Однажды мои друзья из керамического цеха решили отметить мой день рождения - с размахом.
Поскольку я была самой младшей в компании, я примерно полгода слушала от собратьев и сосестёр, как они отмечали 18-летие. Я выслушала версии: Вики, Монализы, Михал-Яковлича, Здрасьтера и ещё толпы полузнакомых керамистов и скульпторов - они были друзьями Вики и Анки, а я так, новенькая.
Вика и Анка работали в Цехе уже довольно давно. Михал-Яковлич - скульптор, его мастерская была в нашем дворе. Здрасьтер - это прозвище такое, у парня была редкая и сложная фамилия, которую все коверкали, чтобы хоть как-то запомнить.
Мы с Монализой только что окончили художественное училище и были обязаны трудоустроиться. Мы вообще-то сами хотели приткнуться куда-нибудь, где время от времени платят зарплату.
Монализа занималась крупными формами, большими вазами и скульптурами из шамота. Она здесь уже проходила практику и кое-чему научилась. Меня пристроили в цех росписи мелких форм - посуды и статуэток. Сидишь себе за столиком в хорошо освещенном большом кабинете, - вообще-то больше похожем на зал, уж очень много места и потолки высокие, - а перед тобой ряд резиновых груш с разноцветной жидкой глиной, и пахнут они приятно. Только надо быть очень аккуратной и выспавшейся, и не отвлекаться. Расписывать можно сервизы, статуэтки, игрушки и всякие фиговины собственного изобретения. Там такое творчество даже поощрялось. Я сделала и даже отдала на обжиг пару брелков для ключей и хитрую пепельницу для папы. Оригинальную, ага, и эксклюзивную.
Отмечалово моего дня рождения дожно было происходить именно там - в керамическом цехе. Почему? А надо же всех угостить, и здесь все свои, и чтобы далеко не ехать - а то неудобно получится. И не вместишь шумную толпу в маленькую квартиру на окраине.
Я вообще-то комплексовала по поводу "такого большого приёма". Подружки сказали, что выпивку они организуют, а еду чтобы я сама принесла, и побольше, а они - что смогут.
Я всю жизнь терпеть не могла готовить и вообще не понимала, зачем оно надо. Тогда, в свои неполные восемнадцать, я этого ещё стеснялась, потом перестала. Короче, я самостоятельно изготовила кастрюлю салата "оливье", литров так на семь, и пирожные "картошка" на десерт. Тоже не пару штучек, а гораздо больше. Моя мама от себя добавила кастрюлю какого-то исключительного салата и небольшое ведро котлет. И кто-то должен был всё это доставить к месту назначения.
Уточняю: через весь город.
Само собой разумеется, что среди моих знакомых ни у кого не было своей машины (ага, студенты, художники "и голытьба всякая"). Так что средством транспортировки служили собственные руки-ноги-плечи плюс общественный транспорт.
Я приготовила две самые большие из своих спортивных сумок и с тоской представляла, как я в собственный день варенья делаю две ходки туда-сюда, а это сорок минут на троллейбусе, нагруженная как верблюд. Как индийский боевой слон...
Проблема решилась с помощью Болека. Болек - это такой мускулистый молодой человек с амбициями настоящего (ну да, курсивом) художника или скульптора. Он почему-то считался моим поклонником. За те ЦЕЛЫХ три месяца, что я там работала после училища, это можно было считать прогрессом в отношениях... во всех отношениях. Ладно.
Началось с того, что Болек перепутал остановки, где я должна была его ждать. Надо было встретить парня в незнакомом районе, чтобы потом дворами дойти до дома. Я объяснила, что он выйдет на автобусной остановке с таким-то названием, а он вышел на троллейбусной. С тем же названием. Но ровно за углом. И мы минут сорок друг друга ждали. Пока не двинулись навстречу друг другу - к пешеходному переходу. И там Болек вручил мне пышШШШный букет цветов и (я была слишком расстроенной, чтобы скандалить) и долго объяснял, ГДЕ он меня ждал. И ПОЧЕМУ там. Ну логично - он в этом районе не был ни разу.
Дальше. Мы добрались до маминого холодильника. За пару часов до того я загрузила туда же оливье и пирожные. Чтобы не обижать человека, я долго-очень-долго благодарила его за цветы, а потом хитро ввернула, что "у нас ведь будут заняты руки - давай мы не потащим букет в Цех, а оставим тут у моей мамы". Парень, может, и обиделся, а может, прикинул, что тащить цветы туда-обратно действительно не стоит. Мы пристроили букет в вазу - вернее, в трёхлитровую банку, потому что из всех имеющихся в доме ваз ни одна не подходила по высоте.
В нагруженном виде мы всё-таки выглядели как два боевых слона... как слон со слонихой. Утешало то, что поездка будет только одна.
Вика с Аней и Монализой, как обещали, запаслись спиртным и запчастями для бутербродов (не выношу слово "ИНГРЕДИЕНТЫ"). Откуда-то взялась горка бумажных тарелок (хм, а я тащила с собой пластиковые тарелки и стаканчики), и общими усилиями мы дружно накрыли на стол. Хотя моим нервам сорокаминутное психование на остановке не пошло на пользу. Я была местами рассеянная, местами нервная и ещё до начала застолья жутко хотела куда-нибудь спрятаться, а в идеале - выспаться.
Пока женская половина обчества занималась бутербродами и прочим, Болек успел стать центром внимания. Он даже рассказал, какой красивый был букет, который мы-не-взяли-с-собой-потому-что-рук-не-хватило.
Праздник начался. За моё здоровье звучали тосты. Много. Всё бессвязнее и бессвязнее. К концу дня Болек окончательно перешел в статус моего парня, чуть ли не жениха.
А я хотела - по порядку: простой негазированной воды; тишины; и выспаться.
Когда дошло до вручения подарка от коллег, мне захотелось громко разрыдаться.
Это была ваза. Для цветов, само собой. Ростом метр двадцать, слишком тяжёлая для настольной и слишком хрупкая для напольной. Уродства редкого. Обмотанная зачем-то шерстяными нитками с синими керамическими бусинками. В сочетании с бежевым фоном. Вся эта синяя роскошь болталась, стучала и звенела.
Весила эта ваза, как мне показалось, килограммов пятьдесят.
Потом, гораздо позже, оказалось, что она ещё и "писается": дно пропускало воду. Пришлось покрасить керамику двойным слоем лака. Хорошо, что мамин стол, на котором она стояла, был не полированный.
На тот момент трезвой в компании была только я. И некому было задать вопрос "а кто (!!!) будет ЭТО (!!!) на себе тащить?" Но я призвала на помощь остатки оптимизма и решила оставить подарокЪ тут где-нибудь, под столом или под лестницей. Сказать, что заберу потом. Или тихо спрятать, чтобы никто не увидел, а то обидятся.
Наверное, не у всех так принято, но у нас такие подарки называют "слонами в конверте".
Вроде песня такая была, как мне объяснили (старожилы):
Хоть поверьте, хоть проверьте,
я купил слона в конверте...
И самое интересное, что: толпа друзей и коллег была уверена, что этот подарок - самое то! Красивая и необходимая в хозяйстве вещь!
Тут в фонограмме предусмотрен звук удара - мордой об стол или головой об стенку.
Короче. Немного позже...
Мы всё-таки целовались с пьяным Болеком на лестнице. Удовольствие редкостное... И из его ТЕКСТА стало предельно ясно, что он собирается провожать меня до дома...
(- А кто эту вазу нести будет? - Как кто? Я!!!)
...и находится в полной уверенности, что я его пригласила в гости с ночёвкой.
Гм. И в мыслях не было...
А с другой стороны: пустые кастрюли и ведёрки уже собраны и упакованы в те же сумки, в которых приехали. На столе красуются остатки бутербродов и почему-то пирожных: не все любят сладкое "так, как люблю его я". (С) Понятно, что сумки с пустой посудой намного легче, чем с полной, но: троллейбусы-то уже не ходят! ПЭшком, по потёмкам, с сумками... И не моги оставить здесь эту вазу! Обидятся! И обязательно, просто Абязательно прихвати с собой тот букет-типа-веник, который тебе также вручили...
Ну, я, конечно, современная и спортивная и выносливая и всё такое, но... не многовато ли будет?
А что ещё входило в программу Болека, кроме ночёвки у меня в гостях, можно было только догадываться.
Нет, мне не пришлось топать по городу всю ночь до рассвета и нести сумки в одиночку.
Нет, не спустился ниоткуда прынц на белом "мерседесе" и не подвёз меня до дому со всей поклажей.
Нет, не угадали! Мне не пришлось обижать ТОЛПУ ДРУЗЕЙ И КОЛЛЕГ, оставив вазу в глубокой... (*кладовке*) до ближайшего рабочего дня.
Просто в толпе, опять-таки, друзей и коллег нарисовался второй непьющий человек, кроме меня. Тихий, задумчивый, нигде не мускулистый Здрасьтер. И в тот момент, когда я всерьёз подумывала, а не расколотить ли мне прямо здесь сию подаренную вазу, он предложил мне помощь.
Сначала, как жентыльмен, сказал, что всё было очень вкусно. А потом предложил помочь нести сумки. И свою моральную поддержку.
Кстати, его звали Серёжа. Я это помнила, но боялась напутать.
Нам удалось слинять по-английски, без лишних восклицаний. Я несла две спортивные сумки с пустыми кастрюлями, а он - чудо-вазу. С букетом типа "веник". По дороге мы менялись.
Кстати, мы очень интересно и довольно бодро беседовали. Чесслово. Учитывая, сколько моих нервных клеток умерло за этот день...
Когда дошли до моего дома, начинало светать.
Я чувствовала себя обязанной пригласить Серёжу в гости. Но. Это оказалось не так просто. Он окончательно повёл себя как жынтыльмен. Поставил вазу на пол, пока мы ждали лифта, и скромно объяснил: троллейбусы уже ходят, и он легко доедет до дома.
Поздравил меня ещё раз с днём рождения, посмотрел, как я вхожу в лифт, и ушёл.
Дома я благополучно отключила телефон и завалилась спать. Ах да, дверной звонок тоже отключила.
А вазу я через день принесла маме. Похоже, она давно о такой мечтала. Ей на работе время от времени дарили такие букеты - как раз для вазы ростом метр двадцать.
Ну и напоследок.
Серёжа "Здрасьтер" довольно скоро эмигрировал. У него сейчас, говорят, отличная семья и процветающий бизнес.
А Болек... конечно, был оскорблён и вообще. Но он твёрдо решил попасть ко мне в гости.