Отец Василий, приходской священник небольшого подмосковного городка, вышел из ворот храма, направляясь к остановке автобуса, чтобы ехать домой, на обед.
- Батюшка, можно к вам обратиться?
Это напоминало обращение к вышестоящему начальнику в армии. Такого отец Василий не слышал уже более десяти лет, с тех пор, когда он, капитан, покинул ряды вооружённых сил. Священник повернул голову и увидел сбоку от себя невысокую миловидную женщину, лет сорока.
- Да, конечно. У вас какое-то дело ко мне?
- Извините, я... я...- женщина задрожала в беззвучных рыданиях и стала утирать вдруг хлынувшие слёзы.
Только сейчас отец Василий обратил внимание, что на всём облике женщины лежит печать тяжкого внутреннего страдания, переживаемого несчастья. Безмерное горе постигло эту женщину и ежеминутно выматывало, мучило, не давало думать ни о чём более, не давало жить. Всё это без труда читалось в фатальной беспомощности взора, безвольно опущенных руках. Её платок и платье были одеты как будто впопыхах, без обязательного для любой уважающей себя женщины "контрольного" осмотра у зеркала.
- Что у вас случилось...? Впрочем, пойдёмте в храм, и там вы мне всё расскажите, и я чем смогу...
Отец Василий сразу проникся участием к просительнице, ни на секунду не усомнившись в том, что у неё действительно большая беда, а не какая-нибудь житейская пустяковина, и потому на улице, в спешке, об этом говорить не мог. Об обеде он как-то естественно забыл.
- Батюшка, у нас в семье большое горе... дочка... дочка умирает,- женщина, едва они остались в небольшой комнате, где отец Василий одевал облачение перед службой, вновь не сдержала рыданий.
- Успокойтесь, дочь моя...
Отец Василий очень долго не мог называть дочерями ровесниц, или женщин старше себя. С того самого дня, когда двадцатисемилетний бывший капитан поступил в семинарию, он изгонял из себя многие мирские привычки, менял в себе буквально всё, начиная от привычного "офицерского" языка и кончая внешним видом. Он перевоспитывал себя, свою жену, которая тоже не безболезненно из "офицерши" превращалась в попадью, детей... Впрочем, своих троих сыновей он не перевоспитывал, он их просто воспитывал. И вот сейчас, когда ему почти сорок лет, и он уже три года как получил приход... И всё же ровесников и старших он по-прежнему именовал дочерьми и сыновьями с определённым трудом.
- Успокойтесь... дочь моя, и расскажите всё, ничего не утаивая. Помочь я вам смогу, только если буду знать всё, всю правду.
- Да, конечно, мне нечего скрывать... Дочка моя, Лидочка... восемнадцать лет только исполнилось,- женщина уже взяла себя в руки и говорила относительно спокойно,- она умирает... рак у неё. Врачи говорят, не больше месяца ей осталось. Её надо... ну в общем... как это положено... исповедовать.
- И что, совсем никакой надежды?- участливо спросил священник.
- Говорят, что нет. Она же в онкологии лежала, вот выписали недавно, теперь дома...
- Ну что ж, раз так, вы не сомневайтесь, я вам... Давайте ваш адрес, и я хоть завтра могу к вам прийти. Когда вас устроит?
- Батюшка...- женщина помедлила и как-то странно потупилась,- мы ведь не в вашем городе живём. Не могли бы вы к нам в Н....к приехать?
Открывшееся обстоятельство и просьба поставила уже отца Василия в тупик, ведь предстояло ехать в соседний город, где имеется своя церковь, свой священник.
- Извините, а почему вы не хотите в свою церковь обратится, а то ведь мне потом будет перед вашим батюшкой неудобно.
Женщина, по всей видимости, не очень уютно себя ощущала в этой мрачной, уставленной всевозможной церковной утварью комнате. Чувствовалось, ей почему-то тяжело отвечать на этот вопрос. Помедлив, она тяжело вздохнула и промолвила:
- Мы уже обращались... но наш батюшка... Не знаю, молодой он ещё, наверное... В общем, дочка его выгнала, кричала, ругалась... нехорошо ругалась. Обидел он её. Вы уж извините, она ведь раковая, а они... сами знаете. Мы хоть и не говорим ей, но она, кажется, и сама обо всём уже догадалась.
- Погодите, погодите... Не так уж он и молод, знаю я вашего батюшку. Почему она его выгнала-то, чем он её мог обидеть? Она что атеистка?
- Да нет, что вы. Она и крещёная, всё как положено, и крестик носит. Тут другое... Понимаете, красивая она у нас очень. Он как её увидел... А мы её к его приходу причесали, напудрили... в общем, она совсем на больную-то не похожа. А до болезни она у нас в колледже училась и там второе место на конкурсе красоты заняла. Ну, вот он, значит, увидел её и спрашивает сразу: грешна ли дочь моя? Ну и ей бы надо ответить, как положено, грешна, мол, батюшка, а она... - женщина вновь не удержалась и всхлипнула...- не в чём, говорит, я не грешна. Ну а он, как, говорит, не грешна, все люди грешны, а такие как ты красавицы особенно, вот Бог и наказывает, кайся, говорит, если в геенне гореть не хочешь. Разве так можно, она же поняла, на что он намекал-то! Уже потом она мне сказала, разве это батюшка, всю меня глазами ощупал. А она, хоть и не встаёт, а так-то всё при ней осталось, а уж до болезни-то какая была. И как же так, за что?- женщина утёрла выступившие слёзы.- Есть у нас ещё одна дочка, годом старше. Так она совсем другая. Я вот невысокая, а на лицо ничего, а муж он наоборот высокий, а на лицо не очень. Так вот, старшей лицо- то отца досталось, а рост мой, а Лидочке всё лучшее, ростом в отца, а лицом и фигурой в меня. И всё при ней было, и училась хорошо, а вот надо же, ну за что нам такое наказание, за какие грехи?!
Отец Василий не знал, как поступить. Он представлял, что произошло, когда священник соседнего прихода пришёл исповедовать умирающую. То ли по неопытности, то ли от того, что в его мировоззрении было слишком много мирского, он просто не поверил, что та при такой внешности может остаться непорочной и грубо стал заставлять её каяться. Конечно, исповедник так себя вести не должен, даже если исповедуемая действительно грешна. Увы, ещё учась в семинарии, бывший капитан видел насколько разношёрстен состав семинаристов, он помнил их неоднозначные суждения даже о Боге, не говоря уж о людях. Скрепя сердце он всё же решил съездить в соседний город и навестить умирающую. Договорились на послезавтра, так как откладывать, учитывая состояние девушки, было уже нельзя.
Дома отец Василий поделился новостью с женой и попросил совета, как себя вести в такой непростой ситуации, после предыдущей неудачной исповеди. Жена попробовала поставить себя в положение умирающей восемнадцатилетней красавицы, которой совсем недавно жизнь казалась непрекращающимся праздником, являвшейся, по всей видимости, объектом и обожания, и поклонения, и зависти, у которой, казалось, впереди лёгкая беззаботная жизнь, и обязательно счастливая любовь. И вдруг всё... и впереди ничего - тьма. Жена дала немало советов, но главное, она проанализировав всё, что передал ей муж, а он отличаясь отличной памятью, воспроизвёл рассказ женщины в точности... Она не колеблясь уверила его, что эта девушка девственница, а раз так...
В соседний город отец Василий доехал на междугороднем автобусе. Слава Богу, от автовокзала до нужной ему улицы он шёл в стороне от тамошней церкви и потому мало рисковал быть поставлен в неловкое положение, если бы его вдруг увидел местный священник, или кто-то из церковных служащих.
Его ждали. Мать девушки, уже несколько свыклась с неизбежным горем, а вот приехавшая ей на помощь из деревни свекровь, далеко не так стойко переживала близкую кончину внучки. Во всяком случае, увидев священника, она сразу принялась по-старчески всхлипывать. День был будний и ни отца, ни сестры дома не было. Отца Василия проводили в комнату к умирающей...
Готовясь к этой встрече, отец Василий собирался вселить в исповедуемую некую стойкость, призвать бороться за жизнь, не падать духом. Но едва её увидел... понял, что его "домашние заготовки" никуда не годятся. Несомненно, перед ним лежала девушка сама отлично осознававшая свою болезнь. Она полулежала-полусидела на кровати с отсутствующим взором. В предыдущей комнате отец Василий видел большую цветную фотографию, парный снимок мисс и вице-мисс колледжа, в котором училась девушка, на головах короны, через плечо ленты. Может оттого, что отец Василий сейчас не мог быть бесстрастным, но вице-мисс понравилась ему больше победительницы позапрошлогоднего конкурса. Обе красавицы улыбались и смотрелись безмерно счастливыми, кто бы мог подумать, что всего через полтора года...
Сказать, что от той вице-мисс осталась всего лишь тень, было нельзя, хотя конечно... Её щёки впали, резко очертив скулы, большие глаза на исхудавшем лице казались просто огромными и горели неестественным лихорадочным огнём в полумраке слабо освещённой из-за полузадёрнутых штор комнаты. У неё был рак позвоночника, и потому внешне её фигура не очень пострадала и даже сейчас через тонкую материю кофточки проступала высокая молодая грудь, красивой формы округлые плечи. Отец Василий вспомнил слова матери девушки, как её вот так же слишком уж по "мирски" стал рассматривать местный священник, не сомневаясь, что эта красотка уже успела пропустить через себя ни одного парня, не говоря уж о спиртном, курении, а может и наркотиках...
- Здравствуйте дочь моя. Как вы себя чувствуете?
Не получив ответа, а лишь насторожённый взгляд из под длинных ресниц, священник ожидавший такой встречи нисколько не смутился.- Вы позволите поговорить с вами?- отец Василий взял стул и, поставив его к кровати вблизи ног больной, сел. Девушка явно опасалась повторения тех вопросов, что задавал ей местный батюшка, и недобро смотрела на отца Василия. Помедлив, она, наконец, ответила слабым голосом:
- Здравствуйте... Вы будете меня исповедовать?... Так вот, если вы пришли меня спрашивать, грешна ли я, то я ни в чём, понимаете, ни в чём...- девушка закусила губы, явно сдерживая то ли боль, то ли ярость.
- Успокойтесь дочь моя... Я собственно пришёл вам помочь.
- Помочь... чем?- в подтексте этого вопроса без труда читалось: не надо издеваться.
- Расскажите, что вас мучит, беспокоит?- пытался как можно спокойнее, буднично спрашивать отец Василий.- А насчёт грехов... Действительно, какие могут быть у вас грехи, вы ведь так молоды.
Девушка не ожидала подобного поворота и посмотрела на священника с неким подобием интереса.
- Что меня беспокоит?... Спина болит... хотя к этому я привыкла. Хуже когда звонят из колледжа... подруги приходят. Ни с кем не хочу разговаривать, никого не хочу видеть... ничего не хочу!- в глазах её обозначилось отрешённое безразличие.
- У тебя есть парень?- задал неожиданный вопрос отец Василий и попытался резко сократить "дистанцию" обращением на "ты".
На этот раз девушка удивилась по-настоящему, из её глаз сразу исчезло безразличие. Но гнёт осознания своей участи пересилил и, засветившийся было интересом, взор тут же потух.
- Парень?... Есть, да нет, скорее был,- равнодушно ответила девушка.
- Он что не приходит, забыл тебя?
- Лучше бы забыл... и не приходил... Понимаете, я никого не хочу видеть!- в голосе слышались нотки отчаяния.
- Ты... ты не можешь простить себе...- священник помедлил и, словно преодолевая незримое препятствие, закончил,- что не позволила ему, когда была здорова... что у вас ничего не было?
Теперь она просто не могла остаться прежней, равнодушной, она должна была взмутиться и она возмутилась:
- Что!?... С чего вы взяли!? Да как вы!... До вас тут уже приходил, в грехах заставлял каяться, а вы!- она, явно превозмогая боль, пыталась приподняться, испепеляя священника огнём своих больших глаз.
Отец Василий посмотрел на дверь, опасаясь, что услышав восклицания девушки, вбежит мать или бабка. Но никто не вошёл. Он уже пожалел, что так напрямую попытался заглянуть в душу... Но всплеск негодования неожиданно быстро потух и отец Василий понял, что угадал, и, конечно, девушка не могла в этом сознаться, но говорила уже относительно спокойно и вроде как пыталась уйти от "щекотливой" темы.
- Тот, до вас который приходил говорил, что такие как я, слишком много по дискотекам бегают, короткие юбки и обтягивающие кофточки носят, на конкурсах красоты в купальниках ходят... Да, я любила дискотеки, танцевать любила, и петь, одеваться по моде... Разве это грех?
- Нет, конечно. Пойми, дочь моя, я пришёл не для того чтобы уличать тебя в грехах и заставлять раскаиваться. Я действительно хочу помочь тебе. Я не знаю, насколько серьёзна твоя болезнь,- счёл возможным сказать неправду отец Василий,- но любое ниспосланное нам испытание надо принимать во всеоружии, не впадать в меланхолию. Грех - это опускать руки перед трудностями.
- Но как же... что же я должна?- зная свою участь, она не догадывалась, к чему её призывает священник.
Отец Василий сумел растопить лёд недоверия, заинтересовал, завязал беседу.
- Сейчас тебе Лида,- он решил ещё более сблизиться, назвав девушку по имени, поступая явно против правил проведения исповеди, хотя в общем это была и не исповедь вовсе,- тебе надо забыть о болезни, или хотя бы меньше о ней думать. Найди что-нибудь, займи себя, думай о другом.
- Не могу... не могу я батюшка. Это невозможно.
Услышав "батюшка" отец Василий окончательно понял, что "контакт" налажен и вдохновенно принялся "развивать успех".
- У человека всегда есть возможность не думать о худшем, и главное Лида, не завидуй.
- Кому... тем, кто здоров, кто ходит на дискотеки, живёт полноценной жизнью?- вопрос прозвучал вызывающе.
- Можно и так сказать. Но если конкретно, не завидуй тем, кто живёт во-грехе и не понёс пока наказания. Ты ведь не раз мысленно взывала к Богу, почему ты, а не они?
- Да... как вы догадались?- голос девушки звучал растерянно.- У нас ведь есть и такие, и в школе были, и в колледже... некоторые с четырнадцати лет и с парнями и с мужиками, и им ничего,- лицо девушки исказила гримаса негодования и обиды.
- За всё воздастся, ни одно деяние, ни хорошее, ни плохое не ускользнёт от ока Господа.
- Ну, а мне... мне-то за что!?
- А с чего ты взяла, что подвергаешься наказанию? Помнишь, я говорил об испытании. Может Господь хочет знать, готова ли ты их перенести. Знаешь, сколько людей так же тяжело болели, или попадали в иные, казалось, безвыходные ситуации. Но твёрдость духа, основанная на вере в Господа нашего не раз творила чудеса. Но для этого у тебя не должно быть таких мыслей, которые тебя посещают. И этой мысли... о твоём парне. Ведь ты совершенно права и тебе не о чём жалеть. Если ты безгрешна, разве можно об этом жалеть? Будь и в испытаниях такой же, какой была до них, укрепись верой, помоги себе и своим близким. Разве не видишь, как они переживают?...
Отец Василий ещё долго говорил с умирающей и, похоже, сумел заронить в её сознание, что-то вроде надежды. Кажется, она поверила ему, во всяком случае, охотно взяла принесённые им тексты молитв. Она даже покаялась кое в каких грехах, хотя он этого и не требовал от неё... покаялась за те мысли, что посещали её, когда весь свет ей стал противен, и она никому не желала добра. А вот в свою очередь сказать, что Господь, иной раз, призывает к себе таких как она, совсем юных... безгрешных, отец Василий так и не решился.
Через три недели Лида умерла. Отца Василия позвали на отпевание. На похороны пришло очень много народа, родственники, подруги, учащиеся и преподаватели колледжа. Много плакали, говорили речей... Лида лежала в гробу прекрасная и спокойная, даже какая-то удовлетворённая, словно ушла из жизни без болей, мучений, будто и в смертный миг не сомневалась, что это не конец её бытия...