Горничная с искусной имитацией ливерпульской проститутки кругом крутила задом, развешивая банные и велюровые полотенца, и постилая кровать для ночного отдыха. Её вкус вызывал отвращение: на ногах она носила чулки в сетку, изрядно потрепанного вида, со слабой резинкой, которая была готова принять в себя пару лишних купюр посетителя. Мужчина, стоявший вместе с ней в комнате, ожидал её ухода, - окинув взглядом его лицо, можно было предположить, что человек довольно сосредоточен и груб, но его осанка и телосложение противоречиво объясняли его хрупкость. Поэтому, покидая номер, она напоследок запустила глаза в его бесцветные радужки - не прочь пожелать хорошего отдыха, но, заприметив безучастность, молчаливо вышла, продемонстрировав стуком двери свой необузданно-знойный темперамент. Когда шуршание дешёвых туфлей на шпильке за дверной створкой плавно стихло, мужчина в крупном траншейном пальто плюхнулся в кресло. Он сидел неподвижно на протяжении 10-ти минут, уставившись на прямоугольную коробку, которую вскоре предстояло разобрать. "Эта так по-туристски!" - произнёс он это среди других мыслей, весьма чужеродных. Когда его руки перестали перебирать штабеля домашней одежды, незнакомец затворил дверь и сел на край постели, готовясь к сновидениям... Вероятно, можно было прийти к подобному заключению, если бы он не продолжал неотрывно таращиться в старинное напольное покрытие. Вволю насмотревшись, столь загадочный мужчина привстал и погрузил свою кисть в тёмный промежуток меж кроватью и полом. Нелёгким рывком кровать подскочила и сместилась.
- Вот оно что! - просто и с ухмылкой отметил таинственный человек.
Линолеум в чрезвычайно болезненном состоянии скрывал под собой люк, видимо, канализационный. Судя по предоставленным схемам мистера Норбера, именно в этом номере придорожного отеля и был упрятан переход. Странник помнил всё до мельчайшей детали, хоть и держал их в руках короткий промежуток времени (я считаю, он был по-особенному профессионален в своём деле). К слову, он и до приезда в это место уверял себя в том, что комната пустует: немногие готовы просыпаться от потех труб, испускавших зловоние по всему мотелю, особенно в столь дождливые дни. Об этом хозяйка предупредила мужчину сразу в тот момент, как смятая бумажка опустилась в её сморщенную ладонь, в свою очередь добавив, о напористой борьбе с запахом и крысами.
Опустившись, парень отбросил подол тренчкота так, чтоб при поднятии крышки люка оно сберегло своё исходно-опрятное состояние. При этом, спускаясь в тёмную нору, в охваченную смрадом лабиринт из труб и коррозированных решеток, обласканных сочащимся гноем переваренной пищи, он всё продолжал следовать своему кодексу опрятности. Человек, содержащий в себе столь педантичный менталитет, не должен был допустить ошибку, так как и к делу он относился с особой осторожностью и строгостью, - подобным образом отзывалась клиентура, отчего мистер Загадочный-Норбер и сложил свое мнение. Как бы то ни было, у основания навесной лестницы мужчину ожидало болото из отходов, - только не спешите признать возможным тот факт, что этот суровый "маньяк" плюнет на принципы! А может он просто развернётся и уползёт обратно? Ответ - нет. Когда он вступил в зелёную смесь, то можно было заметить высокие "даки". И это было не упущение, а предусмотрительность, ибо наш герой этой истории знал о ливневых лавинах и тенденциях этого городка, соответственно, нисколько не вызывая чувство подозрения... Правда тренч оказался немного длинноват, поэтому, запустив карманный фонарь, ему довелось использовать придурковатую походку крадущегося рыболова, придерживая одной рукой поближе к поясу край пальто.
Мистер Норбер был приятным мужчиной, при встрече он пожал крепко руку и предложил сигару. Он вышел с прекрасного лимузина, а его сопровождение состояло из двух громил: представителей экваториальной расы.
Его лицо было гладко выбритым, чистым и сухим, с признаками крайней ухоженности более присущей человеку истероидного типа личности; когда он раскрыл рот, то манера разговора и мимика дополнили и удостоверили недавнее предположение.
- Вы всё же приехали, мистер Колфилд, - улыбчиво произнёс и добавил: - А вы непохожи на 17-ти летнего юношу или эта ваша любимая книга?
Норбер знал, что человек напротив тщательно скрывает свою личность и все персональные данные. И он не особо ценил подобного рода недоверие по отношению к нему, даже если это противоречит безопасности и профессии оного.
- Вы не забыли "доки"? - уловив в поведение невнятную халатность, человек в пальто с поднятым воротником без промедления перешёл к деталям.
Норбер истомлено произнёс:
- Да, они при мне.
Кинув жест в сторону двух здоровых мужчин в черных костюмах, Норбер вольно протянул руки в ожидании дипломата, который в считанные секунды и был ему преподнесён.
- Возьмите, у вас есть пара минут до того момента, как документы опять уйдут в кейс, - вздохнув, закончил мистер Норбер и встал в стойку ожидания, вытянув ногу и изогнув руку для любования за мерцающей минутной стрелкой ювелирных часов.
Вторая минута ещё не успела обрисовать окружность, как человек в пальто сложил все бумаги обратно в дипломат и передал мистеру напротив.
- Я понял. Встретимся через 5 дней в этом же месте. - Колфилд развернулся и направился к стоящему за углом улицы черному Dodge Ram.
Удивлённо проведя взглядом немногословного Колфилда, Норбер передал сумку одному из своих телохранителей и бросился к автомобилю, что покорно шумел у аллейки. Переступив через порог, он подал сигнал "отправиться в путь".
- Колфилд и впрямь удивительная персона!
Некто, скрывающий свою личность и свои чувства, оказавшись в салоне аналогично быстро, не спешил заводить мотор. Он попросту сел, крепко вцепился в баранку и громко испустил вздох. На людях этот человек ведёт себя невозмутимо и без колебаний, но оставаясь наедине с самим собой, словно по щелчку, запускал внутри себя и чувства, и эмоции. Ему было достаточно чуть больше минуты, чтоб понять, что хочет от него заказчик: он делал это сотни раз и всегда с большим успехом; да, он и впрямь представлял из себя удивительного человека. Целиком предаваясь поставленной задаче, проявляя исключительно те внутренние возможности, которые и требовались для успеха, мужчина в пальто проделывал так, чтоб через пару дней на многих столбах города висели розыскные плакаты.
Дойдя до края следующего коллектора, главный герой столкнулся с перепутьем стоячей воды, которое требовалось преодолеть, чтоб дойти до решётки, разделяющей его и выход к дому Бейкера. Посмотрев по сторонам, он выбрал более подходящий, по его мнению, путь. Обласкав фонарным светом багряно-кирпичную стену, мистер Колфилд, как он сам назвался, обнаружил решетку с еле держащимися прутьями. Снеся рукой один прут, он спешно, без усилий покончил и с другими. Далее, пригнув спину, он пролез в пролом и вылез в еще дурнее пахнущий канал. Именно здесь он впервой оступился, прямо-таки в крысиный помёт, до такой степени множественно ими эксплуатируемый, что вода здесь имела другой оттенок, а полуарка тоннеля покрылась косметикой тёмного тона.
- Вот мелкие ублюдки! - прорычал Колфилд, ускоряя свой шаг.
За углом его ждала совсем неутешительная картина... Рой крыс мчался в его сторону издалека, при этом, за ними следовали противное урчание, доносившееся из их расшибленных перегородок, мерзкий посвист, процеженный сквозь выщербленные резцы, вместе с тем совмещенный с поскрипыванием аномально длинных когтей. Он растерянно следил фонарной струёй света за черным шквалом до того момента, пока, не преодолев оцепенение и панику, не кинулся в противоположную сторону. Дыра, что вела в более "приятную" канализационную обстановку, находилась в трёх ярдах от торопливо перетаптывающихся ног мчащего, - но внезапно сплошь все трубы и проходы заполнились новым омрачающим звучанием, которое случилось услышать лишь в ту пору, когда наёмник на карачках преодолевал пролом. Замерши, он ждал продолжение или повод для дальнейшего бегства, однако же, в подземном воздухе воцарилась мёртвая тишина. Ни верезга, ни плеска - ничто не указывало на то, что поблизости присутствовала жизнь. Приняв исходно-вертикальное положение по отношению к платформе, обрамлённой сточной водой и ведущей вдаль, к источнику ранее утопающего в гармонии уродливых грызунов, Колфилд осмелился продолжить свой маршрут.
Твёрдо повторюсь: развернуться и пуститься наутёк - совсем две разные вещи, которые невозможно было совместить с человеком подобного склада. Упрямо справляясь с каждой поставленной задачей, эта таинственная фигура стала одной из ключевых в криминальном мире. Насколько скрытный, сдержанный, терпеливый, настолько же и прямолинейный, свирепый и проворный - в меру содержащий в себе отличные повадки, пуская в ход каждую в необходимой для нее ситуации. Эталон искусного охотника на людей. По пальцам можно перечесть тех, кто видел его внешность, а любой, кто заходил дальше выдуманного имени вскоре не возвращался домой. Вовлечённые люди говорят о нём и обсуждают, правда все это представляет из себя всего лишь разговоры...
Сочтя обстоятельства за воображаемый бред, он резко изменил свое суждение, когда переступил за угол очередного отрывка коллектора. Платформа была живая... Она двигала грудью, состоящей из мерзостной черной шерсти. Груда крыс устелила собой тропу к скобяным ступеням - едва виднелись пустые промежутки между ними, по которым и решил идти преступник. Жаль лишь, что сапоги не покрыты репеллентом, поскольку некоторые особи пробуждались, цапали и вновь покорялись сну. Ни одно четвероногое не сдвинулось, настойчиво овладев крохотной территорией. Колфилда насторожила мнимость их поведения, казалось, что за этим стоит что-то омерзительное, что-что, что ими повелевало... Делая шаг за шагом, вглядываясь в каждую тварь, можно было обнаружить шокирующее явление: последовательность от высших к низшим, строгую иерархию, подвергшиеся цирковым методам дрессировки, старые и слабые крысы закрывали ряд, - их шерстка оформлена на манер импасто в живописи, только взамен красок хлябь, окрашивающая битые волосы равномерно битому брюшку, в котором издавна не расщеплялась снедь. От упитанных, холёных крыс до растрёпано-обезвоженных - персонаж подступил к краю тропы. Впереди его ожидала вереница металлических пластин, сопровождающих наружу, к холодному лунному свету и громоздкой стене, охраняющей особняк жертвы.
Ступив на первую ступень, за спиной прозвучала череда шуршаний и скрипов, а та пластина, что крепко была сжата в кулак убийцы, накренившись, выскочила из-под компресса багряных кирпичей. Угодив задницей в затхлую лужицу, покойно расположившуюся в неглубокой выемке платформы, мистер Колфилд обернулся на скрежет бесчисленного количество коготков. Стая окружила его и ненасытно смотрела чёрными угольками глаз. Тяжело было определить: то ли с жалостью, то ли с недовольством. Расторопно выхватив фонарь, что совсем недавно был удобно упакован в карман, он вздумал озарить их морды, в надежде зажечь внутри них тревогу. Впрочем, извлёк наружу лишь потроха: детали корпуса и компоненты линзы, что, вдобавок, издевательски осыпались подле. Животные не произвели ни единого движения, даже не испустили вскрик. Продолжали въедаться своими кромешными глазками в озадаченное, оцепенелое тело. Колфилд постарался вскочить, но замер вновь, проглотив язык и вычеркнув новоприбывшую идею из головы. Этот жуткий писк - писк свиньи, приведённой на убой, чьи желудочки пронзил один грубый толчок "свинокола". Шорох - шорох этих когтей; зычные вздохи - невероятно! Едва ли возможно было заподозрить эдакое заранее? Или принять всё это за визуальную картину душевнобольного?
Что ни говори, но из-за свода арки вытаращилась нездорово чудовищная, крысиная морда. Бипедально передвигаясь, она преодолела рубеж из полумёртвых, немощных грызунов, топча их мягкие кости своими конечностями, взбрызгивая их органы и сукровицу, как горчицей в свежеприготовленный хот-дог. Почувствовав блевотный привкус на корне языка, Колфилд насилу сдержал рвотный рефлекс. Аффект недоумения застиг его. Он всматривался в то чудовище, что смирно стояло и хрипло дышало. Это омерзительное тело было покрыто множественными рубцами, на месте которых отсутствовали сальные волосы; покрытые струпом язвы, выступали на гадких лапах, а гнойные нарывы абсцедировали искривлённую морду, в придачу, утопая в оплывшей шее. Эта гадкая мышь, похоже, перенесла на себе все микоплазменные инфекции и внутриутробные некрозы, а её кистозная харя напоминала один большой волдырь. Пара ноздрей и пара глаз покрывались толстым слоем порфирина, а приблизившись ещё ближе на два своих громоздких шага, - на подпоясанном хвосте зримо рдели аляповатые прожилки. Более молодые и высокородные крысы также обступили её, неотрывно наблюдая за жертвой в лице Колфилда. Каково чувствовать себя жертвой, мистер Колфилд?!
Её потомство было тщательно ограждено от той ничтожной угрозы, что сидела в грязной луже - чистюля - и прижималась к стене, - невозмутимый - наблюдая с ужасом на природный диссонанс. В мёртвом замирании, протянувшись до финишной черты, крысий помёт откровенно испускал страх, обоняя аромат смерти и осязая флюиды кровопийства, исходящего от этого грязного куска дерьма. С мамочкой же они обрели то недостающее качество, а именно смелость.
...Но человек так просто не сдавался, под пальтовой тканью на кожаном ремне, пристегнувшись, свисал "кимбер" 45-го калибра. Ловко выдернув пистолет, мистер Промокший принялся треморно водить стволом по воздуху, хоть и целик в его глазах принял расплывчатое, аморфное состояние, - ударно-спусковой механизм сработал, а на промах указали щепки, выпорхнувшие из помойной стены. Этот приём вызвал недовольство со стороны стаи: крысы принялись дико сипеть, а матка струить слизью из ротовой полости. Колфилд решил повторить выходку, зафиксировав крепко в воздухе локоть и сосредоточенно нацелившись, на этот раз пуля угодила прямо в утробистое туловище животного, которое мучительно взвыло. Её дети, что прежде утыкались своими тесноватыми глазками в плоть мужчины, стремительно переключились на свою мать, что истерично рвала голосовые складки порывистым ветром из лёгких. Небольшой ручеёк кровавого цвета и впрямь казался нешироким на её крысином корпусе. Прекратив рёв, она набросилась на Колфилда широким взмахом лапы, габарит которой сравнить можно с полярным медведем. Тупые грани когтей проломили кистевую мускулатуру, раздробив разом и кости. Сопоставить такой удар лишь можно с ударом "хаммера" об непрочную стену. Раскромсанным лигатурам связок не хватало сил, чтоб дальше держать ствол, отсюда и хлёсткий выстрел, последовавший после его неуклюжего падения.
К эстафете криков присоединился разрывающий звук, охвативший все коллекторные закутки. Спокойный, тихий, хладнокровный Колфилд, чьи планы никогда не рушились, будто обрёл новое лицо и был готов здесь умереть от лап Сплинтера! Как такое невообразимое животное вообще живёт на этом свете? Почему Богом это не предусмотрено? Эти глупые вопросы слепо слонялись под черепной крышкой человека, который всегда изворотливо и безнаказанно доводил до совершенства каждое поручение от без конца прибывающих плутократов. Сейчас он, воя как волк, смотрел не на луну, а на тот неаккуратный шмат, что одно время считался продолжением его руки. Стадо крысиных детёнышей устремились к свежей тёплой плоти, продвигаясь неспешно, хищнецки к его резиновым ступням. Одной здоровой рукой испуганный, но молчащий Колфилд полз в мрак позади. Вступая ладонями то в хлябь, то на обрушенные потолочные куски, буквально по пятам за ним следовали и отпрыски, перетаскивая лапками свои угольные тела. В одно мгновенье оттаскивать себя стало непросто, благодаря крысиному хору, уцепившемуся клычками в подошву, шнурки и штанины, некоторые из которых налезли наверх, вцепившись коготковыми крючками. Их становилось все больше, в точности матушка за ними подхватила свой плодородный момент: изгнание новых из зияющего родового канала. Колфилд запнулся; Колфилд слышал трескотню, а часть одежды на нем была изрешечённая, возможно, в нём также отсутствовали некоторые части... он давно перестал чувствовать что-либо: полубеспамятство и шок от пребывания в этой кромешной сточной преисподней заперлись в нём. Звериные конечности, как рождественская ель, изукрасились красными мясными гирляндами. Кажется, на одной ноге уже недоставало пальца. Однако Колфилд не издавал ни звука - широко открытыми рыбьими глазами он смотрел, или уже нет. Пока его тельце не проломило чудовищно громадная лапа, Колфилд сохранял невозмутимое молчание. Краткий визг, месиво на кирпичной мозаике - пробил час святого причастия. Дети оные пили вино, а их мать ела хлеб.
Покинув террасу, мистер Бейкер готов был принять сон...
- Где же его носит?
Норбер упрямо стоял, повторно вперившись в циферблат. Хоть изредка, он все же бросал взгляд на тот промежуток улицы, где впервые увидел Колфилда. Там стояла пустота. Вертелись листья, а деревья на аллейке шебуршали при легком дыхании осеннего ветра. Поблизости бездвижно располагались лишь только дома к ним недавно присоединился Норбер, который устало держал кейс. Запустив им в своего телохранителя и непреднамеренно хлопнув металлической ручкой по мешковатому носу того, Норбер открыто произнёс:
- Так и знал, что это сказки.
На соседней улице был припаркован тёмный автомобиль типа пикап. На водительском кресле сидел мужчина в пальто и кормил крысу, комфортно устроившуюся на его плече. Подносил к её мордочке странные тёмно-красные злаки...