Аннотация: Девятнадцатая глава романа "Гордость и магия", в которой автор знакомит читателя со взглядами отца-инквизитора на жизнь.
Очередную наглую выходку будущего обвиняемого ("несите святую воду" ― можно подумать, с мальчиком на побегушках говорит) отец-инквизитор решил оставить без комментариев, поскольку привык к тому, что в ходе дознания подследственные, бывало, теряли всякое понятие не только о элементарных правилах приличия и хорошего тона, о важности которых отец-инквизитор наслушался от магистра, который, в свою очередь проводил слишком много времени в обществе несколько манерной ее величества, ценившей в кавалерах в первую очередь куртуазность, ― поэтому, кстати, никто бы не поверил придворному шуту, вздумай тот начать распространять слухи, что у ее величества было что-то с магистром, которого нельзя было отнести к категории галантных кавалеров... Так вот, бывало, что в ходе дознания подследственные забывали не только манеры, что отец-инквизитор еще вполне мог понять, потому что то, что с такой решительной методичностью родители вдалбливают в головы своих чад в детстве и отрочестве, чада со злорадным удовлетворением забывают при первой же возможности, то есть уже в ранней юности, о чем потом, правда, жалеют в зрелости и пытаются всеми силами уберечь следующее поколение от повторения ошибок родителей, но история развивается спирально (а, может, и вовсе ходит по кругу с завязанными глазами), поэтому с таким же успехом родители могли бы не трепать нервы себе и детям, но так устроена природа, что орлы учат орлят летать, утки учат утят плавать, а родители учат детей не ковырять в носу, то есть буквально с младых ногтей отбивают всякую охоту к жизни... Так вот, бывало, что в ходе дознания подследственные забывались до такой стпени, что сбрасывали с себя не только скорлупу образования, но и прощались со здравым смыслом, игнорируя прописные истины и основопологающие законы мироздания, к которым, с точки зрения отца-инквизитора, в первую очередь относился закон социальной иерархии. Таких умных выражений отец-инквизитор, правда, не употреблял (умствования в ордене были негласной прерогативой магистра), но зато в мельчайших деталях представлял себе картину мира, а любая, пусть даже самая плохая, картинка в тысячу раз красноречивее самых верных слов, поэтому ремесленник-художник в глазах обывателя стоит выше ремесленника-сочинителя, а хороший писатель, напротив, ценится выше хорошего живописца. Что же касается взглядов отца-инквизитора на жизнь, то основным их достоинством была строгая простота, придававшая им сходство с трактатом по геометрии. Общество волей Творца было подобно самому устойчивому геометрическому телу ― конусу. Если уж даже юркие песчинки, если насыпать их кучей, ложатся не ровным слоем, а горкой, то не доказывает ли это со всей определенностью, что даже бездушным камням чуждо всякое понятее о равенстве? Что же говорить о людях, которые, став равными, потеряют всякое понятие о своем месте в жизни и будут мучаться в бесплодных экзистенциальных поисках...
Но, как уже говорилось выше, отец-инквизитор привык, что в процессе дознания многие ударялись в чистейшей воды нигилизм, причем некоторые не столько от боли или от страха перед болью, сколько вследствие своей врожденной испорченности, дремавшей в них до поры до времени, но только до поры до времени, потому что рано или поздно их находило бдительное око инквизиции, а если даже кто-то и проскальзывал незамеченным, то ему на том свете по заслугам воздавал Творец. Правда, были в древних летописях упоминания, что кое-кто не представал пред Творцом, а проваливался в инфернальные бездны сразу же со смертного одра, но не для того, чтобы вариться в огромных медных котлах с кипящим маслом, а, так сказать, на руководящие должности, но, к примеру, тот же магистр считал, что это исключения, выдуманные нарочно, чтобы подчеркнуть незыблемость правила, и тут, надо сказать, магистр опять впадал в ересь, потому что подобный случай описывался и в книге заветов Творца, а Творец, как известно, писал книгу заветов, ничего не добавляя и не придумывая...
Так вот, отец-инквизитор привык к тому, что подследственные, бывало, откровенно хамили, поэтому он никак не отреагировал на "несите святую воду", хотя, конечно же, слух неприятно резануло. Но, будучи человеком долга, отец-инквизитор никогда бы не позволил личным мелочным обидам повлиять на ход процесса, поэтому мысли его были заняты не столько поведением будущего обвиняемого, сколько общим смыслом сказанного.