Аннотация: Очень древний рассказ. Пускай тоже тут будет.
Его рождение послужило началом длинной истории жизни, которую я вам, хоть и вкратце, попытаюсь сейчас рассказать.
Мать его, Тикура, обитала в этом лесу очень давно и к моменту его появления на свет держала под своим контролем довольно большую территорию, что для представителей ее вида значило: особь стала по-настоящему взрослой и самостоятельной. Для этого ей пришлось немало натерпеться от жизни и многому научится, прежде чем на нее обратил внимание тот, от которого она и зачала свое долгожданное чудо, свое ненаглядное дитя.
Как и любое другое разумное существо, Руфус - а именно так, задолго до рождения, назвала его мать - появился на свет в крови и страданиях. Вы, небось, спросите меня, откуда она знала, что родится именно мальчик? Ничего странного в этом нет - внутреннее чутье позволяло самкам ее вида знать пол будущего детеныша.
Момент рождения настал. Тикура выла от боли, силясь вытолкнуть на белый свет того, кто так долго дожидался этого часа внутри нее. Ее тело утонуло в пучине страдания, но душа пела от восторга. Необъяснимые, невиданные ранее чувства переполняли ее и, подобно воде, достигая краев, бушующим потоком изливались наружу. Тикура рожала в первый раз в жизни, и поэтому каждое чувство, малейшее ощущение эхом отдавалось в ее душе - самка прислушивалась к любым переменам внутри себя и запоминала любые мельчайшие детали, едва уловимые тонкости происходящих внутри изменений. Ей было страшно, и одновременно со страхом внутри молодой матери рождалось и какое-то другое чувство, похожее на то, что она испытывала, когда, лежа рядом с Кваром, отдыхала после короткого, но полного чувственности момента близости.
Прошли минуты, боль сменилась томящим ожиданием, и в этот момент Тикура начала четко осознавать каждое свое действие, каждый вздох и каждое, даже самое малейшее, сокращение мускулов. Она лежала и старалась следовать велениям пробудившегося в ней материнского инстинкта. В один момент самка вдруг почувствовала облегчение, боль стихла и один, руководящий ею, инстинкт выключился, сменившись другим: самка поняла - Руфус, дорогой ее сердцу детеныш, наконец-то родился. Превозмогая сковывающую тело усталость, Тикура медленно подняла голову и, оглядевшись, увидела маленький пятнистый комочек, копошащийся у ее задних лап. Теперь инстинкт подсказывал молодой матери вылизать новорожденного. Вылизывание отняло у Тикуры несколько больше сил, чем она могла дать, и, как только детеныш был приведен в надлежащий вид, самка обессиленная опустилась на землю и, перевернувшись на бок, предоставила Руфусу свое брюхо в полное распоряжение. Вскоре детеныш насытился и тут же заснул, прижавшись к теплому материнскому телу. И лишь убедившись, что им ничего не угрожает, Тикура обняв лапой свое дитя, заснула крепким, но чутким сном, каким обычно засыпает мать рядом со своим чадом.
* * *
Ранним утром над лесом, будто раскат грома, разнесся грозный рык. Так свирепый хищник, скрывшийся за столь могучим голосом, предупреждал окрестную живность, что он голоден и намерен выйти на охоту - заслышав его, каждое живое существо стремилось убраться с дороги. Рык достиг апогея и стих, и лишь эхо, прокатившись над верхушками деревьев памятью могучего гласа, колыхнуло высокую траву полян и гладь глубоких ледяных озер.
Руфус вышел на открытое пространство и принюхался. Ничего странного в воздухе не наблюдалось и признаков близкой добычи не чувствовалось. Самец склонил голову и, мельком глянув промеж передних лап, снова вскинул ее и зарычал. На сей раз в голосе зверя звучали нотки досады - вот уже много часов он ходил по лесам в поисках пищи, но до сих пор так и не смог никого поймать. Он знал, что предупреждать об открытии охоты - закон, и ни разу не нарушил его. В самом раннем детстве он с трудом мог понять, зачем предупреждать добычу о том, что за ней охотятся, но когда повзрослел, понял - только так и никак иначе можно поддерживать в своих охотничьих угодьях достаточное для пропитания количество здоровой дичи.
Пройдясь по окраине луга, Руфус вновь удалился в чащу. Его род издавна звал себя "Бредущие под пологом леса", и из названия вполне можно было понять, что в основном жили они в лесу, лишь изредка выходя к лугам, чтобы поразвлечься с самкой или обеспечить положенную законом слышимость "Гласа охотника". Руфус предпочитал делать именно так, и перед каждой охотой выходил на край леса, дабы соблюсти Закон.
Сегодня день оказался чрезвычайно неудачным. Руфус так и не смог насытиться: пара похожих на кроликов маленьких существ вряд ли смогла бы наполнить бездонное брюхо молодого охотника. Самца сей факт взбесил, он увлекся, и, забыв об осторожности, вплотную подошел к территории, которую его мать охарактеризовала однажды как "Странное и от того наверняка опасное место". Вовремя поняв свою ошибку, Руфус быстро вернулся на свою тропу. Воспоминание о матери родило в его душе горесть, но вместе с тем и какое-то странное желание. Руфусу хотелось забыть наставления матери и пройти за запретную черту, но, обозвав себя самыми нехорошими из известных ему слов, он выкинул из головы эту дерзкую мысль и направился в свое логово отдыхать после утомительного, но столь неплодотворно проведенного дня.
* * *
...Прошло несколько лет.
Руфус повзрослел и стал сильнее. Теперь для него слово "страх" потеряло всякий смысл - все самцы его вида с возрастом перестают чего-либо бояться. Остается лишь холодная рассудительность хищника и инстинкты, и лишь Извечный Закон Жизни остается для них непоколебимым. Закон, справедливый для всех, закон, который не разрешает убивать ради развлечения, закон, соблюдая который, каждое живое существо получает свое право на борьбу за жизнь. Руфус впитал это знание с молоком матери и успел уже почувствовать на своей шкуре его действенность. Не раз и не два он сталкивался с прямой угрозой жизни, и каждый раз Закон выручал его.
В этом мире было лишь одно существо, которое не подчинялось закону. Это существо избрало для себя совершенно другие законы и, тем самым вырвавшись из Великого Круга Жизни, с легкостью убивало жизнь на каждом своем шагу. Убивало не ради пищи, а ради развлечения, обосновывая убийство "правом сильнейшего". Оно разрушало все, что вставало на его пути, все, что не соответствовало его понятиям, ничего не созидая взамен, отмечая каждый свой шаг на лике планеты незаживающим черным рубцом. Отравленные реки, вырубленные подчистую леса, освежеванные трупы животных - вот что оставляло оно, уходя. "Бредущие под пологом леса" презрительно называли этих существ "Нррор Куфф", что в приблизительном переводе означало - "царственная низость". Сами же они именовали себя "разумными", хотя по-настоящему разумное существо с этим вряд ли бы согласилось.
Несколько раз Руфусу повезло и он, хоть и издалека, смог понаблюдать за Куффами. Ничего хорошего он, конечно, не приобрел, зато сумел хоть немного понять их повадки и впредь, проходя места, где они водились, стал вести себя гораздо осторожнее. У этих существ не было ни клыков, ни когтей, не отличались они и скоростью - в быстроте реакции их обогнало бы даже самое слабое лесное существо... Но Руфусу было ведомо: за ними - Незримая Сила, сила, которая убивала, и он всегда оставался настороже.
В этот год молодой охотник узнал, что таит в себе "запретное место": там, где заканчивалась граница густых непроходимых лесов, за небольшим ручейком обитали Куффы. Жили они там не постоянно, а приходили лишь ненадолго раз или два в год, делали что-то странное и вновь уходили. Их было немного, но менее опасными они от этого не становились. Ни один из его рода не осмеливался подходить к этому месту, избегая даже малейшего упоминания о подобном соседстве.
Однажды, дождавшись, когда они покинут свою территорию, Руфус пробрался туда и удовлетворил, наконец, свое давнее любопытство. Картина, которую он увидел, удивила его: большие похожие на пни предметы во множестве стояли вокруг, тут и там под лапами попадались блестящие острые камни - порезавшись об один из них, Руфус понял, что их следует избегать. Середина поляны была выжжена и вытоптана и два параллельно идущих, уходящих прочь от поляны, следа глубоко пропахали землю. Руфус осторожно понюхал их - след пах чем-то неживым и очень неприятным. Да и вообще, какой-то неистребимый запах неизвестного происхождения пропитал насквозь всю землю и весь воздух вокруг этой поляны.
Обшарив все вокруг, Руфус нашел странную, свернувшуюся в большое кольцо дохлую змею. Она была очень длинная и тонкая, а главное - сплошь покрытая каким-то свалявшимся мехом. Он потрогал ее лапой и понюхал - тот же запах резко ударил ему в нос - Руфус громко чихнул. Оглядев ее еще раз, он заметил, что один из ее концов - понять, где у нее хвост, а где голова, он не мог - завязан петлей. Это было крайне странным. Удовлетворившись увиденным, он оставил непонятную находку в покое, покрутился вокруг еще немного, а затем покинул поляну Куффов и вернулся к своему уютному логовищу.
* * *
Настал срок, и Куффы вернулись, снова принеся с собой хаос и разрушение. Раньше они не осмеливались выходить за пределы своей территории, но сейчас события стали развиваться гораздо хуже - Руфус узнал от соседей, что Куффы разбрелись по лесу и даже успели убить -- Запах смерти давал понять, что это правда. Как он узнал позднее, их жертвами в тот день стали, как минимум, пять существ. Радовало, что ни один из его сородичей не пострадал - осторожность "Бредущих" всегда приносила свои плоды.
"Опасность велика" - подсказывал инстинкт. Руфус доверился чутью и, покинув лежку, ушел вглубь леса. Этот поступок наверняка спас его от неминуемой гибели, но зато жестко ударил по самолюбию хищника. С подобными ситуациями молодой охотник еще в жизни не сталкивался и поэтому доверялся инстинктам. Как только инстинкт ослаб, в нем заговорила гордость - Руфус решил вернуться домой.
С большой осторожностью он пробирался тропами, которыми раньше ходил с гордо поднятой головой. Но сейчас же все было по-другому - что-то непонятное, висевшее на грани детских воспоминаний, проснулось внутри него. Он вспомнил, что это такое, вспомнил намного позже - это было забытое им и, казалось бы, навеки утерянное чувство страха. Добравшись до своей лежки и увидев, что вокруг ничего особого не происходит, Руфус приободрился. День порядком вымотал его, а потому, быстренько обойдя окрестности и убедившись в том, что ему ничего не угрожает, он завалился спать.
Утро встретило его пением птиц и легкой прохладой - предзнаменованием приближающейся осени. Вслед за Руфусом проснулся желудок: переживания, перенесенные им за последнее время, вряд ли могли насытить ему брюхо, а об охоте в эти моменты думалось меньше всего - следовательно, почти на протяжении двух дней это самое брюхо оставалось пустым. Пора было исправлять оплошность и, пока солнце ярким багровым шариком еще низко висит над горизонтом, выходить на промысел. Традиционный клич - и вот, молодой охотник, вооруженный, как и подобает его виду, острыми когтями и солидным запасом зубов в пасти, вышел на охоту.
Миновав огромное упавшее дерево и перебравшись через бурный ручей, отделяющий одну половину его охотничьих угодий от другой, Руфус вышел на опушку леса. Лишь остановившись, он разглядел в кустах какое-то слабое движение. Проснулся инстинкт - охотник встал на изготовку, готовясь совершить молниеносный бросок. Нос его напрягся, уши, поворачиваясь из стороны в сторону, готовы были уловить малейший звук; но вдруг его будто передернуло - из кустов донесся совсем слабый, почти неслышный стон. Руфус замер от неожиданности - он чувствовал запах, но запах был другим, не похожим на запах его жертвы.
- Нррор Куфф! - молнией пронеслось в его голове.
Он не мог не узнать этот запах - его он запомнил на всю жизнь. Снова в нем проснулось это странное чувство - неведомое, но как будто испытанное ранее. Он вспомнил, он все-таки вспомнил его - это чувство он испытал в детстве когда забрался на верхушку высокого дерева и не смог самостоятельно спуститься. Страх, сильный парализующий волю страх - вот что испытал Руфус, впервые настолько близко - почти нос к носу - столкнувшись с Куффом. Он еще не видел его, но уже, благодаря острому обонянию и слуху, ясно ощущал его присутствие. Потом он осознал: происходит что-то не то. Этот стон - Руфус никогда раньше не думал, что они могут страдать... Затем он ощутил какую-то до боли знакомую волну, настолько знакомую, что осознание ее окончательно сбило с толку молодого охотника - он почувствовал тончайшую вибрацию страха, исходящую из кустов - такую же, какую ощущает любой охотник в момент, когда вонзает свои клыки в тело жертвы.
Сейчас этот Куфф был жертвой. Пускай лишь этот и в этот момент, но осознание данного факта заставило Руфуса глубоко задуматься, ибо никто из "Бредущих" никогда не сталкивался с такой ситуацией. Мысль, что они могу страдать от боли, перевернула с ног на голову устоявшееся представление об этих существах. Это придало Руфусу уверенности, и он, не задумываясь, шагнул в кусты. Чем ближе он приближался к существу, тем сильнее становилась аура страха. Он знал, что Куффы не обладают ни хорошим нюхом, ни слухом, способным услышать тихую поступь хищника, но он понимал - внутреннее чутье у них все-таки есть, и поэтому приближался медленно и осторожно.
Он наткнулся на него совершенно случайно. Ну никак Руфус не мог предвидеть, что страшные, убивающие на расстоянии Куффы могут сжиматься в столь маленький и почти незаметный комочек. Жар острого, почти панического ужаса опалил чувства молодого охотника - в этот момент он осознал, насколько велик был страх жалкого существа, неподвижно валяющегося подле него. Лишь бешено вращающиеся глаза выдавали в нем жизнь - если бы не они, Руфус вполне мог принять этот кусок плоти за пень или что-то подобное.
Как ни неприятно было смотреть на это ничтожное существо, Руфус все-таки оглядел его повнимательнее. Тут он заметил, что оно ранено - на его странного вида коричнево-зеленой шкуре багровело большое кровавое пятно. В недоумении Руфус присел на задние лапы и, не спуская глаз с Куффа, стал размышлять. Убить его он не имел права - это было бы неоправданное убийство, ведь существо не нападало на него. Мысль уйти и бросить его умирать он отбросил сразу же. Что-то, что было в этом несчастном существе, зацепило его душу, и он решил помочь. Внутреннее чутье подсказало, что существу необходимо привыкнуть к его присутствию. Следуя его велению, Руфус отошел подальше и снова сел а, когда сидеть стало уж слишком утомительно, подошел чуток ближе и лег.
Куфф вроде успокоился - страх в его взгляде перестал светиться ярким огнем, а взамен появились искорки легкого недоумения. В конце концов, существо собралось с силами и село, опираясь об землю передней лапой. Второй лапой оно зажимало кровоточащую рану на груди. Руфус никогда бы не подумал, что в такой позе можно комфортно находиться более пяти минут, но Куфф разрушил его ожидания и продержался, не меняя позы, почти полчаса. Лишь когда силы совсем покинули его, он снова лег. На этот раз поза его была расслабленной, а движения спокойными. Было видно - страх полностью покинул его душу.
Пришло время действовать. Руфус подошел вплотную к лежащему на земле существу и сел рядом. Куфф тоже сел и, спокойно посмотрев на него, принялся озираться по сторонам. Когда существо на мгновение отняло руку от груди, Руфус посмотрел еще раз на кровавое пятно на его шкуре и заметил, что сама рана представляла собой лишь небольшое круглое отверстие. Таких ран ему видеть раньше не доводилось: казалось, что его укусило существо с одним, но очень большим клыком, а это выглядело уж больно неестественно и странно - поверить в существование такого урода Руфус никак не мог.
Пока Руфус разглядывал своего нового знакомца, тот начал снимать шкуру с верхней половины своего тела. Вначале он снял заляпанную грязью коричнево-зеленую, затем - находящуюся под ней черно-белую полосатую... Руфус очень удивился, когда увидел, что под двумя шкурами осталась лишь покрытая редкими шерстинками розовая кожа, примерно такая же, как у новорожденных "Бредущих", хотя на голове и вокруг рта по-прежнему осталась густая черная шерсть. Что больше всего поразило Руфуса во внешности Куффа, так это задние лапы существа - от колен до самого низа они были черные, гладкие и блестящие, будто покрытые лягушачьей кожей.
Положив на землю снятую шкуру, Куфф схватился за ветку невысокого дерева и поднялся на задние лапы - от неожиданности Руфус рыкнул и отпрянул назад. Тот спокойно стоял, держась лапой за ствол дерева, и смотрел на него. Затем существо издало серию нечленораздельных звуков, нагнулось, подняло свою шкуру и, странно махнув лапой, не спеша стало выбираться из зарослей кустов. Руфус последовал следом - ему стало интересно, что будет дальше. Периодически Куфф спотыкался, падал, странно рычал, поднимался на задние лапы и снова шел вперед. Из зарослей они выбирались очень долго - он так странно вихлял среди молоденьких деревьев, что Руфусу на миг показалась, что его спутник сам не знает, куда идет. При желании он вмиг бы вышел бы из дебрей, но почему-то лишь спокойно плелся сзади. Наконец они выбрались на опушку, и Куфф обессилено повалился на землю. Руфус сел и принялся вылизываться - было видно, что Куфф не без любопытства наблюдает за этим процессом. С какой-то радости Руффус решил заговорить с ним как со своим сородичем:
- Зализал бы ты рану, - посоветовал он ему, - а то потом загноится.
Существо встрепенулось и, резко поднявшись с земли, отскочило в сторону - такой реакции Руфус не ожидал. Решив, что Куффы просто не умеют разговаривать и во избежание дальнейших недоразумений, он не стал больше разговаривать, а спокойно продолжил вылизывание.
На поляне они провели почти весь день. Куффу стало хуже, он почти не мог двигаться - рана давала о себе знать. К вечеру он потерял сознание и тогда Руфус совершил поступок, на который вряд ли бы решился любой здешний житель - он осторожно подошел к лежавшему на земле без сознания существу и стал зализывать его рану.
* * *
Очнувшись утром посреди леса, Роберт огляделся вокруг. Странного животного, которое он встретил вчера, нигде не было. Рана в груди сильно болела, но уже не кровоточила. Порывшись в оставшихся при нем вещах, он перевязал ее при помощи найденного в штанах платка и пояса от куртки. Пока он возился, голод не оставлял его ни на секунду. Роберт решил пройтись по поляне и поискать съестное - ягоды или грибы были бы как нельзя кстати - но ни того, ни другого ему найти не удалось. Зато, к своему удивлению, он увидел лежащую на небольшой кочке убитую утку. Подняв тушку и присев на кочку, он принялся ощипывать оказавшийся столь полезным в его ситуации дар неизвестного друга. Несчастную птицу он лишил перьев за пять минут, а вот на подготовку костра ушло около часа - усталость и боль в груди не давали Роберту возможности быстро двигаться. Соорудив небольшой костер и насадив тушку на импровизированный вертел, он умело водрузил ее над аккуратно сложенными дровами.
- Слава богу, хоть зажигалку оставили, - подумал Роберт, разжигая костер длинной щепкой, - а то я уж думал, эти бандиты все отняли.
Прошло время, и вскоре аппетитный запах жареного мяса разнесся по поляне. Утка была готова, и Роберт поспешил снять дичь с костра. Импровизированный завтрак придал ему сил, да и ручей, протекавший рядом, оказался как нельзя кстати - утомленное тело настойчиво требовало отдыха. Не долго думая, Роберт, сняв с себя опостылевшие сапоги и грязные штаны, погрузил свое измученное тело в прохладную воду.
- Черт меня дернул поехать в эту экспедицию, - думал он, лежа на гладких окатанных водой камнях, - никогда бы не подумал, что зоология может быть столь опасной для жизни.
Размышляя о случившимся, он, в конце концов, запутался в собственных мыслях и решил еще раз попытаться восстановить в голове картину вчерашнего дня. Неожиданной искрой проскочила в голове мысль: "Да, надо будет не забыть описать зверя... Это же будет открытие мирового масштаба!"
Мысли путались, но, несмотря на это, ему удалось вспомнить все: прошлой ночью, около часа, на лагерь экспедиции неожиданно напала какая-то банда головорезов. В это время все уже спали и лишь он, страдая от бессонницы, бродил неподалеку. Ситуация была ясна как день: когда бандиты ворвались в лагерь, никто даже винтовку выхватить не успел - всех просто перебили на месте. Роберт, заслышав выстрелы, зачем-то побежал в лагерь - там он понял, что сделал это зря. Лишь по счастливому стечению обстоятельств ему удалось спастись, получив лишь пулю вдогонку. Из-за слишком большого расстояния пуля вошла неглубоко и легкие не повредила, но стоило пуле пойти чуть дальше, и последствия могли бы быть куда более печальными - такое ранение в его состоянии было равнозначно смерти.
Посидев еще пятнадцать-двадцать минут, Роберт вылез, напялил штаны и тельняшку и, сев на землю, стал судорожно рыться в карманах куртки. Поиски отняли много времени, но вот, наконец, нужный карман был найден.
- Вот он! - радостно воскликнул Роберт, достав из недр очередного кармана маленький блокнотик с воткнутым в пружину огрызком карандаша. Поковыряв карандашом в зубах, Роберт принялся неторопливо писать.
Выбираться из лесу пришлось долго. Лишь на третьи сутки его, ослабленного и голодного, подобрала случайная машина. Пролежав в больнице несколько месяцев с непроизносимым и понятным лишь медикам диагнозом, Роберт снова вернулся к работе. Но тот день Роберт запомнил на всю жизнь - облик существа, спасшего его, навечно отпечатался в его памяти.
Несколько раз он рассказывал свою историю, но коллеги не верили ни единому слову и смеялись над ним. Затем он, раз за разом выбивая деньги, организовывал экспедиции в края, где переломилась его жизнь, в надежде встретить это животное еще раз. Все его попытки были безрезультатны - ни разу за много лет он не увидел его. Но вот однажды его коллега привез из экспедиции мертвое животное, похожее на то, которое описал в своем блокнотике Роберт. Объяснительная записка главы экспедиции гласила: "Добытое животное перевозилось воздушным транспортом в специальной клетке. При разгрузке самолета было обнаружено, что животное погибло. Причины, повлекшие за собой смерть, неизвестны".
Узнав об этом, Роберт был вне себя от ярости. Да, теперь ему поверили, да, они назвали открытое существо его именем, но это уже не имело для него ни малейшего значения. Бросив науку, он навсегда уехал из города.
Через три года в определителях млекопитающих появилась новая запись:
Семейство Cannetidae (Каннетовые),
Род Canneta (Каннеты),
Вид Cannetа Robert (Каннета Роберт) -
В семействе известен один вид, открытый членом зоологической экспедиции Робертом Каннетом 21 августа 2037 года.
Высота в холке 35-40 см, длина тела до 60 см. Хвост короткий (~ 1/3 от длины тела).
Основная добыча: мелкие животные (грызуны, птицы, рептилии и пр.).
На сегодняшний день вид изучен мало, подсчет численности популяции не проводился.
Единственный добытый экземпляр умер при транспортировке. Исследования трупа показали, что по современной классификации открытый вид ближе всего стоит к ныне вымершему семейству Felidae, хотя и со значительно измененной генетической структурой. Принимая во внимание фенотипическую и генотипическую несхожесть, было принято решение выделить вид в отдельное семейство.
Предположительно, данный вид является случайной мутацией одичавших домашних кошек.
После экологической катастрофы 2005 года - единственный из известных и наиболее крупный хищник, обитающий на нашей планете.