В девяностых в стране началось повальное увлечение сеансами телевизионных шарлатанов от медицины и не от нее. Начиная от Кашпировского, и кончая Чумаком. Я не зря говорю о телевизионных психотерапевтах, как о недобросовестных шарлатанах. Суть в том, что, не имея непосредственной прямой и обратной связи с пациентом, нельзя говорить о психотерапии, как о таковой.
Массовые осложнения от проведенных по центральному телевидению и в Кишиневе телевизионных сеансов дистанционного "лечения" заставили меня посмотреть на эту проблему, на телевизионное психологическое воздействие, как на мощное средство влияния на человеческую психику. Позже появилось выражение "промывание мозгов". Понадобилась смена общественно-экономической формации, изменение политического уклада и развала страны.
Что касается медицинской части телевизионного воздействия на психику, то лишь у незначительной части пациентов были неожиданные позитивные результаты. Не зря Кашпировский "таскал" одних и тех же "исцеленных" по всему Союзу. При этом пути выздоровления, улучшения либо ухудшения состояния пациентов прогнозировать невозможно. Пророческие слова поэта-мыслителя, дипломата Федора Тютчева:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, ...
подтверждены сеансами Кашпировского. За сеансами телевизионной психотерапии последовал шквал обострения психических расстройств, уже долгие годы пребывавших в ремиссии, то есть вне обострения психических заболеваний. Особенно у детей, как наиболее внушаемой части населения.
Проведя несколько сеансов психотерапии в сельских клубах и домах культуры района, в том числе в моем родном селе, я раз и навсегда отказался от подобных собраний, как метода психотерапии. Тем более, когда в зале присутствуют пациенты с широким спектром индивидуальной особенности психики, разнообразия акцентуаций характеров и различной степени внушаемости.
В самом начале девяностых мне довелось учиться на курсах специализации при кафедре психотерапии Харьковского института усовершенствования врачей. Мне посчастливилось поселиться в одной комнате общежития с психотерапевтом-наркологом из Минска. Чуть старше меня, этот доктор был человеком-энциклопедией. По крайней мере в части медицинской психологии, наркологии, психоанализа и психотерапии.
Прошло уже почти тридцать лет. Позволю себе привести рассказ коллеги, как случай из его богатой практики в части последствий, перенесенной в детстве, гомосексуальной психотравмы.
В общежитии мы обсуждали лекцию, прочитанную нам днем преподавателем кафедры. Лектор сыпал цитатами из научных статей о генетической предрасположенности, макро- и микросоциальных факторах, значении психических травм, роли родителей, улицы и детских коллективов в формировании гомосексуализма. О том, что это патология, ни у кого-либо из присутствующих коллег сомнений не возникло.
Уже вечером, собравшись всем блоком в нашей комнате, мы продолжили обсуждение этой проблемы. За время беседы у меня сложилось впечатление, что наш белорусский коллега прочел бы подобную лекцию на несколько другом уровне. Мы в тот вечер не конспектировали. Тогда мы обсуждали, но больше слушали о психических проблемах, с которыми сталкиваются взрослые, перенесшие в детстве гомосексуальное насилие. Каждая фраза, сказанная тогда коллегой, через много лет кажется высеченной в граните.
В зависимости от возраста, особенностей гомосексуальной травмы, характерологических особенностей, степени психической стойкости, симптомокомплексы могут проявляться по разному.
По словам коллеги наиболее распространенным защитным механизмом является ощущение личностью, в зависимости от давности гомосексуальной травы, отчужденности от самого себя. Разум покидает личность в ситуациях стресса. Одновременно возникает ощущение собственного бессилия и незаслуженных страданий.
Взрослые, подвергшиеся в детстве гомосексуальному насилию, довольно часто причиняют себе физический вред. "Нечаянные" ушибы, порезы, щипки, прикусывания собственного тела приводят к выбросу специальных гормонов, эндорфинов, дающих временное ощущение покоя.
Сама психическая реакция у перенесших подобное насилие, как правило, неадекватна и избыточно активна. Чаще это приступы страха, панические атаки. Организм не в состоянии расслабиться. Таких людей, независимо от ближайшего или отдаленного периода насилия преследуют навязчивые воспоминания, ночные кошмары.
Частой реакцией на гомосексуальное насилие в детстве является гиперсексуальность в подростковом и взрослом состоянии. Часто она бывает также гомосексуальной. У таких пациентов, переживших в детстве гомосексуальное насилие, часто возникает паранойя (бредовые переживания), галлюцинации и преходящие психозы. Характерны перепады настроения, немотивированные вспышки гнева, депрессии и тревожности.
Жертвы гомосексуального детского насилия начинают опасаться окружающих, в том числе и своих родственников, неспособны поддерживать отношения, основанные на взаимном доверии. Ночной энурез в подростковом возрасте (ночное недержание мочи), необъяснимые вспышки истерики, перемены в поведении могут быть признаком того, что в детстве было совершено сексуальное насилие.
Психологи и психоаналитики пишут о том, что воспоминания о гомосексуальных психотравмах часто вытесняются в бессознательное, так как разум, спасаясь, отталкивает их.
Пережившие в детстве гомосексуальные травмы, во взрослом состоянии часто пытаются найти утешение в употреблении алкогольных напитков и наркотиках. Об одном подобном случае групповой реакции детей на гомосексуальное насилие со стороны подростка и последствиях этого страшного деяния в отдаленном периоде смею вам сегодня доложить.
- Я работал, продолжал наш минский коллега, - психотерапевтом и по совместительству наркологом в одной из поликлиник, расположенной в одном из промышленных районов Минска.
Ко мне обратился больной из, запущенного в недалеком прошлом, села. Сейчас это, считай, центр города. С подросткового возраста пациент страдает хроническим алкоголизмом. Начало было положено пивом, потом дешевыми "чернилами". Продавалось в семидесятых якобы сухое вино, которое можно было действительно использовать в качестве чернил. Они были настолько насыщенными, что на свет ничего не просматривалось даже в бокале. Привозили его из одной из арабских стран. Уже не помню, откуда.
А потом стал пить все, лишь был бы градус. Затем женился. После рождения дочки с заячьей губой дал зарок. Зарок не пить, по его словам, он давал раз триста. После сенокоса уснул в библейском ложе - в яслях, где в сарае держали корову, телку и маленького бычка. Утром проснулся, а рядом его солдатский вещмешок и старый, с отвалившимися петлями, перевязанный бечевкой, чемодан. Поплелся он к матери. Увидев его, мама тихо сказала:
- Боже, "радость" какая в доме! - и тихо заголосила.
"Благость" навещала его весной и летом. Звалась она березовым соком. Добавлял сахар. Он был тогда дешевым! Гнал самогон. А потом перестал гнать. С соседней улицы собутыльник научил. Перебродит березовый сок и пей сразу. Если не выпить сразу, долго не хранится. Прокисает, словно уксус. Организовали втроем "кооператив". Заправляли бражку через неделю. Выпьют у одного за неделю, с понедельника пьют у другого. А потом у третьего. А за это время у первого бражка дозревает.
Потом наш герой лечился в ЛТП. Полутюрьма, полубольница. Сначала передавали им охранники бурду за большие деньги. А потом и денег не стало. На белом коне (белая горячка) въехал в изолятор. Потом держался. С тем его и отпустили домой. Обо мне наслышан от соседки. У той муж после нескольких посещений бросил пить. Заметьте, я не говорю: вылечил я его. Не люблю я этого шарлатанского слова. Не лечится эта беда. Помочь бросить можно и нужно. Я помогаю. А прекращает пить сам пациент. Эти условия нашего общения я оговариваю со всеми пациентами с первой встречи. От алкоголизма, наркомании, и табакокурения не лечат. Доктор помогает перестроить психику так, чтобы пациент не пил, не курил, не употреблял наркотики.
Отсев обратившихся приличный. Во первых, беру только первую и вторую стадию. Некоторые, испугавшись, что их лишают такого "блага", посетив один-два раза, уходят. Бог им судья. Зато с, поставившими цель "завязать", мне работать легче. И процент положительных результатов у меня выше, чем у коллег. Это уже мое "шарлатанство". Все стараются выведать у меня секрет успешного лечения. А секрет проще пареной репы. Просто каждый больной для меня - главный. Он у меня на первом месте, пока я не закончу с ним работать.
А если сказать, не лукавя, есть у меня секрет. Секрет весь в том, что нет у меня универсального метода. Просто к каждому надо подобрать его "ключик". Выведать, откуда у алкоголизма каждого пациента ноги растут.
- Почему он пить начал! - вот в чем вопрос.
Пациент в исключительно редких случаях скажет правду. Не со зла, как говорится, он. Просто сам не осознает. Если помогу осознать, уже половина успеха лечения. Один просто с дружками после работы расслабляется, а на самом деле жену ревнует до смерти. А заговорить с ней и дать себе отчет - сил нет. У другого, по его словам, дома "ведьма", вот он и убегает из дому. Бывает, живет с одной, а любит другую. А на самом деле на работе продвижением по службе его обошли.
А дальше в ход идет все, что больше подходит этому пациенту: Гипноз, выработка условного рвотного рефлекса на вкус, запах и одно упоминание об алкоголе. Есть метод эмоционально-стрессовой терапии. Это тут, в Харькове его любят. А самым действенным методом является осознание пациентом ситуации, в которой он находится. Тут вводится в бой тяжелая артиллерия - метод психоанализа. Но в условиях городской поликлиники, где работа ограничена жесткими временными рамками, проведение классического психоанализа практически неосуществимо. Вступает в силу мой секрет!
Вспомните о специальных приемах, применяемых в состоянии гипнотического состояния пациента! Среди них выделяется своей оперативностью и эффективностью гипнопсихоанализ. В полутемной комнате я укладываю пациента лицом вверх так, чтобы перед глазами его был однотонный фон стенки. Пациент, кроме стенки, ничего не видит. Ввожу его сначала в глубокий транс, внушаю, что он слышит только меня и может говорить. Говорить должен, о чем угодно, лишь бы не останавливался, не молчал. Если "тормозит", запинается или замолкает, значит "теплее".
А я "фильтрую", потому, что прямо пациент никогда не скажет. Сторож у него внутри сидит. Держит. Как же, пить больше не будешь? Как жить будешь? Непорядок! Держи ухо востро! Обманет! Это все на подсознательном уровне. Редко с первого раза получишь результат. Иногда приходится встречаться много раз, чтобы усыпить бдительность.
Вышло так, что мой пациент "раскололся" с первой встречи. К концу сеанса заподозрил я гомосексуальную травму в детстве. Все, хватит на сегодня! На втором сеансе пациент стал дружелюбнее, потом стал раскрывать подробности. А я с каждым сеансом погружал его во все более поверхностное гипнотическое состояние. Конечной целью было выведение психики моего пациента на уровень осознания первопричины его пристрастия. К финишу наших встреч он открыто рассказал, что пить начал, чтобы забыть этот постыдный грех.
Оказывается, совратил, практически изнасиловал моего пациента в возрасте восьми лет подросток, его собственный дядя, старше племянника всего лишь на пять-шесть лет. Вначале все выглядело игрой, в которую были вовлечены еще двое восьмилетних мальчишек, его одноклассников. Один по линии матери был племянником подростка, другой - недалекий, приходивший играть, сосед.
Сначала подросток связал всех страшной клятвой. А потом начались, с постепенным "погружением" вглубь, игры. Дальше их отношения принимали все более обнаженные формы содомии. При этом, каждый раз предводитель не забывал в очередной раз заставить дать клятву о неразглашении тайны об их приобщении к "группе избранных".
Беседы наши с пациентом стали более искренними, пациент уже не стеснялся рассказывать мне подробности их тайных встреч. А я, не скрывая, раскрыл в его сознании первопричину его погружения в стакан с алкогольным зельем. Однажды он заявил сам:
- Все, словно очистился я. Просто понимаю. Нельзя мне пить. Я всю жизнь, если шли разговоры о педерастии, либо шли по телевизору передачи демонстраций с радужными флагами, уходил на улицу. И пил! У меня двое детей! Я не хочу, чтобы они повторили мой путь!
А я, словно боясь спугнуть "дичь", приближался к главному. Несмотря на то, что прошли все сроки лечения, перевел наше общение в плоскость дружеских встреч. Меня, как нарколога, медицинского психолога интересовала судьба членов, когда-то созданного подростком, клуба "избранных". Меня интересовали психопатологические особенности динамики, развития характерологических особенностей членов этой группы до взрослого состояния. Где они теперь, и что с ними? Какой они выбрали путь. Случилось так, что мой пациент самостоятельно начал этот разговор.
- Что касается моего родственника, дяди, мама всегда подозревала неладное. Только почему-то молчала. Наверное боялась, что отец убьет своего племянника. Он мог это сделать, тем более, что с фронта пришел дважды контуженным. Несколько успокоилась мама тогда, когда Гриша, так звали моего дядю, после семилетки, тогда в селе была семилетняя школа, ушел учиться в ремесленное училище. После училища до армии работал токарем в какой-то строительной организации.
- Потом была армия. Служил где-то в Средней Азии. Обычно с армии ребята приходят бравыми, возмужалыми, долго носят солдатскую форму, ходят в сельский клуб, провожают девчат. А Гриша приехал усохший, весь помятый, форма грязная. Сразу же снял форму и одел свои доармейские спортивные брюки. Приехал он со сломанным приплюснутым и кривым носом. Левое ухо стало в форме шара, как у борцов, хотя спортом он никогда не занимался. Ходил ниже травы и тише воды. Потом пошел работать фрезеровщиком. Не работал, а отрабатывал, ждал конца рабочего дня. Жил в общежитии. Напивался до беспамятства. Однажды был найден у стены с обратной стороны общежития. Был зверски избит неизвестными. Заявления в милицию не подавал.
Потом женился, вернее сошелся с женщиной старше его, имевшей сына. Спустя год, женщина родила дочку. Все стало вроде налаживаться. Потом, по непонятной причине женщина выгнала его из дома. Сейчас я подозреваю, что он стал приставать к ее сыну. Совсем недавно появилось у меня такое объяснение. А потом без конца менял места работы. Никак не мог прижиться на одном месте. Тогда мы не были еще в черте города, в селе колхоз был. Приглашал его председатель токарем в колхоз. Зарплату обещал нормальную. Гриша отказался.
Потом строили на окраине Минска мясокомбинат. Устроился он там токарем. С первых недель начались конфликты на работе из-за спиртного. До обеда все нормально. После обеда ходит и работает, как пришибленный. Потом вскрылось. Еще с одним слесарем, родом из Херсона, ездили к нему домой, когда мак созревал. Лезвием портили маковые головки в окружающих селах, на салфетки собирали сок. А потом высохшую маковую солому пропускали через соломорезку и привозили все это сюда. В заброшенной трансформаторной будке варили в ложках зелье, набирали в шприц и кололись. Это бабушке потом рассказали, после его смерти.
По субботам и воскресеньям снова стал напиваться до потери сознания. Видимо остатки совести шевелились в нем, заливал все свои грехи водкой и наркотиками. Потом в понедельник на работу не вышел. Нашли его случайно в сосновом бору. Повесился почему-то на высоте почти пяти метров. Похоронили без священника.
Помолчав, мой пациент неожиданно добавил:
- Бог с ним, с Гришей! Земля ему стекловатой.
Я немолодой врач, тогда услышал такое пожелание впервые.
- Вот, если бы ребята были живы, уверен, вы помогли бы им обязательно!
Наконец-то! А я так медленно и деликатно подбирался к этому вопросу:
- Что с ними?
- Витя, двоюродный брат, стал напиваться еще раньше, чем я. Их семья более зажиточная, к праздникам ему, как правило справляли новый костюм. Пока трезвый, пылинки с него сдувал. Как напьется, сам по натуре тихий, начинал буянить, валялся в грязи. При этом, не скрывая, проявлял особую тягу к противоположному полу. Впервые увиденной девушке напрямик предлагал свои сексуальные услуги. Особенно в клубе, при скоплении молодежи. Потом взяли его в армию. Год не брали, никак не мог набрать положенные пятьдесят килограммов. Затем попал в какие-то войска, обучился приемам. Как демобилизовался, приехал козырный, стал приемами расшвыривать взрослых здоровых, когда-то шпынявших его, мужиков так, что те лепились к стенке, как куски мокрой глины.
Потом поехал рейсовым автобусом в Минск. Залез с мешком на крышу одного из самых высоких зданий. Стал кричать, что он захватил здание, а всех жителей взял в заложники. Потрясая мешком, грозился взорвать дом, если не подадут на веревке много бутылок водки и закуску. Кроме этого, требовал деньги. Сколько, сам не говорил. Все твердил:
- И деньги! И деньги!.
Обезвредили "террориста" быстро. В мешке была какая-то старая фуфайка и мусор. Положили Витю в психбольницу. Вышел он из белой горячки и на полном серьезе организовал в отделении секцию. Стал учить психбольных приемам восточных единоборств. Изолировали сразу же. Лечили его в психбольнице долго. Когда вышел, пошел по настоянию участкового врача на обследование. Не нравился ей его внешний вид. Желтый, исхудавший. Долго отказывался пройти обследование.
А потом началось сильное легочное кровотечение. Завезли сначала в инфекционное отделение. Из-за желтухи. На рентгене туберкулез. Все легкие в дырках. И еще желтуху где-то привили. Быстро сгорел Витя.
- А четвертый из вашей компании? Что с ним?
- Там отдельная история! Единственный из нашей компании закончил среднюю школу, хотя уже в школе напивался безбожно. Но был способным. В школе ни одна драка не обходилась без него. При этом, как правило, начинал потасовки сам. В результате сам же получал больше всех. Поступил в строительный техникум. При поступлении обещали трудоустройство в городе, квартиру в льготной очереди. Учился хорошо, говорил что у него одни пятерки. А вот с драками все продолжалось по прежнему. Сам начинал. Если в техникуме или в городском парке танцы, выпив, цеплялся по самому пустячному поводу и без повода. К нему даже кличка пристала: "Выйдем".
Вызывал он ребят в вестибюль или на улицу и начинал драку. Всегда получал больше всех. После этого, весь в ссадинах и синяках неделю ходил успокоенный. Потом все начиналось сначала. Однажды в городском парке была драка, к которой он не имел никакого отношения. Но бросился в самую гущу. Скоро вса группа дерущихся мгновенно разбежалась. На дорожке парка остался лежать один Витя. Под ним растекалась лужа алой крови. На вскрытии сказали, что его пырнули в живот острым ножом и разрезали какую-то важную жилу.
- Аорту, что ли?
- Да-да! Правильно! Аорту! Умер на месте ...
Все присутствующие в комнате врачи-курсанты надолго замолчали.
- Почему он лез в драку, если регулярно получал по полной?
- Это как элемент патологического опьянения и как следствие совершенного над ним гомосексуального насилия. В результате побоев, травм в организме вырабатываются эндорфины, которые устраняют физическую боль и оказывают успокаивающее воздействие.
- Совершенно верно! - заявил другой коллега. - У нас в отделении работала медицинская сестра. Не пила, не курила, работала без замечаний. Но регулярно придиралась к мужу, пока тот ее не отколошматит по полной. Тогда на несколько дней она успокаивалась и продолжала любить мужа с новой силой. А потом все по новой. Это такая форма садо-мазохизма.
- Главное в другом. - сделал заключение наш минский коллега. - В результате гомосексуальной психотравмы в детстве, у всех без исключения развились психопатологические черты характера. У каждого по своему индивидуальному типу, в зависимости от течения беременности матери, наследственной предрасположенности, воспитания в семье и в школе. Но общим, как у перенесших в прошлом гомосексуальное насилие, так и совершавших его, является несомненный, более чем вероятный риск развития хронического алкоголизма. Но это еще не значит, что все алкоголики перенесли в детстве гомосексуальное насилие. Здесь необходима грамотная настороженность.
Когда я писал главу, возникло много вопросов, на которые у меня не было ответов. Порылся в старых записных книжках, нашел номер домашнего телефона минского доктора. Там давно уже живут другие люди. Тем не менее, телефон его сына я нашел. Позвонил. К глубокому сожалению, наш герой более десяти лет назад ушел из жизни в результате инфаркта. Это случилось на работе. Выходит, выкладывался мужик до самого конца по полной. Земля ему пухом!