Перед тем, как покинуть деревню, один из багорщиков, назвавшийся Иваном, забежал в дом старосты. Его не было минут пять, в течение которых все вынуждены были дышать гарью от догоравшего костра из мёртвых тел, сложенных во дворе. Вышел Иван с тугим свёртком в руках, и скорбным выражением на усталом лице. Свёрток он сунул в руки Максиму.
― Держи, в комоде откопал - одежда чистая, нафталином ещё пахнет, а то твою хламиду придётся сжечь. На всякий случай.
Здоровяк, который первым протянул Максиму руку на берегу болота, вернул Ивану его багор, и спросил:
― А чего Степан не вышел? Не похоже на него.
Иван горестно вздохнул.
― Отмучился староста - скрючило его прямо на пороге. Серёга, сходи, прибери мертвеца, ― последние слова были обращены к рыжебородому детине, с ранцем огнемёта за плечами. Тот скорбно покивал, и побрёл в дом. Вскоре зашумел огненный вихрь, выпущенный из сопла орудия. Бородач протиснулся через калитку, и махнул рукой остальным.
― Готово. Двор зачищен.
Вновь подал голос плечистый мужик, которого все называли Игорем, но между собой говорили о нём - "наш звеньевой".
― Айда, пошли, не то стоянку в темноте не сыщем.
И "патруль санзачистки", как все они себя называли, двинулся перпендикулярно дороге, по, им только ведомой, тропе. Шли долго, что, впрочем, не сильно напрягало Максима, привыкшего к длинным переходам. Топали по сырому мху, и вывернутым суставам корней до самых сумерек, и, лишь когда сумрак стал плотным как бархатный занавес, вдали засиял оранжевый огонёк.
Звеньевой довольно хмыкнул.
― Ну, наконец-то, дошли, ― потом крикнул во всё горло в сторону приближающегося костра:
― Э-эй, что сегодня на ужин?
― Макароны по-флотски, и чай "индюшка" со слоном, ― как секретный отзыв, прозвучало в ответ. Но ароматы, бередившие обонятельные рецепторы, говорили о том, что это не просто игра в пароль-отзыв. Аппетитно пахло тушёнкой и макаронами. Санитары прибавили шаг, и вскоре оказались на пригорке, где возле огня суетился человек. Мужчины облегчённо скинули тяжёлую амуницию у корней причудливо изогнутой сосны.
Звеньевой Игорь подтолкнул Максима к костру.
― А мы с собой новенького привели. Чуть в трясине не сгинул - пациенты наши в болото загнали.
Мужчина, колдовавший над котелками, выпрямился, и, секунду спустя, изумлённо выдохнул:
― Макс! Это что, и, в самом деле, ты? Макс?
Максим присмотрелся к лицу кашевара, которое освещалось текучими отсветами костра.
― Быть этого не может - Ярослав? ― да, это без сомнения был он, бывший бригадир поисковой команды, с которым они расстались после того, как Максим убил Топора. Ярослав осунулся, на щеке его появился шрам, похожий на большую гусеницу, но это был, несомненно он.
― Понимаю, приятно встретить знакомого, но все разговоры потом, а сейчас давайте есть будем. А потом, Яр, нагрей воды для своего приятеля - ему надо с себя болотную жижу счистить.
Все разместились на поваленном стволе дерева, и приступили к трапезе. Ярослав сбегал за водой к ручью, повесил ведро над костром, и присоединился к товарищам. Утолив голод, мужчины помогли Максу надрать тонкой коры с веток, которую потом запарили в кипятке, чтоб её можно было использовать в качестве мочалки. Прихватив рукавом ведро с горячей водой, Максим пошёл к ручью, смывать многодневную грязь с измученного тела.
Переодевшись в чистую, и, почти по размеру, одежду, Максим, как священную реликвию переложил в карман пакетик с фотографией любимой Ольги. Потом, по совету Игоря, бросил старые вещи, ставшие для него второй кожей, в пламя костра. Понаблюдав с некоторой долей жалости, как весёлые искры пляшут на отворотах его куртки, Максим пошёл искать старого знакомого - не терпелось узнать, как он то здесь оказался.
Ярослав, как раз заканчивал споласкивать кружки.
― О, Макс, с лёгким паром.
― Спасибо. Так, как ты здесь оказался? Да ещё раньше меня.
― Раньше?! Да, я здесь уж месяц, даже немного больше. Не знаю, где ты так долго шарился - ты же, ведь, первый нам эти таблички показал. И, когда мы расстались, ты в "Новый мир" собирался.
― Так ведь, зима была. Боялся, вдруг ночью замёрзну в поле один. Да, и далеко ли по сугробам уйдёшь?
― Это точно, ― согласился Ярослав, усаживаясь на свёрнутый спальный мешок. Сел, помолчал немного, моргая осоловевшими глазами, потом зевнул, и продолжил молчать. Максим не вытерпел, и толкнул старого знакомого в плечо.
― Ты чего, Ярослав, поиздеваться решил? Я жду твоего рассказа, а ты зеваешь и глазами хлопаешь.
Ярослав помотал головой.
― Да, подустал немного. А что рассказывать? Сам помнишь, как у Ведущего с головой всё хуже делалось. Не мне тебе рассказывать, что они с Топором творили в храме Леших. Вернулись мы тогда, после того, как ты Топора уделал, Ведущий сразу на нас напустился. Орал, слюной брызгал, чуть ли не волосы на голове рвал. Мы ему, так и так, несчастный случай - двое погибли, мы ничего не смогли сделать. Но, видать, кто-то из бригады не смог язык придержать, и Ведущий всё узнал. Ну, не всё, но то, что ты Топора убил, а сам остался там, в городке с висельниками, он точно проведал.
Я, хоть и не последний человек был в общине, но Топор - это вообще правая рука Ведущего, которой он лишился. В общем, повесил он на меня всех собак, как на старшего в поисковой команде. Поняв, что следующее жертвоприношение моё, я в ту же ночь свалил из лагеря, прихватив целый мешок необходимых припасов на складе. Подгадал под смену постов на заборе, и - дёру. С поисковыми командами я все окрестности исходил, так что, направление нужное даже в темноте нашёл. С рассветом вышел к дороге, а там, как раз шёл караван из двадцати пяти человек. Сказали, что в "Новый мир" путь держат. Вспомнил я твои фанерки, и пошёл с ними.
В общем, путь был долгим и опасным, ― на этих словах, Ярослав с многозначительным видом почесал шрам на щеке.
― Вот я и говорю, месяц с небольшим тому назад набрели мы на дозор "Нового мира". С ними и вошли в базовый лагерь. К тому времени, нас осталось всего тринадцать человек вместе со мной. Вот такая арифметика.
Максим кивнул, давая понять, что знаком с опасностями, поджидающими на пути в мир будущего. Он снова потряс за плечо, засыпающего Ярослава.
― Ну, а как там, в "Новом мире" этом?
Ярослав открыл, было, рот, но тут же захлопнул его, и принялся играть желваками, будто усиленно размышляя над ответом. Потом положил ладонь на плечо Максима.
― Знаешь, Макс, ко всему можно привыкнуть. Ты ведь жил в нашей общине тогда. А впрочем, здесь всё по-другому. Поначалу тебе всё будет казаться...несколько необычным, странным, но на то, наверное, этот мир и назван новым, что к нему притерпеться надо. В любом случае, теперь для нас лучшего мира не отыскать - сам знаешь, что творится кругом.
Максим открыл рот, чтобы спросить ещё что-то, но Ярослав сделал руки крестом перед собой, будто отгораживаясь от назойливого призрака.
― Всё, Макс, завтра сам всё увидишь. А мне через два часа на посту Ивана менять. Дай поспать, в самом деле. Иди, пока, у него спальный мешок возьми, ― и мужчина, застегнув клапан спальника, сомкнул тяжёлые веки. Не прошло и десяти секунд, как, судя по ровному сопению, Ярослав крепко уснул. Максим вспомнил, что так и не узнал у собеседника, видел ли он в лагере Ольгу, но не решился будить усталого человека. Размяв затёкшую спину, Максим отправился к Ивану за спальным мешком.
С восходом солнца, перекусив древними, но вполне, как оказалось, пригодными для еды консервами "завтрак туриста", группа двинулась дальше. Вскоре, сырая низина сменилась сосняком, в котором под ногами пересыпался песок вперемешку со старой хвоей. Максим с радостью отметил, что вонь от разлагавшихся звериных трупов пропала. Он поспешил поделиться этим наблюдением с Ярославом, на что тот, со знанием дела, ответил:
― А ты как думал? Для того и санитарные отряды, вроде нашего, окрестности прочёсывают. Баграми в кучи трупаки сгребаем, и жгём. Оттого и эпидемия на спад пошла. А то, знаешь, сколько тут "чумных" деревень было, вроде той, где тебя нашли? Страшное дело!
― Слушай, ты мне обещал рассказать о Новом мире, что там и как. Тебе же не губами по земле шагать - давай, рассказывай.
Ярослав поправил рюкзак за спиной, и, сделав паузу, видимо решая, с чего начать, начал свой рассказ.
― В общем-то, всё просто - про коммунизм, наверняка, знаешь. Вот такие у нас порядки, только жёстче. Все должны работать, без исключений. Куда пошлют, там и пашешь, пока не станет ясно, на каком месте от тебя больше пользы будет. Тогда за тобой эту работу закрепляют, если там рук не хватает, конечно.
Всё имущество общее - личного нет ничего, вплоть до одежды и белья. В прачечную одежду сдаёшь, потом получаешь другую, или ту же, главное, чтоб размер подошёл. Семьи тоже отменены - каждая женщина принадлежит комунне душой и телом, так же как и любой из нас. Дети живут отдельно, в детских садах. Один день в неделю - выходной. В это время, любой мужик-коммунар может прийти в женский корпус, и выбрать любую даму, чтоб приятно провести с ней этот день и последующую ночь. Женские отказы жестоко караются, потому их практически не бывает, ― тут на лице Ярослава всплыла мечтательная улыбочка, а глаза выразительно заблестели.
― А драк из-за баб не случается? Если нескольким мужикам одна понравится? ― грубо прервал Максим мечты собеседника. Тот встряхнулся, и продолжил рассказ.
― Нет. Выбирать запускают по одному, а очерёдность определяется количеством набранных за неделю трудовых баллов. Трудобаллы начисляются ежедневно по усердию и по результату работы. За усердием следит бригадир, а за результатом - учётчик. Набрал за день больше трудобаллов - еды назавтра всё равно получишь, как все, но в очереди будешь стоять ближе к раздаче. То же в конце недели происходит, в отношении очереди за женской лаской. Больше баллов - раньше войдешь в женский корпус, и сможешь выбрать из общих дам ту, что больше тебе по сердцу.
Максим был слегка ошарашен такими подробностями. Такое устройство жизни, как в Новом мире, напоминало отрывки из трудов утопистов позднего средневековья, которые им читали в школе. Да, Ярослав был прав вчера, когда говорил, что к этим порядкам придётся привыкать. Максим снова обратился к Ярославу:
― А если лицо твоё бригадиру не понравилось, ну напоминает оно ему физиономию какого-нибудь гада из прошлой жизни - он возьмёт, и станет эти баллы тебе занижать. И будешь ты постоянно с какими-то крокодилами обниматься, из тех, на кого никто смотреть не захотел. Да, и обратная ситуация - припёрся к женщинам какой-нибудь гоблин, ну, заработал баллов на очистке выгребных ям, и вошёл первым. Выбрал такую красотку, что ах, а ту с него воротит. И что, накажут её за это?
― А ты как думал - конечно, накажут. В карцер определят на неделю, на половину пайки. Самые строптивые красотки становятся, как шёлковые. А насчёт неправильного начисления трудобаллов, так бригадиры меняются по неделям. И, не приведи Леший, если у троих бригадиров тебе проставлены большие баллы, а у одного, вдруг, маленькие. Вынесут предупреждение, а в другой раз..., ― и Ярослав пальцем прочертил вокруг шеи невидимую петлю.
― Даже так! ― изумился Максим.
― Именно так, на главной площади, на глазах у всех. Это, одно из самых почитаемых развлечений. А что касается упрямых девчонок, так я слышал, что есть такие, которые из карцера не вылезают. Но я думаю, это сказки.
Максим решил подытожить услышанное:
― Значит, всё общее - одежда, женщины, дети. Все работают, никто не отлынивает, и все равны. То есть любой может поработать неделю санитаром, а другую неделю - Ведущим, или, как это здесь называется.
Ярослав жестом предложил Максиму сомкнуть губы, давая понять, что тот завёл разговор на, не совсем разрешённую, тему.
― Здесь это называется Верховный председатель. Крепкий такой старикан, из бывших офицеров, ещё старой, советской выучки. Что самое интересное, в его возрасте он ещё баб к себе в штаб вызывает. Берёт, разумеется, без очереди, и самых-самых. Не знаю, может, у него там, в штабе склад виагры в шкафу, ― перейдя на полушёпот, попытался сострить Ярослав. Потом добавил:
― Понятно, что председатель, и его гвардия равнее, чем другие, но они стараются это превосходство не выпячивать.
Максим хотел ещё что-то спросить, хотел узнать, наконец, насчёт Ольги - видел её Ярослав, или нет, но тот, не дав ему раскрыть рта, громко объявил:
― Всё, почти пришли.
И правда, лес закончился, уступив место свежевспаханному полю, за которым виднелась асфальтированная дорога. Вдоль дороги неспеша прохаживались люди, вооружённые автоматами армейского образца. Один человек коротал время возле крупнокалиберного пулемёта, установленного на укреплённом блокпосту, призванном, в случае чего, пресечь прорыв нежеланных гостей.
Максим догнал Ярослава.
― А неплохо их вооружили.
― Да, всякого армейского барахла у нас навалом на складах. И оружия немерянно. Уж, как и откуда - не знаю, но с этим в Новом мире полный порядок. Насколько мне известно, самые близкие к председателю люди не так давно занимали довольно высокие посты в вооружённых силах. Потому, наверное, у нас и оружие, и костюмы химзащиты, и огнемёты - на кривой козе, в общем, не подъедешь.
Звеньевой Игорь велел своим спутникам ждать, а сам отправился к посту. Поговорив со старшим караула, он обернулся и махнул санитарам рукой. Ярослав склонился к уху Максима, и негромко пробурчал:
― Видал? Вот, кто, как не свои же из "Нового мира", может выйти из леса с баграми и огнемётами? А ведь, нет - всё равно, пароль, отзыв. И попробуй ошибись, или откажись говорить - пулю всадят сразу. Такой порядок - безопасность, прежде всего. Вояки, блин.
Казалось, Ярослав не очень доволен такими строгостями, но Максим не видел в этом ничего странного - только так можно держать под контролем большое хозяйство, вроде этого "Нового мира". Миновав пост, они дальше шли уже по ровной асфальтовой дороге, чему все были заметно рады, устав ломать ноги на кочках и сплетениях корней.
Вдоль асфальтового полотна тянулись тёмно-серые поля свежевспаханной земли. Глядя на эту пашню, патрулируемую группами автоматчиков, он хотел спросить всезнающего Ярослава, не собираются ли они что-либо сеять. Но не успел он открыть рот, как увидел впереди нечто такое, что изумило его чрезвычайно. На обочине высилась знакомая конструкция из бетона, в виде земного шара. Правда, когда он видел эту скульптуру прошлый раз, на ней не было опоясывающей надписи "Добро пожаловать в Новый мир".
Максим смотрел на приближающегося бетонного монстра, и размышлял, что, возможно ту и эту фигуры отливал один и тот же человек с небогатой фантазией. Но, сблизившись с потускневшей планетой, решил проверить свои смутные догадки. Он подошёл ближе, и заглянул за выгнутую фанерную ленту с приветственной надписью. То, что он увидел, заставило его отшатнуться в полнейшем изумлении, едва не разбив макушку об угол фанерины. Посёлок "Утренний"!
Но как такое могло случиться, что Максим истоптав всю Московскую область снова вышел к этому памятному для него посёлку. Не менее удивительно было и то, что он до последней секунды не узнал, даже не догадался, что оказался именно здесь, в знакомом ему Утреннем, а не в другом захолустном уголке дальнего Подмосковья. Конечно, бывает, что человек каждый день уходит из дома на работу, а подведи его к тому же дому с другой стороны - решит, что заблудился. А Максим тут был-то всего пару раз, но всё-таки...
Хотя, многие ориентиры исчезли без следа. Вот там, их было видно от подножия Стелы, стояли домики, сгоревшие незадолго до второго приезда сюда Максима. А там, напротив, через дорогу, высились огромные металлические мачты антенн, также не устоявшие во время того катаклизма. Теперь не было ни домов, ни антенн, лишь бетонный забор, увитый поверху ржавой "колючкой".
Максим пытался изгнать из памяти, предательски коловшие его совесть, мысли о том, что в уничтожении этого посёлка косвенно виноват он. Именно его игры с фотографиями местных табличек стали причиной нападения инопланетной расы, и последующей агрессии Леших. Так, во всяком случае, думал старый подполковник из этого посёлка. Максим так не думал, и не хотел думать, но, порой, червь сомнения всё же прогрызал маленькую, неприятную дырку в этой его уверенности.
"Так, значит, Новый мир возник на руинах Утреннего - интересный поворот", ― думал Максим, подходя к воротам, на которых по-прежнему красовались металлические пятиконечные звёзды. Как и в последний его визит, только теперь краску подновили, и над входом натянули большое полотнище с яркой надписью "Новый мир - будущее для всех". Снова пароль-отзыв, и ворота медленно распахнулись. Кроме караульных, усталых санитаров никто не встречал - все были заняты работой. Множество мужчин и женщин подметали, мыли, носили, пилили, и совершали ещё массу полезных действий, ничуть не заинтересовавшись появлением рядом с ними нового человека.
На территории располагалось несколько длинных строений с окнами, собранных из деревянных щитов. Максим вспомнил, что такие продавались в строительных магазинах, на пути из Утреннего в столицу. Значит, пригодилось для устройства быта новой коммуны имущество тех магазинов. Но были на территории бывшей воинской части и старые здания - четырёхэтажная панельная коробка, видимо, служившая в прежние времена казармой, и трёхэтажный домик, сложенный из посеревшего от времени, силикатного кирпича.
Это кирпичное здание, как на берегу асфальтового озера, расположилось возле большой площадки, несомненно, служившей в своё время плацем для отработки навыков строевой ходьбы. Звено санитаров двинулось прямо через плац в сторону старого здания. Когда до дверей оставалось совсем немного, Ярослав остановился и указал рукой на серую стену.
― Ну вот, это и есть наш штаб. Здесь всё руководство Нового мира, его мозговой центр. Верховный председатель, кстати, тоже здесь обитает. Во-он, его окна, ― Ярослав указал на окна второго этажа, в одном из которых, как показалось Максиму, шевельнулась занавеска. Ярослав, тем временем перевёл свой указующий перст вниз, на припаркованный красавец Лэндкрузер чёрного цвета.
― А вот, и машина председателя. Любит сам за баранкой посидеть. Да. Ведь и владения у Нового мира ого-го какие, пешком не обойдёшь. А этот красавец, говорят, ещё и бронированный. Ну, ладно, давай свой мешок. Тебе в штаб надо, на учёт встать. Звеньевой с тобой пойдёт, ему там отчитаться надо. А мы - дальше, огнемёты с ОЗКашками сдавать.
Максим охотно передал надоевший рюкзак, набитый теми самыми ОЗК - общевойсковыми защитными комплектами, и помог его пристроить рядом с мешком самого Ярослава. Тот согнулся под тяжестью двойной ноши, и сдавленно прохрипел:
― Уф-ф, хорошо идти недалеко. Ну, удачи тебе.
― И тебе всего... Надеюсь, скоро увидимся, ― сказав это, Максим пошёл вслед за Звеньевым к, обитым крашеными рейками, дверям штаба.
Миновав тёмный тамбур, они оказались в узком, коротеньком коридоре, который упирался в лестницу, ведущую на второй этаж. Облокотившись на стену, стояли и о чём-то болтали двое крепких ребят с автоматами. Заметив гостей, они умолкли, и с выражением усталого недовольства на лицах, заступили вошедшим дорогу.
― Стой, раз-два. Куда разогнались?
― Много будешь знать, головка заболит, ― неожиданно огрызнулся звеньевой. Максим посмотрел, как налились злостью глаза Игоря, и понял, что у этих ребят с ним давние счёты. Понимая, что само провидение определило его на роль невольного участника в этом конфликте, Максим попытался выбрать, кого из охранников взять "на себя", если дело дойдёт до драки. А, по всему видно, что до драки дело дойдёт. Охрана продолжала напирать, и тот, что пониже ростом, оскалившись, прогудел:
― А может, мы все выйдем, чтобы стены не пачкать. Или тебе боязно, а, Игорёк? ― продолжал задираться низкорослый крепыш. Внезапно, со стороны лестницы послышался звук, похожий на кашель. Всего лишь похожий, потому что источником этого кашля являлся не больной, а человек, желавший привлечь, таким образом, внимание к своей персоне.
Хамоватые охранники обернулись на звук, и тут же вытянулись по стойке "смирно". По лестнице спускался статный мужик лет сорока с копейками, одетый в форменный камуфляж, и сверкающий начищенными ботинками с высоким берцем. Максим с первого взгляда определил, что человек этот из тех, про кого Ярослав сказал, что они "равнее других". И офицер тут же утвердил его в этой уверенности, напустившись на автоматчиков.
― Баранов, ты здесь для чего поставлен? Свои проблемы решать? Ты чего, баран, в самом-то деле? Мне твои петушиные наскоки сильно поднадоели. Значит, слушай - следующий санитарный рейд твой.
Низкорослый задира с автоматом, резко поменял выражение лица с угрожающего на заискивающее.
― Но, товарищ майор, я только...
Майор сделал рукой жест, заставивший охранника замолчать, и той же рукой показал Игорю, что тот может подойти. Звеньевой направился к строгому начальнику, походя, будто случайно, зацепив локтём своего недруга Баранова. Тот потемнел лицом, но стерпел, закусив губу, чтобы ещё раз не нарушить дисциплину.
Игорь что-то негромко рассказывал майору, несколько раз, при этом, оборачиваясь в сторону Максима. Потом, подозвав его, представил строгому начальнику.
― Вот, это Максим, мечтает стать членом нашей коммуны, трудиться для достижения счастливого будущего для всех.
Майор покачал головой.
― Запомни, Михайлов - на всех счастья не хватит, и будущего тоже. Мир достанется только тем, кто пойдёт с нами одной дорогой, ― сказав это, офицер внимательно рассмотрел Максима, и обратился уже непосредственно к нему:
― Я - начальник штаба, майор Остапов Николай Сергеевич. Для тебя - товарищ майор. А, ты, я так понимаю - Максим, Максим Полыхаев. Я нигде не ошибся?
― Всё правильно, э-э, товарищ майор, ― не очень уверенно ответил Максим. Причины у его неуверенности было две. Во-первых, он давно отвык от стиля общения "по уставу" - всякие там, "здравия желаю", "так точно" и "товарищ майор". А, во-вторых, он никак не мог вспомнить, в какой момент он назвал звеньевому свою фамилию. Из раздумья его вырвал окрик майора:
― Полыхаев Максим, отставить тормозить! С тобой председатель хотел переговорить. Следуй за мной. А ты, Михайлов, свободен.
Звеньевой, на прощанье, ободряюще приподнял сжатую в кулак руку, и направился к выходу. А Максим зашагал по ступеням наверх, уставившись в камуфлированную спину майора. На втором этаже коридор был длинный, и пронизывал здание с торца в торец, упираясь в стеклянные двери, которые вели на пожарные лестницы. С обеих сторон коридора располагались двери - Максим насчитал их около семи.
Вдоль центрального прохода гуляли двое охранников, с притороченными к поясу пистолетными кобурами. Максим подумал, что не зря, наверное, выбрали такое оружие для этих парней - если бы они начали шмалять из автоматов, то понаделали бы дырок и в обитателях кабинетов. Заметив майора, охранники, со звонким щелчком свели ноги вместе, и застыли, вытянувшись, как по струнке.
― Вольно! ― лениво буркнул начальник штаба, и повёл Максима в сторону, где оставалась лишь одна, обитая хорошей, дорогой кожей, дверь. Остальные двери в этом ряду были забиты фанерными щитами, выкрашенными в цвет стены. На "богатой" обивке, на уровне глаз, расположилась табличка, извещавшая о том, что за стеной находится приёмная Верховного председателя.
Сначала Максим оказался в большой светлой комнате с двумя шкафами, массивным столом возле ещё одной двери, и рядом стульев у ближней к коридору стены. Начштаба тихонько поскрёбся во вторую дверь, и, приоткрыв её немного, просунул голову в проём.
― Товарищ председатель, Полыхаев здесь. Ждёт, ― и, видимо, получив указания, с важным видом взгромоздился за стол, и указал Максиму на вход.
― Можешь зайти.
Макс, как и большинство обычных людей, испытывал некоторый необъяснимый трепет, стоя у входа в большие кабинеты. Это чувство лучше всего отражено в народной мудрости, гласящей, что лучше быть подальше от начальства, и поближе к кухне. А тут, как никак, Верховный правитель Нового мира, и его приказы исполняются тысячами мужчин и женщин. Переступая порог кабинета, мужчина пытался представить, как может выглядеть начальник мира будущего. Наверняка, широк в плечах, высок, с крупной головой, увенчанной копной жёстких волос. Взглядом он способен плавить металл, а голосом высекать искры из камня.
Максим немного развеселился от подобных мыслей, особенно, когда вспомнил старые фильмы про Ленина, где рабочих и рядовых революции всегда было нелегко убедить, что этот лысый, картавый мужичок и есть легендарный вождь пролетариата. Они-то, обычно, представляли его этаким былинным богатырём, способным одним взглядом подковы гнуть.
Вот и Максиму стоило теперь немалых сил удержаться от смеха, когда он заметил плешивую макушку, отороченную серебристой щетиной. Эта смесь седины и лысины, торчала над спинкой кожаного кресла, за которой невозможно было рассмотреть что-либо ещё. Хозяин кабинета, похоже, отвернулся от гостя, и любовался стеной, вернее неким предметом, украсившим стену.
Максим поднял глаза, и обомлел - на стене, чуть выше кресла председателя, висела до боли знакомая табличка. На прямоугольном куске металла ясно читалась фраза, до сих пор являвшаяся Максиму в, не самых радужных, снах: "ВНИМАНИЕ! В СЛУЧАЕ ОБСТРЕЛА ИЗ КОСМОСА, ЭТА СТОРОНА УЛИЦЫ НАИБОЛЕЕ ОПАСНА".
― Ну, ни фига себе! ― изумлённо выдохнул Макс.
― Не забыл, значит, ― донеслось со стороны кресла. Голос показался Максиму каким-то уж очень знакомым, и, после небольшой паузы, он зазвучал вновь.
― А я, как тебя на плацу заметил из окна, сразу узнал, хоть и зарос ты, как чёрт болотный. Даже имя вспомнил - По-лы-ха-ев Мак-сим, ― по слогам произнёс председатель.
"Болотный чёрт" Максиму не понравился, хотя, с тем, что он зарос, нельзя было не согласиться. Ведь постричься нормально ему довелось в последний раз в общине лесопоклонников. А потом он лишь отпиливал ножом отросшие пряди, чтобы не лезли в глаза и уши.
― Ну, здравствуй, Максим Полыхаев, ― кресло повернулось, и Максим сразу узнал хозяина кабинета. Это был тот самый старик, что обвинил Максима в том, что он спровоцировал вторжение иноземных карателей-Леших. Точно, он самый, как же он ему тогда назвался: Ме... Мешков, нет-нет - Мережков. Мережков Антон Игоревич, подполковник в отставке - у Максима, как оказалось, тоже не было причин жаловаться на свою память.
Однако, теперь, в изысканно убранном кабинете, он уже не выглядел чудаковатым пенсионером, как во время их первой встречи. Нет, теперь это был горделивый правитель, с высоты своей силы и мудрости смотревший на ничтожного бродягу, пришедшего сыскать приют в его владениях. Старый, вернее, теперь не старый, а, скорее, почтенный подполковник в отставке, встал с кресла, и сделал шаг в сторону гостя. Максим отметил, что на идеально подогнанной форме, похожей на ту, в которой принимали парады маршалы советских времён, не появилось ни одной лишней складочки.
― Я вас тоже узнал, Антон Игоревич. А вы, будто помолодели с момента нашей последней встречи, ― стараясь не выдавать своего волнения, сказал Максим. Верховный председатель подошёл ближе, и протянул гостю руку. Максим протянул ладонь в ответ. Подполковник крепко сжал её, и принялся трясти, приговаривая:
― А чего ж стареть, раз удаётся всё задуманное. На обломках мира старого стремительно вырастает твердыня новой цивилизации - общество всеобщего равенства и честного труда. Мы с соратниками, разбросанными по Земле, так долго к этому шли. А, если бы не ты - возможно, человечество так и гнило бы в выгребной яме из старых устоев и правил.
Максим попытался вытащить слегка онемевшую ладонь, из крепкой, благодарной клешни председателя.
― Я, Антон Игоревич, не очень понимаю, в чём вы увидели мою заслугу. Или вы опять намекаете, что моя шутка с табличками стала причиной кровавой бани, устроенной Лешими. Но это же бред.
Председатель усмехнулся, показав достаточно крепкие, для его возраста, зубы.
― Конечно, бред. Ведь, ты не был, и не мог быть причиной. Причиной были десятки и сотни людей, знающих, верных людей, которые устали мечтать о правильном мироустройстве. Они устали болтать, и слушать болтунов-теоретиков. Они видели многое, и прошли огонь и воду. Они, а правильнее будет говорить мы - ведь, и я один из них, давно решили переходить к настоящим, решительным действиям.
Помнишь дело полковника Квачкова, который хотел устроить военный переворот? Но у системы всегда было противоядие против таких ударов в лоб, и он попал под суд, не завершив начатого. Мы же объединили наши силы и знания, и сдвинули ситуацию с мёртвой точки. А ты... ты был инструментом в наших руках. Случайным камнем, без которого не складывалась мозаика.
Максим никак не мог понять, о чём говорит председатель. Наверное, не обладал знаниями, как у тех людей, разбросанных по миру, о которых твердит хозяин кабинета. Да, и полковника Квачкова он тоже никак не мог вспомнить. Да, и где ему - политикой Максим никогда особо не увлекался. Но вот, сравнение с камешком из мозаики, неприятно царапнуло его самолюбие.
― Что-то я не очень понимаю - тогда вы говорили одно, теперь другое. И, что ещё за знающие люди по всему миру?
― Да-да, по всей Земле. Во всех значимых странах у нас появился свой филиал, а потом их стали десятки и сотни. Или ты думаешь, что в других государствах не было недовольных людей? Думаешь, все слепые и не понимали, как маленькая кучка циничных мерзавцев жирует за счёт остальных, многие из которых едва наскребают денег на еду? Были умные люди со стремлением к правде во всех странах, и очень часто в среде отставных военных и сотрудников спецслужб. А это люди действия - решительные и опытные.
Общаясь по сети, мы постепенно поняли, что мечтаем об одном - о радикальном переустройстве самих основ цивилизации. А если коротко - все мы жаждали справедливости и равенства всех перед всеми. Год от года зрел план решительного переустройства мира. Турпоездки, сафари, экотуризм - да, мало ли можно было найти красивых ширм для организации семинаров среди сторонников идеи создания Нового мира на руинах старого.
Мы, как и большинство людей, очень не любим ждать, но на подготовку плана пришлось потратить двенадцать лет. Но годы были потрачены не напрасно. Так, на одной из встреч, мы утвердили несколько вариантов уничтожения привычной цивилизации. Главным оружием решено было сделать страх. Мы, как силки, развернули наши информационные приманки, в ожидании любопытной птахи, которая клюнет на одну из них, и потянет за нить, срывающую запал.
Наша подмосковная ловушка сработала первой, благодаря тебе. Интернет, средства массовой информации, простые люди с твоей помощью заглотили приманку, а потом - хлоп... западня накрыла всех. Дальше в дело вступил страх перед неизвестной и неистребимой угрозой. Все уже поверили в существование внеземной опасности, и ни у кого не возникло сомнений, что смерть сеют именно пришельцы. Нам осталось только довести накал общих настроений до высшей степени панической истерии.
― Всё равно не понимаю. То есть, догадываюсь, что неизвестной угрозой вы называете Леших. Но разве вы могли управлять ими в своих интересах, чтобы страху нагнать? ― недоверчиво поинтересовался Максим.
Председатель задержал на несколько секунд дыхание, протыкая взглядом переносицу Максима. Казалось, его немного раздражала непонятливость собеседника. Наконец, выдохнув, он заговорил вновь:
― Сейчас всё поймёшь. Но, сначала поклянись, что не будешь трепать о нашем разговоре. А, впрочем, обратной дороги у тебя нет, а здесь, в "Новом мире" тебя никто слушать не станет - все слушают только меня. Так вот - управлять Лешими мы, конечно не могли, потому что никаких Леших не существует, и никогда не было. Вернее, были, но исключительно в сказках.
Максим поперхнулся собственным вдохом.
― То есть, как не было Леших? А все эти кровавые истории? Да, я и сам кое-что видел. Издали, правда.
Антон Игоревич довольно улыбался, и покачивался, перекатываясь с носка на пятку.
― Ладно, садись, расскажу. Тебе расскажу, теперь уже можно - ведь мы поставили планету на новые рельсы, и она стремительно катится к идеальному миру будущего. Теперь нас никто не остановит.
В общем, благодаря твоей шутке и нашим табличкам с предостережениями, люди поверили в угрозу из космоса, а они поверили - люди склонны доверять самым невероятным гипотезам. Ведь, рассматривая фотографию монстра с шотландского озера, все с охотой убеждают себя, что на ней ископаемое чудовище, и лишь единицы, скрепя сердце, соглашаются, что видят обычное сучковатое бревно.
Так вот, когда информация о контакте с инопланетным разумом, имевшим место во времена Союза, завладела разумом большинства, мы перешли к более активным действиям, предусмотренным нашей программой. За дело взялись наши спецотряды. В их задачу входило уничтожение случайных людей, причём настолько жестокими методами, чтобы вызвать содрогание и ужас у остальных. Желательно, чтобы при подобных операциях были свидетели, которые могли бы поведать всем кошмарные подробности внезапного растерзания случайных прохожих, ― рассказывая о реализации жестокого и циничного плана, председатель раскраснелся, и даже немного вспотел. Расстегнув верхнюю пуговку рубашки, он нагнулся и достал откуда-то из недр огромного стола-бюро, пузатенькую бутылочку с коньяком. "Редкая вещь по нынешним временам. Редкая и очень дорогая", ― неожиданно скакнул Максим мыслями в сторону от саморазоблачений Антона Игоревича. Но, надолго лишить внимания такой рассказ он не мог.
― Как-то не верится, Антон Игоревич, что подобное совершали люди. Во-первых, Лешие творили свои чёрные дела с нечеловеческой жестокостью. Именно, с нечеловеческой, так как нормальный человек не способен на подобное, да ещё в таких масштабах. А во-вторых, если бы это были люди, то, по-любому, их заметили бы. Кого-то могли ранить, кого-то убить защищаясь, а тут - никаких следов, только кровавые клочья, оставшиеся от жертв. И ещё - иногда оставались живые свидетели, которые рассказывали о Леших невероятные вещи. Будто, они могли вырастать до верхушек самых больших деревьев, и уменьшаться до высоты травяного стебля, едва скрывающего колени взрослого мужчины. Как могли такое творить ваши хвалёные спецы? Или вы в секретных лабораториях оборотней выращивали?
Председатель внимательно слушал Максима, одновременно изловчившись плеснуть в гранёный стакан коньяка ровно наполовину. Дождавшись, когда собеседник умолкнет в ожидании ответов и пояснений, бывший подполковник опрокинул стакан в гостеприимно распахнутый рот, посидел несколько секунд, блаженно зажмурившись и затаив дыхание, потом выдохнул и взглянул на Максима. Глаза его блестели, и неясно - от коньяка или от осознания своего тотального превосходства над гостем, который был явно ошарашен, и почти смят бурным потоком новостей.
Председатель кивком головы указал на пустой стакан, потом на бутылку, и сдавленно прошептал:
― Будешь?
Максим помотал головой:
― Нет, спасибо, коньяк не употребляю.
― Ну, как хочешь, заставлять не стану. Никаких лабораторий не потребовалось. Ребят отбирали из спецподразделений, из милицейских отрядов физической защиты, да мало ли где можно отыскать крепких парней, готовых на работу, связанную с риском. Тем более, с риском для чужих жизней. Понимаешь, это для тебя то, что они творили - нечеловеческая жестокость, а для них - обычные будни. Многие были уволены из спецслужб раньше времени, как раз за излишнюю жестокость. Вот ты сможешь корову убить? Вряд ли. А многие работают на скотобойнях, и ежедневно забивают сотни животных, другие их тут же разделывают. И всегда найдутся люди, для которых нет большой разницы, бык перед ним или человек - такая же работа, как и другие.
Есть, конечно, мастера, для которых убийство из работы превратилось в искусство - такие у нас особо ценятся, и до сих пор на хорошем счету. Кто знает, может, опять потребуются их навыки. А не попадались они, потому что действовали в составе слаженных команд. Каждая операция сопровождалась несколькими уровнями охранения. Кто-то убивал и рвал на части, другие следили, чтобы никто из свидетелей не заметил, что действуют люди. А третьи отвечали за спецэффекты - чудовищные гребни над травой, или огромные монстры из гибкого пластика. Как показала практика, всё было идеально продумано. Если же, кто-то из свидетелей был недостаточно напуган увиденным, он тут же переходил в разряд жертв, даже если не входил в лес или в заросли высокой травы.
Иногда, когда свидетелей не было, ребята ограничивались спецэффектами, чтобы просто напугать одинокого путника. Потом информационный вихрь закрутился, утаскивая всех в пучину тотального страха. Масла в огонь подливали радио, телевидение, газеты. Но, лучше всего сработало главное информационное агентство - так называемое "агентство ОБС", или - Одна Баба Сказала. Ведь, газетную статью могут принять за утку, а телерепортаж за розыгрыш, а слухам невольно верят все - от бомжа до академика. Вслух в этом не признаются, но верят, считая, что столько народу не может одновременно заблуждаться.
Когда эта каша заварилась у нас, такие же отряды подключились к работе и на территории других государств - такова была наша договорённость в рамках совместного плана переустройства Мира. И зарубежные партнёры не подвели, о чём, я уверен, теперь ни капли не жалеют. Таким образом, Планета погрузилась в страх, который был неистребим и всепоглощающ, потому что с опасностью невозможно было бороться. Вот тогда, правительства и поддались всеобщему безумию, решив уничтожить всю зелень на планете. С того самого момента привычное мироустройство было обречено, что, конечно, было на руку нам.
На второе лето мы решили закрепить результат, вновь организовав "атаки Леших" по всей планете. И снова успех. Кстати, помнишь, все каналы трубили об уничтожении стратегических запасов семян и продовольствия - так это наша работа. Только ничего не уничтожалось, а лишь перемещалось в наши спецхранилища. Так что, теперь у нас и с продовольствием всё хорошо, и урожай мы в этом году соберём богатый. Поля, наверное, видел уже по дороге? ― вопрос, как догадался Максим, был риторическим, но он всё же кивнул. А председатель продолжил хвастать успехами безумного предприятия.
― А ещё, в глухих деревнях, и на заброшенных фермах мы прятали под охраной сотни голов племенного скота. Так что, через пару-тройку лет, у нас и с мясом всё наладится, ― Антон Игоревич, наконец, сделал паузу, чтобы отдышаться после столь пламенной хвалебной, или хвастливой речи.
Максим тут же воспользовался этим, чтобы задать ещё один, крайне интересующий его вопрос:
― Хорошо, допустим, я поверю, что ужасающие расправы Леших над людьми - это умелая имитация ваших спецбригад, но как же радиоконтакт с пришельцами, и, наконец, космическая бомбардировка этого посёлка, с которой всё и началось?
Антон Игоревич, вновь расплылся лицом в самодовольной улыбке.
― Ну, что касается радиоконтакта с инопланетным разумом, то он действительно был, ещё в доперестроечные времена. Он был один, и с тех пор не повторялся, но именно этот контакт, скрытый от всех, подтолкнул меня к идее предложить своим соратникам план, основанный на фальшивом вторжении кошмарных пришельцев. А что касается атаки на Утренний, тут всё ещё проще - взрывчатка, огнемёты, и группа решительных ребят, готовых на всё ради глобальных перемен.
Максим испытал очередной шок от бескрайнего цинизма престарелого главы Нового мира.
― Но, вы же говорили тогда, что несколько десятков жителей посёлка погибли во время той атаки? Неужели и их вы просто так погубили?
Ни один мускул не дрогнул на морщинистом лице председателя, когда тот ровным голосом ответил:
― А, что тебя смущает? Потом-то, во время "разгула Леших", ещё больше народу погибло. Вспомни поговорку, о том, что, не разбив яиц, омлет не приготовишь. Или слова Ленина, что революцию в белых перчатках не делают. Революции не бывает без крови. Терпеть старые порядки мы уже не могли, а если бы все мои соратники вышли на баррикады в открытую - жертв было бы гораздо больше. А так, мы хоть избежали заметных потерь в наших рядах.
Максим минуту молчал, обдумывая услышанное, потом некоторое время мялся, раздумывая, как задать следующий вопрос, не рискуя разозлить хозяина кабинета. И, всё же, решил спросить напрямую:
― Антон Игоревич, а ведь на стороне правительства армия. Думаете, у вас хватит сил справиться с такой махиной?
К удивлению Максима, председатель не вышел из себя, а с прежней уверенностью махнул рукой куда-то в сторону окна.
― Если они надеются на верность армии, то напрасно. Офицеры уже давно ощущали на себе пренебрежительное отношение государства, а солдаты... Солдатскую службу несут выходцы из бедных семей - сынки богачей легко откупаются от призыва. Те, кто попадают тянуть солдатскую лямку, понимают, что после службы им также не светит разбогатеть, или просто подняться над нищетой. И они ненавидят богатых мальчиков, засевших теперь в Москве и других крупных городах. Они ненавидят их за то, что должны служить за них, работать на их папашек, в то время как те, нанюхавшись кокса в дорогих клубах, садятся на дорогие авто, и выезжают на дороги, чтобы безнаказанно давить солдатских сестёр и матерей.
Простым солдатам изначально очень близки идеи равенства и справедливости, идеи Нового мира. На нашу сторону уже перешло довольно много воинских частей, и ещё в стольких же подразделениях сейчас активно работают наши агитаторы. Так что, на армию старая власть надеется напрасно - эта опора вот-вот выскочит у них из-под ног, ― последние слова председатель произнёс почти речитативом, отстукивая ритм костяшками пальцев по столу.
Максим молчал, обдумывая услышанное. Верховный плеснул себе ещё немного коньяка, и, покатав его во рту языком, проглотил, довольно улыбнувшись. Потом, пристально посмотрев Максиму в глаза, прямо спросил:
― Ну, а как тебе наши порядки? Тебе ведь уже успели о наших законах рассказать, пока сюда вели? Ты ведь шёл сюда за новой жизнью, я правильно понял?
Максим не испытывал радости от перспективы жить по законам комунны, быть винтиком в машине нового государства. Перспектива однообразного существования человека-муравья пугала его не меньше, чем дикий беспредел исхоженных им подмосковных дорог, лесов, болот и полей. Откровенно говоря, Максим считал порядки, насаждаемые командой Верховного председателя, ни чем иным, как стремлением установить на планете режим тотального рабства. Рабства, куда более страшного и безысходного, нежели то, что существовало в древности.
Однако, сказать это старому председателю в глаза, Максим не решился, здраво рассудив, что недолго проживёт после таких слов. Поэтому, пожав плечами, пробурчал:
― Да, рассказали, в общих чертах. Теоретически, очень правильные порядки, но к ним придётся привыкать - уж очень непривычно, когда всё общее, вплоть до женщин и белья. Постараюсь привыкнуть, Антон Игоревич, ― не очень уверенно пообещал Максим.
Про себя же он содрогнулся, вспомнив два последних года. С трепетом думал он о том, в какую пропасть столкнули Землю эти фанатики-неокоммунисты. Тысячи без вины расставшихся с жизнью в диких мучениях, вряд ли разделят радость Верховного председателя. В газетах, и на телевидении, из года в год мусолили тему конца света - мировые войны, природные катаклизмы, астероиды, болезни - что только не прочили на роль могильщика человечества. А тут - бац, и всё обтяпали товарищи из компании международных экстремистов.
Максим настолько погрузился в свои раздумья, что не сразу заметил, как Антон Игоревич настойчиво пытается что-то спросить у него. Максим тряхнул нечёсаной головой, и спросил:
― Вы что-то сказали?
― Я спрашиваю, что значит - теоретически правильные порядки? Ты не веришь во всеобщее абсолютное равенство?
Макс нерешительно почесал затылок, но всё же решил высказаться начистоту:
― Вы только не обижайтесь, но идея абсолютного равенства противна человеческой природе. То есть, на словах это красиво и заманчиво, а на деле человеку свойственно желать большего и лучшего, чем у соседа. Против природы идти невозможно. Но в теории всё красиво.
Бывший подполковник нахмурил седые брови.
― А ты, Максимка, тот ещё фрукт, но и дурак, к тому же. Все законы, абсолютно все, противны природе человека. Они на то и придуманы, чтобы подавлять естественные желания людей, ограничивать их. И вся история человечества показывает, что природу можно изменить в угоду общественному благу. Ты ведь шёл сюда от самой Москвы, и насмотрелся, наверное на человеческую природу, не сдерживаемую законами. То-то и оно - не зря же ты сюда стремился.
И тут Максим вспомнил, что, действительно, стремился сюда вовсе не за равенством и справедливостью. Он вытащил из кармана заветный пакетик с фотографией.
― Не зря, Антон Игоревич - невесту свою разыскиваю. Есть у меня предположение, что она у вас в комунне. Посмотрите, видели вы её среди обитательниц Нового мира. Её, скорее всего, из дальнего рейда привели, в середине зимы. Там много женщин в городе было, и она среди них. Ваши ребята там ещё кучу народа, из мародёров и бандитов, вдоль улиц повесили.
Председатель присмотрелся к фото, и, на мгновение, что-то едва уловимо изменилось в его лице. Однако, оно тут же вновь превратилось в маску безграничного самодовольства. Пожилой правитель легонько покачал головой из стороны в сторону.
― Н-нет, точно, у нас я таких не видел. Но ты не расстраивайся - красивых баб у нас много. Хорошо будешь работать, будешь к ним успевать раньше других. Но, об этом тебе потом всё расскажут. А сейчас у меня дела. Тебе же надо поскорее на учёт встать. Пойдёшь в бюро учёта, это четвёртая дверь на той стороне коридора, а там тебе объяснят, что дальше делать. Ну, удачи, Полыхаев Максим.
Макс попрощался и вышел в коридор, минуя приёмную с задремавшим начальником штаба. Охранник сообщил ему, что в бюро учёта пока никого нет, и посоветовал погулять полчасика по лагерю. Максим вышел на бетонный плац, и, в совершенно подавленном состоянии, принялся рассматривать огромные транспаранты со знаком Нового мира - крестом из ножа, серпа и молота. Как огромные пауки, эти знаки тянулись к нему, будто желая высосать остатки воли из, высушенной безрезультатными поисками, души.
Нежели это конец? Где дальше искать Ольгу? Все ниточки тянулись сюда, в Новый мир. А, что если он ошибся, и Ольга покинула тот город, где он впустую проторчал ползимы в ожидании тепла, до того, как в него вошли боевики Верховного председателя? Только теперь Максим осознал, что случиться могло всё, что угодно, и, если раньше он верил, что встретит свою любимую, то теперь эта вера стремительно таяла, и вместе с ней пропадало желание жить. Да и что это будет за жизнь - бездумное существование раба, биологического робота с промытыми мозгами.
За тяжёлыми раздумьями Максим не заметил, как едва не сбил с ног Ярослава. Тот успел переодеться, и, похоже, помыться. Не в пример Максу, Ярослав пребывал в бодром расположении духа. Улыбнувшись, он ободряюще хлопнул Максима по плечу.
― Ты чего бродишь тут, носом землю ковыряешь? Что-то случилось?
― Нет, ничего. Сказали вот погулять, пока бюро учёта не откроется, ― Максим решил пока не посвящать никого в свою беду, даже Ярослава, но, поняв, что не в силах удерживать свою печаль внутри, страдальчески простонал:
― А, впрочем, сучилось, да ещё как случилось - Верховный сказал, что моей невесты здесь нет, и никогда не было. А это конец! Больше у меня нет никаких зацепок.
― Да ты не горячись, покажи хоть, как она выглядела, может я тебе очень похожую деваху сосватаю.
Максим охотно протянул приятелю фото.
― Другая мне не нужна. Мне теперь ничего больше не нужно, ― Внутри Максима копошилось что-то неведомое и жгучее, что-то болезненное и тяжёлое, отчего тянуло зарыдать в голос, размазывая слёзы по лицу, будто он не взрослый мужик, а мальчишка, оставленный на ночь в холодной и тёмной кладовке с крысами. Максим заметил, как изменился в лице Ярослав - будто отличник, которого застали за курением в туалете. Максим поспешил успокоить его:
― Ничего, я всё-равно отыщу её, чего бы мне это ни стоило.
Но Ярослав замахал на него руками, призывая молчать. Он ещё раз посмотрел на фото, потом за спину Максиму.
― Или я вижу то, чего на самом деле нет, или ты уже нашёл свою ненаглядную.
Максим тут же обернулся, следуя за взглядом приятеля. Не в силах поверить увиденному, он протёр глаза руками, но видение не исчезло. Это была она, Ольга, осунувшаяся, потемневшая, но она. Внешность отчётливо говорила, что на долю девушки выпали немалые испытания.
Блёклые, растрёпанные волосы, бледная кожа, болезненная худоба, шатающаяся походка - месяцы скитаний наложили грубый отпечаток на прекрасный облик Ольги. Но, несмотря на все перемены, она оставалась самой красивой и манящей женщиной, той, ради кого Максим готов был бы пройти ещё столько же опасных дорог. Сердце мужчины гулко забилось от внезапной радости, запалив позабытый огонь страсти в крови. Он даже не обратил внимания, что её сопровождают четверо мужчин с автоматами, и бросился навстречу.
― Оля! Любимая, я нашёл тебя!
Девушка повернулась в его сторону. На мгновение лицо её обрело выражение недоверчивого изумления, будто сознание не готово было сразу поверить в реальность происходящего. Но, когда Максим подбежал на расстояние нескольких шагов, стало заметно, как обильно повлажнели её глаза, а уголки губ разошлись в счастливой улыбке. Ольга бросилась навстречу возлюбленному, вытянув вперёд тонкие руки.
― Ма-акс! Максимка, наконец-то, ― не сдерживая крика, Ольга бросилась к своему жениху, и заключив в прочный капкан гибких рук его шею, принялась жадно целовать его лицо мягкими губами. Максим старался поймать ртом эти нежные губы, и, промахиваясь, целовал, смоченные слёзами щёки, глаза, тонкую кожу скул. Ольга жарко шептала между поцелуями:
― Я верила, что ты меня не бросишь. Я ждала, надеялась, каждый день, каждую минуту. Иначе, давно бы погибла, если бы не надежда встретиться с тобой. И сегодня, я точно знала..., ― Максим, наконец, смог изловить страстные губы любимой, и сомкнуть их долгим поцелуем. Вместе с теплом от прильнувшей к нему любимой женщины, к нему вновь вернулись позабытые ощущения: нестерпимая жажда женской ласки, и вера в то, что он нужен ей каждое мгновение.
Внезапно, сладостное единение двух влюблённых было грубо прервано - резким рывком за ворот, Максима отшвырнули прочь от Ольги. Причём, рывок был настолько силён, что мужчина, ещё окутанный нежными парами сладостной эйфории, рухнул навзничь на бетон площади. Едва успев смягчить падение выставленными назад руками, Максим попытался встать, обращаясь, к неведомому пока противнику:
― Ну, держись, сволочь!
Однако, мощный удар ногой в грудь, вышиб из него дух, и Максим беспомощно скорчился на плацу, бессмысленно шлёпая губами, как брошенная на песок рыба. Падая, он успел заметить, как рвущуюся к нему Ольгу прочно ухватили за руки двое дюжих автоматчиков. Как сквозь толстую стену из ваты, до его слуха доносились голоса.
― Урод, даже я целоваться не лезу к девочкам Верховного председателя. Охренели работяги!
― Сам ты, урод. Он же новенький - откуда ему знать, куда вы девчонку ведёте. К тому же, она - его невеста, которую он почти год разыскивает, ― этот голос принадлежал Ярославу. В ответ раздался циничных гогот, рождённый здоровыми глотками конвоиров.
― Пусть привыкает - у нас бабы общие, кроме тех, кто Верховному понравился. Вот эта, как раз, сейчас в его гарем будет прописываться. Ха-ха, брачная ночь у неё! Жених, блин, ― последняя фраза была произнесена с противной, язвительной интонацией, и вместо точки, завершилась ударом ноги в живот Макса.
― Хватит, козлы! ― крикнула Ольга, но в ответ послышался взрыв хохота.
― Да, отвалите вы от него, бакланы, ― вступился за приятеля Ярослав.
― А ты чего лезешь. Твоё дело - сторона. Или сам огрести хочешь за компанию? Нет? Вот и помалкивай. Ладно, мужики, пусть в себя приходит женишок. Потащили её, а то Верховный ждать не любит.
Шаги стали удаляться в сторону штаба, а Максим, стиснув зубы в беспомощной ярости, остался лежать на пыльном бетоне, теряя сознание от нехватки воздуха в отшибленной груди. В этот момент не только физическая боль кованными обручами сдавила его сердце и лёгкие, но и моральное унижение волком выгрызало его изнутри, обильно выжигая едкой слюной обиды страшные язвы в его душе. Когда душевная боль достигла пика, Максим даже пожелал на мгновение, чтобы дыхание больше не насыщало его кровь кислородом, и бесполезная жизнь оставила его измученное тело.
Но, это мгновение слабости быстро минуло, воздух вновь стал понемногу поступать в лёгкие Максима, и он яростно застонал, выталкивая из себя боль и скулящую жалость к себе. Неужели он напрасно прошёл через все эти поля, леса и дороги? Неужели, напрасно преодолел он все испытания, выпавшие на его долю? Ну, уж нет - кучка откормленных жлобов во главе с престарелым, сластолюбивым лжецом, не остановят его стремления быть вместе с Ольгой. И плевать он хотел на Новый мир, вместе с его председателем, как, впрочем, и на старый, с его трусливым правительством - Ольга будет с ним, и только с ним.
Максима вырвало на бетонные плиты плаца. Скудное содержимое его желудка, в сухой пыли свернулось мелкими шариками, и раскатилось по сторонам, как ртуть.
― Давай, давай дыши, Макс. Вот, уже лучше, ― раздался над ухом встревоженный голос Ярослава. Максим повернулся на голос, и с помощью товарища поднялся на подгибающиеся ноги. Он присел несколько раз, вспомнив, что это упражнение способствует восстановлению дыхания. Не так быстро, как хотелось бы, но воздух начал свободно поступать в лёгкие. Максим откашлялся, и посмотрел на Ярослава. Тот облегчённо выдохнул.
― Ф-ф-ух, а я уже решил, что не оклемаешься. Эти отморозки из гвардии особо не стесняются силушку применять. Им человека убить, как комара прихлопнуть - дай только повод, ― потом, вспомнив, что стало причиной избиения, со скорбью в голосе, добавил:
― Сочувствую тебе, Макс. Представляю, что бы я сейчас испытывал на твоём месте.
Максим покачал головой:
― Нет, друг, не представляешь. А председатель-то, сволочь - когда я фото ему показывал, сказал, что не знает Ольгу. Соврал, гнида!
Ярослав, в ответ, красноречиво развёл руками. Этим жестом он, будто, хотел сказать, что в Новом мире, как и во всех прочих известных мирах, начальство не считает зазорным врать своим подчинённым, плевать им в душу, и совершать массу других оскорбительных действий. Потом, будто вспомнив что-то, он поднял вверх указательный палец, и заговорил так быстро, что слова срывались с его торопливого языка, буквально наталкиваясь друг на друга:
― О, точно, вспомнил, что девчонки в женском корпусе болтали. Это у них вроде местной легенды. Помнишь, я тебе говорил, что тех женщин, которые отказываются быть "общими жёнами", сажают в карцер и держат впроголодь. Максимум через неделю, даже самые стойкие отказницы согласны на всё, лишь бы вернуться в общий барак. Но одна девушка больше двух месяцев не выходила из холодной камеры, по слухам, была близка к голодной смерти, но не собиралась становиться общественной "собственностью". Потом, говорят, Верховный председатель, на неё глаз положил - велел усиленно кормить, чтобы потом доставить ему "на ковёр". Я тебе говорил уже, что он старый повеса - так вот, если он укажет на какую девушку или женщину, с того самого момента она из разряда общих переходит в категорию, совсем немаленькую, его личных наложниц.
Но та девушка была упряма, и не желала попасть в постель этого старого сатира. Для этого она отказывалась есть больше, чем необходимо, чтобы только поддерживать жизнь в истощённом теле. Тогда её стали кормить насильно. Она сопротивлялась, но связанной, с зажатым носом, непросто отталкивать протянутый кусок. Вот теперь, когда я увидел твою Ольгу, мне стало ясно, что героиней этих слухов была именно она. Куда ты собрался? ― спросил он, заметив, как Максим решительно направился в сторону штаба.
― Я сюда слишком долго шёл, чтобы смириться с потерей Ольги. Если уж мне суждено сдохнуть, то так тому и быть. И не пытайся меня остановить, ― повернулся Макс к догнавшему его Ярославу. Тот отмахнулся от его слов, как от назойливых мошек.
― И не собираюсь. На твоём месте, я сделал бы то же самое. Только, чего ты туда с пустыми руками идёшь, на хоть вот это, ― и Ярослав протянул Максиму большой нож с широким лезвием и рукоятью из отшлифованного дерева.
― Вот, в одном из санитарных рейдов добыл. Прочнейшая сталь, отменная заточка - сухожилия режет, как струю тёплой водички. И запомни, твоя сила в неожиданности - если что, бей первым, не жди. Ну, удачи, жених.
Максим принял клинок, покачал его в руке, привыкая к приятной тяжести оружия, потом прорезал в подкладке куртки что-то вроде петли, в которой и спрятал нож. Так иногда прячут иголку с ниткой, прикалывая за лацканом пиджака. Поправив куртку, и с благодарностью пожав Ярославу руку, Максим бросился к дверям штаба.