Глядя на разноцветные погремушки, натянутые в коляске племянника, я, шестнадцатилетний, спросил маму:
- Какими были мои игрушки в грудном возрасте?
- Тоже погремушки. Только отец делал их сам, прокалывая шилом орехи и проводя сквозь них иголку с ниткой. - ответила мама.
Первой игрушкой, которую я запомнил, была раскрашенная жестяная половинка мотоциклиста, мчащегося на зеленом мотоцикле. Будучи в гостях у родственников в Первомайске, родители взяли меня, дошкольника, с собой. У двоюродного брата Броника, моего ровесника, был мотоциклист, который после неустанных игр разделился на две половинки. Все время, пока я был в гостях, не выпускал половинки мотоциклиста из рук.
Конфликтная ситуация возникла, когда надо было уезжать. Взрослые пришли к разумному компромиссу. Одна половинка оставалась у Броника, вторая, которую я не выпускал из рук, была якобы подарена мне от имени двоюродного брата. Сам Броник, насколько я помню, был весьма далек от такой формулировки разрешения имущественного конфликта. Мотоциклист довольно долго служил мне единственной игрушкой.
Однажды летом брат Алеша, настрогав в стакан хозяйственного мыла, налил воды и долго перемешивал мутную смесь палочкой. Затем сорвал стебель одуванчика и расщепил ее конец на четыре лепестка. Окунув лепестки в мутную жидкость, стал дуть в трубочку. Произошло чудо! Из трубочки выполз и стал расти пузырь, переливающийся различными цветами. Неожиданно шар оторвался от трубочки и медленно поплыл по воздуху. Я не выдержал и тут же схватил пузырь рукой. Пузырь исчез, оставив на моих пальцах росинки мыльной воды.
Отдав мне стакан с мыльным раствором и трубочку, Алеша, таким образом откупился от моего сопровождения к его друзьям. Я не протестовал, без конца пуская мыльные пузыри. Любоваться переливающимися радужными узорами можно было бесконечно. Решив посмотреть, как выглядит пузырь изнутри, я тут же был наказан за свое любопытство. Глаз защипало так, что я вынужден был на время прекратить пуски пузырей.
Освоив с ходу технологию пуска пузырей, я стал добровольным инструктором этой увлекательной игры для целой толпы соседской детворы. Убедившись в бесплодности поимки пузыря, мы стали выпускать и дуя снизу, не давали пузырю падать. Мы беспорядочно бегали, толкая друг друга, пока Васюта Гудыма не упал, расквасив себе нос.
Стебель одуванчика мы использовали и для другой игры. Выбрав кривую трубочку в виде дуги и расщепив конец ее на лепестки, как для мыльных пузырей, устанавливали в расщелину ягоду незрелой вишни или черешни. Подув губами в стебель, мы наблюдали за невероятным явлением, происходящим у самого носа. Зеленая ягода поднималась и опускалась точно в расщелину. Ягода кружилась и плясала воздухе до тех пор, пока мы дули в трубочку, вплоть до головокружения.
Одной из самых распространенных игрушек у сельской детворы был свисток. Глиняные свистки привозили с базара из Могилев-Подольска или Дондюшан. Как правило, глиняные свистки были в форме петуха. Для того, чтобы извлечь свист, надо было дуть в отверстие, расположенное на самом конце прямого хвоста. Мы называли это проще - дуть в ср...у.
Глиняные свистки того времени были трех основных видов. Кроме обычных, были петухи с двумя, а то и четырьмя отверстиями в боках. Зажимая поочередно пальцами отверстия, из петуха извлекали свист, напоминающий звуки свирели. Изредка привозили более дорогие свистки, в которые вначале наливали воду. Свист получался с переливами и, наловчившись, можно было извлекать из петуха трели соловья или канарейки.
Мы быстро научились делать свистки из однолетних ровных побегов клена или зеленой вербы. Вначале ножиком делали скос, который затем укорачивали примерно на треть. На противоположной скосу стороне клином вырезали небольшое отверстие и после этого делали круговой надрез на расстоянии длины спичечного коробка. Рукояткой перочинного ножа били по зеленой коре заготовки, постепенно проворачивая будущий свисток, чтобы отстала кора от ветки.
Зажав в кулаке, осторожно проворачивали, стараясь не разрушить кору. Провернувшуюся трубочку коры осторожно снимали с ветки. Приступали к самому главному - вырезанию полости свистка и продольного среза для дутья. Основным технологическим моментом был правильный выбор величины полости и ее расстояния от верхнего отверстия в коре. Иначе свисток молчал. Я довольно быстро уловил секрет оптимального расположения деталей свистка. Мои свистки пользовались спросом и я охотно вырезал их для всей команды.
Когда у кого-либо покрывали дом жестью, мы подолгу терпеливо ждали, когда на нас обратят внимание кровельщики. Не выдержав, один из рабочих отрезал из отходов жести ровную полоску шириной 2-3 сантиметра. Загнув почти кольцом, такой же полоской формировал отверстие для дутья и загибал хвостик полосы книзу.
Глядя, как кровельщик огрубевшими пальцами легко гнет оцинкованную жесть, казалось, что он делает свисток из обычной бумаги. Зажав пальцами, либо ладонями торцы свистка, свистел, демонстрируя пригодность свистка. Готовый свисток отдавал кому-либо из ребятни, чаще всего самому младшему, наставляя, как не порезать губы об кромки острой жести.
Во второй половине июли зрели абрикосы и их дикие собратья - мурели (жардели). Мы объедались этими дарами лесополос, окружавших село со всех сторон в разных направлениях. Из косточек абрикос и крупных жарделей делали свистки.Терпеливо терли косточки плоскими сторонами об цементные обмостки, крыльцо, брусок. Когда стенка истончалась, вступал в действие гвоздь, с помощью которого расширялось отверстие.
Аналогичная операция производилась с другой стороны косточки. Тем же гвоздем выковыривали по крохам ядро. Свисток готов. Зажав косточку губами, оставалось только дуть. Свисток свистел как на вдохе, так и на выдохе.
Кроме свистков делали пищалки из стручков желтой акации. Необходимо было с одной стороны разделить шов, убрать семена и откусить треть стручка со стороны плодоножки. Держа пищалку в губах, дули, извлекая дребезжащий звук, тональность которого зависела от длины стручка, его толщины и силы легких "музыканта".
Такие же пищики делали из зеленых стеблей одуванчика. Для этого обрывали стебель с обеих сторон, оставляя наиболее широкую часть. С одной стороны трубочку сминали и дули. Звук был таким же, как у пищалки из стручка желтой акации.
Сопилки из бузины очень удачно делал Архипка, называя свой инструмент свирелью. Перебирая пальцами, он извлекал знакомые звуки военных маршей и совсем незнакомые какие-то печальные мелодии.
Если производство основного большинства видов свистков я освоил достаточно успешно, то один очень простой музыкальный инструмент я так и не освоил. Это был кусочек кинопленки, очищенный от эмульсии и вырезанный в виде небольшого язычка. Тупой конец язычка вставляли между нижними зубами и языком, а затем, прижав закругленный край верхней губой, выдували воздух.
Инструмент не хотел мне подчиняться. Как только я начинал извлекать некое подобие неприличного звука, губы зудели так, что слезы текли рекой. Я по черному завидовал Флорику Калуцкому, Мирче Кучеру и моему однокласснику Мишке Бенге, которые удачно исполняли невероятно сложные мелодии из фильмов и с пластинок. Мишка один раз выступал на сцене во время концерта, посвященного какому-то празднику. Номер назывался "Художественный свист".
Мы организовывали инструментальные ансамбли случайного состава. Используя перечисленные инструменты и подключая к ним барабан из кастрюли и расческу с папиросной бумагой, мы исполняли, на наш взгляд, великолепные мелодии. Но как только крепли звуки нашего оркестра, из ближайшего дома неизменно выходили и советовали устраивать концерт подальше, за конюшней, либо в лесу.
Игрушки моего детства были изготовлены из весьма неожиданных подручных средств. Особым успехом пользовался выкатанный в соломенном пепле мочевой пузырь только что забитой свиньи. Перед тем, как надуть михур, засыпали в него два-три десятка сухих горошин. Наполнив воздухом, оставляли высыхать. Получалась погремушка внушительных размеров. Звуки, издаваемые такой погремушкой вызывали настойчивые пожелания взрослых, чтобы наш михур поскорее лопнул.
Летним предвечерьем единственная улица села наполнялась скрежещущими звуками, от которых у некоторых взрослых сводило скулы. Это неугомонная ребятня с помощью выгнутых из проволоки гонялок до изнеможения гоняла ободья и старые колеса. По домам неохотно расходились распаренными, с мокрыми от пота волосами, когда темнело настолько, что переставали видеть катящееся впереди колесо.
Летом, когда ствол цикуты (у нас это растение почему-то называлось блэкит) становился достаточно толстым, мы делали так называемые сыкалки - праобраз сегодняшнего водяного пистолета. Для этого вырезали одно звено трубчатого стебля и с одной стороны оставляли оставляли узел с перемычкой. Перемычку пробивали гвоздем, поршень делали из палочки, на которую наматывали узкую длинную тряпочку до создания герметичного контакта поршня с внутренней стенкой трубки. Получалась игрушка, напоминающая шприц. Натягивая воду из луж и с силой выталкивая струю воды на несколько метров, устраивали сражения.
Из трубок бузины, длиной около двадцати сантиметров, создавали "грозное" оружие, называемое пукалкой. Для этого гладкой палочкой выталкивали мягкую пружинящую сердцевину и в просвет трубки с трудом втискивали комок жеванной пакли из конопли. Обрезали гладкую палочку таким образом, что полностью введенная, она проталкивала паклевую пробку близко к выходу.
Следом запускали второй комок пакли. Постепенно уплотняя пробки, добивались того, что, вылетевшая пробка сопровождалась громким хлопком. Для достижения успеха необходимо было обильно слюнявить пробку. Удар такой паклевой пули иногда бывал весьма чувствительным.
Особым успехом у нас пользовались трещотки. Но нам было не под силу самостоятельно делать такую "нужную" игрушку. Трещотки для нас делали взрослые, мало-мальски владеющие столярным мастерством. Мы же с удовольствием бегали, вертя над головами рамочки с деревянной шестеренкой, издающей звуки, которых я, будучи взрослым, уже не имел счастья больше слышать.
Мне нравилось наблюдать, как перед медосбором отец делал рамки и натягивал на них тонкую проволоку для крепления на ней вощины. Я брал рамку и, ударяя пальцами по натянутой проволоке, извлекал звуки струнного инструмента. Проволока при этом, как правило, расслаблялась и отцу приходилось ее перетягивать.
Чтобы отвлечь меня, в кусок доски отец вбил гвозди и натянул между ними проволоку. Получился долгожданный струнный инструмент, напоминающий нечто среднее между гуслями и балалайкой. В течение нескольких дней я не расставался с моей "балалайкой", извлекая из нее звуки самого дикого свойства и вызывая комментарии, аналогичные тем, которые звучали в ответ на дробь высохших мочевых пузырей с горохом.
Используя забитые в рамку для вощины пластинки различной длины, выломанные из пружины от загубленного мной будильника, я "изобрел" музыкальный инструмент, звучание которого напоминало мелодии народов Крайнего Севера.
Мы делали не только свистки и пищики. Из созревшего кукурузного стебля вырезали два звена с узлами. Одно звено, вырезанное у самого комля стебля, другое - потоньше. Острым ножом отделяли продольные ребра вдоль желобка. В образовавшуюся щель вставляли две спички и, оттягивая их к противоположным узлам, натягивали "струны". Это была наша скрипка. Такую же операцию производили с тонкой частью стебля. Это был уже наш смычок. Послюнявив языком струны, мы играли на скрипках собственного производства. Мы не видели никакой беды, что слюнявя струны, острыми кромками пластин мы резали наши языки. Зато какими чарующими были звуки наших скрипок! Страдивари отдыхал!
Деталями наших игрушек становились прищепки для белья, катушки из-под ниток, флакончики из-под одеколона, корковые бутылочные пробки, пуговицы. Дважды продев через отверстия в пуговице суровую нитку, завязывали узел, оставив с каждой стороны пуговицы петли по 20 -25 см. Одев на указательные пальцы петли, раскручивали пуговицу до скручивания нитки. Затем оставалось ритмично растягивать и отпускать скрученную нить.
Пуговица вращалась с бешенной скоростью, ритмично меняя направление вращения и характерное, плавно меняющееся, гудение. Особые ощущения возникали при прикасании стремительно скручивающейся нитки к волосам чубчика. Волосы стремительно наматывались на нить, вызывая незабываемые ощущения. Мы не плакали, но поворачивался невидимый кран и из наших глаз ручьями лились слезы. Определенные сложности возникали при освобождении нитки. Если наматывалось несколько волос, их, без колебаний, дернув за нитку, вырывали. Но чаще выстригали волос под самый "корень", оставляя за собой долго белеющую проплешину.
Изогнув проволоку в виде лиры, на свободных концах затягивали петли резинки, пропущенной через крупную пуговицу. Закручивали до упора пуговицу на резинке и, не отпуская, аккуратно заворачивали в пакетик из бумаги. Несведущему вручали "сюрприз", и советовали раскрыть пакетик.
При раскрытии пакетика пуговица, как живая, начинала бешено раскручиваться на резинке, издавая к тому же сильно шебуршащие звуки. Редкий получатель "сюрприза" не отбрасывал от себя внезапно "оживший" пакетик. За бурным выбросом адреналина почти всегда следовала ответная реакция "благодарности".
Позже, примерно в десятилетнем возрасте, я самостоятельно делал игрушку, которую не хотел бы видеть в руках моего внука. В торец катушки от ниток наполовину забивал патефонные иголки. Катушка одевалась на толстый гвоздь, а на узкую часть плотно завязывал и наматывал старый шнурок. Из куска жести вырезал и выгибал пропеллер, в котором гвоздем пробивал отверстия, совпадающие с патефонными иглами.
Одев пропеллер на иглы, с силой тянул шнурок катушки, вращающейся на гвозде в другой руке. Катушка бешенно вращалась, а пропеллер взмывал вверх. Вращаясь, он летел каждый раз по новой траектории. Зацепив кого-либо, он мог нанести серьезные увечья. К счастью, этого не произошло. Лишь потом, в семидесятых, я увидел такую игрушку в "Детском мире". Только пропеллер был сделан из гибкого пластика, а концы лопастей для полной безопасности соединяло тонкое пластиковое кольцо.
Сегодня пятилетний малыш, разгоняя, управляемый по радио, игрушечный электромобиль, безжалостно бьет его об стенку. Удар отдается во мне болью из-за того, что истинное чудо техники так бездумно уничтожается. При этом я чувствую глубокое сожаление. Я сожалею о том, что нынешние дети, да и взрослые, не пытаются вникнуть в принцип работы игрушки. Это и невозможно, учитывая нынешнее развитие микроэлектроники. Остается лишь утилитарный подход к современным игрушкам и не только.
Свистки из вербы и жести, пукалки из бузины и надутые воздухом свиные мочевые пузыри на расстоянии более полувека становятся мне дороже тем, что я делал их сам или принимал в этом участие. Этим постигается не только устройство игрушки, но и приобретаются технические навыки. В мозгу каждого ребенка происходил анализ полученной информации и синтез новых идей.
Накопленный опыт созидания, пусть сначала игрушек, является базой для определения приоритетных увлечений, возможного выбора будущей профессии.