
Он хотел как можно скорее выпроводить её, и погрузиться вновь в действующую наркотически полудрёму воспоминаний. Только это сейчас приносило облегчение его уму и сердцу, как проигравшему сражение полководцу поиск роковой ошибки, неверного манёвра.
- Я по другому вопросу,- всё так же не то проговорила, не то прошептала девушка.
Зыков вопросительно посмотрел на посетительницу. Перед ним на стуле, сжавшись, сидела особа, в которой буквально всё указывало на неустроенность в жизни. Её худоба носила не столько природный, сколько благоприобретённый характер: заострённое лицо, лишённые девичьей округлости угловатые плечи, узкие как у мальчишки бёдра, едва обозначенные под дешовенькой кофтёнкой груди, тонкие, не возбуждающие мужской глаз ноги. За всем этим как-то терялись те достоинства, что были во внешности девушки: маленькие, красивой формы кисти рук, большие карие глаза, густые тёмно-русые волосы. Её одновременно можно было считать и ещё не оформившейся молоденькой девушкой и уже пожившей и побитой судьбой женщиной.
- Что значит по другому? Вы имеете какое-нибудь отношение к нашей фирме, или кому-то из её сотрудников?
Если бы Зыкову сейчас не было по большому счёту наплевать на всё, что творится вокруг, он бы понял, что, придя сюда, она переступила через себя, и вот уже здесь ей было нестерпимо тяжело признаться, зачем она пришла. Но Зыков ничего не замечал, и лишь его последние слова подвигли девушку раскрыть цель визита:
- Я имею отношение к вашему сыну,- то, как это было сказано свидетелствовало, что она в очередной раз переступила через стыд, гордость... через всё.
- Чтооо?!- от неожиданности Зыков повысил голос, и это окончательно добило посетительцу. Её бледное лицо заметно порозовело. Она вынула из пакета, который принесла с собой, платок, поднесла к глазам и всхлипнула.
- Прошу пояснить ваши слова! - Зыков заговорил с металлом в голосе, давая понять, что не верит ни одному её слову, и слезами его не проймёшь.
- Я... я беременна... и совсем без средств... если узнают на работе... извините,- посетительница уже не сдерживая слёз, в некрасивой позе скрючилась на стуле.
Но у Зыкова она вызывала не жалость, а брезгливость. "Гад ползучий... только этого мне ещё не хватало. Мало головной боли... совсем в могилу загонит... допьянствовал, доблядовался. Теперь эта тварь будет божиться, что именно он её обрюхатил". Негодование буквально распирало его и от покойного безразличия десятиминутной давности не осталось и следа - уйти в облюбованный мир грёз-воспоминаний опять не получалось, жизнь затягивала в свой водоворот...
Зыков был по настоящему счастлив в семейной жизни. Его жена хоть и москвичка, но происходила из простой малообеспеченной семьи, как и он. Сами небалованные в детстве, они баловали сына... Приговор с конфискацией так потряс жену, что её незначительные до того проблемы с давлением вылились в серьёзную болезнь сердца и Андрей, добрый, но капризный мальчишка, фактически оказался на четыре года предоставлен самому себе. Нет, они не терпели нужду - Кудряшов помогал семье друга, но отца Андрею он заменить не мог. Из лучших побуждений, в периоды, когда жену Зыкова клали в больницу, Кудряшов давал деньги Андрею, это, в конце концов, сыграло роковую роль - подросток пристрастился к спиртному и познал, что такое платные девочки...
- Я понимаю, что вы мне не верите... но... но это правда. Я беременна от Андрея и не знаю что делать. Домой... У нас маленький городок, все друг друга знают... А здесь у меня никого нет... мне не к кому ...
- А почему я об этом узнаю от вас, а не от него?- сурово перебил её Зыков.
- Я... мы ... мы поссорились.
- А как давно вы знакомы с моим сыном?- Зыков задавал вопросы, имея целью рано или поздно уличить посетительницу во лжи.
- Мы уже давно друг друга знаем- девушка ещё больше покраснела, - но с ним были всего один раз три месяца назад. Я ведь до него ни с кем...- она готова была провалиться от стыда.
& "Ну, вот и сорвалась, артистка хорошая, а ума нет,- злорадно подумал Зыков,- лет-то, наверное, все 25-ть, а то и больше, а туда же, один раз, до него ни с кем, врёт и не поперхнётся".
- Вот что...- Зыков не знал, как называть свою собеседницу. - Мой сын давно совершеннолетний и за свои поступки отвечает сам. Что же касается вашего бедственного положения, то я вам сочувствую. Но поймите и меня, в стране финансовый кризис,- Зыков достал портмоне, порылся в нём, раздумывая сколько дать, чтобы посетительница наверняка обнаружила свои истинные намерения. А они, несомненно, заключались в желании словить сыночка богатого папаши, вешая "лапшу" на уши этому папаше. Он достал пятидесятирублёвую купюру и положил её на край стола вблизи девушки.
- Вот... не обессудьте, рабочим зарплату нечем платить, больше не в состоянии.
Зыков ожидал либо вспышки гнева и площадной брани проститутки, или... если она чрезмерно жадна, а может быть и давно без клиентов (кто на такую позарится), то схватит и эти деньги и уйдёт...
Девушка медленно бледнела. Ни слова не говоря, она встала и вышла. В коридоре она долго не могла открыть замок, пока ей на помощь не пришла Валя.
С минуту Зыков тупо глядел на синеющую в углу стола пятидесятку. Молчаливый уход девушки его обескуражил. "Неужто, так здорово отрепетировала роль? ... Не похоже... А может быть и в самом деле не врёт? ...Тогда получается... Да чего тут голову ломать, найти этого козла и всё выяснить". Он стал соображать, где сейчас может находиться сын: на квартире, в их загородном доме, у друзей... Уже первый звонок оказался удачным - сонный голос Андрея послышался в трубке, когда он набрал номер квартиры, из которой вышел три часа назад.
- Почему дома не ночевал... где шляешься по ночам?! - он хотел, было, учинить сыну обычный разнос, но осёкся, вспомнив, что звонит не по мобильнику и Валя наверняка их прослушивает. В ответ сын только молча сопел в трубку.- Вот что, мне с тобой надо срочно поговорить... Ты меня понял?!- последние слова были произнесены с угрозой.
Явно струсивший Андрей ответил с дрожью в голосе
- Понял... я сейчас к тебе приеду.
- Только побыстрей, не раскачивайся, ноги в руки и чтобы через полчаса был здесь.
Зыков нарочно ставил сыну нереальный срок прибытия, дабы его подогнать - на общественном транспорте от их квартиры до конторы за полчаса никак не добраться, а машину, стоящую в гараже загородного дома, он сыну не доверял. Впрочем, и сам Зыков на ней ездил редко. Машина требовала определённой заботы, её могли угнать (то был новый "Мерседес", предмет лютой зависти Кузькина), а он не хотел лишних хлопот. Потому Зыков и обязал компаньона стать ещё и чем-то вроде его бесплатного извозчика.
Андрей, конечно, появился позже срока указанного отцом. Примерно час Зыков, то недвижимо сидел в кресле, то нервно мерил шагами кабинет. Пару раз звонил телефон: Валя сообщила, что к нему прорывается по межгороду кто-то из деловых партнёров, потом по мобильнику на него вышел один из снабженцев, желая согласовать цену на найденные им в какой-то организации несколько тонн алюминиевого лома. Партнёра Зыков проигнорировал, а вопрос с ценой решил со свойственным ему математическим анализом.
Андрей явно не выспался и ощущал последствия очередной попойки. По всему чувствовалось, что он не имеет ни малейшего представления о причине вызова, и тем не мало озадачен. Ему шёл двадцать пятый год, он был высок и плечист, однако из-за мешков под глазами и уже появившихся зачатков обрюзглости смотрелся старше. Но за одеждой, в отличие от отца, он следил, и потому даже сейчас одет был как всегда безупречно: прямые серые тонкой шерсти брюки и пиджак с двумя глубокими почти до талии разрезами сзади, на ногах классические, эффектные туфли. Он никогда не тяготел к молодёжной моде и любил солидный, дорогой "прикид" - здесь сын пошёл в мать, которая тоже любила и умела одеваться.
- Садись,- Зыков указал на стул, где час с небольшим назад сидела девушка. Андрей плюхнулся на него и с вожделением посмотрел на графин с водой. -Ты мне ничего не хочешь сообщить? - Зыков начал с "прощупывания" почвы.
- А что я должен тебе сообщить? - Андрей удивлённо смотрел на отца.
- Ну, о жизни своей... о друзьях.
- Папа, мы же с тобой столько раз уже об этом говорили... И что тебе мои друзья?...
- А то, что они вместе с тобой транжирят не деньги своих родителей, а твоего отца. Так что я в некотором роде являюсь и их спонсором, и потому имею право спросить!
Андрей скептически усмехнулся - разговор сворчивал в своё обычное тупиковое русло.
- Пап, я попью,- Андрей схватил стакан, налил воды и с жадностью залпом выпил.
Хоть Зыков и освободился по амнистии, почти на год раньше срока, он не успел ни спасти жену - она была неизлечимо больна, ни сына - тогда ещё не казалось, что с ним всё так серьёзно. Вот тут-то у него в сорок с небольшим лет и появились первые признаки усталости от жизни. Тогда из прострации его довольно быстро вывел Кудряшов. Он, используя предоставленные Перестройкой возможности, уже легально занимался коммерцией, и ему как воздух был необходим Зыков. Так они вновь на пару стали делать деньги, только вот удовольствия от этого процесса Зыков год от года испытывал всё меньше. А сейчас стало очевидным, что все его достижения - фирма, деньги, загородный дом, "мерседес"...- оказывались ненужными. Пошёл уже четвёртый год как Андрей бросил институт. Зыков, по горло занятый делами фирмы, думал, что сына вылечит время - погуляет год, ну два и возмётся за ум. Но "академические каникулы" затягивались: сын по прежнему со своими друзьями прогуливал в казино и ресторанах немалые деньги, выдаваемые ему на "карманные расходы". Зыков пробовал сократить дотации, но привыкший сорить деньгами Андрей стал делать долги. А потом, не имея возможности отдавать, он стал появляться дома избитым, причём избитым со специфической жестокостью. Тюремный опыт сразу подсказал этническую принадлежность кредиторов сына. Зыков не на шутку испугался и вновь стал давать деньги. Он не знал, как бороться с этой напастью, Андрей наотрез отказывался менять образ жизни и таким образом ставил крест на своём будущем, делая ненужными и все усилия отца.
Вызвав сына, Зыков сам себе боялся признаться, чего он ожидает от этого разговора: а вдруг девушка говорила правду и этот ребёнок действительно от Андрея... то есть, о Господи яви чудо, его внук или внучка. Он не знал, как подступиться к этому щекотливому вопросу. Но надо было с чего-то начинать.
- Тут ко мне с час назад одна твоя знакомая приходила.
- Какая ещё знакомая?- округлил глаза Андрей, вновь нацеливаясь на графин.
- Ну, такая худенькая, страшненькая.
- Ты за кого меня принимаешь, я дешёвок не подбираю,- Андрей криво усмехнулся и вновь взялся за графин.
От такого ответа у Зыкова даже заныло в груди, и он с решимостью обречённого выложил свой последний аргумент:
- Тем не менее, она утверждает, что беременна от тебя.
Андрей поперхнулся водой... когда прокашлялся сбивчиво затараторил:
- Вот уж не ожидал... прямо к тебе... надо же тихоня! Я же ей говорил, что достану деньги!
- Какие деньги?- настороженно спросил Зыков.
- На аборт, на что же ещё!
- Так она действительно беременна?- с прежней осторожностью выспрашивал Зыков.
- Конечно ... врать-то ей зачем. Глупо всё так вышло.
- И беременна от тебя, ты в этом уверен?
- Извини пап, но в том то всё и дело... тут уж никаких вариантов. И как меня на неё потянуло, ума не приложу.
От нервозности Зыкова не осталось и следа.
- Сядь,- приказал он сыну и тот, сразу почувствовав железную волю отца, повиновался.- Расскажи мне всё об этой девушке.
- А что тут рассказывать? Денег ей надо на аборт и всё. Пап... ты дай мне, а то у меня уже почти не осталось. В счёт будущего месяца, а...
- Заткнись!- почти закричал Зыков.- Я тебе такой аборт устрою! ...- Андрей затих, не понимая причины бешенства отца - не мог же он так разъяриться из-за нескольких сотен баксов.- Как её зовут и как вы познакомились?
- Наташа. А она разве не сказала тебе?
- Понятно. Давай дальше, не отвлекайся.
- Мы в институте вместе учились.
- Так, значит вы действительно давно знакомы. Почему же тогда она утверждает, что всего раз это самое... с тобой была, и что до тебя ни с кем? Ей же, наверное, как тебе, где-то 24-е?
- Пап, ты не понял. Она же, Наташка-то, не из этих, ну не из публичных... потому и залетела сразу. Сам посуди, разве проститутка или даже блядь дешёвая так влетит? Они знаешь как предохраняются, с ними можно иметь дело,- сын с некоторой опаской, но в то же время и с превосходством обьяснял специфические премудрости несмышлёному в данных вопросах отцу.
- Она институт-то кончила, или тоже бросила?
- Почему бросила, нет... Просто отец у неё умер, когда она ещё на втором курсе была, с тех пор у неё с деньгами напряжёнка. Она сначала академ брала, потом на вечернее перешла. Днём работает в детсаде, вечером учится... на последнем курсе кажется.
- Понятно. Теперь выкладывай, как она в вашу компанию попала спаянную и споенную,- Зыков решил всё выяснить до мелочей, дабы не было никаких сомнений касательно принадлежности ребёнка.
- Да никогда она с нами не была, смеёшься что-ли. Я её совершенно случайно встретил. Иду, а она навстречу. Здравствуй, здравствуй, как дела... Совсем дошла, кожа да кости. Ну, я и решил угостить её. Она ведь сколько раз помогала мне, я ведь, наверное, после первого же семестра вылетел, если бы не она. В общем, в ресторан её пригласил, заказал... Она стеснялась сначала, а потом как налегла. Ну, а я выпил... Она тоже развеселилась, говорит, на неделю наелась и тоже выпила немного, я её уговорил. Не надо было, конечно... Провожать её пошёл. В общем, там, где она работает, в детском саду, она и ночует там же... и мне вино в голову ударило, и её с непривычки развезло.
"Какая мерзость... пьяные в детсаду", - возмутился, было, про себя Зыков, но тут же сообразил, что если бы не эта "мерзость" сейчас он по прежнему не видел бы ни малейшего света "в конце тоннеля".
- Пап, помоги ей, ты же можешь. Хорошая ведь девка, хоть и уродина...
Зыков уже не слушал сына. Он прикидывал, высчитывал, строил планы. Всё обдумав, он тут же приступил к действиям:
- Вот что сынок, придётся тебе жениться.
Андрей сначала не поверил, что отец говорит серьёзно. Рассмеявшись, он поддержал "шутку":
- Прямо сейчас? - но, посмотрев ему в глаза, понял, что тот не шутит. - Ты что пап... зачем она мне?! ... Ты же видел её, на неё смотреть-то страшно!... Да я...
- Ну, всё, кончай базар,- перебил Зыков,- Не такая уж она и страшная. А ты учитываешь, что она уже давно не живёт по-человечески. Тебя бы вот так. А если её подкормить, выспаться дать вволю, массаж, бассейн, одеть, обуть? Барыней поживёт, расцветёт, не узнать будет.
Андрей совсем не был готов к такому повороту в своей судьбе. Понятие "ребёнок" ассоциировалось у него всего лишь с чем-то хлопотным и нежелательным. В то же время у его отца понятие "внук" становилось основой всего его настоящего и будущего.
- А сейчас срочно едем к ней,- Зыков бросил взгляд на часы и решил, не мешкая приступить к первому этапу созревшего в его голове плана.
- К кому, к Наташке... зачем?!
- Ну, во-первых, я тут с ней не очень ласково обошёлся. В общем, извиниться надо и её забрать.- Зыков вспомнил, в каком состоянии девушка покидала его кабинет, и вдруг испугался - самые страшные предположения полезли ему в голову.
- Куда забрать,- по-прежнему не поспевал за мыслями отца Андрей.
- К нам, в загородный дом,- машинально ответил Зыков, спешно натягивая плащ.
- И что она там будет... жить что ли?
Тут уж Зыков не выдержал:
- Если тебе плевать, будет у тебя сын или нет, то там она будет вынашивать моего внука!
Провидение благоволило Зыкову. Как раз появился вернувшийся из банка Кузькин, а это означало, что в их распоряжение поступала его машина. В конторе уже и кроме Кузькина толкался народ. Два снабженца поочерёдно сновали из своей комнаты к Вале, сверяя накладные, и тут же звонили на завод кладовщику, проделывая ту же операцию и с ним. В другой ситуации Зыков сразу бы насторожился: что такое, опять пару тонн потеряли? Но сейчас ему было не до того. Даже убитый вид Кузькина, явившегося из банка без денег, не произвёл на него впечатления. Увидев шефа, один из снабженцев подошёл к нему с какими-то бумагами, но тот отмахнулся:
- Некогда мне сейчас... Владимирыч,- обратился он к понурому Кузькину, ожидавшему разгона,- заводи машину, сейчас отвезёшь нас в одно место.
- Куда?- озадаченно спросил Кузькин.
- А вот он покажет,- кивнул Зыков на Андрея.
То, что шеф уезжает улаживать какие-то дела сына, у сотрудников вызвало подьём - это означало, что до конца рабочего дня можно доработать без нервотрёпки, "посачковать", заняться своими делами, да и уйти домой пораньше. Руководство фирмы провожали, тем не менее, изображая максимум озабоченности и занятости.
В детсаду было время обеда - все дети и часть персонала находились в столовой.
- Мне необходимо видеть вашу заведующую, - солидный вид Зыкова произвёл впечатление на какую-то старушку, видимо техничку, встретившуюся им в дверях, потому как та без дополнительных вопросов, по-утиному переваливаясь, поспешила на поиски. Вскоре появилась разползшаяся женщина лет сорока пяти с ярко выраженным "руководящим" типом лица.
- Чем могу быть полезна?- она изучающе вглядывалась в Зыкова.
- У вас работает Наташа... Как её фамилия?- спросил Зыков у стоящего за спиной сына.
- Корнеева.
- Да, Наташа Корнеева?
- Работает. Она уборщица. А что?
- Она сейчас здесь? - с участившимся сердцебиением спросил Зыков.
- Да, она убирает второй этаж.
У Зыкова отлегло от сердца, но радоваться было ещё рано.
- Мы хотели бы её видеть.
- Пойдёмте, я вас провожу.
Когда поднялись на второй этаж, она позвала:
- Корнеева тут к тебе пришли,- и тут же обратилась к Зыкову,- Только вы не надолго, ей надо успеть сделать влажную уборку пока дети обедают.
Как ни невзрачно выглядела Наташа в кабинете Зыкова, но здесь, без кофточки и юбки, в старом трико, в косынке повязанной по-деревенски, с грязной тряпкой в руках... Зыков с трудом узнал её, хоть и видел всего пару часов назад. Теперь он уже замечал то, на что не обращал внимания в кабинете, ибо смотрел взглядом не постороннего человека. Измученный вид с трудом разогнувшейся девушки, вызвал у Зыкова беспокойство: "Ей же нельзя сейчас так работать, ведь это вредно для НЕГО".
- Как вам не стыдно?! ... Вы за это понесёте ответственность!!- Зыков орал на опешившую от неожиданности заведующую так, как никогда не орал на своих подчинённых.- Беременная женщина у вас тут пол моет, тяжести таскает!
Ярость, с которой Зыков накинулся на заведующую, заставила буквально остолбенеть и Андрея и Наташу. А заведующая, оказавшись в роли распекаемой начальством мелкой чиновницы, стала оправдываться, совсем забыв, кем она в этих стенах является:
- Как... как беременная... я ничего не знала... она у нас недавно работает...
- Наташа, бросьте эту тряпку, пойдёмте отсюда! Вы больше здесь работать не будете!- Зыков говорил властно, но в глубине души очень боялся, что девушка, помня обиду, его не послушается и, что называется, пошлёт куда подальше. Но она сразу подчинилась, лишь робко попросила:
- Я только переоденусь.
- Да конечно. Мы ждём у машины, - Зыков, обдав напоследок негодующим взглядом совсем растерявшуюся заведующую, пошёл вниз, за ним оглядываясь, будто боясь преследования шёл Андрей.
Наташа вышла отягощённая чемоданом и туго набитой сумкой. Зыков, увидев как она сгибается под тяжестью и, беспокоясь о НЁМ, поспешил навстречу:
- Давайте вещи, я вам помогу.
- Да нет что вы, мне не тяжело,- засмущалась Наташа.
- Давайте, давайте, вам сейчас нельзя таскать тяжести... Наташа, подождите, мне надо вам кое-что сказать,- Зыков решил воспользоваться моментом, пока они стояли во дворе детсада и их не могли услышать ни Андрей, ни Кузькин, находящиеся в машине. - Я должен перед вами извиниться за то, что случилось сегодня... В общем, простите пожалуйста, что я не поверил вам... и за деньги эти...
Наташа слушала, потупив взор. Она не могла поверить в реальность происходящего, но ответить попыталась дипломатично:
- Вам не за что извиняться. Я сама во многом виновата, что не сумела вам ... я ... я... - договорить она не смогла из-за нахлынувших слёз.
- Ладно, всё, слава Богу, позади,- пришёл ей на помощь Зыков,- вы правильно поступили, только надо бы ещё раньше прийти. Вам же нельзя сейчас так работать, ему же это вредно.
Наташа, справившись с чувствами, бросила вопросительный взгляд на Зыкова. В нём уже было не столько робости, сколько желания узнать причину столь кардинального изменения его отношения к ней. Но одно она уже своим женским чутьём распознала безошибочно - отец Андрея хочет этого ребёнка. Однако скоротечность произошедшего немного пугала, что и вызвало следующий вопрос, который Наташа задала, оказавшись на заднем сиденье "форда" рядом с угрюмым Андреем:
- А куда мы сейчас едем?
- К нам в загородный дом,- с готовностью отвечал Зыков.- Это по Минскому шоссе, недалеко от окружной. Дом двухэтажный, кирпичный, в охраняемом дачном посёлке. Там всё есть, телефон, удобства. Места много, любую комнату, какая понравится, себе выберешь,- впервые хоть и не напрямую Зыков назвал Наташу на ты.- Назавтра надо будет вызвать врача, провести детальное обследование,- Зыков просто не мог сейчас не говорить о том, что его больше всего беспокоило.
Наташа в ответ промолчала, но вскоре не приминула выразить и свои интересы:
- Меня же теперь из сада уволят... А как же с учёбой?
"Вот дурёха, у неё дитё зреет, а она чёрти о чём", - недоумевал про себя Зыков, но увидев в зеркале озабоченное лицо Наташи, отдал должное её деловитости.
- Об этом не беспокойся, я тебя к нам в фирму устрою, а потом декретный отпуск оформим. И об институте пока не думай, успеешь. Какой у тебя срок?- вновь свернул на "свою колею" Зыков.
- Четвёртый месяц,- Наташа ответила чуть слышно, застеснявшись Кузькина, единственного для неё сейчас постороннего человека в этой машине.
Удастся ли заставить Андрея жениться, как к этому относится Наташа, а может быть с её помощью можно не только внуком обзавестись, но и Андрея из трясины вытащить? Всё это сейчас для Зыкова были вопросы второго плана. На ближайшие пять-шесть месяцев у него появилась генеральная цель - сделать всё возможное для благополучного появления на свет потомка. И прямо с машины он начал действовать в этом направлении. Уже более тридцати лет большинство его проблем и создавал и решал Кудряшов и сейчас он первым делом позвонил ему:
- Привет Володя, это я... Не злись, она не по своей инициативе тебя за нос водила, это я ей приказал... Извини, больше не буду ... Не беспокойся, я всё сделаю, и в банк сам съезжу... А что мой голос? ... Серьёзно, помолодел говоришь? ... Да ничего особенного... Слушай, давай о делах попозже. У меня к тебе просьба. Ты мне завтра врача-гинеколога хорошего можешь устроить? ... За любые деньги, но чтобы ко мне на фазенду прибыл со всем оборудованием, надо полное обследование провести... Не спрашивай ни о чём, потом всё объясню...
Кузькин осторожно вёл "форд" по мокрому от моросящего дождя Минскому шоссе. Изредка, тщательно скрывая ненависть, он поглядывал на излучающее энергию и целеустремлённость лицо шефа. У Зыкова совсем не болела голова, и как минимум в ближайшие двадцать лет он умирать не собирался.