Светает. Я сегодня первым проснулся, словно ожидая от наступающего дня чего-то особенного. Справа от меня еще дремлет Рыжий. Он младше меня на целый год. Еще бы - ведь меня слепили еще 31 декабря, а его уже второго января. И вышел он какой-то смешной, скособоченный. Первый снег нового года выпал легкий, пушистый, снежки из него получались рассыпчатые. А как чуть потеплело, он и подтаял немного с того бока, в который упирается ему маленькая мохнатая елочка. Елочки здесь тоже появились недавно. Те, что не успели продать на новогоднем базаре, привезли сюда, к нам домой, расставили по сугробам, у крыльца, вдоль ограды. Целый еловый лес вырос. Говорят: у вас еще праздник впереди. "Какой такой праздник?" - удивляюсь я. Вот Новый год как отмечали, помню. Там, за оградой церковного двора, всю ночь жгли фейерверки, запускали салюты. Веселые люди всю ночь бродили туда-сюда по улице. Я сначала пригорюнился, что здесь, у нас, так тихо и темно. Но потом даже обрадовался - а ну как сломает меня раньше срока расшалившаяся ребятня! Жалко все-таки.
Сначала я был здесь совсем один. Когда я родился, то первым делом посмотрел на того, кто меня слепил. Глазами своими я по праву могу гордиться: не какие-нибудь там листики или угольки. Настоящие пуговицы! Посмотрел я, значит, по сторонам, и увидел девочку. Кроме нее вокруг больше никого нет. Одни одинёшеньки мы. Когда я только появился, то еще ничего не знал. Это Маша мне рассказала и про Новый год, и про 31 декабря, и про Каникулы. Оказалось, все разъехались в теплые страны отдыхать, а она в Москве осталась, отмечать Новый год и мой день рождения. Я очень обрадовался, услышав про день рождения. Наверное, это что-то такое, еще лучше, чем Новый год. "Интересно, когда же наступит этот день рождения", - думал я. А пока Маша подарила мне вязаный берет, и метлу. Ни у Рыжего, ни у Синего, нашего младшего, нет таких берета и метлы! Жалко только, что когда я собирался поблагодарить ее, она меня не услышала и убежала домой. Но я верю, что она скоро вернется отмечать мой день рождения.
Когда появились Рыжий и Синий, я их предупредил обо всем. Они были такие смешные и глупые: ничего-ничего не знали ни про Новый год, ни про снег. Смотрели друг на друга глазками-шариками и улыбались.
Слепили их ребята из воскресной школы. Они теперь здесь часто бывают, ходят на какие-то спевки. Мне эти ребята очень нравятся: озорные они и веселые. Ну кто бы догадался нас, урожденных белых снеговиков с ног до головы красками раскрасить? А они такое выдумали, и краски не пожалели: Рыжего полностью рыжим сделали, а Синего - синим. Так я их теперь и называю. А меня девочка Маша назвала Рождественским Снеговиком, наверное в честь Дня Рождения. Жалько только, что она больше почему-то пока сюда не приходила.
Мне уже почти неделя исполнилась. Немалый срок, между прочим. Многое я уже в своей жизни повидал, но сегодняшний день даже меня заставил удивиться. У нас сегодня начались какие-то приготовления. Все так и бегают по двору, что-то куда-то несут, украшают, приколачивают. Даже некоторым елочкам повезло: усыпали их конфетти, набросили на ветки серебряный дождик, просто загляденье!
Я-то умудренный опытом снеговик, и долго-долго думал. И пришла мне в голову мысль, просто не поверите, как я только догадался. Ведь Маша говорила о моем Дне Рождения, о большом празднике, который больше даже, чем Новый год! Вот для чего сюда елочки привезли, вот для чего все так суетятся и торопятся. Рыжему и Синему решил пока ничего не говорить. Пусть для них это будет сюрпризом.
К полудню прямо перед храмом мастера наши стали сооружать какой-то шалашик. Сначала сколотили каркас из досок, потом обложили его пушистыми еловыми ветвями, выстелили хвоей пол. Получилась словно пещера. А потом батюшка (я уже знаю, что так зовут того высокого человека в длинной черной одежде. Еще у него белоснежная борода, как у Деда Мороза, и веселые лучистые глаза) вынес из храма большую коробку и стал что-то из нее выкладывать в елочную пещеру. Я чуть не растаял от любопытства: что же там такое происходит, но разглядеть издалека ничего не смог.
А вечером, вечером-то что началось! Вышли наши дети из церковного дома, и прямо на улице и запели. Да так красиво: про тихую ночь, про звезду, про пещеру и ясли. Потом потянулся народ, и все больше, больше, так много людей собралось, что даже в храм не все уместились. Видел я и Машу с родителями: она торопилась, но на бегу помахала мне ладошкой. Храм изнутри засиял огнями, словно сам в елочную игрушку превратился. И слышно, как все поют: "Рождество Твое, Христе Боже, наш..." Рыжий и Синий даже шептаться перестали, головы повернули, как могли: слушают.
Рождество! Вот оно, значит, День Рождения-то! Да только не мое, но почему-то не обидно, а радостно. Только бы понять, чей же он, этот праздник.
Долго-долго потом еще не расходились люди с нашего двора, долго горел свет в окнах церковного дома. И уже перед самым рассветом, когда никого вокруг не осталось, Рыжий вдруг сказал: "Пойдем, брат, посмотрим, кто же лежит в той пещере из веток?" И вдруг я понял, что земля и снег уже не держат нас, и мы можем идти. И тогда тихонько, потому что с непривычки не знали, как ноги-то переставлять, мы пошли к храму. И заглянули в вертеп. Там, среди догорающих свечей стояли вырезанные из дерева фигурки старца, пастухов с овечкой, и Матери, склонившей Свой взор к яслям, в которых лежал крохотный Младенец.
- Не холодно ли Ему? - озабоченно выдохнул Синий.
- Кто же Он такой, что ему поклоняются все люди? - растерялся Рыжий.
А потом мы все замолчали. Потому что из разрыва облаков вырвался пронзительно светлый луч звезды и коснулся нас, рассыпавшись блестками, так, что засверкали все снежинки, из которых мы были слеплены. Эта звезда указывала путь, она говорила: "Пойте, Господеви вся земля!" В свете звезды все непонятное стало простым и ясным. И мы, маленькие неученые снеговики, вдруг понял, что знаем, какое чудо совершилось сегодня. Мы вспомнили все. И запели.