|
У околицы кривой
Ваня бряцал в бубен,
Он поэт, а потому
Славный вышел дурень.
Пел частушки озорник
И кидался грязью.
Раз, в начальника попал,
Хоть и метил в Васю.
Тот начальник был жесток
Как собака злая,
Бил Ивана по хребту
Сапогами, с лаем.
Извалял всего в грязи,
Кровью густо замесил,
И увлёкшись, воеводе
Палкой в глаз как зарядил.
Воевода был не промах,
Воевода бил не в промах
И чиновника того
Мигом рядом уложил.
Но говнюк тот был, - не Ваня,
Взвыла тут душа поганья,
Брызжа зубом и слюной
Просит гад покорно,
Лобызая сапоги,
Милость не притворно.
Император видя это
Издает такой указ:
Воеводе дать по шее,
Ну а Ване двести раз!
Тут народ повозмущался,
Покряхтел, да поплевался,
Но привычке своей верный
По домам размежевался.
Ночь, полночь.
Собаки взвыли.
Ваню долго колотили...
Вот он встал,
Чуток шатался,
Откряхтелся, отплевался.
И шагая вдоль опушки
Напевал себе в пол ушка:
"Светлый месяц, ясноок,
Будь ты небу туесок.
Будь берёзка ты мне тёзкой,
Обручи меня с верёвкой.
Безупречный воевода,
Будь удачливый игрок.
А суровый повелитель,
Гордый, честный предводитель,
Будь создатель чувств и слов.
Мерзкого же холопа
Мы изгоним из души.
Родина моя святая,
Слёзы мои осуши."
|