Единак Евгений Николаевич : другие произведения.

Рыбацкие байки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Е.Н.Единак
  Рыбацкие байки
  
  Нахлыст
  
   Лето шестьдесят третьего. Я перешел в одиннадцатый, выпускной класс. После месячной производственной практики в Тырновской радиомастерской в августе я отправился в очередную летнюю поездку в Черновцы. Старший брат Алеша закончил медицинский институт и по направлению работал врачом в доме подопечных села Петричанка, расположенном в Глубокском районе Черновицкой области.
   Приехав в отпуск, Алеша рассказал о Петричанке.
   - А Прут далеко от села?
  Тогда мне представлялось, что все населенные пункты Черновицкой области должны располагаться по руслу Прута. Каждое лето, выезжая трамваем до конечного круга, который так и называется "Прут", я неоднократно ловил пескарей, красноперок и голавликов. Южный конечный трамвайный круг назывался "Рогатка".
  - На Пруту стоят Черновцы, - ответил Алеша. - А в Петричанке недалеко от села протекает река Сирет.
  - А рыба в Сирете есть?
  - Та же, что и в Пруту. Только речка чище. Мелковата правда. - ответил мой брат.
   Впервые меня никто не провожал и не встречал. Сойдя с поезда в Черновцах, я не взял такси, как наставлял отец. Решив сэкономить, я доехал до Соборной площади на трамвае. Потом наискось через скверики до угла Соборного парка. Вот и улица Котляревского. Сразу напротив дома развилка. Отделившись от Котляревского влево и вниз убегает тенистая улица Леси Украинки.
   До конца дня я слонялся по городу. После посещения тира, купил рыболовные крючки, поплавки и леску для завтрашней рыбалки. Подолгу рассматривал витрины большого магазина "Радио". Приобрел несколько транзисторов для себя и селеновые выпрямители для дяди Севы, моего учителя, радиомастера из Тырново. Казалось странным, что еще несколько дней назад в Тырновской радиомастерской я проходил практику, а сегодня, уже за двести километров, присматриваю рыболовные принадлежности в Черновцах.
   Долго не мог уснуть, предвкушая самостоятельное путешествие в село Петричанку. Утром, едва зазвенел будильник, я уже был на кухне. Короткий завтрак. Через три трамвайные остановки - автостанция. Купил билет и через несколько минут пыльный автобус нес меня на юг, по маршруту Черновцы - Глубока - Петричанка - Белая Криница.
   Автобус остановился у ворот дома подопечных. Шагнув на территорию за высокими воротами, мне сразу стало ясно, что такое дом подопечных. Это была довольно обширная территория, занятая несколькими, старой постройки, одноэтажными зданиями. Вековые деревья и, окружавшие их, круговые лавочки. На лавочках сидели старухи в сером. Некоторые разговаривали между собой. Но большей частью пожилые женщины сидели одиноко. Две, сидящие рядом, старухи мерно, как заведенные маятники, покачивались.
   Наблюдая за старухами, я не заметил, когда рядом со мной очутился Алеша. В своем белом халате брат смотрелся непривычно. Поздоровавшись, мы прошли к нему на квартиру, которая находилась тут же. Крохотная веранда, в углу которой прислонена удочка, узкий темный коридор, небольшая комната.
   - Отдыхай. Вот книги, - указывая на широкую книжную полку, сказал брат. - Читай! Я должен отлучиться. Необходимо выписать медикаменты, чтобы до вечера их привезли из Глубоки.
   - Я лучше схожу на речку. В какую сторону Сирет? Можно я возьму удочку?
   - Конечно можно. Только не поломай удилище. Это удочка сторожа Пантелея.
   Мы вышли во двор. Пройдя до колодца, Алеша указал на, блестевшую в долине, узкую извилистую ленту речки.
   - Пантелей все время ловит сразу за пролеском. Чуть ниже переката. Первый раз лучше бы вы сходили вдвоем. Это тебе не озерная рыбалка!
   - Справлюсь, - заверил я брата.
   Брат ушел. Вынеся удочку во двор, я обследовал ее. Удилище было из орешника, не менее трех метров длины. Замашистое, гибкое и, вместе с тем, упругое. Но дальше... Я отказывался что-либо понимать. На тонком конце удилища петелька из толстой, пожалуй, миллиметровой лески. Петелька закреплена намотанной в один ряд толстой шелковой ниткой.
  Такой же шелковой ниткой к удилищу на расстоянии не менее метра закреплены крючки для наматывания лески. Я присмотрелся... Крючки изготовлены из женских шпилек для волос. На крючках вместо лески шелковый или капроновый шнур. И лишь на конце шнура привязан длинный поводок из лески. Крючок обычный... Такую снасть я видел впервые. Ни грузила, ни поплавка.
  В самом углу двора под вековым деревом, где земля казалась влажной и рыхлой, я нашел несколько червей. Захватив, упакованные в картонную коробочку, купленные накануне крючки, грузила и поплавок, с удочкой в руке я отправился к Сирету. Тропка вывела меня за пределы двора. Сирет виднелся приблизительно в полукилометре. Довольно споро спустился по пологому склону. Справа остался пролесок. Вот и, усыпанный разнокалиберной галькой и плоскими плитками, берег.
  Река оказалась не широкой, примерно 20 - 30 метров. Вода была почти прозрачной. Поднявшись на несколько десятков метров вверх по течению, я увидел перекат. Река на перекате казалась совсем мелкой, не более полуметра. Помня слова брата, я решил не испытывать судьбу и расположился ниже переката, где река казалась казалась глубже.
  Для начала я решил привести в порядок удочку. Размотал поводок. Он оказался длиной около трех метров. Дальше шел шнур. Учитывая длину удилища, решил, что трехметровой лески мне хватит. В нескольких сантиметрах от крючка, зубами сжал дробинку грузила. Закрепил поплавок. На крючок нанизал червяка.
  Размахнувшись, забросил. Тотчас мой поплавок поплыл по течению. Увеличил глубину от поплавка. Безрезультатно. Я устал менять глубину погружения крючка с наживкой. Моя снасть упорно уходила вниз по течению. А тут еще прямо в глаза полуденное солнце и отраженные волной блики. Солнце уже стало клониться к закату, когда я почувствовал голодные спазмы под ложечкой. Вспомнил, что завтракал еще в Черновцах. Не солоно хлебавши, собрал удочку и вернулся к брату.
  Обед ждал меня в Алешиной комнате. Пообедав, вышел на улицу. У колодца Алеша беседовал с низкорослым нестарым, но уже совершенно седым мужиком. Уродливо кривые ноги, казалось, делали его еще более малорослым. Я подошел.
  - Вот и наш рыбак! - представил меня Алеша. - Пантелей сегодня перед закатом пойдет на Сирет. Имеешь желание пойти с ним?
  - Конечно! - Сказать что-либо другое я просто не мог.
  - Принеси удочку! Ее надо восстановить после твоих усовершенствований.
  Я принес удочку. Пантелей, едва взглянув на, усовершенствованный мной, инструмент, улыбнулся. Снял поплавок и грузило. Сделал все, как было.
  - Пойдешь со мной? Надо приготовить наживку...
  Пантелей жил неподалеку. Во дворе сторожа меня поразило обилие ульев и кроличьих клеток. Под навесом из дранки жевал сено крупный черный козел. Длинная борода, извитые, как штопор, массивные рога были не менее полуметровой длины. Увидев меня, козел натянул веревку, встал боком и исподлобья неотрывно следил за мной.
   Пантелей пошел к пчелам. Открыв один из ульев, стал собирать трутней. Помещал их Пантелей в проволочную, похожую на маточную, клетку, только побольше. Набрав трутней, пчеловод с помощью специального крючка стал выбирать из сот запечатанные белые личинки. Личинки аккуратно укладывал в круглую коробку из-под монпансье. Поймав несколько пчел, поместил их к трутням.
   По дороге к Сирету разговорились. Украинская речь Пантелея звучала точь-в-точь, как говорят по-украински жители, соседнего с Елизаветовкой, молдавского села Плопы. Я спросил Пантелея:
   - Пантелей! Вы не молдаванин?
  Пантелей отрицательно покачал головой:
   - Нет, я румын.
   - А что? Петричанка румынское село?
   - Нет! Петричанка украинское село. Тут румын всего лишь несколько семей. Я сам из Сучевен. - Пантелей указал рукой вправо через Сирет. - Сучевены стопроцентное румынское село. Тут недалеко, всего три километра.
   Прибыв на берег реки, Пантелей тщательно убрал часть берега, с которой предполагалось ловить. Вырвал сорняки, отбросил камешки. Я наблюдал. Размотал шнур и уложил его кольцами на расчищенное место. Крючок с леской провел сквозь петлю на конце удилища. Наживил на крючок трутня.
   А дальше Пантелей творил что-то близкое к фокусничеству, граничившему с волшебством. Отпуская левой рукой шнур, правой Пантелей рисовал в воздухе сложные петли. Я только успел заметить, что леска с крючком, выписывая пируэты, с каждым замахом в полете удаляется от рыбака. Наконец Пантелей со свистом послал снасть наискось против течения.
   Трутень в виде черной точки был отчетливо виден на поверхности движущейся воды. Когда трутень поравнялся с нами, Пантелей стал понемногу стравливать шнур. В какой-то миг мне показалось, что на месте трутня лопнул пузырь. Пантелей стал быстро выбирать шнур. По тому, как изогнулся и задрожал конец удилища, я понял, что на том конце шнура и лески сопротивляется рыба.
   Пантелей левой рукой выбирал шнур. Когда он отпускал шнур для перехватывания, указательный палец правой руки в это время прижимал шнур к удилищу. Наконец на поверхности воды показалась голова рыбы. Я был разочарован. Ожидал увидеть добычу более солидного размера. Пантелей вывел рыбу на отмель, затем на берег. Я уже видел, что рыбак тащит голавля.
  - Клян! - сказал Пантелей.
  Я не понял. Переспросил:
  - Что вы сказали?
  - Клян! Головень!
  Я догадался, что головень по-украински и есть голавль. А клян, вероятно, название голавля по-румынски.
   Пантелей продолжал метать снасть. Рыба в тот день клевала довольно активно. Скоро я узнал, что пескаря зовут плевушка, а окуня - бибан. Карась и по-румынски карась.
   Глядя, как Пантелей ловко метает снасть и тащит рыбу, меня точил неуемный червь желания испытать ощущения рыбалки нахлыстом самому. Наконец Пантелей собрал кольцами шнур и передал мне удочку. Наживив свежего трутня, я попытался повторить все действия Пантелея, которые я, казалось, заучил наизусть.
   Первый замах вышел, по моему разумению, удачным. Но далее... То забуду во время замаха отпустить пальцем шнур, то леска с крючком зацепит траву, оставив в ней трутня. Если Пантелей забрасывал наживку в строго определенную точку, у меня наживка, в лучшем случае, летела перпендикулярно берегу.
   Очень скоро я вернул Пантелею его снасть:
   - Не получается! Только время теряем.
   - Завтра пойдешь с утра. Будешь учиться бросать и выводить снасть. Трутней хватит...
   Дальше Пантелей ловил на белые личинки трутней и пчел. На них больше клевали красноперка и карась.
   - Личинки очень лакомые для карасей. - комментировал рыбак.
  Перед закатом Пантелей сумел вытащить несколько крупных, грамм триста-четыреста, карасей.
  Несмотря на то, что рыбу ловил Пантелей, боль в ногах, тяжесть и усталость в пояснице достались мне. Когда солнце стало опускаться к линии горизонта, мы направились домой. Рыбу Пантелей забрал с собой.
  Уже стемнело, когда в дверь Алешиной квартиры постучали. Вошел Пантелей, держа перед собой плетеную из ивовых лоз корзинку, накрытую рушником. В корзинке был нарезанный хлеб, молодой чеснок. На продолговатом блюде в ряд расположились несколько крупных жареных карасей.
  Проснулся утром, когда солнце было высоко. Алеши не было. Я вспомнил. По утрам он делает обход всех своих старушек. Наскоро позавтракав, уложил в авоську клеточку с трутнями и круглую коробку с личинками. Из трутней в живых за ночь остался только один. Схватив удочку, поспешил на Сирет.
  На берегу расположился там, где вчера стоял Пантелей. Наживил крючок, забросил просто как удочку. Трутень поплыл по течению. Я старался равномерно стравливать шнур. Когда весь шнур был стравлен, я почувствовал несильный рывок. Стал вываживать шнур, стараясь уложить его кольцами. В итоге я вытащил небольшого голавлика.
  Попробовав несколько раз повторить забросы Пантелея, я, как говорят, плюнул на правила. Забрасывал метров на пять от берега крючок и, по накатанному способу, травил шнур. Мой улов тогда был значительно скромнее Пантелеева. К двенадцати часам я вернулся на Алешину квартиру. Рыбешек Алеша отдал Пантелею.
  Это была первая и последняя моя рыбалка нахлыстом. Случилось так, что я не имел возможности рыбачить на какой-либо реке. Днестр не в счет. Хотя... одна такая возможность была. Но я не воспользовался ею вполне осмысленно...
  
  Ранним воскресным утром двадцать первого июня 1992 года я вылетел рейсом Харьков - Уфа на самолете ТУ 154. Прибыв в аэропорт УФА, в течение часа я вылетел самолетом АН 32 рейсом Уфа - Белорецк. В одиннадцать с минутами я был в центре Белорецка. Поселился в гостинице "Белорецк". Позвонил знакомым, с которыми договорился о встрече в понедельник.
  - Как здорово, что вы прибыли сегодня. Через три часа мы выезжаем на Белую с ночевкой. Будем ловить хариусов нахлыстом. В Молдавии вам такой рыбалки и ощущений не испытать. Ждем вас!
  Я положил трубку. Действительно здорово! Вспомнил Черновцы, Петричанку. Нахлыстом уже давно ловят со спиннинговой катушкой. Когда еще будет возможность порыбачить на Белой?
  Отложил две бутылки коньяка. Помылся. После длительных перелетов прилег отдохнуть. Включил телевизор. Как раз передавали новости. И, как обухом по голове:
  - Обострившаяся 19 июня обстановка в Приднестровье сегодня накалилась. По линиям соприкосновения идут жестокие бои. На станции Тирасполь полностью перекрыто железнодорожное сообщение...
  Во мне все онемело... Я вспомнил: мой младший тринадцатилетний Женя сейчас у родителей жены в Вапнярке, под Одессой. Поезд идет через Тирасполь! Я никому ничем не смогу помочь... Для начала надо туда добраться... Но рыбалка в мое состояние уже не вписывается. Не смогу я отдаться рыбалке!
  Сунув в портфель бутылки, я поспешил к знакомым. Встреча была радушной. Когда я сообщил, что на рыбалку не еду, у рыбаков округлились глаза. Я рассказал о последних новостях. Поддержал меня единственный человек. Это был старый рыбак, участник Великой Отечественной войны.
  В понедельник с утра я был в отделе сбыта Белорецкого металлургического комбината. Мои знакомые, оставив свои дела, в течение часа сделали то, что обычно требует трех-четырех часов. Они же доставили меня в аэропорт. Шла посадка на самолет рейсом Белорецк - Уфа. С билетом на среду, меня посадили в самолет в понедельник. В Уфе ждал недолго. С билетом на среду, улетел в понедельник рейсом Уфа - Киев. После обеда посадка в Борисполе. Через сорок минут я был на железнодорожном вокзале. Еще через двадцать минут поезд Москва - Ивано-Франковск уже уносил меня от Киевского вокзала. В одиннадцать часов вечера я ужинал дома.
  
  
  
  Ночь на Днестре.
  
  Начало моих летних каникул после первого курса совпало с пребыванием в Вережанах, где брат Алеша заведовал сельской участковой больницей. Гуляя с пятилетним племянником, я спускался по извилистым улочкам на северную околицу села. В километре от Вережан, казалось, очень далеко внизу нес свои воды Днестр. Правый, более крутой, склон в прибрежной своей части был занят широкой, разрезанной вдоль железнодорожным полотном, лентой леса. Напротив западной окраины села реку разделял длинный, но узкий, сплошь заросший низкорослым лесом, остров.
  В одиночку по крутому склону я спускался к Днестру. Причудливо петляющей узкой дорогой я добирался до самого крутого поворота. Направо дорога вела к полустанку "Вережаны". Я же, узкой, едва утоптанной тропой, спускался сквозь лес и выходил на берег реки. После длительного, почти километрового крутого спуска извилистой тропкой от Вережан до самой реки с непривычки ныли ноги.
  Закинув донки, я растягивался на крутом берегу. Раздевался. Подставлял свое тело лучам жаркого июльского солнца и наслаждался тишиной. После напряженного учебного семестра и, казалось, бешенной, нескончаемой гонки во время сессии, берег Днестра, жаркое солнце и тишина, прерываемая лишь одинокими всплесками рыбы в реке, казались нереальными.
  В такие недолгие минуты я сам себе представлялся нереальным. Меня часто не покидало ощущение, что вот сейчас, открою глаза, а передо мной вместо реки, леса, неба и солнца тусклые обои на стенах комнаты в общежитии, запах формалина в анатомке, гул голосов студенческой братии в аудитории. А завтра... очередной, словно шаг через пропасть, экзамен.
  Рыба клевала вяло. Чаще всего я приносил нескольких красноперок, пескарей. Один раз принес довольно крупного, по моим меркам, длиной сантиметров двадцать, голавля. Потом решил добраться до острова. Вода была прозрачной, дождей не было. До острова я добрался вброд. Вода была мне по грудь. Наживка на, заброшенных с нижнего края острова, донках осталась нетронутой.
  Мне не давали покоя богатые уловы недалекого соседа, колхозного электрика Георгия. Его жена, акушерка Мария Ивановна, довольно часто угощала семью брата различной рыбой. Приносила Мария Ивановна рыбу, чаще всего, чищенной и подсоленной. Один раз принесла несколько довольно крупных ломтей жареного сома.
  Я настойчиво и довольно подробно расспрашивал Георгия о способах рыбалки на Днестре, его самом крупном улове. Брат, услышав мои вопросы, уже дома сказал:
  - Браконьер твой Георгий, хоть и спасибо ему за рыбу. Донки и удочку носит с собой для вида. Ловит больше фаткой и путанкой. Один раз рыбинспекция поймала его утром, когда он выбирал перемет. Как он выпутался из той истории? Не знаю. Молчит. И снова на ночь протягивает переметы и путанку от берега до острова. Только выбирает их раньше, когда начинает светать.
  Однажды Георгий пригласил меня составить ему компанию на рыбалку в ночь. Не знаю почему, но Алеша отнесся к этой идее прохладно. Я же с восторгом принял предложение Георгия. Брат сказал:
  - Все прелести ночной рыбалки оценишь завтра утром. Когда вернешься. И оденься как следует. Возьми мой свитер и плащ-накидку!
  Свитер и плащ-накидку в июле? Зачем?
   Когда я собирался, Жанна, жена брата, достала из чулана бутылку самогона. В бутылке плавали два красных перца. На дне лежал слой мелко нарезанного чеснока.
  - Возьми с собой! Георгию должно понравиться. Перец и чеснок настоен на крепчайшем самогоне. Больше пятидесяти грамм не выпить, зато греет здорово. И аппетит после этой настойки волчий.
  Уложив в авоську бутылку, булку хлеба, по куску сала и брынзы, я пошел к Георгию. Отдав мне потертый и выцветший солдатский вещмешок, Георгий нес сложенную фатку. Расположились мы в лесу на утесе обрывистого правого берега Днестра. Было еще совсем светло, хотя солнце уже спряталось за, находящимся на горе, селом. Пологий склон противоположного берега был освещен желто-оранжевым заревом.
  На украинском берегу, покрикивая, щелкали то ли кнутами, то ли нагайками пастухи. Впереди пастухов неспешно двигалось к селу стадо коров. Двигаясь, коровы выбивали копытами, медленно оседающую далеко за стадом, пыль. Отчетливо, словно совсем рядом, с украинского берега доносилась предвечерняя перекличка петухов, лай собак.
   Георгий, поручив мне донки, поднялся по лесистому склону. Вскоре послышался, словно редкие выстрелы, треск ломаемых сучьев. Георгий приволок целый ворох сухих веток. Потом с трудом, волоком притащил два сухих ствола.
   - Ночь будет прохладной. А у костра будет тепло.
  Вечерело. Постепенно уходила назойливая духота. По течению Днестра потянуло, вначале показавшейся приятной, прохладой. Несмотря на полное безветрие, ощущался, тянущий с верховья реки, сквозняк. Я зябко поежился. Закинув две донки, по ступенькам, выбитых ногами в прибрежной глине, я поднялся на утес. Одел Алешин свитер. Стало теплее.
  Георгий вовсю цедил воду фаткой. Периодически вываживал фатку на берег, выбирал скудный улов. Оставив фатку в воде, выбрался на утес. Из кирзовой сумки, перекинутой через плечо, вытряхнул улов. В основном это была мелочь, среди которой выделялся довольно крупный карась и три-четыре плотвы.
  - Я разведу костер. Надо почистить рыбу. Помоешь ее в реке. Вон там, на опушке срежешь листьев лопуха. Принесешь сюда.
  Гергий занялся костром. Краем глаза я наблюдал за ним. Все, что происходило сегодня на берегу, было внове и казалось интересным. Георгий расположил стволы комлями к центру. Между стволами, словно священнодействуя, не спеша укладывал толстые сучья в виде колодца, на дно которого уложил скомканную газету. На газету высыпал тонкие сухие веточки. Свое сооружение обкладывал мелким хворостом. Хворост обкладывал сучьями потолще в виде конуса.
  Наконец, закрепив в расщепленной хворостине небольшой листок бумаги, зажег. Хворостину с горящей бумагой сбоку сунул на дно колодца. Газета занялась почти мгновенно. Наш костер разгорался.
  Я почистил рыбу, помыл ее в речной воде. Поднялся наверх. Георгий снова нашел мне работу:
   - Спустись к самой воде. Набери вязкой глины и неси ее сюда.
   - Зачем?
  Георгий не ответил. Проследив, куда ветер несет дым костра, поправил сухие стволы. Принесенную глину Георгий поручил мне тщательно вымесить. Сам же занялся потрошеной рыбой. Посолил, поперчил, в брюшко каждой рыбы вложил по половинке лаврового листа. Листья лопуха подержал над тлеющими углями костра. Когда листья обвисли, нарезал длинные полосы, которыми аккуратно, в несколько слоев обернул, словно обинтовал, рыбу. Потом обмотал нитками. Каждую завернутую в лопух рыбу помещал между двумя лепешками глины. Обмазывал. Я последовал его примеру. Скоро вся рыба была запечатана в глину.
   Вокруг стремительно темнело. Наказав мне поддерживать костер, Георгий вернулся к фатке. Минут через десять позвал меня вниз, к воде. Я спустился.
   - Собери донки. На них никакой надежды. Вода помутнела и стала подниматься. Где-то выше по Днестру прошли сильные дожди... А может и сейчас идут. К утру в мутной воде рыба пойдет в фатку. Без рыбы не вернемся.
  Подвесив на выступающий корень фатку, мы поднялись наверх. Костер успел превратиться в груду ярко тлеющих углей. Георгий сгреб в сторону часть углей, уложил в один слой лепешки глины с рыбой. Рыбу в глине укрыл углями. Комли стволов пододвинул вплотную к тлеющим углям и сверху снова навалил хворост.
  Я расстелил плащ-накидку. Накрыли импровизированный стол. Георгий порезал сало, брынзу и огурцы, почистил чеснок. Достал из вещмешка, приготовленные супругой, плачинты. Положил их на сухие стволы поближе к огню:
  - Пусть нагреются. Будут вкуснее.
  Георгий снова сунул руку в вещмешок и достал, обитую, с множественными мелкими вдавлениями, баклажку. Я достал мою бутылку. Георгий заинтересованно протянул руку.
  - А это что?
  Посмотрел сквозь бутылку на пламя костра. Вынул пробку. Понюхал. Налил себе полную стопку:
   - Будем здоровы!
  Опрокинув стопку, несколько мгновений сидел с выпученными глазами. Потом, не дыша, надолго зажмурился. Взяв на ощупь огурец, стал быстро жевать. Перевел дух. Потом стал закусывать салом с чесноком.
   По совету Жанны я налил себе пол стопки. Проглотив, почувствовал спускающийся по пищеводу, огонь. Во рту все горело. Я закашлялся. Георгий протянул мне огурец. Я мгновенно перемолол и проглотил огурец. Потом ел все без разбора. А огонь внутри продолжал бушевать. Я протянул руку к плачинте. Георгий оперативно подал. Взял себе.
  Наконец, пожар в груди стал стихать. Мы перевели дух. Георгий закурил "Нистру". Промолвил:
  - Вот это водка!
  По мере сгорания стволов, мы подвигали их к углям. Георгий стал разгребать угли:
  - Должна быть готова рыба.
  Мы разбивали глину и освобождали запеченую рыбу. Лопух легко отставал от рыбы. Наконец мы освободили из глиняного плена всю рыбу. Георгий налил себе чуть больше полстопки. Подумав, долил доверху. Вылил в себя водку. Вторую стопку Георгий перенес более мужественно и профессионально. Протянул мне стопку. Повторить такие яркие ощущения у меня не хватило духа.
  Рыба казалась необычайно вкусной. Скорее всего не только казалась. Скоро от, еще пару часов назад живой, рыбы остались две горки костей. Насыщение не наступало. Георгий снова закурил. Я убрал наш "стол".
  Стали готовиться к отдыху. Я предложил улечься на плащ-накидке вдвоем. Георгий отказался.
  - Я ложиться не буду. Буду сидеть у костра. Так, сидя, и перекимарю.
  Я завернулся в накидку и, свернувшись, прилег у костра. От тлеюших углей и стволов приятно грело. Однако спину постепенно охватывал, проникающий вглубь груди, холод. Я повернулся, подставив теплу спину. Тепло в поясницу возвращалось очень медленно. Я чувствовал, что меня начинает одолевать мелкая дрожь. Я сел. Георгий продолжал курить.
  - Сидя, не так быстро остываешь. Поворачиваться легче. Я никогда не ложусь. - сказал Георгий.
  Я забылся. Очнулся от, доносившегося снизу, крика Георгия:
  - Вставай! У нас не больше получаса. Вода прибывает очень быстро!
  Держась за выступающие корни, я быстро спустился. Георгий подсвечивал мне фонариком. Спустившись, я увидел, что до обрыва осталось не более полутора метров пологого берега. Вода поднималась на глазах.
   Георгий командовал:
   - Я буду поднимать фатку и поворачивать к тебе. Ты быстро проверяешь фатку, выбираешь рыбу и быстро отходишь. Иначе через пять минут от брызг будешь мокрый насквозь!
   Георгий опустил в фатку плитку плоского камня:
   - Чтобы фатка быстро опускалась до дна!
  Георгий передал мне свою кирзовую сумку. Мы стали работать. Георгий поднимал фатку, поворачивал ее ко мне. Я подтягивал к себе центр фатки и забирал, попавшую в снасть, рыбешку. Шла одна мелочь. Скоро я ощутил, что мои руки и плечи стали мокрыми. Одновременно меня охватывал, пронизывающий насквозь, холод. Я поймал себя на мысли, что желаю более быстрого подъема воды. Тогда мы поднимемся и придвинемся к спасительному теплу костра.
   Внезапно Георгий закричал:
   - Быстрее! Помоги поднять фатку! Кажется сом!
  Я кинулся к Георгию. Схватился за шест.
   - За веревку хватайся! Встань за мной! Быстро! Тяни!
  Георгий опустил шест на берег, наступил ногой.
   - Тяни! Изо всех сил!
  По веревке я ощущал в фатке что-то живое, плавно ворочащееся и неимоверно тяжелое.
  - Сом! Тяни!
  Я добросовестно тянул.
   Сдавленным голосом Георгий закричал снова:
   - Как поднимем чуть над водой, разворачивай к берегу.
  Я продолжал тянуть изо всех сил. Мы не видели фатки, не видели, что находится в ней. По нарастающей тяжести я ощутил, что тяжелое тело рыбы удалось приподнять над водой. В это время в фатке что-то заворочалось и неожиданно резко и очень сильно ударило.
  - Разворачивай!
  Я сделал шаг вправо и продолжал тянуть. Внезапно в фатке снова что-то сильно ударило. Вцепившись в веревку, я повалился на узкую полосу берега. Георгий упал на меня. Выругался.
  - Ушел! Порвал фатку и ушел!
  Мы поднялись. Прислонив фатку к обрыву, вскарабкались наверх. Вытянули за собой фатку. Георгий включил фонарик. В центре фатки была огромная прореха, через которую мог бы протиснуться человек.
   Я чувствовал себя виноватым. Мне казалось, что сома мы упустили по моей неопытности и оплошности. Георгий снова выругался:
   - Камень! Камень под тяжестью рыбы разорвал несколько ячеек. А дальше сеть порвалась от рывка!
  У меня отлегло от сердца. Чувство собственной вины улетучилось. Я только чувствовал крупную дрожь в руках.
   Подсвечивая себе фонариком, мы снова собирали валежник, ломали сухие ветки. Костер разгорелся довольно резво. Мы придвинули вплотную к пламени костра стволы. Согревались мы долго. Георгий налил себе третью стопку огненного снадобья. А я без водки почувствовал под ложечкой болезненные голодные спазмы. Остатки провианта мы уничтожили очень скоро.
   Стало светать. Я вспомнил, что уходя на рыбалку, забыл часы. Потом чертыхнулся:
  - Какая разница?
  Мы собрали наши вещи и снасти. Георгий сложил и свернул фатку, связал шест с дугами. Когда мы тронулись в обратный путь, я увидел, спускающегося к нам по тропе, Алешу.
  - Как рыбалка? - и тут же спросил меня. - Ты не замерз?
  - У нас костер горел всю ночь...
  - А рыба ваша где?
  Георгий остановился и, развернув фатку, продемонстрировал Алеше прореху, сквозь которую ушел сом.
  - Такая тяжелая рыба мне еще не попадалась. - сказал Георгий.
  Алеша, в свойственной ему манере шутить, спросил:
  - И что? Даже за хвост не сумели схватить? Эх вы, рыбаки-слабаки!
  
  
  
  
  Гайка
  
  Этим же летом я попросил Володю, водителя горбатого "Запорожца" Вережанской больницы взять меня на рыбалку на одно из озер колхоза. Володя сказал:
  - Как закончу с ремонтом машины, так и поедем.
  "Запорожец" был выделен Вережанскому сельскому врачебному участку в 1965 году как поощрительная премия за одно из первых мест при подведении итогов работы за год и ко дню медицинского работника. Алеша, будучи главным врачом, гордился призовым местом и выделенным санитарным транспортом. Но в том горбатом можно было перевезти разве что больного пса. "Запорожцем" Алеша гордился недолго. Уже через полгода одна неисправность обгоняла другую. Точно так же, не успевая ремонтировать, сменяли друг друга и водители. Прижился один Володя.
   Наконец, в один из дней Володя, подъехав к дому, где жил брат, обнадежил меня:
   - Завтра едем на Мерешовское озеро. Но выехать надо перед рассветом. Чтобы утро встретить на озере. Тогда будем с рыбой.
   - Какие снасти брать? На что будем ловить?
   - Никакие снасти не нужны. Обычные удочки, донки не годятся. Я возьму с собой снасти на двоих. Надо накопать побольше красных навозных червей.
  Червей я накопал на окраине села, где в глубокий овраг сваливали мусор и навоз. Завел будильник на четыре часа утра.
   Будильник не подвел. Вставать почему-то расхотелось. Но в это время я услышал короткий гудок "Запорожца". Я быстро оделся и вышел. Взял припасенных червей. С трудом слегка открыл дверь и протиснулся на пассажирское сиденье. Мешали две палки, каждая длиной около двух метров, одним концом упирающиеся в спинку заднего сиденья. Другой конец через приспущенное окно более, чем на полметра находился вне машины.
  - Поехали!
  От недосыпа слегка подташнивало. Утренняя прохлада вызвала легкий озноб, заставивший почему-то подрагивать подбородок и нижнюю губу. Минут через пятнадцать открылось озеро. Это был пруд, плотину которого возвели пять-шесть лет назад. На плотине росли совсем еще крохотные ивы. Вдоль плотины, стоя и на корточках, держа в руках удилища, расположились несколько рыбаков. Берега же были пустынными.
  - Давай остановимся подальше от мужиков. Вот здесь.
  - Ловить будем с плотины, - ответил Володя. - с берега мы ничего не поймаем.
  - Почему?
  - Сам не знаю. Но на этом озере рыба клюет только у плотины.
  Мы прошли треть плотины, когда сидящий с удочкой рыбак, поздоровавшись с Володей, сказал нам:
  - Располагайтесь рядом. Будет веселее. Курить есть, Володя?
  Протянув сигарету, Володя стал готовить удочки. Я подошел поближе. Таких я еще не видел! В качестве удилища - палка длиной около двух метров. Диаметр тонкого конца такого "удилища" никак не не менее одного сантиметра. В канавке тонкого конца затянута довольно толстая леска. Я присмотрелся. Никак не меньше полумиллиметра.
  Поводки короткие, леска немного меньше диаметром. Самих поводков с крючками не менее пяти. Крючки обычные. На конце толстой лески, длиной чуть более трех метров, единственное грузило, роль которого выполняла массивная гайка. И все! Никаких грузиков у крючков. Нет и поплавка.
  Взяв, выделенную мне удочку, я стал повторять действия Володи. Все оказалось до смешного просто. Наживив на крючки червей, мы забросили наши удочки. Я отметил. Наклон лески довольно крутой. Значит глубина у плотины приличная! Удилища все рыбаки держали в руке так, что в любую секунду готовы были подсечь.
  Стоящий рядом рыбак вдруг взметнул удилище кверху. На одном из крючков был карп чуть более полукилограмма. Внезапно я почувствовал рывок. Непроизвольно дернул. Получилось, что подсек. На противоположном конце лески туго билась рыба. Я подвел ее к плотине и вытащил. В это время натянулась леса на Володиной удочке. Володя, подтащив рыбу к плотине, перехватил леску рукой. Через короткое время почувствовал рывок я. Рыба шла стандартная. Схода рыбы с крючка не было.
  В это время из-за горизонта показалось солнце. Володя сказал:
  - У нас еще десять-пятнадцать минут. Потом надо сматывать удочки.
  - А что, больше не разрешают?
  - Нет, просто не клюет.
  Загадок все прибавлялось. Ответов на них не было. Почему удочки без поплавка? Почему гайка? Я спросил, стоящего рядом рыбака:
  - Почему именно гайка? Разве нельзя по весу подобрать свинцовое грузило?
  - Нет! Идут только гайки, - ответил рыбак. - Чем больше, тем лучше!
  Мне стало смешно. Вспомнил чеховского "Злоумышленника".
   В течение довольно короткого времени я вытащил пять рыбин. Володя больше. В какой-то момент я заметил, что по всей шеренге, находящихся на плотине рыбаков, перестало клевать. Я посмотрел на Володю:
   - Что? Неужели все? Больше клевать не будет?
   - Посидим еще немного. Но клева, скорее всего, не будет.
  - Почему?
  Володя пожал плечами и кивнул в сторону, стоящих рядом, рыболовов. Освобождая крючки от червяков, они спиралью наматывали леску на свои импровизированные удилища. Слегка натягивая поводки, крючки вонзали в удилище. Володя последовал их примеру. Я решил быть настойчивым. Не может быть так, что клюющая каждую минуту рыба вдруг перестает хватать лакомого червя! Рыболовы гуськом взяли курс на Мерешовку. Два молодых парня, оседлав мотоцикл, задымили в сторону Ленкауц. Через минут пятнадцать смотал свою "удочку" и я.
  По дороге я расспрашивал Володю об особенностях рыбалки на, недавно покинутом, озере. Его ответы мало что прояснили.
  - С тех пор, как возвели плотину и запустили карпа, все время так клюет. Но ловят не все. Разрешение дает только председатель или бригадир огородной бригады. Если бы разрешили всем, то на плотине каждое утро была бы туча рыбаков. И рыбу закончили бы очень скоро. Разрешение на сегодняшнюю рыбалку выхлопотал нам Алексей Николаевич. Алексей Николаевич - это мой брат.
  - Но почему клюет только на рассвете и такое короткое время. Почему рыба не ловится в других местах на этом озере? Почему не клюет на другие снасти?
  Ответов на эти и другие вопросы не было.
  
  Я навестил это озеро через добрых два десятка лет в компании ныне покойного коллеги, страстного рыбака. Вокруг озера раскинулся обширный колхозный огород. На дальней делянке работали женщины. Поодаль стояла оранжевая "копейка". Скоро машина тронулась и через минуту притормозила возле нас. Молодой человек представился бригадиром.
  Вглядевшись в моего спутника, оживился:
  - Здравствуйте, Ливиу Павлович! Решили порыбачить? Пожалуйста! Только рыбы в озере не стало. Мальков не запускают. Несколько лет назад фрунзенские по ночам несколько раз большим неводом прошлись. Сосед рассказывал, что раньше, я еще пацаном был, рыбы было много. Ловили с плотины.
  Я подтвердил его слова:
  - На этом озере я рыбачил в шестьдесят шестом. Действительно, клевала рыба только у плотины. До сих пор не перестаю задавать себе вопросы: Почему рыба клевала только у плотины? Почему успех был только на рассвете летом? Почему рыба не ловилась на другие снасти?
  - Я слыхал об этом. Сосед работал тогда сторожем на этом озере и, по совместительству, считался рыбоводом. Он рассказывал, что озеро запрудили в конце пятидесятых, когда стали строить Фрунзенский, тогда Гырбовский сахарный завод с цехом лимонной кислоты. Воды надо было много. Было несколько трубопроводов, в том числе из Днестра. Глубина у плотины в этом озере достигала тогда семи-восьми метров. Раньше тут была глубокая долина с широким оврагом.
  - Что касается клева, - продолжил бригадир, - сосед говорил, что рыбу колхоз обильно кормил с плотины. Сосед сам вывозил зерноотходы на бестарке и по желобу сыпал в озеро вдоль плотины. Поэтому и клевала рыба у плотины.
  Помня о бредне для раков в багажнике нашей машины, я спросил:
  - Раки в озере есть?
  - Раньше было очень много. Но выезжают несколько бригад с Фрунзе. С частыми небольшими неводами. Ночью цедят озеро так, что утром весь берег завален водорослями.
  Я понял, что после невода в этом озере с удочками и нашим коротким бреденьком делать нечего. На многое я получил сегодня разъяснения. Остался один, не имеющий до настоящего времени ответа, вопрос:
  - Почему в прикормленном месте рыба клевала только на рассвете?
  
  
  
  Уха
  
  Говорят, что в числе прочих мужских достоинств, каждый мужчина считает себя, непревзойденным в рыболовном искусстве, умении приготовить шашлык и водительском мастерстве. Не составляют исключения рецепты и способы приготовления уха. В этом я имел возможность убедиться в конце шестидесятых, будучи на летней производственной практике в Окницкой больнице.
  Брат, работавший тогда заместителем главного врача, однажды сказал:
  - Завтра после обеда Руденко едет в Бырново на рыбалку. Я попросил его взять тебя с собой. Озеро там знатное, да и рыба вкусная. Рыбу в озере там колхоз кормит от весны до поздней осени.
  Руденко Иван Федорович, средних лет, врач-фтизиатр, заведующий противотуберкулезным кабинетом Окницкой поликлиники. Любящий удовольствия, исторические и пикантные романы, был великолепным охотником и заядлым рыболовом. Отвечал всем требованиям, соответствующим определениям жизнелюба, сибарита и гурмана. На рыбалку выходил, невзирая на сезон и погодные условия. Великолепно вялил и коптил пойманную рыбу. Мастерски варил уху и готовил шашлыки.
  Сказать, что я был рад - ничего не сказать. Я наслышан об этом колхозе и озере. Колхоз-миллионер. Председатель колхоза трижды орденоносец по фамилии Сангели. Огромное озеро кишит крупными карпами. Ловить там категорически запрещено. Разрешение на ловлю удочками дает только председатель.
  После обеда на мотоцикле с коляской за мной заехал фельдшер Бырновского медпункта Григорец Григорий Емельянович. На лацкане его пиджака поблескивал рубином значок "Отличнику здравоохранения".
  - Ого - подумал я, - Это как надо работать фельдшером, чтобы стать отличником здравоохранения. Алеша доктор, заместитель главного врача, оперирует на печени, делает резекции желудка, оперирует при переломах костей, а такого значка не имеет.
  Тогда в моих мыслях значок "Отличнику здравоохранения" был приравнен к ордену.
   Я взгромоздился на заднее сиденье мотоцикла. Григорий Емельянович спросил:
   - Тебе больше нравится на сиденье сзади?
   - Иван Федорович старше, пусть садится в люльку.
   - Руденко уже поехал с Толей Крыжанским.
  Толя Крыжанский (Анатолий Владимирович Крыжанский, товаровед Окницкого сельпо, жизнелюб, весельчак и выпивоха был сыном Крыжанского Владимира Исааковича, орденоносца, Почетного железнодорожника СССР. Знак "Почетный железнодорожник СССР" за номером 11 старому Крыжанскому вручил тогдашний нарком путей сообщения Каганович, чем Владимир Исаакович чрезвычайно гордился и часто рассказывал в компаниях и на торжествах по случаю праздников железнодорожников Окницкого депо.
   - Тогда поехали!
   Через минут пятнадцать мы уже были на озере. Расположилась вся компания под тремя вековыми ракитами, недалеко от вагончика, служащего сторожкой. Иван Федорович Руденко сидел на берегу, неотрывно глядя на поплавки своих удочек.
  Григорий Емельянович сказал:
  - Познакомься! Это главный зоотехник колхоза Захарьев Владимир Николаевич! Крыжанский Анатолий Владимирович... А вот и наш главный специалист - рыбовод Георгий Харлампович.
  Затем Григорий Емельянович представил меня. Познакомились.
   Рыбовод Георгий Харлампович ушел в дальний конец озера. Я подошел к рыбачившему доктору Руденко.
   - Клюет? Иван Федорович!
   - Пока ничего. Вряд ли что-либо сегодня возьмем. Так, ухи поедим, отдохнем, и домой. Георгий Харлампович даст по несколько рыбин.
   - А уху из чего-то надо варить?
   - Рыба у него поймана еще с утра. Хитер Жора. Никому не показывает, где прикормлена рыба. Карпов ловит на этом озере. Даже председатель не знает, где у него прикормленные места. Ершей и окуней берет в небольшом озере по ту сторону холма.
   - Как же он ловит столько много?
   - Ершей и окуней он ловит фаткой. Это несложно. Да и карпов, мне кажется, ловит тоже фаткой. Ни одной поврежденной губы. Пустит в садок и ждет гостей.
   - Вы не знаете, где его прикормленное место?
   - Никто не знает. И мне не показывает, несмотря на то, что в пятидесятых я лечил его от туберкулеза. Сколько раз пришлось ему поддувание делать! Думали, что не выкарабкается. А он вот жив и здоров.
  - Следить не пробовали?
   - Как же? - ответил Иван Федорович. - Сам полдня сидел в кустах за холмом со стороны Липника. Хитер!
   Минут через пятнадцать вернулся Георгий Харлампович с небольшим садком, в котором трепыхались ерши и окуни. Я присмотрелся. Все окуни были уснувшие. Протянув садок Захарьеву, Георгий Харлампович вытащил из воды длинный садок, в котором было не меньше 10-15 килограмм крупного карпа.
  - Видишь, я что тебе говорил? - тихо сказал Иван Федорович.
  Сообща стали чистить рыбу. Ершей и окуней Георгий Харлампович не чистил. Вынимал жабры и вспарывал животы. Все внутренности вынимал и бросал, постоянно сопровождающей его, небольшой кудлатой дворняге. Вся шерсть пса была усеяна клубками репейника, свисающего по бокам и, казалось, оттягивающего хвост собаки до самой земли.
  Подошел, оставивший в воде удочки, Иван Федорович. Стал чистить карпов. Рыбины были еще живыми, сопротивляясь, трепыхались в руках доктора. Он обездвиживал рыб уколом перочинного ножа у самого черепа. Рыба мгновенно переставала сопротивляться. Я вспомнил. Вот так на занятиях по биологии и физиологии мы обездвиживали подопытных лягушек. Только, нагнув пальцем голову, спицей разрушали спинной мозг.
  Попробовал и я. У меня так ловко не получалось. Рыба, казалось, начинала трепыхаться еще больше.
  - Не так! - повернулся ко мне Иван Федорович. - Ножик должен быть острым. Втыкая разрезом поперек, конец лезвия направляешь к голове, еще чуть вкалываешь глубже и выворачиваешь острие к хвосту. Рычагом рвешь спинной мозг.
  Я попробовал. Стало получаться несколько лучше. Но так, как обездвиживал рыбу Иван Федорович, я не научился до сих пор.
  Георгий Харлампович обратился почему-то ко мне, скорее всего, как младшему по возрасту:
  - Так что мы сегодня варим?
  Я недоуменно пожал плечами:
  - Уху.
  - Как правильно варить уху?
  - Сначала варим рыбу с луком, картошкой, потом добавляем коренья петрушки, морковь, перец... - Я запнулся.
  - Рыбу лучше ставить в уху последней, когда сварились овощи. Картофель для ухи идет только рассыпчатый, - сказал Захарьев. - картошка в готовой ухе должна быть разваренной. Резать картофель надобно мелкими кубиками.
  - А как резать лук? - не отставал от меня Георгий Харлампович.
   - Наверное кольцами. А в принципе, какая разница.
   - Разница большая. Лук тоже режут как можно мельче.
   - Часть лука режут мелко. А одну-две луковицы варят в шелухе, - вмешался Иван Федорович Руденко. - И цвет ухи золотистый, и вкус с ароматом добавляет.
   - Какая уха бывает вообще? - задал вопрос, молчавший до сих пор, фельдшер Григорий Емельянович Григорец.
   - Бывает уха архиерейская, - ответил я. - Для этого в котелке часа полтора варят курицу, а лучше петуха.
   Георгий Харлампович рассмеялся:
   - Ну вот! Все как один заладили: - Архиерейская уха! Это уже не уха, а бульон!
   - Кстати! - снова вклинился в беседу Руденко. - Кстати о котелке. В какой посуде лучше варить уху?
   - В эмалированной?
   - Правильно! Это на худой конец в эмалированной, как мы сегодня. Уха не терпит голого металла. Поэтому аллюминиевая посуда и чугунки не годятся! Появляется неприятный привкус. Идеальная уха варится в глинянном горшке. У Георгия Харламповича в сторожке есть глиняный горшок. После покупки он сам густо оплетает горшок отожженной проволокой. А в самом верху, у широкого горла вплетает, продетое по диаметру в цепь, металлическое кольцо. На цепи горшок подвешивается к треноге. Уха варится только открытой. Закипает на сильном огне, потом варят до готовности на слабом. Лучше всего на костре.
   - Нам Георгий Харлампович может только показать свой горшок. А уху в нем варит только для председателя, когда тот приезжает с гостями из ЦК и из Москвы. В прошлом году ухой, приготовленной в глиняном горшке, угощали болгарскую делегацию.
   - А в целом, - сказал Руденко, - уха бывает одинарной, двойной и тройной. Сегодня, как я понимаю, Григорий Харлампович угостит нас своей тройной ухой.
   Георгий Харлампович в это время вынул из кастрюли, завязанных в марлю ершей, и приготовился опустить в кипящую уху окуней.
   - Ершей и окуней не чистят, - подтвердил Георгий Харлампович. - Убираем жабры и кишки, хорошо моем. Варим в марле с чешуей. Тогда навар такой, что губы слипаются.
   - Кроме одинарной, двойной и тройной, уха бывает черной, белой и красной, - продолжил Иван Федорович. - Это зависит от породы рыб. Белая уха готовится из ерша, судака, щуки и окуня. Черная - из карпа, карася, красноперки и леща. Красную уху варят из форели, лосося и осетра.
   - Рыба для ухи должна быть живой. - вставил Захарьев. - тогда и вкус лучше. Только надо много лука. Если рыба уснула, добавляют больше моркови и корень петрушки.
  - Чтобы осветлить уху, надо взбить два яйца и тонкой струей выливать их в кипящую уху. Потом уху процеживают или, поднявшиеся нити яиц, убирают шумовкой.
  - А я читал, - вклинился фельдшер Григорец. - что в конце варки в уху добавляют жир или сливочное масло.
  - Это уже не уха, - поморщился Иван Федорович. - Это рыбный суп!
  - Вы забыли о специях! - сказал, молчавший до сих пор Толя Крыжанский.
  - Правильно! - сказал Георгий Харлампович. - Лавровый лист добавляют в конце, минут за десять до готовности ухи. Иначе в ухе появляется горечь. Специями увлекаться не стоит. Черный перец кладут в уху сразу. Если рыба уснувшая, перца кладут больше.
  - Я учился во Львове. - заявил Захарьев. - Практику проходил в Закарпатье, у венгров. В уху они кладут столько красного перца, что все горит внутри еще два дня. А они хоть бы что! Чем больше красного перца в ухе, тем уха для них вкуснее!
  - Я был с делегацией в Югославии. - сказал Толя Крыжанский. - Уху они варят с овощами, грибами, сладким перцем. Только лук там жарят, потом с жиром добавляют в уху. В готовую уху добавляют измельченный чеснок.
  Иван Федорович снова поморщился:
   - Зажарка, овощи, кроме картошки, это уже не уха. Как хотите. Это похлебка, суп.
   - Мой однокурсник, тоже зоотехник, несколько лет работал на Кубе. Рассказывал, что пробовал чилийскую уху. К рыбе там добавляют креветок, а в конце добавляют сливки и выдавливают лимон.
   - Уху на молоке или со сливками готовят и финны. - добавил Иван Федорович. Только повторяю: это не уха!
   Георгий Харлампович вытащил из кастрюли окуней и положил карпов:
   - Как закипит, так через пятнадцать минут уха будет готова.
  Когда уха закипела, Георгий Харлампович, словно колдуя над кастрюлей, добавлял, постоянно пробуя, соль.
   - Вот сейчас нормально, - вполголоса проговорил Георгий Харлампович.
  Открутив крышечку, из небольшой баночки набрал чайную ложку сахара.
   - Зачем? - крайне удивленный спросил я.
  - Чайная ложка сахара сообщает ухе неповторимый вкус. Сейчас оценишь! Но это еще не все! Сейчас увидишь...
  Георгий Харлампович налил стопку "Столичной" и вылил ее в уху.
  - Зачем? - Снова поразился я.
  Иван Федорович тоном бывалого лектора сообщил:
  - Водка в кипящей ухе большей частью испаряется. Но добавление водки полностью отбивает запах тины и улучшает вкус ухи. Некоторые вместо водки льют стакан белого вина и снова доводят до кипения.
  Пораженный я несколько минут молчал. Тишину прервал Иван Федорович:
  - Вот, Георгий Харлампович уже выбирает карпов.
  Действительно, большой шумовкой, больше похожей на дуршлаг, рыбовод легко вытряхивал на широкую тарелку вареных карпов. Крупной солью слегка присолил рыбу. Сверху добавил давленный чеснок.
  - Можно начинать!
  Иван Федорович, разлив водку, поднял свою стопку:
  - И все-таки, что главное в ухе?
  И сам, отвечая на свой вопрос, продолжил:
  - Главное в ухе - это компания нормальных людей.
  Уха получилась отменной.
  .................................................................................................
   Нелегко, но не могу не рассказать о дальнейшей судьбе доктора фтизиатра Ивана Федоровича Руденко. Уже будучи на пенсии, похоронил супругу Ксению Игнатьевну. Через год, будучи в Кишиневе, встретил давнюю коллегу, тоже фтизиатра на пенсии. Как поется: "Вот и встретились два одиночества...". Оставив детям дом, перебрался в Кишинев.
   Ружье оставил сыну, зато забрал с собой все рыболовные снасти. Как был, так и остался заядлым рыболовом. На рыбалку, больше летом, ездила и новая его супруга. Зимой ходил, в основном, на Комсомольское озеро. Однажды во время рыбалки в самом глубоком месте озера раздался скрип и, последовавший за ним, треск. Лед откололся клином. Иван Федорович провалился под лед. Помочь никто не успел.
  Часа через два тело Ивана Федоровича вытащили водолазы - спасатели. Стали искать документы. В застегнутом внутреннем кармане нашли листок бумаги, заплавленный утюгом между двумя листами полиэтиленовой пленки. На плотной бумаге простым карандашом печатными буквами были написаны паспортные данные Ивана Федоровича, кишиневский адрес и телефон.
  
  
  
  
  Секрет колхозного рыбовода
  
  Моя производственная практика в Окницкой больнице подходила к концу. Оставалось чуть больше недели. С того памятного дня, когда я опробовал уху на Бырновском озере, прошло более двух недель. Тогда же брат договорился с председателем колхоза, и я практически ежедневно мог рыбачить на озере с одной удочкой.
  Чаще всего я уходил с озера без рыбы. Бывало, попадались два - три карпа. Но большей частью я, раздевшись, загорал на берегу, а то и просто лежал в полудреме под старой ракитой. Меня не оставляла одна и та же мысль: - Где Георгий Харлампович прикармливает рыбу?
  Проходили дни. За две недели я успел не раз истоптать извилистый северный берег озера. Искать на южном берегу не было смысла, так как там уже была территория другого колхоза, объединявшего, как и сельский совет, два, переходящих друг в друга села: Липник и Паустово. Озеро, разделяющее колхозы, неизвестно кем, было названо "Дружба".
  Я ходил на озеро пешком. От центра Окницы до берега "Дружбы" было чуть более трех километров. Если по полю я шел единственным проселком, то в Паустово, знакомясь с небольшим селом, каждый раз выбирал новые улицы За прошедшие дни я успел узнать, что озеро лежит в русле так знакомой и с детства милой мне Куболты.
  Сама Куболта начинается небольшим родником в двухстах метрах восточнее железной дороги на территории, работавшего тогда, кафельного завода. Там же Куболта образует небольшое, метров тридцать в диаметре, округлое озерцо. Протекая по северной окраине села, Куболта образует добрую дюжину разнокалиберных прудов, большей своей частью расположенных в огородах паустовчан. Тогда мне хотелось, чтобы в моем будущем огороде протекала Куболта и был небольшой, но глубокий пруд.
   Часто, особенно перед дождем и во время полного штиля, рыба в озере не клевала. Я бродил по берегу озера, стараясь реализовать, ставшей почти навязчивой, идею. Я не оставлял надежды найти место прикормки рыбы. Тех двух-трех карпов, которые обычно я приносил к брату, на ужин хватало с лихвой. Меня просто грыз червь неуемного любопытства.
   Особенно внимательно я изучал западный берег северного, большого, самого обширного хвоста озера. Там ясно были видны узкие следы, оставленные колесами повозки. Следы в озеро входили прямо и так же прямо, словно с середины озера выходили. Одни следы были четкими. Были видны даже следы заклепок ободьев колес. Ясно, что это были следы, оставленные повозкой при заезде в озеро. Другие следы были словно размытыми, в колеях сохранился уже высохший, легко растираемый пальцами в пыль, озерный ил. Ясно, что следы оставлял, кормивший рыбу, Георгий Харлампович.
  Я забрасывал удочку прямо по курсу колеи. Настороженно оглядываясь, забросил мою единственную донку на червя. Рыба не клевала.
  - Хитер! - всплыли в памяти слова Ивана Федоровича Руденко.
  Но надежды найти место прикормки я не оставлял. Убедившись, что нет свидетелей, я последовательно обловил весь северо-западный участок берега. Так я достиг места, где в западный хвост озера, вдавался узкий мыс. Мыс этот был остатком плотины старого, как говорили местные, малого озера. Потом, в полукилометре ниже по течению Куболты колхоз возвел новую мощную плотину.
  Старую плотину срыли бульдозерами, и прежний пруд вошел в состав вновь образованного, площадью, по словам Георгия Харламповича, более четырнадцати гектар, озера. Глубина его по руслу Куболты у плотины в некоторых местах достигала 5 - 6 метров.
  Достигнув самого выступа мыса, я забросил удочку. Через минут пятнадцать я вытащил карпа. Затем, словно отрезало. Я менял наживку, но поплавок лишь слегка начинал качаться, как маятник. Моей наживкой лакомились раки. Я перебросил удочку в левый заливчик. Поплавок казался застывшим.
  Справа от мыса участок старого озера был занят густыми камышами, окружавшими небольшой заливчик, открытый к центру озера. Опасаясь задеть леской верхушки камышей, я забросил удочку через камыши в центр залива. Поплавок, погрузившись почти целиком, стоял вертикально. Ясно, что там глубже. Я решил передвинуть поплавок, опробовать и собираться домой. Сама поверхность воды не внушала доверия. Вода была мутной, по краю камыша тянулась белая нитка пены.
  Забросив удочку, я хотел положить удилище на, кем-то согнутый, камыш. Но не успел. Поплавок скрылся под водой, и леска тотчас резко натянулась. На противоположном конце удочки сопротивлялась сильная рыба. Опасаясь, что рыба забьется в камыши, я, держа удилище почти горизонтально, стал выводить рыбу на свободную гладь озера. Это оказалось делом довольно легким. Рыба сама стремилась к центру озера, на глубину. Так как подсака у меня не было, утомив рыбу, я выволок на отмель карпа под килограмм.
  В течение нескольких минут я добыл еще четыре рыбины и лишь после этого воровато осмотрелся. Свидетелей я не видел. Стало ясно, что я совершенно случайно нашел прикормленное место. Собрав снасти, уложил в рюкзак пойманную добычу. Хватит!
  Я снова внимательно обошел берег. Никаких следов! Я подошел к самому краю мыса - остаткам бывшей плотины. На отмели в полутора метрах больше угадал, нежели увидел на илистом дне, сглаженную водой, колею колеса. Хитер, однако, Георгий Харлампович! Чтобы сбить с толку, заезжал в воду в соседний залив под прямым углом. И лишь в воде разворачивал лошадей и около ста метров вез кукурузу в заветный, окруженный густыми высокими камышами, недоступный для облова с трех сторон, заливчик. Бедные лошади! Георгий Харлампович открывал борт бестарки, высыпал зерно, отряхивал брезент в воду. Нигде никаких следов. Выезжал перпендикулярно берегу в том же месте, где въезжал в озеро. Ищи!... Хитер!...
  До конца практики на рыбалку я ходил еще два или три раза. Старался попасть на озеро ближе к вечеру, когда меньше вероятности нарваться на свидетелей. Рыбу ложил в клеенчатую сумку, сворачивал, и в рюкзак. В предпоследний раз, собрав снасти, я наклонился, чтобы поднять рюкзак. Быстрее почувствовал, чем увидел, что рядом со мной кто-то стоит. Я выпрямился. Передо мной, словно выросший из-под земли, стоял Георгий Харлампович. Я почувствовал, как стало наливаться жаром и покалывать мое лицо.
  Георгий Харлампович поздоровался и спросил:
  - Когда конец практики!
  - Послезавтра экзамен. И по домам.
  - Откуда ты родом?
  - С Елизаветовки. С этого же района.
  - Знаю. У вас в селе председателем колхоза Филатов, бывший заместитель начальника милиции в Окнице.
   - Да. Точно. - Разговор с рыбоводом снял с меня напряжение.
  Георгий Харлампович улыбнулся:
  - Завтра приходи раньше. Захватишь рыбы и родителям.
  - Спасибо! - Мне снова стало неловко.
  - Ты никому не говорил, что нашел место?
  - Нет!
  - И не говори! Ты третий, кто нашел место прикормки. Но берешь с собой помалу. Я видел, когда ты нашел это место.
  - Спасибо! И извините, Георгий Харлампович.
  Прибыв домой к брату, я рассказал ему о приключениях на озере. Алеша прошел в соседнюю комнату. Вынес оттуда бутылку белого вина "Рислинг".
  - Завтра, когда пойдешь, захватишь с собой вино. Колбаса в холодильнике. Хлеб купишь по пути в магазине.
  Назавтра я был на озере. Там меня уже ждал Георгий Харлампович. За стаканом вина он открыл мне свой секрет своей удачливости. Рыбу для ухи он всегда ловил фаткой накануне, только ночью.
  ................................................................................................
  Я встретил Георгия Харламповича через добрых шесть или семь лет, работая заместителем главного врача района. С очередным выездом с районными специалистами я был в Бырново. Георгий Харлампович сидел на кушетке в дальнем углу коридора медпункта. Вначале я его не узнал. Помог мне Григорий Емельянович Григорец, зав. медпунктом. Георгий Харлампович выглядел изможденным. Лицо было настолько худым, что воскового цвета тонкая кожа, казалось, была натянута на голые кости.
  Я поздоровался. Георгий Харлампович меня не узнал. Уже в кабинете я спросил Григория Емельяновича:
  - Рецидив туберкулеза?
  - Хуже! - ответил Григорий Емельянович. - Рак легкого третьей, но скорее, четвертой стадии. Ждет наркотики... Фельдшер по туберкулезу у нас - его племянник. Должен привезти из Окницы морфий...
  
  
  
  
  В связи с тем, что в двух нижеследующих рассказах уважаемые мной действующие лица живы и, не зная, как бы они отнеслись сегодня к событиям пятидесятилетней давности, из этических соображений я позволил себе изменить их имена.
  
  
  
  Французский деликатес
  
  В один из воскресных дней мы с приятелем поехали на Яловенское озеро. Расположились на берегу в месте, где по утверждению моего напарника он удачливо рыбачил в прошлый раз. Снарядили удочки, забросили донки. Солнце поднялось высоко, а клева все не было. Мы переходили с места на место, неоднократно меняли наживку, а рыба не шла.
  Когда в очередной раз я поднимал удочку, у берега на крючок с червяком в прыжке бросилась крупная лягушка. Я успел отдернуть удочку. Лягушка промахнулась.
  - Женя! Ухи, ясное дело, не будет. Давай наловим лягушек. Сварим. Будет горячая закуска. Едят же французы...
  - Не только французы. - ответил я - Итальянцы тоже едят. Вообще-то, первыми лягушек ели китайцы. Попробовать можно. Только непривычно как-то... Лягушка все же...
  - Собак едят! Змей едят. Жареную саранчу едят! Лягушка - это же, как рыба. Даже чище раков и свиней!
  За дело взялись споро. Приятель достал из рюкзака круглую коробку из под монпасье. Из коробки достал, привезенные в прошлом году из Ленинграда, две мормышки с мягкими пластмассовыми, самыми что ни есть натуральными на вид, мухами. Отрезали крючки. Привязали мормышки. Медленно пошли вдоль берега.
   Приноровились мы скоро. Мушку подводили по воздуху, покачивали над головой, застывшей в воде, лягушки. Удача не заставила себя долго ждать. Наш складной, из металлической сетки садок, стал быстро наполняться. Пройдя вдоль берега метров сто и обратно, мы наловили лягушек достаточно, на наш взгляд, чтобы накормить дюжину французов.
  А дальше - дело техники. Вспомнив занятия по физиологии, мы обездвиживали лягушек, надрезали кожу по шее и одним движением пальца стягивали шкурку. Дальше свежевали, отрезали лапки. Тщательно отмывали. Позже я узнал: в пищу употребляют только лягушачьи окорочка. Но в тот день мы разделывали несчастных земноводных как кроликов. В котел опускали целые тушки.
  Наконец, как нам показалось, при промывании не стало пены. Налили чистой воды. Развели костер. Когда в котелке закипело, опять сняли пену. Потом опустили лук, лавровый лист, высыпали два пакетика специй для ухи. Заспорили, сколько времени необходимо варить. Если раков кипятим 10 - 12 минут, решили, что для наших лягушек хватит пятнадцати. По берегу распространился запах настоящей ухи.
  Наконец было решено признать наше блюдо готовым. Слили бульон. Дегустировали мы лягушек под рюмку, захваченного с собой из дома приятелем, коньячного спирта. Начал я с окорочка. Краем глаза заметил, что мой приятель сделал то же самое. Стянув губами нежное мясо, тонкие мягкие косточки выбрасывали в воду.
  При написании рассказа, я прошелся по страницам интернета, в надежде узнать, как оценивают на вкус лягушатину другие. Большинство утверждает, что мясо лягушки по вкусу больше похоже на мясо курицы или личи, китайской сливы. Ничего подобного! Лягушатина по вкусу близка к мясу молоденьких цыплят с ощутимым привкусом и ароматом вареного рака. А впрочем... Возможно правы все. Не исключено, что вкус вареной лягушки зависит от качества воды водоема, в котором она обитает.
  Скоро наш котелок опустел. С сожалением мы его мыли в озере. Ополоскали колодезной водой. Приятель, глядя на озерную гладь, задумался. Потом повернулся ко мне:
  - Повторить, что ли?
  Решили, что в следующий раз.
  
   Через три месяца, в солнечное теплое сентябрьское воскресенье меня пригласили на рыбалку на Гратиештском озере. Решили заказать такси. Цена поездки, по сегодняшним меркам, была мизерной. Мы с приятелем и его женой Галей выехали втроем. Приехав на озеро, мы застали наших компаньонов, выехавших ранее. Женщины расстилали на траве покрывало.
  Мужчины разбирали и снаряжали снасти.
  - Женя, когда твоя свадьба? - спросила Галя.
  Я осмотрелся. Из семи человек я был единственным холостяком, как говорят, без пары.
  В тот день рыбалка, на удивление, была удачной. К полудню в садке было десятка три пескарей и ершей, несколько карасей, три, приблизительно полукилограммовых, карпа. Сообща почистили рыбу. К обеду была готова уха. Рыбу подали отдельно. Чтобы быстрее остывала, в кружки налили уху.
  - Повезло сегодня. И рыбы достаточно и уха знатная. - сказал Вадим, работник полиграфкомбината.
  - Если бы не клевало, перед дамами вышел бы конфуз. - раздался голос Миши, лаборанта из Академии Наук.
  - Ничего подобного! - авторитетно заявил мой приятель. - мормышки всегда со мной. Наловили бы лягушек. Сварили бы. В начале лета мы с Женей полный котелок уговорили.
  Установилось минутное молчание. Затем Галя вскочила, прижав одну руку к животу, другой прикрыла рот:
  - Андрей! И ты меня после этого целовал?
  Согнувшись, Галя побежала за кусты шиповника. Чуть не успела. Все выпитое и съеденное Галей излилось на траву.
  Возвращалась Галя бледная, с красными заплаканными глазами:
  - Андрей! Как же так? Как ты мог?
  Приятель лег на спину, заложил руки за голову...
  - Выходит, мог. - Вполголоса, но с чувством промолвил приятель.
  
  ...В мае наступившего года Галя подарила Андрею второго сына.
  
  
  
  Рюкзак
  
   Будучи студентом, я подрабатывал на полставки препаратором, затем лаборантом на кафедре. Эксперименты проводили в основном по вечерам, когда заканчивались занятия и студенты покидали учебные лаборатории.
   Однажды меня на выходе из кафедры остановил Валентин. В прошлом он работал лаборантом на одной из кафедр института. Сейчас Валентин работал младшим научным сотрудником в институте животноводства.
  - В воскресенье, если желаешь, едем на рыбалку в Романешты.
  Могу ли я не желать!? Что я знал тогда о Романештах? Село, расположенное в двадцати пяти километрах к северу от Кишинева и в четырех километрах от автотрассы Оргеев - Кишинев.
  Однокурсник - уроженец села рассказывал, что Романешты были основаны Александром вторым в середине девятнадцатого века. Место для будущего села выбрали французские виноделы. Ландшафт в виде гигантской природной котловины, открытой к югу, сохранял особый микроклимат. Погодные условия и свойства грунта благоприятствовали приживаемости, акклиматизации и вызреванию лучших винных и столовых сортов, культивируемого в южных провинциях Франции, винограда.
  Большое озеро, начинающееся сразу за селом служило местом отдыха высокопоставленных работников ЦК и СовМина из Кишинева и Москвы. В начале шестидесятых были возведены домики для отдыха. На берегу озера была сауна с выходом в, огороженный нержавеющей сеткой, участок озера.
  Рыбу, по словам однокурсника, запускают в озеро ежегодно и обильно кормят. Местным ловить рыбу не разрешают. Разрешение на ловлю рыбы дает только директор совхоза, Управление делами ЦК или правительства. В озере водятся карп, карась, судак, лещ и щука. Случается, если повезет, выуживают гигантских карпов весом более десяти килограмм. Но, в большинстве случаев, крупная рыба рвет снасти и уходит.
  - А разрешение? - еще не веря своим ушам, спросил я. - без разрешения будут неприятности.
  - Разрешение достал Маэстро. На трех человек, по две удочки.
  Маэстро - "партийный" псевдоним одного из сотрудников лаборатории биофизики Академии Наук. Заядлый рыболов. Он не раз говорил:
  - Если рыбалка мешает работе, бросай работу.
  Подвез нас на озеро близкий знакомый Маэстро, водитель директора института зоологии Академии Наук. Прощаясь, Маэстро сказал:
  - Витя! Приедешь за нами, как начнет темнеть. Рыбы не обещаю, но бутылку КВВК (коньяк выдержанный высшего качества) в качестве премиальных получишь!
  Маэстро до поступления в университет закончил, располагавшееся в середине шестидесятых на Ботанике, Кишиневское училилище виноделия и виноградарства. Заведующие винпунктами, директора, технологи окрестных винзаводов и вино-коньячного комбината в прошлом были его коллегами. Старая, с пятидесятых, дружба с большинством бывших коллег сохранилась до сих пор.
  Витя уехал. А мы, осмотревшись, стали искать место для стоянки. Озеро оказалось немалым. При ширине более двухсот-трехсот метров, длина его была не менее полутора километров. Маэстро облюбовал участок, расположенный в средней части озера на, выступающем в озеро, округлом мысу близ зарослей камыша.
  Разобрали и стали забрасывать донки. Вся надежда на этом озере, по словам Маэстро, была на донки с макухом. Забросив две моих донки, я, снарядив мой спиннинг, осмотрелся. Откуда удобнее забрасывать?
  - Поближе к сауне, - раздался голос Маэстро, - глубоко у самого берега. Вода там прозрачнее. Сейчас и я туда со спиннингом подгребу.
  По дороге к сауне тропинка огибала полосу камышей. Походя, в камышах, у самой воды, я заметил нечто коричневое. Раздвинув стебли камышей, опасаясь порезаться, я приблизился к коричневому предмету. Передо мной лежал рюкзак. Перегнувшись через камыши, я достал находку. Когда я поднимал рюкзак, из складок его вылилась вода. Значит рюкзак лежит здесь минимум пять дней, так как четыре дня назад в центральной части Молдавии прошел сильный ливень.
  Выйдя на, свободное от камышей, место, я стал рассматривать находку. Судя по кожаным ремешкам на застежках клапанов и карманах, рюкзак был почти новым. светло-коричневый брезент не имел потертостей. Открыв верхний клапан, освободил, стягивающий горловину, кисет. Внутри были обрывки бумаги, целлофан.
   Рюкзак поражал обилием карманов и кармашков. Наружные клапаны на ремешках, внутренние на крупных кнопках надежно закрывали карманы. Два внутренних больших кармана застегивались на массивные "молнии".
  - Рюкзак недешевый. - подумал я.
  - Что ты нашел? - требовательный голос Маэстро заставил меня вздрогнуть. - Дай посмотреть!
  Вдвоем мы стали обследовать рюкзак. В одном из наружных карманов мы обнаружили пустой пакет из-под папирос "Ява" Москва. Из другого кармана я достал шикарный перочинный нож с перламутровой ручкой и множеством разных инструментов: различные лезвия, отвертка, вилка, загнутое серповидное лезвие для вскрытия консервов, шило, штопор и пр.
  Маэстро забрал у меня нож. Внимательно смотрел, цокал языком. Потом, словно что-то передумав, быстро сунул нож мне в руку. Взяв за низ рюкзака, с силой потрусил. Кроме бумаги и целлофана, в рюкзаке больше ничего не было. Проверил все карманы. Из небольшого внутреннего кармашка в глубине рюкзака достал круглую пластиковую коробочку с набором различных крючков и грузил для удочек.
  - Нож и крючки тебе, рюкзак мой. У меня вообще нет рюкзака. У Валентина рюкзак новый, да и к находке он не имеет отношения.
  Немного промолчав, Маэстро добавил:
  - Рюкзак оставил кто-то из очень высокопоставленных гостей. Сам рюкзак, нож, Ява... Регулируемые шлейки, карабины... Да и бросить вот так такой дорогой рюкзак... Я бы себе не позволил.
  О том, что рюкзак с его содержимым найден мной, и Маэстро, как и Валентин, не имел к нему отношения, я промолчал. А у Маэстро действительно не было рюкзака. На рыбалку он всегда выезжал, упаковав снасти в, не сильно поношенный массивный, когда-то дорогой кожаный портфель, После каждой рыбалки Маэстро тщательно оттирал свой портфель, периодически подкрашивал. Если бы не пенал с удочками, можно было бы подумать, что Маэстро идет на заседание ученого совета.
  На том и порешили. Рыбалка в тот день была относительно удачной. На спиннинг мы ничего не взяли. Зато на макух клюнули несколько довольно крупных карпов. Два-три, по всегдашнему утверждению рыбаков, самых крупных, сорвались и ушли. В итоге вечером мы уехали с Витей, имея по два карпа на брата. Вите Маэстро выделил одного, самого скромного карпика.
  Дальнейшая история с рюкзаком не столь занимательна, сколько поучительна.
  Прошел год. В одну из суббот Маэстро пригласил меня на рыбалку с ухой на берегу Костештского озера в Котовском тогда районе. (Не путать с водохранилищем Стынка-Костешты, расположенным в Рышканском районе). Доброту Маэстро я раскусил, когда мы приехали на озеро. Кроме Маэстро с его половиной выехали еще два сотрудника с женами. Надо же было кому-то собрать хворост, развести и поддерживать костер, чистить рыбу и варить уху.
  Озеро было приблизительно таких же размеров, как и Романештское. Даже плотина была с юго-восточной стороны. Рыбалка была удачной. Кроме того рыбовод рыбхоза, знакомый Маэстро, принес несколько крупных судаков. Уха должна была получиться на славу. Женщины стали накрывать на стол, когда Маэстро окликнул свою жену:
  - Юля! В рюкзаке во внутреннем кармане пакетики с "Подравкой". Подай пожалуйста!
  Набор специй для ухи, бульонов, приправы к различным блюдам "Вегета" выпускались тогда югославской фирмой "Подравка". Приправы, как и многое другое, были тогда дефицитом и расходились буквально из-под прилавка.
  Юлия, сидевшая рядом с рюкзаком, открыла его и стала искать специи. Нашла она пакетик со специями не скоро.
  - Что ты так долго ищешь? - раздался голос Маэстро. - В большом кармашке по центру!
  - Сейчас, сейчас! Уже нашла! Боже, что значит югославская! Какая классная упаковка! Сверху в фольге, внутри еще в целлофане! Написано неразборчиво. Буквы стерты...
  Юлия решила вскрыть пакет, чтобы оценить "Подравку". Надорвала. Внезапно она отшвырнула пакет и, не разбирая дороги, направились к дороге, ведущей в рыбхоз. Перебежав дорогу, взяла курс на небольшой лес, находящийся в метрах ста от нашей стоянки. Маэстро приподнялся:
  - Юля! Ты куда?
  - Ты еще спрашиваешь? Мерзавец! Негодяй!
  - В чем дело, Юля!
  Юля только прибавила шагу.
  Один из сотрудников нагнулся, поднял пакетик, брошенный Юлией и протянул его Маэстро. У того глаза на лоб полезли. Он бросился за женой. А сотрудник разорвал пакетик. Под фольгой и пленкой находилось импортное, редкое в те годы, противозачаточное средство для мужчин. Все стало ясно. Только всем было страшно неловко. Маэстро тем временем нагнал жену. Попытался задержать ее за руку. Резко дернув плечом, Юлия вырвала руку. Потом оба скрылись в лесу.
  Оставшиеся не знали, что делать. Было не до ухи. Мужчины скромно молчали. Потом один из них проговорил:
  - Что такого? Могли бы объясниться...
  - Объясниться? Тут еще надо в чем-то объясняться? Все вы!...
  В это время показались, вышедшие из леса, Маэстро с супругой. Было видно, что они не помирились, но напряжение, судя по их фигурам, несколько спало. Подойдя к компании, Маэстро поднял рюкзак.
  - Где ты это нашла? В каком кармане?
  Юлия отвернула большой клапан и указала на потайной, закрывающийся небольшой змейкой, не обнаруженный нами в Романештах, карман в самом клапане. Глаза у Маэстро снова округлились. Он повернулся ко мне:
  - Женя! Ты видел в Романештах этот карман?
  - Нет! Впервые вижу. - Я говорил правду.
  Кармашка мы тогда не заметили. Да и мудрено его было заметить.
  - Объясни, пожалуйста, моей дорогой жене. Объясни все!
  Юлия повернулась ко мне:
  - Женя! В этой шайке ты кажешься еще не испорченным. Мне нужна только правда! Правда!
  Юлию все понимали. Правда нужна была ей в любом ее изложении. До нее изредка доходили слухи "высокой порядочности" Маэстро. По его словам, по приходу домой Юлия его часто обнюхивала, утверждая, что пахнет не ее духами.
  Я, взяв в руки злополучный саквояж, рассказал все как было.
  - Вначале рассчитывал взять рюкзак я. Но... - закончил я.
  Юлия, кажется, мне поверила.
  Разложили рыбу. Разлили уху. Выпили. Уха в тот день была на удивление тихой.
  
  
  
  Мазагран
  
   Ближе к обеду в зимнее морозное воскресенье наша группа в составе четырех человек выехала на одно из, многочисленных вокруг Кишинева, озер. Пятый участник с ледовым буром должен был подъехать позже.
   Озеро, расположенное примерно в километре от круга, соединявшего Полтавское шоссе с трассой Кишинев - Страшены, обладает своеобразной уникальностью. Небольшое по размерам, примерно двести на сто метров, яйцевидной формы и, соединявшееся узкой протокой к востоку, с меньшим озерцом, образовалось в результате затопления глубоких карьеров от выработанного камня-котельца.
  Само озеро было довольно глубоким. По рассказам, не меньше пятнадцати - двадцати метров. Вода в нем в те годы была чистой, с голубоватым оттенком. Маэстро называл это озеро Кишиневской Адриатикой. На этом озере мы решили отдохнуть, совместив два весьма приятных занятия: пожарить на мангале мититеи и, заодно, развлечься подледным ловом уклейки, великой численностью населяющей эти небольшие озера.
  Неясно, как в этих, относительно молодых озерах появилась уклейка? Небольшая, всего восемь-десять, редко пятнадцать сантиметров рыбка очень красива. Чешуя яркая, блестящая, на спинке кажется зеленоватой. Чистится уклейка очень легко.
  Живет стайно, беспрестанно, сверкая серебром, носится в воде. В стае уклейка без устали мечется из стороны в сторону. Забавно наблюдать, как вся стайка этих проворных рыбешек вдруг вдруг ложится плашмя. Затем, изогнувшись, уклейки начинают бить по воде своим игрушечным хвостиком. Словно заболели. Потом неожиданно, совершенно синхронно, стая взлетает в воздух. Говорят, что так уклейки обрызгивают, низко летающих, мелких насекомых. Обрызганные, насекомые падают в воду и становятся лакомой пищей этой удивительной рыбки.
  Уклейка довольно пуглива. Позже мне приходилось наблюдать реакцию уклеек на хлопок, резко закрывающейся, двери автомобиля. Кажется, что в то же мгновение вся масса рыбешек взмывает в воздух и рассыпается по поверхности воды серебряным дождем.
  Тощая на вид, уклейка является одной из самых жирных рыб закрытых водоемов Европы. Говорят, что ее можно жарить без масла. Нагреваясь, уклейка выпускает собственный жир. В ухе дает наваристый бульон. Вяленая, уклейка становится жирной на ощупь. Несмотря на соль, сладкий на вкус деликатес. Рассказывают, что из уклейки в домашних условиях делают шпроты.
  Приехав на озеро, мы, ногами расчистив снег, расположились на низком берегу. Стали разжигать мангал. Василий Иванович, лидер компании, заявил:
  - Пока Маэстро подъедет с буром, пожарим мититеи. Заодно погреемся. У меня в термосе мазагран. Маэстро накануне приготовил. Перед выездом я нагрел его до кипения. Бодрит и греет.
  Много позже я узнал, что мазаграном называется натуральный, слегка подслащенный, чуть подкисленный лимоном, кофе. Для аромата добавляется чайная ложка коньяка.
  А тогда Маэстро готовил напиток, священнодействуя. Заваривал и несколько минут на слабом огне кипятил крепчайщий натуральный кофе. Растворимый кофе Маэстро не признавал. Профильтровав, добавлял равное количество коньячного спирта. Затем чуть соли, чайную ложку сахара, несколько капель для мягкости, обычного аптечного глицерина. Выдавливал сок лимона. Когда Маэстро, первый раз приготовив кофе, угостил нас, он назвал этот напиток мазаграном. Тогда я думал, что как и рецепт, само название также придумано, щедрым на выдумки, Маэстро.
  А пока, дожидаясь Маэстро с ледовым буром, решили приготовить мититеи. Достали, три часа назад купленные в кулинарии, готовые к жарке мититеи. Они успели склеиться в один большой конгломерат фарша. Вытерев снегом руки, мы стали лепить и катать мититеи. Скоро мы поняли, что это занятие при десятиградусном морозе обречено на неудачу. Было решено жарить мясные лепешки. Чем больше лепешка, тем лучше.
  Скоро наши руки были покрыты слоем мяса со свиным, застывшим жиром. Заполнив решетку мангала, мы стали вытирать снегом наши руки. Слой жира на руках, казалось, стал толще и плотно приклеился к коже. Леонид Терентьевич взял охотничий топорик Василия Ивановича и вышел на лед, где предстояло прорубить лунку. Воду в котелке решили нагреть на мангале.
  Топор Василия Ивановича требует отдельного описания. Он был подарен Василию Ивановичу Ленинградским ученым - патофизиологом Криворучко во время рыбалки на Балтике. Топор был изготовлен вручную из особой нержавеющей стали. Небольшой обушок служил молотком. Топорище было комбинированным. Красного дерева рукоятка, к самому лезвию была одета на толстую с разводом пилу. Внутрь рукоятки сзади ввинчивался узкий охотничий нож. На лезвии ножа глубокие долы (Продольные канавки, кровостоки). Сам топор был гордостью Василия Ивановича и предметом зависти его многочисленных приятелей.
  - Руки совсем окоченели от фарша, - сказал Василий Иванович. - Пока Леня прорубит лунку, мы выпьем по стопке мазаграна. Чуть согреемся.
  Пластиковый стаканчик пошел по кругу. Выпив горячий напиток, я почувствовал, как в моей груди разливается живительное тепло. Потом стали теплыми руки. Одновременно в голову поднялся вал бодрящих, трудно передаваемых ощущений.
  Леонид Терентьевич сказал:
  - Женя, поруби лед и ты. Толстый очень...
  Подержав над мангалом руки, я расплавил жир. Потом вытер руки куском бумаги. Взял топор и стал рубить. Рубилось легко. Казалось, мои руки налились силой, стали необычайно ловкими. Осколки льда засыпали все вокруг. Я старался. Василий Иванович повернулся ко мне:
  - Женя! Ты так страстно рубишь! Смотри не...
  Василий Иванович не успел договорить. Прорубив лед, топор провалился. Смазанная салом рукоятка легко выскользнула из моей засаленной руки. Даже не булькнув, топор скрылся. У Василия Ивановича не было сил возмущаться. Он только сказал:
  - Я не успел тебе крикнуть, чтобы ты не упустил топор. Сейчас поздно!
  В это время из-за пригорка появился Маэстро. Узнав, что топор Василия Ивановича покоится на дне глубокого озера, сказал:
  - Тебе операцию мало сделать...
  Какую операцию предлагал сделать Маэстро, я догадался.
  С того дня Василий Иванович поминал меня и свой топор при каждом удобном и неудобном случае. Любая моя мало-мальская оплошность во время экспериментов сопровождалась:
  - Ты что, горячий мазагран выпил?
  В мае, в составе группы студентов Кишиневских и Московских вузов, я принимал участие в работе международной студенческой научно-практической конференции в болгарском городе Пловдиве. Всем близким и друзьям я привез оттуда сувениры. Вернувшись из той поездки, я подарил Василию Ивановичу дорогой охотничий нож. Серебряная инкрустация. Красивое, словно турецкий ятаган, с узкими долами, хищно изогнутое лезвие. Фигурная рукоятка из натурального рога в виде лошадиной головы! Ножны из тисненной толстой буйволовой кожи. Но, как говорят в Одессе:
  - И шо вы думаете?
  При любой моей самой малой погрешности или просчете Василий Иванович неизменно вопрошал:
  - Ты что? Горячий мазагран выпил?
  
  
  Днестровская стерлядь
  
  Летом семидесятого короткие свои каникулы мы провели в Окнице, где тогда жили родители Тани. Закончились месячные армейские сборы в Бельцкой кадрированной дивизии. Сержанты сверхсрочники, измываясь над нами, завтрашними врачами, лейтенантами медслужбы запаса, презрительно называли нас не иначе, как партизаны. После ежедневной муштры, марш-бросков с полной выкладкой в сорокаградусный, под беспощадным солнцем, зной и других прелестей военных будней я решил отдыхать. Мне казалось, что усну и буду спать до утра первого сентября.
  Первые сутки я действительно спал. Но после второй ночи нечистый поднял меня без пяти шесть утра. Так и в казарме. Дрессировка такова, что за неделю вырабатывается рефлекс, как у павловской собачки. Просыпаешься за несколько минут до, сразу ставшего ненавистным, сигнала побудки. За эти несколько минут статическим напряжением под одеялом заставляешь сокращаться мышцы, разгоняешь кровь. Активнее шевелятся мысли в голове. Тогда не так неожиданно и обидно звучит внезапный крик, самодовольного от собственной власти, старшины:
  - Ро-ота-а! Подъем!
  Я поднялся. Но, в отличие от, всего лишь за месяц дрессуры, ставшего привычным, расписания, делать зарядку не было никакого желания. Послонялся по двору, открыл дверь в сарай. Убранный верстак, в идеальном порядке столярные инструменты педантичного тестя. Над инструментами на двух, забитых в стену, колышках мой брезентовый пенал с удочками и спиннингом. Рядом висит мой рюкзак с остальными снастями.
  Снял пенал. Достал удочки, проверил соединения. Потом осмотрел спиннинг. Все в порядке и готово к работе. Только сейчас я осознал, что нахожусь в Окнице. За линией Пионерское и Комсомольское озера. Прямо вниз по Рабочей или через древний сад ПТУ, богатая окунем, водокачка. В трех-четырех километрах "Дружба", а на север, за горой, всего лишь в шести километрах, Волошково Секурянского района. Там Днестр! Ниже по Днестру, совсем рядом, Наславча, Вережаны!
  Мопед Алика, Таниного брата, был подвешен на другой стене. В какой-то момент в сарае стало темнее. Оглянулся. Тесть. Михаил Иванович Соколов. Вот уже скоро двадцать лет главный инженер Окницкого штамповочно-механического завода.
  - Доброе утро! Не спится?
  - Не спится. Можно я возьму Аликов мопед? Съезжу на рыбалку.
  - Конечно можно. Только первый раз пусть поможет завести Володя Радишевский. У него такой-же. Да и масла, не знаю, сколько лить в бензин.
  К обеду был доставлен бензин, масло. Я успел протереть от пыли мопед. Дядя Володя показал, написанные Аликом на двери карандашом соотношения бензина и масла. Помог завести моторчик.
   - Я сам его регулировал. Смотрю, никто не трогал. Только не давай большие обороты. Слегка, внатяжку.
  - Спасибо!
  Наутро я выехал. Точной цели своего путешествия я еще не определил. По дороге вышло так, что мопед вынес меня на южную окраину Наславчи. Изрядно попетляв по сельским улочкам, я выехал на берег Днестра. Через реку напротив, в метрах ста пятидесяти раскинулось украинское село. Посмотрев вниз по реке, я сориентировался: то же село, которое я видел издали, с вережанского берега.
  Дальше я ехал по истоптанным коровьими копытами, нескольким, почти параллельным тропам. Выбирай любую! Остановился я за группой, словно вылезших из воды, крупных и мелких каменных глыб и отдельных камней. Здесь река казалась чище, вода прозрачнее и глубже. Спустился к, усеянной мелкими камнями и гравием, отмели. Осмотрелся. Примерно в километре вниз по течению увидел остров, на который я перебирался вброд четыре года назад.
  Мопед поставил в тень за большим валуном у самого обрыва. Разобрал снасти. Вначале забросил донки. Забросил я и донку, оснащенную двумя тройниками и тяжелым грузилом. На тройники я нанизал, накануне отданные мне тещей, куриные кишки. Это для сома.
  Пересмотрел блесны. Выбрал, купленную в Кишиневе пару лет назад, блесну, именуемую "Невой". Она была цвета красной меди с штампованной чешуей с одной стороны. Вторая блесна была самодельной, сделанной из старой румынской монеты. Для начала я взял "Неву".
  Я забрасывал блесну поперек реки. Пока я выводил блесну к берегу, она уже шла ко мне снизу, против течения. Стал забрасывать наискось против течения. Потом увеличил вес грузила. Приноровился. Часа полтора я метал блесну. Восстановил навык метания снасти в определенное место.
  Время щло. Солнце поднялось и начало припекать. А я без устали забрасывал блесну. Приноровился забрасывать снасть почти до середины реки. Несколько раз от спиннинга меня отвлекали донки. Вытащил несколько карасиков и пескарей. Попался один небольшой окунек. Донка на сома молчала. Я перебросил ее метров на пятнадцать выше по течению.
  Потом сменил блесну. После первых же забросов я увидел, как в воде мою блесну сопровождали то одна, то две рыбины. Я замедлял и ускорял движение блесны, поднимал и опускал ее почти до дна. Рыба не бросалась на мою приманку. Снова сменил блесну. Потом рыбины исчезли, перестали сопровождать блесну. В тот день я ловил только на донки. В итоге я набрал килограмма два, в основном, мелочи.
  Когда солнце скрылось за обрывом, я собрал снасти. Когда я преодолел гору в Наславче и выехал на западную окраину села, в глаза снова ударило яркое, перед заходом ставшее оранжевым, солнце. Вплоть до Окницы меня не оставлял, ставший навязчивым, вопрос:
  - Какая рыба сопровождала мою блесну?
  Потом стало казаться, что это был, в солнечных бликах волны, мираж, обман зрения. Никаких рыб не было. Просто, очень хотелось, чтобы они были и хватали блесну.
   Вернувшись домой, за ужином я рассказал о моих видениях. Тесть серьезно сказал:
  - Это стерлядь. В районе Наславчи ее достаточно много. Однажды Иваха и Яворский с компанией ночью завели невод. Достали много стерляди. Не менее полуметра каждая.
  Примерно такими были рыбины, сопровождавшие мою блесну!
  Немного помолчав, Михаил Иванович добавил:
   - Я был гимназистом в Бендерах, когда с дедушкой и его братьями рыбачили на Днестре с широкими бреднями. Длина стерляди, бывало, достигала метра. Румынские пограничники разрешали ловить, но постоянно следили, как бы кто не уплыл на ту сторону. Потом часть рыбы из корзин забирали себе и приглашали приходить еще.
   - Уйти на советский берег было легко безлунной ночью. - продолжал тесть. - Уходили многие, особенно летом. В Варнице, где большинство огородов выходили на берег Днестра, взяв бревно, тихо заходили и погружались в воду. Плыли, стараясь не грести. Там течение почему-то держится больше левого берега. После крепости, на повороте Днестра вправо, беглецов выбрасывало на левый берег. Парканские болгары в том месте привязывали коряги с корнями, чтобы легче было зацепиться.
   На следующий день, едва рассвело, я снова был на Днестре. С собой я взял только спиннинг и весь запас блесен. Снова, как заведенный автомат, без устали бросал блесну. Перерывы устраивал только на время смены блесны. Испытал почти все блесны. В конце закрепил самодельную, сработанную мной из румынской монеты, колеблющуюся блесну.
  Заброс! Еще заброс! Вращая катушку я неожиданно почувствовал резкое сопротивление. Удилище спиннинга согнулось в дугу, появилось, едва слышное потрескивание бамбука. Я остановил вращение. Леска была натянута, как струна. Зацеп? Через секунды, без моего вмешательства леска плавно провисла, удилище выпрямилось. Я, слегка выбирая леску, подкрутил катушку. Потом плавно, но сильно потянуло. Рыба?! Я стал уверенно, выдерживая натяжение, выбирать леску.
  В какой-то момент леска явно пошла против течения. Затем последовал очередной плавный рывок. Я уже не сомневался. На тройнике блесны была крупная рыба. По силе рывков - никак не меньше метра! Я уже видел себя, въезжающим в Окницу. К мопеду, почему-то справа, привязана огромная остроносая стерлядь. Голова ее начиналась у вилки переднего колеса. А хвост... Краем глаза я на мгновение посмотрел на мопед. А хвост... свисает за багажником!
  Я продолжал вращать катушку спиннинга. Чувствовал, что в запястье и выше рука моя готова согнуться в судороге. Немудрено! Без перерыва и обеда столько крутить! Я увеличил обороты. Рыба пошла легче, но она прочно сидела на крючке! Я это чувствовал!
  В какое-то мгновение я увидел, что моя рыба, находясь под водой, впереди себя гонит волну. Ого! Через мгновения из воды показалась... Я крутил автоматически, еще не анализируя ситуации и моих действий. Из воды показался сначала край, а потом... Вся боковина большой круглой оцинкованной, уже почерневшей, с огромной прорехой в дне, ванны!
  Что чувствовал я на обратном пути, не передать. Догадайтесь сами! Я сам себе казался немного сумасшедшим.
  Негодование, накипевшее в душе от моей неудачи, сменялось смехом. Во весь голос...
  
  
  
   Гидигич
  
  Гидигич, или Кишиневское море располагалось в 15 километрах от студенческих общежитий нашего института. Откуда такое точное расстояние? В годы моего студенчества проезд одного километра на городском такси стоил 20 копеек. За проезд четырех человек на такси до Гидигича по счетчику набегало ровно три рубля!
  Рейсовым автобусом, который ходил с интервалом в 20 минут, проезд стоил 15 копеек.
  Строительство дамбы на Гидигиче закончилось в шестьдесят третьем. Тогда и довели до оптимального уровень воды в озере. Об этом писали все республиканские газеты. Исключения не составляла моя любимая "Молодежь Молдавии". Тогда водохранилище называли не иначе, как "Кишиневское море". Учившийся тогда в десятом классе, я с интересом читал заметки о строительстве дамбы, зарыблении "моря", предполагаемом строительстве зоны отдыха, туристического комплекса, подъездных путей.
  С шестьдесят пятого, когда я поступил в институт, несколько раз в год ездил поездом "Ивано-Франковск - Одесса", потом "Кишинев - Окница" мимо водохранилища. Только тогда, из окна поезда, я оценил монументальность железобетонной плотины, размеры самого "моря". Одновременно я прислушивался к разговорам кишиневцев и мелькающим в газетах сообщениях об относительной "хлипкости" плотины.
  Мой одногруппник Валька Кравцов, сын тогдашнего декана вновь организованного факультета журналистики Кишиневского университета, рассказывал, что в кругу друзей отца он слушал разговоры о судьбе "моря", особенностях строительства и возможных катаклизмах при прорыве дамбы.
  Первоначально, по словам однокурсника, Кишиневское море предполагалось соорудить в десяти километрах юго-западнее Кишинева. По проекту дамбу предполагалось проложить в районе села Яловены. По дамбе должна была пролегать трасса Кишинев - Котовск (Хынчешть) - Леово - Чимишлия.
  Предполагаемая длина водохранилища должна была составлять около пятнадцати километров вплоть до села Скорень. Глубина водохранилища у дамбы по проекту колебалась от 14 до 16 метров. Были проведены геодезические изыскания в местах предполагаемых Яловенского и Гидигичского водохранилищ. Началась "битва" двух проектов.
  Разговоры о том, что Гидигичское водохранилище было спроектировано и построено волевым решением И.И.Бодюла, с 1961 года девятнадцать лет возглавлявшего республику, имеют под собой весьма шаткие основания.
  Сметы обоих проектов рассматривались в Москве. Стоимость возведения дамбы Гидигичского водохранилища была чуть ли не в три раза дешевле стоимости Яловенской. При затоплении Яловенского бассейна необходимо было отселение жителей части сел Данчены, Суручены, Ниморены и Малкоч с предоставлением жилья.
  Одновременно в те годы муссировались слухи о том, что при единовременном прорыве Гидигичской дамбы вся нижележащая часть Кишинева до улицы Подольской (Федорова, Братиану, Искра, Букурешть) будет затоплена. Приблизительно о таком же развитии событий при прорыве дамбы говорили и на военной кафедре при изучении курса гражданской обороны.
  Несмотря на ветхую дамбу, опасность прорыва сейчас стала гораздо меньше и несет в себе меньше угроз. По различным оценкам в результате заиления дна, а также уменьшения объема подпитывающих вод из бассейна водохранилища, общий объем воды в Гидигиче уменьшился более, чем на треть.
  Впервые я попал на Гидигич в качестве рыболова осенью шестьдесят восьмого. Во время студенчества я подрабатывал на кафедре в качестве препаратора, потом лаборанта. Моим шефом был Василий Иванович Нигуляну, тогда едва ли не самый молодой доцент в институте. Неофициальным моим псевдонимом была, надолго прижившаяся, должность "помощника доцента".
   В первой половине октября после обеда мы выехали на Гидигич. Снастей тогда у меня не было. Мои снасти я хранил в Окнице, у брата, где он тогда работал. По прибытии Василий Иванович вручил мне одну удочку. Ловили на живца. Живцов ловили тут же с помощью небольшой тюлевой фатки. Помещали в фатку небольшой кусок макуха и опускали в воду. Через некоторое время поднимали. В фатке кишели карликовые окуни. Попадалась уклейка.
   Судака на живца я ловил впервые. Внимательно смотрел и запоминал действия старших. Поплавок устанавливали на глубину приблизительно полметра. Крючок проводили через брюшко и забрасывали снасть. Как правило, крупный поплавок лежал. Он чуть вздрагивал и слегка двигался по поверхности воды. Это живец вел снасть.
   По словам Василия Ивановича сейчас уже несколько дней шел осенний жор. В отличие от окуня, судак клюет замедленно, как бы нехотя. Вот поплавок встал и поплыл по воде. Медленно стал погружаться. Я подсек. Было ощущение, что судак перестал сопротивляться. Вываживал я его словно, зацепившуюся за крючок, палку. Вытащил. Мой первый судак был длиной около тридцати сантиметров.
   В это время клюнуло у Василия Ивановича. Он выждал, когда поплавок погрузился и подсек. Выводя судака, Василий Иванович подготовил подсак. В это время судак сорвался и, закрутив воду, ушел. Второй судак сорвался и у меня. А у меня уже возникла новая идея. Я вытащил мою удочку. Попросив еще один крючок, привязал его выше уже навязанного крючка на десять сантиметров.
   Следующего живца я закрепил по другому. Один крючок я провел за межжаберную перемычку снизу. Под жабрами. Другой, сделав один оборот лески спиралью, закрепил под задним плавником, выше позвоночника. Откуда бы судак не клюнул, крючок захватит обязательно. Да и живец с проткнутым животом гибнет быстрее.
   Результат не замедлил сказаться. Одного за другим я вытащил двух судаков. Ни один не сорвался. Василий Иванович заинтересовался моим новшеством и переделал свою удочку. В тот день мы вытаскивали судаков одного за другим. Домой вернулись победителями. В тот вечер у Василия Ивановича мы поглощали, жареных с крупчатой кукурузной мукой, судаков.
   Той осенью мы выезжали на Гидигич несколько раз. Тогда я убедился, что первый блин не всегда комом. Такой удачливой рыбалки на живца, как в первый раз, у нас больше не было.
   Весной мы возобновили наши поездки. К этому времени я приобрел довольно приличную двух-коленку и великолепный, по тем временам, бамбуковый спиннинг. Будучи в Ростове-на-Дону, приобрел небольшие крючки-двойники и тройники. Купил несколько блесен. В Кишиневе стал частым гостем в обоих магазинах "Охота и рыболовство". Готовясь к следующему сезону, крючки, блесна, карабинчики, грузики осматривал придирчиво. Чаще покупал. Все приобретенные снасти хранил на кафедре патологической физиологии.
  Весной выезжали как на Гидигич, так и на озера вокруг Кишинева. На Гидигиче в том году я впервые выудил леща. Уезжая на каникулы домой, я захватил снасти с собой.
  В семидесятом ранней весной мы с Таней поженились. Жили мы на квартире на Боюканах, в десяти-двенадцати минутах ходьбы в институт через ботанический сад. Я много рассказывал Тане о рыбалке вообще и о Гидигиче в частности. Таня загорелась. Вдвоем мы использовали то немногое свободное время, чтобы активно отдохнуть на Гидигиче.
  Короткие летние каникулы после месячных военных сборов я использовал больше для рыбалки на Днестре на крутых берегах близ села Наславча. Должен признаться, что августовские выезды на Днестр не были результативными.
  А с первого сентября, уезжая на занятия, мы захватили в Кишинев наши снасти. С первых же дней сентября я не упускал возможности вывезти Таню на Гидигич, где после пыльного и дымного Кишинева нас ждал чистый живительный воздух. В ту осень мы ждали нашего первенца - Олега.
  Я, испытывал различные готовые и самодельные вращающиеся и колеблющиеся, блесна. Блесна я мастерил из расплющенных монет и пластинок красной меди. В ту осень нам здорово везло. Почти всегда мы привозили домой подлещиков, красноперок, судаков и окуней.
  Однажды берег был усеян рыболовами. Ловили, кто во что горазд. Закинув донки, большинство рыболовов снаряжали спининги, забрасывали и проводили блесны. Таня рвалась в бой. Чтобы занять ее, я снарядил небольшую удочку и вручил ее жене. Выудив на червя первого карликового окунька, мы, разрезав на множество кусочков, использовали его в качестве наживки. Особенно эффективными в качестве наживки были глаза окуня. Таня, сидя на складном брезентовом стульчике, без устали таскала из воды полосатых карликов.
  Скоро окуньки Тане порядком поднадоели. Моя жена потеряла чувство новизны. Однажды она стала упрашивать меня дать ей спининг. Я, памятуя мои долгие тренировки, отговаривал ее, ссылаясь, что ей противопоказаны резкие движения. Таня не сдавалась.
  Наши препинания не остались незамеченными. Расположившиеся длинной цепочкой вдоль берега рыбаки упражнялись в острословии.
  - Женщина на рыбалке приносит одни несчастья!
  - Ничего подобного! Я видел одну девку с Череповца со спиннингом. Мужику далеко. А как забрасывала! И рыбу вываживала мастерски!
  - Нет! Сидели бы лучше дома!
  - Курица не птица, баба не рыбак!
  Сидящий недалеко от нас, пожилой инженер с тракторного завода, с которым мы приятельски приветствовали друг друга больше двух лет, сострил:
  - Беременной отказывать нельзя! Мыши заведутся!
  Другой подхватил:
   - И вши тоже!
   - Беременная должна чувствовать себя счастливой!
   - Дай! А то моль последние деньги сожрет!
   Таня приободрилась, чувствуя поддержку:
   - Дай, тебе что, жалко?
  Наконец я сдался. Подробно проинструктировал новоявленную спиннингистку. Предложил вспомнить из физики закон о центробежной и центростремительной силах. Направление полета по касательной, вращающегося по кругу и оторвавшегося тела. Таня сказала:
  - Я все поняла! Давай!
  Я подкрутил катушку. Еще раз продемонстрировал заброс. Вытащив, подал ей спининг:
  - Отпускай палец, когда удилище будет направлено вдоль берега. Тогда блесна с грузом полетят прямо на середину озера.
  Таня замахнулась. То, что произошло в следующие мгновения, описать невозможно. Это надо было увидеть. Блесна и груз с двумя тройниками полетели вдоль берега. Как раз над головами рыбачивших. Большинство, невзирая на положение своего спиннинга, стремительно, как на плацу перед генералом, падали плашмя. Прижимаясь к земле, некоторые прикрывали голову руками.
  Пролетев над рыбаками, блесна и грузило приземлились на прибрежную траву. Раздались сочные комментарии. Тане, несмотря на беременность, пришлось выслушать весь спектр пожеланий. Понеслись пожелания и в мой адрес. Некоторые забыли, что еще минуту назад были адвокатами. Я, обходя, поднимающихся мужиков, удилища и лески, наматывал леску на катушку моего спиннинга. Намотав леску, вернулся к моей жене. Она покорно опустилась на стульчик. Ловить рыбу спиннингом ей уже расхотелось.
  Тишина длилась недолго. Грохнул гомерический заразительный хохот. Смеялись уже все. Рыбачившие подалее, не понимая, почему смеются, подходили. Интересовались причиной смеха. И начинали хохотать.
  Больше Таню на рыбалку я не брал. Шли последние недели ожидания. Я ездил на рыбалку один. С удовлетворением отметил, что на берегу Гидигича я стал узнаваемой личностью. Со мной весело здоровались, как со старым знакомым.
  - Как здоровье супруги?
  - Когда на рыбалку втроем?
  Конец сентября и начало октября оказались удачными для рыбалки. Стояла ясная теплая погода. Осенний жор был в разгаре. Я приносил домой судаков и окуней. Окуней забирали хозяева. Судаков мы жарили, варили уху. Часть судаков оставалась неиспользованной. Засолив, через несколько дней отмывал от избытка соли, подвешивал на чердаке за окном мансарды. Так продолжалось несколько дней.
  Однажды я решил проверить степень готовности вяленых судаков. Открыв окно, я заглянул под балку на чердаке. Мои проволочные крючки были пустыми. Я задумался. Людям в эту часть чердака хода не было. Я вспомнил огромного черного соседского кота. В груди поднялась волна возмущения. Столько труда и все напрасно!
  Я продолжал ездить на Гидигич. Пойманных судаков я снова засолил. В этот раз я решил быть предусмотрительным. Закрыв фанерой проход на чердак, я сбил кубическую рамку из планок, которых возле гаража, служащего мастерской хозяину дяде Толе, было навалом. Наш хозяин был столяром.
  В кубическую рамку подвесил моих судаков. Чтобы не садились мухи, тщательно укрыл марлей и завязал снизу. Все сооружение повесил за окном. Кота там я ни разу не видел. Через несколько дней, вернувшись домой с занятий, бросил взгляд на мое приспособление. Подвешенные мной судаки отсутствовали. Я открыл окно. Все мои судаки лежали внизу, на натянутой вместо дна, марле. Головы судаков были наполовину съедены. Над каждой головой трудились по несколько ос.
  До меня дошло. Прикрыв ос, чтобы не ужалили меня, снял фанеру. Заглянул на пол чердачного помещения. Все мои судаки лежали внизу. Только голов у них не было. Я поднял мою рыбу. Несмотря на то, что рыба не была подвешена, судаки отлично провялились. Кубическую рамку я вывесил за окно. Пусть едят головы! Главное, что кот ни при чем...
  Однажды, приехав на Гидигич, стал проводить блесну. Никакого эффекта! Я безрезультатно менял блесны. Потом закрепил колеблющуюся блесну, изготовленную мной из серебрянной румынской монеты с изображением короля Михая. Снова пусто. Я решил забросить еще пару раз и отправиться домой.
  После очередного заброса, я ощутил резкое, непривычное сопротивление лески. Зацеп? Я стал вращать катушку. На том конце моего спиннинга что-то, с частыми вибрациями, мне мощно противилось. Такого сопротивления я еще не ощущал. Вспомнился Днестр, выуженное огромное дырявое корыто. Нет, сейчас там, на глубине, было что-то живое! Не сбавляя темпа, я вываживал, пока неизвестную мне, но желанную добычу.
  Наконец в воде я увидел, по моим меркам, большого, яростно извивающегося и сопротивляющегося мне окуня. Я вытащил добычу на берег. В сравнении с добытыми ранее окунями, сегодняшний горбач казался гигантом. Рыбачивший неподалеку спиннингист, наблюдавший мою схватку с окунем, подошел. Протянул, недавно появившиеся в продаже, круглые пружинные весы. Я взвесил. Мой окунь потянул на килограмм и триста пятьдесят граммов.
  Желание собрать снасти и идти к автобусной остановке покинуло меня. Заброс! Еще заброс... После очередного заброса, вываживая блесну ближе к берегу, почувствовал знакомый рывок. Добыча сопротивлялась яростее, нежели первый окунь. Я предвкушал мое торжество. Когда я вывел добычу на прибрежную траву, оказалось, что первый окунь был крупнее. Последовавшие десятка полтора забросов эффекта не дали. Да и темнело стремительно. Я собрал снасти, добытую рыбу и направился к автобусной остановке.
  Прибыв домой я долго чистил окуней. Занятие это мне никогда удовольствия не приносило, особенно если передо мной лежали окуни. Но в тот вечер я чистил их с удовольствием. Убрал жабры. Стал потрошить. В более крупном окуне была икра. В другом - молоки. Печень обоих была огромной. Жир с короткого кишечника убирал легко, одним движением.
  Признаю, все мои соплеменники по рыбной ловле грешат преувеличением. Каюсь, иногда ловлю себя на том, что бываю грешен и я. Но в тот вечер... Не раздувая кадила, скажу: в тот вечер мы с Таней довольно сытно поужинали жаренными молоками, икрой и печенью, приготовленными на окуньем жиру.
  
  Та осень, пожалуй, была самой результативной в моей рыбацкой карьере. 15 октября родился Олег. Потом академотпуск Тани. Еженедельные, каждую пятницу, поездки в Окницу к моим родным. Первого сентября мы вернулись с Таней в Кишинев. Олег остался с бабушками. Казалось бы, рыбачь - не хочу.
  Но началась интернатура по отоларингологии. Я почувствовал себя в своей тарелке. Чтение литературы, пациенты, операции, дежурства, изготовление, усовершенствованных мной, инструментов целиком поглотили меня и мое время. На Гидигич я больше не ездил. До сих пор..
  
  
  Холера
  
  Я перешел на пятый курс медицинского института, когда, будучи дома у родителей, во второй половине августа получил по почте открытку. Специальным постановлением СовМина и приказом по институту студенты старших курсов отзывались в распоряжение ректората. В республике было объявлено чрезвычайное положение с связи со вспышкой в Молдавии холеры.
  Я быстро собрался. Мама вытащила из морозильника, накануне замороженную для брата, который работал в Окницкой больнице, огромную, необычайно жирную курицу.
  - Бери. Пока доедешь, разморозится. Сваришь в общежитии.
  К полудню следующего дня я уже был в институте. В деканате были сформированы группы, в которые входили студенты лечебного, педиатрического и санитарно-гигиенического факультетов. Собравшихся в аудитории старшекурсников напутствовали декан, доцент кафедры инфекционных заболеваний и какой-то начальник из министерства.
  Нашей группе в составе семи человек надлежало выехать назавтра в села Фэрладяны, Гиска и Хаджимус, юго-западнее Бендер по течению Днестра. В моей голове уже роились идеи о предстоящей рыбалке на Днестре. Нужны были снасти.
  Я поспешил на кафедру патофизиологии. Увидев меня, Василий Иванович Нигуляну округлил глаза:
  - Ты чего так рано приехал? До занятий еще почти две недели.
  - Вызвали открыткой. Еду на Днестр. Будем делать подворные обходы для выявления холеры. А после обеда на рыбалку. Дайте ваш спиннинг и хотя-бы одну донку!
  - Какой спиннинг? Какая донка? Специальным постановлением ловля рыбы в Днестре запрещена в связи с эпидобстановкой! В Дубоссарах ниже водохранилища и возле Пугачен в воде обнаружен холерный вибрион. Будете ходить с утра до вечера по селам и расспрашивать, кто, как и сколько раз в туалет сходил! И все это регистрировать в журнал подворного обхода! Плюс ежедневно санитарно-просветительная работа! И все это тоже регистрировать!
  Мой рыбацкий пыл куда-то улетучился. Испарилось и желание ехать в глухие забендерские села. Сразу же накатили вопросы, которые я себе до той минуты не задавал:
  - Где мы будем спать? Где и чем мы будем питаться?
  Василий Иванович, выходя из кабинета, бросил:
   - Жди меня здесь! Я скоро вернусь.
  Через несколько минут Василий Иванович вернулся:
   - Все решено! Я с деканом договорился. Остаешься на кафедре. У меня две подопытные группы белых крыс и одна группа кроликов. На двоих как раз работы до первого сентября. И подворные обходы зачтутся.
  Сумку с вещами поместил вглубь длинного лабораторного стола. Курицу я сунул в морозильник одного из кафедральных холодильников.
   С девяти утра до пополудни мы работали в поте лица. Сначала опыты, потом обработка и мытье химической посуды, ополаскивание в дистиллированной воде. Потом пробирки и чаши Петри укладывали таким образом, чтобы оставшиеся капли воды стекли на поддон. Затем сушка со стерилизацией в сухо-жаровом шкафу. Обедал. До вечера гулял по городу, музеи, кинотеатры.
   Через пару дней на выходе с кафедры меня окликнули, сидевшие у фонтана на скамье, инженер отдела инженера-физика Дима и техник Леня:
   - На рыбалку с ночевкой в Драсличены поедешь с нами?
  - А транспорт?
  - Повезет Миша, шофер с военной кафедры. Поедем на санитарном УАЗе. Там четыре носилки, матрацы. Комары не будут беспокоить. У удочек дежурить будем по очереди. Только у нас инструментов мало. Сможешь одолжить у Василия Ивановича?
  Вернувшись на кафедру, я захватил мою курицу. В общежитии сотрудников института, где жил тогда Василий Иванович, забрал снасти.
  - Не забудь и на мою долю рыбы! - понеслось вдогонку напутствие от Василия Ивановича.
  Через полчаса мы уже тряслись в жестком УАЗе по оргеевскому шоссе. В Ратуше свернули налево. Проехав около километра по Ратушу, мы увидели довольно большое озеро.
  - У начала плотины сразу направо! - командовал Леня.
  Оказывается он рыбачил на этом озере несколько раз. Наконец Леня скомандовал:
   - Здесь! С этого выступа клюет лучше всего.
  Разобрали снасти. Наживляли крючки и, раскрутив, забрасывали донки. Дима заметил:
   - Нам без улова нельзя! Со вчерашнего вечера я еще ничего не ел! Вы забрасываете в озеро снасти, а я разведу костер и вскипячу воду, чтобы быстрее сварить уху.
   Из своего рюкзака я достал курицу. Развернул:
   - Дима! Сразу начинай варить курицу. Пусть кипит подольше. Потом добавим рыбу. Будет архиерейская уха.
   Увидев курицу, Дима оживился. Никак не мог налюбоваться:
   - Какая здоровая! А жира сколько! - в избытке чувств Дима поцеловал тушку в спину. - Чур, шкура моя!
  Дима воткнул две металлические рогатинки, на поперечину подвесил котел. Из армейского термоса налил воды. Собрал в кустах сухие сучья, развел костер.
   Мы тем временем забросили снасти. Ждать пришлось довольно долго. Начинало смеркаться. Наконец, зазвенел колокольчик одной из донок. Я вытащил пескаря средних размеров. Чуть погодя, такого же пескаря выудил Леня. Потом снова клюнуло у меня. Наконец и Миша вытащил рыбешку. В тот вечер шли одни пескари.
   - Ночью пойдет короп на макух. Сто процентов! - не унывал Леня.
   Очищенных и промытых пескарей Дима, наконец, опустил в бурлящий котел. Добавил лук и специи. По берегу распространился удивительный аромат. Я почувствовал обилие слюны во рту. Расстелили брезент. Накрыли импровизированный стол. Открыли рыбные консервы. Шофер Миша достал из машины горчицу и хрен. Включил боковую фару и направил луч в центр нашего "стола". Двумя, вырезанными из прибрежного кустарника, рогаточками, словно вилками, Дима достал курицу. Уха продолжала кипеть.
   Разлили по стопкам. Миша подставил свою стопку:
   - Мне полную! К утру все выветрится! Отдохнем за все лето!
   Леня руками порвал курицу. Взяв кусок, ложкой брезгливо сгреб кожу с толстым слоем желтого жира. Дима споро подставил свой обрывок закусочной бумаги. и повторил:
   - Шкура моя!
  Выпили. Закусывали, щедро приправляя мясо горчицей и хреном. Миша снова налил:
   - За все хорошее!
  Скоро от курицы осталась только гузка и кожа. Дима ел жадно, громко присасывая жир.
   Настала очередь ухи. Налили и выпили снова. Я благоразумно принял четвертую, последнюю кружку ухи, рассчитывая, что в ней меньше жира. Я и дома всегда собирал ложкой слой жира. Отец подставлял свою тарелку. Мама ругалась:
   - Самое вкусное выбрасываешь! Где ты такому научился?
  Уха была великолепна. Остановились, когда под разваренным картофелем заскребла по дну ложка.
   Закурили. В свете фары дым поднимался едва колеблющимися вертикальными змейками. В озере изредка раздавался, словно всхлип, всплеск рыбы. Колокольчики на наших донках были безмолвны.
   - Хорошо! И комаров не видно...
   - Прекрасный вечер!
   Собрали и упаковали в машину ложки и кружки. Миша долго мыл котелок. Обошли с фонариком наши донки. Миша сказал:
   - Вы ложитесь. Я подежурю первым. Чтобы к утру немного поспать.
  Мы легли. Несмотря на матрац, на носилках лежать было неудобно. Долго не мог уснуть. Потом повернулся набок, подтянул ногу и... провалился в глубокий сон.
   Казалось, что спал какие-то мгновения, когда меня стал расталкивать Миша.
  - Вставай! Третий час! Я отдежурил и за Леню. Он попросил. Остались вы с Димой. По полтора-два часа.
  Миша улегся на мой матрац и сразу захрапел. Я обошел донки. Уселся на Мишин раскладной брезентовый стульчик. Установилась необыкновенная, какая-то нереальная тишина. Даже лягушки смолкли. Полное безветрие... Огни фонарей на противоположном, Драсличенском берегу, отражаясь в озере, вытянулись по воде неподвижными свечками. Где-то далеко, в середине озера одиноко плеснула рыба. Опершись локтями в бедра, положил подбородок в ладони. Забылся...
  Очнулся я от довольно громкого глухого звука в УАЗе, словно кто-то свалился с верхней носилки. Дверь резко распахнулась и темная тень вывалилась из машины. К кустам стремительно промелькнул чей-то темный силуэт. Тут же раздались звуки, которые ни с чем не спутаешь. Затем раздался стон облегчения. Показалось, что это Димин голос. Я включил фонарик. Посмотрел на часы. Половина четвертого! Это я столько спал на стульчике! И не свалился!
  Немного погодя из-за кустов появился, затягивая брючный ремень, Дима. Приблизившись ко мне, сказал:
  - Иди отдохни. Я подеж...
  Дима оборвал речь, секунду постоял неподвижно, словно прислушиваясь к чему-то. Стремительно повернулся и резво побежал за кусты. Снова раздались булькающие и трескучие громкие звуки. Одновременно с сочувствием, мне стало смешно. Надо же так обожраться!
   Дима несколько раз появлялся из-за кустов. Не дойдя до машины, стремглав снова скрывался за прибрежной растительностью. Проснулся и вышел из УАЗика Леня. Не выспавшись, вышел Миша. Было уже не до сна. А Дима, последовательно осваивая новые территории, продолжал бегать за кусты.
   Когда Дима в очередной раз шел к машине, его вдруг повело в сторону. Леня успел его поддержать.
   Мне совсем плохо... - натужно просипел Дима. - В глазах качается, внутри все пересохло, голова болит... Надо ехать...
   Я был единственным недомедиком в той злополучной компании. Тем не менее я вспомнил о распространяющейся по республике холере. Одновременно, при свете фары, я видел, что лицо Димы осунулось, глаза ввалились. Ноги его подгибались. Я, зеленый студент, видел, что Диме необходимо капать внутривенно, восстанавливать водно-солевой баланс. Все смотрели на меня...
   - Поехали!
   Быстро, кое-как, не снимая наживок, собрали снасти. Миша завел двигатель. Пока проезжали Ратуш, Дима останавливал машину два раза. Выехали на трассу.
   - Куда едем? - спросил Миша.
   - Давай в инфекционную. Диме нужна капельница. Да и анализы надо сделать. О холере я молчал. Вспомнил, как, напутствуя студентов, представитель минздрава, сказал:
   - Любой пациент с расстройством пищеварения должен пройти все бактериологические обследования, а при выписке обязательна ректороманоскопия (визуальное обследование прямой и сигмовидной кишки, а также нисходящего отдела толстого кишечника с помощью толстой трубы, оснащенной на конце лампочкой). Виновные в преступной халатности медицинские работники, независимо от ранга будут привлечены к административной, а то и к уголовной ответственности.
   По дороге в Кишинев, несмотря на небольшое расстояние, менее пятнадцати километров, мы останавливались несколько раз. В городе, несмотря на ранний час и пустынные улицы, Миша включил мигалку. Подъехали к приемному отделению республиканской инфекционной больнице. Диму буквально на руках втащили в приемную. Наш инженер был бледен, глаза были полуприкрыты, казались сухими. Вошла дежурный доктор. Глаза старой докторши расширились.
   - Что с больным?
   - Понос. Раз двадцать.
  Дима завалился на кушетку. Расстегнув рукав рубашки, докторша стала измерять давление. Покачала головой. Повернулась к нам:
   - Кто знает паспортные данные больного?
  Леня выступил вперед. Вызвав дежурную медсестру, приказала:
   - Запиши паспортные данные сопровождающих. Все! Фамилия, имя, отчество, домашний адрес, место работы, где можно оперативно найти.
   Диму на каталке куда-то увезли. Я спросил:
   - Что делать нам?
   - Вы можете идти.
   - Что с Димой? - спросил Леня.
   - Разберемся! Для начала необходима капельница. Надо исключить холеру. А там посмотрим.
   Весть о срочной госпитализации Димы с подозрением на холеру облетела кафедры института с быстротой молнии. Экстренное извещение о подозрении на опасное инфекционное заболевание с утра ушло в городскую санэпидстанцию. Оттуда полетели телефонограммы в республиканскую СЭС, в санэпидуправление минздрава, главному санитарному врачу Молдавии, в правительство и центральный комитет партии.
   Диму положили в отдельный бокс для пациентов, больных особо опасными инфекциями. Несмотря на то, что понос прекратился уже утром, Диму замучили анализами. Из каждой санитарной инстанции выезжала бригада лаборантов-бактериологов. Мазки-отпечатки и соскобы брали непосредственно из прямой кишки. Облачившись в противочумный костюм, Диму осмотрел и главный инфекционист Минздрава.
  Нас с Леней и водителя Мишу разыскали оперативно. Поскольку мы не жаловались, было решено нас не госпитализировать. Но в приемном отделении республиканской инфекционной больницы анализы у нас все же взяли. Записав адреса, строго предупредили:
  - Кишинев не покидать. При малейшем расстройстве немедленно обратиться в приемное отделение инфекционной больницы.
  
  Наутро выездная бригада городской санэпидстанции, захватив водителя Мишу, выехала в Драсличены на берег озера, где мы рыбачили. Развернувшись цепью, искали, оставленные Димой в кустах, следы. К найденному очередному месту, по рассказам водителя, устремлялись лаборант-бактериолог и дезинфектор городской дезинфекционной станции. Бактериолог брала пробы, после чего начинал колдовать дезинфектор. Дезинфицировал очаг. В нескольких местах взяли для анализов пробы воды из озера. На развилке дороги у плотины забили колышек с табличкой: "Особо опасная инфекция! Купаться и ловить рыбу в озере категорически запрещено!".
  По дороге докторша постоянно спрашивала Мишу:
  - Где еще останавливались?
  Миша помнил точно, что один раз остановились у съезда на Полтавское шоссе. Тогда Дима побежал под одинокое дерево. Там Миша и указал водителю остановить автомобиль с санэпидперсоналом. Темное пятно нашли сразу. Снова взятие проб, затем над местом Диминой вынужденной остановки опять работал дезинфектор.
  - Когда машина тронулась, - рассказывал потом Миша. - Пожилая полная, непрерывно курившая "Беломор", эпидемиолог спросила меня:
  - Где следующий пункт остановки?
  - Я отлично помнил, что притормаживал от Гратиешт (Ставчен) до Кишинева два раза. Один раз в черте города. Разве сейчас найдешь?
  - Мы больше не останавливались. - соврал Миша, - Мы ехали быстро и скоро были в больнице.
  - Смотри мне! Тут сплошь виноградник! Если пойдет отсюда холера, мы тебя привлечем!
  Перед выпиской Дима испытал на себе и ректороманоскопию.
  
  Диму мы увидели утром пятого дня. Осунувшийся, ссутулившись и с опущенной головой, со своим чемоданчиком, в который были уложены инструменты, Дима направлялся на одну из кафедр. В ответ на наше приветствие и вопрос о самочувствии, Дима предложил нам куда-то направиться. Вполголоса. Куда? Мы не разобрали... Но кажется... Мы догадались...
  
  
  Почему исчезли раки
  
  С самого начала восьмидесятых я увлекся ловлей раков. Вместе с приятелями, коллегами мы обследовали практически все озера района. Ловили раков различными способами. Начали с обычных раколовок. Конструкция их была различной.
  У меня дома во времянке до нулевых на стене висела вертикальная раколовка, состоящая из мелкоячеистой капроновой сетки, обтягивающей два обруча диаметром около 80 сантиметров. На дно раколовки помещали и крепили куринные потроха или кусок подпорченного мяса. Раколовку опускали в озеро с помощью длинного шеста. Через произвольные интервалы времени шест с раколовкой поднимали и выбирали заползших туда раков. Эффективность такой конструкции была невелика, и вскоре я подвесил раколовку на гвоздь во времянке, где она провисела добрых тридцать лет.
  Использовались горизонтальные раколовки в виде вершей с несколькими входами, напоминающими устье чернильницы невыливайки. Внутрь верши также укладывали приманку. По сужающемуся внутрь верши конусу, раки легко проникали в ловушку. Вырваться из западни ракам было весьма затруднительно. Такие раколовки можно было оставить на ночь, а то и на несколько суток.
  Использовались ловушки, состоящие из клубка беспорядочно запутанной старой лески либо порваной сети, называемой путанками. В центр такой раколовки, где леска была запутана больше всего, помещали приманку. Раки, стремящиеся проникнуть к приманке, сами запутывались своими клешнями в гуще лески. Часто, пытаясь поглотить червя, рак путается в поводке обычной удочки или донки.
  Наибольшее распространение в те годы получили короткие мелкоячеистые бредни. Палки (стояки) бредня внизу соединялись цепью, служащей грузилом. Вверху на сетку бредня закрепляли несколько поплавков. Это была довольно эффективная конструкция, которой мы пользовались почти три десятилетия.
  За несколько лет мы с товарищами перецедили практически все озера района. Говоря об озерах, хотелось бы уточнить предмет обсуждения. Классические озера образуются котловинами в результате тектонических, вулканических, ледниковых, карстовых и других естественных запрудных процессов в земной коре.
  В Молдавии насчитывается более пятидесяти природных озер. При внимательном рассмотрении большая часть из них все же является результатом жизнедеятельности человека. При дотошном изучении ландшафта большинство водоемов лежат в бассейнах рек и образовались в результате искусственных запруд и являются, собственно, прудами. Исключение составляют несколько природных озер на юге Молдовы.
  Дондюшанский район не является исключением. Все запрудные озера, проще говоря пруды лежат в бассейнах рек Днестр, Кайнар, Куболта, Рэут и частично Чугур, впадающего в Прут. Единственным озером, образованным вне бассейнов рек, несмотря на то, что находится в непосредственной близости от Днестра, является, хорошо знакомое мне, "Голубое озеро".
  Расположено озеро в километре от северо-западной окраины Наславчи в соседнем Окницком районе. Это озеро, размером 250 на 100 метров, площадью более двух гектар, образовалось в результате затопления выработанного аргиллитового карьера и является производным жизнедеятельности человека. (Аргиллит - твердая глинистая горная порода, являющаяся разновидностью сланца и образовавшаяся в результате естественного уплотнения, обезвоживания и цементации глины)
  В числе прочих, освоенных нами озер в Дондюшанском районе, интерес представляет искусственная запруда, расположенная в полукилометре от восточной окраины Покровки. Много лет в этом озере мы ловили раков, которым, как утверждали местные, несть числа. Несмотря на это, при ловле раков мы отбирали только крупных, выбрасывая мелочь в озеро.
  Секрет столь высокой плотности раков прост. Половина озера была занята, выступающими из воды, вековыми пнями. Между ними зимой, когда замерзает озеро, из колхозного сада привозили и наваливали на лед ветви и стволы после обрезки фруктовых деревьев. Весной, когда лед таял, разнокалиберный хворост погружался в воду. В этой части озера невод, бредни и удочки, особенно донки, бесполезны.
  В девяностых мы с сыном Женей и его школьным другом Максимом решили снова попытать счастья в покровском озере. Добравшись до озера, мы встретили моих давних знакомых покровчан.
  - Раки в озере перевелись. Скорее всего подействовала отрава после опрыскивания садов, смываемая в озеро летними ливнями.
  Мне стало не по себе. Я не снимал ответственности за исчезновение раков из озера и с собственной персоны. Еще десять лет назад озеро кишело раками.
   - Может просто, выгребли раколовы?
   - Нет, - возразил мне местный, - это невозможно! Более половины озера завалено стволами и сучьями фруктовых деревьев. Да и пни там вековые. Невод и бредни бесполезны. Там всегда была масса раков. Ребятня их ловила руками. Скорее всего виновны ядохимикаты.
   Мы разделись и принялись цедить воду бреднем. Попались два крупных замшелых рака. Один был без большой клешни. Должна быть молодежь, если есть крупные!
  Попробовали мы тянуть бредень вдоль плотины. Там вода чище. Раков не было. Однако с каждым выходом на берег мы вытаскивали, запутавшихся в сетке бредня небольших рыбешек. Поразил меня из необычный внешний вид. Взяв рыбешку в руки, мы стали ее внимательно разглядывать.
   - Папа! Это речной бычок! - воскликнул Женя.
   - Точно!
  Несоразмерно большая голова, огромная для такой крохи пасть, за губами плотный ряд, острых, как иглы, мелких зубов.
   Вот и разгадка. Не снимая ответственности с человека, в том числе и с себя, до меня дошло, почему в этом озере исчезают раки. Икринки речных бычков, скорее всего, были занесены из Днестра на лапках водоплавающих птиц. Озеро, находящееся на расстоянии трех километров от Днестра расположено на высоте 170 метров выше водной глади реки. Самостоятельно водным путем бычки в это озеро попасть не могли. На пути от Днестра к озеру стоят две высокие глухие, без постоянного стока воды, плотины.
  Речные бычки питаются, в основном, моллюсками, личинками и водными насекомыми. Особый деликатес для маленьких хищников представляют только-что вышедшие из икры, прикрепленной снизу хвоста матери, рачки. Я ранее читал, что бычки стайкой сопровождают самку рака, у которой должны вылупиться рачки. По мере вылупления мягкотелые малыши попадают в зубы этих речных хищников. Спастись только что вышедшим из икринок и подрастающим рачкам от острых зубов хищных карликов весьма и весьма проблематично.
  
  
  Пятиколенка
  
  Сегодня удилища из карбона и стеклопластика достигают длины девяти метров, а может и больше. Лет сорок - пятьдесят назад в рыболовных магазинах можно было приобрести преимущественно двухколенные бамбуковые удилища длиной чуть больше трех метров. В диковинку были трехколенные удилища, привезенные любителями, в основном, из Москвы. Длина их была немногим менее пяти метров.
  В сентябре шестьдесят девятого я принимал участие во Всесоюзной научной студенческой конференции в Ростове-на-Дону. В числе прочих достопримечательностей Ростова мне посоветовали Нахичеванский базар. После коллективной экскурсии на прогулочном катере в древнюю столицу Донского казачества - станицу Старочеркасскую, мы с однокурсником пошли на Нахичеванский базар.
  Поразила огромная площадь, сплошь заваленная арбузами и дынями. За бахчевыми раскинулись рыбные ряды. Столько разной рыбы я увидел впервые. Еще живая, ночью выловленная в Дону рыба толстыми поленьями лежала поперек столов: огромные толстые сазаны, лещи. На одном столе расположился более чем полутораметровый сом. Такого большого сома я еще не видел. В корзинах была рыба поменьше: щуки, судаки, караси, красноперки, окуни, подлещики, рыбец, тарань. В ивовых корзинах шелестели раки. Многие виды рыбы я видел впервые. Поразила меня донская сельдь, которую тут почему-то называют русаком. На дне глубокой корзины змеями извивались вьюны.
  Чуть поодаль начинались ряды с соленой и вяленой рыбой. Купив по паре огромных, просвечивающих на свету янтарем, лещей, по связке крупной тарани, мы направились к противоположному выходу. У самых ворот кавказцы торговали бамбуком. Тут были пяти-шестиметровые шесты, которые по желанию покупателя тут же пилили на требуемые отрезки. В самом углу расположился торговец готовыми удилищами.
  Мы подошли. Выбор был, по нашим меркам, огромным. Цельные, двух- и трехколенные удилища стояли прислоненными к высокому забору. Там же я увидел четырех-коленное удилище, от одного вида которого захватило дыхание. Длина его была не менее шести метров. Вызревший до соломенно-желтого цвета бамбук был непривычно легким. Телескопические соединения были насажены идеально плотно. Я взял удилище и потряс им в воздухе, чтобы проверить гибкость. Продавец в необычайно широком кепи вырвал удилище из моих рук:
  - Так не проверяют! - закричал он. - Смотри!
  Просунув тонкий конец удилища под шифер навеса, резко поднял, изогнув свой товар в полукружие. Я поспешил перехватить его руку:
  - Достаточно! Я беру.
  Пока продавец разбирал удилище, во мне проснулся максималист. Я успел присмотреть отрезок бамбука чуть выше моего роста. Более тонкий его конец по толщине соответствовал толстому концу приобретенного удилища. Рядом в посылочном ящике навалом парами лежали латунные трубки. Я спросил:
  - А можно еще одно колено соединить!
  - Для тебя все можно!
  Я указал на облюбованный отрезок бамбука. Продавец взял его, осмотрел, попробовал на прочность и прицокнул языком:
  - Удочка будет чемпион! Где резать?
  Я показал. Торговец отрицательно покачал головой и, измерив штангелем, отрезал по одному сегменту с обеих сторон.
   - Так будет лучше!
  Я согласно качнул головой. Пока он подбирал соединительные трубки, я спросил его:
   - Вы грузин?
  Продавец резко дернул плечом и качнул головой так, что кепи его съехало набок:
   - Нет! Я аджярец! - сказал он с нескрываемой гордостью.
  Для меня в те годы все кавказцы были грузинами, азербайджанцами и армянами.
  Купленная в Ростове-на-Дону, удочка простояла в окницком сарае два года. Уже, будучи в интернатуре, осмотрел ее. Бамбук усох, все трубки сидели неплотно. Вытесав круглые клинышки, я закрепил трубки. Я уже работал в районной больнице, когда цаульский бригадир пригласил меня порыбачить на одном из озер:
  - Приезжайте после обеда. Берите с собой только одну-две удочки. Без рыбы не уедете. Клюет на молодую мягкую кукурузу.
  Наконец-то пришло время обкатать мою пяти-коленку. Выломав по дороге несколько початков кукурузы, я приехал на озеро. Наживил сначала трехколенку. Воткнул на самой кромке берега, выгнутый мной из толстой катанки, кронштейн. В него и закрепил трех-коленку.
  Настала очередь моей пяти-коленки. Наживив, забросил. С удовлетворением отметил, что поплавок встал наклонно на расстоянии более двенадцати метров от берега. Совершенно случайно угадал глубину. Кронштейна не понадобилось. В пяти метрах от берега выступала из воды рогатина, воткнутая до меня кем-то из рыболовов. В развилку рогатины я и поместил мое удилище.
  В это время плавно ушел под воду поплавок трех-коленки. Я подсек. Добыча сопротивлялась упорно. Скоро я подвел к берегу карпа весом более шестисот граммов. Опустив рыбу в садок, наживил снова. Забросил. Скосил взгляд на мою пяти-коленку. На неподвижном поплавке уютно устроилась огромная стрекоза.
  В тот день я ловил только на трех-коленку. Карпы были стандартными, от 600 до 800 грамм. Уже вечерело. Наловив достаточно, решил еще раз забросить трех-коленку и сматывать бесполезную пяти-коленку. Забросив, я увидел, что поплавок трехколенки плавно двинулся параллельно берегу. Я подсек. Есть! Еще одна! Пока я вываживал рыбу, моя пяти-коленка торпедой прошла по развилке рогатины и стремительно, подняв в воздух толстый конец удилища, помчалась по озеру.
  Освободив рыбу, опустил в садок. Стал раздеваться. А моя удочка, не снижая скорости, торпедой мчалась к середине озера. Толстый конец удилища еле угадывался в наступающих сумерках. Я понял, что сегодня мне удочку не достать. Кроме меня на берегах озера не было никого. Так быстро унести удочку на середину озера могла только очень крупная рыба. С такой в одиночку и вплавь можно не справиться. Да и глубина озера на середине, по рассказам, не менее трех-четырех метров. А тут еще стремительно темнеет. Была бы автомобильная камера...
  Собрав снасти, приторочил облегченный чехол к велосипедной раме. Садок подвесил на руль. Еще раз посмотрел в сторону уплывшей удочки. Ее уже не было видно. По дороге домой я прикинул. Камеру приготовлю с вечера. Позвоню приятелю. У него "Победа".
  Поднялся я в половине шестого. успел умыться и выпил чай. В это время раздался сигнал "Победы". Я захватил, лежащий в шкафу, театральный бинокль. Перекинув, как скатку, камеру, я вышел на улицу. Поехали!
  Приехав на берег озера, к неудовольствию моему, увидел несколько рыбачивших мужиков. Ни одного знакомого. Подняв бинокль, я внимательно изучал водную гладь озера. Удочки моей не было. Подъехали ближе к хвосту озера. Внимательно осмотрели заросли тростника. Там довольно мелко. Если бы моя удочка была там, она лежала бы плашмя. Мы бы ее увидели.
   Двигаясь обратно к плотине, мы снова, до слезотечения, внимательно вглядывались в озеро. Мой спутник отметил, что сидевшие вдоль противоположного берега рыбаки внимательно провожают нас глазами. Немудрено!
  Подъехав к одному из рыбачивших, я спросил:
  - Не вытащил ли кто из рыбаков пяти-коленную удочку?
  - Нет! - последовал короткий ответ парня, и взгляд его снова уперся в поплавок. Мы уехали. К восьми я был на работе.
  
  Ровно через год я, в компании коллег и заведующего гаражом, рыбачил на другом озере. Завгар обратил наше внимание на рыбачившего неподалеку сухонького невысокого пожилого рыбака:
  - Посмотрите на его удочку! Это наверняка телескопическая!
  В те годы уже появились телескопические пластиковые удилища.
  - До чего длинная! Я такой еще не видел.
  Я присмотрелся. Необычайно длинное удилище ярко-красного цвета покоилось на воткнутой в метрах четырех от берега рогатине. Я встал и подошел поближе. Нет, удилище не было телескопическим! Это был крашеный бамбук. Старик беспокойно заерзал на своем стульчике. Я всмотрелся. Это была моя удочка! Я узнал бы ее из тысячи. Только удилище было окрашенным, скорее всего, фуксином, и сверху покрыто влагозащитным лаком.
  Я постоял еще немного и вернулся к своим товарищам. Старик вскоре собрал удочки и направился к селу.
  
  
  
  
  Трапаред
  
  Однажды, возвращаясь из поездки на одно из отдаленных озер, Женя сказал:
   - Знаешь, папа! Мы, кажется, неправильно ловим раков.
   - То есть как?
   - Я читал, что раков можно отлавливать в месяцы, содержащие в своем названии букву "Р". Январь, февраль, март, апрель, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь. А мы...?
   Я уже был знаком с подобной версией. Скорее всего с мая по август нельзя ловить по двум причинам: с мая до конца июня у раков идет нерест и выход из икры рачков. В июле и августе чаще всего у раков происходит линька.
   Я задумался. Почему бы не ловить в осенние и зимние месяцы. По крайней мере, пока водоемы не покрыты льдом.
   Стали мы думать. С первых шагов мы заключили, что оптимальным вариантом является принцип траления. Но для этого нужна лодка. Лодки у нас не было, да и не взгромоздишь на "Москвича" такую махину. Думали мы долго. Потом появились эскизы, чертежи. Осенью мы начали воплощать нашу идею в жизнь.
   По низу решено было оставить цепь, к которой предстояло приторочить сеть в виде матрицы рыболовного невода в миниатюре. По верху в качестве распорки и поплавка решено было использовать герметизированную тонкостенную трубу из нержавеющей стали, к которой должна быть приторочена матрица. Дополнительные грузы на концах цепи выточил знакомый токарь.
   За основу матрицы была взята рыболовная дель (сеть из капроновой нити с ячейками 25х25 миллиметров). Размер ячеек сети предусматривал поимку только крупных раков. Молодежь и малыши должны были оставаться в озере. К новому году наша гостиная превратилась в конструкторский ангар. Длина трала составила три с половиной метра. Вход в трал привязали по кругу: вверху к трубе, по бокам к метровым шнурам, которые внизу надежно приторочили к цепи. Грузы решили закреплять на озере карабинами.
   Женя задал немаловажный вопрос:
   - Как мы назовем наш инструмент?
  После недолгих раздумий победило наше тщеславие. Решено было назвать наш агрегат сокращенным словом "Трапаред". Расшифровка означала: Трал-Паром-Единака.
  По углам входа в трал вплели и закрепили растяжки, сходящиеся к центральному карабину. Остаток зимы ушел на изготовление двух воротов, которые подобно катушке спининга должны наматывать на себя шнур или отпускать его, если тяга идет в противоположном направлении подобно парому. Купил два капроновых шнура длиной по 200 метров каждый. Шнуры намотал на катушки воротов.
  С нетерпением ждали когда на озерах растает лед. Когда высохли дороги, мы погрузили наши снасти. Сам агрегат мы закрепили на багажнике "Москвича". Вороты с катушками поместили в багажник. Испытать агрегат решили на пустынных берегах редю-марского озера.
  Приехав на озеро, размотали ворот и вручную протянули шнур между противоположными берегами. Шнуры прикрепили к основному карабину, в кольце которого закреплены растяжки.
  - Поехали!
  Я начал крутить ворот. Женя на противоположном берегу отпускал шнур. По моим прикидкам наш "Трапаред" прошел более трех четвертей подводного пути. Оставалось около двадцати метров. Внезапно я почувствовал пружинящее сопротивление. Сердце мое екнуло. Я предположил самое худшее: "Трапаред" захватил подводную корягу!
  Попробовали дать задний ход. Безрезультатно! После коротких раздумий я стал наматывать шнур на ворот. Рассчитывал сдвинуть с места корягу. Других вариантов не было. Вращение все более затруднялось. Стали гнуться, забитые в грунт плотины, металлические штыри. Я опасался, что при увеличении усилий штыри будут вывихнуты из грунта и ворот устремится в озеро.
  В какой-то миг моя рука свободно прокрутила ворот. Шнур оборвался на месте зацеплении карабинов под водой. Я легко намотал оставшийся участок шнура. Наше дальнейшее пребывание на озере потеряло всякий смысл. Мы собрали все наше имущество и уехали домой.
  На следующий день мы выехали на озеро двумя машинами. Второй машиной был грузовой УАЗ. В кузове УАЗа лежал моток толстого капронового каната. На одном конце морским узлом была завязана, выкованная знакомым кузнецом, четырехпалая "кошка", крючья которой способны выдержать вес легкового автомобиля.
  После нескольких неудачных забросов "кошка" за что-то зацепилась. Я потянул. Трос пружинил. Нас грела надежда, что "кошка" зацепилась за наш "Трапаред". Второй конец троса надежно закрепили на буксирный крюк УАЗа. Приятель завел двигатель. УАЗ плавно тронулся и поехал по плотине. Трос натянулся. Мотор натужно гудел. Водитель прибавлял обороты.
  На всякий случай я благоразумно отошел в сторону. Колеса УАЗа стали пробуксовывать.
  - Давай рывком! - не выдержал я.
  УАЗ сдал назад и рывком устремился вперед. Трос натянулся... Сердце мое замерло. В следующее мгновение трос оборвался. Один конец выстрелом хлестнул по заднему борту. Другой скрылся под водой.
   Домой мы возвращались побежденными, как говорили древние, на щите.
  
   Через несколько лет мы с Женей посетили памятное озеро. Вместо водной глади мы увидели болотистую поверхность. Оказалось, что при роспуске колхоза и приватизации земли озеро с прилежащей территорией было арендовано. Новый владелец решил заняться разведением карпов. Но надо было избавиться от, ставшего сорным, карликового окуня.
   В месте бывшего стока плотину прорыли тракторным экскаватором. Вода унесла всю живность в нижележащее озеро на территорию соседнего района. Кстати, это единственное озеро на территории нашего района, относящееся к бассейну реки Чугур, впадающей в Прут. Все остальные озера лежат в бассейнах Рэута, Куболты, Кайнар и Днестра.
  Чтобы окончательно избавиться от окуней, озеро новый владелец решил сушить до осени. Мы обратились к работающему рядом с озером трактористу. По его словам, озеро с помощью экскаватора выпускал он сам:
  - Не находили ли в озере после выпуска что-либо необычное?
  - Как же? Вон там, - он указал на место, где встал на вечный якорь наш "Трапаред". - нашли рыболовную снасть непонятной конструкции. Зацепилась за пень. Арендатор забрал снасть с собой. Нашли еще бредень.
  Я насторожился. В начале восьмидесятых, слабо плавающий коллега из-за страха утонуть оставил мой самый первый бредень на середине этого озера.
   - Нашли много донок. - продолжал наш собеседник. - Несколько бамбуковых удочек.
   Я вспомнил. Одна из утащенных рыбой бамбуковых удочек была когда-то моей.
  
  Так бесславно, не начавшись, закончилась наша "фантастическая" операция под кодовым названием "Трапаред".
  
  
  
  
  Вася
  
  
  Во время охоты и рыбалки, бывает, случаются истории, весьма далекие от запланированных на тот день событий. Об одном таком курьезном случае хочу рассказать. Сумею ли я донести читателю те ощущения, которые мы испытали в тот день от, казалось бы, не особо примечательной истории?
  В середине девяностых мы с шестнадцатилетним тогда сыном Женей облюбовали одно из целой дюжины редю-марских озер. Ездили мы туда чаще с бреднем для ловли раков. Часто, особенно в зной, раки исчезали, возможно, уходили на глубину. Нам мешал, безнадежно путаясь в мелких ячейках, бесчисленный карликовый окунь.
  Однажды, заехав со стороны плотины, на противоположном берегу мы увидели молодого жеребца, щипавшего сочную прибрежную траву. Недалеко стояла повозка. Ниже по склону, у самого озера, на широкой дерюге, именуемой в Молдавии цолом, расположились два молодых человека. Они часто чокались, опрокидывая в себя очередную стопку живительного зелья. Закусив, закуривали.
  Пока мы обошли озеро по кругу, молодые люди закончили трапезу. Судя по темпу их речи, избыточной жестикуляции, неуверенной походке и неловких движениях, мы поняли, что ребята выпасают коня, возможно, с самого утра. Поднявшись, один из парней, сняв с дышла уздечку, направился к жеребцу.
   - Вася! Вася! Давай, поедем домой.
  Вася, вероятно, еще не нагулялся, а может, еще не наелся досыта. Круто повернув шею, Вася, не спеша, боком отошел от уздечки, предвещавшей ему потерю свободы и сулящей длительный подъем в гору с повозкой, да еще с двумя нетрезвыми пассажирами на борту.
  Парень снова приблизился к Васе. Подпустив, посягающего на его независимость поближе, Вася вспомнил собственное детство. Косясь горящим взглядом на приближающегося парня, Вася слегка вздыбился, взбрыкнул и коротко заржал. Тон его ржания не оставлял сомнений. Вася явно приглашал преследующего поиграть с ним в догонялки.
  Так повторялось несколько раз. Расстояние между играющими и телегой увеличивалось. Тяжело поднявшись с цола, зигзагами на подмогу поспешил друг. Вдвоем они стали убеждать неразумного жеребца. Один из незадачливых преследователей попытался обойти жеребца со стороны железнодорожного переезда. Жеребец легко разгадал коварный маневр, покушавшихся на его волю, людей. Еще раз лягнув воздух, отбежал на безопасное, по его разумению, расстояние. Жеребец, скорее всего, не выносил пьяных, не питал к ним доверия...
   Вдогонку Васе прозвучали нелестные слова с упоминанием о, порочащих его гордую жеребцовскую натуру, якобы совершенных с ним в прошлом противоестественных непотребных, постыдных насильственных действий. Вася сплетен не любил. Тем более о себе. Особенно, если они носили интимный характер. Он ускорил шаг.
   Вслед Васе понеслась длинная многоэтажная тирада в адрес его матери, бабушки и всех его многочисленных тетушек до седьмого колена... Вася не терпел негативных слов в адрес своих предков. Особенно, обидным было оскорбительное поминание его досточтимой, вскормившей его, матушки. Презрительно вскинув голову, Вася перешел на рысь.
  Грязным хлыстом в Васину спину хлестнуло короткое слово, ставящее его в один ряд с особами низкой социальной ответственности. Потом его - потомственного коня, более того, жеребца назвали псом, только женского пола. Как Жульку, живущую с ним в одном дворе и ежегодно приносящую прелестных щенят. Надо же так упиться!
  Вася, несмотря на запутанную родословную, был благородным жеребцом. Он не выносил оскорбительного отношения к женщинам. Особенно к отсутствующим. Васе стало обидно и за собственную хозяйку, ни разу не стегнувшую его кнутом и часто угощавшую ломтем белого хлеба с солью. Вася перешел на галоп. Проскакав немного, Вася остановился. Оглянулся.
  Оставшиеся далеко позади, два друга вернулись к телеге. Словно ломовые клячи, впряглись в одну на двоих шлею и, держась за дышло, по бездорожью потянули телегу в гору. Единственное дышло, по нашим наблюдениям, помогало нашим друзьям стоять на ногах и выдерживать верный курс в направлении железнодорожного переезда. Лица, еще недавно безмятежно отдыхающих персон, приобрели буряковый оттенок.
  Вася мерно вышагивал в метрах двухстах впереди экзотичного, по его лошадиному разумению, экипажа. Периодически, грациозно выгибая длинную шею, оглядывался. Скорее всего проверял: везут ли неразумные его родную телегу домой? Не оставят ли где без присмотра?
  
  Через недели полторы мы с Женей снова поехали на то же озеро. За железнодорожным переездом на склоне холма стояла телега. К колесу, установленному на гальму (тормозной башмак), была привязана длинная прочная капроновая веревка. Другим концом веревка была привязана к уздечке гнедого жеребца. Женя спросил:
   - Папа! Это не Вася?
   - Похоже он...
   Мы спустились по склону. На берегу озера мы увидели, постеленный на траве, знакомый нам цол. Цол был накрыт немудреной, чисто мужской закуской: нарезанный крупными кусками хлеб, сало, брынза, лук и малосольные огурцы. В центре импровизированного стола высилась литровая пластиковая бутылка с самогоном. На цоле напротив друг друга сидели два парня. Показалось, что те же, которые были здесь в прошлый наш приезд. Поздоровавшись, я, указывая на жеребца, спросил:
   - Ребята! Это Вася?
   - Вася, Вася! Он самый! - узнав нас, с улыбкой закивали парни.
  
  
  
  
  
  Нечаянная экскурсия
  или
  Святовское озеро
  
  В семьдесят третьем случилась более, чем недельная автомобильная экскурсия по европейской территории Союза. Я уже целый год работал в Дондюшанской центральной районной больнице. Много оперировал, внедрял новые методы лечения. Оставалась неудовлетворенность. Многого я не мог делать из-за отсутствия целого ряда специальных хирургических инструментов и новых аппаратов.
  Выручило меня тогдашнее постановление правительства "О мерах по улучшению медицинского обслуживания рабочих на промышленных предприятиях". В нашем районе таким предприятием был Дондюшанский сахарный завод. Материальная база, медико-техническое оснащение здравпункта оставляли желать лучшего. Я же, ответственный за донорство на сахарном заводе, часто бывал в здравпункте и у тогдашнего директора завода Алексея Ивановича Хлебникова.
  В время нашей беседы перед донорским днем Алексей Иванович достал из папки и подал мне несколько, соединенных скрепками, документов. Это было постановление правительства, копии соответствующих приказов по министерствам здравоохранения и пищевой промышленности Молдавии.
  - Я уже говорил по этому вопросу с вашим главным. Нужна физиотерапевтическая аппаратура, электрокардиограф, сухожаровой шкаф, стерилизаторы, стоматологические инструменты. Но Федор Георгиевич мне отказал, деликатно объяснив, что, исходя из выделяемых фондов, ему не хватит и десяти лет, чтобы оснастить аппаратурой больницы района. Здравпункты для него не приоритетны. Вы, Евгений Николаевич, моложе. Может придумаете что-либо, в обход фондов минздрава?
  Как только я услышал ключевое выражение "в обход", я понял, что мне повезло, как везет один раз в тысячу лет. Я увидел возможность оснастить мою операционную и отделение в целом современным оборудованием. Вспомнил. Ушедший в небытие всего лишь два месяца назад, профессор Михаил Григорьевич Загарских, мой крестный в отоларингологии, говорил нам:
  - Не ждите по разнарядке Госснаба. Выходите на людей, ищите производителей и деньги. Люди, как правило, откликаются. Главное, чтобы в карманах не оседало.
  - Надо ехать на заводы-производители, в Москву. Выбивать, где только можно. Нужна машина и деньги.
  - Машина будет. Я дам ИФу (шести-тонный комфортабельный немецкий грузовой автомобиль с дизельным двигателем). Чековую книжку вы получите безлимитную. То-есть, ограничений с финансами не будет. Захватите про запас десяток доверенностей.
  - Для своего отделения я смогу одновременно взять некоторый инструментарий? Больница потом оплатит.
  - Без проблем. Выезжаете в любое удобное для вас время. По рукам?
  - По рукам...
  В больнице вопрос был решен, что называется "с ходу". В четыре часа утра в понедельник 13 августа семьдесят третьего мы взяли курс на Москву. Водителем оказался мой земляк Василий Иванович. В кузове мы везли три мешка сахара, два ящика слив и картонную упаковку с водкой, коньяками и винами Молдавии. В кармане, разумеется, была чековая книжка, доверенности.
  Проехали Киев. За Броварами остановились в густом лесу. Пообедали. Поехали дальше. Выехали на новую трассу - хрущевку. Батурин, Кролевец... Проехали границу Украины и России, которой тогда не было. Просто указатели, пожелание счастливого пути и приветствие "Добро пожаловать в РСФСР". В Курской области стемнело. Для ночлега остановились на окраине Железногорска.
  К обеду следующего дня были в центре Москвы. Василий Иванович, неоднократно ездивший в Москву, уверенно вел машину по набережной Москвы-реки. Приехали в магазин "Союзмедтехника". Там какое-то переоборудование. Будут работать завтра. Посоветовали подъехать в "Мосмедтехнику".
  В "Мосмедтехнике" взяли многое из того, что необходимо было для моей операционной. Помог мешок сахара. Там же нам любезно сообщили адреса еще двух специализированных магазинов и оптового торгового склада "Росмедтехника". Ехать туда было поздно. Близился конец рабочего дня. Еще два часа мы потратили на то, чтобы завезти родственнице директора сливы.
  Начинало темнеть, когда мы выехали с окружной на Горьковское шоссе. Я открыл "Атлас автомобильных дорог СССР".
  - Через час будем в Орехово-Зуево. Осталось чуть больше восьмидесяти километров.
  В Орехово-Зуево мы ехали на завод "Респиратор". Там производили медицинские ингаляторы. Заодно директор сахзавода попросил привести, дефицитные в те годы, кислородные редукторы для сварочных аппаратов. Узнав об этом, брат Алексей, работавший тогда заместителем главного врача района, попросил привезти пять редукторов и для больниц.
  - Не будем мы сегодня в Орехово-Зуево на машине с молдавскими номерами. Ночью, рассказывают водители, бывают неприятности.
  На окраине небольшого городка, названия я не запомнил, Василий Иванович свернул с трассы и остановился на просторной площадке. Справа широченные зеленые ворота. На них красные звезды с расходящимися лучами.
  - Тут воинская часть. Площадка всю ночь освещена. На КПП постоянно дежурят военнослужащие. За три рубля солдат глаз сводить не будет с нашей машины. Я тут ночевал не раз, когда гнал ГАЗоны в колхоз, потом на сахарный завод.
  Поужинали, купленными в одном из московских гастрономов, сыром и колбасой. Помидоры и огурцы у Василия Ивановича были домашние. Выпили по бутылке пива. Как и в Железногорске, уютно разместились в просторной кабине ИФы. Едва стало светать, как мы снова были в пути. Орехово-Зуево оказалось совсем рядом. На окраине, увидев двух парней, видимо спешащих на работу, Василий Иванович спросил:
  - Как проехать на завод "Респиратор"?
  - Очень легко. Прямо по этой улице. Увидишь мост через Клязьму. Не доезжая до моста повернешь влево. Во дворе казарм можно пристроить машину.
  Скоро мы въехали в тенистый двор, окруженный вековыми деревьями. Казармы оказались двух- и трехэтажными, красного кирпича, зданиями общежитий, воздвигнутыми, как выяснилось позже, самим Саввой Морозовым. Потемневший, но прекрасно сохранившийся красный кирпич, относительно узкие, но высокие окна, широкие входные двери придавали зданиям мрачную монументальность.
  - Где здесь можно помыться? - спросил Василий Иванович, вышедшую из подъезда, женщину.
  . - На кухне. Первая дверь направо. Там и розетка есть. Побриться сможете.
   Мы вошли. Довольно широкий полутемный коридор с единственным, в противоположном конце, высоким окном. Направо дверь была открыта. Кухня оказалась огромной, больше похожей на спортзал, комнатой. В центре кухни длинный, обитый сверху алюминием, стол. В нижней части стола со всех сторон множественные дверца с небольшим вырезом в верхнем углу. Через отверстие проходит цепочка, прикрепленная к примусу или керогазу. По закрытым на разные замки дверкам, понял, что на ночь все убирается в тумбочку. Под замок.
   В углу огромная, как в хлебопекарне, печь. Над припечком краник для подачи соляры. Напротив стола умывальник с единственным краном. Рядом розетка. Над ней надпись: "Электроплитки и утюги не включать!"
   Достав наши электробритвы, мы по очереди побрились. Кухня оживилась с приходом трех женщин. Потом вошел мужчина. Было ощущение, что на нас не обратили внимания. Мы помылись, вытерлись, взятыми в дорогу, полотенцами. Сказав спасибо, пошли к выходу:
  - На здоровье! - понеслось нам вдогонку. - Заходите еще!
  Василий Иванович, сжав губы, покрутил головой. Когда мы подошли к машине, он тихо сказал:
  - А ведь в Прибалтике и на Западной Украине давно газ, электроплиты. Я много ездил по стране, видел. А по дороге в Свердловск видел самую настоящую нищету.
  До восьми утра оставалось минут пятнадцать. Я хотел пройти около ста пятидесяти метров и посмотреть видневшуюся Клязьму, о которой много начитан. Но Василий Иванович кивком головы указал мне в сторону проходной "Респиратора". Нескончаемым потоком, шеренгами в несколько рядов, на завод шли люди. Все они скрывались за стеклянными вращающимися дверями.
  - Большой завод! - протянул Василий Иванович. - Скорее всего военный. А ингаляторы и редукторы так, ширпотреб.
  Забрав документы, пошли в заводоуправление. Нашли отдел сбыта. Пожилая полная женщина, взяв доверенность, долго искала что-то в толстой амбарной книге. Повернулась к нам:
  - Вас в разнарядке на отпуск нет. Нашла разнарядку на четвертый квартал. Только Кишинев, ГАПУ, Управление "Молдмедтехника". Сахзавода не вижу. Перед выездом по телефону вы связывались?
  Мы молчали. Такой облом!
   - Может у вас еще есть какие бумаги?
  Василий Иванович вышел вперед:
   - У нас коньяк молдавский есть, вина сладкие, водка...
   - Нет, нет! Ничего не надо! - женщина двумя руками, словно защищаясь, отталкивалась от нас. - Вы с чековой книжкой или по доверенности на инкассо?
  Так, впервые в жизни я стал постигать сложную науку взаимных расчетов. Заодно и алгоритм действий советского снабженца.
  - Дайте ваш паспорт!
  Я протянул. Женщина открыла паспорт. Прочитав, округлила глаза:
   - Доверенность на Цыбульчака, а вы Единак!
  Василий Иванович протянул свой паспорт. Оказывается, все доверенности были выписаны на него, как на работника сахарного завода. Я тут вроде и ни при чем?
   Женщина куда-то позвонила. Спросила о наличии изделий по длинным номерам. Я ничего не понял. Затем выписала накладные. Потом позвонила в бюро пропусков. Назвала наши фамилии.
   - Идите в бухгалтерию и бюро пропусков. Там скажут, как проехать на погрузку.
  Василий Иванович с чековой книжкой, доверенностями и накладной пошел в бухгалтерию. В бюро пропусков, взяв наши паспорта, выписали общий пропуск на нас и на машину. Скоро Василий Иванович подъехал к широким воротам. Открыл пассажирскую дверь:
   - Садись! Сойдешь, когда разрешат!
  На воротах у нас, после проверки, от пропуска оторвали желтую полоску. Через метров сто пятьдесят вторая проходная. Сличив наши фотографии на паспортах, охранник оторвал от пропуска розовую полоску. Открыл следующие ворота. Мы проехали. Слева на стене крупными буквами: Склад готовой продукции. Стрелка.
   - Охрана серьезная! Что же тут выпускают?
   Мы подъехали к складу первыми. Заведующая, прочитав накладные, позвала низкорослого худого, с морщинистым испитым лицом, рабочего. Дала ему один экземпляр накладной и ушла в свою будку в глубине огромного складского помещения.
  Работяга взял большой зеленый ящик и стал упаковывать в него картонные коробки с ингаляторами. Я внимательно следил и считал. Все правильно! Потом, насыпав мелкой стружки, стал упаковывать, завернутые в серую бумагу, редукторы. Упаковал пятнадцать. А в доверенности было указано: 20. Я спросил рабочего:
  - Почему не все редукторы упаковал?
  Он подал мне накладную. Там была цифра 15. Я пожал плечами.
   - А тебе сколько надо?
   - Всего двадцать. - сказал я, как можно тише.
   - Пузырь будет?
  Я не понял. В те годы у нас так не говорили. Пузырь - пузырь. Видя мое затруднение, рабочий, отвернувшись от будки, показал полусжатую кисть с оттопыренными мизинцем и большим пальцем. Вот сейчас ясно!
   Я представил, что при такой строгой охране у меня на одной из проходных обнаружат пять лишних редукторов. Дальше что-либо я не хотел себе представлять. Отрицательно качнул головой.
  - Дело хозяйское, - сказал рабочий. - Хозяин - барин!
  В двух метрах лежали продолговатые голубые ящики. Я присмотрелся. "Легкий подводный дыхательный аппарат АПД-20." Работяга перехватил мой взгляд.
  - Надо? Два пузыря!
  Мне почему-то стало смешно. Я снова отрицательно качнул головой.
   - Хозяин - барин!
  Работяга показал на большой ящик, куда упаковывали ингаляторы и редукторы:
   - Тут один как раз встанет. И стружки меньше надо!
  Я улыбнулся:
   - А что вообще завод выпускает?
   - Да разное... Разное для водолазов, для подводных лодок, для летчиков. Работаем с космосом. - С нотками гордости за свой завод сообщил трудяга. Помолчав, добавил. - Наш завод единственный не только в Союзе. В варшавских странах такого завода больше нет.
  Я понял, что патриот своего завода, с натруженным от постоянных возлияний лицом, имел в виду страны Варшавского договора.
   Рабочий охапками стал втискивать в наш ящик тонкую стружку. Стружка уминалась легко. Набив, старательно заправил внутрь свисающие кольца. Затем по кругу забил гвоздями крышку. Направился в кабинку заведующей складом. Скоро вернулся с мотком проволоки и пломбиратором. Продев сквозь отогнутые заушины стальных полос проволоку, опоясал ею в двух местах ящик. Достал из кармана свинцовые пломбы. Продев сквозь них проволоку, резко, словно рассерженно, пломбиратором раздавил пломбы.
   - Вот сейчас все! - после небольшой паузы повторил третий раз. - Хозяин - барин...
   С территории завода мы выехали без приключений. Сверив номер ящика с номером на накладной, охранники беспрепятственно выпустили нас на волю.
  С тех пор прошло сорок пять лет. За эти годы я так и не смог ответить себе на вопрос: орехово-зуевский трудяга предлагал мне упаковать, не выписанную и неоплаченную, продукцию секретного завода всерьез или в шутку?
  Выехав за проходную, Василий Иванович снова поставил машину в дворике между казармами. Завернув в бумажный пакет бутылку коньяка и крепленого вина, пошел в отдел сбыта. Скоро вернулся без пакета. Покинув территорию завода, мы ехали по городу. Тут только и вспомнили, что сегодня не завтракали. Василий Иванович сказал:
  - Потерпи пять минут. Через несколько километров Горьковское шоссе. Там, в сосновом лесу и позавтракаем. Я не раз там останавливался по дороге из Горького.
  Скоро мы выехали на трассу. С обеих сторон дорогу провожали толстые, с голыми стволами, сосны. Только наверху деревья кучерявились пышными кронами. Василий Иванович остановил машину. Мы сошли. Взяв провиант, углубились в лес. Василий Иванович подбросил вверх сухую хвою. Ветерок понес хвою в сторону шоссе. Лесной воздух был насыщен тугим ароматом смолы. Мы уютно расположились на покрывале, расстеленном на толстом мягком слое хрустящей хвои. Позавтракав, немного отдохнули, заново переживая беседу со складским рабочим. Потом взяли курс на запад, на Москву.
  Наша ИФА шла споро. Занявший небольшую толику передней части кузова ящик, для такой машины не был грузом. На трассе машина шла больше со скоростью 110 километров в час. Это я заметил еще в первый день нашего путешествия. Спросил:
  - Как ты можешь так точно выдерживать скорость?
  - Это не я, - ответил Василий Иванович. - В топливной аппаратуре есть ограничитель. Как только автомобиль слегка превышает сто десять, уменьшается подача топлива. Держит сто десять, сколько ни жми.
  Через часа полтора мы были в "Союзмедтехнике". Приняли нас любезно. Василий Иванович подозревал, что сюда успели позвонить из "Мосмедтехники". Выписали и погрузили быстро. В основном аппараты для физиотерапии и ЛОР-инструменты. Грузить на машину нам помогал товаровед. В благодарность Василий Иванович погрузил на спину товароведа мешок с сахаром.
  В Москве решили не задерживаться. Василий Иванович спешил выбраться за черту города. Когда мы съехали с объездной, к немалому своему удивлению я увидел указатель: Кашира, Тамбов. Я повернулся к Василию Ивановичу:
  - Почему мы едем по этой дороге?
  - Мы сэкономили два дня. Заедем в Тамбов. Там мой племянник, Ваня Цыбульчак. Работает начальником отдела сбыта в областной сельхозтехнике. Обещал мне волговский передок для моей "Победы".
  Ваню Цыбульчака я знал, хоть и близко знаком не был. Он закончил Сорокский техникум механизации сельского хозяйства. После армии осел в Тамбове, женился, закончил институт. Я развернул "Атлас автомобильных дорог СССР". Прикинул. До Тамбова больше четырехсот километров. Поехали!
  Пересекли Оку, которую я видел впервые. Река оказалась неожиданно широкой. Слева осталась Кашира. Вспомнил третий класс, когда мы читали об открытии Лениным Каширской электростанции. Дальше дорога казалась прямой. Проезжая Рязанскую область, я обратил внимание на села вдоль трассы. Дома, в основном были небольшими, окна непривычно маленькими. Я спросил:
  - Почему окна такие маленькие?
  - У нас больше, потому, что зимы мягче. Большое окно здесь, это уйма дополнительных дров.
  Понравились замысловатые неповторимые узоры на наличниках дверей и окон домов. Сами дома мне не понравились, особенно старые. Темные. У нас дома веселее. Заборы, особенно вокруг старых домов, чаще отсутствуют. Но ворота обязательно с перекладиной. Дворы кажутся пустыми. Среди зеленой травы небольшие грядки. Садов очень мало. Во дворах чаще всего можно увидеть березу и, начавшую алеть, калину.
  Василий Иванович, словно подслушав мои мысли, сказал:
  - Это еще ничего. В Горьковской области мы заезжали в одну деревню. Там родственники одного нашего водителя. Деревня в лесу. К ней ведет единственная, непроходимая осенью и весной, дорога. Туда еще электричество не подвели, хотя расстояние от райцентра небольшое. Керосин... Даже летом топят в русской печке. Повальное пьянство... Самогон гонят из березового сока. Весной вся деревня собирает березовый сок бочками. Лучшим считается самогон без добавления сахара. Нас угощали...
  Машин на трассе было мало. Было совсем темно, когда справа мелькнул указатель на Мичуринск. В Тамбов приехали поздним вечером. Василий Иванович ориентировался в городе свободно. Он и здесь бывал не раз!
  Загнав ИФу во дворик, Василий Иванович постучал. Скоро появился Ваня. Нас, естественно, не ждали. Тем не менее, усадили ужинать. Я принес коньяк и вино. Тут-то Василий Иванович разговелся за все дни путешествия. Сидели далеко за полночь. Между рюмками выяснили, что Ваня мой дальний родственник. Оказалось, что девичья фамилия его прабабки была Единак. Я с большим сомнением воспринял слова подвыпившего Вани, пока он не произнес имени моего прадеда Прокопа. Чужой человек нашего поколения такого знать просто не мог.
  Утром мы втроем направились в "Сельхозтехнику". По дороге Ваня узнал, что у нас есть чистые доверенности. С оплатой на инкассо нам выписали передний мост в сборе для служебной "Волги" директора сахзавода. Второй мост ждал Василия Ивановича уже год. В итоге выезд через проходную "Сельхозтехники" был вполне легальным, по пропуску. В кузов никто не посмотрел. Уже по пути к Ваниному дому, Василий Иванович сказал:
  - С нашими доверенностями мы можем подъехать в Горький, на автозавод. С мешком оставшегося сахара мы могли бы взять на инкассо и пригнать на завод новый ГАЗон.
  - Сахар дешевый и в магазинах его полно. Зачем москвичам сахар? - спросил я Василия Ивановича.
  - Самогон варят. Прямо на кухне, без самогонного аппарата. На газовую плиту ставят большую кастрюлю. Наливают брагу, опускают плавать глубокую миску для сбора самогона, а второй глубокой миской дном вниз прикрывают кастрюлю. В миску наливают холодную воду. Вот тебе и самогонный аппарат.
  После обеда Тамара, Ванина жена предложила отдохнуть в Новой Ляде, большой деревне, находящейся примерно в пятнадцати километрах от Тамбова. Там жили ее родители. Соблазнили нас походом за грибами и богатой рыбалкой. Поехали!
  Приехали. Оказывается, нас уже ждали. С раннего утра Тамара успела позвонить и предупредить о приезде свата из Молдавии, то-есть Василия Ивановича. Нас с ходу усадили за стол. Василий Иванович снова расслабился. Угощение было богатым. Накануне хозяева забили кабана. Запомнилась поданная вареная картошка. Крупная, ослепительно белая, на изломе искрилась, словно снег.
  После обеда пошли на озеро. Шириной около двухсот - трехсот метров и длиной более полутора километров, озеро было необычно, по нашим меркам, глубоким. В самом глубоком месте глубина озера превышала одиннадцать метров.
  - Рыбалка здесь богатая? - спросил я Толю, младшего брата Тамары.
  - Рыбы много, есть крупная. Но в этом озере рыбу ловят только пацаны. В озеро стекают нечистоты с ферм и санатория. Мы ловим рыбу в небольших лесных озерах. Поедем и туда.
  Наутро второго дня мы собрались по грибы. Ехал с нами отец Тамары и сам Толя. На нашей ИФе поехали проселками в лес. Машину оставили на небольшой поляне, где стоял шалаш соседа. Я опасался за сохранность груза. Толя рассмеялся:
  - Можно оставить вообще без присмотра. Никто не тронет.
  В тот день мы собрали массу грибов. Местные собирали только белые и лисички. Мы с Василием Ивановичем набрели на Бычий язык. В Молдавии его так и называют - Лимба боулуй. В некоторых областях Украины этот гриб называют Печеницей. Возможно за то, что гриб снаружи и на разрезе напоминает печень.
  Тот день остался в моей памяти, обнаруженными в лесу, снарядами. Толя объяснил:
  - Недалеко от Новой Ляды артиллерийский полигон. Стреляют болванками, но лучше не трогать. Лет десять назад погибли несколько подростков. Только неясно. Нашли ли они неразорвавшийся снаряд в лесу или принесли откуда-то, чтобы разобрать.
  По лесу протекал ручей, который местные называли речкой. При толстом слое черной листвы прошлых лет на дне, вода в речке кристально чистая. Меня изумило, когда Толя, наклонившись, помыл руки, потом выше по течению ковшиком ладони набрал воды и напился. Предложил мне. Я отказался, сказав, что жажды не чувствую. Когда выше по течению я увидел следы то ли коровьих, то ли лосиных копыт, позвал Толю. Он подтвердил, что в лесах вокруг Тамбова бродят лоси. Потом я увидел на берегу ручья свежие лосиные лепешки. Жажда моя улетучилась.
  Увидев нашу добычу, наши хозяева округлили глаза:
  - Мы такие грибы не берем. Они не съедобные!
  Василий Иванович усмехнулся. Приехав домой мы столкнулись с еще более яркой реакцией женщин. Они искренне переживали, что гости отравятся. Василий Иванович "бычий язык" готовил лично. В сметанном соусе. К грибам на ужин по нашей просьбе снова подали вареную картошку. Хозяева устали уговаривать не есть, собранные нами, грибы. Но мы аппетитно уплетали их с картошкой. Потом не выдержали хозяева. В знак солидарности решили попробовать и они. После ужина Толя записал название гриба по-молдавски.
  Следующим утром во дворе собрались Толины друзья. Откуда-то принесли небольшую резиновую лодку. Толя представил нам незнакомого парня, отличавшегося какой-то внутренней интеллигентностью.
  - Саша наш сосед. Работает учителем географии в Тамбове. Сегодня поедем на Святое озеро. Таких больше нет.
  Саша пояснил:
   - Озеро называют Святым, Святовским, Круглым, Бездонным. Это очень древнее озеро. Образовалось оно, скорее всего, в результате падения крупного метеорита. Направление его падения, скорее всего, было с запада на восток. Это объясняет наличие на восточном берегу широкого округлого вала. Мы, еще будучи студентами, с нашими преподаватели образовали довольно большую группу из географов, физиков, химиков, биологов и ботаников. Потом даже психологи и фольклористы к нам присоединились.
   - Работы очень много, хотя до нас сделано немало. Озеро изучали до революции, в первые годы советской власти. Святовское озеро очень глубокое. Есть письменные свидетельства, что в конце девятнадцатого века исследователи не могли определить его глубины. Не хватало самых длинных линей, чтобы достать дно. Потому это озеро называют Бездонным. Хотя это кажется невероятным.
  - С помощью эхолотов неоднократно было установлено: в этом озере два дна. Верхнее дно находится на глубине примерно двадцати метров. Состоит верхнее дно из стволов крупных деревьев и ветвей, чередующихся с опустившимся торфом. Нижнее, или собственно дно, по различным источникам, находится на глубине от сорока до пятидесяти метров. Хотя, у каждого исследователя глубина разная.
  В это время вся группа дружно поднялась в кузов ИФы. Саша, по нашей просьбе, расположился рядом с Василием Ивановичем. Указывал дорогу. Ехали мы обратно, в сторону Тамбова. В середине пути повернули влево. Вокруг был девственный лес. Проехав около двух километров, Василий Иванович притормозил.
  Мы, по команде Толи, спрыгнули на обочину шоссе. Саша вышел из кабины.
  - Здесь к Святовскому озеру ведут просеки. Но там много упавшего сухостоя, валежника, буреломы. Пойдем по утоптанной тропе. Так надежнее.
  Саша почему-то обращался преимущественно ко мне. Мы тронулись в путь. Василий Иванович, удобно устроившись, прикрыл глаза:
  - А я отдохну...
  Хотя тропа, по словам Саши, была утоптанной, путь нам поминутно преграждали упавшие поперек тропы стволы высохших деревьев, крупные, повисшие над тропой, готовые сорваться на голову, сухие ветки. Особенно коварными были упавшие березовые стволы. Достаточно было наступить на такой ствол, оказывалось, что вместо древесины, под девственно белой березовой корой, была темно-рыжая труха. Ствол разваливался и в воздух поднимались клубы коричневой, медленно оседающей удушливой пыли.
  На нашем пути встал огромный, в несколько обхватов, дуб. На высоте трех-четырех метров ствол лесного гиганта был раздвоенным. Два ствола, делясь на множественные крупные, а кверху на все более мелкие ветви, уходили, казалось, в самое небо.
  - По разным данным, - пояснил Саша, - этому дубу от четырехсот до шестисот лет.
  Расстояние до озера оказалось неожиданно небольшим. Приближение к озеру было обозначено болотистым, похожим на топь, торфяным грунтом. Я пожалел, что не обул, предложенные Толей, сандали. Тщательно выбирая путь, осторожно шагали. Озеро открылось нам внезапно. Вблизи оно не казалось идеально круглым. Диаметр его, по моим прикидкам, составлял не менее ста пятидесяти метров. Вал на восточном берегу я увидел лишь после того, как мне на него указал Саша.
  Было полное безветрие. Водная гладь казалась черной. Саша подвел меня к бревенчатому настилу из поваленных стволов и показал.
  - Посмотри вниз. Вода совершенно прозрачная. Просматривается на три-четыре метра вглубь.
  Я всмотрелся. Кроме черноты я ничего не увидел. Лишь спустя несколько секунд мои глаза стали различать затопленные стволы и крупные ветви. Саша продолжал:
  - Незнакомое всегда порождает домыслы и легенды. До сих пор жива легенда, что озеро образовалось в результате провала небольшой деревни вместе с церковью. Некоторые утверждают, что что в определенные тихие дни, в дни больших религиозных праздников в глубине видны блестящие церковные купола. Были и такие, которые в предпасхальные дни видели, поднимающийся над водой, крест. Потом крест, якобы, скрывается под водой.
  - Мы собирали свидетельства стариков из окрестных деревень. Рассказывают, что в прошлом веке из озера доносился отчетливый звон церковных колоколов. Некоторые слышат колокольный звон и поныне. Другие утверждают, что если долго сидеть у самой воды, из глубины доносится низкий, утробный гул. Слышатся, якобы, отдельные слова.
  Объяснение, скорее всего, простое. В километре с севера и востока проходят автомобильные трассы, по одной из которых мы приехали. С юга в километре железная дорога. Вполне возможно, что доносящиеся сюда звуки, преломляются в озерной чаше, как в диффузоре динамика. Я сам не раз слышал необычные звуки, которые являются эхом отраженных лесом, вполне реальных звуковых сигналов.
  Я, оториноларинголог, вспомнил элементы акустики. Повернулся к нашему экскурсоводу:
  - Саша! Каков точный диаметр озера? Вы наверняка мерили?
  - Конечно! Каждая группа начинает с этого. Озеро не является идеальным кругом. Расстояние между диаметрально расположенными точками по береговой кромке колеблется от 165 до 175 метров. Лес, в основном, подходит вплотную к воде. Старые деревья погибают, молодые быстро растут. Тут их никто не вырубает. Просто невозможно. Да и незачем.
  - Саша! Скорость звука в воздушной среде при обычных условиях ненамного превышает триста тридцать метров в секунду. Диаметр озера ровно в два раза меньше. В течение секунды каждый звук строго по диаметру проносится дважды: туда и с эхом обратно. Отраженный звук эхом может повторяться много раз и, благодаря диаметру озера, входит в аутоакустический резонанс. В электроакустике это называется ауто завязкой, или микрофонным эффектом. Стихание звука компенсируется его стимуляцией строго по фазе с частотой один период в секунду. Кроме того, звук отражается не только диаметрально противоположными барьерами, но и в бесчисленных вариантах по кругу. Эхо каждых противоположных точек по кругу совпадает по фазе, удерживается и за счет резонанса может усиливаться. Это как естественный, почти идеально совпавший по функциональным размерам, природный рупор. Плюс отражение, мечущихся над гладью озера, звуков самой поверхностью воды. Вот и уникальная многоголосость.
  - Что-то подобное говорили и наши физики. Но такой полный расклад версии я слышу впервые. Даже я понял. Надо будет снова поговорить с физиками. - ответил Саша.
  - Если у них есть аппаратура, можно выехать на озеро с генератором так называемых "чистых" звуков, усилителем и приемником звуков с самописцами. В исследовании необходимо пройтись по всему спектру слышимых звуков. От самых низких до самых высоких. А есть еще инфра- и ультразвук. Тогда можно проверить все версии с документальной регистрацией полученных результатов.
  - Вы надолго к нам? Хотелось бы познакомить вас с доцентом кафедры физики. Он только защитил кандидатскую. Но, голова! Вместе вы опрокинули бы все легенды!
  - Может не стоит? Тогда совсем скучно станет. Во все времена людям хочется сказки. Уезжаем мы завтра с утра. Идею дарю.
  Беседуя с Сашей, я ощущал, что в отличие от того светлого будоражащего настроения, которое я обычно уносил от любого водоема, Святовское озеро сообщает мне ощущения, близкие к тем, которые испытываешь при посещении погостов, особенно старых, заброшенных. Я представил себе, что стою на краю глубокой, сорокаметровой пропасти, заполненной водой. Мне стало не по себе. Что, если торфяной, размытый водой, берег обвалится?
  Саша, вероятно, уловил мое состояние:
  - Озеро воздействует на психику людей по разному. Мы приезжали сюда группами и просили каждого описать собственные ощущения после посещения озера. Потом анализировали. Характер воздействия, вероятно, зависит от состояния психики человека в тот момент, его настроения, отношения к окружающему миру, его религиозности и отношения окружающих к самому человеку. Наши институтские психологи говорят, что это очень сложный конгломерат психических взаимодействий, который требует изучения.
  - Какая живность в этом озере?
  - Добрый десяток различных пород рыб. Красноперки, лещи, окунь, щука, судак. Есть раки. Достать их практически невозможно. Лягухи, тритоны. Но больше всего карася. Если повезет, угостим вас Святовскими карасями.
  Толя в это время подтащил к настилу надутую лодку. Саша, взяв с собой сумку с кружками, подошел к лодке. Толя помог ему сесть и слегка толкнул лодку.
  - Не желаешь поплавать, поудить рыбу? - спросил Саша.
  Вспомнив в который раз, что уже в нескольких шагах от бревен глубина может достигать 40 - 50 метров, я поспешил покачать головой.
  Саша разматывал кружки и устанавливал глубину.
   - Тут каждая рыба имеет свой уровень. Даже караси на разных уровнях. Крупные поглубже.
   Саша наживил крючки и стал отпускать кружки. Несколько кружков закачались в воде. Потом наступило затишье, кружки замерли неподвижно.
  Неожиданно один из кружков закачался, встал на ребро и его медленно повело. Саша поднял кружок, перехватил леску. Скоро на резиновое дно лодки шлепнулся увесистый карась. Потом второй, третий. Вытащив семь карасей, Саша выбрал кружки и подгреб к настилу. Толя помог ему выбраться. Я перевел дух. Мне все время казалось, что вытаскивая очередного карася, свободным крючком Саша вспорет лодку.
   Саша протянул мне связку карасей:
   - Возьми! Тут семь штук. На каждого по рыбине. Мы помногу не ловим. Можно вычерпать очень быстро. А мне сегодня в Тамбов. В школу.
  Я всмотрелся. Караси были знатные, не меньше семисот - восьмисот грамм каждый. Только цвет у них был непривычный. Если караси в наших молдавских озерах делятся на серебряных и золотых, караси из Святовского озера не имели блеска. Чешуя их была тускло-серой, на спинке почти черной.
  Говоря честно, к машине я шел с удовольствием. Возвращаться на озеро тогда мне не хотелось. Да и левая стопа ни с чего разболелась. Василий Иванович, сидя за рулем, с хрустом потянулся:
  - Давно я так сладко не спал!
  Следующим утром Новая Ляда осталась позади. Мы взяли курс на Тамбов. За Тамбовом Василий Иванович свернул налево. Потом был Липецк. Там я впервые узнал, что, кроме города, существует река Воронеж. Ширина ее в Липецке была около ста метров. Меньше, чем ширина Днестра в Атаках.
  Затем был Елец, за ним Ливны. Проезжая Ливны, вспомнил Паустовского. Велика, прекрасна земля! Южнее Орла вышли на киевскую трассу. Как и по дороге в Москву, ночь снова провели в Железногорске. Вечером следующего дня мы ужинали дома.
  Несколько дней я не мог отойти от спрессованных, недавно пережитых событий нечаянного восьмидневного приключения. В какой-то момент, сменяющаяся вереница событий, новых мест и встреч казалась нереальной, недавно просмотренной кинолентой.
  Одно ощущение было реальным, напоминало о себе рвущей, пульсирующей болью. В последний день путешествия, несмотря на то, что больше ехал, не успел натоптать ноги, у меня развилась мозольная флегмона стопы. Аукнулась, полученная в детстве травма левой стопы куском, развалившегося о пяточную кость, стекла. Вскрыл сам. Не так больно. Тогда я был твердо убежден, что сделаю это лучше других. С гноем выскочил небольшой, меньше пшеничного зерна, осколок стекла.
  
  P.S. Уже дома вспомнил: мой двадцать седьмой день рождения я встретил в воскресенье девятнадцатого августа на Святовском озере под, уже ставшим далеким, Тамбовом. Подарок...
  
  
  
  Феномен Кашпировского
  
  Летом восемьдесят второго мы с, ныне покойным, приятелем и коллегой Ливиу Павловичем Гурьевым довольно часто выезжали на озера района. Удочки, донки, переметы... Со второй половины лета к нашим снастям мы подключили бредень для ловли раков.
  Однажды Ливиу Павлович к концу рабочего дня зашел ко мне в кабинет:
  - У нас сейчас на практике студенты медицинского института. Руководителем производственной практики к нам направлен мой однокурсник. Два года мы жили с ним в одной комнате. Вместе работали в Тюмени в студенческом строительном отряде. Шашлыками его не удивишь. А если рыбалка? Плюс раки... Желательно приготовить на берегу озера.
  - Без проблем. Когда едем?
  - Давай на завтра. Попытаемся выехать раньше.
  Снасти, ведро, мешок, котел и кронштейны для него, картофель, лук и специи я заготовил с вечера. Пообедав, мы взяли курс на Покровку. На среднем озере уйма раков. Да и рыбалка там, как правило, удачливая.
  Прибыв на озеро, мы, в первую очередь, собрали хворост и сухие крупные ветки. Закинули донки. Растянули бредень. С первого же захода стало ясно, что в раках сегодня недостатка не будет. После выпавшего пару дней назад дождя крупные раки сосредоточились у берега. В течение часа мы наловили ведра полтора раков.
  На берегу под вековой ивой забили кронштейны. Развели костер. Помыли раков. Налили к котел колодезной воды и повесили на поперечину кронштейнов. Скоро вода закипела. Опустив в кипяток связанные пучки укропа и любистка, высыпали соль. Затем вывалили в котел часть раков. В костер подбросили хвороста. Добавили толстых веток. В котле снова закипело. Раки стали красными. Через минут пятнадцать констатировали готовность членистоногих.
  Выбрав первую порцию, засыпали в котел оставшихся раков. Налили стопки. За встречу, за институт, за добрых друзей, а потом, вообще, за все хорошее... Поглощение раков ненадолго прерывалось очередным звонком колокольчика одной из донок. Потом чистили рыбу. Свалив в котел рыбу, картошку, петрушку и лук, стали варить уху. И продолжали уничтожать, под аккомпанемент тостов, раков.
  Солнце все ниже клонилось к закату. По противоположному берегу погнали в село, насытившихся на днестровских склонах, коров. В какой-то момент мое внимание привлек звон. Необычно высокий, он, казалось, проникал внутрь головы не через уши, а сквозь череп. Я поднял голову. Надо мной плясал, поднимаясь и опускаясь, столб мошкары. Точно такие же столбы из тысяч насекомых колебались над головами моих приятелей.
  Проследив за моим взглядом, посмотрел вверх и Ливиу Павлович. Резко втянул голову в плечи:
  - Это что?
  - Ливиу! Это гнус! Помнишь после второго курса в Тюмени мы работали в противомоскитных сетках?
  - Откуда он в Молдавии?
  - Он всюду!
  В это время я ощутил прикосновение, севшего на мою щеку, насекомого. Ладонью я стер мошку с лица. Бросил взгляд на ноги. Ноги мои были облеплены темными точками насекомых. То же обнаружили на своих ногах мои компаньоны.
   - Смотри, как облепили! Хорошо, хоть не кусают!
   Мы не знали тогда, что вгрызаясь в толщу кожи человека либо животного, мошки, как настоящие хирурги, вначале выпускают обезболивающее вещество. Скоро мы стали чесаться. Зуд становился нестерпимым. Ливиу Павлович пошел к своей машине. Вернулся с бутылкой в руках:
   - Тут самогон-свекломицин. Первак. Разотремся. Запах будет отпугивать гнус.
   - Если первак, то можно не только, как наружное, нужно и внутрь. Должно подействовать! - сказал руководитель студенческой практики.
   Плеснув на ладони, мы натерлись самогоном. Вроде помогло... Потом налили самогон в стопки. Прозвучал тост на погибель гнуса. Выпили. Меж тем, стемнело. Гнус стал невидимым. Создалось ложное впечатление, что гнус исчез. Скоро закончили раков. Уха оказалась на удивление вкусной. Разъехались мы по домам далеко за полночь.
   Проснулся утром я с головной болью и тошнотой. Вытираясь после ванной, посмотрел в зеркало. Только сейчас мне стало понятным выражение: с трудом узнал себя. На меня смотрел малознакомый человек с отечным лицом, бугристым лбом и щелевидными глазами.
  Во время завтрака начался нестерпимый зуд. Чесались руки, ноги, лицо, шея... Намазавшись гидрокортизоновой мазью, выпил супрастин. На работу пришел во время. Сотрудники и пациенты смотрели на меня с неподдельным интересом.
  Когда выдалась свободная минута, я зашел к своему непосредственному начальнику, Ливиу Павловичу. Узнать, как он себя чувствует после вчерашнего бурного вечера. Кресло Ливиу Павловича было свободным. Выяснилось, что на работе он сегодня не появлялся. Вернувшись в кабинет, позвонил. Ответили не сразу. Голос был чужим. Я попросил пригласить Ливиу Павловича.
  - Не оригинальничай! Это я! Что случилось?
  Только сейчас я узнал его голос.
   - Как вы себя чувствуете, Ливиу Павлович?
   - Издеваешься? Ночью я чуть не умер! Ёка-ла-Маё!
  Это было самое страшное матерное ругательство Ливиу Павловича.
  - А ты как себя чувствуешь? Ты дома или на работе?
  - На работе, Ливиу Павлович! Только лицо отекло и чешется все тело.
  - Я тоже весь чешусь. Тошнит. Невыносимая головная боль. Утром температура была сорок и пять десятых. Ну его на фиг с раками, ухой и комарами.
  О том, что прошлым вечером были не комары, а мошкара, гнус, я промолчал.
   На работу Ливиу Павлович вышел следующим утром. Руководитель производственной практики исчез. Появился в больнице он через неделю, в самый последний день, на итоговом семинаре.
  
   Высыпания на коже рук и ног и сильный зуд беспокоили меня несколько месяцев. Однажды, вытираясь после душа, я с беспокойством увидел, что высыпания на месте укусов сменились сосудистыми звездочками, как у пациентов с циррозом печени. Достаточно было слегка почесать звездочку, чтобы появился сильнейший зуд. Особенно по ночам.
  Что я только не делал! Таблетки, мази... Безрезультатно! Попробовал воздействовать на сосудистые звездочки глубоким замораживанием жидким азотом. Без эффекта! Я уже смирился с тем, что с сосудистыми звездочками мне придется жить долго, если не всегда.
  Прошло около года. На мои звездочки я уже внимания не обращал. Мысли были заняты другим: защита диссертации, заявки на изобретения, подготовка публикаций, изготовление новых инструментов...
  В это время мой младший, трехлетний Женя заболел ветряной оспой. Лечили мы его общепринятыми лекарственными воздействиями, в том числе и смазыванием оспенных высыпаний обычной зеленкой. Выздоровев, Женя сам превратился в доктора. Первым его пациентом стал ежик, нарисованный на, наклеенном на двери, Женином ростомере.
  Однажды, переодеваясь, я посетовал, что мои звездочки, особенно на ногах, не бледнеют и не исчезают. Наоборот, сосудистые звездочки стали более контрастными. Услышав мои жалобы, Женя побежал в соседнюю комнату. В гостинной Женя появился с пузырьком зеленки. Обмакнув в пузырек палочку с ватой, сказал:
  - Лечить надо! Ачичас! - в переводе это означало: Сейчас!
  Женя принялся меня лечить. Ватным тампончиком он стал замазывать все, без исключения, сосудистые звездочки.
  Закончив, Женя критически осмотрел мои ноги, оценивая результаты своего труда. Видимо, зеленых мазков Жене показалось мало. Он снова стал участливо накладывать зеленые мазки. Откровенное, неподдельное участие Жени, его искреннее стремление помочь и уверенность в эффективности воздействия зеленки вызвали у меня ощущение внутреннего комфорта и, если хотите, пресловутого умиления. Я расслабился, предоставив сыну возможность полноценно провести "лечебную" процедуру. Не исключаю, что это был своеобразный транс, из которого меня вывел Женин голос:
  - Все!
  Я осмотрел мои ноги. Обе ноги от стоп до паха были испещрены пятнами зеленки.
  - Как отмывать будешь? - Спросила Таня.
  - Да никак! Под душем само отмоется, постепенно.
   Вытираясь после бани, я, честно говоря, не обращал внимания на, рисованные Женей, зеленые пятна. Прошло несколько недель. Однажды я увидел, что зеленые пятна на моих ногах исчезли. Я присмотрелся. Вместе с зелеными мазками исчезли и сосудистые звездочки. С помощью зеркала я самым внимательным образом исследовал мои ноги. Звездочки исчезли. Я позвал Таню. Жена подтвердила факт чудесного исцеления. С тех пор прошло более тридцати пяти лет. Каких-либо накожных изменений, указывающих на сосудистую патологию, за это время не появилось.
  
  Феномен Кашпировского - элемент неспецифической психотерапии, завязанной на посыле авторитетного стимула, запускающего сложный подсознательный механизм саморегуляции организма. Сам термин "саморегуляция" является весьма условным и неоднозначным. Существуют три варианта проявления механизмов саморегуляции: биологический, психологический и управляемый вариант саморегуляции.
  Биологическая саморегуляция - генетически обусловленная закодированная часть внутренних процессов. Глубинные, наработанные в процессе филогенеза, реакции лежат в основе зарождения, роста и жизнедеятельности организма. В основе этих процессов лежат и защитные функции организма, протекающие без участия сознания. Биологическая саморегуляция не прекращается и при полном отключении сознания (наркоз, клиническая смерть и пр.).
  Несколько слов о психическом механизме саморегуляции. Подчиненная генетическим программам, биологическая саморегуляция, тем не менее, чрезвычайно чувствительна к воздействию сознания. В основе психической саморегуляции лежат неконтролируемые рефлекторные воздействия, приводом которых являются физиологические, биохимические, иммунологические и др. процессы жизнедеятельности.
  И наконец, управляемая саморегуляция. Подчиненность биологической саморегуляции сигналам сознания позволяет использовать последнее как орудие целенаправленного воздействия на биологическую саморегуляцию. Подача определенных команд и установок позволяет провести мобилизацию, подавление либо просто коррекцию, тех или иных процессов сложных механизмов жизнедеятельности. В основе механизмов психической саморегуляции лежат методы внушения, самовнушения и гипноза.
  
  Описанный выше случай, скорее всего, является комбинированным, сочетанным процессом биологического и психического механизмов саморегуляции организма.
  
  P.S. Подобные "чудесные" исцеления известны человечеству с библейских времен. Описанное в настоящем рассказе, психосоматическое явление произошло со мной за шесть-семь лет до появления на телеэкранах психотерапевта из Винницы. Автором и исполнителем столь эффективного психогенного стимула нечаянно стал, не подозревающий о собственном "всемогуществе", мой трехлетний Женя. В начале девяностых древнему явлению неспецифического психотерапевтического эффекта был присвоен статус "феномена" и имя, ставшего знаменитым, Кашпировского.
  
  
  Подлость
  
  В самом начале девяностых мы с Женей часто выезжали на большое озеро, расположенное в долине Куболты между селами Марамоновка и Мындык. Сами села тогда были довольно крупными населенными пунктами в составе нашего района.
  Само озеро входило в состав, в то время довольно крупного, рыбхоза, объединявшего шесть нагульных прудов Дондюшанского и Дрокиевского районов. Кроме прудов в состав рыбхоза входил инкубационный цех, каскад уловителей, маточные, личиночные и сеголетошные неглубокие, хорошо прогреваемые водоемы.
  Бригаду рыбаков возглавлял бригадир, наш дальний родственник, Иван Иванович Механиков, живущий в селе Первомайском Дрокиевского района. Его добрым расположением пользовались мы с сыном Женей, выезжая в рыбхоз на уху, за раками, а то и просто отдохнуть. Когда случался облов или осенний выпуск рыбы в уловители, мы, предупрежденные Иваном Ивановичем, выезжали туда на целый день. Помогали тянуть невод, участвовали в сортировке рыбы.
  Бытие определяет сознание. С двенадцати-тринадцати лет до окончания средней школы Женя имел возможность видеть работу рыбоводов, как говорится, изнутри. Покупал и читал литературу по рыбоводству. За эти годы в нем созрело и укрепилось желание пойти на факультет ихтиологии и рыбоводства Кишиневского университета.
  То были годы разрушения колхозов, приватизации земли, перераспределения собственности. Заглядывая в недалекое будущее, я рассчитывал обменять, доставшиеся по наследству родительские квоты на равноценную площадь водоемов. Будучи в родном селе, я спросил об этом, тогдашнего председателя сельского совета, а потом примара Василия Матвеевича Прядку.
  - Зачем вам брать в счет квоты? Квота пусть остается. Озера вы сможете арендовать на любой срок до пятидесяти лет. А если у вас там на балансе будет инфраструктура достаточной стоимости, у вас будет преимущественное право на приватизацию площади, будь то водоем, пастбища или пахотные площади.
  Будучи у Ивана Ивановича, я рассказал ему о наших планах. Иван Иванович решения принимал быстро.
  - Пошли! - сказал он и направился к складским помещениям.
  На основном складе хранились дели (сеть для невода), канаты, материал для ПВХ поплавков, грузила и многое другое, необходимое для рыбоводческого хозяйства. Иван Иванович сдернул с балки старый невод:
  - Невод лет пять назад списали. Полностью убитый, но матрица еще в хорошем состоянии. Длина ее около семи метров. Отремонтируете, будет служить тысячу лет. Дель моя личная. Мне привезли из Тирасполя. Шестьдесят метров. На ваш век хватит. Шнуры стандартные, снизу толще, поплавочный шнур идет тоньше. Забирайте!
  У меня не было слов. Заняв пространство от гаража до ворот, мы с Женей проверили состояние дели. Новая. Разрезали строго пополам по 30 метров. С матрицей пришлось повозиться пару дней. Потом к матрице привязали крылья. Шнуры, поплавки, грузики. Купил стометровую бобину с шнуром для протягивания невода через озеро.
  Испытание нашего невода мы решили провести на Редю-Марском озере, в котором много лет подряд ловили раков. Чтобы не возникло осложнений, я попросил разрешения у, ныне покойного, моего приятеля, председателя одного из последних колхозов.
  - Сделай одолжение! Тяните хоть до утра, - сказал Николай Иванович, - Рыбы по сути там нет. Масса окуньков, которые доставят вам еще большую массу неприятностей.
  Об окуньках мы знали. Поехали вдвоем с Женей. Решили, что вдвоем справимся. Перетянули шнур, стали заводить невод. Оказалось, что невод несколько короче ширины залива. Пришлось раздеться и войти в воду. Первые минуты все шло в обычном ритме. Потом я пожалел, что не взял с собой еще пару человек. Пожадничал! Не пожелал делиться рыбой!
  Прошло еще несколько минут. Несмотря на то, что я шагал почти по грудь в воде, мне стало казаться, что я вдыхаю горячий воздух, а выдыхаю пламя. Я скосил взгляд в сторону Жени. По яркому багрянцу его лица, я понял, что его состояние недалеко от моего. Я уже пожалел, что мы приехали тянуть невод вообще.
  Чем ближе мы подходили к берегу, тем труднее было тянуть. Тешил себя надеждой, что в матрице нас ждет богатый улов. Наконец, поднатужившись, помогая себе одной рукой, я преодолел невысокий обрыв берега. Почти одновременно со мной на берег вышел Женя. Далее - самая ответственная часть операции. Надо было без потерь выволочь невод с рыбой на берег. В том, что рыба есть, я удостоверился, по "кипению" воды впереди невода. Да и тянуть невод становилось все труднее.
  Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, когда мы увидели, что в ячейках невода по головы застряли карликовые окуни. Чем ближе к матрице, тем больше. Мы спешили. До темноты надо успеть освободиться от окуньков. Наконец появилась матрица. Мы ускорили наше движение. Весь невод на берегу! Мы бросились к матрице. В мелкоячеистой сетке ее вибрировали сотни карликовых окуней. Другой рыбы не было!
  Мы стали освобождать наш невод от окуньков. На одного окунька уходило иногда до полминуты. Я прикинул, если мы таким образом будем освобождаться от окуньков, нам может не хватить ночи.Мы стали отрывать головы и освобождать рыбешек по обе стороны невода. Окуньков и головы бросали в ведра. Собаки и коты будут рады!
  Стемнело настолько, что мы были вынуждены включить ближний свет. Работали при свете фар. Закончили мы за полночь. Свернули и погрузили невод в багажник "Москвича". Собрали шнуры. Дома разберемся! Только сейчас мы почувствовали колющие и жгучие боли в руках, особенно в пальцах.
  За все надо платить! Приехав домой, тщательно помылись. Тут мы увидели наши руки! Исцарапанные, глубоко исколотые, пальцы еще частично кровоточили. Сначала перекись водорода! Потом йод и пляски от неповторимых ощущений. Утром раскинули невод сушиться на заборе. Целый день на сетку прыгали коты, охотясь за остатками голов и тушек окуньков.
  К концу лета того же года мне позвонил Алексей, приятель из соседнего села.
  - Ваш невод на ходу?
  - Да! Где и что надо ловить?
  - В субботу мы с женой нанашками (посаженными) у наших родственников. Хочу не отклоняться от традиции. Готовим для гостей стол. Все есть. Нужна рыба. Карпы жарить. Крупный толстолобик предстоит фаршировать. Я договорился с одноклассником. Тут недалеко, в нескольких километрах они втроем арендовали озеро, весной запустили годовалых карпов и пестрых толстолобиков. Есть белый амур. Они уже делали контрольный облов. Рыба кормленная, великолепная. Я пробовал. Вкус отменный. Он разрешает и будет сам со своими компаньонами. Нужен невод.
  Подождав Женю, погрузили снасти. Кроме невода погрузили и недавний подарок троюродного брата из Владивостока. Много лет уже ходит капитаном рыболовецкого сейнера. Во время траления, часто подхватывают, расставленные по ночам японскими браконьерами, сети. Одну такую необычайно прочную нейлоновую сеть привез в подарок.
  Приехали на озеро. Запруду устроили много лет назад в лощине между двумя холмами. Я прошел в хвост пруда, чтобы наметить место выхода из водоема с неводом. В самом конце я заметил примятую траву, несколько кустиков подсыхающих водорослей. Вернувшись к плотине, спросил у двух, ожидающих нас, арендаторов этого озера:
  - На озере прошлой или позапрошлой ночью бредень или невод никто не тянул?
  - Нет! - ответил мне один из арендаторов, молодой агроном. Позапрошлой ночью дежурил я. Прошлую ночь дежурил Валентин, собственно хозяин. Он подписал договор на аренду. Малек купили вскладчину. Хлорофос и метиленовую синьку в ветеринарной аптеке брал Толя. Он ветеринарный фельдшер. Кормили, неплохо. С прошлогоднего урожая покупали зерноотходы. Корма, в основном, покупал я. По договору с Валентином, все затраты покроются прибылью от продажи. Оставшиеся деньги поровну на троих.
  - Где Валентин?
  - С утра поехал в Бельцы. Сказал, чтобы тянули без него. Просил оставить несколько килограмм карпа.
  - Начнем, ребята! Время идет... Коряг нет?
  - Нет! Дно совершенно чистое. Ил, как всюду.
  В трех-четырех метрах от плотины протянули путанку. Чтобы вся прорвавшаяся и перепрыгнувшая через верхний шнур невода рыба ударялась и застревала в путанке. Потом, почти вплотную к путанке параллельно протянули невод. Первые сомнения закрались в мою душу когда проводили невод. Если посадка рыбы, тем более крупной, плотная, потревоженная рыба заставляет вздрагивать путанку. Поплавки путанки были совершенно неподвижными.
  - Поехали, ребята!
  Стали тянуть невод. Верхний шнур и поплавки вели себя спокойно. Я спросил, помогавшего мне тянуть, Толю:
  - Какая глубина озера? Овраги, рвы раньше были?
  - Нет! Дно ровное, Глубина на середине озера чуть больше двух метров.
  По глубине невод способен брать четыре метра. Путанка - восемь. Уже с середины озера стояки пойдут берегом. Шансов у рыбы не будет. Однако шнур и поплавки были спокойны. За все время через шнур не проскочила ни одна рыба. Либо вся рыба будет в матрице, либо...
  Я осмотрелся. Берега были безлюдными. Слева, примерно в километре у самого леса на холме стоял УАЗ 469. На таких обычно ездили руководители колхозов. Больше никого. Подошли к концу озера. Я сказал:
  - Толя! Давай быстрее. Обойдем наших с той стороны и выйдем на левый берег. Там ниже трава и нет чертополоха.
  Мы стали переходить болотистую часть хвоста озера. В это время Женя закричал:
  - Папа, здесь совсем недавно вытаскивали невод. Ил и водоросли еще не успели высохнуть!
  Надо тянуть до конца. Я сам уже видел примятую волоком заиленную траву, еще зеленые водоросли. Судя по ширине полосы, невод был большим. Куда там моему! Одновременно я видел, как мрачнели лица компаньонов арендатора.
  Стали вытаскивать крылья невода. В ячейках запутались несколько небольших карасиков и красноперок. Когда вытащили практически пустую матрицу, лица ребят потемнели. Мы стали выбирать рыбок. Толя чертыхнулся. Агроном бессильно опустился на траву, понуро наклонил голову.
  Мы прополоскали матрицу. Расстелили невод, чтобы стекла вода и немного просохла сеть. Женя с Алексеем, будущим посаженным, пошли выбирать путанку. Парни с надеждой смотрели в их сторону. Вытащили и сразу наматывали на стояки путанку. Улова там было - всего ничего. Когда они вернулись, весь улов высыпали на мешок. На мешке было всего килограмма два-три мелочи. На свадьбе такую рыбу стыдно показать.
  Когда мы сматывали на стояки и грузили в багажник невод, Толя мне тихо сказал:
  - Я знаю, кто это сделал! Саша, - Толя кивнул на агронома, - так ждал этой рыбы. Он договорился в Москве поехать с пятилетней дочкой на операцию. На сердце, очень сложная. Сейчас все накрылось. Плюс долги...
  Немного помолчав, Толя повторил:
   - Я знаю, кто это сделал!
   - Кто это неотрывно смотрит в нашу сторону? Не связано ли это с нашей неудачей. - спросил Алексей.
  Все оглянулись. Возле УАЗа стоял огромный, как глыба, мужчина в белой рубашке. Толя вгляделся:
   - Похоже Валентин?
   - Нет! Он в Бельцы с утра уехал. На "Волге". А это УАЗ.
   - А что? Нельзя попросить у кого-то и пересесть с "Волги" на УАЗ. Проверяет, не осталось ли чего? Я знал, что это он! Я подозревал неладное с самого начала. - сказал Толя.
   Мы извинились друг перед другом, сели в "Москвич". Ветеринар Саша пытался отдать нам полиэтиленовый пакет с пойманной мелочью.
   - Возьмите! Ваш невод! Бензин и работа!
   - Спасибо, ребята! Мы тоже надеялись на рыбу. Не судьба!
   Я завел двигатель. Проехав некоторое время, я увидел свои, лежащие на руле, руки. Тыльная поверхность кисти и пальцев была черной от озерной грязи. Только кожа межпальцевых промежутков была белой. Поехали, помоемся в другом месте!
  - Куда мы едем, доктор? - спросил меня Алексей, сидящий на заднем сиденье.
  - За рыбой!
  Я взял курс на центральную усадьбу рыбхоза. Там могут помочь. Когда мы приехали в рыбхоз, совпало так, что там бригада завершила контрольный облов. Я сказал, что нужна рыба: карпы и крупный пестрый толстолоб.
  Алексей ушел с бригадиром в сторону сторожки. Там рыбаки уже сортировали рыбу.
  - Почему вы покупаете? - спросил меня главный технолог Валерий Федорович. - Вы совсем недавно тянули невод.
  Валерий Федорович указал на мои руки. Я сказал:
   - Пусто! - и повторил. - Не судьба!
   В это время вернулся Алексей с рыбой. Подняв пыль, возле нас затормозил ЗИЛ-рыбовоз. Открылась дверь. На землю медленно спустился водитель рыбовоза Федя, молдаванин с русской фамилией Пантелеев из Мындыка.
   - Привет! Что в наших краях?
   - Рыбу приехали купить. Для свадьбы.
   - Если бы я знал! Этой ночью третья бригада затянула невод в соседнем селе. Лидер оттуда попросил. Такая кормленная рыба! Никто не взвешивал. Без сортировки загрузили полную машину. Я боялся, что рыба задохнется. На кругу в Дрокии меня уже ждала молодица. Села. Рыбу отвезли в Кишинев. Она и сдала. Осталась там. Я в десять утра уже был в гараже. А тут снова рейс в Кишинев. Спать хочу. Не знаю, как доберусь.
   Мы с Алексеем и Женей переглянулись.
  
  P.S. к изложенной истории.
   К поступлению на факультет ихтиологии Женя готовился очень серьезно. Я уже стал подумывать о занятии на пенсии и обеспеченной старости.
  - Построим небольшой домик на берегу озера на Одае. Недалеко от кургана Соломки. Проведу электричество. Днем со мной будет сын. А вечером, оставшись один, включу телевизор. Перевезу на Одаю мою библиотеку. Тогда я начитаюсь вдоволь!
  Как это часто бывает в жизни, мечтам моим не суждено было сбыться. Во время подготовки к вступительным экзаменам у Жени впервые в жизни разболелся зуб. Зуб повел моего Женю к стоматологу Саше Долгому, дружившему с моим старшим - Олегом.
  Тогда-то Саша и заговорил Жене зубы. Во всех смыслах. Закончив лечение, Женя пришел домой. Молчаливый и задумчивый. Извинившись за непостоянство, сказал:
  - Папа! Я буду поступать в медицинский. Хочу стать стоматологом.
  Что творилось тогда в моей душе, не скажу. Можно догадаться.
  На стоматологический факультет Женя поступил в УЛИМ. Закончил с большинством отличных оценок. Потом еще год в медицинском государственном университете. Получил в итоге два диплома.
  Сейчас Женя в Канаде. Два часа назад, в разговоре по скайпу мы уточняли с ним некоторые детали минувших дней, подробности того памятного, будь он неладен, дня. Женя вспомнил и подсказал ряд подробностей, которые, надеюсь, оказались не лишними в настоящем рассказе.
  Судьба моих тогдашних рыболовных снастей по своему оригинальна. Японскую путанку мы зацепили за подводную корягу в десяти-пятнадцати метрах от берега. Там была глубина до трех метров. Семнадцатилетний Женя рвался нырнуть и распутать путанку.
  По логике и, помня о двух трагических исходах подобной подводной операции на территории нашего и соседнего районов, распутывать путанку я Жене запретил. На то она и путанка. Чем больше стараешься выпутаться, тем сильнее запутываешься. Впятером мы тянули путанку изо всех сил. В итоге она оборвалась. Вытащенную большую долю ее я подарил одному из арендаторов Тырновских озер. Чтобы Женя, приехав на каникулы с нашими родственниками, его квартирными хозяевами, мог на том озере рыбачить. Бог с ней, путанкой!
  Невод, спустя несколько лет, я подарил своему товарищу, арендующему озеро в соседнем районе. Отдал бескорыстно. Как пришел, так и ушел. Справедливо...
  Судьба недочеловека, обворовавшего своих земляков-компаньонов и соседей, лишившего тогда ребенка возможности проведения так необходимой операции, поучительна. В который раз убеждаюсь. За все в этой жизни надо платить! Через несколько лет, в относительно молодом возрасте, бригадир дал инсульт. За руль "Волги" он больше не садился.
  Потом я увидел его, сидящего в очереди к онкологу. Исхудавший, с лицом воскового цвета и огромным, наполненным жидкостью, животом, он неотрывно смотрел в какую-то точку на панели противоположной стены.
  Меня всю жизнь учили быть благородным, сопереживающим пациентам, доктором. Сам учил этому других. Но в данном случае я оказался неблагодарным учеником. Проходя по коридору мимо обреченного, поймал себя на том, что в душе моей не пошевелилось и тени участия и сопереживания. Извините меня...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"