Аннотация: Три истории, объединенные общими главными героями. Кроссовер на темы вампиров, мистики и постапокалипсиса. Истории не основаны на каких-то уже существующих мирах и являются самостоятельными произведениями.
1. КОГДА НЕ СТАЛО СВЕТА.
Я шагаю по неширокой аллее. Каждое дерево знакомо мне еще с тех времен, когда их только высаживали по бокам протоптанной многими поколениями тропы, ведущей от города к кладбищу. На моих глазах они превратились в кряжистых великанов, расправивших свои ветви густым пологом над землей. Сейчас эти ветви уничтожило пламя, и лишь мертвые стволы, похожие на почерневшие языческие камни, торчат из земли. Но я все равно узнаю каждое дерево по корням, которые все еще цепляются за почву обугленными пальцами.
Воздух наполняет тяжелый запах гари, смешанный со сладковатым смрадом от сгоревшей плоти. Мои сапоги ступают в пепел, нанесенный в аллею вечным ветром, который, сколько я помню, обитал здесь всегда. Шевелил пожухлую траву, заставлял трепетать багряные шапки деревьев, гнал дождь сквозь густые ветви, застилал легкой поземкой дорожку, и каждый раз его неслышное дуновение сопровождал или шелест упавшей листвы, или хруст тонкого наста, или звук неспешной капели. Сейчас был пепел. Мягкий и неслышный, поглощающий звук моих шагов, а ветру, похоже, было все равно.
Наверное, впервые я шагаю так свободно при дневном свете. В иное время это было бы немыслимо, но сейчас... Сейчас день хуже ночи. Повисший над городом смог от пожаров и поднятый горячим воздухом пепел не оседают уже двое суток, не позволяя солнечным лучам коснуться израненной земли. Сегодня я рискнул покинуть свое убежище и уже через несколько минут понял, что с этого момента я живу в ином мире.
Меня зовут Верджил Блэк. Я вампир. Да, из тех самых, про которых написано сотни глупых книжонок. Они настолько смешны и бессодержательны, что я иногда задумываюсь, как такие, как я, все еще существуют в реальном мире. Поверхностные истории, рассказанные несведущими людьми, переполненные выдумками и откровенной чушью, не ровня тем древним легендам и предубеждениям, которые, как я с недавних пор стал подозревать, и породили нас, вампиров. Иного объяснения нашему существованию я не нахожу.
Я живу, если мне будет позволено так сказать, уже очень долго, но сегодня впервые поразился тому, на что люди могут обречь себе подобных. Мне приходилось бывать на многих войнах. Только там я мог отыскать действенное лекарство от монотонности моей вечно длящейся жизни. Я воевал среди сарацин в эпоху крестовых походов и вкушал кровь крестоносцев из их же стальных шлемов, я сражался с дикими племенами индейцев, высадившись с испанцами на побережье Америки, пока жрец одного из племен не вырезал сердце из моей груди. Позднее я примкнул к армии северян, когда разразилась гражданская война, и видел реки черной крови, которые заставили меня усомниться в собственной кровожадности. Я побывал на обеих мировых войнах, впоследствии затеянных человечеством, и вынес оттуда ощущение, что ничего более ужасного я никогда уже не увижу. Думал ли я, что стану свидетелем бойни, во сто крат более бессмысленной и страшной, чем все, что я повидал до сих пор.
Я миновал аллею и оказался на окраине города. Пожары пылали до сих пор, то затухая, то вновь разгораясь. Не решаясь идти дальше, я наблюдал издалека редкие фургоны спасательных команд, вокруг которых суетились военные медики и солдаты национальной гвардии. Насколько я понял позднее, они даже не пытались собрать тела. Лишь делали короткие вылазки, чтобы отыскать редких выживших. Не имело смысла восстанавливать порядок или налаживать какую-то жизнь. Город был мертв, и с этим ничего нельзя было поделать. Те, кого успели эвакуировать накануне удара, вернулись теперь на пепелище, надеясь отыскать своих родных и близких, не поверивших в реальность угрозы. Меня самого спасли крепкие стены вросшего в землю старинного склепа, что находится на старом кладбище, основанном еще в колониальную эпоху. На протяжении последних лет этот склеп служил мне прибежищем.
На мне поверх старомодного костюма был длинный черный плащ с глубоким капюшоном и потому я сошел за одного из тех несчастных, что с риском для жизни пробирались через карантинный кордон вглубь города. Оказавшись в городе, я с трудом узнал его некогда уютные улочки. От деревянных коттеджей пригорода почти ничего не осталось, а в редких уцелевших домах отсутствовали окна и двери. Значило ли это, что поисковые группы пытались отыскать выживших стариков и немощных, запертых в четырех стенах, или, может быть, двери выломали мародеры, которые во все времена не слишком считались с масштабами трагедии и моральными принципами. Ближе к центру города разрушения только нарастали. Двухэтажные каменные домики, покрытые черепицей, теперь походили на большие картонные коробки, в которых кто-то огромной тлеющей сигаретой выжег закопченные дыры окон. Крыши провалились вниз, а из выгоревших дверей наружу высыпались горы обвалившейся штукатурки, кирпичей и перекрытий. Зачем я сюда пришел? Чтобы убедиться в том, что это не продолжающийся сон, наполненный кошмарами? Все слишком реально, чтобы быть сном. Даже сном вампира.
Так кого же я ищу здесь? Никого конкретно. Людей. Нет, пожалуй, впервые я решил отыскать того, кого в иное время пожелал бы встретить в последнюю очередь. Я свернул на едва узнаваемую улочку и пошел к западной окраине города. Уже пройдя порядочное расстояние, я забеспокоился. Высокий шпиль с крестом обычно заметен издалека. Дорогой я ошибиться не мог, и стройная часовня старой церкви должна была уже показаться над крышами уцелевших зданий. Мои опасения вскоре разрешились, сменившись одновременно необычной для меня скорбью. Шпиль часовни уничтожил огонь, некогда прекрасные цветные витражи в окнах церкви полопались, а от резных дверей остались только обугленные куски дерева, висящие на петлях. Сейчас здание мало чем напоминало храм. А ведь когда-то я обходил это место стороной. Предрассудки вампиров не более, но я тоже читаю глупые книжки. Я вспомнил старика священника, отца Клауса. Пожалуй, он был единственным, кто твердо верил в мое существование. Его считали сумасшедшим, но его службы, наполненные духовной энергией, жители города посещали с редким усердием. Интересно, что с ним стало?
Я решился и ступил на занесенную черными хлопьями дорожку, ведущую к ступеням церкви. Поднявшись к входу, я зашел внутрь. То, что я оказался внутри церкви, не произвело на меня ни малейшего впечатления; против ожидания сей факт не вызвал во мне ни трепета, ни страха. Я был разочарован. Слабый звук, донесшийся из глубины центрального зала, заставил меня насторожиться. Я в нерешительности замер, раздумывая, не уйти ли мне, но немного опоздал с принятием окончательного решения. Показавшийся из-за остатков кафедры человек заметил меня и, тяжело вздохнув, устало сказал:
- Воистину, настало темное время, если даже порождения ночи осмеливаются зайти в храм!
Отцу Клаусу не откажешь в проницательности, несмотря на его преклонный возраст и подслеповатые глаза. В своем желтом дождевике, надетом поверх джинсовой куртки, и мешковатых штанах, заправленных в сапоги с отогнутыми голенищам, он не был похож на служителя церкви, но благообразный вид его седеющей головы, высокий лоб и тонкие губы сразу расставляли все по местам.
- Вы узнали меня? - удивился я.
- Зачем ты пришел сюда? - задал встречный вопрос священник. - Неужели я единственный, кто выжил и в чьих жилах продолжает течь кровь? Или, может быть, ты выбрался из своего логова, чтобы питаться мертвечиной?
- Не говорите глупостей, - зло заметил я. - Вам прекрасно известно, что я не приемлю мертвую кровь.
- Значит, все-таки ты пришел за мной. Решил посчитаться?
- За что мне с вами считаться, отец Клаус? За ваши проповеди, поносящие и меня в том числе? Нет, мне ни к чему это. Вместо меня вас и вашего господина упрекает мертвый город за моей спиной, который не смогли сберечь звучавшие здесь молитвы.
- Тут ты прав, - признался Клаус. - Это упрек всем нам. Тем, кто не прислушался к слову Господа и тем, кто не смог донести это слово до внемлющих. Ну а ты можешь ликовать. Зло овладело этой землей.
- Вы будете удивлены, но во мне нет ликования. Скажу лишь, что я искренне рад, что вы живы. Кстати, почему вы до сих пор здесь?
- Наивно полагал, что смогу чем-то помочь людям. Но пока ты единственный, кто посетил церковь, - признался Клаус, вздохнув.
Он запрокинул голову и стал осматривать почти целиком выгоревший интерьер центрального нефа.
- Теперь церковь не пугает даже тебя, - сокрушенно заметил он. - Как поменялся мир. Слуга господа и приспешник дьявола предаются спору на пепелище церкви. Не странно ли это?
Клаус замолчал и, закрыв глаза, погрузился в размышления. Я счел за благо более не досаждать ему своим присутствием и тихо отступил к выходу. Он окликнул меня:
- Ты снова пойдешь в город?
- Да.
- Зачем?
- Хочу повидать кое-кого.
- Там никого не осталось, уж поверь мне.
- Как знать, - уклончиво заметил я.
- Если ты замыслил отыскать для себя беспомощную жертву, то...
- Успокойтесь, отец Клаус, я вышел не за кровью. Даю слово.
- Много ли стоит дьявольское слово!
- Не зли меня, старик! - я резко повернулся к нему, и по ужасу, отразившемуся на его лице, понял, что сейчас он видит мои глаза, блеснувшие красным огнем из глубины капюшона. Я успокоился и постарался сгладить так некстати прорвавшийся гнев: - Я никому не причиню вреда. Не в этот раз...
- Если ты идешь на север... к дому Анны, то я не советую тебе ходить туда. Говорят, там горячая зона, - почему-то предупредил меня священник.
Я замер. Призрачное сердце в моей груди почти ощутимо застучало. Откуда он знает обо мне и Анне? Слова старика неожиданно для меня самого дали ответ, зачем на самом деле я оказался здесь. Я бесцельно блуждаю по улицам города, неосознанно оттягивая момент, когда своими глазами увижу развалины ее дома. Она и только она удерживала меня в этом захолустном местечке. Неужели Анна значила для меня так много?
Я сбежал по ступеням церкви, выбежал на тротуар и пошел быстрым шагом на север. Желание достичь успокоения подавляло мысль о том, что впервые за долгое время я оказался подвержен человеческому чувству. Эта мысль постоянно возникала вновь и гнала меня мимо почерневших фасадов, заставляла взбираться на горы мусора и перелезать через рухнувшие бетонные столбы. Клаус сказал, что там горячая зона. Радиация. Не знаю, как на вампиров влияет радиация. Меня пытались растворить в кислоте, жгли на бесчисленных кострах, кромсали плоть моего тела, травили, протыкали, вешали и топили - неужели новая разновидность смерти, порожденная современной наукой, совладает со мной? Будь что будет.
- Эй! Стой! - окликнул меня кто-то сбоку.
Занятый своими мыслями, я не заметил двоих людей, появившихся на боковой улочке. Они как раз вышли из уцелевшего здания бакалейной лавки. Один взвалил на плечо свернутые брезентовые носилки, до этого видимо приставленные у входа в здание, а второй поправлял на поясе громоздкий аппарат с множеством циферблатов. Оба были облачены в когда-то белые защитные костюмы, теперь порядком запачканные сажей. Их лица закрывали защитные маски, от которых гибкие шланги шли за плечи к укрепленным на спинах ранцам. Скорее всего, оба были из поисковой группы, которая занималась поисками выживших.
Я остановился. Один из незнакомцев подошел ближе и махнул рукой в ту сторону, куда я как раз направлялся.
- Вам лучше поскорее покинуть это место, - послышался его приглушенный маской голос. - Здесь крайне небезопасно. Пожалуйста, следуйте за нами. Мы выведем вас к ближайшему карантинному медпункту.
Второй тем временем незаметно, как ему казалось, стал заходить мне за спину. Было понятно, что они принимают меня за одного из тех сумасшедших, что бродят по развалинам города. Мне не очень хотелось объясняться с местными властями и уж тем более раскрывать перед ними свою личность. Я сорвался с места и побежал к углу ближайшего здания. Позади послышалась приглушенная маской ругань. Похоже, один из людей споткнулся и упал, бросившись преследовать меня. Я мельком оглянулся и увидел, что второй остановился и помогает упавшему встать. Завернув за угол, я прижался к шершавой стене здания, прислушиваясь, не последуют ли за мной эти люди.
- Ну и черт с ним! - донесся до меня раздраженный голос. - Мне уже надоело вдалбливать в головы этих сумасшедших, что здесь опасно!
- Ладно, пошли, - согласился второй. - Доложим о нем на сборном пункте, и пусть военные принимают решение, что делать с этими идиотами.
Голоса стали отдаляться, и я пошел в противоположную сторону. Идти было уже не так далеко. Достигнув нужного квартала, в первый момент я побоялся поднять глаза от замусоренной мостовой. Взглядом пробежал по оплавленной ограде, проследил извивы дорожки во внутреннем дворике и увидел на месте дома Анны лишь две стены, которые, казалось, устояли лишь потому, что поддерживали друг дружку. Здесь не было пожара. Какая-то сила обрушила здание, превратив в руины трехэтажный особняк. Я побрел по дорожке к останкам дома, убеждая себя, что я отыскал, наконец, ответ на мучивший меня вопрос, но чувство успокоенности, которого я жаждал, не пришло. Наконец, немыслимое дело, я стал утешать себя, что Анну и ее семью эвакуировали. Что ее тела нет под этими руинами. Я стал вслушиваться в безмолвствующие камни, чтобы убедиться окончательно в этом, я стал втягивать пропитанный гарью воздух, боясь уловить запах ее тела. Мои глаза ощупывали упавшие балки, горы кирпича, страшась натолкнуться на свидетельства ее смерти. Наверное, впервые я пожалел о сверхъестественной остроте своих органов чувств.
Неожиданно я услышал слабое биение. Да, биение сердца. Оно доносилось откуда-то из-под одной из рухнувших стен. Распластавшись на земле, я заставил себя почти умереть, чтобы не единым звуком не нарушить вдруг разлившуюся по округе тишину, в которой сердцебиение зазвучало гулким эхом. Как мне показалось, определив правильное положение человека, я поднялся на ноги и ухватился ладонями за край бетонного перекрытия, приготовившись проделать трюк, не менее выдающийся, чем способности моих органов чувств.
Я резко дернул плиту вверх и тут же бросился в открывшееся пространство. Плита какое-то время по инерции продолжала подниматься, разбрасывая в стороны пыль и куски кирпичей, а потом, встав почти вертикально, застыла. Мало кто поверит, что мое худощавое тело может обладать такой мощью. Свидетелей этому было и того меньше. Вложить в мгновение объективного времени изрядное количество времени субъективного - это еще один мой дар. На самом деле плита не застыла даже на секунду. Это я в исчезающий миг оценил то, что находилось под ней, схватил дрожащее, изломанное тело на руки и мгновенно отпрянул в сторону. Тут же на прежнее место рухнула плита, подняв облако пыли и окончательно уничтожив полость, которая позволила выжить человеческому существу. Сколько Анна пролежала так, задыхаясь в полуобморочном состоянии, я не знал. Со времени катастрофы прошло два дня. Ее тело было серьезно обожжено и выглядело страшно. Впервые я растерялся и не знал что делать.
Неожиданно Анна негромко застонала, и это вывело меня из ступора. Я осторожно положил ее на землю, сорвал с себя плащ - благо смеркалось и мое необычно бледное лицо вряд ли кто разглядит в полумраке, и накрыл им девушку. Затем я осторожно подтиснул под нее края плаща, вновь поднял на руки и с максимальной скоростью, на которую был способен, ринулся обратно к церкви.
Отец Клаус был все еще там. Может, он догадывался, что я вернусь, и зачем-то ждал меня? Я пронес Анну внутрь церкви и положил ее на одну из сохранившихся лавок. Распахнув плащ, я наклонил голову и прислушался к слабому сердцебиению. Отец Клаус подошел ближе, держа в руке зажженный фонарь, и я заметил краем глаза, как он побледнел от вида ран Анны.
- Слишком поздно! - грустно произнес он. - Даже если сейчас мы доставим ее на сборный пункт, вряд ли она выживет. Раны слишком серьезны, и это чудо, что она протянула так долго.
Все это я знал не хуже его. Зачем я принес ее именно сюда? Может быть, я ожидал чуда от этого места? О нет. Пора было признаться самому себе. Как часто я желал сделать ее равной себе, но прекрасно понимал, что потом никогда себе этого не прощу, и она не простит этого мне. Сейчас она умирала, и я захотел исполнить давно задуманное, чтобы спасти ее, даровав ей вечную жизнь. Но даже во благо я не решался покуситься на чистоту ее души и тела, если только...
- Отец Клаус, я хочу поделиться с ней своей кровью, - произнес я медленно.
Священник скривился в отвращении и возмущенно закричал:
- Как можешь ты замышлять подобное в этих стенах и ожидать от меня благословения!
Гнев Клауса был столь горяч и искренен, что я отругал себя за решение прийти сюда. Но Анна... Ради нее я готов снести всю эту религиозную чепуху.
- Я люблю ее, - признался я тихо. - Как еще я могу помочь ей? Вы сами сказали, что обычные средства уже бессильны что-либо сделать.
- Ты осквернишь ее душу! Она будет проклята твоим вмешательством! Если ты любишь ее, то оставь ее тело в покое! - страстно воспротивился священник.
- Оставаться безучастным и наблюдать, как она страдает и умирает? - закричал я в ответ. - Это невыносимо даже для меня. Я не могу бездействовать, зная, что могу изменить это!
Клаус в ужасе отпрянул, когда я обнажил свои клыки. Он принялся осенять себя крестом и бормотать молитвы, а я, не обращая на него внимания, склонился к необожженному участку шеи Анны, на котором билась слабая жилка. Я осторожно погрузил в ее тело острые, как иглы, клыки и стал пить ее мятущуюся кровь, тут же возмещая своей, бессмертной. Когда я закончил, то поднял голову и вгляделся в лицо девушки. Внешне ничего не изменилось. Только на шее появились отметины от моего укуса. Если все будет хорошо, от них не останется и следа, точно так же, как и от ужасных ожогов.
- Присмотрите за ней, - в изнеможении сказал я съежившемуся в углу священнику. - В течение ночи должно все решиться. Я буду снаружи. Незадолго до рассвета мы вместе с ней уйдем, и вы никогда больше ни меня, ни ее не увидите. И не вздумайте вмешаться!
Усевшись на ступенях перед входом, я стал наблюдать за заревом от пожаров, пылающим над городом. Правильно ли я поступил с Анной? Может, священник прав, и я должен был оставить ее в покое? Но тут в памяти возникла ее лучистая улыбка, звонкий смех, наши краткие, но нежные встречи на границе дня и ночи, и я понял, что больше всего на свете хочу все это ощутить вновь. Неважно, что думает священник, важно, что скажет она, когда очнется. Что сделано, того не воротишь. Оставалось ждать и надеяться, что Анна поймет меня и простит.
Внезапно напротив церкви показалось несколько факелов, и передо мной из темноты на небольшую площадь выступило четверо человек. Двое волокли за собой огромный тюк. Один из двух оставшихся сгибался под тяжестью объемистого мешка. Лишь четвертый шел налегке, пользуясь, видимо, привилегией главного в этой компании. Он поводил факелом из стороны в сторону и, приметив здание церкви, направился прямиком ко мне. Он не замечал меня, так как на мне был черный костюм, а свое бледное лицо я склонил вниз, наблюдая за незнакомцами исподлобья сквозь упавшие на лоб пряди черных как смоль волос. Один из тех, что волокли тюк, окрикнул главного:
- Фрэнк, это же церковь. Брось! Мы и так достаточно нагрузились. А нам ведь еще надо миновать кордоны со всем этим барахлом.
- Да, Фрэнки, - поддержал второй. - Мы мотаемся здесь уже очень долго, а тот докторишка, которого мы встретили днем, сказал, что находиться здесь долго опасно.
В ответ главный нетерпящим возражений тоном сказал, как отрезал:
- Перекантуемся ночь здесь! Самое подходящее место. Раз внутри кто-то есть, значит и для нас будет безопасно. А рано утром слиняем.
Главный вновь пошел к церкви, по-прежнему не замечая меня, а его напарники, схватившись за свою поклажу, недовольно переругиваясь, побрели следом. Когда я в полный рост встал перед ними, загораживая проход, этот Фрэнк от неожиданности вскрикнул как-то по-бабьи и отпрянул назад, а его товарищи с грохотом уронили тюк. А вот четвертого, который до сих пор не издал не единого звука, я недооценил. Что-то блеснуло у него в свободной руке и одновременно с вспышкой пороховых искр, вылетевших из револьверного ствола, и грохотом выстрела в мое тело вонзилась пуля. Меня отбросило обратно на ступени. Сзади скрипнули остатки дверных створок, и спустя пару секунд надо мной склонился испуганный отец Клаус.
- Освободи дорогу, старик, а иначе последуешь за своим другом, - проревел опомнившийся Фрэнк. - А ты чего палишь без разбору! - видимо главный набросился на стрелявшего. - Второго уже убиваешь за день. Тогда доктора пришил, а теперь вон какого-то святошу!
- Доктор не хотел наркоту отдавать, вот и получил промеж глаз! - недовольно огрызнулся человек.
Я слушал этот разговор, жалея лишь о продырявленной рубашке. Клаус неуклюже пытался помочь мне встать. И почему он это делает? Неужели не знает, что его помощь мне ни к чему. Я отвел его слабые руки и, не поднимаясь в полный рост, с места прыгнул на спину Фрэнку, который обернулся к своим подельникам. Его поганая кровь меня не привлекала. Я просто оторвал ему голову и запулил ее, словно футбольный мяч, за пару кварталов от церкви. Тот, что еще продолжал сжимать в руке револьвер, от моего удара вместе с мешком полетел в одиноко стоящий бетонный столб, с хрустом ударился об него позвоночником и переломанный пополам упал вниз. Наверное, я убил бы и двоих оставшихся, если бы меня не остановил отец Клаус. То, что он сказал после, заставило меня моментально забыть о мародерах.
- Она умерла, - грустно произнес он.
Я стремительно взбежал по ступеням, немилосердно оттолкнул от входа старика, вошел внутрь церкви и приблизился к Анне. Она не дышала. Свет зажженного фонаря уложил на ее лицо глубокие тени, а следы от моего укуса темнели парой грязных кровоподтеков.
- И добро и зло теряют свою силу, когда в мире воцаряется хаос, - сказал неслышно подошедший сзади Клаус.
Он был прав. В мир явилось нечто, против чего оказалась бессильна магия старого мира. Потерпев неудачу, я уступил место возле тела девушки священнику. Я не мог плакать и лишь смиренно слушал столь ненавистные мне молитвы, полившиеся из уст Клауса.
Незадолго до рассвета мы похоронили Анну в небольшом саду за церковью. Больше ничто не удерживало меня в этом городе. Я повернулся и, не слова не говоря, пошел прочь.
- Куда ты направляешься? - крикнул мне вслед отец Клаус.
- К людям, - ответил я и с сарказмом заметил: - Не сложно догадаться ведь, правда?
- Если позволишь, могу я составить тебе компанию? - серьезно спросил он.
Я кивнул, не спрашивая о причинах, побудивших священника сопровождать вампира.
- Тогда подожди меня минутку. Я прихвачу некоторые свои вещи, - попросил он.
Я остался стоять на улице, дожидаясь его. Клаус обернулся довольно быстро, неся в руках маленький саквояж, делавший священника больше похожим на доктора. Последний раз взглянув на сгоревшую церковь, он зашагал вслед за мной к окраине города. Мы молчали. Каждый думал о своем. На самом деле я был даже рад, что Клаус решил отправиться со мной. Часто я размышлял о том, что если вдруг поблизости от меня не окажется ни одного человека, верящего в мое существование, я просто исчезну, растворюсь облаком дыма, как устаревший миф, который перестали вспоминать. Надо ли говорить, что присутствие отца Клауса избавило меня от необходимости проверять истинность этого умозаключения. Ну а стану ли я частью нового мифа, покажет лишь будущее.
2. КРИК НА ВЕТРУ.
Возник сильный порыв ветра, неприятно скрипнула старая веревка, и мой молчаливый сосед повернулся лицом. О глазах ему теперь оставалось только мечтать, его продубленная ветром кожа потрескалась на скулах, а губы высохли и съежились, открыв овальную дыру рта. Грубая пенька встопорщила остатки выцветших волос за его левым ухом, все остальное давно слезло, подставив пасмурному небу голый череп.
Веревка в очередной раз скрипнула, и висельник развернулся боком, давая возможность рассмотреть свою одежду. Сам он не представился, а по одежде так сразу и не скажешь, чем он занимался в свои лучшие годы. Когда он повернулся почти кругом, я заметил, что левый рукав его ветхой куртки пуст. Нехорошо, конечно, подозревать незнакомого тебе человека, но что-то подсказывало мне, что он обычный вор, к каковым в этих местах крайне суровое отношение. Видать, бедняга не усвоил урок, лишившись руки, и вот теперь оказался с веревкой за ухом.
Я посмотрел мимо своего соседа на простирающуюся до самого горизонта однообразную степь. Неподалеку от виселицы среди жухлой травы вилась тропинка. Вдалеке я заметил человеческую фигуру и уныло подумал, что это уже не первый путник, который без всякого любопытства пройдет мимо, даже не взглянув в нашу сторону. Человек быстро бежал, часто спотыкался и иногда падал, скрываясь в высокой траве, но тут же вскакивал и бежал дальше. По мере того, как он приближался, я стал различать на нем бесформенную хламиду, которую человек пытался подобрать рукой, чтобы та не путалась в ногах. В другой руке он держал небольшой чемоданчик.
- Верджил! Верджил! - еще издалека завопил человек.
Отец Клаус, а это был именно он, выбежал на затоптанную площадку возле виселицы и пропал из виду. В следующую секунду я почувствовал, как усилилось давление на мою шею, и догадался, что старый священник неловко пытается вытащить меня из петли. Бесполезное занятие - петля затянулась до предела, а узел разбух от влаги и не желал скользить по веревке. Если так будет продолжаться дальше, мои сухожилия не выдержат, и старик скорее оторвет мне голову, чем вытащит из петли.
Внезапно давление на шею ослабло, и от неожиданного толчка я завращался вокруг своей оси. Гнилой труп вора, балки двустолбной виселицы и плюхнувшийся в траву Клаус замелькали перед моими глазами сумасшедшим калейдоскопом. На фоне скрипа закручивающейся веревки послышался хлопок и близкий свист. Земля вдруг ударила мне в пятки, примятая трава понеслась в лицо, жесткие стебли сухостоя царапнули кожу, и я уткнулся носом в слегка влажную почву.
Кто-то навалился на меня сверху, уцепился за плечо и через силу перевернул на спину. Совсем рядом послышался голос священника:
- Господи, Верджил, ты жив? Я же предупреждал тебя, что тех, кто ворует скот, здесь вешают!
- Оставьте его, - прозвучал незнакомый мне женский голос. - Он давно уже мертв. И, как я понимаю, получил по заслугам, если промышлял воровством скота!
Чуть разлепив распухшие веки, я увидел подле себя пару армейских ботинок. Увы, рассмотреть их владелицу не было никакой возможности. Моя шея была переломана, и я не мог пошевелить свернутой набок головой. Валяться в таком положении было просто невыносимо. Да еще у ног женщины. Наверное, мне не следовало поддаваться гордыне и торопиться с трансформацией. Я вполне мог бы дождаться, когда незнакомка уйдет, но инстинкт, спровоцированный мелькнувшей мыслью, уже запустил процесс восстановления. Сломанные позвонки, будто брошенные игральные кости, застучали друг о дружку, пытаясь сложиться вновь. Моя грудь дернулась, проталкивая сквозь смятое горло застоявшийся в легких воздух, а мышцы шеи напряглись, растягивая петлю. Я изогнулся, хрустя всеми суставами, и блаженно расслабился, чувствуя, как теплая кровь вновь побежала по жилам.
Выждав минуту, я рывком сел, упираясь в землю связанными за спиной руками. Прямо передо мной сидел побелевший, как мел, отец Клаус. Маска ужаса и неверия застыли на его лице, и только часто хлопающие глаза выдавали в священнике живого человека. Хорошо хоть, что старика не хватил инфаркт, а вот незнакомка оказалась не готова к воскрешению мертвеца.
Пока опомнившийся Клаус неуклюже пытался развязать веревку, стягивающую мои запястья, я рассматривал лежащую в обмороке женщину. Кроме замеченных мною ранее армейских сапог на ней были брюки и куртка цвета хаки, явно великоватые для ее хрупкой фигуры. На рукаве куртки виднелся неизвестный мне шеврон. Чуть поодаль в траве валялся слетевший с головы берет под цвет одежды. На поясе незнакомки был широкий ремень, и я подозревал, что где-то под ее бедром находится кобура с оружием.
Как только Клаус достаточно ослабил мои путы, я нетерпеливо высвободил руки и на четвереньках подобрался к лежащей женщине. Она оказалась еще совсем молоденькой, и к тому же жгуче рыжей! Волевой подбородок, резко очерченные скулы и тонкие губы делали ее похожей на мальчишку. Небольшой шрам на переносице, придававший густым бровям нахмуренный изгиб, делал, в общем-то, открытое лицо немногим более суровым, чем оно было на самом деле. Концентрируясь на вздернутом носике, веснушки веселым хороводом разбегались по щекам, а рыжие волосы, растрепавшись из тугой прически, рассыпались красной рекой по траве. Голова незнакомки была слегка повернута, и кожа шеи вызывающе белела, привлекая мое внимание.
- Верджил, ты же не думаешь... - заволновался заметивший мой взгляд Клаус.
- Я лишь хочу привести ее в чувство, - успокоил я его. - Кто она такая?
- Сам не знаю, как и откуда она появилась! - ответил священник.
Я склонился ниже, прислушиваясь к дыханию девушки, и почти сразу же что-то холодное уперлось мне в шею. Отец Клаус ойкнул. Я замер и, скосив глаза вниз, заметил руку незнакомки, сжимающую рукоятку револьвера. Похоже, именно это оружие было использовано, чтобы снять меня с виселицы. Ловко! Я поднял взгляд и, наконец, узнал цвет глаз девушки - синие с серыми крапинками по краям радужки. В них явно была растерянность, но не страх.
- А ну отодвинься от меня! - процедила она сквозь стиснутые зубы.
Я подчинился. Девушка уселась на земле и поудобнее перехватила револьвер, не переставая направлять его на меня.
- Что все это значит? - легким движением головы она кивнула в сторону виселицы. - Ведь ты был мертв! В этом не может быть ошибки!
Клаус, видимо, растерявшись, молчал, а ведь, скорее всего, именно ему незнакомка поверила бы, даже если бы священник понес какую-нибудь околесицу. Пауза затягивалась. Палец девушки на курке револьвера побелел от напряжения, а само оружие, казавшееся великоватым для ее худой руки, мелко подрагивало, вызывая у меня неподдельное опасение за собственную только что спасенную шкуру.
- Эй, успокойся! С чего ты взяла, что я был мертв! Да ты сама посмотри, - я медленно поднял руки и перевернул все еще болтающуюся на моей шее петлю, демонстрируя незнакомке узел. - Эти бездельники даже не сумели как следует узел навязать, чтобы он сломал мне шею, а петля всего лишь сдавила глотку. Конечно, если бы не твое своевременное вмешательство, я бы задохнулся...
Тут я лукавил, так как узел был в самый раз, и мои позвонки треснули в ту же секунду, как только я сверзился с повозки, отъехавшей в сторону. Девушка недоверчиво посмотрела на узел, и по ее лицу я понял, что все тонкости подобной казни ей в новинку.
- Кто вы такие? - спросила она.
- Меня зовут Верджил Блэк, - представился я. - А это отец Клаус, священник.
На лице незнакомки отразилось недоверие. Кажется, она считала нас обоих жуликами. Револьвер в ее руке, клюнувший было стволом к земле, вновь вскинулся и уставился мне в грудь. После непродолжительного молчания девушка сказала, хмуро поглядывая на меня:
- Неудивительно, что тебя вздернули, если учесть, как сейчас ценят домашних животных. Я вот думаю, что поторопилась снять тебя с виселицы! Не стоило мне вмешиваться в местный суд, - девушка пожала плечами. - Но что сделано, то сделано. Не вешать же тебя снова.
Уж не знаю, что она там возомнила о себе, но оценивая ее угадывающуюся под мешковатой формой худенькую фигурку, я сильно сомневался, что она смогла бы вновь засунуть меня в петлю без посторонней помощи.
Девушка резко встала и медленно попятилась, все еще удерживая меня на мушке. Потом убрала револьвер в кобуру и нагнулась, чтобы поднять берет, впрочем, не выпуская нас из виду. Парой ловких движений она собрала волосы под берет и натянула его на голову под залихватским углом. Покончив с этим, девушка повернулась к нам спиной и быстро пошла прочь по направлению к едва виднеющейся тропинке. Кобура с револьвером комично прыгала на ее бедре в такт широким шагам.
- Постойте! Эй! - закричал Клаус.
Девушка остановилась и нехотя обернулась.
- Что еще!?
- Хотели вы того или нет, но вы совершили благородный поступок. Кто вы?
- Зачем вам знать?
Клаус смутился:
- Я хотел лишь помолиться за вас. Это меньшее, что я могу воздать вам за вашу доброту.
Лицо девушки смягчилось.
- Маршал РКК Алиса Риггс к вашим услугам.
- Как я понимаю, вы одна из тех, кто пытается навести хоть какой-то порядок в округе?
- Именно так, - кивнула она.
РКК или Региональные Координационные Комитеты, второпях созданные сразу после Катастрофы, как органы, временно бравшие на себя бразды управления охваченными хаосом городами и поселениями, очень быстро сдали свои позиции и расписались в собственном бессилии. Многие считали, что это с самого начала было пустым занятием. Наступил полный коллапс цивилизации, и ничто уже не могло изменить ход истории. Время было упущено. Те, кто вчера был обязан поддерживать порядок и организовывать людей, теперь сами занимались мародерством, присваивали государственное имущество и распоряжались образовавшимся вакуумом власти так, как считали нужным. Комитеты были слишком слабы, чтобы диктовать свои условия. Единственное, что им оставалось, это пытаться наладить связь между разрозненными общинами и заручиться их поддержкой, постепенно налаживая хоть какое-то подобие централизованного управления. К сожалению, опытных кадров не хватало, и к работе зачастую привлекали таких вот юнцов, как Алиса, которые еще могли воспринять идеи, пропагандируемые идеологами РКК.
- Извините меня за назойливость, но куда вы направляетесь? - поинтересовался священник.
- В поселение ?17, - ответила девушка.
- Странное название для поселка. Наверное, это место далеко отсюда, так как мы не слышали о таком.
- А вы и не могли о нем слышать. Мы сами узнали о нем совсем недавно. Как его называют сами жители, нам неизвестно до сих пор - дали ему пока лишь учетный номер и месяц назад отправили туда маршала для сбора сведений и налаживания контактов. С тех пор от маршала не было вестей, и меня послали для прояснения ситуации.
- Одну? - вырвалось у меня.
Алиса высокомерно посмотрела на меня. Как бы невзначай она положила ладонь на кобуру и несколько самонадеянно произнесла:
- Думаю, мне это по плечу. Выбирать все равно не приходится. В РКК слишком мало людей, чтобы снаряжать полноценный отряд в каждое мелкое поселение. Приходится рисковать.
Я едва сдержался, чтобы не упомянуть о ее недавнем обмороке, который не вязался с ее бравыми заявлениями.
- Мы могли бы составить вам компанию, - предложил Клаус.
Желание священника покинуть эту негостеприимную местность было понятно. Мягко говоря, нам тут были не рады, также как в паре других окрестных мест, где мы побывали за время нашего совместного с Клаусом путешествия. И вина тут была не только моя. Часто веру, которую проповедовал священник, не принимали в общинах, где все вращалось вокруг скудных запасов пищи, незараженного клочка возделываемой земли, и опасений родить неполноценных детей. Никто не хотел слушать слова о Боге, когда вместо распятия на почетном месте висел счетчик радиации, а костюм химзащиты, сворованный с военного склада, вызывал большее благоговение, чем риза священника.
- Вы думаете, я сослужу хорошую службу поселку, приведя в него вора? - насмешливо спросила Алиса.
- Но вы приведете и пастыря божьего! - невозмутимо парировал Клаус.
Девушка призадумалась. В конце концов, видимо, желание скрасить одиночество путешествия, а может быть, неуверенность в своих силах, таящаяся за внешней бравадой, пересилили подозрения в нашей неблагонадежности, и Алиса согласилась:
- Что же, я не против, чтобы вы сопровождали меня, но учтите, если в поселении случится кража после вашего там появления, я буду точно знать, кого и как вздернуть на виселице! Уж поверьте, я учту замечание по поводу узла и на этот раз сделаю все, как полагается.
- Справедливо, - кивнул я, сдерживая улыбку и пряча под ресницами угольки в глазах.
- Надеюсь, вам не надо возвращаться в местный клоповник за вещами? - поинтересовалась девушка. - У меня нет времени ждать вас.
- Нет, ничего существенного, - замотал головой Клаус и показал свой маленький чемоданчик, который ранее поднял с травы. - Все необходимое при мне.
Алиса кивнула и критически осмотрела меня. Мой плащ, старомодный камзол и шляпу забрали вздернувшие меня поселенцы. На мне остались лишь белая рубаха со свободными рукавами и узкие брюки. Увы, моя обувь тоже отсутствовала.
- Так и пойдешь? - скептически заметила девушка. Она повернулась к виселице и кивнула на моего бывшего соседа: - Ему башмаки уже точно не понадобятся.
Возможно, эти башмаки когда-то и имели приличный вид, а затем уже под воздействием влаги и солнца за время, пока они были на ногах мертвеца, превратились в настоящие развалины, но я сильно в этом сомневался, так как на них до сих пор так никто и не позарился. Расшнуровывать и снимать ботинки с иссохшего трупа было не слишком приятным занятием. Едва я стал натягивать один из снятых башмаков на ногу, как сразу понял, что не смогу пройти в них и сотни метров, чтобы не заработать болезненные мозоли на пятках. Выбирать не приходилось, и я, недолго думая, отодрал оба рукава от своей некогда шикарной рубашки.
Башмаки были слегка великоваты, но с импровизированными обмотками подошли в самый раз. Теперь единственное, что меня тревожило - это солнце. На протяжении того времени, что мы путешествуем с Клаусом, оно заставало меня в пути лишь пару раз, пробившись сквозь смог и пепел, все еще витающие в атмосфере. Тогда на мне были шляпа и плащ, сейчас же, если вдруг на меня упадут прямые лучи солнца, болезненных ожогов не избежать. Лицо и шею я хоть как-то мог спрятать, наклонив голову и укрыв длинными волосами, ладони можно было засунуть в карманы брюк, а вот плечи и руки оставались открытыми. Приходилось рисковать, тем более что я не хотел выдавать Алисе свою природу, а Клаус по нашему с ним негласному уговору должен помалкивать.
Покончив со сборами, мы вышли на тропинку, и отец Клаус попытался завязать разговор с Алисой.
- Наверное, вы лучше, чем кто-либо, знаете, что происходит в других местах. Я слышал, наш округ не так сильно пострадал, как соседние районы.
- Да, конечно, - подтвердила Алиса. - В первую очередь удары были нанесены по промышленным центрам. Сельскохозяйственные округа пострадали меньше. Сейчас на границах нашего округа много беженцев. Они рассказывают ужасные вещи про зараженные земли. Проникнуть туда невозможно. Сильная радиация. Говорят, много людей укрылось в подземных убежищах и оказалось заложниками отравленной земли.
- Не позавидуешь им, - покачал головой Клаус. - Быть запертыми в четырех стенах и не знать, что происходит снаружи.
- Как знать, святой отец, - сказал я. - Может быть, люди здесь, на поверхности, исчезнут, не перенеся тягот столь тяжкого существования, а люди в убежищах, пересидев Катастрофу и ее последствия, выйдут на девственно чистую землю, как Ной после потопа, и начнут новую жизнь.
- Кое-кто мог бы уже понять, что человечество всегда находило выход из самых ужасных обстоятельств, будь то чума, мировые войны или угроза массового истребления, - адресовал мне завуалированный упрек священник.
- Может он и прав, - заметила хмуро Алиса, не уловив скрытого подтекста в словах Клауса. - Это сейчас мы еще пользуемся тем, что осталось от старого мира. Инструменты, оружие, химикаты, запасы одежды и медикаментов. Кое-какие машины и прочие приспособления, облегчающие нам жизнь. Но неизбежно все это когда-нибудь превратится в прах, рассыплется ржавчиной, и тогда человек останется один на один с бесплодной землей. Рано или поздно выжившие скатятся в каменный век и, как знать, не превратимся ли мы в зверей.
В устах Алисы столь серьезные рассуждения звучали очень необычно, и я повнимательней присмотрелся к девушке. Слишком рано подростки взрослеют в этих новых обстоятельствах. Жизнь взваливает на их хрупкие плечи проблемы, которых не знали их сверстники во времена до Катастрофы.
Алиса заметила мой пристальный взгляд и, смутившись, замолчала.
До поселения мы добрались лишь к вечеру. Приземистые домики и вагончики на редь где сверкали в сгустившемся мраке пятнышками окон. За все время, пока мы шли, солнце так ни разу и не выглянуло, лишь сопровождало нас мутным пятном, притаившись где-то за пределами загрязненной атмосферы. Я почувствовал облегчение, когда мы ступили под крышу постоялого двора. Это было покосившееся бревенчатое строение, к которому был пристроен старый хлев со щелястыми стенами и прохудившейся крышей, из-под скатов которой свисали пучки соломы. Основное здание было двухэтажным, и до Катастрофы, видимо, было небольшой семейной гостиницей, обслуживавшей приезжих.
Внутри было мрачновато. Электричество отсутствовало, а небольшой зал, уставленный деревянными столами и лавками, освещали чадящие масляные лампы, развешанные по углам. За небольшой конторкой суетился полный мужчина. Завидев нас, он, как мне показалось, испуганно встрепенулся, быстро глянул вглубь зала и, спрятав глаза, принялся нервно протирать конторку краем фартука. Я проследил его взгляд и заметил сидящую за одним из столов женщину. Лишь мои способности позволили рассмотреть ее подробнее в скудном свете ламп. Клаус и Алиса, похоже, вовсе не заметили ее. Женщина была не так молода, но изящество ее шеи и гордая посадка головы, подчеркнутые простой, но изысканной одеждой, привлекли мое внимание. Она повернула лицо, чтобы посмотреть на вновь вошедших. Ее глаза блеснули в свете лампы, осматривая нас из-под прищура век, а губы, казавшиеся черными, недовольно изогнулись в унисон излому тонких бровей. Женщина встретилась со мной взглядом и слегка удивилась, видимо поняв, что я без труда смог рассмотреть ее в сумраке. Как любая женщина, заметившая внимание мужчины, она инстинктивно легким движением головы тряхнула густой шапкой светлых волос, откидывая непослушные локоны со лба. Затем она отвернулась и, казалось, потеряла к нам всякий интерес.
Мы с Клаусом выбрали отдаленный стол под одной из ламп и сели, а Алиса направилась к мужчине за конторкой.
- Добрый вечер, - сказала она.
Мужчина ограничился взглядом исподлобья, не переставая заниматься своим делом.
- Я ищу Стэнли Когана. Не знаете, где я могу его найти?
Я заметил, как мужчина коротко взглянул на шеврон на куртке Алисы, открыл было рот, но так ничего и не ответил.
- Если вы ищете маршала РКК Стэнли Когана, то он ушел, - громко сказала та самая женщина, что сидела в глубине зала.
- Ушел? Куда? - Алиса обернулась и попыталась рассмотреть говорившую.
- Он не сказал. Просто ушел и все, - ответила женщина. - Так или иначе, но его нет в поселке.
Женщина встала со своего места и вышла на свет лампы. Она пристально посмотрела на Алису и улыбнулась одними губами.
- Вы знали маршала Когана? - поинтересовалась Алиса.
- Встречалась, - пояснила женщина и представилась: - Меня зовут Арда Вари.
- Алиса Риггс, маршал РКК.
- Я так и поняла, - кивнула женщина. Посмотрев в нашу сторону, она спросила: - Вы не одна?
- Им было по пути, - ответила Алиса.
- Понимаю... - многозначительно произнесла Арда Вари. - Что же, приветствую вас в Виспервуде и приглашаю посетить Замок.
- Замок? - переспросила Алиса.
- Так мы называем усадьбу на холмах к северу от поселка, - разъяснила женщина. - Спросите любого в Виспервуде и вам покажут дорогу.
Арда Вари развернулась и направилась к выходу из зала. Хлопок закрывшейся за ней двери как будто отрезал все до сих пор существовавшие звуки, и в зале воцарилась тягостная тишина. За конторкой, нарушив безмолвие, звякнул посудой мужчина, и Алиса, повернувшись к нему, спросила:
- Кто она такая?
- Она из Замка. Это все, что я могу вам сказать.
- А маршал Коган... Вы хотели что-то сказать о нем.
- Извините, но мне нечего вам сообщить...
Обескураженная Алиса нахмурилась, закусив губу. Наконец она поинтересовалась:
- У вас можно остановиться на ночь?
- Пожалуйста. Вы, как я понял, не одна?
- Со мной двое сопровождающих, - Алиса кивнула в нашу сторону.
Мы с отцом Клаусом поднялись из-за стола и подошли к конторке.
- Наверху есть две свободные комнаты, - сказал мужчина. - Решайте сами, как вы разместитесь в них.
Он взял свечу, прилепленную оплывшим воском к металлическому блюдцу, зажег ее от лампы и повел нас на второй этаж. Когда мужчина, показав нам две соседние комнаты, спустился вниз, Клаус почему-то шепотом поинтересовался:
- Странный прием, да?
- Ничего необычного, - заметила Алиса. - Сейчас стоит остерегаться всех. Потому местные не слишком разговорчивы и настороженно относятся к незнакомцам.
- А эта женщина? - заметил священник. - Она вела себя по-хозяйски!
Алиса пожала плечами.
- Надо будет сходить в этот Замок завтра.
- Если хочешь, я схожу вместе с тобой, - предложил я.
- Вот еще, - фыркнула Алиса. - Доброй ночи.
Девушка вошла в свою комнату, и я услышал, как она, закрыв дверь, защелкнула задвижку. Неужели опасается нас, или ее тоже насторожил холодный прием?
Я открыл дверь в нашу комнату и вошел внутрь. Единственную свечу, которую оставил нам мужчина, забрала с собой Алиса, и если я хоть что-то различал внутри комнаты, то священник тут же наткнулся на это что-то в темноте и забормотал непонятно кому адресованные извинения. Я отыскал на маленьком столике у окна огарок свечи и, щелкнув пальцами, запалил его. Отец Клаус, так и не привыкший к моим фокусам, охнул и быстро перекрестился.
В комнате была всего лишь одна кровать, пара стульев и упомянутый мной столик, покрытый грязной клеенкой. Чистота белья на кровати тоже вызывала сомнения. Кровать была невелика, и на ней вряд ли можно было расположиться вдвоем. Отец Клаус в нерешительности замер, и я поспешил разрешить возникшую дилемму.
- Если вы не против, святой отец, я пойду прогуляюсь. Для меня самое время. А днем отосплюсь.
- Пойдешь охотиться? Боже, не начинай снова, Верджил! Неужели нельзя как-то обойтись без этого...
- Мы уже много раз обсуждали это, - возразил я. - Вы сами вызвались сопровождать меня и должны смириться с тем, что я ищу себе пропитание несколько странным способом. Но не волнуйтесь. В ближайшее время я ограничусь охотой на диких животных.
Клаус разочарованно всплеснул руками и зашептал молитву, усевшись на один из стульев. Я же, постояв немного возле двери, прислушался. В комнате Алисы была тишина. Я вернулся вглубь комнаты, перегнулся через стоящий возле окна стол и осторожно поднял оконную раму. Высунувшись наружу и посмотрев вниз, я оценил расстояние до земли. Затем я снял башмаки и обмотки. Встав коленками на стол, я выбрался на край окна, свесил ноги и, пригнувшись, спрыгнул вниз. Приземлился я почти беззвучно. Посмотрев наверх, я заметил на фоне еще слегка подсвеченного неба силуэт головы священника, высунувшегося из окна нашей комнаты. Я помахал Клаусу, поясняя, что со мной все в порядке, и осторожно ступая по жесткой земле, направился вдоль стены здания.
В поселке была тишина. Не лаяли беспокойные собаки, не стрекотали сверчки. Даже ветра не было, который шевелил бы ветвями деревьев и шумел в крышах домов. Замеченные нами при входе в поселок огни окон все до единого погасли. Сами дома теперь выделялись темными силуэтами и были похожи на стадо коров, ожидающее нападения волков.
Я стал оглядываться кругом, принюхиваться к воздуху и вслушиваться в эту необычную тишину. Почти сразу же я уловил в воздухе знакомый запах. Этот запах, всегда разный, специфический, но который не спутаешь ни с каким другим, я чувствовал много раз. Запах свежей человеческой крови. Сейчас он был едва уловим, но и того малого намека мне было достаточно, чтобы мои ноздри раздулись в вожделении, и я повернулся волчком, выбирая направление на его источник. Я пробрался вдоль стены постоялого двора, направляясь, как я предполагал, в нужном направлении. Дальше темнел лес. Я пересек открытое пространство и вошел под сень деревьев. Среди ветвей появился легкий ветерок, навевая волнами дурманящий аромат. Я удержался, чтобы не побежать, понимая, что в существовании этого запаха есть что-то ненормальное.
Впереди послышались глухие металлические удары и скрежет. Деревья поредели, и я понял, что передо мной находится поляна. Что-то блеснуло среди стволов, и я, прикрыв свои чувствительные глаза, осторожно подобрался к границе зарослей. У противоположного края поляны находились двое. Один просто стоял, держа в руке фонарь на уровне груди, и положение головы незнакомца я определил по тлеющему кончику сигареты, которую тот курил. Второй человек, находясь в неярком круге света, рыл в земле яму. Лопата, вонзаясь в землю и ударяясь о корни, издавала те самые звуки, что я слышал. На краю светового пятна едва угадывался большой темный сверток. Запах крови усилился до такой степени, что его, наверное, смог бы учуять и обычный человек. Я мог лишь предполагать, что источник запаха находится в том самом свертке.
Неужели я стал свидетелем убийства, когда преступники, чтобы замести следы, прячут труп в землю? Не зная, как повести себя в этой ситуации, я какое-то время решал, следует ли мне просто пойти по своим делам и забыть об увиденном, или дождаться, когда землекопы уйдут, а затем осмотреть могилу. Впрочем, ждать мне пришлось недолго. Яма, как я смог оценить со стороны, была не слишком глубока. Вскоре человек с лопатой выбрался из нее и, отложив инструмент, ухватился за край свертка. С видимым усилием он поволок его к краю ямы, затем разогнулся и ногами спихнул вниз. Первый мужчина носком ботинка поправил край свертка, торчащий наружу, а второй, подняв лопату, принялся забрасывать яму землей.
Ни слова не говоря, незнакомцы потоптались на зарытой яме, утрамбовывая землю, затем оба вошли в лес с противоположной стороны поляны и скрылись из виду. Какое-то время среди деревьев мелькал огонек их лампы, но затем и он исчез. Выждав несколько минут и удостоверившись, что вокруг никого нет, я вышел на поляну и шагнул к темнеющему на фоне остальной земли взрыхленному участку почвы. Запах крови пробивался даже сквозь слой земли. Конечно, такую кровь я уже не мог принять, но любопытство пересилило, и я стал отрывать могилу с одного края. Уже через минуту, откинув с десяток горстей земли, я наткнулся пальцами на грубую холстину. На кончиках пальцев я почувствовал что-то липкое. Я поднес пальцы к носу, впрочем, уже и без этого догадываясь, что это. Холстина вся была пропитана кровью.
Я не стал откапывать сверток целиком, а отыскав край холстины, попробовал открыть завернутое содержимое. Как я и предполагал, внутри был человек. Я увидел скулу повернутой набок головы. Касаться трупа мне не очень хотелось, но я все-таки пересилил брезгливость и попробовал повернуть голову так, чтобы рассмотреть лицо. Голова на удивление легко поддалась, и я, потянув сильнее, вытащил ее целиком наружу. Из отсеченной шеи еще капала кровь. Нечто подобное можно было предположить, памятуя об обилии крови. Что-то заставило меня ухватиться за край холстины и, преодолевая сопротивление нагруженной земли, раскрыть сверток дальше. То, что я увидел внутри, оказалось сколь неожиданным, столь и отвратительным. Поглощенный открывшимся зрелищем, я не заметил, как сзади кто-то подобрался ко мне. Когда я обернулся, то увидел давешнего землекопа, замахнувшегося на меня лопатой. В следующее мгновение лопата плашмя врезалась мне в живот, заставляя мои внутренности сплющиться и скакнуть к горлу. Я согнулся пополам и тут же на мой затылок обрушился второй жестокий удар. Последнее, что я запомнил, были мои белеющие на фоне черной земли голые ступни.
Не знаю, сколько времени я был без сознания. Поначалу, когда я очнулся, мне показалось, что я до сих пор болтаюсь на виселице, а смутные воспоминания об Алисе и путешествие к безымянному поселку, который местные жители называли Виспервудом, были лишь бредом, вызванным моим обескровленным мозгом. Почему-то болели ладони и ступни, а не шея. Я шевельнул головой, ожидая почувствовать ставшее уже привычным давление петли, но лишь добился того, что в ноги и руки будто впились сотни игл, заставившие меня исторгнуть стон.
- Смотрите-ка, он еще жив! - сказал где-то передо мной и чуть ниже сиплый мужской голос.
- Кто же он такой? - прозвучал второй мужской голос, в котором проскользнули властные нотки.
- Пришел с новым маршалом и священником, - отозвался смутно знакомый женский голос. - Я тебе говорила о них.
Я осторожно приоткрыл веки и попытался оценить окружающую обстановку. Складывалось впечатление, что я нахожусь где-то под потолком просторной комнаты. Пахло металлом и кровью. Прямо напротив и внизу стоял широкоплечий мужчина. Лицо его было грубым с крупными чертами, но не лишенное некоторого налета аристократизма. Вьющиеся черные волосы с проседью густой шапкой обрамляли круглую голову незнакомца. Как я понял, скорее всего, он и был обладателем властного голоса. Второй мужчина, тоже в возрасте, держал фонарь и сразу напомнил мне того самого ночного землекопа, которого я видел в лесу. У него было сухощавое лицо, длинный тонкий нос, и нервно подергивающиеся губы, которые мужчина постоянно покусывал. Его редкие волосы были зачесаны на пробор и сверкали бриолином. По правую руку от первого мужчины стояла женщина. В ней я без труда узнал Арду Вари.
- Не хватало, чтобы слухи распространились за пределы Виспервуда, - недовольно воскликнул обладатель властного голоса. - Чучельник, я же предупреждал тебя, что нам нужно закапывать подальше от поселка и поглубже. Первый же забредший сюда незнакомец сумел выследить нас.
- Но Брайт, это чистая случайность. Кто же знал, что этот тип, едва заявившись в поселок, пойдет шляться по лесу, да еще ночью. Местные будут молчать, а с пришлыми мы как-нибудь управимся. Священник не в счет, а девчонка слишком молода и самонадеянна, чтобы представлять опасность.
- А с этим что будем делать? - спросил Брайт.
- Оставьте его мне хотя бы на время, - попросила Арда Вари. - Когда он мне надоест, Чучельник разберется с ним.
Брайт поднял голову и посмотрел на меня.
- Ладно, забирай его, - сказал он женщине. - Только не задерживайся к ужину. Мы ждем гостей.
Брайт развернулся и отворил обнаружившуюся за его фигурой металлическую дверь. Когда он вышел, сухощавый Чучельник собрался было выйти следом, но задержался на пороге:
- Смотри не перестарайся, Арда. Если ты его испортишь, мне он уже ни к чему.
Чучельник отдал женщине фонарь и выскользнул за дверь, и уже снаружи раздался его постепенно затихающий смех. Женщина каблучком притворила тяжелую дверь, и смех замолк окончательно. Она подошла ближе ко мне и подняла фонарь, высвечивая мое лицо.
- Не притворяйся! - сказала она. - Я знаю, что ты давно уже слушаешь наш разговор.
Я раскрыл глаза шире и попытался шевельнуться. Женщина, заметив мои попытки, тут же предупредила:
- Не дергайся, иначе раздерешь свою шкуру на куски!
Она опустила фонарь вровень с моей грудью и я, повернув голову из стороны в сторону, смог рассмотреть, что мои ладони пригвождены изогнутыми крюками к массивной деревянной раме, поставленной вертикально. То же самое было проделано с моими ступнями. Подо мной на полу блеснула черная лужа, и я догадался, что это кровь, вытекшая из моих ран.
- Где я? - спросил я глухо.
- Ты в Замке, - ответила женщина.
- Зачем я вам понадобился?
- Мне ты не к чему! Ты нужен Чучельнику - он тебя приволок, - ответила женщина, но затем игриво добавила: - Разве что ты поживешь чуть дольше, чтобы удовлетворить мое любопытство.
Она подступила ближе, и я почувствовал ее ладонь на своем бедре.
- Знаешь, а ты особенный! Это я поняла еще там, в постоялом дворе. Нечасто встретишь в этой глуши такого сильного человека, - продолжила она ворковать. - Может, я даже освобожу тебя на время, если ты будешь сговорчив.
Женщина облизнулась, и ее глаза засверкали влагой. Против моей воли ее рука будила во мне желание, и я дернулся сильнее, рискуя разорвать ладони, чтобы прогнать это наваждение. Но крюки держали меня намертво. Боль затопила мой мозг, и сквозь ее пелену проник недовольный голос Арды:
- Ну-ну, не торопись так! Не сейчас. Мне еще предстоит прекрасный ужин, - женщина хохотнула. - А знаешь, мы ждем на него маршала Алису. Детка беспокоилась о тебе. В течение дня она расспрашивала о тебе в поселке, но, ничего не добившись от местных, обязательно заявится сюда. А с ней увяжется и этот священник. Как его... отец Клаус, если не ошибаюсь.
Из слов Арды выходило, что с момента той злополучной встречи в лесу я провисел здесь остаток ночи и весь следующий день. Наверное, Клаус и Алиса, хватившись моего отсутствия, принялись меня искать, не подозревая, какая опасность им угрожает. Я заскрежетал зубами.
- Не трогайте их!
- Извини, но, к сожалению, это невозможно, - притворно сочувственно ответила Арда. - Так же, как и старина Коган, они задают слишком много вопросов. Рано или поздно они догадаются, как, впрочем, и ты, что здесь происходит.
Женщина опустила фонарь и повернулась к двери.
- Я вернусь к тебе, когда завершится ужин. К тому времени я буду сыта, и мы займемся с тобой более приятными вещами.
Арда выскользнула за дверь, и я услышал, как снаружи в петли вошел засов. Послышался слабый звук удаляющихся шагов, и наступила тишина. В комнате было темно, и лишь под самым потолком справа от меня находилось узкое зарешеченное окошко без стекла, сквозь которое проглядывала чернота неба. Я сжал ладони, обхватив пальцами основания крюков, и попытался выдернуть их. Бесполезно. Я лишь разбередил раны и почувствовал, как из них вновь засочилась кровь. В лучшие времена, когда я не упускал случая насладиться человеческой кровью, моих сил было достаточно, чтобы освободиться из подобного плена. Но по иронии судьбы последнее время я перебивался лишь кровью животных, подкрепляя ей обычный человеческий рацион. Я всегда пренебрежительно относился к Клаусу, но все-таки невольно поддавался его влиянию, стараясь избегать охоты на людей. Как оказалось, это было ошибкой.
Из окна под потолком повеял слабый ветерок. Проникая внутрь комнаты, он касался моего полуобнаженного тела. Снаружи не раздавалось ни звука. Наверное, я задремал, и очнулся с ощущением, что только что слышал отдаленный крик. Я насторожился. Ветер вновь ворвался в окошко, и теперь я явственно расслышал женский крик. Алиса! Арда говорила, что должна прийти Алиса! От бессилия я зарычал и изогнул грудь. Ветер ударил в мое разгоряченное тело снова, и вместе с ним моей щеки коснулось что-то смутно знакомое. Я помнил это ощущение, но не испытывал его уже очень давно. С тех самых пор, когда мрак закрыл солнце. Я улыбнулся и повернул лицо к оконцу, готовясь встретить старую подругу. Сквозь решетку, выглянув промеж тяжелых туч, на меня смотрела полная луна.
Я стал жадно впитывать лунный свет, чувствуя, как остатки моей крови внезапно начинают бурлить, заполняя истощенные жилы. Мои обессиленные мышцы налились мощью, штаны на моих бедрах натянулись и, не выдержав, лопнули по шву, моя грудь раздалась вширь, пальцы на моих ладонях удлинились, исторгнув из своих кончиков жесткие и длинные когти. Я захотел завопить от радости, но моя потяжелевшая челюсть и вытянувшееся небо позволили издать лишь приветственный вой, обращенный к сверкающей луне. Крюки, пронзавшие мои ладони и стопы, я ощущал теперь, как слабые булавки, казавшиеся лишь досадной помехой на пути к свободе. Я сжал кулак правой руки и рванул крюк, с треском выдирая его из дерева. Освободив одну руку, я тут же обхватил ей деревянную раму, чтобы удержаться, затем освободил другую руку, согнулся пополам и поочередно выдрал крюки из ступней. Окончательно освободившись, я спрыгнул вниз на холодный земляной пол. К тому моменту мой облик лишь отдаленно напоминал человеческий.
Мне легче было передвигаться на четвереньках, но я заставил себя встать на ноги и с размаху ударил сжатыми кулаками в стальную дверь. Дверь не шелохнулась. Я пришел в неистовство и в ярости обрушился на нее всем своим весом. Казалось, от такого мощного натиска содрогнулось все помещение. С потолка посыпались куски штукатурки, вдоль дверной коробки зазмеились трещины, дверь прогнулась и распахнулась настежь. По пустому коридору забренчал погнутый засов.
Упав на четвереньки, я метнулся к узкой лестнице, ведущей наверх. Выскочив из подвала, я на секунду замер, ориентируясь в пространстве. Похоже, я находился в каком-то сельскохозяйственном хранилище или мастерской. Деревянная надстройка, возведенная над врытым в землю бетонным основанием, имела широкий вход, закрывающийся воротами. Сейчас ворота были распахнуты настежь, и меня обдал поток свежего воздуха. Я выбежал наружу и увидел высвеченное лунным светом трехэтажное здание, похожее на старинный особняк. На самом верхнем этаже светились окна.
Вновь раздался крик, и теперь я был уверен, что это кричала Алиса. Понимая, что не успеваю на помощь, я сделал единственное, что хоть как-то могло отвлечь хозяев усадьбы от их ужасного занятия - я взвыл так, что мой долгий вой разнесся по всей округе, разорвав тишину ночи и отдаваясь эхом в холмах. Вой постепенно затих, разносимый ветром все дальше и дальше, а я, более не раздумывая, в два прыжка достиг стены здания. Вонзив свои когти в рыхлую кладку, я подтянулся и уцепился когтями за лепное украшение на стене. Отыскав выщерблину ступней, я бросил свое тело вверх и добрался до декоративного балкона второго этажа. Повиснув на его основании, я раскачался, и мое обретшее поразительную гибкость тело взлетело свечой вверх. Оказавшись на краю балкона, я прыгнул по диагонали и уцепился пальцами за край одного из освещенных окон. Побелка и кирпич под когтями стали крошиться, не выдерживая моего веса, и я в отчаяния заскреб ногами по стене, ища хоть какую-то опору. Когда мои пальцы уже срывались с края окна, я ощутил ступней выступающий из стены кирпич, и отчаянно оттолкнулся от него вверх. Пробив стекло сжатым кулаком, я поспешил ухватиться рукой за раму двустворчатого окна. Не давая себе передышки, я вскочил в проем окна и, выломав телом часть оконной рамы, ввалился внутрь комнаты.
Моему взгляду открылся ярко освещенный зал. Свечи стояли повсюду. На камине у дальней стены, на широком столе, на комоде возле окна, в розетках, во множестве укрепленных на люстре под высоким потолком. Теней почти не было. От такого обилия света я слегка растерялся, но зрелище в центре комнаты вывело меня из секундного замешательства. Первое, что мне бросилось в глаза, это обнаженная Алиса, лежащая вдоль длинного стола. Ее тело в ярком свете сияло идеальной белизной. Рыжая голова и волосы в низу живота создавали еще больший контраст с белизной кожи, будто предвосхищая будущие кровоточащие раны. Руки и ноги Алисы стальными скобами были закреплены на краях стола, шею также охватывал стальной обруч, не дававший девушке поднять голову. Лишь одними глазами она неотрывно следила за сверкающим лезвием ножа в руке Чучельника. Тот только начал делать тонкий надрез ровно под правой грудью Алисы, и кровь тоненьким ручейком стекала из рассеченной кожи на подставленный сбоку серебряный поднос.
Во главе стола сидел Брайт, спиной ко мне сидела Арда, а с другого конца стола находился отец Клаус, крепко привязанный к своему стулу. Я встретился взглядом со священником, и хотя узнать меня в нынешнем обличье было сложно, я понял по едва промелькнувшей искре радости в его глазах, что он догадался, кто скрывается под звериной маской.
Арда еще только начала оборачиваться, Брайт же среагировал молниеносно. Ружья, развешанные на стене, как оказалось, были не просто украшением залы. Не задумываясь, я прыгнул прямо на стол, а позади заряд дроби вынес на улицу остатки разломанной оконной рамы. Присев на корточки над Алисой, я перехватил запястье Чучельника и сомкнул на его руке, сжимающей нож, свои челюсти, дробя кости и раздирая сухожилия. Чучельник, истошно вопя, дернулся, и рука с ножом остались у меня, а он, продолжая орать, пытался зажать обрубок руки, из которого хлестала кровь. Мой бок пронзила боль, и я, повернувшись, как ужаленный, вырвал из руки Арды вилку, оставшуюся торчать у меня между ребер. На глаза мне опустилась кровавая пелена. Наверное, я не смог бы сознательно ударить женщину, но в ответ на боль это получилось инстинктивно. Из-под моих когтей брызнула кровь, и Арда рухнула на пол, истошно крича.
Я услышал, как Брайт передергивает затвор ружья. Избегая нового выстрела, я подпрыгнул вверх и вонзил когти в потолок. Изумленный Брайт глазел на меня снизу, не веря собственным глазам, пока я не обрушился на него сверху. Перехватив ствол ружья, я вырвал оружие из рук Брайта и с размаху разбил о стену. Брайт попытался защититься рукой, но это ему не помогло. Вместе с рукой я снес ему и голову, и как из какого-то причудливого сосуда принялся пить кровь, фонтаном забившую из обезглавленного тела.
Вот это был настоящий пир! Закончив с иссякшим телом Брайта, я мотнул лицом, стряхивая обильные капли крови, которая потоками залила мне подбородок, грудь и бедра. Сбоку, вжавшись в угол, скулил Чучельник, прижимая к себе изуродованную руку. Краем глаза я заметил движение и увидел уползающую подальше от стола Арду. Ее высокая прическа растрепалась, и светлые волосы, вымазанные в крови, волочились по полу грязной паклей, оставляя влажный след. Одним прыжком я преодолел расстояние до женщины и наступил ей на поясницу, для верности вонзив когти в ее тело. Арда Вари повернула ко мне свое обезображенное лицо и, выдавливая кровавые пузыри, глухо зашептала:
- Дьявол, кто же ты такой?
Я ощерился, демонстрируя острые клыки, картинно поднял ладонь и щелчком вычистил когтем большого пальца из-под когтя среднего кусочек застрявшего там тела мертвого Брайта.
- А как ты сама думаешь? - коверкая слова изменившимся горлом, прорычал я. - Неужели ты считаешь, что ваше жалкое пиршество может сравниться с настоящим злом, которое я имею честь представлять здесь! Будь довольна тем, что ты участвуешь в кровавой оргии, достойной самого Вельзевула!
Я склонился над ней, обхватил ее шею пальцами и вздернул, как безвольную куклу, вверх. Арда, не доставая ногами до пола, обеими руками вцепилась в мое запястье и захрипела: