'Начальник управления полиции округа Син-Таско шеф-майор Баргос', - черной краской через трафарет буквы намалеваны прямо на стекле двери в кабинет. Дверь я аккуратно прикрыл за собой.

    - Ххр-р-р, - глухо недовольным зверем отозвался из своего кресла на мое явление хозяин кабинета. - Бун, где тебя черти носят? Надеюсь, ты уже разобрался с этим... ну, с торговцем из Красного квартала?

    - С Геллером, - подсказал я. - Да, он забрал свое заявление. Говорит, ошибся. В момент ограбления денег в кассе почти и не было. Напавшие только дали ему в морду, да взяли пару упаковок с товаром. Синяки на его физиономии не стоят судебного взноса, так что на возбуждении дела он не настаивает.

    - А что за товар? - Шеф по-бычьи глянул на меня исподлобья. Я полез во внутренний карман пиджака, достал коробку сигарилл 'Король Рико', и бросил ее на стол майору.

    - Неплохой табак, - похвалил я 'похищенное' у Геллера курево, но он тоже не стоит судебной волокиты.

    Баргос скривился и сделал вид, что не заметил презента внезапно возникшего на столе. Я про себя усмехнулся, постаравшись ни глазами, ни лицом не выдать своего отношения к начальству. Как же, этот чистоплюй не берет жалкие подачки от кого попало. Видите ли, его сестра замужем за референтом самого господина Председателя, и репутация... Грёбаный лицемер!

    - Ладно, если ты разобрался с этим лавочником, то вот тебе задание: сейчас пойдешь к Проссу и заберешь у него все бумаги по вчерашнему происшествию в Доме Благостной Мартины.

    - Вы серьезно?

    - Помолчи! - окрысился майор. - Я сказал, возьмешь все бумаги и разберешься с этим делом. Бун, я терплю твою наглую рожу в своем управлении только за то, что ты умеешь держать язык за зубами и люто ненавидишь газетчиков. Так что это дело как раз для тебя. Мне нужно, чтобы ты решил вопрос и в этой богадельне все было тихо.

    - Это потому, что сиротский дом под патронажем Ее Светлости и финансирует их господин Таггерблатт?

    - Да, черт возьми! Господин Таггерблатт уже лично звонил мне и просил направить кого-нибудь потолковей и помолчаливей, а лучше вообще немого. Я думал и в самом деле вырвать тебе язык, но решил, что ты... В общем, ты справишься и точно не станешь болтать о том, как тебе это удалось. Все, иди! И я больше не желаю слышать о сиротах! Ты понял меня?

    

    В коридоре желтым светились плоские потолочные плафоны, одна лампа противно моргала, а в спертом воздухе, наполненном ароматами табака и пота, чувствовалась яркая нота вчерашнего перегара.

    Что там стряслось у сироток, шеф мне так и не сказал. Но, судя по всему, какая-то отвратительная гнусь там случилась. И теперь майор хочет спихнуть это дело... Сволочь! Не желает пачкаться. И перед Таггерблатом нельзя в грязь лицом... Ага, если уж в грязь, так это пускай Бун, ему не привыкать. Замять дело? Проще простого. Только пусть этим занимается лейтенант Бун. Если что, этого не жалко. Обгадится, можно вышвырнуть из городской полиции. А потом, когда он окажется на улице и без значка, мальчики господина Таггерблата переломают ему ноги, и хорошо, если не проломят голову. А вывернется, все устроит как надо, так, глядишь, еще и заработает. Но репутация... репутация в глазах Таггерблата, а может, и Ее Светлости, подрастет у шеф-майора Баргоса. Да-да, того Баргоса, что приходится братом мадам А' Кански.

    Я хлопнул себя по карману, вспомнил, что коробку с сигариллами оставил шефу, забывшись, вздохнул, скривился от тошнотворного запаха и отправился к дежурному сержанту Проссу.

    

    - Бун, с тебя пиво. - Просс ухмыльнулся и сосисочными пальцами подвинул ко мне папку.

    - Что там? - я кивнул на тощую картонку.

    - А хрен его знает! - Сержант потянулся, взял из стопки на краю стола бумажную салфетку и вытер пот, проступивший на жирной красной шее. - В приюте сейчас дежурит капрал из местного отделения. Он как раз и прибыл на вызов, так что все вопросы к нему. - Просс нахмурился на севшую прямо перед ним на стол солидную муху, сразу принявшуюся потирать лапки, но не сделал даже попытки прихлопнуть или прогнать мерзавку. Я уже держал в руках папку, и мог бы... Но хотя бы в этом можно не пачкаться.

    

    - Ладно, скучного тебе дежурства, - пожелал я сержанту. Тот что-то пробурчал в ответ и потянулся за новой салфеткой. Муха, тяжело жужжа, закружилась под потолком. Папку я раскрыл, только усевшись за руль. С улицы несло пыль, но закрывать окна я не стал. Относительно свежий воздух пах бензином, асфальтом и нагретым металлом.

    Все-таки убийство. Я вздохнул. Как будто господин Таггерблатт стал бы поднимать шум из-за кражи постельного белья. 'Не поднимать шум, а совсем даже наоборот', - поправил я себя. Протокол осмотра места происшествия. Предварительное заключение врача. Опрос свидетелей. На этом листке были только имена: Аргуна Бат, Дерг Маголо и Перевас Канко. Напротив последнего - пометка 'отсутствует'. И все? Хотя, вероятно, так даже лучше. Раз уж это дело следует прикрыть, так сам и придумаю, что написать в бумагах. Я потянулся и достал с заднего сидения портфель, в него и засунул пока бесполезную папку.

    В отделение для перчаток я вчера на всякий случай бросил еще одну коробку с 'Королем Рико', что теперь посчитал за хороший знак. Кивнув своим невеселым мыслям, нажал кнопку прикуривателя, и только когда выпустил в окно облачко ароматного дыма и сплюнул туда же табачную крошку, попавшую на язык, повернул ключ зажигания.

    

    Дом Непорочной и Благостной Мартины Итэрской - это большой и сильно обветшавший особняк, который Ее Светлость передала городу, распорядившись об устройстве в нем приюта для девочек. Когда-то особняк служил загородным домом Фамилии, теперь же город подступил к нему вплотную и вышло, что в сиротский приют упирается Третья Дальняя линия округа Син-Таско.

    Я затормозил рядом с патрульным мотоциклом, что, свернув колесо, разглядывал тротуар тусклым глазом запыленной фары. Ага. Капрал... как там его? Или Просс не назвал имени капрала? Нет, не назвал. Дорецки. Капрал Торм Дорецки, им был подписан протокол осмотра. Надо сказать, хреново составленный протокол хреново проведенного осмотра. Я подхватил портфель с пассажирского сидения.

    - Полицейское управление округа, - бросил я тщедушному типу, высунувшемуся из будки у ворот. Тот резвым зайцем припустил к дверям особняка и не хуже ливрейного лакея с поклоном распахнул передо мной тяжелую створку. Поклон получился подобострастно низким и несколько в сторону, видимо, чтобы скрыть запах водки. - Где капрал и начальство? - спросил я, криво усмехнувшись.

    - Там, на втором этаже, прямо по коридору, - так же в сторону сообщил привратник и замер, втянув в себя воздух.

    'Благопристойная нищета', - таково первое впечатление от Дома Благостной Мартины в двух словах. Свежая побелка на стенах, чисто вымытые каменные полы на первом этаже и выскобленные деревянные на втором. Кабинет директора - распахнутая дверь в конце коридора. В кресле для посетителей клюет носом усатый капрал. Молодец, не полез на место директора. Скрипнула половица и полицейский вскочил, уставившись на меня покрасневшими, но уже не сонными глазами.

    - Все в порядке, капрал. Лейтенант Бун из управления, - представился я.

    - Я немного э-э... Капрал Дорецки, охраняю место происшествия, - не сразу нашелся усатый полицейский.

    - А что здесь охраняешь, а не там, где девчонка повесилась?

    - Так ведь там нечего охранять, - капрал на всякий случай встал 'смирно'. - Тело увезли, больше в комнате ничего такого... А тут... Директора-то нигде нет. Может, и сбежал. Вот я...

    - Да не тянись ты, - махнул я рукой. - Все правильно сделал. Здесь, в кабинете осмотр провели? Почему ничего об этом нет в протоколе?

    - Дак, прошу прощения, никак нет. Не было тут никакого осмотра. А разве положено было?

    - Не положено, не положено, сядь ты уже, наконец. Сам сейчас посмотрю.

    - Прошу прощения, господин лейтенант, разрешите глянуть на ваш значок?

    Я усмехнулся и показал капралу офицерскую бляху.

    - Пойди-ка позови... кто тут есть из начальства? В их присутствии и посмотрим.

    Капрал потопал по гулкому пустому коридору, а я выглянул из окна. Ну да, понятно, почему в коридорах пусто. За невысокими деревьями сада, дальше к реке тянулись огороды, сплошь усеянные фигурками воспитанниц в серых платьях. Отсюда было не разобрать, но девчонки, похоже, были заняты чем-то таким полезным и сельскохозяйственным: пололи, поливали, а может, и собирали созревшее.

    Я огляделся. Никакого сейфа в кабинете не наблюдалось. Предположить, что таковой был упрятан где-нибудь в стене под картиной, было сложно. Картины и вообще что-то такое, за чем можно было скрыть потайную дверь, просто отсутствовали. Книжных шкафов тоже не имелось. Шкаф был только один, платяной. Я заглянул внутрь - светлый плащ, наверху, на полке, - две шляпы, внизу - теннисные туфли. На задней стенке никаких признаков искомого сейфа. Взялся за ручку выдвижного ящика снизу. Зачем он тут? Для белья? Да, точно. На дне две простыни, чистые. В углу носовые платки. Нет, никаких монограмм, но платки из дасайского шелка. Платков много, целая стопка, каждый монет по десять. Я прикинул, тут никак не меньше моего месячного жалования.

    Так, теперь стол. В ящиках ничего интересного. Бумаги, бумаги, бумаги, какие-то учетные книги. А нижний заперт. Хм. На столе письменный прибор с коробочками для мелочей. Ничего похожего на ключ. Я заглянул под столешницу. Ничего. Встал, пошарил под подоконником, потом поднял руку и провел по невидимой и изрядно пыльной верней поверхности шкафа. Ага, вот и ключ. Им и отпер нижний ящик стола.

    Вот как! В ящике лежал пистолет, вскрытая коробка патронов, принадлежности для чистки оружия и какая-то плоская жестяная коробочка. Жестянка разочаровала, в ней нашлось лишь несколько некрупных купюр. Зато пистолет... Необычный, явно спортивная модель. Большой, с длинным стволом и не слишком солидным калибром. 'Эддевинт 5/8' - разобрал я витиеватую надпись на рукоятке. Точно, калибр - 8 терций, вот и на коробке с патронами написано.

    Я подумал, прислушался к тишине коридора и упрятал оружие вместе с патронами в свой портфель. Запер ящик и направился с ключом обратно к шкафу. Так, ключ на место. На пальцах осталась пыль. Я вспомнил о платках и что-то подтолкнуло меня туда же, в портфель положить парочку. Шелк тонкий и нежный, и для постороннего взгляда платков в стопке сколько было, столько и осталось.

    Снова выглянул в окно. Солнце подбиралось к зениту, а работницы в своей серой форме все так же трудились на огороде.

    Наконец из коридора послышались шаги, какое-то ворчание и голос капрала: 'В целях проведения следственных действий'.

    Ух ты! Я искренне восхитился полицейским, по виду, парнем из деревенской стражи, пробившимся в городскую полицию и дослужившимся-таки до чина капрала.

    Капрал привел статную даму, атлетическое сложение которой несколько скрадывалось строгим черным платьем с отложным воротником, и еще одного субъекта - ничем, кроме идеально гладкой лысины, не примечательного господина. Я представился и вопросительно взглянул на вошедших в кабинет.

    Дама оказалась Аргуной Бат, как и было записано на доставшемся мне листке из папки. В приюте она занимала должность старшего воспитателя. Лысый господин, соответственно, - Дерг Маголо, эконом.

    Я объявил, что собираюсь с позволения присутствующих провести осмотр кабинета директора в связи со вчерашним происшествием. Подвигал ящики стола, подергал за ручку запертый, открыл шкаф, спросил о плаще. Плащ и шляпы, со слов воспитательницы, определенно принадлежали Перевасу Канко. Я кивнул, припоминая имя директора Дома Мартины. На вопрос о шелковых платках никто ничего сказать не смог. Я снова кивнул. Опять подергал запертый ящик стола, спросил про ключ и ожидаемо увидел, как пожимают плечами приглашенные свидетели.

    В ответ на вопрос об инструментах, обращенный к эконому, получил лишь молчание и растерянность в глазах.

    - Разрешите, господин лейтенант? - подал голос капрал.

    - Действуйте, - я в который уже раз кивнул. Полицейский вышел, похоже, отлучился к своему мотоциклу, а когда вернулся, в руках держал небольшой кофр с инструментом и прочей мотоциклетной мелочью. Две минуты манипуляций обрезком спицы, и ящик стола показал свое небогатое содержимое.

    Я хмыкнул, надеюсь, не слишком театрально, достал коробку с принадлежностями для чистки оружия и воззрился на присутствующих. Немой вопрос в моих глазах понял только капрал. Тогда мне пришлось прямо спросить, владел ли господин директор огнестрельным оружием. Тут и свидетели согласно закивали, подтверждая мою 'догадку'. Да, был пистолет, такой большой. Чтобы господин Канко из него стрелял, так этого никто не видел, но господин директор по воскресеньям ездил в стрелковый клуб...

    Стрелковый клуб, значит. Хорошо.

    - А теперь я бы хотел увидеть документы погибшей.

    - Документы? - На этот раз растерянность в глазах у воспитательницы, эконом же всем своим выражением лица дает понять, что просьба его никак не касается.

    - Да, что там у вас есть, личное дело или как это называется? - Теперь я уже в упор смотрю только на воспитательницу.

    - Но... Мы не ведем документацию. У нас даже бухгалтера нет. Все документы находятся в ведении компании, - залепетала дама под моим помрачневшим взглядом. - У господина директора хранятся только личные карточки, а остальные документы - в центральной конторе. Это в Агатовом доме, напротив Городского банка, - скороговоркой пояснила она.

    - Хорошо, где карточка погибшей?

    Карточки нашлись у директора в ящике стола. Довольно толстая папка с завязками, а в ней - пачка листков, сложенных без всякого порядка, как хорошо перетасованная колода, и карточка погибшей с самого верха. И так было тошно, а теперь...

    На карточке фотография девчонки лет двенадцати. Нет, вот дата рождения, ей было четырнадцать. Место рождения, данные о родителях отсутствуют. Я захлопнул папку. Снова глянул на воспитательницу, на эконома рассчитывать не приходилось.

    - Теперь такой вопрос: сколько, скажем, за последние два года было случаев смерти среди воспитанниц? И каков возраст умерших?

    Дама задумалась.

    - Трое. Умерли три девочки. Есть заключения врача. В одном случае - аппендицит, и две девочки - от воспаления легких. Возраст... Две девочки из младшей группы, там у нас до восьми лет, и одна из средней, кажется, ей было десять.

    - А от несчастных случаев?

    - Нет, - как-то уж чересчур поспешно ответила воспитательница.

    Я вздохнул и начал ровным бесцветным голосом:

    - Как вы, наверно, слышали, все несчастные случаи со смертельным исходом фиксируются полицией. Говорю, чтобы вы знали, когда я потрачу день или два своего времени на возню с бумагами в архиве управления, мое настроение сильно ухудшится, и когда я все же о таком несчастном случае узнаю, то обязательно задам себе вопрос: 'С какой целью вы решили скрыть чрезвычайно важные сведения?'

    - Но...

    - По-вашему, чем я тут занимаюсь? - Я изобразил на лице усталость. - Мне следует определить, можно ли считать смерть вашей воспитанницы несчастным случаем. Как вы думаете, к каким выводам я могу прийти, если решу, что вы от меня скрываете информацию?

    - Но в нашем Доме действительно не было никаких несчастных случаев! - торопливо заговорила старшая воспитательница. - А со сбежавшими... Да, жизнь в приюте - не мёд. Бывает, что девочки убегают...

    - Понятно. Скажем, за те же последние два года, что случилось с убежавшими, и их возраст?

    - Тринадцать и четырнадцать лет... Маленькие не бегают, у нас ограда и с-сторожа... - Воспитательница запнулась под моим взглядом. - Нея в прошлом году утонула в реке, через два дня после побега. Марсия... ее нашли в лесу... пять месяцев назад, через неделю после того... - дама опустила глаза и умолкла.

    

    Агатовый дом - восьмиэтажное здание постройки прошлого века в центре города, штукатурка фасада цвета охры и облицованный черным камнем цоколь. Центральная контора 'Объединенной Компании Доверительного Управления Таггерблатта'. Припарковаться в центре - задача не из легких. Пришлось остановиться за квартал и бросить машину в неположенном месте. Прикрепил на крышу мигалку, чтобы не возникло вопросов у дорожных патрульных и зашагал на встречу с большим боссом.

    Перед вращающейся стеклянной дверью меня нагнал тип в сером костюмчике с отвратительно ярким галстуком. Он порядочно запыхался, похоже, рискуя попасть под колеса, перебежал дорогу со стороны банка, кстати, тоже принадлежащего компании Таггерблатта.

    - Господин офицер, несколько слов для 'Вечернего курьера'. Что заинтересовало полицию в деятельности 'Объединенной Компании'?

    Я обернулся и скорчил зверскую рожу. Этого хлыща я точно где-то видел. Вот и он, похоже, опознал во мне полицейского.

    - Тебя интересует, что я здесь делаю? А мне интересно, зачем здесь ты ошиваешься? Как думаешь, может, тебя стоит арестовать за бродяжничество? Или нет, ты же у банка терся. Признавайся, готовил ограбление?

    Серый костюмчик юркнул за спину дородного и весьма уважаемого посетителя, судя по камню в три карата, не меньше, на золотой заколке для галстука. Господин сделал удивленное лицо, а я улыбнулся ему, как хорошему знакомому. Улыбка - штука заразная, он тоже улыбнулся, пожал плечами и вошел в здание. Серый костюмчик испарился.

    В холле на первом этаже я подошел к долговязому малому в слегка припухшем с левого бока пиджаке.

    - Привет. Я - лейтенант Бун из управления полиции. Меня хотел видеть господин Таггерблатт, - сообщил я чистую правду, забыв сослаться на своего шефа, передавшего мне это лестное приглашение.

    Долговязый ощупал меня глазами, окинул взглядом зал за моей спиной и только после этого жестом подозвал невзрачного шныря с прилизанной прической и тонкими усиками.

    - К господину Таггерблатту, - кивнул в мою сторону долговязый и потерял ко мне интерес, сосредоточившись на входящих в здание.

    Вместе с 'прилизанным' мы поднялись на лифте. Не на самый верх, на четвертый этаж. Там, загораживая собой широкий коридор с одинаковыми дверями, обшитыми дубом, нас встретил другой охранник. Этот был раза в полтора шире в плечах того, что у входа, и в костюме подороже первого примерно в той же пропорции.

    Прилизанный из лифта выходить не стал, а шкафообразный охранник охлопал меня своими ручищами и, удовлетворенно кивнув, уставился на меня немигающим взглядом. Амбал меня разочаровал. Парень у входа вел себя куда профессиональней. Этот же подпустил к себе на расстояние удара, да и обыскал меня не слишком тщательно.

    - Скажи боссу, что я из полиции по поводу приюта Мартины. - Я бы смог досчитать до десяти, пока сказанное дошло до шкафа. Ничего не ответив, он развернулся и потопал к одной из дверей.

    

    - На кой хрен вы сюда приперлись! Газетчики постоянно шныряют возле моей конторы, и если...

    - Да, я встретил одного на улице. Не знаю, чего он хотел от меня добиться, я послал его подальше.

    - Дьявол! - господин Таггерблатт проглотил остальные гораздо более грубые ругательства, вздохнул и взял себя в руки. - Надеюсь, молодой человек, вы понимаете, чего я хочу? - Владелец 'Объединенной Компании' подался вперед, что в глубоком и слишком мягком кресле далось его тучному телу с некоторым трудом.

    Я же теперь восседал перед ним на стуле, впрочем, довольно удобном. Представившись и произнеся слова приветствия, я удостоился лишь кивка со стороны господина Таггерблатта. Он, похоже, некоторое время раздумывал, предложить ли мне присесть, или же мое звание не позволяет рассчитывать на подобную привилегию. Однако неосторожно брошенный взгляд большого босса куда-то в направлении одного из стульев у стены я истолковал по-своему, подвинул изящное произведение мебельного искусства поближе к начальственному столу и уселся.

    - Да, господин шеф-майор сообщил мне о ваших пожеланиях.

    - Пожеланиях? Я никаких пожеланий не высказывал, я прямо сказал, какой результат будет для меня приемлем. Теперь, молодой человек, ответьте мне, что вы намерены сделать?

    - Я ознакомился с материалами дела. - Чтобы придать вес сказанному, замолчал, достал блокнот, в который записываю телефонные номера и всякую всячину, вроде списка покупок, полистал его и спрятал обратно в карман. - По одной из версий, действительно, несчастный случай прямо указывает на преступное небрежение к своим обязанностям скрывшегося директора детского приюта...

    - Какого черта! Что значит: 'по одной из версий'? - взорвался Таггерблатт.

    - Это значит, что другие версии исключить будет не так просто. Потребуются значительные усилия с моей стороны, - спокойно, будто нерадивому ученику, принялся объяснять я. - Есть установленный регламент, инструкции, все надо соблюсти и учесть. Вы же понимаете?

    - Сколько? - нетерпеливо бросил босс.

    - Десять кусков, - вежливо улыбнулся я.

    - Десять тысяч за канцелярскую работу?

    - Эта канцелярская работа должна быть выполнена очень тщательно, чтобы и муха следа не оставила. Кроме того, мне следует позаботиться и о других документах, медицинских заключениях, например. Так что десять тысяч только потому, что мой начальник дал мне прямое указание помочь вам с этим делом. Я ведь понимаю, репутация вашей компании и ваша лично стоит дорого, и могу вас заверить...

    - Хватит. - Таггерблатт сморщился, будто от съеденного лимона. - Хорошо. Только чтобы я вас тут больше не видел! Газетчики и так постоянно точат зубы на...

    - Прошу прощения, - прервал я большого босса. - Газетчики все равно прознают о случившемся. В вечерних газетах этого, пожалуй, не будет, а вот в утренних... И поверьте, они не ограничатся той версией, что будет фигурировать в моем отчете. Со своей стороны я бы предложил заплатить и им тоже. То есть не им конкретно, но...

    - О чем вы говорите? Я, конечно, постараюсь их всех заткнуть. Только всех... всех не выйдет, - мрачно кивнул Таггерблатт.

    - Поэтому я и предлагаю вам заплатить. То есть объявить награду за голову... я хотел сказать, предоставившему сведения о местонахождении сбежавшего директора приюта. К сожалению, это выйдет вам дороже, иначе о вас напишут, что жизнь девочки вы оценили...

    - Перестаньте! - рявкнул босс.

    - Прошу прощения, понимаю, не стоит касаться этого деликатного вопроса. Тысяч пятьдесят. Пятьдесят тысяч вознаграждения, думаю будет достаточно.

    Таггерблатт тяжело вздохнул и ничего не ответил.

    Я решил, что настало время откланяться, и покинул кабинет, условившись перед тем, что гонорар за работу господин Таггерблатт мне передаст лично. Нет, конечно, не здесь, о месте мы потом договоримся.

    

    - Ну что там у тебя, Бун? - Мой начальник сделал вид, будто я его отвлекаю от очень важного дела, ага, от просмотра на последнем развороте газеты таблицы с результатами финального забега еженедельного дэрби. Скачки - спорт аристократов, и это больное место шефа. Нет, не скачки и не спорт вообще, а невозможность попасть в тот круг, где вращаются всякие сиятельства, миледи и их милости. А у господина Таггерблатта совсем другое больное место - он не любит сорить деньгами. Всякому известно, что чаевых он попросту не дает. У меня - третье, я ненавижу... Многовато всего я ненавижу в этом мире из того, к чему другие привыкли. Например, булочки с тмином, или мелодрамы по ящику.

    - Вот, - я положил на стол скрепленные листки отчета.

    Майор внимательно, почти так же внимательно, как таблицу с результатами скачек, просмотрел документ и кивнул.

    - Годится. - На лице шефа даже промелькнуло некое подобие одобрительной улыбки. Но он тут же спохватился. - А остальные бумаги?

    - Рапорты местных полицейских я тоже переделал, прежние были составлены с нарушением формы и не отражали полной картины. С нашим патологоанатомом договорился, он напишет так, как нужно. А это, - я достал из портфеля листок с предварительным заключением местного врача. - Это мне придется потерять. - Я демонстративно порвал бумагу, сложил и порвал еще раз, клочки же, чтобы у шефа не возникло и тени сомнений бросил в корзину под столом.

    Еще бы я не потерял это заключение! Там же ясно было сказано о гематомах на шее погибшей, по форме соответствующих пальцам рук. Более того, были указаны размеры гематом, и было понятно, что пальцы душившего девчонку - это пальцы взрослого и довольно крупного человека. И ко всему прочему упоминание о 'невыраженной странгуляционной борозде' окончательно сводило к нулю вероятность 'несчастного случая'. Ненавижу! Себя я ненавижу тоже.

    - Остался только один неприятный момент... - Никакой театральной паузы не предполагалось, я всего лишь заметил, что испачкался, когда менял ленту в пишущей машинке. Потер большим пальцем указательный и продолжил, - Директор приюта, он ведь сбежал. Это отдельная история, но за нее обязательно ухватятся газеты. Господин Таггерблатт обещал назначить награду за сведения о его местонахождении, пятьдесят тысяч. Так вот, должен предупредить: на этого беглеца зарегистрирован пистолет, спортивный 'Эддевинт', потому ребятам, что решат заработать и задержать этого умника, лучше с ним не церемониться, а сразу стрелять на поражение. Как ни крути, пятьдесят тысяч - деньги приличные...

    - Сто тысяч, - майор посмотрел на меня со значением.

    - Простите?

    Шеф бросил мне газету.

    - Сто тысяч за информацию о местонахождении скрывающегося Переваса Канко, допустившего прискорбную трагедию, произошедшую в Доме Благостной Мартины, - прочитал я вслух. 'Прискорбную трагедию!' Я еле удержался, чтобы не сплюнуть.

    - Не думаю, что нас это касается, - ухмыльнулся шеф. - Этот Перевас Канко был бы полным идиотом, если бы еще вчера не покинул наш округ. Что ж, Бун, не такой уж ты бесполезный засранец, как я о тебе думал, - теперь уж не скрывая удовлетворенной улыбки, майор хлопнул ладонью по столу и кивнул на дверь, мол, довольно с меня его благодарности и мне пора проваливать.

    

    Крытый павильон уже три года стоял заброшенным - с тех пор, как мэрия, наконец, закрыла пляж. За городом, ниже по течению река превратилась в огромную сточную канаву, и даже в изматывающую духотой жару, что пришла этим летом, ни один нормальный человек не решился бы тут 'освежиться'.

    Машину я оставил хрен знает где. Темно-синий 'Вестроуз' - тачка слишком приметная, а в такого рода делах внимания случайных прохожих лучше не привлекать. Таггерблатт на своем лимузине подкатил прямо ко входу на пляж. От калитки до павильона ровно сорок семь шагов. Я сосчитал. Зрение у меня приличное, и солнце, краем уже коснувшееся горизонта, просвечивало салон большой и, наверняка, бронированной машины насквозь. За рулем, как мне показалось, сидел тот самый шкаф, что обыскивал меня у лифта. Босс - на заднем сидении.

    Теперь Таггерблатт шагал сюда, к павильону. В руках у него - сверток. Само собой, ни о каких чеках речи быть не могло, и купюры я попросил подготовить номиналом не больше двадцатки. В дверях он задержался, поморгал, пыльные окна пропускали не так много света, потом сделал шаг внутрь, и я выстрелил два раза. Таггерблатт упал, видно было, как его тело свело судорогой. Я подумал, что задел печень и выглянул в окно, уверенный в том, что меня не видно с улицы. На этот раз до десяти считать не пришлось. Лимузин резко сдал назад, с визгом развернулся и, поднимая пыль, умчался в сторону города.

    Большой босс лежал на пороге павильона, и, чтобы выйти, мне надо было переступить через тело. Сверток выпал из его рук, и пачки рассыпались по полу. Это были десятки, перетянутые банковскими бумажными лентами. Брать в руки я их не стал, банкноты могли быть меченными, с этого ублюдка бы сталось.

    Я сделал шаг к выходу и Таггерблатт открыл глаза.

    - Ты же... - выдохнул он, и изо рта его потекла кровь.

    Я не стал ждать продолжения и выстрелил ему в лицо, перешагнул теперь уже через труп, вынул из кармана шелковый платок, который, был не по карману... хм, каламбур. Платок был не по карману ни мне, ни пропавшему директору. Я обтер оружие и вместе с платком забросил 'Эддевинт' в кусты. Мне предстояло прогуляться по песку сорок семь шагов в обуви на два размера больше моего собственного, в туфлях того самого размера, что и тенниски, оставшиеся в шкафу в кабинете исчезнувшего директора. А то, что директор исчез, можно сказать, необратимо, было понятно. Таггерблатт был на все сто уверен в том, что 'беглеца' уже никто не найдет, иначе бы не стал обещать за него денег вдвое больше предложенного мной.

    Едва выбравшись на дорогу, я сразу свернул в сторону чахлой рощицы, благо тропинок тут имелось в избытке. Не хотелось маячить на открытом месте. Солнце сразу закрыли ветки, наступили сумерки. День закончился. Я опять подумал, что слишком многих ненавижу в этом мире, хотя... теперь на одного меньше.