Аннотация: Начинается мистическая часть произведения...
Пока на русском разворачивалась драма вокруг пленника и предателя, на немецком начался суд над Олегом и Калли. Гюнтер не мог выполнить просьбу русского и дать первое слово шведу. По традиции на Совете, если кому-то выдвигалось обвинение, то сначала говорили наиболее старшие островитяне-старожилы, потом в зависимости от статуса, потом слово давали тем, кто не ходит на мосты, а потом уже перебежчикам или пленным. У Калле был статус пленного. Даже не боевого раба, как днем, а пленного, хуже того - возможного предателя. Но вот у Олега, островитянина, статус был выше, чем у Калле. Хоть он и новенький, хоть и под подозрением за измену, но всё равно пока боец немецкого острова.
Совет собрался поздним вечером, почти ночью. Ребята и девчонки, позевывая и ёжась в ночной прохладе, входили в зал и рассаживались. Выступил кое-как приползший Свен. Много говорить он еще не мог, но суть его слов заключалась в том, что он задержался в замке, чуя неладное, чтобы подстраховать часового на башне. И точно. Беда случилась. Олег и Калле решили сдать остров врагу. Они отдали русским Йозефа и атаковали немецкий гарнизон. Свен с напарником мужественно дрались и хоть проиграли, но всё же сорвали атаку.
Все немецкие ребята возмущенно загалдели, когда Свен замолк. Предательство казалось очевидным. Однако Гюнтер напомнил, что Олег появился на кубинском мосту и убил одного врага, по сути, спас там ситуацию. И что Калле тоже не убежал к русским, хотя мог, но до вечера охранял один русский мост и безропотно сдал оружие, когда потребовали немцы. В зале поднялся ропот. Зерна сомнения Гюнтер посеял, но всё равно, все хотели верить Свену. Первым решили вызвать на допрос Олега...
...Когда за Олегом пришли, он поднялся на ноги сам. Голова кружилась - есть не дали, а крови он потерял много. Его знобило и очень хотелось, чтобы всё поскорее кончилось - хоть как. Если бы не Калле... если бы не Калле, Олег просто и не стал бы ничего говорить. Пусть бы как-то сами решили. Всё равно, что. Только скорее... Но от его слов зависела судьба шведа и, как предполагал Олег, НЕ ТОЛЬКО шведа. И не только его самого.
- На суд? - угрюмо спросил он. Ответа не последовало, но и так всё ясно. Хорошо хоть руки не связали... хотя драться он сейчас толком не сможет.
Путь вверх по лестнице показался очень длинным. Олег мучился мыслью - что сказал Свен? Что сказал Калле? Что ВРАТЬ ему, Олегу?
Он придумал враньё уже перед самой дверью в зал. И невольно усмехнулся... И снова пожалел об одном - не знает, что говорилось тут до его прихода, что говорил Гюнтер. Как бы опять не влипнуть... но,
если рассказать, что он просто хотел отпустить Калле - не поймут и не поверят. И вряд ли можно упоминать обещание Гюнтера добровольно отпустить шведа. Олег догадывался, что Неске не был уверен, когда это говорил, что ему РАЗРЕШАТ...
Значит, надо говорить такую чудовищную ложь, чтобы сразу замазать себя полностью. Чтобы о других думали как можно меньше. О Калле, о Гюнтере (вот странно, почему-то кажется, что ему тоже грозит какая-то опасность)... и о еврейке. О скрипачке.
...В зале ему показалось очень светло и очень тепло - Олег на миг застыл на пороге, беспомощно щуря глаза, и зная, что сейчас выглядит совсем беззащитным и перепуганным. Потом сделал несколько шагов на середину зала и огляделся.
Здесь собрались все. Олег видел на лицах что угодно - от ярости и ненависти до любопытства. Сочувствия... Нет. Калле сидел, опустив голову. Перед Гюнтером лежал на столе меч Олега - Змея. И его нож. И оружие Калле - меч и Олегов нож с наборной рукоятью.
- Я подарил ему этот нож, - сказал Олег хрипло. - Свой. Он мой раб - хорошо. Но он и сейчас мой раб, и мне не нравится, что у моей вещи отломили кусок...
Калле поднял лицо. В нем не читалось ни испуга, ни тоски, только спокойствие. Калле чуть кивнул Олегу и опять опустил голову. Поставил ногу на ногу. Ему было холодно босиком на каменном полу.
- Я могу говорить? - уточнил Олег, потому что никто ничего у него не спрашивал, а все смотрели, ждали. Мальчишка тоже опустил голову. Подумал - а кто будет носить мои ботинки? И вскинул лицо - с презрительной улыбкой: - Вы тупые даже на общем фоне немецкой тупости, - сказал Олег спокойно и обвёл всех взглядом. - Недаром вас громили все, кому не лень, от венгров до турок. Неужели никто ещё ничего не понял?! - он усмехнулся. - Ну тогда слушайте меня, Нибелунги. Вот вам правда, только правда и ничего, кроме правды... Я его хотел съесть, всегда хотел попробовать человеческое сердце как это делали в древности. Только нужно я хотел, чтобы он еще живой был, чтобы чувствовал все. Еще там на мосту я это решил, он же глупый вперед полоз, смелый и глупый, самое то! Я его хотел запугать, ножик в него кидал, а он не испугался начал сопротивляться. Помните, у него морда была разбитая, сейчас вон кое-что ещё видно? Это мы подрались... Ну не получилось у меня задуманное. Потом решил хитростью его заставить доверится мне, а уж тогда сделать, что задумал. И он мне поверил, по-настоящему. И в последний момент я испугался себя самого и мне стало дико стыдно и страшно. Тогда-то и решил его спасти, выпихнуть отсюда. Да и потом, я и сам думал спастись, я не... камикадзе. В общем, я думал-то его на Кубу вернуть. Но когда всё это завертелось, я решил - куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Даже не от вас... не в вас дело... Когда русский мне на мосту передавал нож - вон тот, с роговой рукоятью, - Олег поднял подбородок, - я с этим русским переговорил. Обещал им Йозефа, как адъютанта Гюнтера. Придушил мелкого немного и сдал. А Калле я сказал, чтобы он шёл к русским. Что они, дураки, от такого отказываться? Йозеф и лишний боец... да ещё и я должен был к ним присоединиться... Я рванул в замок. Должен был часового на башне прирезать и русским подать сигнал, они бы захватили замок... Да тут всё опять наперекосяк пошло. Свен с Георгом почему-то ошивались в замке, даже на первом этаже, на башне-то было пусто... а тут ещё Калле прибежал, и они на него на кой-то чёрт напали. Я не знаю, чего он у русских не остался - может, испугался, а может, решил, тут остаться, всё-таки такой же чужой остров, но хоть дальняя родня. Это вы у него спросите... - Олег на миг поймал взгляд Калле: "Блюмквист, НУ МОЛЧИ СЕЙЧАС!!! Не ушёл - так молчи!!!". - Опять драка началась, я за Калле, конечно, вступился... - Олег помолчал. - Свена я хотел убить. Стрелял, чтобы убить, ему повезло, - Олег поймал взгляд Свена, и понял, что он... нет, не труп. ХУЖЕ. - Потом я ему опять говорил, ну, Калле, чтобы он шёл к русским, а сам побежал к Гюнтеру... Да, побежал! - с вызовом повторил Олег. - Побежал, потому что латиносов не люблю и потому что Гюнтера хотел выручить. Никаких заданий мне никто не давал, Калле никто ничего не поручал, ни с кубинцами, ни с русскими я заранее не договаривался ни о чём, не вербовали они меня. Всё я сам придумал и сделал. Потому что слабак, но не хотел быть до конца гадом по отношению к Неске. Короче, я зверь и предатель, а самое плохое - я дурак. Думаю, я всё объяснил.
Олег рассказывал все даже с каким-то наслаждением, как будто совершал над самим собой справедливую казнь. И только когда замолчал - ужаснулся и хотел крикнуть: "Не верьте, вы что, я себя оговорил!!!" Он ведь и правда сам затянул на шее петельку, сам привязал камень, сам подошёл к берегу - и теперь его оставалось толкнуть. Но, может быть, спасётся Калле?
И Олег стиснул зубы и промолчал. Лишь потом сказал Гюнтеру:
- А где скрипачка, Неске? Вот что мне интересно... - И опять хотел усмехнуться, но губы задрожали и получилась гримаса...
- Скрипачки нет. Её ищут по всему острову. - Буркнул Гюнтер. Он сидел в центре наскоро сооруженного помоста, долженствовавшего означать судейский трибунал, и что-то чертил на листе бумаги. Справа от него восседал Алан в обнимку с кружкой, крепкий, флегматичный парень, которого выдвинули в трибунал друзья Свена. Хотя Алан был непредсказуем и что он решит, не знал ни Свен, ни Гюнтер. Слева от Гюнтера сидел ничем не приметный темноволосый мальчишка лет двенадцати и грыз морковку, временами постреливая глазами на подсудимых. Такой вот состав суда... И прокуроры, и адвокаты, и присяжные сразу.
- Ты сказал достаточно, чтобы тебя казнили.
Потом Гюнтер устало повернулся к шведу.
- Говори ты.
Мальчишка, испуганно встав и зябко поджимая ноги, сбивчиво рассказал, как Олег привел их на мост, как начал тренировку, и как он, Калле, предложил сразу же тут скрутить Йозефа и всем вместе сдаться русским. Не потому, что Калле ненавидит немцев, а потому, что он боится Ночной Феи, воющей ночами кошкой. И что Калле был готов бежать хоть куда угодно от неё. Потом он рассказал, как Олег связал Йозефа, но русским отдавать не хотел, но русские его сами уволокли. А он, Калле, вернулся на остров за Рахель, чтобы вывести от Феи и её. Но вместо Рахель на него набросились Свен и Георг. Калле кое-как отбился от обоих при помощи Олега, и занял охрану на русском мосту. А Олег побежал на помощь на мост кубинский. Вот и всё. Мальчишка судорожно глотнул и сел.
- Ну? - Гюнтер обвел зал затуманенным взглядом. - По-моему, не смешно. А?
По-моему, тоже, подумал Олег и почувствовал, что его разбирает истерический смех. Сколько же можно подрываться на минах снова и снова, пора бы уже и насмерть... Ему захотелось завизжать, чтобы кончали скорее. Калле, дурак, ну что ему стоило повторить то, что сказал Олег... хотя? Олег не злился и даже не сердился на него. Испугался мальчишка. Не их, а ЕЁ... Да тут ещё начало очень сильно тошнить, хорошо, что желудок пустой...
- Не говорил он мне ничего про скрутить Йозефа! - крикнул Олег, махнул рукой и застонал тихо: - Мммм... - схватившись за плечо. - Не говорил, поймите! И вообще, вы же видите, что он перепуган до поноса, сам не соображает, что плетёт! А хотя... - Олег обмяк. - Вы же уже всё решили, так кончайте скорее. Вообще... и со мной. Я устал очень, есть хочу и спать... - он криво улыбнулся. - Ночью не спал совсем... - и повысил голос, обведя всех взглядом. - ЭТА приходила. Не в последний раз, и не из-за нас с Калле.
Он хотел добавить, что "будет тут второй Ковчег", но равнодушие стало таким сильным, что он сел прямо на пол, спрятал голову между ног и закрыл её руками. Со стороны могло показаться, что это страх перед наказанием или отчаянье, но это было просто нежелание ничего и никого видеть. "Вот бы подошли прямо сейчас и пырнули, что ли... сразу... - подумал Олег с тоской. - Гюнтер сказал "казнён" - значит, не пытки, а просто казнь."
Он через силу поднял голову и посмотрел на Неске:
- Понимаешь, Гюнтер... - Олег слабо улыбнулся, - я всё равно ничего не смог объяснить... Ты старался, а я... я не смог, видишь. Ты лучше прикажи меня казнить поскорей... - лицо Олега стало спокойным и решительным. Он сказал деловито-отстранённо, как будто речь шла не о нём: - Как будете казнить? Я знаю, что по вашим старым обычаям трусов топили, а предателей вешали. Думаю, что прозвища "трус" я всё-таки не заслужил... Значит, верёвка? Или для такого дела кто-нибудь сможет воспользоваться мечом?.. - он кивнул на Калле: - А швед пусть займёт моё место... если уж так вышло. Из него получится хороший боец.
Он снова опустил голову и постарался больше не слушать. Его опять затошнило...
- Не ори! Как порося на свинобойне моего отца в Баварии, а? - Алан отхлебнул из кружки и его взгляд окосел. Гюнтер с беспокойством подумал о её содержимом. На острове имелся бочонок рому, но существовал строжайший запрет его трогать без разрешения президента. Ром давали тяжелораненым, тем, кто мучался, кому мазь УЖЕ не помогала, но кто был ЕЩЕ жив. Это была такая как бы привилегия для тех, кто идет на смерть. - Веревка, говоришь? Знаешь, я бы наплевал на то, что ты зверь и трус, на то, что пригрел шведа. Ты или Калле будут жить в комнате, мне всё равно. - Алан в силу природной флегматичности не верил в привидения и фей. - Но вот кто воскресит Йозефа, вот вопрос, кто его заменит. - Аллан отхлебнул еще и замолчал. - Казнить. - Подвел он черту под своими мыслями. - Обоих. И еврейку наверняка убили они и где-то зарыли.
Гюнтер покосился на другого мальчишку-судью. Тот сидел, выжидая его слова. По виду всех ребят сталор ясно, что, как только вопрос о казни утвердят, будет задан вопрос о самом Гюнтере - ведь это он снарядил ненадежных на мост.
- Значит, так. - Гюнтер встал, прокашлялся от волнения. - Так будет. Эти двое, Калле и Олег, пойдут на Ковчег. Со мной. Над островом будет поднят наш флаг. Мы проведем там весь день и всю ночь. Утром следующего дня вернемся. Или нет... Короче, искать нас там тогда не надо. На Ковчег не суйтесь!
Притихли все. Даже всплеск тихих морских волн стал слышен.
- Гюнтер, не надо... - всхлипнул кто-то из малышей.
Все смотрели на Гюнтера, и никто - на Олега. А если бы посмотрели, наверное, испугались бы.
Мальчишка по-прежнему сидел на полу, но его как будто натянули на пропущенные внутрь тела тросы и приподняли - он казался переломанной марионеткой, которой играет кукловод-садист. Обращённое к Гюнтеру лицо выражало ужас и восторг в какой-то дикой смеси, мальчишка кивал в такт словам Неске и скалился - скалился всем ртом, так, что показались дёсны.
В тишине Олег поднялся и, подойдя к столу, стал запихивать на места клинки. Вот теперь на него посмотрели... но никто ничего не сказал. Даже Свен (впрочем, тому, кажется, было взаправду очень плохо, и Клаус придерживал друга за плечи, что-то говоря; Олег отстранённо подумал - странно, у Свена есть НАСТОЯЩИЕ друзья... а впрочем, почему странно? Правильно, наверное...). Олег взял арбалет, забрал и оружие Калле - и снова было тихо, только эта тишина ДЫШАЛА.
- Держи, - Олег положил меч и дарёный нож на колени шведу. - Вставай, пошли, поможешь ещё раз перевязаться...
...Олег сказал "пошли", но сам задержался. Подошёл к крану в углу и начал пить, пить, пить, хватая холодную струйку зубами, словно она была твёрдой и её приходилось кусать. Вода входила в желудок с болью, ледяным ломом, и Олег понял, что его организм уже привык к смерти, приготовился - и сейчас удивляется, что - ЖИВ. Краем глаза заметил Гюнтера, проходившего мимо - и, выпрямившись, схватил его за плечо - сильно. Пошарил по спокойному лицу немца глазами, покривил губы и сказал:
- Это было сильно. Ты совершенно чокнутый, Неске. Ты абсолютно чокнутый... жаль, что у нас всё так вышло. Я бы тебе служил, как твоя рука... Я сказать хочу. Просить. Если мы вернёмся... - он опять оскалился, но сладил с собой. - Я хочу вернуть Йозефа.
"И немного посчитаться с тем парнем, который наплевал на мои просьбы" - Олег вспомнил лица обоих ребят с русского моста. Тот, который отдал ему нож и говорил об охоте на него, Олега - Олегов ровесник, пониже, но плечистей, вообще крепкий, угрюмоватый, но, кажется, не подлец. А вот второй... нет, обычный пацан, младше Олега, тонкое лицо, светленький... но вот в глазах у него что-то такое было... смесь усталого застарелого страха и беспомощного вызова всему на свете. Именно так. Что-то у него случилось в жизни. И он это "что-то" решил исправить, прихватив Йозефа.
Стоп. Олег уверился в правильности версии. Ну, дружок... я тебе покажу, что такое НАСТОЯЩИЙ страх. Лишь бы немцы разрешили. Ты мне ботинки будешь лизать, щенок...
Он смотрел на Гюнтера. Подумает, что оттягиваю конец? Внезапно в горле при этой мысли забулькал смех. Сипец... Это же надо как себя расписал... Ну и ладно. Пусть думает, что хочет. Он не выдержал - хихикнул, но настоящий смех всё-таки сумел задавить.
- Йозеф не виноват, что я всё так сделал, - пояснил он почти весело. - А мальчишка хороший. И не надо смотреть на меня гневными глазами, я безо всякого подтекста. Да и... - Олег всё-таки засмеялся, но опять заткнул смех. - Да и ты, я думаю, ВСЁ ПОНЯЛ. Я хочу вернуть тебе адъютанта, а острову - хорошего пацана... - Олег было шагнул в двери, но повернулся с широкой улыбкой. - Да. Чуть не забыл.
Он чуть наклонился и смачно, с искренним удовольствием харкнул на носок гюнтеровой кроссовки.
- В расчёте, конунг...
...На втором этаже Олега зашатало так, что он, можно сказать, выпал на балкон. Наклонился через перила, судорожно открыл. Желудок выдавливал из себя желчь. Олег равнодушно понял, что валится через перила - в рассветный сумрак, на невидимый почти песок... "Только чтобы насмерть", - подумал Олег - и ощутил, как его рванули обратно на балкон...
...В комнате Олег упал на кровать. Во рту и горле стоял горький вкус страха...
- Калле, - сказал Олег, не открывая глаз. - Прости меня за то, что я говорил. Там, в зале. Я хотел тебя хоть как вытащить, раз уж ты к русским не ушёл... Думал, меня сразу прикончат, а тебя возьмут на моё место... им же нужен боец, тем более, что одного у них убили... и Свен с Георгом ранены... а получилось ви-ви-ви-видишь как...
Олег больше не мог терпеть. Он рывком втянул ноги на кровать, сжался в комок, поворачиваясь на раненую сторону (плечо и бок вспыхнули огнём под повязками) и горько, безудержно расплакался. Не в первый раз за эти три диких дня, но при Калле ПО-НАСТОЯЩЕМУ, не истерически, а как обиженный и напуганный мальчишка - в первый раз. Торчащий в сторону меч мелко задрожал...
Калле пусто смотрел на Олега. "Странный он", - думал мальчишка, глядя на рыцаря. В бою бесстрашный, а в тишине ревет, как девчонка.
Зашел Гюнтер, молча подошел к кровати Олега и вытер кроссовку о простынь. Вышел, бросив на ходу:
- Как расцветет, жду обоих у начала ковчежного моста.
Калле только кивнул в ответ. Так надо. Гюнтер вел их на смерть и сам на неё шел. Зачем? Низачем. Так надо.
- Ты боишься? - спросил тихо Олег даже не поворачиваясь к шведу лицом.
- Да, - одними губами ответил мальчишка, зачем скрывать то, что и так очевидно?
- Давай так, - русский резко повернулся и сморщился от боли. - От меня не отходи. И не очень трясись. ОНА тебе что обещала? Что ты ЭТУ ночь не переживёшь. А ты её считай уже пережил. - Олег не знал, что примерно то же говорила Калле Рахель. - Ещё помни... Наверное, она боится стальных клинков. НАСТОЯЩИХ стальных. У тебя есть нож, и у меня тоже. ДОЛЖНА бояться, если ЭТО - то, что я думаю...
- Стальных клинков? - Калле невольно покосился на свой ремень, к которому успел прицепить Олегов нож. - А мне, там, на площадке башни, показалось, что боится она света. Но как скажешь.
- Помоги перевязаться... - садясь, попросил Олег и улыбнулся. - Неважный тебе достался рыцарь, оруженосец Блюмквист. Истерик, трус и ранят меня постоянно... А теперь ещё пол-острова минимум думает, что я людоед.
Перевязка - дело нехитрое. Местное лекарство действует действительно чудесно. Нет воспалений, нет осложнений, быстро затягиваются рубцы. Не убили сразу - не умрешь. Или если только уж очень-очень не повезет. Калле сноровисто работал бинтами, и вскоре раны была закрыты. Было ли ему сейчас страшно? Сложно сказать. Да, в глубине души страх сидел. А на поверхности сознания мальчишка успокаивал себя, что время еще есть, есть завтрак, есть путь по мосту... это недолго, но всё же!
- Ну ладно, - Олег разлегся на кровати, - давай что ли спать, завтра то точно не придется.
Ребята и правда ухитрились уснуть, Олег спал беспокойно: часто просыпался или метался во сне. Кали наоборот словно провалился в глубокую и темную нору. Под утро Олег совсем потерял надежду нормально поспать и первым сел на кровати, потом совсем встал, растолкал шведа.
- Вставай оруженосец, труба зовет! - а потом совсем добавил невпопад. - Опять пить охота-а-а... - он передёрнул голыми плечами, поморщился, зевнул и клацнул зубами. Улыбнулся. - Пошли, что ли, Блюмквист? Позавтракать, наверное, дадут. Да, книгу свою с собой возьми, вдруг днём скучно будет? Хотя вряд ли... Нас всё-таки ждёт обед на бастионе Сен-Жерве...
...У славы всегда два лица и две стати.
Не знаешь, какой обернётся она.
То мессой побалует после распятья,
То входит без стука, а с нею - война...
- Воды с собой надо бы взять. Там, кто его знает, какая, - Калле рассуждал с непонятной деловитостью.
На завтрак Калли вышел. Только сперва его понесло не вниз, в общий зал, а наверх, на башню. Хотелось забрать с собой фонарь. Но там уже стоял Гюнтер и сворачивал снятое трехцветное полотнище. Его предстояло поднять над Ковчегом... если ребята вообще дойдут. Калле ухватился за дужку фонаря, вопросительно глядя на Неске. Президент что-то хотел сказать, но передумал, лишь утвердительно кивнул, всё было ясно без слов. Так же молча ребята спустились вниз и расселись на противоположных концах большого стола.
За столом царила тишина. Перед Калле впервые поставили тарелку, положили хлеб, оранжевую весёлую грушу, две больших вафли, придвинули две кружки. Молча и торопливо. Даже вроде... виновато как-то, что ли?
Олег сел за стол. Ему сейчас было по большому счёту плевать на всё. Слева он ощущал коленку шведа, видел Гюнтера (немецкий президент спокойно и даже как-то меланхолично жевал). Ну вот и ладно. Воевать - так и правда с чем-то ПЛОХИМ, а не с несчастными пацанами, такими же заложниками, как ты сам... Плохо, что так и не удалось выспаться. Устал Олег, очень устал, и дорого дал бы за шесть-восемь часов сна без перерывов и тревог. Он, конечно, продержится, вытянет. Но потом... а может, и не будет никакого ПОТОМ?
Но на этот раз мысль о возможной смерти не обрадовала, как случалось много раз за последние дни. Олег понял, что он не хочет умирать. А чего он хочет? Странно. Олег держал в руке ложку, не начиная есть и глядя в стол невидящими глазами. Жить хочет. По-настоящему, крепко подружиться с Калле и спасти его - хочет. Хочет отомстить Гюнтеру, и в то же время сделать так, чтобы Неске начал его уважать. Хочет посмотреть в глаза тому русскому пацану, а потом... потом прикончить его или поменять на Йозефа, которого хочет вернуть на 17-й. Хочет найти эту скрипачку. ОЧЕНЬ хочет разгадать загадку Ковчега и хочет сделать так, чтобы ТА больше не шлялась по этим местам. Хочет понять, что вообще тут происходит, кто такие Хозяева и что не так с его перемещением. Хочет узнать, кто ему снился тогда - под алым щитом. Выспаться хочет. Хочет, чтобы скорее зажили раны. Зажать какую-нибудь из девчонок - ХОЧЕТ... И хочет ЕСТЬ, наконец.
В тарелке оказалось много жареной колбасы, тушёная смесь из стручковой фасоли, помидоров, лука, сладкого перца, ещё чего-то - вкусно! В одной кружке - чай с молоком, в другой... Из другой остро пахнул ром. Налитый всего на треть.
- Фронтовые сто грамм? - Олег усмехнулся и отодвинул эту кружку. - Не. В кофе ещё куда ни шло, если немного. А так не хочу... Рахель нашли? - громко спросил он Гюнтера, работая ложкой.
- Ром полагается всем, перед... - Гюнтер удержался от слова "смертью", не стал рассказывать о традиции острова, что пить дают тем, кого провожают в последний путь. Вот и им троим сегодня. - Не хочешь, не пей. - Неске пожал плечами и выпил свою порцию. Рот сразу же обожгло, а по телу прошла горячая волна. Всё к лучшему. - Рахель не нашли. Дважды обыскали остров и замок от флагштока до подвала. - Гюнтер подозрительно глядел на русского. В его глазах читался вопрос: "Не ты ли её сам убил и утопил втихаря, дружок?". - Йозефа уже, наверное, нет в живых. - Завершил он невпопад. - Не принято тут пленных держать, понимаешь? Вон ему... - указал ножом на шведа, - исключение сделали. И то только ради тебя. А ты так... по-свински нам...
Ага, злорадно подумал Олег. Не смог сдержаться - ЗЛОРАДНО подумал. Ага, президент, развезло-то тебя сразу. Почти по-человечески заговорил... но не договорил. "Перед" - перед чем? Да ясно, перед чем. Перед гибелью. Распространённый обычай. Ну ладно, посмотрим... Хотел промолчать, но не выдержал - положил ложку, которой играл, и сказал - громко, через весь стол:
- По-свински? Ну, это вам виднее, тут специалисты по свинарникам есть, - он посмотрел в сторону Алана, - да и ром кое-кому нужнее для храбрости, чем мне... А я и без него в бою не трушу, если ты не заметил, Неске. Где бы ты был, если бы не я? Полетел бы с моста или на нём валялся бы, а тут сидели бы сейчас не вы, а латиносы! Скажите, что вру? - насмешливо спросил русский. - А его, - Олег указал на Калле, - я и сам не убью, и вам убить не дам, мясники швабские. И не верю я, что Йозефа вашего русские вот так возьмут и прикончат. Потому что я САМ русский и малька за здорово живёшь не зарезал бы... Вот такой я дурак, а вы умные - ну и сидите со своим умом... Я у моста подожду, - Олег встал, ногой отодвигая ящик, на котором сидел. - Тут кровянкой воняет. А ты, - негромко сказал он Калле, - в шкафу фляжки посмотри и налей их. Ты про воду правильно сказал, с собой надо брать. И выходи, я жду... И ты, Неске, выходи, только смотри не споткнись спьяну. А то потом скажешь, что я тебе ножку подставил.
И сам вышел, не оглядываясь.
* * *
Воду взяли. Три большие фляжки, которые нашлись на острове.
Собственно, это было первое, что Олег увидел, когда его спутники выбрались на мост. Олег только покосился. Он не хотел смотреть назад, видеть, глядят им вслед или нет, провожают, или нет... Зачем? Впереди был уже начавший сходиться мост. За ним лежала ТАЙНА.
Гюнтер, как ни крути, спас как минимум его, Олега. По крайней мере - на полсуток. А там, может, и больше. Но слова немца про свинское поведение ДЕЙСТВИТЕЛЬНО оскорбили мальчишку до глубины души. Поэтому на немца он тоже не смотрел. А вот Калле подмигнул:
- Ну, пошли, что ли? - принимая у него из рук фляжку и пристраивая её на пояс. И сам же замер, поставив ногу на мост. Расставил руки. - Нет. Погодите идти... - он посмотрел на Гюнтера и Калле. - Посмотрите лучше, КТО туда, - он мотнул головой в сторону Ковчега, - идёт. Вождь, который презирает своего воина и приговорил его к смерти, - кивок на Гюнтера. - Воин, который готов убить своего вождя и пытался это сделать, - он ткнул себя в грудь. - И парень, которого этот воин захватил в плен и которого этот вождь называет рабом, - кивок Калле. - Вы как хотите, а такая компания ЕЙ на один зуб. Поэтому... - Олег потёр бинт на плече. - Поэтому вы как хотите, а я туда идти не согласен. ТАК не согласен... - он вздохнул. - Ну вот, значит... Гюнтер конунг, помни, что по-прежнему ТВОЙ воин. И что я, если мы вернёмся ОТТУДА, сделаю всё, чтобы вернуть Йозефа. А потом я тебя убью. Но только ПОТОМ. А ты, Калле... - Олег посмотрел на шведа. - А ты знай, что ты мой друг, - просто закончил русский. - Ну, чего стоим? Теперь я могу идти, а вы как знаете...
* * *
Трое шли в сторону мертвого острова по изогнутой дуге моста, Гюнетр ничего не ответил на слова Олега, сейчас он находился не снаружи, а внутри себя. А Кале в который раз поймал себя на мысли, что Олег специально задирает немцев по любому поводу. Зачем? Ответ один - ищет смерти. Хочет, чтобы на него бросились все. И тогда он обретет желанную смерть, предварительно убив столько, сколько сможет. А сколько сможет? Если проиграл поединок одному Неске? Долготерпению немецкого президента можно было удивляться. Да и остальных его друзей. Хотя, с теми всё ясно - они понимали, что тройка идет на верную смерть и восприняли оскорбления и бахвальства Олега за столом как истерику.
И всё же, почему каждый из них идет на смерть? И зачем Гюнтеру понадобилась такая изощренная казнь? Да еще в пакете с самоубийством? Он преследует какую-то цель, этот маленький президент. Он давно собирался на Ковчег!
Калле споткнулся, осознав эту истину. Давно! Наверное, с той самой ночи, когда видел Андреаса на мосту. Вот только понимал, что одному ему там не справиться и искал помощников. А никто из немцев туда идти не хотел. И вот теперь невольные помощники нашлись. Трусливые, истеричные, но всё же. И значит... значит, Гюнтер специально накручивал Олега всё это время? И значит, именно поэтому Неске не дал убить пленника Калле, шаг за шагом подводя всех к ситуации, когда у них будет лишь одна дорога. Вот эта. Которая сейчас жжет босые пятки вбирающим солнечное тепло гранитом. Ковчег. Странное название. Уж скорее - гроб. Или ящик. Ящик Пандоры.
Мост, как и всегда, был бесконечным. Олег не спешил, примерялся к шагу Гюнтера, который шёл первым - уверенно, но не очень быстро. Зря Олег язвил насчёт рома, по немцу не было видно, что он выпивши. А ведь сто-сто пятьдесят граммов такой жидкости для четырнадцатилетнего парня - хорошая доза. И Калле... или он тоже не пил, что ли? Или просто оба так боятся, что ром сразу сгорел в их организмах, как водка перед атакой на фронте? Сам Олег не боялся и с удовольствием пошёл бы скорее. Ему ХОТЕЛОСЬ посмотреть на загадочный Ковчег. Это желание дурманило сильнее любого спиртного.
Становилось с каждой минутой жарче, уже начинало печь плечи. Да-а, или сидеть в замке, или опять обгорать. Вспомнилось, как еврейка массировала и смазывала ему спину, и Олег нахмурился - воспоминание было физически приятным, даже внизу живота заныло. Ещё бы так сделала... Хоть бы и она, но лучше - Танюшка... или уж какая-нибудь из немецких девчонок.
Кстати, где же всё-таки скрипачка? Гюнтер при вопросах о ней пялился на Олега так, что становилось ясно - как бы не Олега он в её пропаже и подозревает...
А ведь с Ковчега есть ЕЩЁ два моста, подумал Олег. На турецкий и на Новый Альбион... Турок Олег ненавидел осознанной глубокой ненавистью, практически генетической. Конечно, там не одни турки, но тон задают, естественно, они. Нет уж. А вот Новый Альбион... Из отрывочных разговоров Олег знал, что там заправляет Лью Невилл, англичанин и вроде бы даже граф. Не факт, что граф-англичанин лучше конунга-немца, но у него точно нет претензий ни к Калле, ни к Олегу. И не может быть, чтобы ему не были нужны бойцы...
Олег немного поиграл этой мыслью, потом грустно усмехнулся. Калле не бросит еврейку, это ясно. А он сам... ну что он сам? У него тут полно дел. Или бросит? Олег покосился на шведа. После того случая на русском мосту Калле выглядел каким-то пришибленным и... самоуглублённым, что ли? Так испугался? Может, испугаешься тут... А может, он всё-таки согласится, если предложить ему бежать по мосту к соседям? Гюнтера, если без рыцарских заморочек, вполне можно скрутить. И бросить на Ковчеге! Эта мысль вдруг сильно возбудила Олега. Точно! Вот это будет МЕСТЬ! Олег перевёл взгляд на немца. Жаль, нельзя будет послушать, как он станет выть от ужаса... Хотя, наверное, это и на соседних островах услышат.
Перестань, с усталой злостью сказал Олег сам себе. Не смог справиться с ним один на один и решил позвать на помощь ЕЁ? Ну да, ОНА поможет. А потом возьмёт и Калле. И только в конце - тебя, дурака, когда ты уже сам будешь готов с радостным воплем прыгнуть к НЕЙ. Или ещё чище - ОТКАЖЕТСЯ брать. Ну уж нет... Олег вспомнил сладкие прикосновения в подвальной темноте, то, как ОНА наслаждалась своей живой юной игрушкой... но почему-то НЕ МОГЛА ему повредить реально. Ждала его согласия. А вот, неожиданно вспомнил Олег. Как она говорила: "Приду, когда ЗА ТЕБЯ НЕКОМУ БУДЕТ ПРОСИТЬ." Интересно, кто же за него просит ТУТ, в этом мире? Калле? Но он сам боится, даже больше, наверное... Не Гюнтер же. Может... Олег усмехнулся... Свен? Хочет убить его сам и не намерен делиться? Да нет, Свен ТОЖЕ ЕЁ боится и верит в неё. ВЕРИТ...
Если он вернётся с Ковчега, то обязательно найдёт того русского, мелкую сволочь с наивным личиком. И тогда... Олег опять усмехнулся... тогда попробует, как это - пить кровь ещё живого человека. Не всё же ЕЙ лакать на этих островах. Да и добровольный донор-Гюнтер - это, должно быть, совсем не то же, что тщетно сопротивляющийся, переполненный ужасом мальчишка. Сам виноват. Не хотел быть человеком, когда Олег его просил - станет бутылочкой "лимонада"...
Перестань, испугался он сам этих мыслей, опять ты за своё! Мысли были не его. Но они БЫЛИ.
- Калле, - спросил он, не обращая внимания на Гюнтера, - скажи честно, если останемся живы... Хочешь вернуться на Кубу или... - он помедлил. И закончил решительно: - Или останешься со мной? Не как раб и даже не как оруженосец. Просто как друг...
А Калле раскрыл ладонь лучам Солнца и на его руку опустился большой пушистый летучий одуванчик. Откуда он здесь, посреди моря, на головокружительной высоте моста? Какой неведомый покровитель дает им сигнал-надежду? И надежда ли это? Вопрос, который задал Олег про Кубу, подразумевал один ответ. И Калле уже готов был его дать, как душу пронзил быстрый, секундный взгляд черных глаз обернувшегося Гюнтера. Предостережение. Гюнтер предупреждал его о чем-то, что не мог сказать вслух. Почему не мог? Да не его это, Калле, ума дело. На Кубу нельзя. Но отказ от возвращения на свой остров будет означать одно - вечного скитальца перебежчика.
- О Кубе поговорим потом, погоди, может и не придется вовсе. - Калле повернулся с улыбкой к Олегу, сдунул ему в лицо со своей ладони пушинку и ответил на вторую часть его предложения внезапно родившимися стихами.
- Уставший мой рыцарь маленький,
Ужель пора нам домой?
Доспехи и герб свой аленький
Сменяй на кусок хлеба мой.
Твой путь был - терни суровые,
Предательство, дружба, любовь.
Но чувства те - вовсе не новые,
Пойми, между нами лишь кровь.
Мы можем идти рука об руку,
По этой пустынной земле,
В конце мы увидим разлуку,
Поверь, маленький рыцарь, мне.
Калле подмигнул Олегу и ускорил шаг, почти перешел на бег и догнал Гюнтера, стоявшего точно на горбатой середине моста, самой высокой точке, и вглядывавшегося в далекий вражеский замок. Остров Ковчег был пуст и тих. Странно, казалось, соседям он был вовсе не интересен, пустой беззащитный остров - приходи и бери. Или что-то всё же защищало Ковчег получше ребячьих гарнизонов?
- Как? - тихо выдохнул Олег, вслушиваясь в полупонятные строчки. Провел рукой по лицу - пушинка пощекотала его, как солнечный зайчик. Тепло и невесомо. И растерянно улыбнулся. Калле уходил, и Олег спросил в спину снова: - Как ты... сказал?
Слова тоже были как пушинки. Печальные пушинки, тёплые пушинки, щекочущие пушинки, невесомые, летучие, мгновенные. Сердце на миг остановилось от жалости и благодарности. Может быть, для Калле это и были просто слова, которые, тоже как пушинки, унёс ветер. Но не для русского.
Как же мало, оказывается, нужно четырнадцатилетнему замученному страхом, тоской, гордостью, болью мальчику-рыцарю, чтобы увидеть - кругом пока ещё день, тёплый и светлый... Он только начался, и в мире не видно шевелящихся теней. Мрачные же мысли, словно клочья разорванной тёплым ветром чёрной занавески, полетели куда-то над островами, кружась и тая - прочь, прочь, прочь...
А имя у него похоже на колокольчик, подумал Олег, улыбаясь. Не то что настоящее - КАРЛ. Глупое и неприятное. А вот КАЛЛЕ... Танюшкино имя тоже звенит - Танн-н-н-нь...
Как уличный щенок. Руку протянешь - рычит и скалится. А погладишь - плачет, вдруг вспомнил Олег где-то прочитанное. И подумал - а ведь это уже обо мне. Это я стал таким за три дня. ОНА сказала: ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ, КТО ТЕБЯ УБЬЁТ? А что если она говорила о...
Олег упрямо повёл головой. Нет. Теперь - нет. Теперь у меня много-много дел. Теперь я не хочу умирать за здорово живёшь. Я ещё Калле книжку не дорассказал... И мы вообще мало с ним говорили. А говорить с другом - это... это...
Только Калле, кажется, не верит, что останется жив. Может, у него тоже есть цель, как у Олега - спасти его самого? Спасти эту еврейку? Как ему было страшно ночью - Олег видел, ощущал и понимал этот страх. И помнил, как швед сжался в комочек между ним, Олегом, и стеной, завернувшись в одеяло полностью. А на следующий день он вернулся! Сам! Хотя мог остаться у русских, мог...
Он быстро преодолел оставшиеся до "перевала" шаги и встал рядом с Гюнтером.
- Ворота, кажется, не заперты. - Озадаченно обернулся Гюнтер к спутникам и почему-то резко прибавил:
- Не люблю незапертых ворот на чужих островах! Примета плохая...
- Мне тоже ворота не по душе, - деловито отозвался Олег, надеясь, что мальчишки ничего не заметили. - Не знаю, как примета, а на ловушку похоже... Но ты говорил, что Ковчег пуст? Может, ворота и некому было закрыть? - он опять задумался и вдруг спросил - неожиданно для себя самого: - Интересно, а куда деваются мальчишки и девчонки, которых высаживают тут?
* * *
В то время, как наверху шел суд над Олегом и Калле, в одном из самых дальних подвалов замка девочка-еврейка боролась со сном. Холодная вода заполнила весь пол. Абсолютная темнота, самая простая темнота резала глаза... Веревки размокли и набухли, отчего еще сильнее врезались в запястья и лодыжки. Нужно было с этим сделать что-то, и Вайсер начала двигать руками и ногами, тихо поскуливая. На удивление ее труды увенчались успехом, совсем развязать веревки не удалось, но ослабить путы он смогла. Рахель попыталась подняться. Нужно было заставить себя двигаться, чтобы разогнать кровь и хоть немного согреться. После долгих усилий ей это удалось. Время застыло в этом проклятом месте.
"Не спать! Рахель Вайсер, только не спать! - упрямо твердила она себе. Веревки на ногах оказались завязаны не очень хорошо, и их-таки удалось стянуть.
Скрипачка меряла шагами свою камеру, ее шатало от голода и слабости, но она каждый раз снова и снова упорно вставала и шла, когда подкашивались ноги. Кляп мешал дышать, а то, чтобы попытаться переместить связанные за спиной руки вперед, не приходило в голову, сказывалась усталость.
- Ты умрешь тут, Вайсер, - сказала сама себе девочка и тут же ответила - Ну уж нет!
Тьма как всегда пришла внезапно. Она свернулась около самой дальней стены, затаилась в углу, наблюдая, как Рахель борется с самой собой, словно кукла-марионетка дергая закоченевшими ногами. Тварь наслаждалась, она пила разливающиеся по всей камере страх скрипачки, ее боль, ее отчаянье. И когда наконец девочка в бессилии рухнула на колени, подняв брызги, ведьма выползла из своего угла.
- Здравствуй, упрямая овечка...
Вайсер дернулась, оглянулась на голос, потом тяжело выдохнула.
- Не можешь говорить?.. - то ли утвердительно, то ли вопросительно сказала Тьма. Ее сетчатое тело, словно сотканное из черных нитей, обвило голову и шею девочки, невидимая рука вытянула кляп и кинула его под ноги Рахель. Вайсер хотела закричать, но из горла рвался только хрип...
- Не спеши, - прошептала сущность, - Мы же не хотим, чтобы тебя спасли раньше времени, да мы и вообще не хотим, чтобы тебя спасли! Мы же с тобой хотим, чтобы тебя судили и казнили... и тогда! Тогда ты станешь моей!
- Пусть ты получишь меня, но тебе не получить ИХ!!! - едва слышно прошептала девочка.
- Думаешь? Один кормит меня собственной кровью, второй почти принял меня, и, если он примет, то даже твой хваленый БОГ не поможет ему...
У Рахель зуб на зуб не попадал, ее била крупная дрожь от холода и НЕНАВИСТИ... Человеку нужно иметь ВРАГА, чтобы справляться со смертью и бедами, пусть не ради любви, так хоть назло этому самому ВРАГУ. И скрипачка выбрала себе врага...
- Мне скучно... - в голосе ведьмы слышалась грусть, - Мне так скучно, моя маленькая игрушка, и потом, я хочу дольше и интереснее. Твои друзья пошли на мой остров, - тварь гнусно захихикнула, - они хотят меня убить... А я побуду с тобой, пищу нужно есть теплой и еще живой, не так ли, моя дорогая? Не волнуйся, им будет с кем воевать, я могу быть везде, пока они еще могут, конечно, воевать...
Вайсер хотела что-то ответить, вцепиться в эту гадину, которая издевалась над ней и ее друзьями, но не смогла и пошевелиться. Укутанная словно младенец заботливой матерью в черное одеяло, она с ужасом поняла, что засыпает...