Аннотация: Большинство советских участников операции с испанским золотом не дожили до конца гражданской войны в Испании.
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДПОСЫЛКИ И НАЧАЛО ВОЙНЫ
БЕЛЫЙ ТЕРРОР
КРАСНЫЙ ТЕРРОР
ИНТЕРБРИГАДЫ
ВНУТРЕННИЕ РАСПРИ СРЕДИ РЕСПУБЛИКАНЦЕВ
СОВЕТСКАЯ ПОМОЩЬ
НКВД В ИСПАНИИ
ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ВОЙНА И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ
ИСПАНСКОЕ ЗОЛОТО
КРИЗИС РЕСПУБЛИКИ
БЕЖЕНЦЫ
ИТОГИ ВОЙНЫ
МЕСТЬ ПОБЕДИТЕЛЕЙ
А ЕСЛИ БЫ ПОБЕДИЛИ РЕСПУБЛИКАНЦЫ?
ИСПАНИЯ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
СУДЬБЫ СТАЛИНСКИХ АГЕНТОВ
После того, как в 1917 году в России материализовался "призрак коммунизма", он запустил свои щупальца во все европейские страны. Агенты коммунистического Интернационала везли своим подопечным - лидерам коммунистических партий, награбленные у российской аристократии и буржуазии богатства с целью помочь тем раздуть мировой революционный пожар. И хотя деньги и драгоценности были потрачены зря, идеологический вирус марксизма въелся в сознание значительной части народных масс на территории всей Европы.
Леваки уверовали в то, что ограбление "буржуев" и насильственное перераспределение богатств способны осчастливить всех эксплуатируемых и угнетённых, а правые, считая себя вынужденными принимать меры против этой заразы, начали устанавливать в своих странах жёсткие авторитарные и тоталитарные режимы.
ПРЕДПОСЫЛКИ И НАЧАЛО ВОЙНЫ
В Испании антагонизм противоборствующих группировок к 1936 году достиг критического градуса. Кроме противостояния левых и правых, масла в огонь подливали и требовавшие автономии национальные меньшинства - баски, каталонцы, галисийцы.
Последователь философа Хосе-Ортеги-и-Гассета Хулиан Мариас навсегда запомнил, с какой ненавистью смотрел водитель трамвая на выходившую из вагона хорошо одетую молодую женщину. "Доигрались! - сказал тогда себе Мариас. - Когда Маркс становится сильнее гормонов, ничего уже не изменить". (1)
На парламентских выборах, состоявшихся 16 февраля 1936 года, с минимальным перевесом одержал блок левых партий Народный фронт. Однако состав этого блока был далеко не однородным. Политические цели входивших в него партий по отдельным вопросам довольно существенно отличались друг от друга. Народный фронт состоял из следующих объединений:
ПОУМ - Рабочая партия марксистского объединения
ФАИ - Федерация анархистов Иберии
ВСТ - Всеобщий союз трудящихся
НКТ - Национальная конфедерация труда
ИСРП - Испанская социалистическая рабочая партия
ОСПК - Объединённая социалистическая партия Каталонии
РАВС - Республиканский антифашистский военный союз
МАОС - Антифашистская рабоче-крестьянская милиция
ИКП (КПИ) - Коммунистическая партия испании.
При этом коммунистическая партия была далеко не на первых ролях ввиду своей малочисленности.
Союзу левых сил противостояли:
СЭДА - Испанская конфедерация независимых правых
ИВС - Испанский военный союз
Карлисты - монархическая политическая партия
Альфонсисты - монархисты, сторонники короля Испании Альфонсо XIII
Испанская фаланга - ультраправая политическая партия.
Действующие лица:
Франсиско Ларго Кабальеро - глава Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) и Всеобщего союза трудящихся (ВСТ), председатель правительства в 1936-1937 гг.
Индалесио Прието Туэро - один из лидеров Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП), морской министр и министр авиации (сентябрь 1936 - май 1937) в правительстве Ларго Кабальеро, министр обороны (с мая 1937) в правительстве Хуана Негрина; к 1939 году переехал в Мексику
Хуан Негрин Лопес - премьер-министр (май 1937 - начало 1939 гг.)
Хосе Кальво Сотело - испанский политический деятель, министр финансов с 1925 по 1930 (убит республиканцами 13 июля 1936)
Андреу Нин - каталонский коммунист, лидер Рабочей партии марксистского единства ПОУМ (убит агентами НКВД 22 июня 1937 года)
Долорес Ибаррури Гомес (Пассионария) - активная участница республиканского движения в годы гражданской войны, впоследствии Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Испании
Франсиско Франко - Каудильо ("вождь", "предводитель"), Председатель правительства Испании с 31 января 1938 по 8 июня 1973.
После победы Народного фронта в испанских городах происходили беспорядки, столкновения между сторонниками и противниками Народного фронта, покушения. <...> Правительство поддерживали рабочие, левые организации. (2)
К середине 1936 года в Испании сложилась критическая ситуация. В стране хозяйничали противоборствующие вооруженные группировки. Одни добивались "немедленной пролетарской революции по советским рецептам", другие - восстановления монархии, упраздненной в 1931 году, третьи - "фашизма итальянского образца". Ежедневно в терактах гибли люди: в основном случайные прохожие, совершались грабежи, поджоги церквей и монастырей. А правительство Народного фронта, "погрязшее во внутренних распрях", на эту ситуацию "практически не реагировало". <...>
Особую озабоченность генералитета в 1936 году вызывали планы баскских и каталонских сепаратистов, которые, пользуясь хаосом, декларировали неминуемый выход своих регионов из состава Испании, что "означало развал страны". (3)
Одним из лидеров правой оппозиции стал избранный депутатом Хосе Кальво Сотело, который подвергал в своих выступлениях резкой критике новое правительство республики. Ещё во время избирательной кампании он предупреждал избирателей, что если те не проголосуют за Национальный блок, то над всей Испанией будет развеваться красный флаг - "тот флаг, красный цвет которого станет символом уничтожения прошлого Испании и её идеалов". <...>
Кальво Сотело был арестован примерно в три часа ночи 13 июля в своём доме. Прощаясь с семьёй, он обещал как можно скорее связаться с ней по телефону, "если эти господа не вышибут мне мозги". Вскоре после этого он был убит двумя выстрелами в упор в полицейском автомобиле.
Убийство Кальво Сотело стало поводом, ускорившим военное выступление националистов 17 июля, ставшее началом гражданской войны. (4)
В сложившихся условиях власть в руки решили взять военные с целью установления диктатуры и избавления Испании от "красной угрозы". (2)
"Пропаганда республиканцев во время гражданской войны всегда подчёркивала, что их правительство законно сформировалось в результате выборов февраля 1936 года. Это верно, но возникает важный вопрос: если бы на тех выборах победила правая коалиция, то приняли бы этот результат левые? Есть сильное подозрение, что нет, ведь лидер социалистов Франсиско Ларго Кабальеро открыто угрожал перед выборами, что победа правых будет означать начало гражданской войны.
Ставший председателем правительства Ларго Кабальеро ранее заявлял, что он жаждет республики без классовой борьбы, для достижения чего должен исчезнуть целый политический класс. Это было очевидным эхом открыто выражавшегося Лениным намерения уничтожить буржуазию". (1)
БЕЛЫЙ ТЕРРОР
Между июлем 1936 и началом 1937 года националисты разрешали "произвольные" убийства под прикрытием войны, но вскоре репрессии приобрели плановый, управляемый и методический характер, их поощряло военное и гражданское руководство и благословляла католическая церковь. <...>
Убивали или бросали в тюрьмы <...> офицеров, сохранивших верность правительству. По армейской традиции офицеров-лоялистов и нейтралов полагалось при возможности отдавать под военный трибунал. Колеблющихся чаще арестовывали, а тех, кто продолжал служить правительству, включая семерых генералов и одного адмирала, расстреляли на месте за "мятеж". <...>
С продвижением войск поднималась новая, ещё более мощная волна расправ: Фаланга, а кое-где и карлисты приступали к безжалостным массовым чисткам. Их целью были профсоюзные вожаки, правительственные чиновники, левоцентристские политики (были расстреляны 40 депутатов кортесов от Народного фронта), интеллигенция, учителя, врачи, даже машинистки революционных комитетов. Фактически в опасности был любой, кто подозревался в голосовании за Народный фронт. В Уэске расстреляли сто человек, обвиненных в принадлежности к масонам, хотя в городской ложе не насчитывалось и дюжины членов. <...>
Фаланга часто подбирала себе жертв в местной тюрьме, если вне её не удавалось найти подходящих кандидатов на казнь, - в одной только Гранаде так расстались с жизнью 2 тысячи человек. Неизвестно, какова была доля схваченных дома или на работе и потом расстрелянных ночью, при свете автомобильных фар. Слыша ночной порой отдаленные выстрелы, люди, позабыв про сон, испуганно крестились в своих постелях. Трупы "клиентов", как их часто называли, оставляли на виду - на грудь профсоюзникам клали в качестве доказательства вины их членские карточки. <...>
В целом жертвами националистских репрессий 1936 года стали в провинции Севилья 8 тысяч человек. <...>
По подсчётам, за время войны в Кордобе было убито 10 тысяч человек, десятая часть населения. <...>
Когда "колонна смерти" майора Кастехона дошла до Сафры, что по пути в Бадахос, он приказал местным властям предоставить ему список из 60 человек, подлежащих расстрелу. "Людей из списка по одному запирали в помещении муниципалитета. Некоторым из них показывали растущий список и позволяли вычеркивать себя в обмен на три других имени. Под конец было заменено таким образом 48 имен. <...>
Еще одним местом страданий стала Гранада, прославившаяся прежде всего убийством поэта Федерико Гарсиа Лорки, самой знаменитой жертвы гражданской войны. Фашисты и военные относились к интеллектуалам по меньшей мере с величайшим недоверием, их образованность вызывала у них чувства, в которых смешались ненависть, страх и презрение, - примером этого стало убийство в Гранаде пяти университетских профессоров. <...>
На половине с небольшим территории Испании на совести националистов - убийства более 80 тысяч человек. Если принять во внимание незарегистрированные жертвы и иметь в виду ещё не обработанные данные по другим провинциям, то общая цифра казней и убийств, совершенных националистами за войну и позднее, вырастет, видимо, до 200 тысяч. (1)
В конечном счёте, насколько можно судить по имеющимся на сегодня данным, во время самой войны жертвами белого террора могло стать порядка 150-200 тыс. чел., и не менее 50 тыс. после её окончания, возможно, до 190-200 тыс. Т.е. в общей сложности от 200 до 400 тыс. чел. было казнено националистами по политическим мотивам. (5)
КРАСНЫЙ ТЕРРОР
Одним из первых русских слов, вошедших в повседневный обиход на республиканской территории, стал термин "чека".
"Появление в Испании собственных "чека" не вызывает удивления, если учесть шпиономанию и разочарование в правительстве, не сумевшем воспротивиться военному мятежу. Некоторые "чрезвычайные комиссии" превратились в банды во главе с вожаками-оппортунистами. Одной такой, расположившейся во дворце графа дель Ринсона в Мадриде, заправлял Гарсиа Атаделл, бывший генсек "Коммунистической молодежи", сбежавший с награбленным в Аргентину, но пойманный по пути националистами и позже казнённый на гарроте. <...>
В больших и средних городах, где преобладали социалисты и коммунисты, правосудие было лишь имитацией: часто для ускорения судопроизводства демонстрировались фальшивые членские билеты Фаланги, якобы принадлежавшие подсудимым. Приговоренных немедленно уводили и расстреливали, а их трупы часто оставляли на виду с табличками, что казнённые - фашисты. Анархисты пренебрегали этим фарсом и расстреливали без предисловий. Веря в ответственность человека за собственные действия, они отвергали любую корпоративность, которая могла бы послужить прикрытием для чиновников. <...>
Множество преступников, пользуясь страхом и хаосом, чувствовали себя как рыбы в воде, прикрываясь модными политическими знаменами. Многие из тех, кто занимался устранением реальных и воображаемых фашистов, были не политическими фанатиками, а простыми подростками с заводов и из лавок, наслаждавшимися внезапным всесилием. Актриса Мария Касарес (дочь бывшего премьер-министра), работавшая вместе с матерью в мадридской больнице, описывала, что произошло, когда они однажды утром нашли в своей машине кровь. Молодой водитель Пако "чуть заметно пожал плечами и сказал: "Мы возили кое-кого прокатиться (эвфемизм из тогдашнего гангстерского кинематографа) сегодня поутру. Простите, не успел вымыть машину". Я увидела в зеркальце заднего вида его улыбочку - одновременно хвастливую и виноватую, выражение какой-то свирепой невинности, как у пойманного за руку ребенка". <...>
На начало февраля 1937 года в иностранных представительствах пряталось примерно 8500 человек. Некоторые посольства, представлявшие правительства, сочувствовавшие националистам, действовали как шпионские центры, используя радио и дипломатическую почту для передачи информации другой стороне. Через несколько месяцев одна "чека" открыла лжепосольство и поубивала всех, кто пытался там скрываться. Беспорядочные убийства пошли на спад только тогда, когда были взяты под контроль все выпущенные из тюрем преступники и начались военные действия вблизи Мадрида. <...>
Самая страшная гекатомба в Мадриде имела место в ночь с 22 на 23 августа, после воздушного налета и новости об убийстве 1200 республиканцев на арене для боя быков в Бадахосе. Разгневанная милиция и гражданские пошли маршем на тюрьму Модель, где, по слухам, заключённые-фалангисты учинили бунт и поджоги. Тридцать из двух тысяч заключённых, включая многих видных правых и нескольких бывших министров, выволокли на улицу и расстреляли.
В Барселоне первыми кандидатами в жертвы возмездия (после некоторых руководителей полиции, вроде Мигеля Бадия) были фабриканты, нанимавшие pistoleras для покушений на профсоюзных лидеров в 1920-е годы, и, конечно, сами убийцы. Казни этой волны осуществлялись главным образом "следственными группами" и "контрольными патрулями", созданными Центральным комитетом антифашистской милиции, а также беспринципными и порой психически неуравновешенными личностями, пользовавшимися хаосом. <...>
Худшие расправы имели место в республиканской зоне Испании в первые несколько дней, хотя ситуация в разных областях была различной. В бедствовавших районах проявлялось куда больше свирепости, особенно в Новой Кастилии, где от рук левых в течение войны погибло более 2 тысяч человек. В Толедо 20-31 июля было убито 400 человек, в Сьюдад-Реале - 600 за август и сентябрь. Дикие эксцессы происходили кое-где в Андалусии, например в Ронде, где людей сбрасывали со скал (Хемингуэй красочно описал этот факт в романе "По ком звонит колокол"). <...>
В Малаге до 27 июля было мало случаев насилия - но в этот день авиация националистов разбомбила рынок, где погибли женщины и дети. Этот налет, последовавший за хвастовством Кейпо де Льяно по радио, что ему известно от шпионов обо всем, что происходит в городе, сильно разъярил жителей. Подозреваемых в симпатии к националистам вытащили из тюрьмы и застрелили у ближайшей стенки; последовали облавы в зажиточных кварталах города. Всего в Малаге с конца июля до конца сентября убили 1100 человек, включая генерала Пакстота. На эти же даты пришелся пик расправ в Валенсии и Аликанте - в этой области было убито 4715 человек". (1)
"В республиканской зоне периодически происходили казни политических заключённых в качестве своеобразной "мести" за бомбардировку городов авиацией националистов и террор в Национальной зоне. В частности, такого рода случаи имели место после бомбардировок Бильбао, Малаги, Валенсии, Картахены и Мадрида. <...>
Что касается масштабов антиклерикального террора, то на сегодняшний день установлено, что всего в республиканской зоне было убито 6832 священнослужителя, половина - в течение первых двух месяцев войны". (5)
Главными свойствами ситуации в республиканской зоне были почти полная бесконтрольность в первые дни восстания, волна стремительных расправ и попытки левого и республиканского руководства остановить насилие. (1)
"Пожалуй, наиболее известным примером организованных убийств в республиканской зоне стала история с массовыми расстрелами политических заключённых в конце 1936 г., известных как "Бойня в Паракуэльосе" (Matanzas de Paracuellos). Масштаб и скандальность данной истории оказались таковы, что споры о ней продолжаются в историографии и сегодня.
Данная трагедия развернулась в самый разгар битвы за Мадрид, когда в свете вероятного взятия столицы националистами было решено увести из города политических заключённых, "чья связь с фашистами была доказанной". Однако вместо перевода в новое место заключения от 2400 до 3500 из них были расстреляны в промежутке между 6 ноября и 4 декабря. Это стало актом организованного массового убийства: заключённых вывозили из осажденного города группами, доставляли к месту казни, где заставляли рыть себе могилы. <...>
После прихода к власти в мае 1937 г. правительства правого социалиста Хуана Негрина республиканская репрессивная система стала активно действовать против самих же антифашистов. Итогом этого стало то, что с апреля 1937-го по январь 1939 г. в одной только Каталонии через тюрьмы прошло 3734 антифашиста, до 90 % из которых составляли члены НКТ. Десятки, если не сотни антифашистов бесследно "исчезли": не менее 60 членов НКТ "пропало" вскоре после барселонских уличных боев в мае 1937 г.
Последними всплесками красного террора стали в начале 1939 г. убийства, осуществлявшиеся отступавшими республиканскими войсками в Каталонии и Леванте". (5)
"В общей сложности за период Гражданской войны в республиканской зоне набралось 38 тысяч жертв красного террора - почти половина из них погибла в Мадриде (8815) и в Каталонии (8352) весной-осенью 1936 года. <...> Пассионария неоднократно вступалась за обреченных, но другие коммунисты относились к насилию фаталистически. Посол Сталина (имеется в виду Марсель Израилевич Розенберг (1896-1938), первый представитель СССР в Лиге Наций и полпред СССР при республиканском правительстве. 5 марта 1938 г. расстрелян в Москве. Дж.Р.), как говорят, сказал, пожав плечами, что в такое время всегда всплывает пена. Сомнительный довод, что насилие другой стороны было куда хуже, стал использоваться только в 1937 году, когда набрала силу республиканская пропаганда. <...>
Численность двух союзов трудящихся (очевидно, ВСТ и РАВС. Дж.Р.) резко выросло, отчасти из-за восхищения их делами, но в основном по чисто практическим соображениям: теперь они были властью. Скоро каждый из них стал насчитывать по 2 миллиона членов, что не может не удивлять, учитывая территориальные потери республики. Быстро росли также ПОУМ и Коммунистическая партия. Прирост численности коммунистов - до 250 тысяч за 8 месяцев - объяснялся привлекательностью для среднего класса их партийной дисциплины, возможностями для карьеры, боязнью перед арестами правых; точно так же левые вступали в Фалангу в зоне националистов. <...>
Школьники, одетые как юные пионеры (попытка копировать советский оригинал), ходили парами, звонко распевая лозунги, как таблицу умножения". (1)
ИНТЕРБРИГАДЫ
Действующие лица:
Андре Марти - французский коммунистический деятель, руководивший Интернациональными бригадами в Испании
Владимир Чопич, югославский коммунист, в 1925 эмигрировал в СССР, в Испании командовал 15-й Интербригадой имени Линкольна (в 1938 г. вернулся в СССР, расстрелян 19 апреля 1938 г.)
Мате Залка (Бела Франкль, венгерский еврей, генерал "Лукач") - командир 12-й интербригады (убит осколком снаряда 11 июня 1937 года под Уэской)
Пальмиро Тольятти ("Альфредо) - генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии, креатура Москвы, в 1937-1939 годах работал в Испании по оказанию помощи испанским коммунистам.
На помощь республиканцам по инициативе Коминтерна со всех концов Европы потянулись идеологизированные добровольцы, из которых формировались Интернациональные бригады. Инициатива создания этих военных соединений и процесс их формирования контролировался агентами Москвы.
"3 августа Коминтерн принял первую резолюцию общего характера, явно ожидая четкого сигнала из Кремля, пока что хранившего выразительное молчание. Только 18 сентября, когда Сталин наконец принял решение, секретариат продиктовал новую резолюцию о "кампании поддержки борьбе испанского народа", пункт 7 которой гласил: "Перейти к вербовке добровольцев с военным опытом из трудящихся всех стран с целью их отправки в Испанию".
Затем в Париже прошло совещание, на котором Эжен Фрид ("Клемент") представил привезенные им из Москвы инструкции. Морису Торезу и другим руководителям Французской коммунистической партии надлежало организовать вербовку и подготовку добровольцев с целью борьбы с фашизмом в Испании. К кампании должны были подключиться коммунистические партии и организации, такие как "Международная помощь борцам революции", "Друзья Советского Союза", "Рот Фронт", "Всеобщая конфедерация труда", "Мир и свобода" и всевозможные местные комитеты помощи Испанской республике, создававшиеся офицером советской разведки Вальтером Кривицким, работавшим в Гааге". (1)
"Во многих странах, в том числе в Великобритании, формирование добровольческих сил для борьбы за Испанскую республику выглядело как благородное предприятие для спасения демократии и дела социализма. Молодежь со всего мира собиралась для того, чтобы бороться в Испании за эти идеалы. Но республиканская Испания, боровшаяся против Франко, была далеко не едина в своих политических устремлениях. Её ряды состояли из различных фракций - демократов, анархистов, синдикалистов, социалистов. Коммунисты составляли незначительное меньшинство. Успех Сталина в установлении контроля над Испанией зависел от его способности преодолеть мощную антикоммунистическую оппозицию в республиканском лагере. Необходимо было взять под постоянное наблюдение идеалистов из числа иностранных добровольцев, помешать им смыкаться с элементами, выступавшими против сталинской политики и амбиций.
У добровольцев, как только они прибывали в Испанию, отбирали их паспорта. И редко бывало, что эти паспорта им возвращали. Даже когда кого-либо увольняли, ему говорили, что его паспорт потерян. Только из Соединенных Штатов собралось около 2 тысяч добровольцев, а каждый подлинный американский паспорт высоко ценился в ОГПУ в Москве. Почти каждая дипломатическая почта, прибывавшая на Лубянку из Испании, включал связку паспортов членов Интернациональной бригады.
Не раз, когда я бывал в Москве весной 1937 года, мне попадалась на глаза почта в помещениях Международного управления ОГПУ. Однажды я увидел связку сотни присланных паспортов, половина из них были американскими. Они принадлежали погибшим борцам. Паспорта убитых, после нескольких недель изучения семейного положения их прежних владельцев, легко приспосабливались для нужд их новых владельцев - агентов ОГПУ. <...>
Прибытие военного снаряжения в Испанию совпадало с прибытием в Мадрид международных добровольческих сил. С британских островов, из Соединенных Штатов, Канады, Латинской Америки, Южной Африки, с Балкан, даже из нацистской Германии и Италии, из Австралии и с Филиппин добровольцы прибывали, воодушевленные перспективой борьбы за дело законного правительства. Формировалась знаменитая Интернациональная бригада. Теперь, когда Сталин брал в свои руки контроль над Испанией, начиная снабжать её оружием, стало неотложно необходимым придать организованные формы этому потоку новых крестоносцев, подчинить их своему руководству, прочно включить в ряды просталинских сил. Правительство Народного фронта во главе с Кабальеро представляло собою ненадежную коалицию антагонистических сил. Небольшая, прочная, строго дисциплинированная группа коммунистов, которой отныне командовало ОГПУ, поддерживала правительство Кабальеро, но не контролировала его. Тем важнее было для Москвы захватить контроль над Интернациональной бригадой.
Ядро бригады составляли от 500 до 600 иностранных эмигрантов, проживавших в России. Ни одного русского среди них не было. И позднее, когда численность бригады возросла почти до 15 тысяч бойцов, русским не разрешалось в ней участвовать. Непроницаемая стена была нарочно создана между этим формированием и частями Красной Армии, посланными в Испанию". (6)
"На протяжении гражданской войны в рядах Интербригад служило 32-35 тысяч человек из 53 стран. Ниже приведены наиболее точные, хотя и не до конца достоверные цифры:
Франция: 8962,
Польша: 3113,
Италия: 3002,
США: 2341,
Германия: 2217,
Балканские страны: 2095,
Великобритания: 1843,
Бельгия: 1722,
Чехословакия: 1066,
Страны Прибалтики: 892,
Австрия: 872,
Скандинавские страны: 799,
Нидерланды: 628,
Венгрия: 528,
Канада: 512,
Швейцария: 408,
Португалия: 134,
прочие: 1122.
Чуть больше половины были членами компартии. Джейсон Гурни из Британского батальона описывал притягательность партии в 1930-е годы: "Ее подлинная гениальность заключалась в том, чтобы предложить новый мир, где потерянные, одинокие люди могли обрести важность". Нескончаемые сугубо серьезные собрания ячеек внушали "чувство вовлеченности в ход Истории". Но при этом им навязывали отказ от собственной ответственности, от самостоятельного мышления. Несмотря на внешний протест, лозунги на "пиджин агитпропе", как назвал это Виктор Серж, заменяли молитвы и приносили облегчение.
Позднее Джордж Оруэлл нападал на лживость левых интеллектуалов, с удивительной легкостью переключившихся с пацифизма на "романтическую воинственность": "Люди, которые двадцать лет без передышки твердили, как глупо похваляться воинской "славой", высмеивали россказни об ужасах войны, патриотические чувства, даже просто проявления мужества, - вдруг они начали писать такое, что, если переменить несколько упомянутых ими имен, решишь, что это - из "Дейли мейл" образца 1918 года. Английская интеллигенция если во что и верила безоговорочно, так это в бессмысленность войны, в то, что она - только горы трупов да вонючие сортиры и что она никогда не может привести ни к чему хорошему. Но те, кто в 1933 году презрительно фыркал, услышав, что при определенных обстоятельствах необходимо сражаться за свою страну, в 1937 году начали клеймить троцкистом и фашистом всякого, кто усомнился бы в абсолютной правдивости статей из "Нью массез", описывающих, как раненые, едва их перевязали, рвутся снова в бой". <...>
Хватало, наверное, среди добровольцев и тех, кто подался в Испанию за острыми ощущениями, но это не дает права сомневаться в бескорыстности мотивов интербригадовцев. Они видели в фашизме мировую угрозу, а в интербригадах - лучший способ борьбы с ним. Испания воспринималась как поле сражения, на котором решается судьба будущего". (1)
"Во Франции, в главном центре по набору добровольцев для интербригад, желающих отправиться в Испанию в случае, если они не были членами коммунистических партий, обычно опрашивал советский сотрудник разведки НКВД. Большинству добровольцев с паспортами предлагали оставить их в проверочном центре, после чего эти документы направлялись в Советский Союз дипломатической почтой для последующего использования советской разведкой. НКВД особенно было довольно двумя тысячами паспортов США, которыми потом пользовались советские разведчики-нелегалы". (7)
"12 октября пароход "Ciudad de Barcelona" высадил в Аликанте первых 500 добровольцев, два дня назад поднявшихся на борт в Марселе. Поезд доставил их в Альбасете, где в казармах Гражданской гвардии на улице Свободы, захваченных после начала восстания, находилась база Интербригад.
Здесь, в месте гибели множества националистов, приезжие проходили вводный курс. Казармы содержались в отвратительном состоянии, пока их не привела в порядок группа немецких коммунистов. Остро стояла проблема гигиены, особенно для тех, кто был ослаблен вызванным безработицей недоеданием. Кормежка - бобы в масле - только усугубляла дизентерию у британских рабочих-добровольцев, не привыкших, вместе с канадцами и американцами, к чужой пище. Немецкие коммунисты, едва приехав, вывесили плакат "Слава дисциплине!", французы ответили плакатами об опасности венерических заболеваний. (При отсутствии антибиотиков они косили интербригадовцев с не меньшей силой, чем бойцов милиции.)
Новобранцев строили на парадном плацу, где перед ними выступал Андре Марти, ответственный за Интербригады: во время боя за Ирун он переправлял французских добровольцев через границу. Седоусый коротышка с отвисшей челюстью, в огромном берете, он сделал себе имя во время мятежа на французском военном флоте в Черном море в 1919 году. Героическая легенда о Марти в партийной мифологии превратила его в одну из наиболее могущественных фигур в Коминтерне, на авторитет которого почти никто не осмеливался посягнуть. В то время он уже заразился сталинской паранойей и панически боялся заговоров. Под влиянием московских показательных процессов он стал всюду видеть "фашистско-троцкистских" шпионов и считал своим долгом их истреблять". (1)
"Андре Марти занимался поиском "троцкистских агентов" в Интербригадах. Когда руководители французских коммунистов были вынуждены вызвать его для объяснений, Марти подтвердил, что отдал приказ о расстреле пятисот бойцов и командиров Интербригад. Все казнённые, по его мнению, совершили "различные преступления" и "занимались шпионажем в пользу Франко"". (7)
"Военным командиром Интербригад был генерал "Клебер" (он же Лазарь Штерн), высокий седовласый венгерский еврей, ветеран Красной армии, позднее расстрелянный по приказу Сталина. Он прибыл в Испанию по изготовленному НКВД поддельному канадскому паспорту на имя Манфреда Штерна. <...>
Парадный плац в Альбасете использовался для строевой подготовки, после которой батальонные комиссары читали добровольцам длинные лекции о том, за что им предстоит сражаться. Далее устраивались семинары: на них комиссары предлагали для обсуждения идеи, по которым устраивалось демократическое голосование. <...>
Эти собрания и "демократические процедуры" неизбежно становились мишенями для насмешек возмутителей спокойствия, но комиссары сурово пресекали всякое легкомыслие: шутники были первыми кандидатами на подозрение в "троцкистско-фашистских наклонностях". Другие скептики, особенно старые вояки, прошедшие Великую войну, зло высмеивали эту "учебу": большинство добровольцев были не готовы физически и не обладали элементарными военными навыками. Как заметил один ветеран, "из окопа не выпрыгнешь с "Капиталом" в руках".
Марти внушал добровольцам, что "когда I Интернациональная бригада вступит в бой, в её рядах будут сражаться обученные люди с хорошими винтовками, это будет отлично оснащенное формирование". Всё это было частью партийного мифа о профессионализме, тогда как на самом деле вопиющая нехватка элементарной подготовки должна была компенсироваться простой отвагой, замешанной на уверенности, что от интербригадовцев "зависят судьбы мира". Те, кому предстояло воевать с Африканской армией, должны были казаться милиции знатоками и умельцами, хотя умели только строиться, маршировать и разворачиваться. Многие ни разу не держали в руках винтовки, пока не выехали на фронт, так что немногочисленным ветеранам Первой мировой приходилось учить их заряжать старое разнокалиберное оружие. Неопытным солдатам предстояло выискивать в ящиках с боеприпасами разных калибров подходящие патроны для их оружия (это объясняло постоянные случаи заедания затворов и осечек). <...>
Советское начальство делало всё для сокрытия истинного количества военнослужащих Красной армии в Испании, вплоть до того, что заставляло некоторых из них записываться добровольцами в Интербригады. <...> Даже в польском батальоне "Домбровский" ядро составляли офицеры Красной армии: для командования интербригадами в Испанию было командировано в общей сложности тридцать советских офицеров.
Самый крупный советский контингент служил, кажется, в батальоне "Хосе Палафокса" (майора Ткачева): большинством рот командовали красные офицеры, многие из которых были вдобавок советскими гражданами. "В нём были представлены самые разные нации, - писал один из интербригадовцев в официальном докладе, - такие как евреи, поляки, украинцы, белорусы, литовцы и другие". Кроме того, в Тифлисе работал учебный центр Интербригад по подготовке 60 пехотных офицеров и 200 летчиков. Советским военным советникам приказывали "держаться подальше от артиллерийского огня", чтобы Комитету по невмешательству нельзя было предъявить пленных офицеров.
Войска, особенно Интербригады, часто посещали в окопах иностранцы, которых привлекала оборона осажденного Мадрида. Это были журналисты и немногочисленные военные туристы, а также политические сторонники республики. Некоторых манили, как выразился один интербригадовец, "псевдовоенные острые ощущения". Посещая передовую, они часто просили винтовку или даже пулемет, чтобы пальнуть разок-другой в сторону националистов. Ярким примером такого рода служил Эрнест Хемингуэй. Фронтовикам приятно было, конечно, видеть новые лица, особенно знаменитостей, но только до тех пор, пока искатели приключений не навлекали вражеские бомбежки". (1)
Кстати, желание "мастеров пера" и других "культуртрегеров" пострелять в сторону врага с безопасного расстояния, явление неувядающее. Любил вот так пальнуть из пулемёта во время войны в Югославии известный пароксизмами своей сексуальной откровенности писатель Эдуард Лимонов, а позже пострелял боевыми патронами в сторону украинских защитников донецкого аэропорта российский актёр Михаил Пореченков. Но это отступление от темы, давайте вернёмся в Испанию времён гражданской войны.
Записывавшиеся в интербригады добровольцы наивно полагали, что, повоевав какое-то время на стороне своих идеологических соратников, они смогут спокойно вернуться домой. Им и в страшном сне не могло привидеться, что они попадают в мышеловку, из которой многим из них не суждено будет вырваться живыми. Что за одно только желание убраться из ада чужой гражданской войны их будут массово расстреливать как дезертиров.
"Общее число добровольцев, приехавших в Испанию воевать в Интербригадах, составило около 31 тысячи. Из них около 6 тысяч (19 %) дезертировало или было казнено своим командованием - больше, чем погибло или пропало - менее 5 тысяч (15 %)". (7)
Первым шоком для бойцов-интернационалистов стала битва при Брунете (июль 1937):
"Эти бои в горах Гвадаррамы стали первым примером недовольства Интербригад, почти бесцельно приносимых командованием в жертву. Их командиры проявляли крайнюю жестокость в отношении тех, кто не выдерживал пикирования истребителей националистов. Капитан Дюшен, командир карательной роты XIV Интербригады, "выбрал наугад пятерых и застрелил их одного за другим по-советски, из пистолета в затылок". (1)
Не меньшим потрясением для интербригадовцев оказался и привычный для советских командиров ещё со времён гражданской войны в России метод воодушевления подчинённых с помощью заградотрядов:
"Когда 69-я дивизия отступила из Кабеса-Гранде, взбешенный Вальтер (советский военачальник Кароль Сверчевский. Дж.Р.) (еще не отозванный) приказал "бить из пулеметов по тем, кто отходит, расстреливать на месте, избивать отставших". (1)
Отрезвление от идеологических фантазий и возвращение в неприглядную реальность было горьким:
"Пропагандистский раж коммунистов, в жертву которому часто приносились человеческие жизни, привел к недовольству в Интернациональных бригадах. Мятежи американцев, британцев и поляков XIII Интербригады изображались в донесениях в Москву как "неприятные происшествия". Бойцов батальона "Линкольн" заставили снова встать в строй под угрозой расправы. Британцы - их осталось всего 80 человек - обвинили генерала Гала в некомпетентности и вернулись на фронт только из-за того, что их командиру Уолтеру Тапселлу грозил расстрел. Поляки, проведшие на фронте без перерыва несколько месяцев, решили вернуться в Мадрид. Командир бригады Винченцо Бианко ("Кригер") попытался подавить выступление силой: одного из мятежников он убил выстрелом в голову. Для восстановления порядка и предотвращения бегства личного состава с фронта был использован Интернациональный кавалерийский отряд, не задействованный в сражении. Модесто приказал установить позади республиканских порядков пулеметы и открывать огонь по любому, кто станет отходить, независимо от предлога. Войска были разгневаны огромными потерями; главное, сильны были подозрения, что людей приносят в жертву в бессмысленной бойне.
В советских донесениях подчеркивалось ужасное состояние Интербригад после Брунете. При численности 13 353 человек их потери составили 4300 человек, около 5 тысяч оказались в госпиталях. <...>
Многие интербригадовцы чувствовали себя обманутыми. Они добровольно приехали на полгода, но по истечении этого срока их не отпускали домой.
...Самым же поразительным было создание Интербригадами собственного концлагеря, названного "лагерем Лукача". За три месяца начиная с 1 августа туда отправили не менее 4 тысяч человек. <...>
Самое сильное падение боевого духа во второй половине 1937 года произошло, наверное, в рядах Интернациональных бригад, только в октябре потерявших от эпидемии тифа 2 тысячи человек. <...>
Во время наступления на Сеговию XIV Интербригада отказалась участвовать в бессмысленных лобовых атаках на Гранхе, а иностранцы в карательном батальоне, получив приказ стрелять в дезертиров, тоже проявили неповиновение.
Возмущение бессмысленной бойней сопровождалось растущим недовольством существованием "лагерей перевоспитания", управляемых советскими офицерами и охраняемых испанскими коммунистами с современным автоматическим оружием. Труд в этих лагерях был организован по стахановским правилам: выдача еды зависела от выполнения завышенных норм выработки. В лагеря попадали в основном те, кто по разным причинам просился домой, но получал отказ. Только недавно стало известно, что нескольких интербригадовцев из этой категории поместили в больницы для умалишенных - типичная советская мера.
Один из самых отвратительных лагерей находился в Хукаре, примерно в 40 километрах от Альбасете, где держали разочаровавшихся британских, американских и скандинавских добровольцев. Нескольких британцев спасло от казни вмешательство британского МИДа, заключённых других национальностей развезли по тюрьмам Альбасете, Мурсии, Валенсии и Барселоны. <...>
Постоянное недовольство в Интербригадах проистекало в том числе и из того обстоятельства, что добровольцы, чей срок службы не был определен, считали себя вправе по истечении некоторого времени покинуть ряды воюющих. При поступлении на службу у них отбирали паспорта - часть документов тут же отправляли дипломатической почтой в Москву для последующего использования агентами НКВД за границей. Командования Интербригад, встревоженные доходившими до тыла через письма бойцов сведениями о волнениях в войсках, усиливали дисциплинарные взыскания. Письма подвергались цензуре, любой, кто критиковал компетентность партийного руководства, мог угодить в тюремный лагерь или даже рисковал расстрелом. Увольнения часто отменялись, а добровольцев, самовольно устраивавших себе несколько дней отдыха, после возвращения в подразделение расстреливали за дезертирство. Ощущение, что они попали в ловушку к организации, которой больше не сочувствуют, даже принуждало некоторых добровольцев переходить на другую сторону, к националистам. Другие прибегали к таким неоригинальным методам, как самострел себе в ногу при чистке оружия.