В семьдесят шестом я работал заместителем главного врача района. Последние два года были для меня далеко неблагоприятными в плане собственного здоровья. Часто обострялась язвенная болезнь, беспокоили печень и поджелудочная железа... Апогеем стало язвенное кровотечение.
Дважды подавал заявление об освобождении от, ставшей для меня тягостной, административной работы. Сам осознавал, не мое это... Чувствую, что не тяну в силу моего характера. Всем верю... Руководитель должен быть твердым в принятии решения и в контроле исполнения. Пока чувствую только я, надо уходить. Увидят другие, что не тяну - выметут поганой метлой. С позором...
В начале июля, уходя в отпуск, подал третье заявление. Когда я зашел, чтобы попрощаться на месяц с пациентами и сотрудниками отделения, Мария Григорьевна, врач-окулист спросила меня:
- У вас нет желания поехать с нами в Трускавец? Дикарями. Будем пить воду, отдыхать. Виталий недавно водит машину, так далеко за рулем он еще не ездил.
Виталий Федорович Япэскуртэ - заведующий хирургическим отделением. Болезненный его букет был близок к моему. Я долго не раздумывал. Ранним воскресным утром мы взяли курс на запад. Автомобиль был новый, проблем в пути не было. После Черновиц Виталий Федорович с чувством облегчения освободил мне место за рулем. В Трускавец прибыли ближе к вечеру.
С квартирой определились сразу. У бювета с минеральной водой стояли женщины с небольшими плакатами на груди: "Сдаю квартиру". Поселились мы в квартире на втором этаже многоквартирного дома на улице Стебницкой. Стебницкая переходила в шоссе, ведущее в поселок Стебник. Противоположной своей окраиной Трускавец выходил на, находящийся в четырех километрах, более крупный город Борислав.
В северную окраину Трускавца упиралась трасса, ведущая из, расположенного в шести километрах, Дрогобыча. Еще по пути в Трускавец, создалось впечатление, что все населенные пункты переходят друг в друга и составляют общий агломерат во главе с Дрогобычем, Трускавцом и Бориславом.
Сам Трускавец оказался очень компактным. Почти округлой формы, Трускавец в те годы в диаметре был не более двух километров. От нашей квартиры до бювета, где мы пили воду, было около километра. В любом направлении можно было пересечь город пешком менее, чем за полчаса. Поразило огромное количество зелени. Сам Трускавец с трех сторон был плотно обжат лесом.
Следующим утром, позавтракав, мы пошли в санаторий "Шахтер", расположенный в самом начале южного склона курортного парка. Там медсестрой работала наша землячка Зинаида Васильевна Вакарова, занимавшая тогда должность главной диетсестры санатория. Нашли ее быстро. Что называется, сходу решился немаловажный вопрос нашего пребывания в Трускавце. Мы оплатили наше питание в столовой санатория на две недели вперед.
Отдых был полноценным. Ознакомились с курортным парком, потом с городом. Поразило обилие отдыхающих и лечащихся. Встретили массу знакомых с нашего района, врачей из Кишинева и республики. Я, как настоящий дикарь, с изумлением встретил и узнал, виденного ранее в киножурналах и по телевидению, старика-пастуха из Киргизии. Его черная мохнатая шапка, которую он не снимал в июльскую жару, была диаметром не менее полуметра.
У первого бювета в тени вековых деревьев, по сложившейся многолетней традиции, с утра до позднего вечера, постоянно обновляясь, стояла группа людей, больше женщин. Они пели, в основном, старинные украинские народные песни. Им всегда подпевали мужчины. Вокруг стояла довольно плотная толпа зрителей и слушателей.
Часто плавные мелодичные песни сменялись экспрессивными, азартными. Под аккомпанемент баяна и многоголосый хор всегда находились одна-две пары, пустившихся в пляс, отдыхающих. Толпа расширяла круг и в такт мелодии поющие и зрители с чувством хлопали в ладоши.
Запомнилась одна пожилая женщина. Казалось, с утра до вечера она вообще никуда не уходит. В такт песням женщина, не переставая, подтанцовывала. Когда звучала песня "Ой я, молода, на базар ходила...", старушка подолгу, без усталости лихо отплясывала "гопака". Стоявший рядом мужчина, с несколькими рядами орденских планок на груди, комментировал:
- Во! Бабка камни из печени и почек вытрясает!
На противоположной стороне бульвара, неподалеку от спуска, плотно сбитой компанией грудились армяне. Бросалось в глаза то, что они выезжали в Трускавец целыми семьями. Случалось, к вечеру на центральной аллее курортного парка собиралась группа армян не менее пятидесяти человек. Они пели армянские песни. Некоторые привозили с собой музыкальные инструменты и напротив бювета музыканты стихийно собирались в армянский ансамбль.
Случайно встретился нам у бювета, ныне покойный, заведующий районным отделом народного образования Владимир Павлович Скутельник. Блестящий эрудит, почти энциклопедист, рассказал нам, что по другому ведут себя приехавшие на отдых и лечение азербайджанцы, дагестанцы и другие представители ислама. Дни напролет, озабоченные, они пребывают в непрестанном поиске молодых полных блондинок.
- Почему полных и именно блондинок? - спросил я.
- Скорее всего, это связано с исламом. Согласно Корану, попавшие в рай после кончины мусульмане обязательно женятся на гуриях, полных, светловолосых, с огромными глазами, женщинах. Гурии будут подносить благоверному сладости и виноград, ублажать. Таким образом, сложился стереотип, эталон красоты. А ждать надо довольно долго. Да и умирать не хочется. Попадет ли после смерти мусульманин в рай, еще неизвестно. Вот и хочется многим побывать в раю при жизни. - с улыбкой закончил заслуженный педагог.
Однажды, проходя по бульвару, мы услышали звучание украинской песни со стороны толпы армян. Мы остановились. Большая группа армян с увлечением, удивительно правильно пела старинную украинскую песню "Тече вода з пiд явора...". Потом зазвучала "Розпрягайте хлопцi коней... ". К моему стыду лишь много позже я узнал, что песня "Тече вода... " поется на вирши Тараса Шевченко.
Завтракали, обедали и ужинали мы в столовой санатория "Шахтер". Это было огромное помещение, заполненное столами, каждый на четыре человека. Чтобы не возникало неразберихи, столы и места были нумерованы. Так случилось, что диетсестра усадила коллег неподалеку от входа. Для меня нашлось место неподалеку.
- Запомните номера ваших столов и стул. Всегда садитесь на ваши места. - напутствовала Зинаида Васильевна.
Однажды обедая, краем глаза увидел, усаживающегося за соседний столик, мужчину. Я поднял глаза. Сидящий за соседним столом человек был моим знакомым! Вот только не мог я его узнать. Мучительно перебирал в памяти знакомых из Кишинева, Дондюшан. Мужчина явно был начальником. Больно барским был его вид. Уловив на себе мой взгляд, мужчина посмотрел на меня и выразительно кивнул головой. Кивнул головой и я. Сомнений не было. Мы давно знакомы! Только кто он?
Закончив обед, мы с коллегами вышли. Спускаясь по асфальтированной дорожке склона, направлялись в кинотеатр. Мария Григорьевна спросила:
- Откуда вы так близко знакомы, что он поздоровался с вами первым?
- Кто?
- Как кто? Сергей Бондарчук! Он с вами поздоровался первым. - повторила Мария Григорьевна.
Приземление было неожиданным. Я рассказал, как было на самом деле. Потом мы втроем долго хохотали. Гуляющие курортники оборачивались нам вслед и недоуменно пожимали плечами.
В тот раз мы были в Трускавце ровно две недели. Дальнейшее пребывание в праздности стало, пожалуй, приторным.
По приезду домой меня ждал сюрприз. Мое прошение министру здравоохранения Молдавии было удовлетворено. Я вернулся к лечебной работе.
Второй раз я ездил в Трускавец вместе с Таней, недавно перенесшей сывороточный гепатит. До Черновцов мы ехали поездом Одесса - Ивано-Франковск. Потом автобусом до Трускавца. Забегая вперед, должен сказать, что в Трускавце я был три раза и ездили мы туда всегда дикарями.
На следующее утро у бювета мы встретили ту же толпу армян, с огромной черной шапкой на голове, старика киргиза, того же, запомнившегося с семьдесят шестого, с академическим ромбом со змеей на груди, тощего доктора-узбека в тюбетейке. Только сейчас парень выглядел отвратительно. Еще больше изможденный. Восково-серого цвета, обтягивающая кости лица, кожа. Водянистые отеки под глазами, больше в первой половине дня, выдавали тяжелую почечную патологию.
Тот же хор и пляски у бювета, та же неизменная отварная красная свекла в качестве гарнира во всех столовых и ресторанах. Все тот же, стареющий, но молодящийся, наглаженный крашеный ловелас, азартно "вытряхивающий" камни на танцплощадке дворца культуры. Не испарялась иллюзия, что, то ли весь мир, как в фокусе линзы, сконцентрировался в Трускавце, то ли я вернулся сюда всего лишь после двухдневной отлучки.
Случайные встречи у бювета с тощим доктором-узбеком неожиданно сыграли в моей жизни важную, можно сказать, веховую роль. Еще в первую мою поездку я заметил, что парень беспрестанно курил. Проходя мимо, я указал на него Тане кивком головы. Когда мы отошли подальше, я сказал:
- Какой тощий! Судя по всему, почечная патология. И курит почти постоянно.
Таня повернулась ко мне:
- Думаешь, ты лучше? Когда лежал с обострением, ты был еще "краше"!
Я был злостным курильщиком в течение семнадцати лет. Сам увязывал мое состояние с курением. Пытался бросить, как Марк Твен. Раз двести. Переходил на менее крепкие сигареты. Осознавал, что обманываю себя сам. Когда "бросал", сминал пакет и ломал сигареты. Бывало, демонстративно выбрасывал сигареты в мусорную корзину. Клятвенно обещал окружающим и себе бросить курить, заключал пари.
В тот день, вернувшись на квартиру, я положил пачку с сигаретами и спички на подоконник. Не говоря ничего Тане, просто перестал курить. Когда мы уезжали домой, сигареты и спички остались лежать на подоконнике. Первые месяцы почти каждую ночь снилось: разминаю сигарету, закуриваю и глубоко затягиваюсь. И тут же во сне:
- Что я наделал?!
Просыпаюсь. С облегчением осознаю, что это был сон. Сновидения со сценами курения очень редко, но тревожат меня до сих пор. Признаюсь, до сих пор хочу курить. Не курю уже сорок лет. Уверен: курить больше не буду.
Запомнилась случайная встреча в кафе, где мы обедали. Это событие яркой вспышкой высветилась в памяти через добрых пятнадцать лет, уже в середине девяностых. Мы с Таней сидели за угловым столиком небольшого кафе. Подошли двое. Рослый майор был в парадной форме. Бросилась в глаза Золотая звезда Героя на груди. Крупные черты лица, усы, закрывающие всю верхнюю губу, проседь на висках. Второй был в сером гражданском костюме, среднего роста. Типичные черты славянина. Осанка, властность и еще что-то, не осознанное мной, выдавали в нем военного в больших чинах.
Попросив разрешения, сели за наш столик. Обедали не спеша, но без горячительного. Говорили о сослуживцах, упоминая только имена. Потом старший спросил:
- Руслан! Ты там больше двух лет. Все видел и ощутил своей шкурой изнутри. Расскажи в нескольких словах, каковы твои впечатления.
Майор оторвался от еды, несколько секунд смотрел на противоположную стенку кафе, но больше в никуда:
- Ох, Леонид ... (отчества не запомнил - авт.), не надо было сейчас нам туда...
Говорили тихо, не называя больше имен и стран. А много позже по телевидению мы узнали майора. Это был Руслан Аушев. Уже генерал. Потом президент Ингушетии. А второй, возможно, был Ивашов, но не ручаюсь. Давно было.
Еще раз мы с Таней ездили в Трускавец на автомобиле за несколько месяцев до защиты моей диссертации. Удачно сняли комнату с отдельным входом в двухстах метрах от бювета. Кафе и платная стоянка - рукой подать. Мы уже чувствовали себя завсегдатаями и старожилами курорта. Ездили в Борислав, Дрогобыч, Львов. Посетили знаменитую Стебницкую ярмарку, как музей, славившуюся широким представительством произведений народных промыслов. Пешком исходили Трускавец вдоль и поперек.
Обедая, познакомились с, оказавшейся за одним с нами столиком, супружеской парой из Азербайджана. Его звали Гярай, жену Эллой. При знакомстве она сказала:
- Родители меня назвали Эльмира. Это значит - принцесса. Но в институте меня все называли Эллой. Уже больше привыкла к Элле.
Живут в Мингечауре. Гярай, окончивший рыбопромышленный техникум в Ейске Краснодарского края, работал начальником цеха на рыбопромышленном предприятии. Элла, окончившая Московский нефтехимический институт, работала преподавателем в техникуме. Русская речь ее была без акцента. Сама Элла была общительнее и разговорчивее мужа.
Во время прогулки по бесчисленным аллеям курортного парка, я спросил:
- Элла! Просветите нас! У вас живут сунниты и шииты. Чем они отличаются друг от друга? Поскольку я знаю, и те и другие мусульмане. Какая разница?
Элла кивнула на, ухмыльнувшегося и пожавшего плечами, Гярая:
- Он из шиитов, а моя семья из суннитов. Но это у старшего поколения, как в южной Африке, апартеид. У молодых сейчас все проще.
- Чем же отличаются сунниты от шиитов?
Элла, весело взглянула на Гярая, сказала:
- Я вам отвечу одной древней притчей:
- Идет суннит по лесу. Видит высоко сидящего на дереве шиита. Тот сидит на толстой ветке и пилит ее. Только пилит ветку от самого ствола. Суннит остановился и говорит:
- Сейчас упадешь!
Шиит отрицательно покачал головой и продолжил пилить. Сунит пожал плечами:
- Смотри, я тебе сказал! - И пошел дальше.
А шиит все пилил. В какой-то момент раздался треск. Ветка с шиитом полетела вниз. Приземлившись, шиит выбрался из-под ветки, почесал ушибленную голову и ошеломленно посмотрел вслед ушедшему сунниту. Затем вполголоса сказал:
- Это был бог...
Таня засмеялась. Я, общавшийся с коллегами из различных республик Союза на конференциях и советах по защите диссертаций, был немного знаком с довольно жестким внутри и внесемейным укладом у мусульман. Я позволил себе улыбнуться и посмотрел на улыбающегося Гярая. Элла перехватила мой взгляд:
- У молодых такая притча воспринимается как шутка. А вот старшие, что мои, что его, ой! Особенно старшие братья...
Как-то мы обедали в ресторане. Названия не помню. Где-то недалеко от Стебницкой. Когда подошла официантка, я заказал для нас с Таней свиную отбивную. Сразу же опомнился. Спросил:
- Что у вас из говядины или баранины?
Элла тут же вмешалась:
- Нет, нет. Заказывайте свиную. И мы с Гяраем заказываем свиную отбивную!
Я вопросительно взглянул на наших соседей. Элла объяснила:
- У нас дома с едой все было очень строго. В семье Гярая тоже. Когда мы знакомили наших родственников, мои спросили сватов:
- Соблюдаете ли вы халяль? Не едите ли вы свинину? Лишь после этого дали согласие на наш брак. (Халяль - дозволенная Аллахом пища и поступки мусульманина в целом).
А я подумала: попала!Я училась в нефтехимическом. Жила в одной комнате с девчатами из Белоруссии, Украины и Кубани. Они регулярно выходили к поездам и принимали передачи с продуктами. Всем девочкам передавали сало. Особенно толстым и белым было сало из Белоруссии. Девчата так аппетитно ели!
Однажды, оставшись в комнате, я украдкой отрезала кусочек белорусского сала. Попробовала. Съела. Было очень вкусно. Просить у девочек сала постоянно было неудобно. Я купила в магазине сало потолще. Потом попросила еще венгерского, посыпанного красным перцем. Надо было видеть лица девочек, когда они увидели, выложенное на стол, купленное мной, сало. Когда сели ужинать, однокурсница с Кубани заперла дверь на ключ. В общежитии было много студентов-кавказцев. Так и ели. Перед ужином всегда запирали комнату.
Когда мы поженились, мои родственники выделили нам комнату с отдельным входом. В одну из суббот Гярая вызвали на работу. А мне надо было пройтись по магазинам, что у нас тоже считается для женщины предосудительным. В дом все должен приносить муж.
Купила все, что нужно. Потом ноги меня понесли в магазин, в котором у нас продают свинину. Купила сала, посолила и спрятала. На второй день с трудом дождалась ухода Гярая. Закрылась. Такое вкусное было сало! Потом тщательно завернула сало в целлофан и спрятала в кладовой. Так и ела, уединившись, свиное сало.
Однажды во время еды внезапно открылась дверь. В комнату вошел Гярай. Во мне все умерло. Оказывается, потеряв бдительность, я забыла запереть комнату на ключ!
- Что будет?
Мне казалось, что Гярай подходил ко мне очень медленно. Я вся сжалась... Гярай, увидев, что я ем сало, ринулся к двери. Задвинул засов и к столу:
- Дай мне!
Оказывается, во время учебы в Ейске он тоже пристрастился к салу! Так и закрываемся с тех пор от родственников по вечерам и едим сало.
Однажды Гярай спросил меня:
- Твоя машина на ходу?
- Да! Тебе куда надо?
- Туда! - Гярай указал рукой на начало юго-западного склона парка. - Карпати!
Там действительно, рядом с "Шахтером", находился более современный санаторий "Карпаты".
- У тебя кто там? Знакомый?
- Да, знакомый!
Гярай проводил Эллу к парикмахерской. Таня сказала:
- Я тоже постригусь. Сделаю укладку.
Я кивнул.
Мы с Гяраем пошли на стоянку. Выехав, я решил ехать по объездной, так проще. Да и ГАИшников встретить по объездной меньше вероятности. Скоро я притормозил у санатория "Карпаты". Гярай ушел в спальный корпус. Я присел на лавочку и стал наблюдать за игрой детей, набрасывающих пластиковые кольца на, вбитые в землю, трубы различной высоты.
Минут через десять появился Гярай. В машину он сел в расстроенных чувствах. В сердцах воткнул прикуриватель. Из нагрудного кармашка трикотажной футболки достал сигарету. Прикурил.
С первого дня знакомства я заметил что Гярай надевает футболки с двумя кармашками на груди. Из каждого кармашка выпирала пачка дорогих сигарет с фильтром.
Расстроенно повернулся ко мне:
- Нет! Совсем нет! Обманула! Зачем?
- Кого нет? Объясни, Гярай!
- Понимаешь? Когда пили воду, я познакомился с девушкой. Така-ая блондинка! А - ах! Сказала, что живет в этом санатории. Даже номер комнаты сказала. И фамилию, и имя!
До меня, наконец, доехало. Я улыбнулся. Гярай продолжал бушевать:
- Нехорошо поступила! Нечестно! Я же ей показал!...
- Что ты ей показал? - в недоумении спросил я.
- Как что показал? Деньги показал! - Гярай из второго нагрудного кармана достал и продемонстрировал довольно толстую пачку новеньких двадцатипятирублевых купюр.
Мне стало смешно. Я еле сдерживался. Гярай не успокаивался:
- Какая белокурая! Как булка! А-ах!
Я вспомнил Владимира Павловича Скутельника, заведующего РОНО, несколько лет назад рассказавшего нам о попытках мусульман попасть в рай при жизни.
- Как в воду глядел!
Мы подъехали к стоянке. Оставив машину, пошли к парикмахерской. Минут через десять вышли Таня с Эллой. Элла пытливо смотрела на Гярая:
- За гурией ездили?
Гярай улыбался. Элла повернулась к Тане:
- Это ужасно! Гуляем или идем в магазин, а он вдруг внезапно срывается, повернет назад и бегом скрывается из виду. У меня нет сил! Он может начать знакомство у меня на глазах! Потом появляется с дураковатым видом моего младшего брата. А он старше меня на целых семь лет! Уже сердиться не могу!
Гярай шел рядом. Он продолжал улыбаться улыбкой младшего брата Эллы. Помолчав, Элла так неожиданно всердцах повторила слова Владимира Павловича:
- Как хочется побывать в раю при жизни...
Ровно через две недели мы взяли курс на Ужгород. Только поехали мы по маршруту Дрогобыч - Стрый. Проезжая Стрый, вспомнил, что в самом начале пятидесятых колхоз возил сюда для продажи подсолнечное масло. Отдавали на продажу свое масло и колхозники. На вырученные деньги шофера покупали для сельчан гнутые коричневые стулья. Несколько канистр с душистым маслом погрузил и отец. Из привезенных шестьдесят пять лет назад стульев, у меня сохранился один. По сей день скучает он в старом доме среди хлама, который, с одной стороны никогда не понадобится, с другой - не поднимается рука сжечь или выбросить.
За Стрыем мы повернули на юго-запад. Потом пошли горы с бесконечным серпантином дорог, подъемы, перевалы, снова спуски. Настоящие Карпаты. Особые впечатления оставили о себе карпатские облака. Поднимаясь, мы въезжали в них, как в густой туман. Вырвавшись наверх из туманного плена, мы видели внизу белоснежную равнину, из которой вырастали кругловерхие зеленые горы. Зрелище незабываемое.
Недалеко от Свалявы остановились напиться. Струя минеральной воды под давлением лилась, через, вмурованную в гору, нержавеющую трубу. Впервые в жизни мы пили газированную воду непосредственно из природного источника.
Проехали северной окраиной Мукачево. В сам город не заезжали. У обочины дороги увидели огромный плакат, извещавший о том, что древний замок закрыт на реставрацию. Я хотел показать Тане замок, в котором был с коллегами в семьдесят шестом. Мукачево было основано в девятом веке. В средние века город одно время был столицей Венгрии, а замок Паланок являлся резиденцией короля.
За Мукачево прямая, словно линейка, трасса. Потом Ужгород, центр города. Не перестает удивлять своеобразная архитектура старого города. Река Уж. С моста видны, плавающие в прозрачной воде, рыбины. Прохожие, походя, бросали с моста кусочки хлеба. Кишащая рыбой, вокруг упавшего хлеба закипала вода .
На полчаса забежал в ЛОР-клинику областной больницы. Встретился со знакомыми коллегами. Забрал, уже подписанные и заверенные акты внедрения моих методов лечения в областной клинике. Пообедали и снова в путь. Проехали Берегово, Виноградов, Хуст. Справа трассу сопровождала бурная Тиса. Только текла здесь река, по моему разумению, в обратном направлении. Меня преследовала иллюзия, что, если Тиса впадает в Дунай, то течение ее должно быть параллельным Пруту.
Иллюзия развеялась окончательно только дома, когда открыл географический атлас мира. Начинается Тиса слиянием Черной и Белой Тис недалеко от Рахова. Затем река становится границей Украины с Румынией, потом с Венгрией. Затем разделяет Венгрию и Словакию. Пересекая Венгрию, Тиса переходит на территорию Сербии, где, наконец, впадает в Дунай.
Ландшафт Карпат отличается своеобразной, неповторимой красотой. Несущаяся навстречу Тиса, справа и слева зеленые горы, кругловерхие, следующие друг за дружкой, вершины. Таня просила:
О том, что температура воды в Тисе летом ненамного выше, чем в колодце, я молчал.
В моем характере есть одно скверное свойство. Перед любой поездкой я даю себе и остальным слово, что спешить не будем, остановимся в достопримечательных местах, отдохнем. А потом поедем до следующего интересного места. Там снова будет остановка. Таков был, ныне покойный, мой старший брат Алексей. Он никогда не спешил. Если обещал приехать к восьми часам вечера, то его, как Фиделя Кастро, надлежало ждать ближе к полночи.
Когда я сажусь за руль, во мне включается другая программа. Не желая того, ставлю себе задачу доехать до места назначения, чаще всего дома. Это как главная задача, которую я должен решить, отбрасывая, как шелуху, все остальное, ставшее на время пути второстепенным. Главное - достичь, поставленной в начале пути, цели.
Вот и сейчас, пишу и... уверен: когда я буду читать Тане написанное (по причине слабого зрения Таня уже не читает), на меня снова посыпятся, как горох, упреки, что я спешил, пропустил столько интересного! Все упреки признаю справедливыми, принимаю их и уверен: если придется ехать, я снова буду стремиться достичь заданной конечной точки, отбрасывая все попутное, на тот момент, менее важное. Таков я. Ничего поделать с собой не могу, да и не хочу...
Проезжая Солотвино, славящееся своими соляными шахтами, на обочине увидел санитарную "Волгу" с поднятым капотом. За машиной высилась знакомая двухметровая фигура. Притормозил. Это был Вася Оприш, курсом старше учившийся на стоматологическом факультете. Два года подряд мы жили в общежитии на одном этаже. Остановился:
- Сколько лет! Сколько зим!
Поговорив, узнал, что Вася недавно назначен главным врачом спелеосанатория. Пригласил приезжать. Сгущались сумерки, погнавшие нас вперед.
За Солотвино стемнело. Дорога повернула влево. Остался позади Рахов. За Яремчей увидели придорожное кафе. Остановились поужинать. Внутри кафе было обустроено в стиле гуцульской колыбы (шалаша). Зал был небольшим. По неистребимой давней привычке я сел лицом к залу и входу. Не могу с собой ничего поделать. Я должен видеть людей в зале и всех входящих. Таня села напротив.
За Таниной спиной за столиком сидели две девушки. Старшая, сидевшая к нам лицом, массивная, плотного телосложения с короткой стрижкой. Младшая - миниатюрная, с длинными волнистыми волосами, белокурая яркая блондинка Мы уже заканчивали ужин, когда я увидел, что старшая подает мне знаки. По жестам и мимике я понял, что она весьма нелестно отзывается о женских качествах моей жены. Показывая глазами на белокурую спутницу, старшая продемонстрировала полу-согнутую кисть с поднятым вверх большим пальцем. Я понял.
В это время подошла официантка. Приняв оплату за ужин, предложила номер в гостинице неподалеку и стоянку для машины.
- Спасибо,- ответил я. - Нам тут совсем недалеко ехать.
Из рассказов ездивших по этим местам знакомых, я знал, а сейчас и понял, что если есть девочка и "мамка", значит неподалеку есть и "браты". И официанты часто с ними в доле. Мы поспешили уйти. Пусть все не так, но от греха надо быть подальше.
Дальше села пошли чаще, словно переходили друг в друга. На окраине одного села я увидел, ярко освещенный, ангар и площадку. Отъехав от трассы, я остановил машину. Место показалось безопасным. Только в ангаре шумели льющиеся струи воды.
- Вероятно водоохладитель какого-то предприятия, - опрокидывая сиденье, успел подумать я, и провалился...
Утром меня разбудил тот же шум. Таня, по ее словам, проснулась более получаса назад. Не хотела тревожить мой сон. Я вышел из автомобиля. Только сейчас понял, что шум воды доносится из-за ангара. Я обошел ангар. Буквально в тридцати метрах, кипя на перекатах, шумел Прут. В этот раз вода перемещалась в "правильном" направлении, по ходу нашего движения.
Потом была Коломыя, тянувшаяся около десяти километров. На окраине города позавтракали. Снова в путь. И опять:
- Куда ты гонишь? Совсем рядом Прут. Такие красивые места!
Миновали Снятын. В Лужанах остановились. Купили ящик минеральной воды. Высокой минерализации, щелочная, "Лужанская" минеральная вода быстро восстанавливала пищеварение после обострений.
Лужаны переходят в Новоселье. Сейчас это большое село почему-то переименовано в Мамаевцы. Круговая развязка. Круглосуточный пост ГАИ. Налево дорога в Тернополь, изученная мной за четыре года аспирантуры до мелких выбоин в асфальте. Вот и Черновцы. Почти дома! Границ тогда не было...
Дальше - только на восток... Обедали мы дома, в Дондюшанах.
- Куда спешил? Куда летел? Дома могли бы ужинать, а не обедать!