* * *

Я горел среди полыни,
будто веточка соломы.
Поезда ходили в мыле.
Свод был звёздами заплёван.

И - не рёбер, ни дыханья,
только ногти в чёрных ступнях,
да мозоли, в полыханьи,
в кровь заласкивали клубни.

От земли воняло жизнью,
копошилось и летало.
Жирный дуб вдали - как грыжа.
На дыбы трава привстала.

Позвонки ломали мраку
серафимы семафоров,
и стремглав к всеместным лакам
рвались перхотные воры:

нереиды и ночницы,
зажигательные моли...
Коли Лазарю не спится -
значит, жив, и значит, болен.

Снова жмурки, песнь чесотки,
и цистерны с жидким хлебом;
чьи-то мокрые колготки
перерезаны, как нервы...

Вот горю. Мне умереть бы.
Я пришёл за этим, Авва.
Не залижешь раны плетью.
Подари мне смерть, как славу.

Мне хотеть уж неохота.
всяк меня кузнечик топчет...
Что Ты скалишься зевотой?
Надоел Тебе я, Отче?

Ноги, ноги, всюду ноги -
чтоб топтать Тебя, как нежить?
Стал один, а было - боги.
Было проще. Легче. Реже.

Я слеза Твоя, не так ли?
Вот, утри её скорее.
Я горю, я тёпл, я пакля,
но волшебней ли пырея?

1.X.92