Аннотация: Версия вторая, исправленная. Спасибо Мелкой Вредности!
Рождение.
Пролог.
Сырость, вот что всегда, словно тень, сопровождает большие родовые замки. Длинные ли, до пола, стрельчатые окна, аль широкие, мало позволяют должным образом освещать большие помещения на любых этажах или полуподвалах. Он стоял у окна своей спальни на втором этаже замка ЛеСкала и смотрел на улицу, вниз. Там был виден подъезд к замку, вымощенный крупным, слабо оттесанным камнем. Мостовая сделана не так давно, около ста лет назад, поэтому края камней иногда цепляли копыта лошадей. Так и сейчас, лошадь одного из прибывших зацепилось копытом правой задней ноги за выбоину. Она, едва не споткнувшись, заржала и чуть не скинула своего наездника - какого-то франта в темно-синем плаще. Случайность.
1.
Молодой человек в темно-синем плаще, с двадцатью пятью талерами в кармане приехал в Гасталласу, столицу крупной провинции Асталона. Нет, он, и его семья не были столь бедными - знатный род Гусмерайнов за полтысячелетия своего существования как отдельного от еще более знатного рода Протайригов, ныне полностью выродившегося, смог скопить приличные даже по современным меркам богатства. Просто молодой человек приехал не завоевывать мир, а, просто тратить свои деньги на развлечение, на выпивку и на приобретение новых друзей. Таковы традиции семьи Гусмерайнов, чьи отпрыски соревнуются веками в изощренности кутежа и попоек.
Вайлен, так звали молодого человека, остановился в средней цены гостинице, или как называет свое заведение хозяин - венте «Голова гоблина». Вента приличная, без новомодных штучек, вроде кордебалетов и «любовных пристроек», однако и цена соответствующая. Пансион. Оставив пятую часть своих денег тавернщику, и выбрав комнату, Вайлен поспешил на улицы города. Туда, где кипит жизнь, и плодятся утехи, ища своих жертв - как истинных знатоков по делу развлечений, так и провинциальных новичков, только что прибывших в свой первый крупный имперский город.
Грандвио, то есть «большая улица», есть в каждом втором городе Империи. И Гасталласа здесь не исключение. Широкая изначально, она вмещает в себя сотни питейных заведений, магазинчиков и просто лавочек, где можно купить как немудреный товар, так и заморские штучки, которые увидишь только в центре большого города. Вайлен, чья вента была в двухстах шагах от начала Грандвио, дошел до этой городской артерии не спеша, тщательно изучая окрестности, как научил его старший брат. «...Запомни, Вэл (только брат звал его этим сокращенным от Вайлен именем), то, что рядом с твоим «убежищем», должно быть знакомо как тот лес, что за нашим замком. Возможно, тебе придется воспользоваться тьмой в узких улочках, когда будешь скрываться от недоброжелателей, спешащих «раздобыть скальп» очередного прохвоста с деревни. Будет прискорбно, если ты забежишь в тупик или свалишься в вечно открытый люк зловонной дыры города!..» Но очень скоро он прервал свое занятие, когда увидел...
Узкий, явно не имперки лоб, слегка темноватая кожа, то есть смуглая, как подкопченный рэагнульский сыр, особенно на лице и... в иных местах, вот что увидел Вайлен в первую очередь. Она выходила из дверей лавки модного портного, слегка приподнимая платье над порогом и нагибая голову, ибо была очень высокой девушкой. Вайлен остановился посреди улицы, чем удивил прохожих, вызвав едва слышимые, но от того не менее обидные комментарии вроде «провинциальный ротозей»... И в этот момент она подняла глаза, заглянув в его... нет, не глаза, но прямо в душу. Тьма глаз, в цвет вороных волос, сразил наповал отпрыска сельской знати. Нет, конечно... он и ранее встречался с прекрасными особами другого пола, но...
В тот миг она быстро ушла, не то что, не заговорив с Вайленом, но, даже не взглянув на него толком. Он стоял еще минуту, прежде чем очнулся и продолжил свой путь. Но отчего-то не верил молодой человек, что встреча их была последней...
Он дошел до Грандвио, влившись в великое русло города в районе небольших кофеен, новомодных заведений, где пьют горький южный напиток и ведут мудреные беседы интеллектуальная молодежь и чиновники Империи в отставке. Круговорот улицы, где, вроде и небольшой, поток людей несет, как течение реки неудачно в него зашедшего или куда устремленного, и где считается искусством попасть в искомое. Этот поток завел Вайлена в небольшую кофейню «Тихая метла». Там стояла пара-другая столиков, за одним из которых сидел какой-то франт, одетый по последней столичной моде, да бармен за деревянной стойкой, что прикрывала немудреную кухоньку с ее убийственными пряными запахами. Вайлен, казалось потерявший дар речи, с трудом выговорил что-то вроде «коффа, одну», и почти сразу услышал за спиной:
- Что нового в провинции, в глубинке?
На нем была странная куртка, та самая, что носила в начале столетия в Сторее гвардия Императора: короткая, узкая в талии, с большим широким воротом, с тремя пуговицами, у парня эти пуговицы были треугольными, из чего-то, заменяющего перламутр. Шляпы на голове не было, она осталась лежать на столике - это была типичная корнуолка: ромбообразная шапка с острым концом наверху, только вот края были по-щегольски загнуты вовнутрь, как позднее стали носить широкополые шляпы.
На поясе в простом кожаном чехле висел кривой нож, такой позволялся к ношению простолюдинам. Либо парень был не знатного рода-племени, либо...
- Вы, верно, не расслышали? - парень достаточно ехидно улыбнулся, - что там, вдалеке от столиц Империи?
- Столиц? - Вайлен по-деревенски удивился, - а где здесь еще одна столица?
- Вы, парень, так не шутите, - незнакомец скорчил серьезное «профессорское» лицо, - давно известно, что столицы провинций тоже столицы Империи. Гасталласа, наш любимый город, тоже к ним относится. Ваш вопрос у истого горожанина может вызвать оправданный гнев...
Парень продолжал в том же духе, но Вайлен не слушал, понимая, что его дурачат. Он огляделся вокруг, заметил, что бармен куда-то отошел, и тогда постарался незаметно от собеседника опустить руку на эфес. Незаметно не получилось:
- Эй-эй! Что это вы задумали?! Где ваше благородство, милорд, где благоразумность? Да. Я не представился вам, и моя ошибка и промах, я вижу, лишь в этом. Роуллэр Паркиндор, сквайр восточного дистрикта. С кем имею честь?
- Вайлен Гусмерайн. Сын графа Дебонны Гусмерайна. Вы и в правду «расстроили» меня. Но не ваше имя, пусть и менее благородное, чем мое, виною. Мне показалось, что вы дурачите меня, надеюсь, это лишь «показалось»?
- Что вы, милорд. Это все сегодняшняя жара. Похоже, она повлияла на нас обоих, но, конечно в большей части, на меня. Прошу прощения, если как-то вас обидел...
- Обидел? Вы многое на себя берете, обидеть меня сложно, но опасно... хорошо, вы заслужите всяческое прощение, если скажете, где в вашем родном городе самый лучший кабак.
Роуллэр опять ухмыльнулся, почесал руку об руку, и, казалось, подавляя смех, произнес:
- Кабаки... поверьте, милорд, кабаки остались за городом, а здесь это прекрасные венты, где отдыхают и едят, кофейни, где собираются ученые мужи и дочери аристократов, и великолепные «алькафы», питейные заведения на южный манер, где употребляют не только вино и столичный эль, но вдыхают странного свойства порошки и курят пряные травы...
Вайлен слушал собеседника, мысленно уже вдыхая терпкие восточные ароматы особых настоек, туманящих взор, но просветляющих до бесконечности ночного неба разум.
- Но самое лучшее заведение, и есть, конечно, такое. Работать начинает поздно вечером, через час, как темнеет, - Роуллэр перешел на шепот, в секунду став похожим на заговорщика. Вайлен на какое-то мгновение даже испугался, но быстро нашелся и изобразил на лице ухмылку так, если бы понимал, что собеседник паясничает.
- Что же это такое? «Алькафа» для лордов? Воровское заведение? Или как?
- Нет, мой друг. Там конечно подают кальян и кое-что покрепче. Так же в почете вино дорогих марок. Но, нет. Я не буду тебе ничего объяснять. Я лишь могу сказать, что происходящее в том месте ты более нигде не увидишь.
- Не будет с моей стороны грубостью не поверить вам, сквайр?
- Было бы глупостью поверить, - почему-то напрямик и без лести, да, к тому же, громко, произнес Роуллэр, - ибо и я, и тот, кто привел меня Туда... тоже не поверили сначала. Даже придя туда и услышав... Я сказал Вам достаточно, Милорд. Сегодня, сразу, как стемнеет, я буду ждать вас у Новой колоны, что рядом с Собором. Жду полчаса, затем ухожу, а пока...
Роуллэр вдруг взглянул через плечо Вайлена, так, если бы увидел кого-то знакомого. Инстинктивно, Вайлен обернулся. Нет нужды говорить, что за спиной его никого не было, а, повернувшись обратно... Роуллэр, если его и, правда, так звали, пропал. И звука не было, как он ушел. Вайлен, он не стал дожидаться, когда бармен, странным образом пропавший куда-то, принесет чашку кофе, и вышел из кофейни, так и не испив свой напиток.
2.
Центральная площадь в Гасталласе - впечатляющее место для приехавшего из сельской глубинки. Отсюда начинает свой путь по городским кварталам Грандвио и еще десяток улиц. Суд, Ратуша, Резиденция Прокурария и, конечно, Собор Церкви Пути Святого, именуемый не иначе как Гасталлийским Кафедральным. Пусть он и не является Станционарием, однако считается одним из главных святынь Империи. Именно здесь, в нелегкое для отчизны время, когда враг буквально стоял у ворот, Император Кэрали получил благословение от Фриза Асталфия, после чего выиграл важный бой с ассами, предотвратив потерю земель Взгорья. Ныне на Взгорье хозяйничают орки, и многим представляется, что уж лучше ассы, чем эти шерстепалые нелюди. Вайлен был впечатлен в полном смысле этого короткого, малоемкого слова. Старый камень, с воплощением в нем великих идей, превращает пустоту в величие. Мраморные многофутовые колоны поддерживают фасад вечного здания. Купол уходит далеко в небеса, касаясь своим тупым острием седых облаков.
Как поступил бы всякий истовый имперец, Вайлен, решив посетить святое место, вошел через главный вход в холл Собора. И был впечатлен тем тотальным полумраком, что традиционно царит в церковных помещениях. Огромного размера зал, что был практически пуст, казалось, мог вместить в себя не одну сотню тысяч верующих. Вайлен обошел зал по периметру, любуясь витражами на окнах и гобеленами на стенах. Особенно порадовало его изображение его дальних предков из рода Гусмерайнов: двух братьев Альфина и Ротарда, которые в свое время спасли сына Императора, чем заслужили всяческую похвалу и прославили род свой на всю Империю. В середине зала находился спуск в склепторий, где хранится прах тысяч настоящих сынов и дщерей Империи. Где-то там есть вазон с табличками, где имена тех же Альфина и Ротарда, а также прадеда Вайлена, Стородира Гусмерайна, умершего тринадцать лет назад от рук наемных убийц. Стородир был Прокурарием Асталона всего двадцать один год, но вошел в историю провинции как истинный защитник ее интересов и борец с инакомыслием и развратом. За это и пострадал, лишившись жизни.
Но эти мысли лишь на малое время заняли Вайлена. Очень скоро его взгляд превратился в луч, ищущий что-то в немногочисленной толпе пришедших в храм. Он искал тьму в полумраке...
Сумерки пришли внезапно, как это может происходить лишь в больших городах и на юге Империи. Вайлен зашел в здание суда, посмотреть на место, откуда вершится имперское правосудие, а, когда вышел из него, то полумрак занял свое законное место на площадях и улицах города, кое-где, особенно в маленьких улочках, обретая черты собственно ночного мрака. Механические часы на ратуше показывали полчаса до начала ночи. Время есть, но для чего? Что можно сделать в столь короткий промежуток времени? «Выпить кружку эля», - подумал Вайлен и увидел в ста шагах от Ратуши приличное заведение. Это была вента «Золотой Биург».
Веселье, выкрики подвыпившей «золотой» молодежи, тепло жарких девичьих тел, снующих с подносами туда-сюда. Вайлен и не заметил, как пролетел час. А опаздывать он не любил.
3.
Её поставили четыре с половиной столетия назад, в память о победе над гоблинами в восточных болотах. Так как до этого практически на том же месте, уже стояла одна колона, то эту назвали Новой. Через три десятка лет старая колона была разрушена при непонятных современных историкам обстоятельствах. А Новая... осталась Новой. Закутанный в грязно-коричневый плащ и с той же шапкой на голове, Роуллэр, а это был именно он, узнанный Вайленом, стоял в условленном месте. Он курил какую-то дешевую папиросу, что продают, наверное, в самых грязных кварталах города. Рядом с ним не кого не было. Хотя ощущение такое, что где-то кто-то рядом стоит и наблюдает за тобой. Попытки оглядеться результатов не дали: не то что бы никого рядом не было, только вот... не был Вайлен следопытом или воином, чтобы чувствовать засаду, чужие, следящие за тобой глаза.
- Я вижу, ты не спешишь, - обычным тихим голосом провещал Роуллэр, - понимаю...
- Когда это мы перешли на «ты»? - Вайлен изобразил удивление на лице.
- Брось... бросьте, Гусмерайн, если вам так угодно. Скоро вы и вас будет звать на «ты» полгорода, если я не ошибся в определении того, зачем вы приехали к нам. Впрочем, время идет. Нам пора.
Роуллэр, закутавшись сильнее в свой плащ, пошел в сторону Приоры - еще одной большой улицы Гасталласы. Он двигался быстро и бесшумно, как рысь в ветвях дуба. Очень скоро, они прошли часть Приоры, и свернули на какую-то незнакомую Вайлену небольшую улочку. Далее, опять поворот, еще один... Вайлен старательно пытался запомнить дорогу, но, с не привычки, это ему почти не удавалось. Скоро, они, похоже, куда-то пришли. Роуллэр подошел к каким-то малоприметным дверям старого обветшалого дома и ударил три раза, после чего из окна над входом высунулась старушечье лицо:
- Что надо, фулиганы?
- Ваша милость, Герцог Разульина прибыл ко двору Его Величества!
Вайлен ожидал, что на бред его спутника старушка разразится непристойной тирадой слов, но... видимо, это был пароль. Буквально по прошествии несколько секунд двери открылись. Не широко, ровно на столько, чтобы Роуллэр смог пройти, а вслед за ним и Вайлен. За дверью оказался...
- Осторожнее! Береги голову!
- Берегу, берегу...
Роуллэр вел своего спутника по лестнице вниз, куда-то в недра здания, а, может, и всего города. Дорогу освещал факел в руке ведущего, при этом Вайлен еще подумал, а почему не масляная лампа?
- Сейчас будет балка! Ага! Вот она. Итак, мы почти пришли, - Роуллэр подвел Вайлена к двери, которой кончался спуск, - теперь ты... вы должны мне пообещать, что все увиденное вами здесь, все, останется тайной. Вы обещаете?
- Глупо, Роуллэр! Я - Гусмерайн и не даю скоропостижных клятв.
- Нет, Милорд. Сейчас другая обстановка. Если вы не даете слово - то будьте любезны вернуться. Вы с легкостью найдете выход, я уверен... Также, уверен, что более этого дома вы найти не сможете...
- Прекрати! Вы что думаете - я трушу?
- Нет, конечно, я это не говорю...
- Но думаете! Димабл с вами. Вот мое слово - если в этом доме, если это вообще дом! Если здесь не происходит ничего противного имперскому закону, если я не буду принужден к нарушению сего... Приватность сих жилищ останется таковой! Вот мое слово!
- Я рад, милорд. Прошу Вас!
И он открыл дверь.
Тысячелетия тайн, казалось, скопились за дубовыми створками, скрепленными тяжелыми чугунными скобами и петлями к стене. Так долго открывалась эта старая дверь. И это того стоило. Грязный подвал сменился роскошным салоном в стиле староимперских аристократических бань юго-востока. В огромной зале, с прекрасными мраморными колонами и куполообразным потолком, сплошь покрытым диковинными рисунками в стиле «даркадалических ночей», когда буйная яркая зелень сочетается с фантастическими картинами южных животных. По полу, если так можно назвать эти сплошные лесенки и переходы, отделяемые друг от друга уровни декоративными перилами и бордюрами, всюду, лежали нюнгарские и саинские ковры тонкой работы, а на коврах возлежали...
...Назвать их богинями Вайлен не мог, ибо был, как известно, истинным имперцем и верующим в силу Пути, то есть не признающим наличие богов, кроме сынов Аджа, да и те не боги, а «силы небесные». Не был он и в гареме кагана Нюнгары, чтобы сравнить их с тем наипрекраснейшим собранием женской красоты. Но одно точно - Вайлен был впечатлен обилием и блеском полуобнаженных тел прекрасной части рода человеческого. Десятки цветов глаза и кожи, при тысячах оттенков, длины волос изобилие... Они возлежали на коврах, как лежат в лесу цветы на полянах. Нет, это не сад и не цветник, это дикое поле...
- Роуллэр! Я вижу, вы не один? - к пришедшим подошел экстравагантного вида полный господин, одетый в широкий камзол без пуговиц и восточные шаровары, в которых любят ходить негоцианты, приехавшие с южных портов Срединного моря. Толстые пальцы, сжимавшие какую-то странную плетку, были унизаны перстнями и кольцами разных форм и размеров.
- Ах, Лаарина, представьте себе. Я нашел истинного знатока и любителя восточного искусства, - Роуллэр подмигнул Вайлену, мол, поддержи, - он очень интересовался вашей «хайлафой», считает, что только в Лияне делают настоящую...
- О, Роуллэр. Перестаньте! - сказал толстяк, - не смешите меня, я прекрасно знаю все ваши шуточки. Не сомневаюсь, что наш гость - знаток востока, но «хайлафа» в Лияне» - это только ваша, причем истинно бредовая, идея, не так ли?
- Полноте, разлюбезный Лаарина...
Вайлен уже не слушал диалог двух выживших из ума демагогов. Он увидел Мрак.
Где-то далеко, совсем не здесь, играла виолончель, напевая старинный любовный мотив, что слышал Вайлен и многие другие отпрыски старинных родов с детства. Переходы звуков щекотали слух и воображение, строя фантасмагорические картины, не реальные по своей сути, а не только форме или содержанию. Среди звуков плыл великолепный корабль, судно, яхта с белыми парусами из нежнейшего гронглийского шелка. Она плыла, эта яхта, искусно огибая рифы человеческих тел и спускаясь по крутым порогам переходов и лесенок. Нежнейшие ножки, босые, как первозданная трава в глубине леса, почти не касались... Нет! Они просто не касались пола. Руки сами собою плыли рядом с телом, лишь великолепнейшими плечами обозначая единство. Перебирая в воздухе как весла древних галер, они несли сие великолепие... к сожалению, в сторону. И лицо прекраснейшей жительницы южных светил обращено на восток, но не на Вайлена, огорчая его и предвосхищая тайную надежду. Которая оправдалась буквально через мгновение...
...Музыка, начавшаяся как нежнейший поток воды со склона скалы в предгорьях Южного Асталона, постепенно усиливала свой бег, превращаясь в мятежный поток горной речушки, с ее порогами и перекатами. Вот. Пройден один порог, другой... вода вскипает, как кровь Вайлена при виде сей красоты. Руки неведомых сильнее тревожат струны божественного инструмента, рождая мысль о мятеже мыслей в юношеской голове. Он возжелал, нет, он сделает. Он подойдет к своей яхте, он найдет ее среди волн. Он станет с ней одним целым, даже и, не понимая, что это такое. Он и она. Он видит и слышит, как и она. Видит. Удар. Еще удар. Руки порыв. Сейчас!
Кровь ударила в голову.
Лишь моргнув, она взглянула на него. Незнакомка взглянула на Вайлена.
4.
- Она, - Вайлен произнес это так тихо, но, удивительно, Роуллэр услышал.
- Да, это Алифи. Дочь Барука, начальника городской охраны. Она - наша сестра.
- Она... - Вайлен не слушал своего недавнего знакомца. Возможно, зря.
Вайлен лежал на одном из ковров под ветвями южного дерева, похожего на пальму. Дивный рисунок ковра, несомненно, приковал бы внимание юного сына графа, но сидящие рядом создания стояли первыми в очереди в этом деле. Нежная кожа и неземные черты лица, гибкие кошачьи тела, одетые в прозрачный шелк и тонкой работы золотые ткани. Вайлен не смог бы устоять, если бы не. «Алифи», - он ежеминутно произносил это имя, не в слух, про себя, но произносил. Она заняла его мысли, она стала основной, единственной его мыслью.
А затем был кальян. Он вдыхал дым из прозрачного сосуда, понимая, что только он может помочь ему забыться. Дым входил в молодое, не привыкшее к сему, тело, и изредка вылетал малыми колечками. Вайлен умел курить табак, свернутый в толстые сигары, но содержимое стеклянной бутылочки, коварное и прекрасное, как она, Алифи...
Проснулся Вайлен от страшной головной боли. Под ним лежала кровать из его номера в венте «Голова гоблина». Оглянувшись, он увидел сам номер. В окне уже знакомый городской пейзаж подсказывал, что, как минимум, наступило утро. Страшный гул вокруг и сухость во рту. Страшная сухость. Вайлен попытался встать, но с первого раза ничего не получилось. Со второго раза он опустил ноги на пол, но попал ими во что-то жидкое и липкое.
- Молодой господин хорошо вчера отдохнул? - хозяин венты стоял за стойкой и выглядел омерзительно свежим.
- С чего это вы решили? - спросил Вайлен, стараясь не смотреть на тавернщика, на посетителей, которых, возможно, и не было и на... ни на кого старался не смотреть.
- Вас принес... вас привели какой-то молодой господин. Он просил помочь проводить вас в номер и, особенно, просил не будить, дать выспаться. Я и не собирался вас будить, я никого не бужу...
- Я знаю. Эля. Нет, воды.
- Лимонной воды, может быть, желаете? Знаете, очень помогает...
- Да-да, давайте. И, это. Пошлите кого-нибудь, в номер. Убраться.
К полудню Вайлену не полегчало, но и не стало хуже. Желудок перестал бунтовать, лишь единожды не восприняв лимонную воду. Тавернщик сказал, что так бывает. Вайлен ненавидел тавернщика, его жену, сына, обеих дочерей, всю прислугу, Роуллэра, толстяка Лаарину, и... Алифи...
...Хозяин венты не долго думал над вопросом Вайлена:
- Да, я знаю начальника стражи Баруку. Нет, лично не знаком, но кто не знает этого чернокожего палача! Говорят... да что говорят! Я сам видел, как он при мне и еще сотне честных жителей оторвал человеку руку, за то, что тот украл курицу. Отрубил ее своей кривой саблей и бросил на корм собакам.
- А что, у них на юге так принято?
- Да какая разница, что принято на юге? У нас - Империя! Что скажет Император, если узнает, какие порядки в его провинции. Нет, это определенно варвар, причем почище этих треклятых остолопов ассов...
Вайлен не стал спорить с тавернщиком. Тем более что его зовут Хамыр. Хватит с него и этого...
Жаркий вечер выдался в Гасталласе. Люди попрятались по домам, кто, прибегнув ко сну, а кто и просто к неге. Вайлен, все еще с гудящей головой, шел по шатким тротуарам города, который постепенно стал ненавидеть. Эти стены, дома стен, безлесные улицы, темные от растительности и бесхозяйственности парки и скверы, отсутствие людей, и их засилье. Вот и этот, как назвал его Хамыр, остолоп асс...
Странная какая-то слежка. Этот разодетый чинушей асс следил за ним либо не умело, либо нарочито показывая факт соглядатайства. Вайлену было все равно. Он шел туда, куда... он сам не знал, куда. Но шел. Сквозь туманы тысячелетий вспоминались слова Роуллэра: «На том же месте в тот же час...». Или это песня?
До наступления темноты оставалось три с лишним часа.
Круглый стол в небольшой зале маленькой венты. Многословия раздолье, не мало и выпитого. Третья кружка эля, уже наполовину пустая. Столичный эль, так они называют это. Но разве это «столичный», если до величественной Стореи много-много дней пути. Пути. «Да святится Путь, в который мы верим», - почему-то вспомнил Вайлен, доопорожняя кружку и разглядывая её странное шершавое от неровного обжига глиняное дно. И опять это лицо, наглое асское лицо, будь неладен весь север и вся их Валгалла. Что ему надо, интересно. Может, спросить?
- Да, я знаю. Вы негодуете, что я преследую вас, господин Гусмерайн. Я каюсь в совершённом и жажду объясниться, - незнакомец, не похоже, чтобы он насмехался, - Меня зовут Асгальд Раад. Я служу его Императорскому Величеству, защищаю интересы его и всего имперского народа, борясь с негодными жителями нашей родины. Да, я асс, но только на половину. Мой дед стал подданным Империи более ста лет назад и в тот же год отдал ей жизнь в борьбе с врагами. Так что я честно заслужил право называться имперцем.
- Я совершенно не могу понять, зачем вы мне все это рассказываете. Чем это оправдывает, что ваши глаза следуют за мной как за каким-то еретиком?
- А затем, - Асгальд при этом привстал и приблизился всем телом к Вайлену, - мой милый Гусмерайн, что вы ввязались в глупую игру. У вас неприятности, мой друг. Пахнет, и ой как сильно пахнет изменой!
- Что? Вы в своем уме? - рука Вайлена автоматически нащупала эфес шпаги.
- О, да! Где вы были вчера вечером? Какие у вас дела с государственным преступником, называющим себя Роуллэр Паркиндор, сам будучи Самарканом из Нюнги, разбойником и еретиком, преступающим все законы Империи?
- Ложь!
- Вы уверены?
Асгальд и Вайлен продолжали достаточно громко спорить, хотя в зале было полно народу, а на видном месте, у стойки, черновласый гуторец, в старой безрукавке и потертых дорожных штанах восседал с гитарой на высоком стуле и пел песню своей далекой страны:
Когда под вечер наползет туман,
И я пойму, что все кругом - обман,
Я поднимусь и разожгу огонь,
И со двора ответит ржаньем конь,
И обведу я взглядом темный зал,
И я пойму - о, как же я устал...
К гитаре вдруг потянется рука,
Но музыка умолкла на века...
Многие, но не все, сидели молча и слушали певца, благо голосом последний обделен не был. Перейдя к куплету, гуторец встал со стула и начал ходить по залу, продолжая играть:
Только огненный зверь
Вдруг проснется во мгле,
Только будет рассвет
На проклятой земле!
Бросить вызов судьбе,
Закусив удила -
Или в сердце клинок,
Или в горло стрела!
Певец мерно кружился по залу в такт музыки, умело перебирая пальцами по струнам, но вот, когда дошло до слов клинок, он внезапно остановился аккурат возле Вайлена и Асгальда. Когда прогремело «...в горло стрела!», южанин неожиданно подбросил гитару в воздух, где она несколько раз перевернулась и... Во время полета гитары левая рука гуторца сделала неуловимое глазу движение в сторону Асгальда, а правая рука схватила Вайлена за ворот. Гитара вернулась аккурат на прежнее место. Вайлен смотрел не на гитариста и не на его гитару. Он смотрел на застывшего Асгальда, у которого в ухе торчала рукоятка стилета, а по щеке начала свой путь струйка крови. Гуторец резко дернул Вайлена и потащил к выходу. В зале стояла мертвая тишина, как если бы стилет посетил ухо каждого из посетителей.
На улице их встретили сумерки. Тьма сгущалась в проулках, но свет еще падал на шпили зданий, не давая повода для зажигания огней. В один из проулков, тихий и грязный, бегущие и свернули.
- Сударь! Я прошу вас остановиться и объясниться! Вы втянули меня в преступление, и я просто требую объяснений, - Вайлен кричал на бегу, он бежал следом за гуторцем, хотя тот уже и не держал его за ворот.
- Не время, - лишь сказал бегущий впереди.
Они пробежали еще через три улицы, и только тогда гуторец перешел на ходьбу, чем снова воспользовался Вайлен.
- Сударь! Вы должны объясниться...
- Я должен? - Гуторец резко остановился, да так, что Вайлен чуть не наскочил на его гитару. Незнакомец развернулся и посмотрел на юного Гусмерайна недобрым взглядом, - я ничего и никому не должен, кроме одного... человека. То, что я сделал, то я посчитал нужным сделать. Вам я отчет давать не обязан и считаю Вас обязанным мне.
- Что?
- Да-да. Я помог вам избежать виселицы. Вы можете не верить, но это так. Я - друг Роуллэра. Если вы хотите узнать подробностей происшедшего, то следуйте за мной.
Гуторец собрался идти далее, но Вайлен дернул его за рукав. В тот час у горла Вайлена блеснул острие стилета:
- Не стоит так делать, Гусмерайн!
Вайлен не потерял самообладание и аккуратно отодвинул руку гуторца. Надо сказать, что гуторец нисколько этому не сопротивлялся:
- Я лишь хочу знать, как вас зовут! Вы знаете меня, но ваше имя...
- Вейен.
5.
Они пришли опять к Новой колонне. Но Вайлен остался в двухстах шагах от нее, как велел Вейен. Конечно, сыну графа Империи не очень-то нравилось подчиняться какому-то бродяге-музыканту, но сталь стилета способствовала послушанию. В вечернее время, по площади, на которой стояла колонна, гуляло много народу. Кое-кто озирался на одинокого стоящего в узком проулке между двух домов, юношу. Но в основном это были молодые красавицы, и их интерес был далек от политики и борьбы с преступниками Империи.
Вейен вернулся через несколько минут и один. На вопрос «где Роуллэр?» он ответил невнятным жестом руки. Вайлен не стал повторять вопроса. Они пошли по дороге, уже знакомой Вайлену. Они шли в Салон.
Дверь в этот раз открыл другой, тоже полный человек, только одетый в обычный сторейский костюм - широкие штаны, куртка с узким воротом, пояс-кушак. За поясом висел широкий тесак. Салон за ночь полностью преобразился. Вместо ковров и девушек стояли несколько столов, стулья, на стенах - пестрые гобелены на торговую тематику. За одним из столов сидели трое мужчин, похожих на негоциантов и играли в какую-то карточную игру. За дальним столиком, в углу, под развесистой пальмой, оставшейся, видимо, со старого интерьера, сидела Она.
Вейен сам привел его к ее столику, сел за один из свободных стульев, закинул ногу на ногу и стал наигрывать какую-то мелодию на гитаре. Вайлен не решался так вот сесть, тем более что Алифи даже не поглядела в их сторону, а так и продолжала изучать рисунок висевшего на стене гобелена: сотня торговцев брала штурмом большое здание, размахивая зажатыми в руках какими-то бумагами.
- А они явно расстроены, - Вайлен, к своему стыду не знал, что происходит в изображенной на тряпице сцене.
- Они разорены, и виноват в этом тот, кто в здании, - голос Алифи звучал хоть и несколько грубовато, с явным южным акцентом, но Вайлен воспринимал его равным пению лесного ручья, - мы знакомы?
- И да, и нет. Я знаю ваше имя. Меня же зовут Вайлен, из рода Гусмерайнов.
- Очень приятно, Вайлен. Знаете, действительно приятно видеть новое лицо в нашей достаточно скучной кампании. Вот, Вейен. Кроме пения, он ни на что не способен.
Лицо Вейена вспыхнуло огнем, но он не произнес ни слово, лишь более сосредоточено стал наигрывать свою мелодию. Вайлен тоже мог возразить, зная, на что еще способен гуторец, но промолчал.
- Вейен. Вы пели интересную мелодию, там, в таверне. Как я понял, вы не допели ее до конца?
- Да? Вам понравилось? Я не заметил, чтобы вы хоть немного внимательно меня слушали тогда, - укол Вайлену был достаточно внушителен, и, видимо, этим насытилось самолюбие Вейена, - но, так и быть. Я спою ее. Сначала.