Ефименко Сергей Владимирович : другие произведения.

Я просто хочу спастись

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наладчик оборудования с автозавода-банкрота становится случайным свидетелем политического убийства. Не имеющий ни связей, ни денег, он пытается выжить в противостоянии с могучей криминальной группировкой, мобилизуя все свои внутренние резервы, а они у него оказываются отнюдь не ординарными....
  Я просто хочу спастись
  или Лягушка на кочке
  
  1. В разгаре лета.
  
  Гнусаво забулькал мобильный телефон.
  Вообще-то мелодия не так уж плоха, но после того, как я выбрал ее звуком будильника, она воспринималась как вопли "подъем!" дневального по роте.
  Организм привычно напрягся, но память уже включилась. На работу идти не надо. Автозавод, на котором я работал в качестве наладчика станков с программным управлением, опять приостановил свою и без того не слишком активную деятельность. Нас, рабочих, отправили во внеочередной отпуск с сохранением двух третей мизерной тарифной ставки.
  То есть, попросту говоря, нас на время лишили работы, компенсируя свое свинство выплатой денег, сумма которых была меньше пособия по безработице. Самое смешное, что верхнее и среднее руководящее звено осталось якобы работать, - без подчиненных!
  Первые дни безделье не слишком беспокоило меня. Во-первых, все казалось кратковременным, а во-вторых, две трети тарифной ставки - все-таки деньги, пусть и маленькие.
  Я чувствовал себя, как в обычном отпуске. Каждый день я бывал у центральной проходной автозавода, возле стендов, где в советское время висели фотографии передовиков производства. Там мы с приятелями обсуждали проблемы нашего завода, ну, заодно - и всей нашей страны, а также и мира в целом. Эти серьезные беседы зачастую имели продолжение - в небольшой забегаловке тут же, рядом, на окраине предзаводской площади.
  Но дни шли, и ситуация представлялась не такой безоблачной, как сегодняшнее небо над заводскими трубами.
  Разница между нормальной зарплатой и маленькой подачкой была достаточной, чтобы мы с женой это быстро почувствовали. За квартиру мы не платили уже три месяца. А ведь после того, как наши городские депутаты решили отдать жилищное хозяйство на откуп городским акулам бизнеса, к должникам стали приходить записки с угрозами передать дело в суд. Пеня за неуплату стала расти, как на дрожжах.
  А тут еще надо платить за электроэнергию, газ и прочие услуги. Да и сыну, Олегу, который уже третий год учился в ленинградском вузе, надо помогать.
  Жена моя, Милая, по-простому, Милка, - таким производным от имени Людмила зовем мою жену я и еще несколько самых близких родственников и друзей, - решила где-нибудь подрабатывать.
  Но где было ей найти нормальную работу, - ведь у ней был не слишком здоровый вид. С самого детства она была предрасположена к инсульту, пара небольших кризов уже была. Поэтому, несмотря на ее огромные печальные глаза, нашлась только работа дежурной на генераторной электростанции, в народе именуемой просто подстанцией, недалеко от нашего дома. Через трое суток в четвертые сидеть и не спать, - за сущие гроши! За месяц выходило столько же, сколько даже я, с моим заработком наладчика электронной аппаратуры, зарабатывал за полторы смены...
  
  ***
  
  Отогнав тяжелые думы, я посмотрел в окно. Из спальни был прекрасный вид. Выглянувшее из-за горизонта июльское солнце окрашивало макушку западного горного хребта в розовый цвет. Зелено-елочная мохнатость остальных гор оставалась темной. В долине реки белесый туман еще не успел испариться. Ближе, за крышами соседних домов вдоль реки, виднелись высоченные заводские трубы. А над ними - абсолютно прозрачное свежее летнее небо. С точки зрения экологической, это хорошо. Но почему даже у хороших вещей всегда есть неприятная сторона?
  Вздохнув, я стал одеваться. Услышав негромкий шум, вышел на кухню. Милая стояла у плиты и заливала поджаренный хлеб взбитым яйцом.
  - О, наш фирменный завтрак! - преувеличенно бодрым тоном произнес я.
  Милая устало посмотрела на меня, и я только сейчас заметил, как она похудела за последние недели. Она повернулась и уткнулась носом в мое плечо. Когда жена так делала, я волновался как молодой любовник. Вот и сейчас пробормотал:
  - Ты не переживай так. Скоро все наладится, стабилизируется, нам даже обещали добавить заработки, так как будут новые заказы...
  Слова утешения не приходили на ум. Сто раз мы говорили об этом, да и поначалу я сам верил в то, что все наладится по истечении каких-нибудь несколько дней. Но постепенно приходило понимание, что положение нашего автозавода не такое простое.
  Один из моих приятелей утверждал, что за материально-техническую базу нашего автозавода борются две враждебные полукриминальные группировки. Якобы молодой, но уже очень влиятельный олигарх хочет включить наше предприятие в свой концерн. Но обосновавшиеся здесь еще с советских времен блатные структуры, очень хорошо нажившиеся при развале автозавода, активно сопротивляются. Ведь ресурсы для дармовой наживы еще далеко не исчерпаны.
  За последние годы наш "градообразующий автогигант" стал напоминать огромного запаршивевшего пса - появилось множество "вшей и блох", попросту, - левых контор, в которые автозаводские деньги текли напрямую - мимо карманов рабочего люда.
  Я погладил жену по спине:
  - Не переживай, красавица! Я поищу временную работу, пока все продолжается.
  Милая покачала головой.
  - Светик...- нежный вариант моего имени. По настоянию моего отца в метриках я был зарегистрирован как Светослав, не путать со Святославом. - Ты же знаешь, что сейчас полно таких, как ты, временно безработных. Как будем жить? Ладно, мы уж, как-нибудь перебьемся. А ведь еще Олежке нашему надо помогать.
  Я отвернулся к окну, чтобы не видеть эти любимые глаза такими огорченными. С тех пор, как сын вырос, а я узнал, насколько эфемерно счастье моей жизни, я относился к жене, как к беззащитному ребенку. Но если кто-то думал, что при этом я не пользовался в мужских корыстных целях женственностью моей подруги, то он сильно ошибался.
  - Миленькая, ты права, как всегда. Но я и не собираюсь сидеть, сложа руки. К примеру, сегодня собираюсь поговорить с Виктором Васильевичем. Время от времени он набирает рабочих со стороны, чтобы выполнить какие-нибудь небольшие строительные работы - покрыть крышу, установить двери. А у меня руки-то нормально приделаны, да и опыт строительных работ есть. Помнишь, еще в молодые годы я постоянно ездил в строительные отряды, зарабатывал нам для свадьбы?
  Милая слегка улыбнулась воспоминаниям. Хорошее настроение постепенно возвращалось к ней.
  - Не мог бы ты позвонить этому Виктору Васильевичу? - легонько толкнула она меня в бок.
  Я взглянул на часы.
  - Сейчас еще рановато. Через часик он появится в своей конторе, и я с ним серьезно поговорю.
   Жена вынула из холодильника маленький кусок колбасы.
  - Только не упрямься и съешь все, что я тебе сейчас дам. Работу надо искать на сытый желудок. К тому же тебе известно, что на завтрак мне достаточно чаю с ванильным сухариком.
  Я поцеловал ее в губы.
  Несмотря на свои сорок лет, она выглядела царевной Несмеяной, с возрастом слегка округлившейся и научившейся иногда мило улыбаться.
  Традиционная славянская пухлость губ, груди и бедер отлично сочеталась в ней с восточными миндалевидными глазами и легкой матовостью кожи. Для других ее речь звучала несколько невнятно, но я научился понимать ее с полуслова.
  
  ***
  
  Двор у нас неухоженный, но уютный. Прямо под нашими окнами из бывшего полуподвала наш сосед Сергей Лакшин построил небольшую бакалейную лавку. Бывший кадровый военный, уволенный в запас, и мой хороший приятель - сейчас Сергей стоял у дверей своего магазинчика и вытирал руки о белый халат.
  Выглядел он, как типичный скандинав - осанистый, с рыжеватой бородкой.
  - А, это ты, Светослав! - улыбнулся Сергей, протянув мне свою широкую ладонь для рукопожатия, - Куда собрался столь решительно?
  - Да вот, пойду, узнаю чего-нибудь, - сказал я и вздохнул.
  Сосед сразу понял меня.
  - К заводу? - спросил он. - Есть проблески?
  - Пока глухо, - пожал я плечами.
  - Интересно, у вас же масса народу от этого страдает. Где, как говорится, профсоюз? Ну ладно, мы, индивидуалисты, незащищены, но на таком заводище даже при капитализме должна быть какая-то защита для работяг!
  Я снова вздохнул.
  - Рассуждали мы тут как-то с приятелями: зачем нам этот профсоюз? Деньги из зарплаты высчитывает исправно, председатель рядом с начальством тусуется на всяческих торжественных сборищах,...но никакие блага для рабочих от него уже давно не зависят. Я уж молчу о борьбе за наши права! Тут у профсоюзного руководства сразу язык западает в задницу, слышно только полное "одобрямс" начальству...Кстати, может, у тебя на примете есть местечко, где я бы смог немного подработать?
  - Я размышлял над этим, но моя жизненная круговерть - только в мире, называемом Купипродай. Не пойдешь же ты в коммерческую палатку! Слава, наслышан я о твоих рационализаторских способностях. Ребята шутили, что это у тебя не фамилия такая, а укороченный вариант твоего призвания! Давно пора руки да мозги пустить на твою же пользу, в частное предпринимательство!
  Действительно, фамилия моя, - Рац, - уже неоднократно обыгрывалась заводчанами в связи с моими способностями найти хитроумное решение какой-нибудь производственной проблемы.
  А вообще-то я где-то читал, что фамилия Рац происходит от немецкого названия мелких лесных зверьков. Хотя именно в моем случае, я считал более правильным другой вариант происхождения - от древних сербских "раци", - то ли народца, то ли династии.
  Я кашлянул и решил пошутить:
  - Серега, ты рассуждаешь, как бай в том анекдоте: если б у нас была страна баранов, я бы подарил тебе барана, а, так как у нас страна советов, - хоть и бывшая, - поэтому я дарю тебе совет. А если говорить серьезно, то мне советский образ мышления менять надо. Да и ленив я - изобретаю что-то, только тогда, когда есть настроение. К тому же с людьми будет трудно работать, слишком я легковерен и мягок.
  - Тебе нужен помощник, как сейчас говорят, менеджер...
  - Ага - надежный, честный, и в то же время деловой? Где сейчас такого найдешь? Разве только ты.
  - Увы, в технике я не силен,...но к этой теме мы еще вернемся.
  Подобные беседы у меня случались не раз, и не только с Сергеем, но пока ни к чему не приводили. Сиюминутные проблемы съедали наше время.
  
  ***
  
  ...Уже идя к заводу, я размышлял о тонкостях человеческой деятельности. Чтобы сделать большое творческое дело, необходимы, как минимум три человека, - трех разных рабочих типов, и по менталитету, и по специализации. Один, чтоб давать идеи, другой, - чтобы опробовать эти идеи и отработать. Ну, и третий - чтобы поставить все это на доходную практическую основу. Генератор идей, практик-испытатель и двигатель-толкатель - бывает иногда такая смесь в одном человеке, но тогда этот человек - Эдисон или Кавендиш.
  Я люблю придумывать, но творческому полету моей мысли всегда что-нибудь мешает. Чаще всего - моя собственная лень. Но стоит мне только сильно захотеть,...правда, сильно я хочу почему-то не то, что принесло бы на практическую пользу мне или моей семье.
  Вот как-то захотел - и научился играть на гитаре, петь стихи под простые аккорды . Потом вдруг взял и за три месяца переучился со своего школьного немецкого языка на такой же скверный, но зато английский язык. Но что мне это дало? Общее развитие, но не деньги.
  
  ***
  
  На Предзаводской площади у стендов я увидел несколько человек. Среди них мелькали и знакомые лица.
  - Привет, Рацуха! - бодро взревел наш неунывающий цеховой станочник Васька Укропов, не очень любящий свою кличку Петрушка. Человек небольшого роста, но очень широкий, - причем не только в плечах, - он уже издалека тянул ко мне свою огромную лапищу. Несколько десятков волос на его голове всегда торчали, причем не параллельно. Это придавало ему взволнованный вид. - Ты слышал?
  С этой фразы здесь начинались все наши разговоры. Пришлось выслушать сбивчивый рассказ о передаче одного из центральных каналов телевидения, где упоминались наши беды.
  Тут подошел технолог нашего цеха, двухметровый седовласый верзила. Монументальность черт его лица, понравилась бы даже скульптору Церетели. Фамилия у гитанта была, - клички не надо, - Пилипок!
  Кстати, это он любил рассказывать о мафии в нашем городе.
  С ним подошли еще двое ребят из нашего цеха.
  - Рац, Укроп, слушайте, - заговорщицким тоном быстро заговорил Пилипок. - Городской уголовный босс Гургенидзе пообещал оборвать уши некоторым городским депутатам, которые голосовали за расширение инвестиций из Москвы. Да и из Екатеринбурга тоже. Но я думаю, что от депутатов ситуация с нашим заводом не зависит. Вы же знаете, что настоящее руководство автозавода - в Москве, и оно выше руководства нашего городишки. Местное заводское руководство всегда подчинялась столице, и, кстати, назначалось оттуда. Другое дело, что кормушка была большая - всему криминалу хватало. А сейчас местные авторитеты всполошились, что контроль центральной мафии начнется с градообразующего предприятия, а потом, глядишь, их оторвут и от сосков местной торговли...
  Слушая Пилипка, я смотрел за его плечо. Там ближе к стенду стоял чернявый парень, который мне определенно не понравился. Мутный какой-то. Взгляда не зацепить, вроде все время смотрит на часы, мобильный телефон в левой руке. Но разговор наш он, похоже, просекал.
  Нельзя сказать, что я чего-то боялся. Просто не люблю, когда подслушивают.
  - Ребята, может, по стаканчику портвейна? - сказал я. - Там доболтаем нашу болтовню.
  Моя короткая реплика возымела куда больший эффект, нежели пятнадцатиминутная речь Пилипка.
  Полдень уже прошел, а во рту у ребят было сухо. А это были явно не те ребята, которые выбирают пепси.
  ***
  
  Выпивка в забегаловке возле автозавода - самая дешевая в городе. Очевидно, заводские власти, наверняка имеющие куш со всех учреждений рядом с предприятием, усовестились делать дороже спиртные изделия - можно сказать, единственное утешение своего и так ограбленного рабочего класса.
  В "предбаннике" кабачка разрешалось курить. Поэтому, если там и висел топор, то его все равно не было бы видно. Проплыв вразмашку в густой никотиновой вони, мы оказались в "святая святых" местных алкашей.
  Стойки по бокам - из грубо вытесанного дерева. Из него же, похоже, выстругали и разливающую вино кабатчицу Галу.
  Нас она помнила. Впрочем, она помнила почти всех, кто бывал здесь более двух или трех раз.
  - Здравствуйте, мальчики, - мило пробасила винная владычица. - Вам портвешка?
  - Пока по маленькому стаканчику, - подмигнул ей Пилипок, в силу своих физических данных просто обреченный быть в фаворитах у подобных женщин.
  Кстати, маленькими здесь считались стаканы двухсотграммовые, так как было достаточно много любителей пить вино пятисотграммовыми пивными "стаканчиками".
  С похвальной быстротой и точностью до одного грамма, Гала налила нам по сто семьдесят грамм, не забыв взять с нас за двести. Мы не обиделись, так как все было в соответствии с местными традициями.
  Легким движением кисти Пилипок отодвинул в сторону мешавший ему стул, - вместе с мирно спящим небритым завсегдатаем, - и мы расположились за угловой стойкой.
  - Да, городские власти с нашим заводом что-то жидко обкакались, и это накануне выборов, - сказал один из двоих молодых приятелей Пилипка - то ли Санька, то ли Ванька. Кличек эти ребята еще не нажили и были, как говорится, без особых примет. Поэтому их многие путали друг с другом. Не был исключением и я.
  - За этих чинуш не беспокойся, - заявил я. - Их кресла сделаны из отборнейшего дерьма правящей партии, а такое сейчас не потопишь.
  - Про нашу "Ведущую Россию" слышали анекдот? - ехидно спросил Петрушка и огляделся . Компания слушала со вниманием. - После выборов стало плохой приметой встретить пустое ведро даже без бабы.
  Кто-то рассмеялся сразу, кому-то понадобилась пауза, чтобы осознать аббревиатуру слова "ведро".
  - В самом деле, - немедленно вступил в разговор Пилипок. - Я вот как-то прикинул. Если в нашей стране сто тридцать миллионов человек...Вычтем детей до восемнадцати лет и других личностей, не имеющих права голоса. Остается так называемый электорат - около девяноста миллионов. Из "Аргументов и фактов" следует, что у нас четыре с половиной миллиона чиновников. Уж они то всегда будут голосовать за свою чиновничью партию. Умножим этот процент на пять, - у каждого уважающего себя чиновника есть жена, любовница, взрослые дети, преданные подлизы, наконец. Уже получается двадцать три миллиона человек, железно голосующих за "ведроссов". Это - уже полное преимущество перед остальными партиями. Не будем забывать, что есть еще криминал, который давно уже "вась-вась" с чиновниками. А самое смешное, что сохранилось еще достаточно лохов, которые верят тому, что им рассказывают по телеящику, а не тому, что происходит на самом деле. И вот они, те самые шестьдесят процентов из тех, кто явился на выборы.
  - Не забывай еще про их широкие возможности для подтасовки результатов, - добавил Укропов и опять оглянулся.
  - Так что, пока выживать простому люду еще можно, то эта партия будет править, - подытожил я. - Сами знаете русскую психологию - лишь бы не было войны. Поэтому сейчас нам надо как-то крутиться, чтобы выжить, а не трепаться с политическим подтекстом. Кстати, ни у кого из вас нет мыслей по поводу подработки? Может, кто-то что-то знает...
  Судя по скривившимся физиономиям, я понял, что дела у собутыльников не лучше моих. Конечно - иначе не сидели бы здесь.
  
  ***
  
  Дальше, по мере выпитого портвейна, разговор с политических тем постепенно скатился к футболу. Потом плавно пополз к телевизионным шоу, к женщинам, и, в конце концов, - к автомобилям, гаражам, садам-огородам...
  Вот тут мне стало скучно. Машин и гаражей у меня нет, сады не входят в круг моих интересов. И вообще, до меня вдруг дошло, почему последнее время я стал чувствовать себя одиноким. С явными алкашами я стараюсь не входить в плотный контакт, а более-менее приличные по социальным меркам приятели - еще недавно интересные и общительные студенты - стали невыразимо скучными в общении. С ними любой разговор тонет в "бермудном" для души треугольнике: сад, машина, гараж. Женщины?.. Но мне и с женой неплохо, а интеллектуальные, веселые и не озабоченные вдовушки в жизни встречаются реже, чем огненные саламандры
  Я сослался на дела туалетные и вышел на улицу.
  Солнце уже зацепилось за гору - день явно катился к закату. Рабочая смена,- если бы она у меня была,- уже закончилась бы.
  Но сейчас на основном автозаводском проспекте было мало народа. Все правильно, - работяги уже при деле - пьют, как мы, или копаются в огородах, или сидят в домах перед телевизором. А их начальники деловито разъезжаются "с работы" на персональных машинах.
  Я решил уйти по-английски - после принятия на грудь такого количества алкоголя ребята и не вспомнят, когда я ушел.
  Дорогу к дому я обычно сокращаю - иду по задворкам старых, еще сталинской постройки домов.
  Задворки-то задворками, но - достаточно просторные, с сетью разных хозяйственных застроек, в основном, конечно, автозаводских. Стояли здесь и небольшие административные учреждения
  Возле одного из них, - кажется, старого жилищно-хозяйственного корпуса, - я увидел большой серебристый "фольксваген". Вокруг не было ни души. Напротив дворика глухой забор уходил мимо безоконной стены жилого дома, образуя узкий переулок, пройти которым я, собственно, и собирался.
  Со стороны автозаводского проспекта дорога была несколько шире. И по ней, мимо меня неторопливо продвигалась большая черная "тойота".
  Люди, сидящие в машине, меня не заметили - я как раз был прикрыт неряшливо разросшимися акациями. В открытом переднем окошке виднелась смуглая усатая физиономия. В глубине машины, за ним смутно белело лицо человека постарше. Заднее окно автомобиля было закрыто.
  Как раз в это время хлопнула дверь. Из корпуса вышел человек в черном костюме. В глаза бросился его галстук, почему-то светло-оранжевый. Остальные детали рассмотреть я просто не успел, потому что события стали разворачиваться слишком стремительно.
  "Тойота" вдруг взвизгнула колесами и понеслась к обходившему "фольксваген" человеку. Из ее правых окон высунулись какие-то черные трубки. Послышалось звуки, напоминавшие выхлопы испорченного мотоциклетного движка.
  Человека в черном костюме бросило на "фольксваген". Он сползал по капоту, дергаясь в ритм клохчущим звукам.
  Только тут до меня дошло, что происходит.
  Конечно, я видел кучу фильмов-боевиков с подобными сценами. Но...здесь ветерок обдувал мое вмиг раскалившееся лицо и убеждал меня в реальности происходящего ужаса.
  "Тойота" резко развернулась и помчалась - в мою сторону! Конечно, это был единственный для машины выход из дворового тупика, но до меня это не сразу дошло. Ужас мой возрос до предела.
  Пролетев мимо меня, машина вдруг стала резко тормозить. Ее левые окна стали открываться. Они меня заметили!
  Бежать назад, во двор? Но это ж по ходу автомобиля бандитов!
  И я принял решение броситься в тот самый узкий проулок вдоль забора.
  Как я бежал! Я просто летел, всерьез опасаясь зацепиться боком либо за забор, либо за глухой фасад жилого дома. При такой скорости я бы себе точно оторвал полбока.
  Выскочив на объездную улицу, я увидел на ней множество машин. Да и людей здесь было предостаточно. У меня хватило ума изобразить беззаботную улыбку и пойти шагом, пусть и быстрым.
  Шмыгнув в ближайшую подворотню, я долго петлял по жилому массиву, постоянно оглядываясь. Погони вроде не было. Очевидно, бандиты потеряли след, а скорей всего, не стали за мной гнаться. Почему?
  Я сунул руку в боковой карман за мобильным телефоном, чтобы посмотреть, сколько там, как говорится, "файвов наклокало".
  И - замер, почувствовав, как холодный пот потек за шиворот.
  Ядрена вошь! Угораздило же меня надеть сегодня эту дурацкую куртку! Конечно, она была не "от Армани", но во всем городе таких было всего пять-шесть!
  В свое время командированные в наш цех итальянцы в знак рабочей солидарности обменялись с нами спецовками. Моя Милая переделала зарубежную шмотку на курточку, не слишком броскую, но довольно симпатичную. По моему проекту, разумеется. Ребятам очень понравилось, они стали приставать с просьбами сделать им такую же. Мы с Милой тогда на этом немного подзаработали.
  Но сейчас эта куртка явно стала моей главной предательницей. Вычислить меня теперь - дело буквально нескольких часов.
   Может быть, бандиты после стресса были не слишком внимательны, тоскливо подумал я. А на что мне было еще надеяться?
  
  
  ***
  
  Дома я швырнул куртку в ванную комнату.
  Хорошо, хоть Милая была сейчас на своем грошовом дежурстве, иначе вид мой приблизил бы ее к очередному инсультному кризу.
  Взволнованно дыша, я встал под холодный душ. Холода не чувствовал, потому что напряженно размышлял.
  Идти в наши правоохранительные органы? Опыт нашей городской действительности, помноженный на опыт от просмотра телевизионных сюжетов, подсказывал, что от общения с управлением по борьбе с преступностью эффект, может быть, и будет, но для меня - явно не положительный. Если уж за рубежом, в больших городах, с их программами защиты свидетелей - и то обычно от полиции мало толку, то уж в нашем маленьком городишке,...купить стражей правопорядка можно быстро и дешево. А чины крупнее наверняка и так уже продались, кому следует.
  А что поделаешь, грустно размышлял я, выходя из ванны. Еще в советское время типы, непригодные к нормальным профессиям, шли в милицию, получая там определенную власть над людьми, - как "компенсацию" за собственную неполноценность. И ведь держали их там! Но, с другой стороны, - где же на мусорную работу за гроши найдешь ребят честных и толковых?..
  Но как же мне быть? Остается только уповать на везение. Может, бандиты действительно ничего не заметили. А может, у них тут настолько все схвачено, что они, увидев, что я не лезу с разоблачениями, плюнут на меня, как на слишком мелкую сошку, не стоящую их внимания?
  Усевшись в свое любимое обшарпанное кресло, я протянул руку под темную штору рядом с окном. Там, на краю подоконника, уходящего за край шкафа, у меня всегда стоял шкалик водки - как раз на стрессовый случай. Конечно, лучше бы эта "алкозаначка" пригодилась по положительному поводу. Но что поделаешь...
  Глоток прямо из горла, другой. Вроде, стало легче. Сбегал на кухню, помыл помидор, взял немного перистого лука и вернулся на свое законное место.
  От тяжких размышлений захотелось отвлечься на телевизор. И вот началась нудная работа: все знают, как трудно найти на шести десятках телевизионных каналов хоть что-то стоящее.
  Быстро проскочил музыкальные каналы, зная, что ничего хорошего не увижу. И действительно, как обычно, там мелькали голые коричневые ляжки под гнусавое английское мяуканье.
   Но на "тэ-эн-тэ" было еще хуже. "Дурдом" - по названию второй, но, по сути и по времени воздействия, шестьсот шестьдесят шестой - с помощью своих аквариумных пираний выедал у домохозяек и школьниц последние остатки мозгов. Надо же, ребята клепают себе любовь, и спариваются по заказу шоуменов. Качество спаривания определяется голосованием.
   Но у меня в руках было самое полезное изобретение второго тысячелетия - кнопка переключения. Нажав на нее, я содрогнулся при виде кровавой каши, устроенной тандемом "дураки плюс дороги". И снова сдавил спасительную "лентяйку".
   Какое блаженство! На "тэ-вэ-три" показывали "ужастик". Я сразу же определил: вот эта измазанная красной краской девица является главной героиней, и посему никогда не будет съедена компьютерно-графическими монстрами. Уютно устроился в кресле, чтобы слегка отдохнуть. Но на экране появилось "ту би континьюд", и пошли титры.
   Я чертыхнулся и переключил несколько каналов с "говорящими головами".
  Наконец нашел детский канал с мультиком про Аладдина. Кстати, есть там герой, действующий как настоящий мужчина: не болтает, не красуется, зато все время помогает остальным. Это - коврик-самолет...
  ...Абсолютно черная мгла как-то выцвела, стала сероватой, причем медленно двигалась, как при головокружении. В ней вдруг появился черный блестящий прямоугольник. Да это же окошко большого темно-серого автомобиля! Оно стало открываться, темнеть сверху вниз. И вот уже там скалится чернявая усатая физиономия. Рядом с ней вдруг возник большой блестящий ствол автомата Калашникова. Но не он внушал настоящий ужас. За отверстием оружия в глубине машины виднелось лицо. Лицо Смерти - серый кошмар с темными впадинами глазниц.
  Я застонал и проснулся. Взглянул на настенные часы - два часа ночи. Вспомнил происшедшее, и сердце мое заныло, - такая напала тоска по еще недавнему времени, когда мои заботы ограничивались только дырявой семейной экономикой. С хрустом выровнял свою скрючившуюся в кресле фигуру, потом торопливо допил то, что осталось в шкалике, и отправился в спальню. Сразу заснуть не удавалось - думы были слишком тяжкие. Да и чудилось постоянно, что в любой момент в дверь кто-то постучится.
  Только под утро я забылся сном, полным каких-то неразборчивых кошмаров.
  
  ***
  
  Утром в постель ко мне скользнула Милая. Обнимая ее прохладные округлости, я думал о том, что навлек опасность не только на себя.
  Жена в моих объятиях засопела тихо и ритмично - все-таки больше полутора суток без сна. Я не стал к ней приставать, хотя хотелось. Ладно, пусть отдохнет.
  Надо посмотреть местные новости.
  Заварив чайку, уселся перед телевизором. Программу передач городского телеканала мы с женой не покупали, потому что местное полулюбительское телевидение почти не смотрели. Передачи были короткие, в основном новости, и вкраплялись они в некоторые центральные программы по несколько раз в день.
  Ждать пришлось недолго. Местная репортерша, захлебываясь от осознания собственной значимости, рассказывала про убийство Шлягина, депутата городской думы.
  Да, подумал я, дело серьезнее, чем в моих надеждах предполагалось. Николай Шлягин был лидером более чем трети городских депутатов, лоббировавших интересы автозавода. Он, собственно, и был с автозавода - одним из заместителей генерального директора.
  Кому он так сильно помешал? Если полностью доверять тому, что говорил вчера Пилипок, то это могли быть местные криминальные структуры.
  Возможно, но тут было несколько "но". Волки не мусорят возле собственного логова. И у них много способов решить проблему городского масштаба менее эксцентрично. Тем более не стоило доморощенному криминалу без очень сильной нужды навлекать на себя гнев могущественных московских структур.
  Ничего дельного, а тем более утешительного не приходило в голову.
  
  ***
  
  Я встал, подошел к окну и стал внимательно изучать обстановку неподалеку от нашего подъезда. Вроде ничего подозрительного, идут люди по своим делам. Правда, за тротуаром на обочине дороги стояла какая-то иномарка с затемненными окнами. Но не "тойота".
  Поторчав у окна, я пошел в "тещину комнату". Таким колоритным прозвищем в старых квартирах обзывали кладовку. Для простой кладовки это была довольно крупная комнатушка, метра четыре квадратного метража. Но старый ненужный хлам я в ней не держал. Жена моя не любила старья, а я к нему был равнодушен.
  Нашу "тещину комнату" я переделал под маленькую мастерскую. Уместил туда столик, расположил на нем чемоданчик с инструментами, тиски, "шуруповерт", большую "кассетницу" со всякой технической мелочевкой. Естественно, что все это добро в течение многих лет вдумчиво и обстоятельно "прихватизировалось" с места работы. В "кассетнице" хранились и экспонаты моего технического творчества.
  Прикрыв за собой дверцу, я присел на краешек табуретки и начал просматривать свои "сокровища". Но не с таким азартным волнением, как Шейлок, Гобсек и прочие "плюшкины". Я изучал вещички деловито, с прицелом на их возможное применение.
  Вот жилетка, серенькая, невзрачная, слегка потертая, - за версту видно, что предназначена только для работы, причем, явно не канцелярской.
  Но вот ее-то я снял со стены в первую очередь. Надел и почувствовал себя гораздо увереннее.
  Порылся в одной из коробок. Вот что мне тоже может пригодиться!
  Массивный железный ключ с брелоком. Сам ключ выполнен довольно странно. В рабочей части ключа вырезаны какие-то хитрые загогулины. Держатель ключа похож на двузубую вилку с отверстиями в каждом зубе. Брелок выполнен в виде маленького компьютерного компакт-диска, покрытого лаком. Тонкая металлическая цепочка продернута в отверстия "вилки" ключа и титановой нарезной шпильки, просунутой в отверстие брелока и закрепленной гайками по обе стороны диска
  Я опустил ключ в боковой карман жилетки и стал рыться в других коробках.
  Вот он, железный пенал с надписью "Тадж"! Двадцать два года прошло со времен моей армейской службы в Таджикистане, а пенал этот открывался мною всего лишь два-три раза и то по особым случаям. Кстати, и открыть-то его можно было, только после долгой и старательной работы по откручиванию восьми винтов с помощью отвертки.
   Но я никуда не торопился, поработал привычным для себя инструментом и минут через пять извлек из пенала сувенирчик.
  Больше всего он напоминал елочную игрушку. Этакая маленькая копия пехотной гранаты, именуемой в народе "лимонкой", стеклянная, покрашенная, как и положено, в зеленый цвет. Имелось и колечко чеки. А что, удобно, есть за что зацепиться, чтоб использовать сувенирчик в качестве елочной игрушки или брелока...да мало ли чего.
  Вот только с этой играть не рекомендуется.
  Так, положим сувенирчик в нагрудный карман. Благо, у жилетки этих карманов полно, всяких и разных.
  Посидел еще немного, поразмышлял.
  Елки-палки, у меня есть еще кое-что! Вот она, моя линеечка, давненько ее с собой не носил, с начала девяностых годов. Металлическая такая линейка с делениями, длиной двести пятьдесят миллиметров, с вкрученным сбоку держателем.
  Тоже туда ее, в один из бездонных карманов жилетки!
  
  ***
  
  Сколько там на часах? Ого, уже Милая скоро проснется. По идее, надобно бы в магазинчик сходить, хотя бы к Сергею. Но, почему-то из дому выходить не хотелось.
  Вздохнув, я подошел к окну.
  Иномарка с затемненными окнами никуда не делась. Правда, стояла уже гораздо ближе к подъезду.
  И возле нее стоял и курил человек, с типичным лицом кавказской национальности.
  Внимательно приглядевшись к нему, я вдруг почувствовал нечто вроде эмоционального шока. Черт возьми, физиономия кавказца поразительно напоминало лицо того типа, из "тойоты"! Лицо, виденное мною за секунды до убийства! Только не было усов и шевелюры. Зато на щеках отчетливо чернела щетина, залог будущей окладистой бороды.
  Я отшатнулся от окна и присел на диван. Нахлынули тревожные раздумья.
  Так. Если это тот тип, из "тойоты", что из этого следует?
  Первое. За мной уже установлена слежка. Меня вычислили, в чем я, собственно, практически не сомневался.
  Второе. Убивать меня вроде не торопятся. Следят. Значит, ждут моих шагов, и в этом есть свой резон, - может быть, шагать я никуда и не собираюсь. Если собрали обо мне сведения, то наверняка уверены, что я обыкновенный работяга, примерный семьянин, честный налогоплательщик - в общем, обыватель до мозга костей, а, значит, и трус порядочный.
  К тому же - что я видел? Не совсем известно. Машина, выстрелы...все это к делу не пришьешь, если от машины правильно избавиться.
  А вот последить за мной надо. Мало ли что.
  Третье. Есть во всем этом деле две стороны. Одна плохая: люди замешаны здесь очень серьезные. Не мельтешат, не торопятся. Наверняка у них есть осведомители на многих уровнях. Как только узнают что-то представляющее для них опасность, мгновенно примут меры, о которых мне лучше не думать.
  С другой стороны, кавказец трансформировал свою внешность. Это говорит о том, что исполнителей у этих людей не так уж и много.
  И, похоже, им есть, кого опасаться. Кого-то тоже очень серьезного. Конечно же, не меня или местных представителей власти.
  Что же делать? Не дергаться, вести себя спокойно?
  Но я же - лох, по их понятиям, и мое спокойствие будет подозрительным.
  Или все-таки изобразить некоторую пугливость, не предпринимая при этом резких телодвижений?
  Опять же можно перестараться и напугать их.
  Поколебавшись, я набрал номер Укропова.
  - Василий, - пробормотал я, услышав знакомый голос. - Ну что, как посидели вчера?
   - А, Рацуха, куда ты смотался? - возопил Василий. - Мы-то что? Нормально посидели. Выпили еще по паре стакашков, да разбежались. Мне сейчас некогда с тобой болтать, давай опять сегодня у стендов...как говорится, время встречи изменить нельзя!
   - Согласен. Подожди секундочку. Как поживает твой племянник?
   - Наш Петруха? Самостоятельный паренек, сейчас в ментовке на компьютерах лабает. Он тебе нужен?
   - Да не то, чтобы сильно, но хотелось бы с ним кое о чем потолковать. Очень прошу, подкати его сегодня к нашей встрече? Пойдет с нами выпить? Небось, сейчас пьет только коньячок?
  - Да нет, чин у него не дорос, чтоб коньячок потягивать. Ладно, я его позову, посидим, за выпивкой. Давненько ты с ним не общался, поговоришь с ним, сам убедишься - все тот же - наш человек. Ну, пока!
   - Пока. Подожди. Скажи ему, чтобы появился в штатском. Хорошо? Вот теперь пока.
  Я положил трубку, прошел в кухню и посмотрел на улицу. Знакомый автомобиль стоял на своем месте, затемненные окна были закрыты.
  Пора рискнуть, посетить магазинчик.
  
  ***
  
  Выйдя из подъезда, я слегка покосился на черную иномарку. Кавказца не было видно - наверное, он был внутри машины. Зато на скамеечке неподалеку сидел светловолосый парень в кожаной куртке.
  Нарисовав на своей физиономии будничную деловитость, я прошел в магазинчик Сергея.
  Самого Лакшина не было. За прилавком сидела его старшая дочь Наташа. Увидев меня, она приподнялась и приветливо поздоровалась.
  - Привет, Натка! - кивнул я в ответ. - Мне как обычно, полбулки хлеба, пачку молочка и десяток яиц. Да, еще кусочек сала граммов на двести!
  Сзади хлопнула входная дверь. Я ужу догадывался, кто там. Подойдя к прилавку, положил на него две сотенных бумажки и, как можно спокойнее, обернулся.
  Точно! Белобрысый тип в коже медленно шел вдоль витрины с сигаретами, внимательно вглядываясь в выставленный товар.
  - Где батя? - спросил я Наташу.
  - Поехал на склад, - лаконично доложила девушка, взвешивая сало. - Двести тридцать грамм...Всего с вас сто сорок пять рублей.
  По многолетней привычке я сделал мысленную арифметическую прикидку. Получалось, что Наташа не только не прибавила за товар, и даже не досчитала несколько рублей. Наверное, выполняет наказ отца, догадался я.
  Ну, спасибо, сосед. Мелкий буржуй, но, не по Марксу помогает рабочему классу.
  Когда я взял пакет с продуктами и направился к выходу, Белобрысый подходил к прилавку.
  Выйдя и магазина, я пошел прямо к подъезду. Глядеть на автомобиль не стал, сразу поднялся в квартиру.
  Открыв дверь, я услышал на кухне звон посуды. Значит, Милая уже проснулась.
  - Милка, принимай мужчину-добытчика в свои любовные объятья! - бодро взревел я и вывалил перед Милой купленные продукты.
  Она улыбнулась: - Да уж, добыча такая, что не только на объятия, - на маленький поцелуйчик не хватит.
  - Да ты что! - возмутился я. - Не учитываешь обаятельность добытчика!
  Ну, в общем, и так далее и тому подобное. Я шутил, бодрился, а мой мозг напряженно работал. Итак, кое-что из утренних предположений подтвердилось. За жабры пока меня никто брать не собирается. Правда, слежку ведут плотную, особенно не скрываясь. Хотя, может быть, они действительно уверены, что я ничего не вижу.
  Ладно, черт с ними пока. Сейчас перекусим, и я попробую склонить свою женушку к выполнению приятной части супружеского долга.
  А там видно будет.
  
  ***
  
  Согласно установленной в последнее время традиции, место встречи со своими коллегами и приятелями изменить было действительно нельзя. Ротация "группы волнующихся товарищей" проходила по принципу: если не придет парочка одних, придет тройка других. Правда, стержень из опытных закаленных завсегдатаев был устойчив.
  Укропов выполнил свое обещание: привел своего вихрастого племянника. Ну, пацан пацаном - джинсы, яркая рубашка, темные очки на веснушчатом носу. Не подумаешь, что у парня есть звание офицера МВД. И вел он себя как любой член нашей "рабоче-пьющей" бригады.
  Притворившись, будто высматриваю еще не подошедших приятелей, я огляделся. Явного "хвоста" не было видно. Но это не значит, что его не было. Логика говорила как раз об обратном.
  Все шло по накатанной чертом "роуд ту хелл". В дымной забегаловке под одобрительным взором Галы, мы выпивали и разговаривали все о тех же проблемах.
  Незнакомых посетителей было человек пять, некоторые из них на нас поглядывали.
  - Эх, друг наш Петя! - обнял я укроповского племянника за плечи. Совсем тихо шепнул: - Мне тебе пару слов сказать надо.
  Тут же громко добавил: - Пойдем, побалуемся сигаретками, а то эти спорщики уже слегка утомили!
  Выйдя на улицу, отвел его от входа и тихим быстрым шепотом произнес: - Мне нужна информация по делу Шлягина - я кое-что видел, но боюсь говорить, не понимая скрытых вещей - кто на подозрении? - кому выгодно? - кто из крупных милицейских чинов может быть в игре и кому действительно можно доверять? - короче, чем больше информации, тем лучше.
  - Ну, ты, дядя Слава, даешь! - ухмыльнулся парень. - Тут ведущие следователи города голову ломают, и ты туда же? А скажи...
  - Слушай, Петр, я к тебе слишком хорошо отношусь, чтоб тебя подставлять, а дело очень даже нешуточное, поэтому я тебе ничего больше не скажу, пока. умоляю, сделай то, что я прошу, - у меня будет больше шансов выжить в этой ситуации, - сделай все быстро и сиди тихо, ничего не предпринимай, на провокации не реагируй, притворяйся шлангой. Скинь информацию завтра на наш цеховой компьютер, в мой обмен, ровно в четыре часа, сразу же у себя все сотри, я сделаю после прочтения то же самое. Кстати, на данный момент возникает определенная угроза и для тебя. Потому что за мной может быть "хвост".
  Петр посерьезнел и сделал движение, чтобы оглянуться. Я сразу же схватил его за локоть и чуть громче сказал:
  - Ну, хватит о девицах. Что-то стало холодать, не пора ли нам...и так далее, по тексту. - И потащил его в забегаловку. По дороге быстро шепнул: - Обращай на меня внимания не больше, чем ранее.
  Пьянка входила в фазу "третьего-четвертого стакана". Я старался беззаботно мочить свою глотку, но настроения пить не было.
  - Ладно, ребятки, извиняйте, но я вас покидаю, - объявил я через некоторое время.
  Сожаление ребят по поводу моего ухода было несколько формальным, потому что рано уходил я очень часто.
  Чокнувшись "на посошок", я попрощался и в медленном темпе поплелся домой. Прямо по центральному проспекту - в подворотни меня что-то не тянуло.
  Дошел без приключений. Машин у нашего дома стояло несколько, солидных иномарок между ними не наблюдалось. Ну что ж, хорошо. Значит, если следят, то все-таки не наглеют.
  
  ***
  
  Милая сидела в большой комнате и смотрела телевизор.
   - Дорогой, еда на плите, - крикнула она.
  Я просунул голову в дверь, и тут же проследовал в кухню. Физиономия моя наверняка стала кислой, потому что женушка моя смотрела шоу, которое я бы назвал так: "Одни И Те Же Рожи Творят Одно И То Же".
  Клепаются такие "зажигательные" программы по одному шаблону.
  Некая шестидесятилетняя бывшая примадонна и пятидесятилетний лысый продюсер, - ныне держатели основных акций российского шоу-бизнеса, - рисуются сами и проталкивают в шоу по паре-тройке своих родственников или друзей типа любовников с любовницами. Ведет программу, распевая песни, бывший оперный певец, а ныне - попсовый шоу-клоун. И, естественно, тут как тут - несколько молодых девиц на одно лицо, точнее - на одно тело. "Поющие трусики": Вики, Ники, Сики из сладких отрядов-ансамблей - "блестящих", "карамелек", "сливок", "стрелок" и т.п.
  Разжигая газовую плиту, я размышлял.
  Ну, ладно, "танцующие трусики" хоть занимаются на сцене гимнастикой, возбуждая прыщавых поклонников мелодичным мяуканьем или шепотом. А то ведь у телезрителя зачастую мозоли на глазах от других, сытых и самодовольных, мягко говоря, физиономий. По-моему, больше всего простых людей раздражают так называемые "гламурные звезды", причем не только женского рода. И вообще, почему они "звезды"? Может быть, я что-то не так понимаю, но они вообще не обладают никакими талантами, разве что умением давать в продажную лапу прессе. А потом доить налетевших на свою раскрученную "звездность" поклонников.
  Но Милая как-то переваривала всю эту телевизионную фигню. Я ей не мешал, так как в свое время высказывал ей свое мнение на эту тему, и выяснил одну для себя неожиданную вещь. Оказывается, есть женщины, которые умом о многом догадываются, но это у них не влияет на позитивность восприятия. То есть, они смотрят не какие-то там раскрашенные декоративные фальшивки, а смотрят воплощение своих грез - неважно, в ком. Кстати, аналогично, многие очень серьезные мужики любят смотреть фантастику или мистику.
  Вообще-то у нас с Милой не было общих пристрастий и занятий. Интерес общий, я думаю, был: Любовь в Семье.
  Технические знания, эрудиция, логические игры, полеты фантазии, философские разглагольствования и тому подобное - все это было только мое. Жена меня не совсем понимала, но уверяла, что полюбила меня за это, в том числе. Кстати, я ей верил, потому что это согласовывалось с моими представлениями о женщинах. Они могут любить мужчин за что-то им непонятное и творческое. Зато ценят за надежное и материальное.
  А я любил свою жену за то, что она женственна на все сто двадцать процентов. Получается, что мы любили друг друга за то, чем различались.
  
  ***
  Прожевав котлету с макаронами, я включил наш кухонный телевизор, собранный мною, кстати, из списанного семнадцатидюймового монитора.
  По местному телевидению я увидел знакомую физиономию Норвежцева, главного коммуниста нашей городской Думы. Он был штатным городским депутатом всю мою сознательную жизнь, еще с брежневских времен. Представители либеральных демократов и правых сил в нашей городской Думе как-то не приживались, а вот коммунисты и "единороссы" заполняли ее сейчас в соотношении один к трем. Правда, и те и другие были чиновниками.
   Занятый своими мыслями, я пропускал слова Норвежцева мимо ушей, но произнесенное слово "Шлягин" мигом вывело меня из задумчивости.
  - Ясно, что причиной убийства депутата является загадочная возня в высшем руководстве нашего градообразующего предприятия, - говорил Норвежцев.
  Это я и без тебя понимаю! Говори что-нибудь поконкретнее.
  - Судя по гневу столичных менеджеров автозавода, - продолжал депутат-коммунист, - это убийство явно не выгодно Москве. Но из достоверных источников нам известно, что городские криминальные структуры полностью опровергают свою причастность к данному преступлению. Они, похоже, всерьез намереваются найти и наказать виновных и не исключают провокацию со стороны Москвы. Правда, допускают наличие какой-то третьей силы, которой выгодна война между местными и столичными властными структурами.
  Я задумался. Третья сила...По моим понятиям, здесь есть только два варианта.
  Во-первых, этой третьей силой вполне могла быть екатеринбургская мафия, которая уже всерьез контролирует северную часть нашего города, пользуясь ее обособленностью от центра и южной части.
  Вообще, наш город за всю свою историю разрастался только в длину - с юга на север. Ширина его в самых "широких" местах не превышает нескольких сотен метров. А как же иначе - с востока строительству мешает невысокий, но достаточно крутой горный хребет. А с запада - болотистая пойма нашей местной речушки, которая, невзирая на свои небольшие размеры, обладает непредсказуемым нравом, особенно в дни весенних разливов. Поэтому, в конечном итоге образовалась узкая, но длинная цепочка микрорайонов, формирующих три основные части города, с юга на север.
  Южная часть ("Старгород", в простонародье) плавно перетекает в центральную часть (собственно, "Автозавод") А северная часть ("Новгородок") отделена от автозаводской части большими промышленными и лесо-парковыми зонами. Крупных производственных предприятий в "Новгородке" практически нет, но жилые районы растут, и по сей день.
  А что? Место красивое, большое озеро неподалеку, троллейбусная линия проложена. И шоссе выходит на екатеринбургский тракт.
  Деловая (читай - полукриминальная) элита уральской столицы быстро сообразила, что к чему, и постепенно стала прибирать к рукам торговый бизнес наших северных микрорайонов. До других частей города эти ручонки, правда, еще не добрались. Но, я думаю, хотели бы.
  Могли они быть той самой третьей силой? Наверное. Спровоцировать разборки между московским и местным деловым криминалом, чтобы усилить свое влияние - такое вполне в духе экономической политики мафиозных структур.
  Но...ну, не верилось мне лично, что серьезная мафия работает так, как я наблюдал в эти два дня.
  Поэтому предпочтительным выглядит вариант номер два: третьей силой может быть некий Могущественный Отморозок. Какой-то малоизвестный общественности олигарх ведет свою игру, на свой страх и риск.
  Это больше похоже на правду.
  Но вот беда. Хоть я имею приятелей среди местных журналистов, да и сам когда-то подрабатывал в местном телевидении, но в деловой иерархии нашего города разбираюсь на троечку с минусом. И не могу себе представить, кто бы мог стать "серым кардиналом" местного бизнеса.
  Ладно. Будем надеяться, в ближайшее время появится у меня хоть маленькая зацепка. Может, Петя что-нибудь подбросит.
  А сейчас пора прекратить нещадную эксплуатацию своего серого вещества.
  Я налил себе чаю и переключился на канал "Русское кино". Там Алиса Фрейндлих уже затеяла служебный роман с Мягковым, наводя на зрителей уют и спокойствие.
  Я положил усталые ноги на табуретку и стал потягивать чаек. Потом сильно захотелось спать. Заглянул в большую комнату и увидел, что моя Милая изо всех сил щурится от ослепительно раскрашенного кудрявого мальчика лет сорока пяти, неизменного дежурного бодрячка российской эстрады последних десятилетий.
  Оставалось только вздохнуть и отправиться в спальню.
  
  ***
  Ночью я неожиданно проснулся. Несмотря на свистящую в ушах тишину, чувство тревоги вибрировало в диафрагме.
  Еще со времен пограничной службы я научился доверять своим подсознательным ощущениям. Поэтому был уверен: во время моего сна "что-то тихо прозвучало у порога моего".
  Рядом мирно сопела жена. Необходимо было что-то предпринять. Хотя бы для того, чтобы успокоиться.
  Выскользнув из-под одеяла, я надел спортивные брюки и футболку. Взглянул на светящийся будильник - часы показывали четыре с четвертью. Час быка.
  Бесшумно продвинулся в прихожую, натянул кроссовки. Поколебался и надел жилетку - все-таки в ней спокойнее.
  Подошел к выходной двери, и стал слушать тишину в подъезде. Уж чему, а умению долго и терпеливо слушать тишину меня научили в Таджикистане. Через двадцать минут убедился: на лестничной площадке явно никого не было.
  Дверь у меня не железная, - нам ли, нищете, бояться воров, - и не скрипучая.
  Поэтому удалось открыть ее почти беззвучно. Тем более, что ключ открывал без щелчка. Кстати, в качестве брелока к этому ключу был прицеплен маленький светодиодный фонарик.
  В подъезде - хоть выколи глаза. Но обстановка знакомая, поэтому я без проблем прошел к лестничному пролету и опять напряженно прислушался. Внизу была абсолютная тишина.
  Но вдруг прямо за моей спиной раздался слабый звук - как будто легонько булькнуло. Я судорожно повернулся и снова замер. Тишина. Только сердце бухало прямо в виски. Странно, но присутствия рядом со мной еще кого-то я не ощущал.
  Чуть успокоившись, я вспомнил про фонарик. Белым, почти призрачным лучиком поводил по стенам, дверям, но ничего не увидел.
  Но боковым зрением уловил: левее моей двери, на нижних ступенях лестницы, ведущей сверху, что-то есть.
  Лучик скользнул ниже. Ч-черт! Там лежал человек. Причем поза его показывала: он либо мертв, либо почти мертв. Видел я такое положение тел.
  Пальцами левой руки я сжал виски, закрыл глаза и постарался успокоиться. Перед началом смертельно опасных операций в армии это помогало. Немного помогло и сейчас. По крайней мере, появилась способность действовать.
  Подойдя ближе к лежащему, я осветил его. Худощавый мужчина лет сорока. Неподвижные зрачки глаз в дрожащем свете фонарика казались абсолютно черными.
  Но в этом призрачном светодиодном лучике все, - кроме лица и рук, - казалось черным. Даже кровь, которой были залиты пальцы убитого, зажимающие его грудь. Булькнула, конечно, она.
  Так что убийство произошло буквально несколько минут назад.
  Ситуация - хуже не придумаешь. Второй труп за два дня, и к обоим я имею отношение! Похоже, состояние "критического равновесия" между мной и неизвестным противником закончилось.
  Сжатыми зубами я сдержал рвущееся наружу сердце. Быстро обыскал незнакомца и во внутреннем кармане нашел...удостоверение МВД!
  Капитан Большаков Юрий Трофимович, центральное отделение УВД города.
  Как он здесь оказался? Но сейчас думать об этом некогда.
  Засунул удостоверение назад, выключил фонарик и бесшумным шагом спустился к двери подъезда.
  После стольких переживаний ощущения казались атрофированными. С прицелом на перспективу не думалось. Возвращалась армейская привычка - последовательно выполнять текущие задачи.
  Сейчас необходима рекогносцировка. Где враг? И угрожает ли он прямо сейчас?
  Осторожно выглянул на улицу. Хорошо, что разбит подъездный фонарь. Первый раз в жизни я ощутил что-то вроде теплого чувства к нашему российскому разгильдяйству.
  В тусклом свете дальнего уличного фонаря я не заметил ничего подозрительного. Скользящими шагами отошел вбок от двери, в спасительную тень подоконных кустарников. Встал, напряженно слушая звенящую в ушах тишину и обшаривая взглядом желтовато-сумрачный пейзаж нашего двора.
   Слева, за углом дома слышались тихие невнятные звуки. В тени кустарников я проследовал туда и выглянул из-за угла.
  Буквально в десяти метрах от меня стояла большая легковая машина. Приглушенные звуки доносились из нее.
  Если там убийцы, то сейчас они судорожно получают инструкции от своих боссов, - ведь наверняка ситуация вышла из-под их контроля.
  И, похоже, судьба наша с Милой зависит от указаний главаря этих бандитов.
  Быстрее, назад!
  Амортизируя шаги, добрался до подъезда. Перед тем, как зайти, тщательно осмотрелся.
  Сумрачная желтоватая тишина не выдавала себя ничем посторонним. И я скользнул в темноту подъезда.
  Подойдя к двери своей квартиры, я поборол желание включить фонарик и осмотреться, - как потом выяснилось, совершенно напрасно.
  Еле слышный щелчок открываемой мною двери был последним звуком, который я в данном эпизоде услышал.
  В голове будто взорвалась большая яркая лампочка.
  Наверное, пришли чернота и тишина, но их я уже не видел и не слышал.
  
  ***
  
  Возвращение в бытие шло поэтапно. Сначала пришла жуткая головная боль.
  Потом слух и осязание проснулись и просигнализировали: я в автомобиле, который едет и сильно трясет.
  Рядом мужской голос монотонно что-то бубнит.
  Я лежу, очевидно, на заднем сидении машины, в очень неудобной позе - голова привалена к дверце и при тряске стучит об нее, добавляя боли. Руки за спиной и явно чем-то связаны - или скованы. Рот заклеен чем-то липким.
  Отодвинулся от дверцы, с трудом открыл глаза.
  Лампы внутренней подсветки в автомобиле еще горели, но из окон уже просачивался бледный утренний свет.
   Рядом с собой я увидел своего знакомого - того самого белобрысого типа в кожанке.
  За ним у противоположной двери, - боль ударила в сердце!- моя Милая. Рот ее заклеен скотчем, огромные глаза заполнены страхом и слезами. Дышит очень тяжело - легкий насморк у нее не проходил вот уже несколько дней.
  Белобрысый взглянул на меня, не отрывая мобильный телефон от уха.
  - Очнулся, герой!? - полувопросительно воскликнул он. - И в трубку сказал: - Короче, шеф, решай! Нам нужны гарантии. Каша заварилась. Мы едем в надежное место. По приезду ждем твоего звонка.
  И, нажав отбой, повернулся ко мне:
  - Видишь, мужик, как я твою жизнь отвоевываю. Если бы послушался шефа, лежать бы тебе рядышком с ментом... и в таком же состоянии!
  Посчитав сказанное шуткой, он рассмеялся.
  Я посмотрел на бритый затылок водителя. Все правильно, - сбоку бритого затылка торчала щека со щетиной знакомого лица кавказской национальности.
  - Ты сейчас не просто упакованный тюк дерьма, - продолжал свои упражнения в юморе Белобрысый. - Ты сейчас - гарант. Гарант получения нами наших денег, ну и безопасности тоже. А бабу твою мы взяли только для того, чтобы ты лучше пел. Вопросов к тебе у нас куча. Но зададим их, когда будем на месте. Не люблю некомфортабельных условий.
  Он сел прямее и спросил водителя:
  - Гога, сколько нам еще ехать?
  - Еще километров двадцать, - удивительно тихим и нежным голосом ответил кавказец. - По такой глухомани быстро не получится.
  Мысленно я прикинул, что едем мы на юго-запад. Скорей всего к приисковому поселку Ленинску.
  Наступила тишина, нарушаемая лишь дыханием Милой, судорожным, с всхлипами.
  Бессильная ярость клокотала во мне. Надо чего-то предпринимать, но ничего дельного не приходило в голову. Надо же, так расслабиться и получить по башке! А все потому, что успокоился, когда услышал разговор в машине. А бандитов-то двое!
  Вдруг раздалась хриплая мелодия мобильного телефона: "погибают пацаны ночью темною". Белобрысый схватил приборчик.
  - Да...да, нет, - пробормотал он. - Погоди, тут слишком много ушей. Сейчас я отойду от машины...Гога, останови!
  Машина встала, как вкопанная. Иномарка, понятное дело.
  Белобрысый перелез через колени Милой и, отойдя метров на двадцать, стал оживленно говорить в трубку.
  Гога поерзал, оглянулся на нас и тоже вылез из машины. Отходить далеко не стал, отвернулся от машины и стал мочиться прямо на проселочную дорогу.
  Вот он, момент истины. Или сейчас, или никогда!
  Раньше я уже проверил, что руки мои имеют определенную степень свободы - скорее всего, в наручниках.
  Я ободрительно улыбнулся в глаза моей жены и быстро просунул руки под собственной задницей, поднял колени прямо к зубам и протащил руки под подошвами кроссовок.
  Одна нога слегка хрустнула, и я укорил себя за то, что в последнее время редко занимался гимнастикой.
  Так и есть - руки скованы новомодными пластмассовыми наручниками, которыми под знаменами перестройки повсеместно вооружили нашу доблестную милицию. А что, браслетики очень удобны в употреблении, особенно в борьбе с мелким хулиганьем. Но я не хулиган...
  Наклонившись за сидение, я попытался залезть пальцами левой руки в нагрудный карман. Проклятая "гранатка" выскальзывала, но с третьей попытки все-таки исчезла в ладони.
  Тут же я срочно проделал операцию "продвижение рук под ногами и задницей" в обратном порядке. Теперь уже хрустнула рука, но, в общем, все прошло удачно. И вовремя!
  Гога уже разворачивался к машине, да и Белобрысый уже двигался к нам.
  Я прижал стеклянный шарик к запястью браслета и стал молить всех существующих и несуществующих богов, чтобы мне хватило силенок в нужный момент.
  Кстати, момент должен быть кратким и в точно определенное время
  Белобрысый и водитель-кавказец полезли в машину практически одновременно. Гога стал сразу заводить мотор, а его белоголовый напарник переправлял свою задницу через колени Милой.
  Хорошо, что дверь он захлопнул за собой и сразу же сел на сиденье - до того, как потянулся левой рукой блокировать дверцу.
  В этот момент я задержал дыхание и что есть силы прижал стеклянную гранатку к запястью наручника.
  Я не знал, насколько хватает прочности у этого шарика, и не был на все сто уверен в эффективности его действия. Я рисковал своей жизнью, более того, я рисковал жизнью Милой.
  Но я решился, потому что догадывался о нашей будущей судьбе в лапах этих подонков. И вложил в это усилие все свое отчаяние, всю свою злость на мерзавцев, которые заставляют захлебываться от удушья мою любимую женщину.
  Хрустнуло, и я затаил дыхание. Белобрысый прервал движение своей руки к блокировочной кнопке и повернулся ко мне. В глазах его было удивление и подозрение, на глазах сменяемое страхом. Как любой зверь, он боялся непонятного.
  Но когда он что-то стал понимать, было уже поздно. Его левая рука поднялась к горлу, и он завалился на сидение.
  Лицом в руль завалился и Гога.
  Я мгновенно проделал операцию "руки под ногами", рванулся через колени Белобрысого и Милой, открыл дверцу, вывалился наружу, вывалил из машины Милую и захлопнул за ней дверцу.
  Уф! Как хорошо - дышать. Но теперь осталась самая важная часть дела.
  Я набрал полные легкие свежего лесного воздуха, прижал губы к носу Милой и стал дуть по системе: дуну в нос- нажму на грудную клетку для выдоха. И еще раз так же, и еще раз...
  Жена судорожно всхлипнула, и я, сунув скованные руки в боковой карман жилетки и достав оттуда мою линейку, стал крутить рифленый наконечник держателя.
  Из торца линейки полезло тонкое острое лезвие. Не став выводить его до конца, я левой рукой захватил скотч у рта Милой, а правой стал его резать. Поверьте, в наручниках это было не так просто, - невзирая на все предосторожности, я поцарапал щеку моей жены.
  Но зато с удовлетворением услышал, как она вздохнула полной грудью.
  Я разрезал скотч на своей физиономии, упал рядом с Милой и стал тоже дышать, часто-часто, как собака.
  К горлу подкатывал истерический смех, неимоверным усилием воли я сдержал его.
  Мы живы. Враги мертвы.
  Да здравствует наша жизнь! Да здравствует газ "си-эйч"! Да здравствуют армейские коллеги по Таджикистану, которые подарили мне "игрушку" с этим газом!
  
  ***
  
  Надо мной склонилось любимое лицо. Милая пыталась что-то сказать, но у нее не получалось. Я сел и схватил ее в объятия.
  - Любимая, успокойся, - бормотал я. - Все хорошо, все будет еще лучше. Ты, главное, не волнуйся.
  Я целовал ее соленые глаза и ее соленые губы, прижимал ее тело к себе и чувствовал, как напряжение уходит из ее рук, ее плеч, и ее губ.
  Хорошо бы так сидеть вечно. Но, увы, надо было продумывать и предпринимать какие-то действия. И еще - объясниться с женой. Главное, чего я сейчас больше всего боялся, - это, чтобы у нее не возникло инсультного приступа.
  Поэтому скованными ладонями взял ее за подбородок и, внимательно смотря ей в глаза, сказал внятно и весомо:
  - Дорогая, шайка из трех-четырех жуликов боится, что я их выдам, потому что я видел их преступление. Но мы с некоторыми уже справились. Справимся и с остальными. Ты мне веришь?
  В глазах ее появилось вполне осмысленное выражение. Понимания, но не страха.
  - Д-да, т-такому...крутому, п-попробуй не поверь...
  Я почувствовал облегчение. Раз пытается иронизировать, значит, с ней все нормально. Конечно, полной опасности нашего положения она не ощущала.
  Да и вообще, женщины любят, когда ответственность за дальнейшее берут на себя решительные мужчины. То есть, такие, как я, - к черту скромность!
  Ну ладно, она в порядке, но не наше положение. В городе оставался сильный и неизвестный враг, который знал о нас все, а теперь - почти все.
  Хорошо, что я был в их представлении лохом, которого не следовало сильно опасаться.
  Кстати, именно такое ко мне отношение и выручило нас сейчас. Но мнение бандитов может измениться.
  Итак. Для начала надо снять наручники. У моего титанового лезвия из линейки на обратной стороне острия была мелкозубчатая пилка, которая пластмассу наручников отпилила исправно.
  Все бы проблемы решались так просто.
  Теперь надо напустить как можно больше туману по поводу двух свеженьких бандитских трупов.
  - Милая, подожди меня здесь, у дороги. Буквально минут десять, - попросил я жену.
  Открыл переднюю дверцу иномарки. Когда "си эйч" выветрился, я затолкал тело Гоги в глубь машины и занял водительское место. Завел автомобиль в лес, вытащил неудачливых бандитов, сбросил их в старый шурф, заросший мелким кустарником. Здесь таких ям много, потому что места здесь приисковые - еще до революции люди делали пробы на наличие золота. На всякий случай закидал тела сосновым лапником и не забыл растоптать их мобильные телефоны. Каюсь, прихватил несколько тысяч рублей, изъятых у Белобрысого
  Подъехав к Милой, я жестом преуспевающего богача пригласил жену в машину. При этом, естественно, ослепительно улыбался. Она грустно и слегка растерянно улыбнулась, но села рядом.
  Ехали молча. Я пытался представить, как будет размышлять главари преступной группировки при исчезновении двух членов своей банды.
  Скорее всего, они попытаются их найти недалеко от города, в местах, используемых как лежбище после преступных деяний. Учитывая, что последние разговоры с шефом у Белобрысого были ультимативными, вполне возможно, что свои будущие координаты бандиты не указали.
  Так что какое-то время у нас есть. Главное - не засветиться сейчас. Поскольку было раннее утро, а дорога - безлюдной по определению, то шансы быть незамеченными у нас есть.
  На территории пригородных садов я пригляделся и нашел самый глухой тупиковый переулок. Мы оставили здесь машину, с которой я предварительно провел некоторую профилактическую работу, и побрели к шоссе, по которому ходили пригородные маршрутные такси.
  
  ***
  
  Мы шли навстречу рассвету. Судорожные попытки решения сиюминутных проблем сначала отвлекали меня от развернувшейся перед нами панорамы. Но когда я повернулся к Милой, я увидел, что ее прекрасное матовое лицо пылает алой подсветкой, а в огромных глазах отражаются почти все цвета радуги. Я проследил за направлением ее взора и остановился.
  "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан" - всплыла в сознании детская поговорка-училка.
  Фиолетовый отсвет был над нашими головами. Далее, по направлению к востоку, темно-синее небо плавно перетекало, - через голубые, зеленые и желтые тона, - к оранжевовому торжеству над самым горизонтом! Кое-где буйство красок было слегка покрыто сетчатой вуалью из перистых облаков, но это лишь добавляло шарма картине.
  Милая тоже остановилась и протянула мне руку.
  Мы стояли и смотрели - два маленьких невзрачных пятнышка, сознающих свою ничтожность перед природой.
  Я вернулся к размышлениям о месте нашего пристанища. Ясно, что домой возвращаться нельзя.
  Ведь мы обычные российские обыватели, грустно размышлял я. Мы беззащитны, а жизнь наша прозрачна. Любая организованная структура вычислит наше местопребывание в два счета. Без серьезных связей и больших денег среда нашего обитания - три-четыре фиксированные точки жизненного пространства. Дом, рабочее место, два-три места для простых развлечений.
  Хоть сколько перебирай свои возможности для укрытия, все равно придешь к вариантам, к которым придут и те, кто тебя ищет.
  Но для начала надо хотя бы где-то отдохнуть. Ночь и утро были для нас явно перегружены впечатлениями. Тем более, нужно время на продумывание плана дальнейших действий.
  Стоп! Ведь мы идем вдоль знакомых садов. Память, заранее запрограммированная на интенсивный поиск, услужливо подсказала: Борин.
  Да. У Саши Борина, моего давнего партнера по шахматам и преферансу, в этих садах имеется дача. Ну, дача, это громко сказано. Так, домик, но полностью комфортный, оборудованный электричеством. В нем достаточно чисто и уютно.
  В годы развитого социализма Борин работал на нашем предприятии представителем заказчика и жил довольно кучеряво. Тогда он и заложил материальную основу своей "фазенды", как он любил называть свой "приют спокойствия, трудов и вдохновенья".
  Вообще, Сашка всегда много говорил о своей даче, о том, как у него тут тепло, светло и уютно. "Если поссорюсь с женой, - говаривал он, - есть куда податься". Кстати, и не ссорясь с супругой, он частенько устраивал в "фазенде" дружеские вечеринки с интеллектуальными играми и, естественно, с пивом или вином.
  Раньше я там бывал частенько, правда, в последнее время таких "интеллектуальных" встреч стало намного меньше. Но все-таки иногда собирались "тряхнуть стариной".
  Так вот, я вспомнил, что буквально вчера Борин со своей супругой и младшей дочерью поехал на три дня в Белоруссию, где его старшая дочь выходила замуж. Срок поездки был коротким, а среди близких Саши не наблюдалось лиц, которым бы он мог доверить ключ от своей любимой дачи, Поэтому логичным выглядит предположение, что там и сейчас, и в ближайшее время никого нет, и не будет.
  Если соседи появятся и заметят нас, можно будет сказать им, что приятель оставил нам ключи на время своего отсутствия. Кстати, насчет ключей. Зачем нам ключи при наших-то умениях?
  
  ***
  
  Все прошло гладко, как я и предполагал.
  Вообще-то Сашка умный, но чисто по-нашему, по-российски. Сделал двойную дверь, но везде установил английские замки. С помощью моей титановой линеечки мы с Милой проникли в "фазенду", ничего не повредив.
  Внутри было прохладно. Нужно было определить, как у Борина подается электричество в помещения. Щиток с пускателем электричества был скрыт, но кто ищет, тот всегда найдет. Через несколько минут обогреватель уже работал. Небольшой холодильник был выключен, но в нем обнаружились две банки с тушенкой и три пакетика с вермишелью быстрого приготовления. Десятилитровая бутыль с чистой водой стояла на виду.
  Поминая Сашку благодарными словами, мы вскипятили воду на электроплите, размешали подогретую тушенку с распаренной вермишелью и отлично позавтракали. Или, точнее, пообедали, не суть важно.
  Я предложил жене отдохнуть на кровати в маленькой комнатушке. Но она отказалась. Надо хотя бы успокоиться от переживаний, заявила она и устроилась на диванчике перед маленьким автомобильным телевизором. Я поцеловал ее без всяких претензий на нескромные посягательства. И пошел в маленькую комнату сам.
  Окна я, естественно, предварительно занавесил.
  Кровать была для меня слишком мягкой. Несмотря на усталость, я не мог заснуть. Ворочался с бока на бок и размышлял.
  Откуда у наших дверей оказался капитан Большаков?
  Как не крути, есть только два варианта объяснения данного факта. Если быть точным - один. Очевидно, просочилась информация к организациям, противостоящим моему врагу с условной кличкой "Инкогнито".
  Хотя Большаков - сотрудник МВД, но его контору исключить надо сразу, потому что она не организована. И руководители ее, в большинстве своем, наверняка куплены.
   Остаются две основные серьезные организации.
  Московская бизнес-мафия и местные криминальные структуры.
  Но на кого работал Большаков?
  От кого информация просочилась?
  Вот тут просматриваются два варианта. Или - от Петра, или по какой-то другой мне неизвестной линии.
  Значит, первое, что придется сделать сегодня вечером - это поговорить по душам с Петром.
  Есть еще один человек, с которым надо потолковать. Владимир Серяков, который много лет вращается в мире городской журналистики, в наших считанных по пальцам газетенках и телевидениях.
  Этого журналиста можно назвать твердым профессионалом и человеком определенных принципов, которые он обычно соблюдает. Информацию собирает и использует взвешенно и обоснованно.
  Но как с ним связаться? Мой мобильный телефон остался в квартире, да его все равно использовать было бы нельзя. Ладно, вечером придумаем что-нибудь.
  
  ***
  
  Передо мной - лицо. Серое, невнятное. Вместо рта и глаз - темные пятна. Несмотря на это, я явственно ощущал, что лицо смотрит на меня. Страх расползался по моему существу.
  Темнота во впадинах глаз этого лица вдруг постепенно начала рассеиваться. Внутри светлеющих глаз желтыми пятнами стали высвечиваться зрачки. Но от этого лицо становилось еще страшнее...
  Проснулся я, когда за шторами окон стало темнеть.
  В большой комнате тихонько бубнил телевизор. Я вскочил и выглянул из спальни. Милая спала, уткнувшись головой в валик дивана.
  - Дорогая, так спать неудобно, - пробормотал я. Подошел, поднял жену на руки.
  - Светик, ты что, я же тяжелая, - сонно прошептала она. Но попыток вырваться не предприняла.
  - На такую шикарную женщину силы у меня всегда найдутся, - прошептал я ей в ответ. И действительно - своя ноша не тянет - довольно легко отнес ее в спальню, укутал и с поцелуем у ушка сказал:
  - Ты поспи, мне все равно надо сходить в город. К моему приходу будь свеженькой, готовой ублажать своего господина и повелителя...
  Она улыбнулась, кивнула головой и повернулась на бок.
  В шкафу Борина я нашел легкую курточку со стоячим воротником, нахлобучил потертую кепку и прихватил со стола большие роговые очки с затемненными стеклами.
  На внешних дверях дачи были предусмотрены ушки для висячего замка. Ну, я замок и повесил - для виду.
  
  ***
  
  Пока я добрался до города, стало почти темно.
  Якобы из-за вечерней прохлады я поднял воротничок куртки, натянул кепку почти на уши. Очки тоже были наготове.
  Спасибо фортуне, Владимир Серяков был дома и, главное, открыл сам. Седая стрижка "ежиком", цепкий внимательный взгляд серых глаз. Для своих пятидесяти лет он выглядел очень крепким и энергичным человеком.
  - Володя, ты один дома? - спросил я.
  - Да. Жена вернется через час, - лаконично ответил Владимир. - Проходи.
  Похоже, таинственных посетителей ему приходилось принимать не впервой.
  - Времени мало, - с ходу сказал я, как только мы уселись за столом на кухне. - Информации я тебе сейчас много дать не могу. Кстати, в целях твоей и моей безопасности. Но от тебя хочу получить исчерпывающие сведения по интересующим меня вопросам. Ты меня знаешь - я никогда не прибегаю к дешевым эффектам и по серьезным вопросам не вру. Обещаю, когда я решу свои проблемы, ты станешь эксклюзивным обладателем сенсации не просто городского, а регионального, возможно, даже российского уровня. Как ты ей распорядишься - это твое дело. Это мы еще с тобой согласуем.
  Серяков внимательно смотрел на меня.
  В общих компаниях мы с ним практически не бывали, но несколько раз беседовали на серьезные социальные темы. В подходе к миру мы были схожи, хотя смотрели на многое под разным углом.
  Очевидно, мое волнение убедило его в серьезности происходящего. Он кивнул и достал из буфета маленькую бутылку с коньяком.
  - Итак, - продолжал я. - Дело касается правоохранительных и криминальных структур нашего города. И всего, что с ними связано. Ты знаешь капитана Юрия Большакова?
  - Знаю. Следователь по каким-то там важным делам, непонятно каким. Личность мутноватая, но зато особо приближенная ко второму в нашем городском УВД человеку - полковнику Цейтлину.
  - А что полковник Цейтлин? - спросил я.
  - А полковник...возглавляет отдел по экономическим преступлениям. Кстати, ты по фамилии об этом сам бы мог догадаться.
  Этот выпад намекал на одну нашу дискуссию об "агентах безопасной национальности" в правящих структурах.
  Но мне было не до дискуссий.
  - Володя, ты мне не мог бы прояснить позицию этого полковника в отношении криминальных городских элементов?
  - Вот тут ты попал своим вопросом в болевую точку Цейтлина, - ухмыльнулся Владимир и налил коньяку в маленькие стопочки. - Конечно, ничего не доказано, но среди многих частных предпринимателей города ходят слухи, что наш бравый полковник очень уважает влиятельных людей с криминальным душком. Да и я сам имею вполне правдивую информацию по двум случаям его активному вмешательству в уголовные дела крупного масштаба.
  - Кстати, как у тебя насчет свежей информации о Большакове?
  Серяков пожал плечами:
  - А какая должна быть информация? Если что-нибудь стоящее, я бы знал.
  - Так вот тебе информационный задаток для скрепления нашего союза. Когда ты узнаешь, что Большаков пропал, можешь смело говорить, чтобы искали покойника.
  Владимир взглянул на меня с немым вопросом, но я продолжал:
  - Прежде чем я дам тебе какие-то наводки, расскажи мне про самых богатых людей нашего города, так сказать, олигархов местного разлива. Не про всех, конечно, а про таких, которые имеют собственные силовые структуры. И достаточно активны, чтобы данные структуры применить не только для охраны собственной персоны. И, кстати, скрывают сей факт от широкой общественности.
  Мой собеседник задумался.
  - Слушай, Слава, здесь моя информация впадет в область неточностей и недостаточности. Ты уж сам решай, что тебе нужно. Есть некто Глуковский. Себя не афиширует, но очень богат, имеет охрану. По-моему, он просто жулик, правда, крупного масштаба. Подминать под себя ситуацию вряд ли захочет, так как опытен и труслив. Он из тех, кто ловко пользуется тем, что плохо лежит.
  Есть Либерман. Он настолько богат, что вообще непонятно, почему он живет в нашем городке. Может быть, он любит природу, наше великолепное озеро. У него почти все дела связаны не с нашим городом, а с Москвой, Екатеринбургом, Челябинском. Постоянно в разъездах, вместе с охраной, разумеется.
  Еще есть Макагонов. Его в городе многие знают, он постоянно баллотируется в местные депутаты. Вроде бы так себе, не слишком крупный предприниматель - молочный заводик, пара магазинчиков. Но если просунуться в списки самых крупных акционеров автозавода и других, значимых для нашего города предприятий, то везде можно увидеть его фамилию. Откуда у него такие деньги, неизвестно. Насчет охраны. Мне один приятель, бизнесмен, говорил, что у Макагонова охрана есть, но ее не видно, что указывает на ее высокую профессиональность.
  В этот список можно добавить Григорьева, бывшего мэра нашего города и бывшего члена государственной Думы. В свое время денег он насшибал предостаточно, охранники у него есть. Ты помнишь, как он неосторожно проглотил крупную взятку-наживку, за что его потом судили. Поэтому сейчас он уже никем не рассматривается как влиятельная фигура, в политическом плане, разумеется. Да он и сам вроде бы уже отказался от собственных амбиций и усиленно финансирует своего сынишку, который только-только начинает свою карьеру в качестве политика.
  Председатель городского филиала Сбербанка Карапетян силен армянской диаспорой. Может у них там что-то вроде "общака", но деньги у него нешуточные. В свое время он организовывал фирмы "однодневки" и через них продавал продукцию автозавода большими партиями. Охраны вроде бы нет, но он постоянно в кругу крепко сколоченных друзей армянского происхождения, конечно.
  Ну и крупный уголовный авторитет - Гургенидзе. Ты о нем наверняка наслышан. Перестроился на современные компьютерные методы управления, но изображает и "крестного папу" и "вора в законе" одновременно. Вроде бы время подобных типажей уже прошло, но Гургенидзе гибок и перестраивает свое воровское хозяйство на деловые отношения с властями и бизнесом. Большой охраны ему не надо - хватит и пары опытных телохранителей. Но для какой-нибудь цели ему легко можно собрать организованную банду.
  Ну, вот, вроде перечислил тех, кто попадает под названные тобой параметры: большое богатство, скрытность, штат охраны. Может, про кого-то я и сам не знаю, не обессудь. А ты что имеешь мне сообщить?
  Я вздохнул:
  - Володя, пойми меня правильно. Совершенно случайно, - ты ведь знаешь, кто я такой, - в качестве невольного свидетеля, я влип по уши в такое дерьмо, что боюсь кого-нибудь ввести в курс дела, чтобы не подставить. Подожди немного. Если ты сумеешь сохранить тайну информации и рискнешь что-то выяснить под видом собственного журналистского расследования,...сначала скажи: в нашем УВД есть надежный человек, который тебе поможет? Ну, и ты ему поможешь, соответственно. Только - чур, меня пока к этому не привлекать. Ты ведь имеешь право не называть источники информации?
  - Как ни странно, именно в нашей городском управлении есть один человек, который с удовольствием пойдет со мной на подобное соглашение. Чтобы быть полностью открытым, сообщаю - это следователь убойного отдела старший лейтенант Шляхтин. Начальником у него довольно известная в нашем городе личность, подполковник Стрельченко.
  - Ладно, терять мне нечего. Есть такая информация. В глухом проулке на северном краю коллективного сада "Солнечный" стоит большая черная иномарка неизвестной мне породы. Если, конечно, ее не нашли те, кому она принадлежит. Автомобильные воры эту машину не уведут, так как ее двигатель безнадежно испорчен. А вот товарищи из местного садоводства разобрать ее очень даже смогут, благо двери у нее не заблокированы. Пусть твой Шляхтин срочно определит, кому она принадлежит или кто пользовался ей последнее время. И сообщит тебе. Ну, а ты - мне. Положишь утром краткую записку в свой почтовый ящик. Ты уж извини за секретность - сейчас мне приходится скрываться. Кстати, упроси своего следователя не говорить пока никому про эти дела, даже коллегам по работе и своему начальству.
  - Ладно. А как насчет Большакова?
  - Если машина отыщется, то сообщи Шляхтину: - это машина убийц Большакова. И сам Большаков спрятан, скорее всего, в лесу, недалеко от дороги, ведущей от этого же сада на Ленинск - километров в пяти или десяти. Это - предположение, основанное на логике событий. Учти, когда события начнут разворачиваться, ты можешь попасть под наблюдение очень опасных людей. Завтра встретимся так. После пяти будь дома. Услышишь одинокий телефонный звонок. Подожди пять минут. Если услышишь еще один телефонный звонок, выходи на улицу и подходи к павильончику "Мир пива" на улице Октября. Там за отдаленной стойкой я буду ждать тебя.
  - Слушай, ты на шпиона нигде не учился? - восхитился мой собеседник.
  - Нет, просто мне жить очень хочется, - парировал я. - Ладно, сворачиваем обмен мнениями. Через несколько минут заявится твоя супруга, а мне что-то не хочется, чтобы она меня здесь видела.
  - Давай махнем еще по маленькой и разбежимся, - весело предложил Владимир. Глаза его блестели. Как бы не вошел в азарт, озабоченно подумал я. Но не стал ему этого высказывать, - человек вроде опытный, битый жизнью.
  Мы выпили коньячку, и я из подъезда вывалился в вечернюю уличную мглу.
  
  ***
  
  Снова подняв воротничок и натянув кепку, я ссутулился. Конечно, налицо явная шпиономания, переходящая в особо хроническую форму, но все же...
  Влился в поток людей, гуляющих по главному проспекту. Спросил у одного из прохожих, который час. Надо же, уже половина одиннадцатого. К Петрухе уже поздно, да и по Милой сердце щемит. И как добраться до сада, чтобы не засветиться? В такси? Как же, знаем мы этих памятливых водителей! Благо, в кармане у меня были дармовые бандитские деньги.
  На углу дома мирно светила фарами "ауди", возле нее стояли три молодых парня и курили. Я подошел к ним и, дыша легким перегаром коньяка, весело спросил:
  - Парни, машина ваша? Хотите заработать тыщу за полчаса?
  Парни оказались не подозрительные и не пугливые - а чего им, троим, одного бояться?
  В-общем, доехал без приключений. Из осторожности попросил меня высадить не у самых ближних ворот. Домиков со светом в окнах в саду было мало, и, подходя к домику Борина, я обратил внимание - света в нем не было. Молодец, моя Милка, догадалась про светомаскировку!
  И через пять минут я уже нежился в объятиях любимой женщины.
  
  ***
  
  
  Утром я не стал форсировать события. Надо было немного выждать.
  Мы с женой попили чаю, за которым она стала меня расспрашивать о наших дальнейших действиях. Я честно сказал, что пока не знаю, но выразил уверенность, что вот-вот все встанет на свои места.
  Тогда Милая выразила озабоченность по поводу реакции хозяев этой дачи на наше непрошеное вторжение. И добавила, что послезавтра вечером начальство подстанции будет ждать ее выхода на дежурство.
  Да, послезавтра здесь уже может появиться Борин, подумал я. А вообще, по нынешней ситуации мы слишком далеко заглядываем. Сейчас наше положение такое - час прожил, и то хорошо. Уж чересчур мрачно, одернул я себя. А жене сказал, что с хозяевами дачи я все улажу и уже сегодня вечером определюсь, как действовать дальше.
  Милая замолчала, и мы вместе посмотрели по телевизору новости.
  Часов в одиннадцать я начал собираться в город. Форма одежды - та же, что была вчера вечером.
  Проходя мимо бредущей вдоль шоссе группы садоводов, я услышал о ночном визите милиции в сад. Все-таки Владимир задействовал своего следователя уже вчера, подумал я. Надо полагать, этот Шляхтин очень доверяет журналисту.
  В почтовом ящике Серякова была записка такого содержания: "Владелец - главный технолог на молокозаводе. В багажнике - следы крови, на заднем сидении - осколки стекла неизвестного происхождения".
  Да, что и говорить, события развиваются оперативно.
  Очевидно, Серяков не без основания полагает, что речь идет о крупных бандитских разборках. А, может быть, и увязывает все с убийством Шлягина.
  Но это не так уж и важно. У Петра сейчас необходимо выяснить только одно: если проболтался, то - кому?
  Может и это провернуть через журналиста и его следователя?
  Нет, так я могу подвести молодого парнишку под монастырь. Спрошу сам.
  Но как его вызвать и не засветиться?
  Сейчас он на работе. А, была - не была! Позвоню ему напрямую с любого случайно выбранного служебного телефона.
  Кассирша заводской бани была приятельницей моей жены. Она разрешила мне воспользоваться служебным телефоном. Услышав голос Петра, я скороговоркой тихо сказал:
  - Петя, отвечай быстро и по существу. Как Большаков узнал про меня?
  - Подождите, сейчас я выйду в коридор...- пробормотал Петр.
  И через некоторое время, проговорил почти шепотом:
  - Дядя Слава, я только сейчас сообразил... позавчера вечером, придя с выпивки, я создал файл на своем домашнем компьютере и обозвал его "Рац". Для наведения справок лице приходилось пару раз выходить в нашу локальную сеть. Наш системный администратор работает круглосуточно...
  - ...и, наверняка, у него сидит дежурный системщик, - перебил я укроповского племянника.
  - Да, но мне тогда в голову не пришло, что может быть программа,...вернее, она наверняка есть, но что она применена в нашей конторе...
  - Программа, которая обнаруживает попытки доступа к определенной информации и сигнализирует, куда следует. По кодовым словам, например, Шлягин, - уточнил я.
  В трубке раздавалось покаянное сопение.
  - Хороший ты парень, Петруха. - выговорил я ему. - И программист, наверное, неплохой. Но молодой ты еще. Там, где ты работаешь, людей надо знать лучше. Особенно таких сотрудничков, как Цейтлин с Большаковым. Ну да ладно, какой с тебя спрос. Ты хоть предпринял свои, компьютерные меры по уничтожению следов своей деятельности? И, вообще, догадываешься, что я тебе сейчас не звоню?
  - Конечно, я дурак, но не до такой степени...- пробормотал Петр. - Я переписал данные на личную флешку, а в компе все основательно уничтожил.
  - Флешку спрячь в коробку с шурум-бурумом в верстаке твоего дяди. Не забудь присыпать гайками. И - молчок. Оглядывайся, запоминай, анализируй, а, главное, ничем не отличайся от шланга, - сказал я. - Пока.
  
  ***
  
  Я сидел в "Пивном мире" уже два часа, экономно потягивал пиво. Времени на обдумывание ситуации у меня было много, а вот информации для выработки хорошей программы действия - маловато.
  С Большаковым кое-что прояснилось, хотя многое оставалось неясным.
  Цепочку "Шлягин - Рац" Большаков получил, скорей всего к полуночи. Что он делал до пяти утра?
  Вряд ли он спал.
  Разговаривал с прямым начальством?
  Сомнительно, что Цейтлин одобрил бы его дальнейшие действия - меня спокойно можно было взять официально и с утра.
  Может, истинный хозяин капитана не полковник?
  Хотя, возможно, Большаков хотел сделать начальству приятный сюрприз, принести в клювике информацию от меня. Взрослые мужики иногда поступают как дети. Но редко.
  А, может, он хотел сделать неприятный сюрприз. Для меня.
  Однако его узнали.
  И убили. Убийцы точно знали, что он служит тем, кто представляет для них смертельную опасность.
  Интересно, что знает на данный момент полковник?
  Так или иначе, в топку моего горячего, но малоэффективного аналитического процесса следовало подбросить информацию от Серякова.
  
  ***
  
  Стрелка часов за спиной бармена перевалила за цифру "пять".
  Я встал, подошел к телефону и набрал номер. Услышав гудок, положил трубку. Через пять минут повторил эту операцию. И стал ждать.
  Серяков появился внезапно и чуть раньше, чем я ожидал.
  Он подошел к бармену и заказал пива. Потом повернулся, якобы подыскивая место, и направился в мою сторону. Я сделал безучастный вид и продолжал процесс смакования пива.
  Став моим соседом по стойке, Владимир сделал несколько глотков, вынул сигарету и поинтересовался у меня насчет огонька.
  Я показал ему табличку "В зале не курить". Он небрежно мотнул головой, но сигарету засунул в пачку.
  - Итак, слушай, - негромко проговорил он. - Процесс пошел, и как он пойдет дальше, непонятно. После того, как в саду нашли машину, - кстати, это "опель", - Шляхтин доложился начальству и попросил людей для расследования. Большакова нашли там, где ты сказал, то есть, где я им сказал. Нашли его буквально за два часа. Протекторы шин "опеля" у дороги, мятая трава...Убийцы даже не особо старались замести следы. Дальше - больше. Оперативная группа поехала дальше к Ленинску и снова увидела у дороги следы тех же протекторов. В лесу неподалеку в яме лежала парочка мертвых ребят без единого следа насилия на теле. Сейчас идет следственная работа. Семен, так зовут Шляхтина, по нашей секретной линии кратко сообщил мне все, что я тебе сейчас рассказываю. Его шеф, Стрельченко, поначалу был сильно обескуражен и соглашался со всеми действиями следователя. Потом он стал все сильнее и сильнее давить на Семена, буквально приказывая назвать ему источники информации. Пока Шляхтин обещает раскрыть карты чуть позже, ссылаясь на уговор с осведомителем в целях безопасности оного, но очень просит, чтобы я поторопился взять на себя ответственность за осведомительские тайны. Кстати, Цейтлин лично курирует работу следователей, хотя убийства - вроде бы не его сфера деятельности. И вообще, сейчас Семен чувствует себя палкой, разворошившей муравейник в их конторе...
  Серяков выпил пива и внимательно посмотрел мне в глаза.
  Он ничего не сказал, но мне и так было понятно, что вопросов ко мне у него накопилось выше любой крыши.
  Я кашлянул и сказал:
  - Молокозавод - это вотчина господина Макагонова.
  - Я понял, о чем ты, - кивнул мой собеседник. - Машина обычно стоит у дома, у владельца есть позиция "откуда я знаю, кто ее взял?". А Макагонов...если он умный человек, зачем ему наводить на себя подозрения? Хотя, если он слишком умный...тут, как при игре в чет-нечет, можно запутаться в трех соснах.
  Журналист вынул из нагрудного кармана слабо шуршащий мобильный телефон и прижал его к уху. Лицо его посерьезнело.
  - Около часа назад имя осведомителя, то есть меня, от Семена стало известно высшему руководству нашего городского УВД.
  - А это значит, резко возросла опасность для тебя и для меня, - тут же всполошился я.
  - Не беспокойся за меня, - сказал Серяков. - Меня трогать сейчас опасно, да и невыгодно. Если "инфа" обо мне просочится к твоим преследователям, то они должны сначала попытаться выйти на тебя, через меня, разумеется.
  - Все равно, нам надо сворачивать наш саммит. Вижу, тебе очень хочется узнать об этом деле больше. Но я вынужден тебя разочаровать. Ты уже понял, что Шлягина убили члены какой-то отмороженной группировки. Почему - не знаю, скорее всего, в провокационных целях. Двое мертвых в лесу - из этой банды. Скажи следователю, тот, кому они служили, скорее всего, и заказчик. Понятно, что это - шестерки. Я видел сам процесс убийства Шлягина, и кроме уже мертвых убийц, могу опознать присутствовавшего там еще одного члена этой группировки, рангом повыше. Именно это и делает меня опасным собеседником. Мне вообще, нужно знать, кто может мне реально помочь. Потому что, если убийц не остановят, мне не жить. Надежда у меня - на тебя. Но личную и телефонную связь между нами надо прервать. Поэтому в следующем твоем материале в местной газетке "Знамя Октября" я жду завуалированной информации. Предположим, фамилию человека, могущего мне помочь, ты упомянешь вместе с именем. Фамилию настоящего предполагаемого хозяина убитых шестерок назовешь по имени и по отчеству. Остальных - называй просто по фамилиям. Надеюсь, редактор газеты не сильно давит на тебя в части редактирования.
  - Ладно, уж, постараюсь, - задумчиво пробормотал журналист. - А кто и как положил двух бандитов в лесу?
  - Скажем так: они неправильно себя вели, вот и подставились. Их смерть должна помочь правосудию. Ну ладно, давай завязывать с болтовней. Ты выходишь из пивнушки, а я еще немножко посижу и потом смотаюсь.
  Серяков посмотрел на часы, залпом допил пиво и вышел на улицу. Сквозь витринное стекло я увидел, как он встал на тротуаре и задумался. Затем взмахнул рукой и решительно перешел улицу.
  Как только он пропал из поля зрения, я кивнул бармену. Тот кивнул, и, откуда ни возьмись, передо мной материализовалась полненькая девочка в коротком фартучке, под которым пряталась еще более короткая юбчонка, под которой... Я показал на кружку и сказал:
  - Повторите!
  Потягивая пиво, я задумался.
  Дело принимало все более опасный для меня поворот. Если в УВД на высокой должности есть "крот" моего Отморозка, то он мог узнать о журналисте чуть более часа назад. Достаточно ли этого времени для того, чтобы организовать слежку за Серяковым и вычислить меня?
  Серяков беседовал со мной около получаса, значит, на его выслеживание у бандитов было...грубо округляя, более сорока минут. Можно за такое время проследить за журналистом. Милиция - не может. Мафиози, в принципе, могут - смотря, как они организованы.
  Я внимательно оглядел помещение бара. Посетителей было человек десять.
  Трое из них точно не в счет - они сидели здесь еще до моего прихода. Из оставшихся на роль бандитов идеально подходила парочка мрачных типов в углу и с мордами, на которых взгляд автоматически ищет надпись "для писем". Но я понимал, что внешность людей зачастую бывает обманчива.
  Мафиозной шестеркой вполне мог оказаться и вон тот бухгалтерского вида пожилой очкарик, задумчиво разглядывающий остатки своего пива на дне кружки.
  Двое молодых пареньков, похожих на студентов, бурно обсуждали игру челябинского "Трактора".
  Еще один парень, судя по здоровенной верхней губе - ближайший родственник мультяшного Симпсона, - явно пару раз посмотрел на меня.
  Да что там, - за мной вполне могли следить и с улицы. Я же "хвост" не вычислял.
  Взглянул за окно. Вроде люди все идут по своим делам.
  Вот идет женщина, типичная героиня нашего времени - с четырьмя пакетами в двух руках, да еще и с сумочкой через плечо.
  Вот два школьника с рюкзачками за спиною бодро шлепают прямо по луже, ладно хоть небольшой. По движению их ртов и по жестикуляции можно было догадаться, что их не перещебетать целой стае воробьев.
  По другой стороне улицы шел высокий статный мужчина с явно военной выправкой. Буквально у предела видимости витрины он вдруг оглянулся, бросил быстрый взгляд в сторону бара и свернул в проулок.
  Что-то жутко желтое и знакомое мелькнуло в его взгляде.
  Моя диафрагма вдруг перекрыла мне дыхание. Это же тот серый кошмар из сна! Лицо в глубине машины...
  Я закрыл глаза, ладонью сжал виски.
  Ну и что? Кошмар в реальности - уже не кошмар. Это просто враг.
  И надо что-то предпринимать.
  Меня уже вычислили. Черт, быстро же они действуют. Но что же делать?
  В отличие от зайца, мне сейчас можно бежать не сразу. Похоже, есть время поразмышлять. Если бы у моих преследователей было четкое указание убрать меня любой ценой, я был бы мертв уже несколько минут назад.
  Но они решили следить за мной. Почему?
  Да потому что есть еще один возможный свидетель! Моя Милая, пребывающая сейчас в тревожном неведении о моей судьбе. Они уверены, что я выведу их на нее.
  Тревожный лейтмотив стучал в моих висках.
  Что-то надо делать. Что-то надо делать, Что-то надо...
  
   ***
  
  Отодвинув недопитую кружку, я бросил на стол скомканную купюру. Решительно вышел на улицу и, не оглядываясь, зашагал к троллейбусной остановке.
  Решение, неожиданно созревшее в моей голове, был отчаянным, может быть даже самоубийственным. Но кто мог предложить мне что-нибудь лучше?
  В троллейбусе я не подал виду, что мне интересны люди, влезшие в "рогатый" после меня. Я встал поближе к двери, уставился в окошко и тупо глядел в него. До самого момента выхода.
  План мой основывался на том, что здание городского УВД располагалось буквально в пятидесяти метрах от троллейбусной остановки. У ворот всегда маячил дежурный, а чуть далее стояли милицейские машины, и отнюдь не все пустые.
  Выйдя из троллейбуса, я почти бегом направился к центральной двери УВД.
  Затылок и спина ощущали неприятный зуд смертельной опасности, но отступать было уже поздно.
  Дежурный, толстый сержант с пышными усами, вылупился на меня, как на новые ворота.
  - Мне срочно нужно к полковнику Цейтлину, - звенящим от напряжения голосом почти выкрикнул я. - Скажите, что я имею сведения по интересующему его убийству.
  - Вообще-то у нас убийствами отдел Стрельченко занимается, - сержант, конечно же, не понимал напряженности момента.
  - Слушай, сержант! - взревел я. - Если сейчас же не доложишь полковнику, он обеспечит тебе службу участковым в каком-нибудь Ленинске до конца твоих дней!
  Что-то осмысленное появилось в водянистых глазах дежурного. Он нерешительно поднес рацию к своим усам.
  Пока он что-то бубнил, я все-таки не выдержал и оглянулся. Поблизости никого не было. На троллейбусной остановке народ присутствовал, но сейчас для меня это было не столь важно.
  - Лещук, проводи гражданина к полковнику Цейтлину, - крикнул сержант в глубь коридора. Оттуда немедленно материализовался краснощекий хлопец в милицейской форме и сделал приглашающий жест рукой. Только пройдя за ним в фундаментальную глубь здания, я почувствовал себя в относительной безопасности. Надолго ли?
  
  ***
  
  Полковник Цейтлин выглядел абсолютно не таким, каким я его представлял. Хотя как он должен был выглядеть?
  Воображение обычно услужливо рисует образ, подходящий фамилии человека и его должности. Подходящий по твоему мнению, - вот ключевое определение! Поэтому зачастую убеждаешься, что внешность человека не соответствует твоим представлениям.
  Вместо ожидаемого мною монументального горбоносого человека с черными глазами передо мной сидел лысеющий блондин явно невысокого роста. Нос, как говорится, картошкой, глаза... неопределенного цвета. Но, невзирая на туманность, эти глаза, явно жили своей интенсивной жизнью: свет в них то вспыхивал, то снова уходил куда-то в мутный туман. Прямо как милицейская "мигалка".
  Поняв голову от бумаг на столе, полковник с равнодушным видом разглядывал меня. Но глаза его выдали - в них промелькнул тот самый блик.
  - Твоя фамилия мне не знакома, - сказал он сочным баритоном.
  Врал, наверное. Наверняка расспрашивал системщиков, и связь Шлягин - Рац должна была всплыть.
  - Тем не менее, капитан Большаков был убит у двери моей квартиры, - сказал я и присел на указанный стул.
  Полковник вопросительно поднял брови. Глаза его опять были подернуты защитной мутью.
  - Я пришел к вам, - продолжил я, жестом отказываясь от придвинутой пачки дорогих сигарет, - так как предполагаю, что последние криминальные события в нашем городке нравятся вам менее многих остальных в вашей конторе. Еще я предполагаю, что Шлягина убили в провокационных целях. Убили те же отморозки, которые потом убили и вашего подчиненного. Кто за этим всем стоит, я, конечно, не знаю. Но на меня, как на возможного свидетеля открыли охоту. Пока мне везло, но противник слишком силен. Без помощи я не смогу с ним справиться. Почему я пришел к вам, а не к другому "эмвэдэшнику" - результат моих логических размышлений, но предупреждаю сразу - я очень рискую. Дело в том, что в вашей конторе у моих преследователей есть "крот". Пару часов назад, как только об осведомителе по делу Шлягина - Большакова стало известно у вас, - тут же стало известно и у них...
  Дверь в кабинет приоткрылась, и в ее проеме стали видны голова и погоны. Голова - седая, но моложавая и благородная, погоны - подполковника.
  Я молча посмотрел на Цейтлина. Полковник поморщился.
  - Николай Фомич, сейчас я тут одно дельце завершу и загляну к вам, как обещал.
  Голова подполковника как-то странно посмотрела на меня и исчезла.
  - Стрельченко? - почти утвердительно поинтересовался я.
  Глаза Цейтлина мигнули светом.
  - Один из тех, кто в курсе, - то ли рассуждая, то ли отвечая, сказал он куда-то в сторону. - Слушай, Рац, у тебя простецкая физиономия, и я тебе практически верю. Но все-таки ты явно не так прост, как кажется. К тебе два вопроса...пока. Первый - почему не обратился сюда сразу. Второй - почему обратился сейчас и на что готов ради себя любимого?
  - На вопрос первый отвечу так: ввиду отсутствия информации, честно говоря, я боялся. Хотелось остаться в стороне, но, как видите, не удалось. На второй вопрос я уже частично ответил - загнали меня в тупик. Но есть еще момент. Я хочу защитить не столько себя, сколько любимого человека. Этот человек - моя жена. И поэтому, кстати, я готов быть даже вашей живцом в ловле преступников. Если, конечно, вы заинтересованы в полном искоренении этой отмороженной группировки.
  Полковник стал задумчиво смотреть на облака сквозь решетку окошка. При этом легонько постукивал по столу пальцами левой руки. Минут через пять глаза его снова мигнули жестким светом, и правая рука потянулась к телефону:
  - Лещука ко мне! - приказал он и повернулся в мою сторону. - Ты уверен, что за тобой сейчас следят? - После моего утвердительного кивка продолжил: - Сам понимаешь, хотя в целях предотвращения утечки информации дело нужно делать очень быстро, но все равно мне необходим как минимум час, чтоб все организовать.
  В дверях нарисовалась краснощекая физиономия Лещука. Цейтлин повернулся к нему:
  - Иван, проводи гражданина в наш буфет. Пусть Лидия покормит его за мой счет. Ты будь при нем и проследи, чтоб никакие лица, запомни, - никакие, знакомые или незнакомые, - вам в процессе не мешали. Через некоторое время я лично дам тебе указание проводить нашего посетителя восвояси. - При этих словах полковник выразительно посмотрел на меня.
  Я кивнул.
  Что ж, не дурак, понимаю. Червячка, - то есть меня, - берут на рыбалку.
  
  ***
  
  Только в буфете я понял, как проголодался. Здешние запахи сводили с ума.
  Проводя меня мимо стойки, мой краснощекий провожатый, - или конвоир, - крикнул:
  - Лида, будь добра, покорми нас! Цейтлин приказал, за его счет. Первое, второе и третье, как положено.
  Лицо его светилось неподдельным энтузиазмом. Еще бы, полковник не уточнял, что накормить надо только меня, а когда еще представится такая возможность поесть на полковничий счет?
  Следуя указаниям начальника, Лещук провел меня за самый отдаленный столик. Толстенькая, - а как иначе при такой работе, - но расторопная молодая женщина принесла большой поднос с едой.
  Я был очень голоден, но доедал еще только суп, когда у Лещука за его красными щеками исчезли все три позиции полноценного обеда. После процесса еды он крякнул, отодвинул стул и сел лицом к залу, практически прикрывая меня.
  Я доел обед, оказавшийся, кстати, очень вкусным. Еще бы, мысленно пошутил я, здесь за невкусную еду могут и посадить. А что, кстати, в шутке этой доля шутки не такая и большая..
  - Еще чего-нибудь? - буркнул мой сопровождающий, когда Лидия подошла убрать поднос.
  - Нет, спасибо, наелся. Хотя от еще одного компота не отказался бы.
  Лещук посмотрел на Лидию. Та понимающе кивнула.
  Потягивая компот, я слегка расслабился. Надо было немножко отдохнуть и сосредоточиться. Должность живца - она хлопотная.
  Слегка прикрыв глаза, я пытался размышлять. Но на ум приходили лишь дурацкие аллегории, все связанные с одним словом.
  "Бряк, - растянулся как червяк".
   "Не пора ли заморить червячка?".
   "Движение лопаты - и у одинокого червяка появился друг".
  Ч-черт!
  Лещук рядом со мной пробормотал что-то в рацию и обернулся ко мне:
  - Вставай, приказано тебя выпустить!
  Он вывел меня за главную дверь своего учреждения и козырнул мне, - я так и не понял, то ли в шутку, то ли всерьез.
  - Ну, бывай.
  И я остался под вечерним пасмурным небом.
  Наедине со своими проблемами.
  
  ***
  
  В суперквалифицированную помощь "цейтлиновских" специалистов я, естественно, не верил. Да и задачи им поставлены, наверняка, серьезные, где целью будет не спасение живца
  Им надо будет поймать рыбу. Желательно - осень крупную.
  А что делать "червячку"?
  Стоя на улице, я задумался. Рыбалкой в свое время я занимался. Правда, только летом, и только для души. Я вспомнил, что у меня бывали случаи, когда особо расторопные червяки выкручивались из скользких пальцев, срывались в густую траву. А вылавливать их там не было неохота.
  Но надо не забывать про главную мою задачу - обеспечить безопасность моей жены. Тревога под названием "Как Там Моя Милая" точила мою душу.
  Борин, наверное, уже появился в городе. Сейчас, в десятом часу вечера, он должен быть дома. Надо бы ему позвонить, но как?
  Я оглянулся. В дверях УВД Лещук о чем-то беседовал с усатым сержантом.
  - Извините, - перебил я их разговор. - Можно мне от вас сделать телефонный звонок?
  И просящим тоном добавил: - Секунд на десять.
  Сержант посмотрел на Лещука. Тот заколебался, но сделал разрешающий жест рукой.
  Усач вынул из кармана кителя небольшой радиотелефон.
  Рассыпаясь в благодарностях, я набрал домашний номер Борина, и услышал его голос.- Саша, - быстро заговорил я. - Ты в своем саду уже побывал?
  - Да, конечно, сегодня, сразу же по приезду, - возбужденно заговорил мой приятель. - Признайся, это твоих рук дело? Двери были не на замке, но пропала только консервная банка из холодильника!
  - Погоди трандычить! - прервал я его. - И что, в домике никого не было?
  - Не было, только на столе лежала записка. Моим карандашом большими печатными буквами там было написано слово "РАБОТА".
  - Саш, я виноват перед тобой, но так обстоятельства сложились. Я тебе все подробно объясню, правда, не сейчас. Еще раз извини, и - до встречи.
  Я отдал телефон усатому сержанту и зашагал к троллейбусной остановке.
  Мысль моя работала напряженно. Итак, домой Милая не пошла - реагируя на мой жесточайший запрет. Но на свое дежурство все-таки упрямо поперлась!
  Хотя чего на нее злюсь? Степени опасности она не знает, а каково ей было одной сидеть в садовом домике? На дежурстве хоть привычная обстановка, и охрана как-никак - "какая-никакая" - в лице вахтера.
  Если я сейчас рвану к ней, я приведу с собой преследователей, а может быть и преследователей моих преследователей. Но ведь вычислить место ее работы легко, и поместить туда наблюдателя можно было еще позавчера, когда мои следы были потеряны!
  Что же делать? Надо ведь что-то делать!
  Весь в горячечных мыслях, я проехал на троллейбусе две остановки. Затем, при более трезвом рассуждении, выскочил из транспорта, пошел в одну сторону.
  Остановился. Пошел в обратную сторону, и снова остановился.
  Все решения были плохими, все дороги вели к еще худшим вариантам. "Налево пойдешь - смерть найдешь, направо пошагаешь - коня потеряешь", - горько резюмировал я про себя. - Немного же хороших вариантов предлагалось нашим русским витязям..."
  В отчаянии я поднял голову кверху. На полутемном вечернем небе светилась яркая звезда. Хотя, какая это звезда? Это планета. Юпитер, кажется.
  В нос ударил резкий запах, и звезда исчезла.
  Вместе с небом.
  
  ***
  
  Когда я очнулся, голова почти не болела. Правда, слегка поташнивало.
  Где-то тихо капала вода.
  Было темно и сыро.
  Лежал я на чем-то твердом, похоже, на бетоне.
  Ноги и руки связаны не были. Наверно, мои похитители уверены, что сбежать отсюда невозможно.
  Я встал и осторожно пошел, выставив вперед руки.
  Наткнулся на стену. Тоже бетон. Еще осторожнее пошел вправо, не теряя контакта со стеной. Уперся правым плечом.
  Развернулся, пошел опять вправо. Метров через десять, по моим подсчетам, пришлось повторить эту операцию. Через метров пять - снова.
  Короче, я убедился, что брожу по периметру большой бетонной комнаты. Судя по звукам моих шагов, она была абсолютно пустой.
  Стоп, а где же выход? Ведь меня сюда как-то доставили.
  Медленно пошел по периметру еще раз. Ощупывал стену, мягко работая пальцами, будто играя на пианино.
  Нашел две щели миллиметров пять шириной. Между ними поверхность стены была не такой шершавой.
  Похоже, это и есть дверь.
  Я приложил ухо к щели и тщательно прислушался. Сквозь равномерные звуки падающих капель явственно слышались какие-то приглушенные звуки. Разобрать было сложно, - то ли кто-то ходил, то ли постукивал, то ли делал еще что-то.
  Пошарил по карманам своей жилетки. К сожалению, линеечку мою похитители забрали. Очевидно, посчитали опасной штукой.
  Но, - о, чудо, - мой экзотический ключ мне оставили.
  Я взял брелок в виде компакт-диска, засунул его в щель и осторожно повел его сверху вниз. На уровне груди кромка брелка наткнулся на преграду. Через пару сантиметров - на еще одну, потом - еще, на такую же.
   Дальше, до самой земли, преград не было.
  Итак, делаем выводы.
  Комната имеет мощные, скорее всего металлические двери. Закрыты они на здоровенный гаражный замок с тремя стержнями в палец толщиной. Да, действительно, даже в замке Иф я бы не был спрятан надежнее. Шансы мои на спасение выглядят практически незаметными. Если смотреть глазами тюремщиков.
  Ради всего святого, фортуна, повернись ко мне благосклонно еще раз!
  
  ***
  
  Напрягая свой слух, я приложил ухо к щели еще раз.
  И вовремя. Недалеко, но и не близко, - а скорей всего, не в соседней комнате, а через одну, - раздался непонятный хлопок, и раздраженный мужской голос произнес:
  - Бука, какого х... ты его сюда приволок? Нельзя, что ли, было кончать его на месте?
  - Так я и собирался это сделать, - голос отвечающего был потише, но понять ответ было несложно. - Подошел к нему сзади с заточкой, думаю, щас услышит, повернется, и тут ему кранты! Вокруг - ни души. Только он пучится в небо и абсолютно ничего не видит и не слышит. Я даже пальцами щелкал. Машина рядом, баллончик в кармане, вот я и подумал, возьму с собой будущего жмурика. Пусть шеф поговорит с ним, может ему это надо для каких-то решений.
  - Болван, шефу не до разговоров! Кстати, надо к нему двигаться, на помощь. Кто-то хвост к нему прицепил, довольно говнистый. Надо оторваться, а народу у нас с гулькин х...Троих вообще потеряли, Болек с электростанции еще не вернулся. Пошли...Ключ от замка захерь, сам знаешь куда, чтобы ни одна падла ни в жисть не нашла!
  Еще минут пять слышались какие-то шевеления, потом раздался хлопок, и наступила тишина. Я судорожно вздохнул.
  Ч-черт, что этот матерящийся подонок сказал про подстанцию?
   БОЛЕК С ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ ЕЩЕ НЕ ВЕРНУЛСЯ.
  А там - Милая. Мне там уже надо быть, а я...был нерешителен. И это мягко сказано, я был трусом?!
  Все равно, надо спешить. Может быть, что-то еще можно исправить.
  Я снял жилетку. Ключ, - моя надежда, - лежал в большом боковом кармане. Засунув обе руки в карман, я, буквально кончиками пальцев, обшарил все элементы ключа.
  Руки ознакомились, привыкли и стали действовать. Нарезную шпильку я просунул в отверстия "вилки", где гайками, только снятыми со шпильки, ее законтрил.
  Законтрил и диск на шпильке. При этом сама шпилька свободно вращалась в отверстиях на маленьких незаметных подшипниках.
  Более того - в центре основания шпильки была жестко прикреплена и намотана тонкая, практически прозрачная леска.
  Я осторожно вынул всю конструкцию из кармана и просунул диск в щель двери. Кромкой диска нащупал стержень замка и потянул за леску. Диск стал вращаться и резать стержень.
  Еще бы, - ведь диск был титановый, а его кромки были изготовлены из качественного корунда. Для маскировки все это хозяйство было покрыто цветным, легко стирающимся лаком.
  Тут важно было войти в правильный ритм. При полной раскрутке лески тянуть ее не следовало, для того, чтобы вовремя вынутый из запила диск по инерции продолжал вращаться и наматывать леску на шпильку в обратном направлении. После этого нужно было снова тянуть. При правильной постановке диска и налаженном ритме процесс шел довольно весело.
  Работа немного успокаивала, но психологически было тяжело. Плохие мысли резали душу не хуже корундового диска.
  Как там моя Милая? Если с ней что-то произойдет, как жить дальше? Ведь тогда останется только месть, причем, и самому себе в том числе...
  
  ***
  
  Все три стержня были перепилены примерно за два часа. Я приоткрыл дверь и огляделся.
  Тусклая лампочка освещала коридорчик с голыми бетонными стенами.
  В противоположном конце виднелась вполне приличная дверь, - даже с ручкой.
  Она не была заперта, и за ней оказалась большая комната - уже совсем цивильная: с диваном, четырьмя креслами, большим сервантом и низким широким столом в центре.
  Окон в этой комнате не было, зато дверей было три. Одна из них - та, через которую я вошел.
  Какая дверь из оставшихся двух ведет наружу?
  Ответ на этот вопрос стал очевиден, когда я заметил мокрые следы у одной из них. Эта дверь снаружи была закрыта, но для меня это не было проблемой, так как замок с внутренней стороны был накладным.
  Осторожно открыв дверь, я выглянул на улицу. Так я и думал! В классическом стиле американских боевиков вокруг стояли фундаментальные серые строения, естественно без окон. Скорее всего - это складские помещения.
  Одинокий фонарь позволял видеть сетку моросящего дождя.
  Лишь бы не было охраны. Немного поразмыслив, я вернулся в комнату и принялся открывать нижние ящики серванта. Тряпье, стаканы, какие-то бумаги я выбрасывал, не деликатничать же с бандитским дерьмом!
  Наконец, на дне одного из ящиков, я обнаружил что-то похожее на то, что мне надо. Тяжелый охотничий нож располагался в чехле из толстой кожи, инкрустированной какими-то блестками. Самое ценное заключалось в том, что у чехла были шнурки, с помощью которых я прикрепил нож к поясному ремню.
  Посмотрел - кончик чехла торчит из-под жилетки. Тогда я заткнул нож за ремень, проверил, как он вынимается. Вроде все нормально.
   И я поспешил наружу.
  Охрана была, но не серьезная, в лучшем стиле застойных времен. Старичок пенсионер клевал носом в маленькой каморке проходной.
  Охранная "вертушка" была перед ним.
  Но зачем через нее проходить, когда рядом был открытый проход со шлагбаумом вместо ворот?
  Мысленно я поблагодарил местных управленцев, сэкономивших на освещении, и ужом скользнул под шлагбаумом в сырую черноту.
   Пробежав несколько метров, огляделся.
  Судя по куполу рассеянного света, город находился неподалеку.
   Я взглянул на небо. Если быть точным, город находился метрах в двухстах западнее точки моего нахождения.
  Повернувшись спиной к чернеющим на фоне неба горам, я потрусил на запад и буквально через сотню метров вышел на знакомое место.
  Это была объездная дорога, огибающая большую промышленную зону автозавода.
  Значит, еще западнее - Промышленное шоссе, по которому ходят троллейбусы.
  
  ***
  
  Не доходя до переулка, в тупике которого находилась автозаводская подстанция, я притормозил ход. Навстречу летела машина скорой помощи.
  Дурное предчувствие сжало мое сердце.
  И действительно - неотложка свернула именно туда, куда направлялся и я.
  Что-то там стряслось. Я встал и сжал виски рукой.
  Случайные совпадения бывают, твердил я себе. Бывают, бывают, бывают...
  Но, увы, в них не верилось.
  Легким стало трудно дышать, а сердцу - биться.
  Но, твердил я себе, надежда умирает последней! И приказов себе я не отменял.
  Свернул с прямой дороги, прошел двором какой-то конторы и выглянул поверх невысокого забора - сквозь густую колючую проволоку.
  Маленький переулок освещен прожектором. "Скорая помощь" на базе "Газели" стояла буквально в двух десятках метров от меня.
  Возле нее стоял благообразного вида человек, который показался мне смутно знакомым. Он демонстрировал какой-то документ человеку в белом халате, высунувшемся из окна машины.
  Ворота подстанции распахнуты настежь, и было хорошо видно живописную группу людей посреди внутреннего дворика.
  Их - четверо. Трое - спиной ко мне, четвертый - лицом к ним, а, значит, и ко мне.
  Его я узнал сразу. Ночной сторож подстанции, мне его Милая как-то показывала. То ли старый парень, то ли мужик моложавого вида, звали его Филиппом.
  Его и без того постоянно бегающие глазки сейчас носились вообще с бешеной скоростью. Очевидно, помогая им, он беспорядочно махал руками и, захлебываясь в словах, что-то объяснял стоящим перед ним людям.
  У ног его что-то лежало. Или кто-то лежал? Да, под большой серой тряпкой, между разговаривающими людьми лежал человек. Это был мужчина - торчащие ноги у него были в брюках и в ботинках, явно мужских.
  Ф-фу, на сердце стало немного легче.
  Взгляд мой скользнул левее этой группы, и я увидел черную легковую машину, притулившуюся с внутренней стороны ворот. В проеме открытой дверцы, высунув ноги наружу, сидела женщина.
  Елки-палки! Да это же моя жена!
  Но всплеск радости оттого, что я вижу ее живой, сразу же улетучился.
  Что с ней? Недаром я не узнал ее с первого мгновения. Волосы ее были растрепаны, на плечах висела большая, незнакомая мне серая кофта. И лицо моей Милой было такое же, как эта кофта - такое же незнакомое и серое. Ее невидящий взгляд был направлен на руки, которые жили собственной жизнью - перебирали что-то невидимое постороннему глазу.
   Тщетно я пытался унять сердце, бьющее в ребра.
  Благообразный субъект, разговаривающий с врачом скорой помощи, засунул свое удостоверение в карман.
  Врач громко спросил:
   - Вы точно уверены, что врачебная помощь никому не нужна?
  В ответ мужчина ослепительно улыбнулся.
  - Если кто нам и нужен, - вежливым бархатным баритоном произнес он, - то это - патологоанатом. А это, как я понимаю, не врач. Точнее, не совсем врач.
  Врач скорой помощи криво ухмыльнулся и махнул кому-то в глубине кабины.
  Белая "Газель" заурчала, и задом подалась из проулка.
  Обладатель красивого баритона быстрым шагом прошел в дворик.
  - Итак, - сказал он.
  Баритон его вдруг стал так звучен и громоподобен, что глазки Филиппа от испуга даже остановились на какое-то время.
  - Итак, - повторил мужчина, - я, как представитель городской исполнительной коллегии, имею право знать, что здесь произошло.
  Напуганный сторож опять замахал руками и попытался что-то сказать, но у него это получалось очень плохо. Кроме того, что он плохо владел своим говорильным аппаратом, он, похоже, был еще и сильно пьян!
  Мужчины, которые ранее стояли спиной ко мне, развернулись, и один из них, высокий атлетически сложенный брюнет со странными глазами, сказал:
  - Если кратко, то вон та женщина, которая сейчас не в себе, толкнула его...
  И тут до меня дошло: это же тот самый предводитель бандитов! Человек из моих кошмарных снов! И глаза у него такие жутковатые, потому что радужная оболочка у них желтая.
  Как у волка. Или питона.
  В это время желтоглазый перевел палец на лежащего мужчину и продолжил:
  - Шины, на которые он попал, были под высоким напряжением.
  - П-пять тыщ вольт, - влез в разговор Филипп, - я сразу звоню в "скорую", а тут - вы...
  Желтоглазый сделал красноречивый жест, и пьянчужка тут же заткнулся.
  - Короче, - подытожил сладкоголосый представитель коллегии, - мы имеем труп и убийцу. Я позвоню в прокуратуру. Вы и вы, - он ткнул пальцем в сторожа и в желтоглазого атлета, - остаетесь в качестве свидетелей, а вот этих ротозеев нам не нужно.
  Двое мужчин, которые так и не вышли из роли молчаливых статистов происшедших сцен, дружно ухмыльнулись и скорым шагом направились через ворота.
  Но далеко уйти им не удалось.
  
  ***
  
  Не успели они дойти до конца переулка, как из-за углов крайних домов высыпалось не менее десятка людей в камуфляжной форме и черных масках. В мгновение ока парочка подозрительных субъектов была повалена и повязана четырьмя из них. Автоматы остальных "чертиков из шкатулки" были направлены на застывших в живописных позах троих мужчин в центре дворика подстанции.
  Из-за поворота лихо вылетел "уазик" последнего военизированного образца, и, взвизгнув тормозами, встал. Из него вышел худощавый мужчина в неизвестной мне форме с капитанскими погонами и, подойдя к компании в центре двора подстанции, представился:
  - Капитан Кузнецов, челябинский отдел специального назначения. Юрис Ставиньш, я уполномочен арестовать вас за создание опасной вооруженной группировки и за руководство ею. Лихо вы нас сегодня сбили со следа, даже не постеснялись подставить своего человека...
  - Позвольте, - голос холеного человечка потерял свое благозвучие. - Я известный в нашем городе человек...
  - Вы, господин Макагонов, нам, в Челябинске, тоже известны, - улыбнулся капитан. - Я уверен, ваши связи очень понадобятся вам в ближайшее время. Придется объяснять, как вы оказались здесь, как вы связаны с этими бандитами. Мы тут за углом немножко подслушивали, так что в курсе, что тут произошло. Ребята сейчас проводят вас в автобус, он тут за углом неподалеку...
  Капитан подошел к лежащему покойнику и приоткрыл край тряпки со стороны лица.
  - Ваш человек, Юрис Михайлович, - задумчиво пробормотал он. - Болек, Болеслав, как ты докатился до смерти такой? Погибнуть не в перестрелке, не от ножа, а от невооруженных рук слабой женщины...
  Прикрыв лицо покойного, он подошел к моей жене, внимательно всмотрелся ей в лицо, помахал рукой перед ее глазами.
  - Ее надо везти не к прокурору, - сказал он и подошел к "уазику". Открыл дверцу, наклонился над сидением и стал разговаривать по мобильному телефону. Потом крикнул: - Васин!
  От небольшой группы спецназовцев отделился куривший вместе с ними сержант в военной форме.
  - Возьмешь с собой Сорокина, сядешь в эту машину, и отвезешь эту женщину в частную клинику профессора Левина. Там примут, им будет звонок. Сейчас поздно, докторов там наверняка нет, пусть положат в палату. Под вашей охраной. Завтра разберемся, что с ней делать.
  Пока капитан разговаривал с подчиненным, я заметил, как Ставиньш и Макагонов быстро переглянулись.
  - Собственно, наличие бандитского формирования означает наличие преступлений, совершенных им. - Голос Ставиньша был тверд, желтые зрачки блестели. - Можете ли вы, кроме ваших расплывчатых формулировок, предъявить конкретное обвинение?
  - Если б преступлений не было, меня бы не уполномочили вас арестовывать, - пожал плечами Кузнецов. - Более того, вы же превосходно знаете, что мелких жуликов и воров я не ловлю. Значит, вы нагадили по-крупному.
  - Так я и думал, - нарочито громко произнес желтоглазый бандит. - У вас нет конкретных улик и нет свидетелей ни одного преступления. Я бизнесмен, держу маленькую фирму по охране складских помещений. Если один мой сотрудник отстреливался от вас, так он, очевидно, принял вас за бандитов. Двое других погибли при загадочных обстоятельствах, так это все не связано друг с другом...
  - Стоп, дорогой! - прервал его капитан. - Не надо так громко инструктировать своих подельников. Видите ли, четверо из шести его сотрудников в разных местах погибли совершенно случайно. Причем, в течение двух-трех дней. Бойцы, ведите их в автобус и везите в КПЗ, причем не в здешнюю, а в нашу!
  Люди капитана работали быстро и слаженно. Через несколько минут в переулке не было ни души. Я плюхнулся прямо на влажную траву под забором и слезы покатились по моим щекам.
  Как я устал!
  ***
  
  Дверь в мою квартиру была закрыта, хоть не заперта ключом. Свет внутри был выключен. И то ладно!
  Я вошел, включил свет и огляделся. Похоже, ничего не украдено. Правда, беспорядок навели. Конечно же, наверняка искали что-нибудь их компрометирующее.
  Квартира, обычно бывшая для меня ласковой цитаделью уюта и спокойствия, сейчас казалась мне немного чужой. Ну, это взыграло чувство единоличного собственника. Ведь мое святое и чистое захватали своими грязными лапами.
  Прямо с порога я начал раздеваться и до ванной добрался, в чем мать родила. Бросил одежду в угол и полез под душ.
   Вышел оттуда слегка посвежевшим, но усталость затопила весь организм.
  Существовала вероятность того, что не все бандиты или убиты, или арестованы.
  Но я устал даже бояться. Мыслей не было, притуплено было даже чувство горя.
  Я упал на холодную постель...
  Яркая, красиво наряженная елка слегка вращалась. Вместе с ней кружилась и вся обстановка в комнате. Из-за елки вдруг выплыла большая фигура Деда Мороза. Он был спиной ко мне, но, когда приблизился, обернулся. Я был напуганным и маленьким, а он, глядя сверху вниз, стал приближать ко мне свои глаза. Зрачки в глазах горели безумным желтым светом, и Дед Мороз сказал красиво поставленным баритоном: "Мальчик, прочитай нам какое-нибудь стихотворение..." За спиной гигантского деда, кто-то был - кто-то еще крупнее, еще страшнее, потому что было неизвестно, кто это. "Но, что ты, боишься?" - продолжал Мороз. - "Тогда я тебе прочитаю:
   И с печалью запоздалой, головой своей усталой
  Я прильнул к подушке алой и подумал я тогда:
   Я - один, на бархат алый - та, кого любил всегда,
  Не прильнет уж никогда..."
  Голос Деда Мороза звучал не в ушах, а буквально в костях.
  И последние громкие слова стихотворения вдруг начала заглушать, как ни странно, тихая музыкальная трель.
  И после слова "никогда" нежный, до боли знакомый голос произнес: "Светик..."
  ...Я очнулся и осознал, что сквозь нечто, прозрачное и соленое, долго и бездумно смотрю в потолок. Но потом мысленно прошептал "Ты не прав, Эдгар" и выскочил из постели.
  Часы показывали девять утра.
  Надо было действовать. Пока мы живы, ничего еще не потеряно.
  
  ***
  
  Место расположения клиники Левина я знал.
  Когда-то, лет двенадцать назад там лежала моя Милая. Тогда жена забеременела, и мы решили рискнуть - сохранить нашего ребенка. Но к шестому месяцу беременности врачам стало ясно, что риск не оправдал себя, и моя жена не сможет выносить плод и родить без смертельной опасности для себя.
  Тогда я зарабатывал хорошо, и, посовещавшись с супругой, поместил ее в клинику, которую тогда усиленно рекламировали, как одну из лучших в регионе. Целых полтора месяца сводки от врачей информировали меня о битве за сохранение ребенка и за сохранение здоровья матери одновременно.
  Но полной победы не получилось. Пряча глаза, лечащий врач сообщил мне, что в состоянии больной наступило обострение, и пришлось делать какую-то очень сложную операцию. Жене моей помочь удалось, а вот ребенок во время операции умер.
  Не разбираясь в мудреной медицинской терминологии, я был растерян и пришиблен.
  Милая очень переживала по нашей так и не родившейся девочке. Я тоже был угнетен, но в глубине моей души таилось эгоистическое чувство облегчения оттого, что моя Милая избежала смертельной опасности.
  Ну да ладно, это все дела минувших дней. Сейчас идти туда все равно еще было рано.
  Врачам нужно время , чтобы обследовать Милую и сделать какие-то выводы.
  За флешкой Петра идти не было большого смысла - вроде и так все было более или менее ясно.
  И все же ясностей в моей истории было гораздо меньше, чем неясностей.
  Потому что, после вчерашних событий возникло ощущение, что Макагонов явно не тянет на роль "туза" в этой бандитской колоде. Скорее, это тоже "валет", как и желтоглазый Ставиньш, только мастью чуть постарше.
  Я надеялся, что сейчас, после ареста исполнительной группировки, настоящим "тузам" и "королям" будет не до меня.
  Зачем я им, собственно, сдался? Я же ничего о них не знаю. Как свидетель я могу быть угрозой только для Ставиньша. Карающие органы могут выйти на более крупные фигуры только по информации от "валетов".
   "Фоски", то есть остатки незадачливой группировки, так или иначе, исчезнут. А вот с "валетами" могут иметь место два варианта развития событий. Либо их тоже убирают, тогда уж точно мои показания могут повредить "тузам" так же, как Моська - стаду слонов.
  Либо хозяева попытаются вытащить своих псов каким-нибудь юридическим способом. Вот тогда живой я им не нужен.
  Логика говорила в пользу первого варианта. Ведь против зачинщиков городского беспредела могут выступить силы, по сравнению с которыми "тузы" этой отмороженной "колоды" будут казаться в лучшем случае "девятками". Собственно, быстродействие того челябинского спецназа это доказывает.
  Но все равно, лучше на всякий случай не светиться. Ведь враги мои пока думают, что я гнию в складах.
  Фактор простого мщения нельзя исключать, хотя это и не профессиональный фактор. Вообще-то, в конечном итоге, я оказался причиной провала чьих-то планов.
  Хотя, может быть, в своей гордыне я преувеличиваю свою роль в этом деле? Может, и без меня хвост этих бандитов был уже придавлен тяжелым башмаком карающих органов?
  Нужна информация. Только после последних событий я начал понимать, почему за точные и правильные сведения иногда платят большие деньги. Информация - это власть над ситуацией. Эту протертую до дыр истину знают все. Но пользоваться ею могут немногие.
  В моем случае мне нужно знать, как разворачиваются события в кабинетах прокуратуры. Тут мне может помочь только Володя Серяков.
  Кстати, надо купить номер сегодняшней местной газетки. Мы же с журналистом кое о чем договаривались.
  Из-за занавески я осторожно выглянул в окно. Похоже, мнительность начинает входить у меня в привычку. Никаких подозрительных машин и людей.
  В желудке появились голодные спазмы. В холодильнике нашлась пара яиц с кусочком сала.
  Вид еды вызвал воспоминания о моей хозяюшке, и сердце мое в очередной раз болезненно сжалось. Хлеб в полиэтиленовом пакете заплесневел, ну, да нам не привыкать употреблять пенициллин. Тем более, я сейчас его прожарю.
  Завтракая, я включил телевизор, нашел местную программу. Конечно, стоящую информацию получать было еще рановато. Но, чем черт не шутит, вдруг наши городские писаки окажутся оперативнее, чем я думаю? ...Показывали какой-то праздник в детском садике, и я решил подождать десятичасовых новостей. Переключился на областное телевидение, - там показывали хоккей, естественно, в записи. "Трактор" играл с "Металлургом".
  Обычно я люблю поболеть за наших ребят, но сегодня лезущие в голову мысли не давали следить за спортивными баталиями.
  Как там моя Милая? Что творится сейчас в прокуратуре? Что в первую очередь необходимо сделать после просмотра новостей? Как безопасно связаться с Серяковым? Ну, и так далее, и тому подобное, и все это - по кругу.
  Хоккей уже закончился, а я даже не понял, кто выиграл этот матч.
  Вообще-то, исходя из моих предыдущих рассуждений, вероятность слежки за мной достаточно мала. Пренебрегу ею. Светиться, конечно, не буду, хотя бы из профилактических соображений.
  Но связаться с Серяковым, наверное, можно. Тем более, что иначе нельзя. Вообще-то от всего не убережешься, а информация жизни подобна.
  Вздохнув, я переключил телевизор на местное телевидение. Так. Сюжет из жизни местной власти - минуты на три. Судя по широким физиономиям представителей, жизнь у этой власти неплохая.
  Второй сюжет вообще выглядел, как реклама правящей клики. Оказывается, правящая партия ремонтирует нам дороги! Вообще-то все нормальные люди догадываются, что эти работы ведутся за счет налогоплательщиков. Зато курируют разными начальниками, которые почти поголовно - "ведущие россияне". Ну да ладно.
  В конце новостей наши хитроумные репортеры обычно подавали "клубничку" - дорожные происшествия, криминальную хронику. Вот эта часть программы мне сегодня и была интересна.
   Сначала последовал маленький, но душераздирающий сюжет о столкновении маршрутного такси с "иномаркой синего цвета", которую почему-то так и не показали.
  Затем последовал устный рассказ о массовой потасовке в камере следственного изолятора в старой части города. В результате, на руках у сотрудников изолятора остались два мужских трупа пока неизвестного происхождения.
  Не успел я обмозговать этот печальный рассказ, как комментаторша начала повесть о случае, случившемся в "распределительном пункте электроснабжения автозавода".
  Некая женщина, - по предварительной информации - вахтерша, - столкнула на провода высокого напряжения некоего мужчину. В результате чего мужчина умер. Вышло ли столкновение на почве личных взаимоотношений участников этой драмы, или мужчина напал на женщину во время исполнения своих служебных обязанностей? Ответ на эти животрепещущие вопросы будет в скором времени известен и обязательно донесен до почтеннейшей публики.
  На этом новости закончились и начались программы центрального телевидения. Я выключил телевизор и сжал виски пальцами левой руки.
  Итак, что мы имеем?
  Двое мужчин убиты. Количество трупов совпадает с ожиданиями. Но почему в "старгороде"? Если эти покойники - помощники Желтоглазого, то надо отдать должное их нанимателям - организовали они все очень оперативно.
  Получается, что Кузнецов не повез этих двоих в свой изолятор, а сдал их местным правоохранительным органам. На него надавили? А куда тогда направили Ставиньша с Макагоновым?
  По областному телевидению интересующей меня информации не было. Я посмотрел на часы. Без десяти одиннадцать.
  Все-таки надо позвонить Серякову, и при этом, на всякий случай использовать какой-нибудь "левый" телефон. Ну что же, пойду, прогуляюсь.
  
  ***
  
  Выйдя из подъезда, я внимательно огляделся, но ничего подозрительного не заметил.
  В газетном киоске купил местную газету под названием "Знамя октября". Жуткая сплетница, с явственным оттенком желтизны, - но печатала все жареные материалы довольно оперативно. В десять часов утра все скандалы политической и светской жизни города, а также криминальные события предыдущего дня через "Знамя октября" были уже известны любителям "клубнички".
  Я быстро просмотрел газету. По интересующим меня событиям в ней ничего не было. Но маленькая статейка, подписанная псевдонимом "Серый" находилась на второй странице. Может в ней есть мне "привет" от моего приятеля журналиста?
  Областные газеты я брать не стал, потому что хорошо знал, что все события на периферии в них если и освещались, то с трехдневной задержкой.
  Заскочил в баню, упросил знакомую вахтершу разрешить мне сделать звонок по служебному телефону.
  Дома Серякова не оказалось, пришлось позвонить в телестудию, потом в редакцию газеты. Наконец я услышал знакомый голос.
  - Жив, курилка? - полушутливо-полусерьезно спросил журналист. - После вчерашних перипетий ...в общем, я очень рад тебя слышать. Здесь я говорить много не могу, ты понимаешь. Ты сейчас где?
  - Вообще-то я рискнул вылезти из подполья и теперь сижу дома. Задыхаюсь без информации.
  - Я думаю, - продолжал Владимир, - что ты сейчас почти в безопасности. Кстати, я - тоже. Это, конечно, если сравнивать с днем вчерашним. Ну ладно, шутки в сторону. Я помню, где ты живешь. Жди меня через полтора-два часа. Поделюсь, чем смогу.
  И трубка дала отбой.
  
  ***
  
  Раз десять я обошел скверик, расположенный с тыльной стороны нашего дома. Скверик этот звался Собачьей Зоной. И действительно, несколько собак подбегали ко мне, обнюхивали мои брюки. Некоторые из них даже пытались на меня порычать, пользуясь безопасной близостью своих хозяев. Но поскольку я не обращал на них никакого внимания, они тут же теряли ко мне интерес и бежали дальше по своим собачьим делам.
  Как белки в колесе, мысли мои крутились в одном направлении уж в сотый раз, но никак не могли остановиться.
  Но наконец-то подошло долгожданное время принять от журналиста хоть какую-то информацию, и я поспешил домой.
  Заварил чаю, - коньячку, увы, не было, - я завалился в кресло и стал ждать.
  Прошло довольно много времени, когда в дверь постучали.
  Глазка в моей двери не было, поэтому, открыв ее, я некоторое время пребывал в шоке, густо замешанном на испуге.
  Потому что у моего порога стояли двое незнакомых мне мужчин. Увидев выражение моего лица, один из них поспешил представиться:
  - Следователь убойного отдела местного УВД капитан Шляхтин Семен Петрович. Вы, наверно, обо мне наслышаны от нашего общего приятеля Володи Серякова.
  Я перевел дыхание и улыбнулся.
  - Вообще-то мне он говорил о вас, как о старшем лейтенанте.
  Шляхтин улыбнулся в ответ несколько смущенно.
  - Приказ подписан только вчера вечером, но я вот уже потихоньку осваиваюсь.
  Смущение прекрасно сочеталось с его простецкой физиономией. С виду ему было не более тридцати лет. Коренастый, курносый, светловолосый, - но серые глаза были внимательными и цепкими.
  - Поздравляю с повышением, - искренне сказал я. - Надеюсь, события последних дней приблизили вас к этому званию.
  И перевел взгляд на другого посетителя.
  Он выглядел постарше новоиспеченного капитана. И вообще он был похож на типичного английского олдермена среднего достатка, - по крайней мере, я представлял их именно такими. Полное благообразное лицо с холеными усиками, одежда приличного покроя - только шляпы с тросточкой у него не было.
  При нашем коротком разговоре с Шляхтиным незнакомец внимательно изучал меня. А когда я посмотрел на него, он улыбнулся, причем в этой улыбке участвовали только полные губы.
  - Я представлюсь вам в более комфортных условиях, - слегка дребезжащим тенором сказал он и взглядом показал вглубь моей квартиры.
  - Ох, извините, - спохватился я. - Пройдемте... кроме чая угостить вас мне нечем, но креслице и диванчик найдется.
  Мужчины прошли в комнату, которую мы с, - ох! - Милой гордо называли гостиной, потому что она была больше остальных двух комнат.
  Я показал гостям на диван, и они на нем уселись у журнального столика.
  Небольшое нервное напряжение у меня присутствовало, а это, - как уже давно отмечено, - приводит к словоохотливости.
  - Мне-то, наверняка вам представляться не нужно, - говорил я, одновременно проходя в кухню и наливая кипяток в чашки, - вы и так обо мне знаете гораздо больше, чем я сам.
  Улыбнулись ли при этих словах гости, я не заметил, так как в это время сыпал в вазочку дешевенькие конфеты. Милочка моя...
  - Я так думаю, что вы пришли не без наводки некоего журналиста, - продолжал я, - но надеюсь, вы мне скажете, почему он не пришел сам.
  Чайник с заваркой и моя чашка на столике уже стояли. Я пододвинул кресло, уселся напротив посетителей и притворился, будто, кроме совместного чаепития мне от них совершенно ничего не нужно.
  Но это были не те люди, которые плохо понимают других.
  "Олдермен" отхлебнул маленький глоток чая и сказал:
  - Мы понимаем, что у вас к нам много вопросов. Как, впрочем, и у нас к вам. Но как незваный гость, начну говорить первым я. Сначала немного о себе. Я - полномочный представитель федеральной прокуратуры уральского округа. Звание - майор, фамилия - Рогожин. Больше ничего про меня вам знать не обязательно, но добавлю, что специфика моей работы заключается в инспекции и консультации региональных органов УВД, естественно, в вопросах, взятых нами под контроль. Иногда я работаю явно, иногда тайно. Да, я смотрю, вы уже догадались, что у вас в городе я точно - под занавесом. Прибыл вчера в полдень с указанием сотрудничать только с двумя самыми высокими чинами ваших правоохранительных органов. Сразу попал в гущу событий, в центре которых были вы,... ну, не только вы, но и вы тоже.
  Рогожин сделал еще один глоток.
  - Скажу сразу - для понимания того, что творилось здесь, мне пришлось привлечь вот этого сообразительного молодого человека.
  Он кивнул в сторону Шляхтина, и тот радостно заулыбался.
  - К моменту моего прибытия, - продолжал майор, - у следователя Шляхтина уже были определенные наработки, ну и соображения, конечно. Просто он еще не знал, как ими распорядиться. Мое доверие решило его проблемы. Итак, найденные в лесу мертвыми предполагаемые убийцы капитана Большакова были Шляхтиным идентифицированы, как сотрудники некоей фирмы, занимающейся охраной секретных и складских помещений. На руководителя этой фирмы, Юриса Ставиньша из Москвы мне прислали очень интересное электронное досье. Подробности вам знать не обязательно. Но кое-что скажу.
  Рогожин отхлебнул чаю и продолжил:
  - Ставиньш, кличка Литвин, ранее офицер литовских военно-морских десантных войск, какое-то время подозревался военной прокуратурой Литвы в связях с мусульманскими террористическими организациями. Данное подозрение доказано не было, и Литвин отделался лишь демобилизацией с военной службы. Далее его следы ведут в Москву, где он неожиданно получил российское гражданство и почему-то переехал жить в ваш далекий провинциальный городок. Здесь он организовал фирму, занимающуюся охраной складских помещений. По поводу сотрудников организованной им фирмы сведений у нас не так уж много. Но нечто общее у них есть, - все они россияне, приехавшие сюда не так давно и с разных концов России. К примеру, братья Каминские, Болеслав и Людвик, тоже бывшие военные, - служили в погранвойсках где-то на границе с Грузией. Несмотря на почти ласкательные клички Болек и Лелек, это орлы, прошедшие воду и огонь. Кстати, как и Литвин, они тоже немного поработали в Москве. Еще один член литвиновской фирмы - Георгий Джанаев, кличка Гога, раньше работал в милицейских частях в Дагестане. Из остальных троих их коллег по нынешней работе двое тоже служили. К криминалу почти все сотрудники у Литвина не имели никакого отношения. Кроме одного, некоего Ибрагимова, который, кстати, и не был в армии. Он имел в молодости ходку за хулиганство.
  Рогожин прокашлялся и взглянул на Шляхтина:
  - У нас с капитаном возникло стойкое убеждение, что фирма Литвина не только охраняет склады. Сотрудники почти по-военному организованы, в прекрасном физическом тонусе, тренируются в местных секциях по боксу и контактных единоборств. Данные факты пахнут - если и криминалом, то очень высокого уровня. И потом, кто-то их здесь явно собрал! На всякий случай я вызвал из Челябинска несколько человек из отряда специального назначения. И что вы думаете, буквально через пару в УВД причем к информированному обо мне лицу является некто Рац, свидетель, которого явно хотят убить! И за которым, как быстро выяснилось, следят наши подозреваемые. В течение часа мои орлы получили инструкции и рассредоточились. Однако мы недооценили противника. Тот факт, что у Литвина были источники информации на высоких уровнях, мы знали, но профессиональные способности его группы оказались выше всяких похвал. Нам еще повезло, что чуть ли не половина его команды была выведена из строя...похоже, благодаря вам.
  Тут Рогожин цепко взглянул на меня.
  - Ну ладно, к этому мы еще вернемся, - продолжал майор. - Когда вы вышли из здания УВД, с вами в троллейбусе находился наш человек, за троллейбусом следовала наша машина. Но сотрудники Литвина следовали за вами по той же схеме. Один из них, некто Букаров по кличке Бука, в пять секунд вычислил нашего сотрудника в троллейбусе и технично вырубил его. Другой, Самсонов, по кличке Бурят, из автомобиля стал стрелять по нашей машине. Сгоряча ребята ринулись в погоню. Им не удалось взять бандита живым. При этом ваш след был утерян. Хорошо, что за Литвином следили ребята более квалифицированные. С помощью оставшихся в живых подельников Ставиньш отчаянно пытался уйти.
  И мы, якобы, - хитро улыбнулся майор, - дали ему такую возможность. Он поверил, и результатом нашей правильной работы явилась поимка оставшихся членов литвинской группировки. Да еще, как говорится, "на удачу" взяли и Макагонова.
  Но взять преступников, - продолжал Рогожин, - это половина дела, причем "меньшая половина", как говорят в Одессе. Неожиданности ждали нашу спецгруппу уже через два часа после успешного завершения операции. Сначала поступил приказ от челябинского руководства. Капитану Кузнецову предписывалось сдать "балласт из двух мелких преступников" местным органом УВД, которые, кстати, прибыли за бандитами довольно быстро. Потом из Москвы поступило требование взять у Макагонова подписку о невыезде и отпустить.
  Так что до челябинского КПЗ довезли только Ставиньша. Поутру его доставили в областную прокуратуру для допроса. Я потерял нити управления этим делом. Насколько мне известно, откуда не возьмись, при допросах Литвина появились маститые адвокаты, числом целых двое. Завтра с утра в кабинете местной прокуратуры, при нашем с Семеном участии состоится заседание всех официальных лиц, имеющих отношение к данному делу. Моему руководству сообщили, что все имеющиеся улики против Литвина предварительно признаны косвенными, говоря адвокатскими терминами - "из области предположений и догадок". Свидетелей по работе преступной группировке нет, доказательства прямого участия Литвина в преступлениях - отсутствуют. Мы с новоиспеченным капитаном, - Рогожин кивнул в сторону Шляхтина, - собрались уж впасть в уныние, но тут позвонил наш общий приятель журналист. И вот мы здесь.
  - А почему нет самого Серякова? - не удержался я от вопроса. - Ведь сложилась ситуация, которая для него хлеб, причем с маслом и даже - с икрой!
  Рогожин взглянул на Шляхтина и тот слегка смущенно пояснил:
  - Вы правы, но, понимаете, в его жизни произошло такое событие...единственное, которое смогло оторвать его от этого дела. Он давно мечтал стать сотрудником центрального телевидения. И вот буквально пару часов назад Владимиру, - через руководство нашей городской телекомпании, - пришло приглашение работать официальным представителем телестудии НТВ в Уральском Федеральном округе. Причем уже сегодня вечером необходимо выехать в Москву на курсы повышения квалификации, которые, кстати, уже начали работать. Ну, конечно же, наш приятель ринулся оформлять бумаги и покупать билеты. И за это никто из знающих Серякова приятелей не станет его винить.
  - Я очень рад за него, - искренне сказал я. Но по душе мягко скребнула некая виртуальная вредная кошка.
  Тень этой кошки упала на всю нашу компанию. Воцарилось молчание.
  - Ну, ладно, - прервал паузу Рогожин. - Я вроде как удовлетворил ваше любопытство, Светослав Владимирович. Теперь - ваша очередь.
  - Самого главного вы, конечно, мне не сказали. Цель вашего прихода сюда...
  - Скажем, скажем, - перебил меня майор. - Но раз уж мы сидим тут за приятной дружеской беседой, то и гости вправе знать технологию определенных успехов дилетанта ... в делах криминальных, разумеется.
  - Ну что ж, только коротко, - согласился я.
  И я кратко рассказал о моих приключениях последних дней. Конечно, про гранатку с газом "си эйч" я умолчал. Свел все к собственному везению и роковой беспечности бандитов, - якобы они сами оставили в бардачке машины некий баллончик с неизвестным аэрозолем, оказавшимся ядовитым.
  В этом месте моего рассказа глаза майора блеснули недоверием и пониманием одновременно. Но зато мои приключения в складах вызвали у него неподдельный энтузиазм.
  - Так вот почему они убеждены, что свидетелей нет! - воскликнул он. - Они надеются, что ваше местонахождение никому неизвестно. Какой прокол!
  Описание событий, виденных мною из-за забора у подстанции, я по возможности сократил. Думаю, об этом майору было известно больше, чем мне.
  По окончании рассказа Шляхтин воскликнул:
  - Нет, ну надо же, что бывает, когда мышление, заточенное под криминал, сталкивается с абсолютно нестандартными действиями человека, не обижайтесь, мягко говоря, непрофессионала в этой сфере!
  - К тому же эта история, - задумчиво добавил Рогожин, - учит, что нельзя недооценивать любого противника.
  Тут я не удержался от колкости:
  - Да, только все не впрок, и ваше слежка за мной это тоже доказывает.
  Майор улыбнулся, помолчал немного и сказал:
  - Ну что ж, пора переходить к главной части нашего разговора. - Его острый взгляд скрестился с моим, надеюсь, не менее выразительным взором.
   - Я думаю, что о главной цели нашего прихода вы, Светослав Владимирович, как умный человек, конечно же, догадываетесь, - продолжал мой гость. - Теперь я хотел бы знать, что вы думаете?
  И он наклонил голову в мою сторону.
  Я вздохнул и сказал:
  - Не помню, когда и у какого писателя, в молодые годы я прочитал притчу о лягушке на болоте. Жила она в тине под кочкой, жила достаточно долго. Но однажды подумала: "Надоело жить в сырости и в тине и никогда ничего толком не видеть". И залезла на высокую кочку. Там ее мигом заметила цапля и проглотила. Притча эта, как вы догадались, о простом маленьком обывателе. В отличие от той лягушки на некую социальную кочку меня вынесло стечение обстоятельств. Надо мной низко пролетела коса, от которой мне чудом удалось увернуться. Но она зацепила самого близкого мне человека. Не знаю, полетит ли коса в меня на излете, но хочется надеяться, что опасность для меня пока миновала. Вот сейчас вы пришли ко мне, потому что вам хочется изолировать от общества опасного человека. Поверьте, я хочу этого тоже, может быть, еще сильнее вас, потому что этот человек опасен для меня лично. Я представляю для него угрозу.
  Не будь у меня больной жены, - тут мой голос дрогнул, - я бы, наверное, склонился к решению исчезнуть в тине какого-нибудь дальнего болота. Но в данной ситуации я слишком уязвим. Тем не менее я дам вам окончательный ответ только после того, как посещу мою жену, поговорю с врачами об ее будущем. Вы мне в этом поможете?
  Гости смотрели на меня с одинаковым, непонятным выражением глаз. Шляхтин посмотрел на майора. Тот кивнул.
  - Мы на машине, - сказал Семен. - Поехали в клинику Левина.
  
  
  ***
  
  Милая выглядела немного лучше, чем вчера вечером. По крайней мере, ее лицо посвежело, и исчезла старушечья сутулость.
  Но выражение ее глаз было абсолютно безучастным, и пальцы ее также продолжали жить своей жизнью.
  Сейчас они бессистемно мяли носовой платок.
  Я смотрел на жену сквозь стеклянную дверь. К ней меня не пустили.
  - Близких людей решили пока к ней не допускать, - объяснял свои решения врач, стоящий рядом со мною.
  Представился он психотерапевтом Кушновым, лицо его было таким длинным и унылым, что невольно возникали мысли типа "а как же он улучшает психологию своих подопечных?".
  - Мы сделали сегодня медицинский осмотр, - продолжал между тем врач, - я, доктор Холиц и доктор Минько. Мы были единодушны в диагнозе. Налицо...как бы это вам проще объяснить... синдром постстрессового аутизма...
  В этом месте докторского повествования Шляхтин не удержался от смешка.
  Кушнов посмотрел на нас и вдруг улыбнулся, правда, довольно кисло.
  - Этот синдром бывает чаще, чем вы думаете, - вполне серьезно продолжал он, - иногда организм человека таким способом борется с психическими перегрузками. А вот по поводу лечебной методики наши мнения разошлись. Коллега Холиц, - а она у нас главный специалист по психическим заболеваниям, - предлагала кардинальные методы, в том числе и применение одного сильнодействующего препарата, вызывающего возбуждение психической активности, в сочетании с шоковой терапией. Но я выступил за постепенное подведение больной к лечебным нагрузкам. Я обосновывал свое решение тем, что надо сначала подкрепить организм физически. После того, как из городской больницы прислали медицинскую карту больной, стало ясно, что я был прав. Предрасположенность к инсульту требует тщательности и взвешенности принимаемых врачебных решений. Сейчас мы даем больной общеукрепляющие препараты и решили избавить ее от возможных стрессовых ситуаций. То есть пока ей не рекомендуется прямой контакт с родными и близкими.
  - Любопытных посторонних лиц типа работников правоохранительных органов пускать к ней тоже не будете? - спросил я и выразительно посмотрел на Рогожина и Шляхтина.
  - По идее, здесь мы у себя полноправные хозяева, - слегка замялся Кушнов, - можем не пускать сюда кого угодно, хоть президента России. - В некоторых особых случаях нас, конечно, можно убедить...но, поскольку мы несем ответственность за наших больных, подобные решения могут быть приняты коллегиально, после дополнительных обследований.
  - Он прав, - подмигнул мне Шляхтин, а Рогожин сдержанно кивнул. - Теперь самый главный вопрос, - сказал я. - Клиника частная, и, наверняка, очень даже платная. Основание для содержания здесь моей жены пока темное. Как решаются вопросы по кредиту доверия родственникам больных?
  - Вообще-то с экономическими вопросами клиники я знаком мало, - смутился врач. - Вам надо поговорить с профессором Левиным...
  - Мы поможем тебе с информацией по данному вопросу, - вступил в разговор Рогожин. Ну ладно, - сделал заключение я, - оставим тогда доктора в покое и пойдем продолжать разговаривать наши разговоры.
  
  ***
  
  Когда мы сели в машину, Рогожин сразу же принялся набирать номер на своем мобильном телефоне.
  Яков Маркович, - сказал он, - тут наш единственный и неповторимый свидетель интересуется экономическими вопросами, связанными с содержанием его жены в клинике Левина...Так...Ага...А потом?.. Ага. Ну, ладно...в случае чего я еще позвоню.
  Потом майор повернулся ко мне.
  - Полковник Цейтлин, по решению которого твою супругу сюда поместили, имеет тесные личные и служебные отношения с профессором Левиным. И он утверждает, что в течение двух-трех месяцев, пока ведутся всякие следственные дела по банде Литвина, твою жену здесь будут лечить бесплатно. Ну, а потом... видно будет. Клиника, кстати, частично бюджетная, поэтому всегда есть административные рычаги воздействия на нее.
  - Это немного утешает, - заметил я, - но наберите, пожалуйста, этот номер еще раз и дайте мне трубку, я скажу Якову Марковичу пару слов.
  Рогожин немного поколебался, но выполнил то, о чем я его просил.
  - Яков Маркович, это Рац, - проговорил я в мобильный аппарат, - я, конечно, понимаю, что никаких полных гарантий вы мне дать не можете. Но, исходя из логики вчерашних событий, можно предположить непредсказуемость развития событий завтрашних. Если со мной что-нибудь случится, обещаете ли вы проследить и помочь в вопросах нормального лечения моей жены?
  После небольшой паузы Цейтлин сказал:
  - Ну, в дорогой частной клинике долгое лечение не гарантирую. Но прослежу, чтобы, хотя бы на бюджетном уровне постоянное лечение ей было бы обеспечено.
  - Спасибо и на этом, - проговорил я и передал телефон владельцу. Следует ли верить обещаниям человека, думающего в первую очередь о собственной выгоде? А собственно, что мне оставалось делать? Денег у меня нет, нужных связей - тоже.
  Задумавшись, я забыл о людях, находящихся со мной в машине. Деликатное покашливание одного из них вывело меня из состояния задумчивости. Оглянувшись, я увидел, что майор и новоиспеченный капитан выжидающе смотрят на меня.
  - Ну что ж, господа, - преувеличенно бодро заявил я. - Рискну сотрудничать с вами, и при этом еще и остаться в живых. Для обсуждения дальнейших дел предлагаю базироваться в моей квартире.
  "Господа" переглянулись.
  - Харч покупаю я, - заулыбался Шляхтин. - Надо же как-то отметить мое повышение по службе.
  - Не возражаю, - наложил словесную резолюцию майор.
  
  ***
  
  За моим журнальным столиком мы расположились точно так же, как утром. Отмечено, что люди очень быстро привыкают к местам, которые уже занимали.
  Шляхтин вывалил содержимое своего пакета - сыр, копченую корейку, хлеб и бутылку российского коньяка.
  - Коньяк - позже, после деловой части нашего разговора! - тут же последовал приказ Рогожина. Ну что ж, приказы старших по званию не обсуждаются. На столике появился мой чай неказистой марки.
   Из корейки и сыра быстренько были сляпано нечто вроде чизбургеров и гамбургеров.
  - Итак, даю вводную, - объявил майор. - Если оценить ситуацию в целом, то сейчас мы имеем в вашем городке противоборство. Центральные правоохранительные органы, которые представляю я, схлестнулись с какой-то непонятной, мафиозной силой. Самое смешное, что местные криминальные группировки в этом конкретном случае - на стороне закона. Я сделал такой вывод и подчеркиваю - это мое личное мнение. Но поводов так думать предостаточно.
  Во-первых, кто-то собрал в вашем городе группировку, состоявшую из боевиков очень высокого ранга. Причем, в основном, она использовалась в качестве охранной секретной службы явно в интересах неизвестных нам частных лиц высокого пошиба. Убийство депутата - это первая, известная нам за последние несколько лет операция данной банды, выходящая за грань легальности.
  Во-вторых. Макагонов покупал акции практически у всех крупных акционерных обществ вашего города. Покупать-то покупал, но на чьи гроши? У него столько денег не было.
  В-третьих, кто-то сейчас явно обрубает концы, блокируя все возможные выходы на себя. И скажу я вам, возможности для этого у него фантастические. Осведомители и покровители на всех уровнях, вплоть до самой Москвы. Об одном мы уже догадываемся...
  - Некто Стрельченко? - решил проявить догадливость я.
  Шляхтин смущенно опустил глаза.
  Майор кашлянул.
  - Пока нет ни одной весомой зацепки, очевидно связь его с боевиками шла каким-то хитрым способом. Но степень и уровень имеющейся информации у Ставиньша и у подполковника полностью совпадают. Мое руководство в Екатеринбурге получает мои отчеты регулярно. В последних рапортах я высказывал свои предположения по поводу Стрельченко и получил жесткое указание не делиться предположениями, а добывать конкретные доказательства. Ну да ладно. Я веду этот разговор к тому, что нам, - Рогожин нарисовал пальцем круг, обводящий нас, присутствующих, - сейчас необходимо действовать очень осторожно и в высшей степени секретно для окружающих. Поэтому я предлагаю следующий план.
  И майор поделился со мной своим планом. Я говорю "со мной", потому что Шляхтин, похоже, уже многое знал. Но после окончания выступления майора он принял активное участие в последующих "прениях". А таковых было предостаточно. Наводящие вопросы, поправки, длительные обсуждения каждой маленькой детали плана.
  Затем последовало "закрепление материала" и подробный инструктаж, как правильно действовать при всех возможных вариантах развития событий.
  Глотки наши просохли, и к концу нашего совещания мы с капитаном стали многозначительно поглядывать на старшего по званию собеседника.
  Как я уже упоминал, майор умел хорошо понимать настроение людей.
  Поэтому, уловив наши взгляды, он улыбнулся и дал "добро" на распитие кое-чего, покрепче жиденького чая. Правда, при этом он взглянул на часы и добавил:
  - Время позднее, а перед завтрашним днем нам надо хорошо выспаться. Поэтому на процесс "пьянствования коньяка" даю полчаса. О деле больше не разговариваем, разве что придет в голову что-то очень полезное. Кстати, для таких случаев поделимся номерами своих телефонов.
  Оказывается, мой мобильный телефон так и пролежал на подоконнике рядом с креслом все эти четыре дня, вместивших в себя столько переживаний, смертей и крутых поворотов в моей судьбе. Такой тихий и спокойный осколок моего еще недавнего безмятежного прошлого. Конечно, пришлось поставить его на подзарядку.
   Оставшиеся полчаса нашей встречи я и мои гости провели, поздравляя Шляхтина с повышением по службе.
  Выяснилось, что следователь убойного отдела и представитель федеральной прокуратуры могут быть очень милыми собутыльниками - ничуть не хуже моих цеховых приятелей.
  Правда, во время разговоров меня кольнуло что-то из сказанного майором, но я сначала не придал этому чувству большого значения.
  Только, когда гости ушли, я начал мучительно вспоминать, какая же фраза встревожила мое подсознание. И вспомнил, что после очередного тоста Рогожин потрепал Шляхтина по плечу и добавил: "Уверен, что у нас в Екатеринбурге ты будешь не на мелких ролях". Получается, что повышение капитана будет выражено не только количеством звездочек на погонах.
  Серяков, Шляхтин,... уезжают из города люди, хоть как-то мне в этом деле помогавшие. Хотя Шляхтин, скорее всего, помогал не мне, а своей карьере. Чтобы отвлечься от дум и заснуть, я начал представлять себе, что все закончилось благополучно, Милая рядом со мной, жива и здорова, наш сынок окончил свой вуз, стал много зарабатывать, живет рядом с нами с красивой молодой женой...
  
  ***
  
  Старый, - еще "сталинской" постройки, - двухэтажный дом стоит мрачно и задумчиво. Я почему-то знаю, что в нем нет людей. И вокруг него - ни души. Странно, ведь это же дом моего детства, и во дворе у него всегда было полно детей, - моих друзей, приятелей и просто знакомых. Из его окон вечно высовывались их мамы и бабушки. В скверике под березой чинно сидели пенсионеры. В общем, дом был живой и жил прекрасной жизнью своих обитателей.
  Но сейчас дом мертв. Он невидяще смотрит черными пустыми впадинами своих окон. Автоматически выработанным за многие годы взглядом я гляжу на окно второго этажа, левое с краю. Как часто в нем я видел улыбку моей мамы! Улыбка эта была уютной и нарядной, как оконные занавески рядом. Как, впрочем, и все в нашей квартирке, что было любовно и тщательно вышито заботливыми руками мамы.
  Сейчас занавески были задернуты, и в мою душу постепенно проникает страх. Потому что я чувствую - там кто-то есть. Не мама, которая умерла пятнадцать лет назад, а кто-то, зловещий и страшный. Он прячется и ждет, когда я пойду домой. И ничего хорошего от встречи с ним мне не светит.
  Я перевожу взгляд на соседние окна. Они тоже занавешены. Но и там я ощущаю присутствие какого-то опасного для меня существа, причем, как ни странно, того же самого, который прячется и в моей квартире. Это не совсем человек, потому что я чувствую в нем много рук и ног, но души у него нет.
  Маленький, несчастный, придавленный ужасом, - я не знаю, что мне делать. Бежать? Но точно знаю - некуда. Идти домой, и будь, что будет?
  И я иду, иду в подъезд, знакомый мне до боли. Ноги не слушаются, каждый маленький шаг дается с усилием.
  И дверь подъезда начинает открываться мне навстречу с хорошо знакомой гнусавой музыкой...
  
  И я очнулся под мелодию своего мобильного телефона.
  Надо было отключить у него функцию будильника. Все равно за мной должны были заехать некие со вчерашнего дня известные мне товарищи-господа-офицеры.
  Взглянул на часы. До прибытия "господ" - полтора часа. Можно спокойно собираться и даже морально подготовиться.
  Вздохнув, я встал и подошел к окну. Окрашенные утренним солнцем вершины покрытых соснами гор, речная долина в серебристом тумане,...надо же, всего пять дней назад я смотрел на этот прекрасный ландшафт и не сознавал, насколько я был счастлив!
  А сейчас я смотрю на все это глазами совершенно другого человека.
  Подошел к зеркалу. В нем отразился явно похудевший небритый тип со странным выражением глаз.
  Приблизил к зеркалу лицо. Да, некоторое выражение затравленного зверя в глазах присутствует,... или мне это кажется? И, кстати, какого зверя? Зайца или кого-то, более опасного?
  А виски в эти дни так посветлели, или раньше, просто я этого не замечал?
  Ну, да ладно, пора в ванну.
  
  ***
  
  Шляхтин выбрался из "уазика", сверкая широкой улыбкой и новенькими капитанскими погонами. Похоже, настроение его было приподнятым за счет немалой толики азарта, явственно светившегося в глазах.
  Одежда невозмутимого Рогожина выглядела так, как и должна была выглядеть одежда преуспевающего олдермена - кожаная жилетка, прекрасно отутюженные брюки, до блеска вычищенные ботинки. Вот только вместо котелка на его голове красовалась кепка по образу и подобию знаменитой кепки московского мэра.
  - Вот за что я люблю молодежь, - пробормотал залетный майор, протягивая мне руку для рукопожатия и одобрительно поглядывая на Шляхтина, - так это за то, что не мучают их никакие сомнения. Как настроение, свидетель?
   - Настроение мое называется на букву "х", но не скажу, что хорошее, - ответил я с самым серьезным видом. - Сегодня, в лучах утреннего солнца, наши планы уже не кажутся мне "супер-пупер". Но что поделаешь, решение принято, и я опять лезу на кочку.
  - Правильным курсом идэшь, товарыш, - в эту фразу Рогожин добавил грузинского акцента.
  "Ага, майор, пытаешься шутить, - подумал я, - значит, тоже волнуешься, хоть и не показываешь виду".
  Расположившись на заднем сидении, я командным голосом сказал знаменитое слово Гагарина.
  И мы поехали.
  
  ***
  
  Кабинет городского прокурора выглядел большим комфортным залом для заседаний. Но место мое было не здесь.
  Майор провел меня в небольшую комнатку рядом с кабинетом. Очевидно, это был "приют спокойствия и отдохновенья", явно без трудов.
  Живут же люди, подумал я, оглядывая шикарную софу, телевизор во всю стену и столик в стиле не то рококо, не то барокко, - я не разбираюсь.
  На столике, кстати, стоял огромный включенный монитор. На его экране крупным планом отражалось содержимое соседнего кабинета.
  - Здесь тебе будет и видно, и слышно, - сказал Рогожин. - Садись, настраивайся, минут через двадцать в кабинете начнут собираться действующие лица нашей, надеюсь, хорошей пьесы. Следи за ее ходом и не пропусти свой выход.
  И он ушел. Я наблюдал его движение через кабинет. Отчетливо был слышен даже скрип его ботинок. Хорошая, все-таки у прокуроров техника видеонаблюдения!
  Действующие лица стали появляться уже минут через десять.
  Сначала появился очень большой, - что в ширину, что в высоту,- и абсолютно лысый человек. Его я узнал сразу. Это был хозяин местных прокурорских апартаментов, главный прокурор города Аверьянов.
  Проходя во главу стола, он вдруг остановился, повернулся ко мне и взглянул мне прямо в глаза, - точно, знал, где находится объектив видеокамеры.
  Постоял, посмотрел, потом как-то странно скривил часть губы - очевидно, у него это обозначало усмешку.
  Прошел к креслу, сел, бросил на стол кожаную папку и, наверное, нажал какую-то служебную кнопку. Потому что через минуту, как по команде, в кабинет вошли сразу несколько человек, почти все - в прокурорских кителях, как и сам Аверьянов. Сразу стало ясно, что это местная прокурорская братия, всякие "замы и помы" Главного. Они рядком расселись за столом спиной ко мне и сосредоточенно повернули головы в сторону своего шефа.
  Тут же появился Рогожин. Он подошел к Аверьянову, положил перед ним какую-то бумагу и сел рядом. Главный прокурор города взглянул, скривил губу, и посмотрел на часы. В это время дверь в кабинет открылась и на ее пороге появилась еще одна внушительная делегация.
  Стрельченко, Шляхтин и незнакомые мне майор с тремя капитанами в форме управления внутренних дел уселись рядом с Рогожиным, как раз напротив меня. Буквально через минуту рядом с ними расположились еще четверо вошедших гражданских лиц, солидность которых выдавала в них больших начальников, возможно областного или даже федерального масштаба.
  Свободной оставалась лишь треть огромного стола, та его часть, которая была справа от меня, ближе к входной двери кабинета. Судя по нетерпеливым взглядам на эти места присутствующих, очевидно, там должны располагаться основные актеры предстоящего шоу.
  Но вот, похоже, явились и они. В дверь кабинета, - нет, не вошли, а буквально вплыли трое мужчин, одетых, как говорится, с иголочки, в неопределенном, но явно пожилом возрасте. К сидящей за столом братии они не проявили никакого видимого почтения.
  Правда, один из них, который выглядел моложе своих спутников, остановился и вежливым голосом представил прибывших:
  - Председатель челябинской коллегии адвокатов Працюк Иван Яковлевич и представитель уральского союза правозащитников Кацман Григорий Моисеевич.
  Сам он представляться не стал, очевидно, был знаком с большинством присутствующих.
  Как только вновь вошедшие господа уселись за стол, Рогожин встал и вышел из кабинета. Прошла минута, прерываемая лишь тихими репликами адвоката с правозащитником.
  Наконец Рогожин появился и прошел на свое место, оставив дверь открытой. Вслед за ним вошли двое высоких молодых людей в форме УВД и встали по обе стороны входной двери. В поясных кобурах у них были явно не огурцы.
  Затем появился персонаж, знакомый мне недавно, но уже достаточно близко.
  Литвин, поблескивая зеленоватой оболочкой глаз, уселся за стол на краю, противоположном от Аверьянова. На стулья по обе стороны от него опустились вошедшие с ним двое молодых парней, казавшиеся копиями тех, которые стояли у дверей. Только одежда на них была штатская, и пистолеты не на виду.
  - Ну что ж, господа, - произнес Аверьянов внушительным басом, - вроде бы все в сборе. Предварительное заседание представителей правоохранительных органов, прокуратуры, судейских и адвокатских коллегий объявляю открытым. Напоминаю, что столь экстраординарная мера слушания дела была принята в связи с серьезностью и исключительностью преступлений, инкриминируемых обвиняемому. Ну, и, конечно, имеет место категорическое нежелание высших правоохранительных органов страны выносить сор их избы, по крайней мере - раньше определенного срока. Естественно, наше заседание записывается аудио и видеоаппаратурой, но, как вы видите, без участия свободной прессы. Здесь у нас присутствуют самые авторитетные, - я не боюсь этого слова...- среди присутствующих послышались смешки, а Аверьянов сделал легкий поклон в сторону четырех неизвестных мне штатских лиц, сидевших напротив объектива видеокамеры, - повторяю, самые уважаемые в области судьи. Пусть они решат, кто из них будет вести наше заседание в дальнейшем.
  Судьи посовещались, и один из них, старший по возрасту, привстал.
   - Итак, теперь по всем вопросам ведения заседания обращайтесь к Зубову Ивану Александровичу, - продолжал городской прокурор, - но, прежде, чем передать ему правление, сообщу, что обвинять здесь буду не я, а...- последовала эффектная пауза, и Аверьянов объявил:
  - Позвольте представить вам полномочного представителя главного управления по борьбе с преступностью Уральского Федерального Округа генерал-майора Рогожина!
  Под гул оживленных перешептываний Аверьянов сел.
  Вот тебе и скромняга майор! Хотя можно было догадаться, что в таком возрасте и столь уполномоченные представители от высших региональных органов должны быть званием выше, чем они представляются.
  Рогожин встал, оглядел присутствующих и перевел взгляд на Зубова. Тот опять слегка привстал и сказал:
  - В полном соответствии с практикой обычных судейских заседаний первое слово предоставляется представителю обвинения.
  - В отличие от заседаний суда, - начал генерал-майор спокойным тихим голосом, что заставило замолкнуть особо оживленных членов заседания, - здесь нет публики, на которую необходимо воздействовать эмоциональным описанием преступлений, совершенным обвиняемым. Поэтому буду краток, и сообщу только то, о чем большинство здесь и так знает или догадывается. Присутствующий тут гражданин российской федерации Юрис Ставиньш, в определенных кругах больше известный под кличкой Литвин, под бизнес-прикрытием создал высококвалифицированную преступную группу и с ее помощь совершил убийство депутата местной городской Думы Шлягина. Преступление было совершено не по личным мотивам, а по заказу. Личность заказчика пока выясняется, но сам факт участия Ставиньша в преступлении неоспорим.
  Адвокат Працюк громко хмыкнул и выжидающе посмотрел на Зубова. Тот скосил глаза на обвиняющего генерал-майора.
  - Предварительные материалы обвинения подготовлены, вы их читали,... - сказал Рогожин.
  - Конечно, читали! - паузу в речи обвинителя адвокат явно принял за знак действовать. - Все доказательства косвенные! Ни одной стоящей улики, ни одного стоящего свидетеля...
  - Эх, нет у меня судейского гонга, - громко перебил Працюка Зубов, и некоторые из заседателей улыбнулись. - Иван Яковлевич, не горячитесь, похоже, обвинитель еще не закончил свое выступление.
  - Да, вы читали предварительные материалы обвинения, - продолжил Рогожин, - но, как сами понимаете, времени на их составление у нас было мало. Мы торопимся, так как сейчас, собственно, решаем, достаточно ли у нас обвинений, чтобы содержать обвиняемого под стражей. Но, кроме этого, мы все превосходно понимаем, что подобное, как сказал наш уважаемый главный прокурор города, не ординарное совещание практически решит судьбу подсудимого на долгие годы. И, хотя обвинение считает, что даже так называемых косвенных улик из предварительных материалов предостаточно, чтобы полностью доказать вину обвиняемого, берусь представить вам свидетеля.
  Генерал-майор сделал эффектную паузу и продолжал:
  - Есть человек, абсолютно не зависимый от разных обстоятельств, не знавший обвиняемого до совершения преступления, местный житель, примерный семьянин и налогоплательщик. И, - самое главное, - это человек, с расстояния двадцати метров видевший обвиняемого и его якобы сотрудника в момент совершения ими преступления. И это человек, готовый подтвердить свои показания под присягой!
  Шум в зале заседаний достиг своего апогея.
  Ну, вот и все.
  Пора лягушке лезть на кочку.
  
  ***
  
  Свой выход я не стал оформлять эффектными приемами. Просто вышел из дверей.
  Встал, не зная, куда дальше направиться - то ли к Рогожину, то ли в сторону судей. Одно я знал точно - в сторону зеленоглазого убийцы я не пойду.
  Все лица присутствующих обратились ко мне.
  - Вот, - громко сказал Рогожин, - позвольте вам представить. Это - Рац Светослав Владимирович, работник Уральского автозавода. Свидетель, расскажите присутствующим о том, что вы видели пятнадцатого июля, в семь пятнадцать вечера у административно-хозяйственного здания автозавода.
  В момент произнесения генералом этой речи я взглянул на Ставиньша. Тот слегка выпрямился, руки его уперлись в стол. Лицо его было отрешенное и спокойное, глаза полузакрыты.
  И вдруг, как брошенное мощной пружиной, тело его взвилось в воздух!
  Мгновенно перелетев через свободный край стола, мимо обалдевшего от такой прыти охранника, он выхватил из-за пояса небольшой серебристый пистолет и выстрелил!
  Сильный удар в грудь опрокинул меня на пол. Пытаясь схватить раскрытым ртом хоть немного воздуха, я с ужасом видел дуло пистолета, вновь направляющееся в меня, теперь уже в мою голову! За этим леденящим черным отверстием блестели волчьи желтые глаза.
  Раздался выстрел.
   Рука убийцы вдруг дрогнула, но он подхватил ее другой рукой. Черная дыра пистолета снова направлялась в мою сторону.
  Еще выстрел. Голова Ставиньша дернулась, на виске расплылось красное пятно.
  Сознание мое уже затухало, я уже ничего не видел. Последнее, что я услышал - звук падающего тела и тонкий пронзительный вопль.
  - Смирнов, что себе позволяешь, ты ж мог кого-нибудь зацепить! - визжал кто-то как будто издали.
  - А что, надо было позволить ему контрольный выстрел? - сказал кто-то уже совсем далеко.
  К полной темноте в глазах добавилась и полная тишина.
  
  
  2. На исходе лета.
  
  
  Чернота в глазах постепенно светлела, и, наконец, превратилась в сверкающее белизной небо.
  Вздохнуть полной грудью было очень больно. Опустив взгляд прямо перед собой, я увидел высокий черный могильный обелиск.
  Он стоял на моей груди, и на нем красивыми красками была изображена моя Милая, молодая с маленьким Володей на руках.
  За обелиском кто-то был. Я видел, как две черные лапы, - не то обезьяньи, не то паучьи, - цепко обхватывали нижний край могильной плиты. Это они давили мне грудь с помощью камня. Я явственно видел усилия этих когтей, на которых красовались сверкающие перстни и кольца.
  В груди растекалась боль...
  
  ...Я захрипел и очнулся.
  Передо мной возникло круглое лицо пожилой блондинки в белом халате. Она сказала:
  - Больной, мы знаем - вам очень больно. Действие наркоза кончилось, потерпите. Не дергайтесь - у вас сломаны четыре ребра, и двигаться вам не рекомендуется. Вот вам анестезирующий укольчик...так, молодец. Лежите, выздоравливайте, лечащий врач придет через пару часиков.
  Она ушла, а я лежал, уставившись в белый потолок и, превозмогая боль, тупо повторяя про себя: "В комнате с белым потолком, с правом на любовь, с видом на надежду...".
  Появился врач. Он был какой-то невзрачный и с абсолютно стандартным набором успокаивающих и ничего не значащих фраз.
  Когда он ушел, мне стало даже лучше.
  Тем более, валяться, ни о чем не думая, было не так уж и плохо.
  Чувство полной безопасности не появилось, но зато присутствовало чувство определенного "пофигизма".
  Я понимал, что все непосредственно угрожавшие мне бандиты мертвы. И хотя их хозяева оставались на свободе, я надеялся, что смерть мне не угрожает.
  То есть лезвие косы над лягушкой окончательно пролетело. Конечно, на излете оно может вернуться.
  Но жизнь вообще - злая штука, и жить, постоянно думая об ожидающих его невзгодах, нормальному человеку не свойственно, иначе может съехать крыша.
  
  ***
  
  В коридоре уверенные мужские голоса что-то возразили квохчущему женскому голосу, и в палату ввалились Рогожин со Шляхтиным.
  - Ну что, герой, радуйся - теперь ты уже не свидетель и может слезать со своей опасной кочки, - обратился ко мне генерал-майор.
  Шляхтин вывалил на тумбочку стандартный набор для посещений больного. Пару яблок, мандарины, какой-то сок.
  - Слушай, ты опять нас поразил, - возбужденно обратился он ко мне. - Где это достал такую жилетку?
  - Всего лишь две тысячи правильно вшитых в материал шайбочек, - сказал я. - Для гениев криминалистики поясняю: шайба - это такая металлическая прокладка для винтов. Круглая такая пластиночка, с дырочкой посредине.
  - Да, много у изобретателей есть вещей, которые не снились...нашим бандитам, - рассмеялся Рогожин.
  - Да что вы, - скромно заметил я, - изобретение не мое. Оно известно не одно тысячелетие, кольчугою называлось.
  - Вообще-то тебе еще повезло, что у Литвина был маленький, можно сказать дамский вариант "беретты", - наставительно сказал Шляхтин. - Будь у него даже обыкновенный "макаров", тебе бы не поздоровилось. Другой вопрос, как у него оказалось оружие? Наши ребята обыскивают профессионально, любую булавку не допустят.
  - Крот, - лаконично заметил генерал-майор.
  - Еще один? - вроде бы удивился капитан, но вид у него был совсем не удивленный, а скорее, опечаленный.
  Впрочем, огорчаться он долго не умел.
  - Знаешь, - обратился он ко мне. - Генерал-майор считает свою миссию здесь выполненной и собирается к себе, в Екатеринбург.
  - А ты, когда туда же? - решил похвастать я своей сообразительностью.
  - Я ж говорил, что логично мыслить могут не только следователи, - развеселился Рогожин, взирая на удивленную физиономию Шляхтина.
  - Наверно, где-то за коньячком прокололись, а? - обратился он ко мне. - Приказ о переводе капитана в наше управление уже подписан. Три дня на сборы, полтора из которых уже прошли. Но мы наверняка еще с тобой повстречаемся - служба у нас такая, сегодня здесь, завтра - там.
  Наступила небольшая пауза в разговоре.
  - Знаете, - обратился я к Рогожину, - меня все время посещает мысль,...если Ставиньшу дали пистолет, получается, что его хозяева догадывались о возможном развитии событий?
  - Я тоже думал об этом, - ответил генерал. - Мне кажется, что, как террорист, Литвин был хорошим профессионалом, и заслужил уважение своих нанимателей. Перед самым заседанием ему дали почти игрушечный пистолет, годящийся для решения локальной проблемы, например самоубийства, но не для побега от такой серьезной стражи. По итогам заседания он либо выходил на свободу, либо...После твоего появления он понял, что его будущее не зависит от того, убьет он тебя или нет. И, возможно, решил на всякий пожарный случай убрать возможную проблему своих нанимателей - то есть тебя. Но не исключаю, что толчком для решение послужил дополнительный фактор - ярость. Провалить порученное серьезное дело и потерять с таким трудом сколоченную группу...и кто виновник этого позора? Гражданский лох, обыкновенный обыватель...
   Рогожин посмотрел на меня и добавил:
  - Извини, лохом он считал тебя, что и было его самой большой ошибкой. Кстати, тот парень, спецназовец, который убил Литвина, нарушил инструкцию. То есть, в принципе сначала он действовал правильно. Выстрелил в конечность преступника, но психологически не был готов к ответному действию Ставиньша. Тот проявил себя поистине железным парнем и продолжал направлять оружие в твою голову. Тогда охранник взял прицел выше. Короче, сейчас его увольняют, и всякие увещевания насчет человеколюбия на начальство не действуют.
  Генерал-майор улыбнулся и язвительно добавил:
   - А не действуют, наверное, потому, что в кабинете пули летали рядом с их драгоценными персонами. Кстати, к остальным омоновцам их охраны Литвина, никаких претензий. А ведь они преступно бездействовали.
  - Да, - задумчиво пробормотал я, - неплохо будет встретиться с этим парнем, может даже стать его другом.
  - Все хорошее на свете может произойти, - серьезно сказал Рогожин.
   На этой оптимистичной ноте и завершился наш разговор. После всяческих пожеланий выздоровления и заверений в искренней расположенности посетители ушли.
  И я опять остался в палате один вместе со своими думами.
  
  ***
  
  На следующий день я чувствовал себя уже намного лучше. Лечащему врачу заявил, что готов продолжать процесс выздоровления дома. Тот пробормотал что-то похожее на "завтра". На том и расстались.
  Меня тянуло посмотреть на Милую. Казалось, что от взгляда на нее, даже на больную, душе моей будет как-то спокойнее.
  Как она там?
  ...После обеда ко мне пришел посетитель. Как только он вошел в палату, у меня появилось дурное предчувствие.
  Был он средних лет и среднего роста. Правда, возраст его можно было определить как тридцатью, так и пятьюдесятью годами.
  Потому, что лицо его не выглядело молодым, но зато - без единой морщины! Ни у губ, ни у глаз - нигде.
  - Старший следователь городской прокуратуры капитан Кравец, - представился он. Губы его практически не шевелились, а неподвижные рыбьи глаза смотрели как-то странно - вроде бы, точно в твои глаза, и в то же время - мимо них.
  Улыбку на его лице представить было невозможно.
  Очевидно, собеседники ему тоже не улыбались.
  Я изобразил почти сидящую позу и пригласил посетителя присесть на стул рядом с кроватью.
  Кравец сел и положил на колени кожаную папку.
  - Мне сообщили, что вы уже на стадии выздоровления, - начал он, - поэтому я решил вас посетить. Я занимаюсь делом вашей жены.
  - Какое еще дело! - вырвалось у меня. - Вы что, собираетесь ее донимать? Вы видели, в каком она состоянии?
  - Спокойно, Рац, - сказал Кравец, безучастно глядя прямо в край моего глаза. - Совершено убийство, в системе судопроизводства в таких случаях практикуется вести дело предварительно. Информация по делу, протоколы опроса свидетелей и прочие необходимые следственные документы должны быть к моменту возможного выздоровления подозреваемой.
  - Какая подозреваемая? - я никак не мог уняться. Когда дело касается близких мне людей, я завожусь больше, чем когда дело касается меня самого. - Она - жертва! Всем ясно, что наверняка этот бандит напал на нее, и она отбивалась, как могла! Кстати, своим нынешним состоянием она обязана как раз этому выродку!
  - Вы видели факт нападения на подозреваемую? - спросил следователь. - Вот, и никто не видел. Свидетель Филипп Козицын только слышал крики вашей жены и, прибежав на место преступления, увидел уже мертвого человека и подозреваемую рядом с трупом. Она смотрела на свои руки и постоянно спрашивала "Он мертв?". Затем она замолчала.
  - Дайте досказать! - остановил меня Кравец, увидев, что я открываю рот. - Итак, следственный эксперимент показал, что убитый упал на шины высокого напряжения с высоты примерно два метра. С лесенки, ведущей в диспетчерскую будку, где и сидит обычно дежурная по подстанции. Каковой в данный вечер и являлась ваша жена. Сила толчка наводит на некоторые размышления, но об этом - потом. Два свидетеля показывают, что при убитом не нашли ничего, хоть отдаленно похожего на оружие...
  Я криво улыбнулся и пробормотал:
  - Какое оружие необходимо здоровенному амбалу из спецвойск, чтобы сразиться с хрупкой женщиной. Кстати, другой ваш свидетель, не Макагонов ли?
  Кравец внимательно посмотрел на меня.
  - Господин Рац, - деревянным голосом произнес он - Ваша осведомленность по делу впечатляюща. - Он посмотрел на меня так, словно хотел добавить "что тоже наводит на размышления", но не стал этого делать. - Прежде чем уехать в отпуск по состоянию здоровья представитель местной коллегии Макагонов дал показания, в целом логически вписывающиеся в полную картину происшедшего. Допросить вашу жену пока нет возможности. Но что вы можете мне сообщить по этому делу?
  Он приблизил свои глаза к моим, и, благодаря этому, я увидел в них что-то похожее на чувство, - глубоко спрятанное и очень странное. Какая-то смесь любопытства и злорадства. Или мне это показалось?
  - А как господин Макагонов там оказался? - спросил я. - Такой большой начальник - и почти ночью на какой-то подстанции...
  - Макагонов все объяснил, причем чинам, повыше наших. Имеете вы сказать что-то интересующее прокуратуру по этому делу?
  - Боюсь, что моя осведомленность, как вы выразились, распространяется в пределах тех сведений, что я получил от генерал-майора Рогожина, - ответил я и слегка откинулся на подушку, давая понять, что хочу закончить разговор.
  У следователя дрогнули края губ. Что это, улыбка?
  - Ну что ж, - сказал он, - сегодня я вам больше докучать не буду. Но разговор наш, похоже, придется продолжить. Врач сказал, что завтра вас, скорей всего выпишут из больницы, так что на послезавтра я назначаю вам встречу в более официальной обстановке.
  Он вынул из папки бланк повестки, быстро заполнил его и положил передо мной на тумбочку.
  - Послезавтра, в четырнадцать ноль-ноль, - сказал он тоном, не допускающим возражений, - кабинет триста пять. Забывать не советую.
  Следователь встал, пошел к выходу и взялся за дверную ручку. Приостановился и, практически не обернувшись ко мне, сказал:
  - Зато советую обстоятельно поговорить с врачом, лечащим вашу жену. Насчет перспектив ее выздоровления.
  Дверь за ним закрылась, а я все пытался понять, какой смысл он вложил в свою последнюю фразу. Настроение сделалось еще ужаснее, хотя до этого момента я думал, что оно и так хуже некуда.
  Я набрал на мобильном телефоне номер Серякова, но механический женский голос объявил мне, что "абонент вне зоны действия связи".
  Тогда я набрал номер Шляхтина. Он на связь вышел, но на все мои высказывания по поводу прокурорского произвола лишь рассмеялся.
  - Ничего страшного, приятель, - сказал он. - Обычная прокурорская процедура. Соберут формальное дело, которое кончится либо вообще ничем, либо опять же формальным, скорее всего закрытым решением суда с оправдательным вердиктом. Могут и отложить это дело в долгий ящик, но все это не страшно, уверяю тебя.
  - Мне б такую уверенность, - пробормотал я про себя, но все-таки слегка успокоился. Поговорил с Семеном о его делах. Он сообщил мне, что контейнер с вещами уже отослан, а сам он с женой выезжает в Екатеринбург завтра рано утром. Пожелав ему успеха в новой работе, я отключил аппарат.
  Последующий остаток дня и ночь я провел не то чтобы хорошо, но вполне сносно.
  
  ***
  
  Мой лечащий врач оказался человеком слова и отпустил меня после утреннего обхода. Я переоделся в свою одежду и растолкал по карманам кучу рецептов, которые он выписал. Жилетку, спасшую мне жизнь, осмотрел тщательно. Средняя пуговица отсутствовала, возле левого нагрудного кармана расплылось темное пятно, сквозь которое поблескивали металлические края шайб.
  Несмотря на крайне нетоварный вид жилетки, я ее одел. Ведь я сжился с ней, как с родной, честное слово.
   Конечно, душащая боль в груди, - как физическая, так и эмоциональная, - не оставила меня. Но, когда я вышел на улицу, увидел лучи утреннего солнца и вдохнул свежий воздух, на душе стало как-то легче.
  Проблемы казались решаемыми и относительно далекими.
  Практически бездумно я шел по улице и вдруг неожиданно обнаружил, что иду в направлении микрорайона, в народе называемого "Комарово". Без глубокого анализа я понял причину своего поведения - там находилась клиника Левина. В голове крутились обрывки песни, слышанной еще в детстве - "но без нежных грустных глаз твоих, не видать мне в жизни доброго пути".
  Конечно, было еще рано. Наверняка врачи были еще заняты своими обходами.
  Но я подожду. Покручусь возле клиники, зайду в ближайшую кулинарию, перекушу всухомятку.
  Вообще-то громадное больничное здание привлекало меня куда больше, чем наша осиротевшая квартира.
  Ведь женушка моя находилась здесь, а не там.
  Не прошло и полутора часов, как я оказался в небольшом кабинете вместе с Кушновым. Его длинное унылое лицо пыталось изобразить хозяйское радушие, и он даже решил слегка пошутить.
  - Ну-с, молодой человек, - произнес он, - дайте мне отгадать с трех раз, зачем вы здесь, и так настойчиво ищете разговора со мной. Вас интересуют проблемы, связанные с лечением вашей жены, не так ли?
  - Вы удивительно догадливы, - поддержал я его тон.
  - Я дам информацию о состоянии больной на сегодняшний день, а потом постараюсь ответить на ваши вопросы.
   Врач посмотрел на часы и продолжал:
   - Но времени у нас - максимум полчаса. Итак, состояние вашей супруги пока - стабильное. То есть, нет улучшения, но и ухудшения тоже нет. Но это - в психологическом плане. В физическом плане - я бы сказал, что некоторые улучшения есть. К кардинальным методам лечения ее психики мы пока не приступаем. Здесь, я считаю, необходимо учесть и ваше мнение, но решение по этому поводу будет зависеть от согласованного мнения участников консилиума врачей терапевтов, психиатров и психотерапевтов, - может быть, не только из нашей клиники. Я разговаривал на эту тему с несколькими известными в нашей области специалистами, и могу подтвердить то, что уже говорил вам. Существуют два мнения о методике лечения подобных случаев. Либо методика постепенности, либо методика кардинальных методов. Учитывая особенности здоровья вашей жены, я пока придерживаюсь первой методики, хотя, исходя из практики, она может иногда длиться годами, и не давать действенных результатов. Кардинальные методы дают больший процент исцеления, кстати, улучшающийся в последнее время - новые препараты, отработанные способы, знаете ли. Но ваш случай - особый. С инсультом шутить нельзя.
  - Спасибо, доктор, - сказал я вежливо, - вы сообщили мне самую значительную часть из того, что я хотел знать. То есть, по состоянию моей жены на сегодняшний день - все. По перспективам лечения - есть пара вопросов. На годы содержания здесь моей жены у меня денег не хватит. Есть бюджетные способы поддержания методики постепенного выздоравливания?
  Кушнов сделал еще более унылое лицо, хотя минуту назад я бы поклялся, что это невозможно.
  - Вообще-то есть бюджетные психиатрические клиники. Но с заболеванием вашей жены они, скорее всего, долго цацкаться не будут. Вы понимаете, о чем я.
   - Ясно, - задумчиво пробормотал я. - Решат пользоваться другой методикой.
  А скажите, доктор, вы знаете прецеденты лечения подобных заболеваний радикальными препаратами? Я имею в виду, конечно, больных с симптомами, абсолютно идентичными данному случаю?
  Врач покачал головой.
  - Сами понимаете, в мире болезней, особенно психических, полной идентичности не существует, - заявил он. - Пару негативных исходов такого лечения помню. Но в одном случае была, по-моему, скрытая ишемия сердца, а в другом случае так и не разобрались - такое у нас тоже бывает.
  - Ну, а позитивные исходы?
  - Их, конечно, намного больше, - в процентном соотношении, - но дополнительных факторов риска в виде болезней, связанных с сердечной деятельностью в тех случаях практически не было.
  Врач ненадолго задумался, потом сказал:
  - Хотя я могу ошибаться. Знаете, молодой человек, я дам вам адрес Медведа - одного человека, который более сорока лет ведет подробнейшую картотеку случаев неординарных заболеваний, методов применявшихся лечений и влияния одной болезни на другую. Человек он, мягко говоря, странный, с очень сложным характером. Но, если наладить с ним отношения, можно получить ценнейшую информацию. Сейчас я ему позвоню, невзирая на то, что он наверняка откажется помогать. Но я опишу ваш случай, и он, наверняка заинтересуется. А вы выждете время, до вечера, например. А потом пойдете к нему.
  - Медвед, это что, у него фамилия такая?
  - Да нет, кличка. Но уж очень подходящая. Мало того, что хозяин берлоги, так еще и аббревиатура слоговая - медицину ведает. А звать его Федор Прокопьевич. Вот вам адрес.
  Я взял клочок бумаги и попросил:
  - Дайте, заодно, и номер вашего мобильного телефона, пожалуйста? Я злоупотреблять звонками не буду, честное слово...Спасибо. А теперь можно мне еще посмотреть на свою женушку, всего минуток пять?
  
  ***
  
  Над головой жарило летнее солнце, в нос забивалась пыль. И то, и другое - неразделимые понятия для уральского июля.
  Я стоял у перекрестка основного проспекта и объездной дороги и размышлял. Выбор грядущих дел состоял всего из двух вариантов.
  Либо через лавку Лакшина идти домой, поесть, отдохнуть и пойти к Медведу.
  Либо перекусить в кулинарии, встретиться и поболтать с заводскими приятелями, а потом пойти к Медведу.
  В первом случае, без Милой в осиротевшей квартире мне было бы слишком тоскливо.
  С другой стороны, проблемы, которые мне придется обсуждать со своими приятелями, казались мелкими, даже смешными. По сравнению с тем, что творилось в моей душе.
  В пользу "домашнего варианта" перевесила внезапно пришедшая в голову мысль о газетке "Знамя Октября", валяющейся в прихожей уже...раз, два, целых три дня. В напряженной текучке событий я забыл прочитать заметку, подписанную псевдонимом "Серый"!
  "Бандитские" деньги у меня еще оставались.
  Лакшина в лавке опять не было. Половину тушки копченой курицы и сушеную лапшу "Биг-ланч" мне выдала Наташа. Подумав, я добавил к покупке шкалик "кедровой" водки.
  При расчете дочка Лакшина взглянула на меня как-то странно.
  - Что-то хочешь мне сказать, красавица? - спросил я.
  - Да нет, дядя Слава, просто выглядите сегодня как-то не как обычно, - ответила девушка.
  Ну, как тут было не пошутить?
  - Красивее или хуже обычного?
  На что Наташа ответила без иронии и по-женски вполне загадочно:
  - И красивее и хуже.
  До порога своей квартиры я размышлял над смыслом такого ответа. Наверно, много пережившие мужчины больше нравятся женщинам, но и больше пугают их.
  Хотя, и эта мысль тоже достаточно заумна.
  Неполную курицу я сунул в "микроволновку", включил электрочайник, шкалик с рюмкой поставил на стол.
  С трудом отыскал газету, и перелистнул сразу на вторую страницу. Заголовок: "Неспокойная золотая долина" показался напыщенным.
  "Всем известные события всколыхнули городскую общественность..." - это мы и так знаем. "Количество убийств и несчастных случаев в последнее время перевалило полугодовую норму..." - тоже ясно. "Это полный непорядок - прокомментировал ситуацию полковник УВД Яков Цейтлин...". Про тебя, полковник, мне теперь тоже известно. Так - "директор автозавода Мурашов, "подполковник Стрельченко", дальше просто "глава города", дальше - "член городской коллегии Макагонов"...Дальше, дальше. Вот: "Недавно из Москвы вернулся финансовый советник городских боссов Иван Яковлевич Либерман..."
  Вот те раз! Я отложил газету и глубоко задумался.
  Либерман? Неужели? Да зачем ему эта мелкая для него возня?
  Эх, Серяков уже уехал. А по телефону с ним об этом не поговоришь...
  На кухне уже щелкнул чайник, и микроволновая печь предупреждала об истечении времени выдержки.
  Кипятком я залил "Биг-ланч", вынул курицу из "микроволновки" и нарезал ее. Все это делалось автоматически, так как рой мыслей не прекращал суетиться в моей голове.
  Огня от выпитой рюмки "кедровки" в пищеводе я не ощутил, но мысли стали как-то спокойнее.
  Может быть, Серяков ошибается? Прямых доказательств у него наверняка нет. Но я знал, что с нюхом у матерого журналиста всегда все в порядке.
  Но, собственно говоря, я не понимал, как можно в свою пользу использовать данную, не слишком достоверную информацию.
  Выпил вторую рюмку и отложил шкалик в привычное место - за штору. Сегодня еще есть дело. Допью, когда вернусь от Медведа.
  Взглянул на часы. Семнадцать десять. Психотерапевт сказал: "Вечером...". А что можно считать вечером? Для немолодых людей типа Медведа вечер наступает уже сейчас.
  Подожду еще часик и пойду.
  
  ***
  
  После первого звонка за дверью Медведа долго было тихо. Я позвонил еще два раза. Наконец массивная железная дверь стала издавать звуки открываемых в ней замков, и передо мной предстал хозяин квартиры.
  - Вы Федор Прокопьевич? - спросил я
  Вопрос мой прозвучал слегка удивленно, постольку мое предварительное представление о внешности Медведа уж слишком не соответствовало действительности.
  Я почему-то ожидал увидеть перед собой типичную кабинетную крысу, старого человека интеллигентного вида и непременно, в очках.
  Предо мной же стоял кряжистый мужик, у которого ни в лохматой прическе, ни в окладистой рыжеватой бороде не было видно ни одного седого волоска. Лицо его будто было высечено из красного мрамора, в котором маленькие глазки казались вкрапленными осколками лазурита.
   Вместо ответа на мой вопрос собеседник ухмыльнулся.
  - Чего уж там, - спокойно заявил он. - Псевдоним мой ты наверняка знаешь. Так и называй. А общаться будем на "ты". На "вы" древние славяне обращались к вражеским силам тьмы. Это для тебя мне звонил наш унылый психиатр?
  Я кивнул.
  Интересная манера разговаривать у мужика!
  - Я тут подумал...и помогу тебе. Уже начал рыться в картотеке. Но роюсь в ней я не "за просто так". Деньги меня не интересуют, - предупредил он, увидев мое инстинктивное движение к карману. - Часа два-три будешь заполнять базу данных. У меня, видишь, руки плохо для работы на клавиатуре приделаны, да и глаза что-то быстро уставать стали.
  Я торопливо кивнул. Медвед жестом указал пройти в коридор, в конце которого на откинутой от стены полке стоял монитор.
  - Вот тебе настроенный компьютер, вот тебе десять рукописных карточек. База данных простая, типа "виндоуз акцесс", названия разделов у карточек и у программы совпадают. Примеры заполнения - смотри выше. Справишься?
  Я снова кивнул.
  Медвед внимательно посмотрел на меня.
  - Справишься, - сказал он. - Ныне с такими вещами все молодые справляются. Я буду вот там, - он показал на полуоткрытую дверь одной из комнат. Там сплошняком стояли стеллажи, наподобие библиотечных. - Если что надо, туда не заходи, еще порушишь там что-нибудь. Позови голосом.
  Я кивнул третий раз, и хозяин исчез за дверью комнаты.
  ...Через два с половиной часа Медвед вручил мне несколько распечатанных листов.
  - Все, что смог найти, не обессудь. Проштудируй дома внимательно, особенно в части анализа. Прецеденты запоминают хорошо, а вот анализ - не всегда. А теперь извини, время уже позднее для таких стариков, как я.
  И, захлопывая за мной дверь, сказал вдогонку:
  - Мне кажется, данный случай может кончиться хорошо только из-за любви.
  Похоже, сегодня был день каких-то непонятных фраз.
  
  ***
  
  Дома я перечитал листы Медведа раз пять.
  Утешительного в них было мало.
  Описанные там заболевания, кстати, на мой взгляд, очень профессионально подобраны. Читая про больных разных возрастов и полов, я видел перед собой мою жену, ее печальные глаза и руки, живущие своей жизнью, увы, отдельной от нашей любви.
  Судя по методам, применяемым для лечения подобных заболеваний, врачи просто не знали, что делать, а после лечения - не знали, почему получилось именно так, а не иначе.
  Я четко уяснил только одно: из четырнадцати попыток лечения от аутизма таких "инсультозависимых" больных только две закончились благополучно, то есть выздоровлением!
  Один раз, - из шести абсолютно идентичных попыток! - помогла шоковая психотерапия. Сердце и кровеносная система одной девочки оказались не такими слабыми, как во всех остальных случаях подобного лечения.
  Во втором случае пожилого человека, как я понял, вообще особо не лечили. Из близких родных у него была только племянница, которая плюнула на врачей и увезла дядю к себе в деревню. Через два года местный деревенский врач, в обязанности которого, очевидно, входило досаждать больному своим вниманием, разразился отчетом о полном выздоровлении своего подопечного.
  Но что это такое - "полное выздоровление", не понимал, похоже, весь консилиум врачей, выехавший в деревню на освидетельствование своего бывшего пациента. Ну, жив "курилка", на своем уровне почти здоров, помнит много эпизодов своей прошлой жизни...
  В конце концов, тут же, в данной картотеке описано три случая так называемой "частичной стабилизации" здоровья. Больные что-то помнили, что-то понимали.
  Но людьми, живущими настоящей жизнью, назвать их не решились даже лечащие врачи. А ведь для них вылечить подобных пациентов - практически подвиг, с соответствующими наградами и регалиями.
  
  ***
  
  Водка в "шкалике" была благополучно уничтожена, но успокоение перед сном не наступило. Мысли мои, правда, из медицинских дебрей перекочевали в область более абстрактную. В область перспектив моего будущего жития.
  Завтра надо будет идти к гладколицему следователю, который вроде ничего страшного мне не говорил. Но шкурой, много пережившей в последние дни, я чувствовал глухую угрозу, исходившую от этого человека.
  А еще, в последнее время, я стал верить некоторым своим снам.
  Неужели за событиями последних дней стоит Либерман? Человек, делающий деньги, слишком большие для нашего городка.
  Я его никогда не видел, в городе его вообще мало кто знал.
  Безликий страх из моего подсознания поднялся на новый уровень? Страх лягушки перед косой сменился страхом перед держателем этой косы?
  Но кто я такой, собственно, для Либермана?
  Неужели слон может целенаправленно мстить комару, который досаждал ему какое-то время?
  Серякова - нет, Шляхтин - уехал, Рогожин - далеко и высоко. У кого взять информацию о моем новом враге? Правда, о враге, всего лишь, возможном.
  Да нет, скорее всего, я преувеличиваю свое значение, сонно успокаивал я себя. Все будет хорошо. Все будет...
  А может, это лягушачье самовнушение? Закрыл глаза, и думаешь, что все прекрасно. Пока что...
  
   Маленький и незаметный, я лежал за кочкой. Трясина, в которую я погрузился до самых торчащих из воды глаз, была теплой, вонючей и надежной. За кочкой что-то происходило. Что-то мелькало, раздавались какие-то утробные угрожающие звуки. Но мне было не очень страшно.
  - Светик, - вдруг позвал меня знакомый голос, нежный и усталый. - Помоги нам.
  Да что же это такое? Как я могу помочь, такой маленький и скользкий? Но я же не лягушка! Я - человек. Я большой и сильный. Я умею думать.
  Тело мое наливалось силой и злостью. Оно становилось крупнее и тяжелее. И начало погружаться в трясину. Я барахтался, пытаясь загребать руками, но руки были тоненькие лягушачьи и постоянно заплетались в каких-то водорослях. Зеленая вязкая жижа заливала мне нос, уши, глаза. Я понимал - если я буду лягушкой, я обязательно выплыву. Но в мозгу упрямо стучало:
   - Я - человек,
   я - человек,
   я - человек...
  
  Чуть не задохнувшись, я проснулся. Мокрая от пота простыня опутала мне руки и ноги. Я отбросил ее и пошел в ванную. Сполоснулся холодной водицей, растер тело полотенцем. Стало легче.
  Включил телевизор, пощелкал каналами. Конечно, ничего хорошего. Так называемые аналитические программы - переливание слов из пустых голов в порожние. Аналитики - если лысые, то обязательно коренастые и с бородой, если волосатые - то анемичные и со скучающим выражением глаз. Но все лица - сытые и самодовольные.
  Самое смешное, что на канале "Шансон" лица певцов были абсолютно такие же. Так же, как и в развлекательных шоу, в научно-познавательных шоу, в политико-демократических шоу...
  Выключив телевизор, я уснул.
  
  ***
  
  Триста пятый кабинет в прокуратуре был, наверное, самым простым по исполнению.
  Два стола, три стула и одна тумбочка.
  За пустым столом у окна сидел Кравец, на столе у стены стояли монитор и маленький принтер.
  Увидев меня, следователь показал на стул против себя. Конечно же, лицо его при этом ничего не выражало.
  - Итак, продолжим нашу беседу, - произнес хозяин кабинета, когда я уселся. - Для начала, сообщите мне место вашего времяпровождения в тот момент, когда на вашу жену якобы напал, причем якобы бандит?
  - Почему - якобы? - спросил я. - Вы видели мою жену? Вы знаете ее биографию? Вы же превосходно понимаете, что она не нападала на несчастного бандита!
  - Понимаю вашу горячность - не усмехнулся Кравец. - Но, во-первых, кто в то время решал, что Болеслав Каминский - бандит? На тот момент еще не были известны косвенные, - повторяю, косвенные данные по его принадлежности к какой-то там группировке. И - во-вторых. Вы не ответили на мой прямой вопрос.
  - В это время я сидел в заточении. У этих самых "косвенных" бандитов. Если б остался в живых Букаров и его подельники по ремеслу, они бы это подтвердили.
  - То есть вы подтверждаете, что у вас нет алиби на момент убийства? - вялым голосом проговорил следователь.
  - Очевидно, - пожал плечами я.
  - Итак, что мы имеем, - Кравец вытащил из тумбочки карандаш с листом бумаги и надел очки. С нудной бухгалтерской интонацией он стал перечислять, ставя цифры на бумаге:
  - Один. По букве закона даже на сегодняшний день не доказано, что Каминский имел какие-то агрессивные намерения в отношении вашей жены. Так что основания для судебного разбирательства есть. Два. На вашей жене не обнаружено следов активного нападения на нее. Кроме небольшого синяка на запястье левой руки, что не может служить серьезным доказательством, что ее жизни угрожали. Три. Судя по запротоколированным показаниям свидетелей, - как живого, так и уже мертвого, - Каминский лежал в таком месте и в такой позе, которая не оставляет сомнений в том, что его столкнули с лесенки в диспетчерскую будку, - буквально швырнули на три метра, с силой, невероятной для такой женщины, как ваша жена. Кстати характер гематом на его теле подтверждают данное предположение. Четыре. О том, что Каминский - бандит и может представлять серьезную угрозу жизни, ваша жена на тот момент не могла знать. Об этом мог знать, или догадываться только ее муж. Пять. Что вы делали в тот вечер, никто не знает. И - пункт пять с литерой "а". Об этом не знает никто, кроме, возможно, вашей жены. Что вы на это скажете?
  - По пункту один - все мало-мальски соображающие люди вокруг, - в том числе и вы, - знают, что Каминский - бандит. Пункты два, три и четыре - ваши предположения, косвенные, между прочим. Пункт пять ничего не значит. Поправка к нему - чушь.
  -Вы плохо понимаете, - склонился ко мне над столом следователь. - Вот в поправке как раз все и дело. Я, как следователь, на основании пусть даже косвенных, но нескольких улик твердо убежден, что совершено убийство, пусть даже не умышленное. Но - с вашим участием. Вы правы, мне нужны более убедительные доказательства. Получить их я могу только в двух случаях - при признании вины либо вами, либо вашей жены.
  У меня потемнело в глазах. Дурные предчувствия начали принимать все более реальные очертания. Неужели этот гад посмеет...
  - Правильно мне говорили, что вы очень сообразительный человек, - сказал внимательно наблюдавший за мной следователь. - Вам уже многое стало понятно. Вот вам на прочтение копии двух документов. Это - запрос от прокуратуры к руководству клиники Левина. Как видите, здесь запрошена возможность скорейшего излечения вашей жены. А вот это - ответ, полученный буквально пару часов назад, и завизированный ведущими психиатрами клиники. Они тут пишут, что оперативное лечение не слишком желательно, но вполне возможно при современных достижениях психиатрической медицины. Поэтому при наличии официального требования от прокуратуры, они проведут сеансы шокового лечения. Здесь они утверждают, что при подобном лечении для больной риск - не более десяти процентов, но и другие способы лечения не дадут процент меньше.
  Буквы на бумаге расплывались перед глазами. Я был практически нокаутирован.
  - Здесь нет подписи лечащего психотерапевта, - пролепетал я.
  - Зато есть подписи докторов Холиц и Минько. Они в большинстве, к тому же в вопросах психиатрии решает все ведущий психиатр клиники. А это - Холиц.
  - Но вы не имеете права, - голос мой звучал глухо и жалобно. - Риск - гораздо больше, я это знаю. Я пойду к Аверьянову. У меня есть статистика лечения подобных случаев.
  - Статистика девятнадцатого и двадцатого веков? - Кравец явно знал или догадывался о моих вчерашних похождениях. - Многие врачи уверены, что медицина ушла далеко вперед, а уж прокуратура должна быть в этом уверена априори. Это касается и Аверьянова, и даже если не его, то областного прокурора - уж точно, поверьте, я знаю, что говорю, и настаивать буду!
  Я и так был в состоянии "грогги", а напоминанием об областной прокуратуре Кравец явно добивал меня.
  Он, конечно, понимал, что я догадываюсь о существовании у меня могущественных врагов.
  И сейчас, глядя на корчи практически раздавленного червяка, то есть меня, следователь вдруг резко сменил тон своих высказываний.
  - Я одного не могу понять, - глаза его смотрели холодно, но в голосе явно ощущалась укоризна. - Если вы любите свою жену, если вы так убеждены в огромном риске шокового лечения, то, как вы не обратили внимания на то, что врачи вовсе не торопятся лечить пациентку именно так. Заметьте, тут написано "при официальном требовании прокуратуры". Хитрый ход! В случае чего ,ответственность будет не только на них. Но вы-то можете не допустить риска. Вам достаточно сказать всего пару слов, и ваша жена будет освобождена от притязаний прокуратуры, и не будет проходить по делу ни как участник убийства, ни как свидетель!
  Я сидел молча. Листки бумаги дрожали в моих руках.
  - Можете забрать их с собой, - кивнул на документы следователь. - Даю вам сутки на размышления. Можете говорить хоть с Аверьяновым и советоваться хоть с кем. Завтра я буду ждать вас здесь снова в два часа. И заметьте, я так уверен в принятии вами правильного решения, что вот здесь, - он кивнул на стол с принтером, - будет сидеть приятный молодой человек для записи ваших показаний.
  Я встал.
  Ясно, что Кравец добивает меня своей уверенностью, но попыток воспользоваться моим состоянием он не предпринял.
  И именно это убеждало в наличии у него оснований для подобной уверенности.
  Я лихорадочно перебирал варианты, и вид у меня при этом был такой, что даже у этого неулыбчивого проходимца, очевидно, возникло чувство, отдаленно похожее на сочувствие.
  - Обратите внимание, - сказал он. - Умышленное убийство прокуратурой даже не рассматривается. По неосторожности или в целях самозащиты - пожалуйста. Или, лучше всего - и то и другое вместе. А тогда и вовсе возникают варианты наказания на два-три года, причем, не строгого режима...
  Я побрел к дверям. Последние слова следователя не слишком утешали меня. Что будет с Милой, сыном и вообще с моей жизнью, если я стану "зэка"?
  
  ***
  Звонок Аверьянову ничего не дал.
  - Что вы беспокоитесь? - спросил он. - Я в курсе ваших проблем и прямо скажу: если наши главные специалисты-психиатры убеждены, что степень риска при шоковой терапии не больше, чем при любых других методах лечения, то это хорошо, даже для вас? Выздоравливание может не прийти само собой, годы жизни уйдут вместе с кучей денег...Статистика? Как я понял, она устарела, сейчас есть препараты, готовящие сердечно-сосудистую систему правильно воспринимать лечение...
  Уверенность прокурора в победоносности современной отечественной медицины была, похоже, искренней и непобедимой. Причем в голосе Аверьянова явно слышались нотки позитивной заинтересованности в судьбе моей семьи.
  Надоедать человеку своими сомнениями было незачем. Тем более он бы не понял моих подозрений в ангажированности следователя Кравца.
  Серяков был далеко. Да и чем он бы помог?
  Рогожин и Шляхтин - тем более.
  Приятели? Это даже не смешно.
  Вздохнув, я набрал номер Кушнова.
  - Не хотел бы я быть на вашем месте, - медленно ответил мне психотерапевт, и память живо нарисовала мне его унылое лицо. - Я догадываюсь, что прокуратуре от вас чего-то очень надо. Я настоял на формулировке, что шоковая терапия нежелательна. Но в случае комиссии я в меньшинстве, к тому же я человек подневольный...
  - Ну ладно, если я разберусь с прокуратурой, как будет проходить лечение моей жены? - пытаясь справиться с дрожью в голосе, спросил я.
  - Помнится, подобный вопрос вы мне уже задавали, - напомнил мне Кушнов. - Отвечу так же, как и тогда - поговорите с руководством клиники. Я, со своей стороны, всегда буду настаивать на методике постепенного укрепления психики пациентки и ее сердечно-сосудистой системы. А там - как бог пошлет.
  - Спасибо вам и на этом, - произнес я и отключился.
  Решение уже зрело в моей душе.
  Единственное, что мне оставалось - выторговать для Милой шансов как можно больше.
  
  ***
  
  В семь часов вечера я прекратил свои судорожные попытки что-то предпринять. Медленно прошел по проспекту до предзаводской площади.
  Бездумно постоял там минут двадцать, махнул рукой и направился в знакомое место - автозаводскую забегаловку.
  Гала была на месте, приятельских физиономий за стойками я не обнаружил. И заказал "большой стакан" портвейна.
  - Неприятности? - взглянув на мое лицо, спросила проницательная кабатчица.
  Отвечать было необязательно, поэтому я махнул рукой и одним затяжным глотком одолел полстакана.
  Тяжелые и мрачные мысли лезли в голову, и я отгонял их заклинаниями типа "утро вечера мудренее".
  Хорошее похмелье, - а с ним и облегчение, - не пришло даже после того, как я одолел весь стакан.
  Вздыхая, я поплелся по направлению к своему дому, но так задумался, что очнулся от мыслей только в каком-то смутно знакомом месте. Елы-палы! Да я же стою перед домом старого Медицинского Ведьмака!
  Медвед открыл мне дверь сразу, как будто ждал меня. Он стоял, прожигая меня взглядом сквозь свои кустистые брови. Я же пытался улыбаться, и, наверное, выглядел полным дураком.
  - Меня вынуждают сделать выбор, - мысли мои бездумно трансформировались в слова. - Либо радикальная терапия моей Милой, либо - ей отсрочка, но мне - жизнь насмарку.
  Медвед взял меня за руку, подвел к знакомому мне коридорному столику и усадил меня. Похоже, маленький коридорчик и был его гостиной.
  Сам он сел рядом, приблизил глаза к моему лицу и медленно произнес:
  - Сначала скажу банальность. В таких случаях каждый решает свою судьбу сам. Если жена умрет, ты будешь винить себя всю оставшуюся жизнь?
  Я кивнул головой.
  - То, что ты не думал ни секунды, дает надежду, - провозгласил этот странный человек. - Жизни в нравственном изнурении некоторые люди предпочитали смерть. А чем можешь поступиться ты?
  - Тоже жизнью, только старой, которой я жил до этого, - тихо пробормотал я.
  - Та жизнь в прежнем виде к тебе все равно не вернется. Куда ты выкинешь веды последних дней?
  - Это правда, - прошептал я.
  - Иди спать, - решительно сказал Медвед. - Если завтра под солнцем решения твои не растают, то для тебя они буду истиной!
  
  ***
  Эти слова я вспомнил на следующий день, когда остановился перед кабинетом Кравца. Нерешительности не было, но когда вам надо прыгнуть с высоты в очень холодную воду, надо собраться с мыслями. Хотя, - кому как.
  Кроме слов Медведа я вспоминал разговор с Цейтлиным, состоявшийся буквально десять минут назад.
  "Яков Маркович, - быстро сказал я в "мобильник", услышав знакомый сочный баритон. - "Это Рац. Помните, о чем я просил вас на случай, если со мной что-нибудь случится?"
  "Помню", ответил полковник. - "Насчет вашей жены?"
  "Да. Так вот, со мной сейчас случится нечто, от чего я выбуду из нормальной жизни на пару лет - как минимум. Прошу вас сохранить соглашение в силе".
  Последовавшая после моих слов пауза подтвердила, что полковнику о возне вокруг меня кое-что известно. И действительно, следующие его слова подтвердили мою догадку.
  "Кравец допекает?" - спросил Цейтлин.
  "Да. Именно к нему я иду сознаваться в убийстве Болеслава Каминского. Только в этом случае мою жену будут лечить по рекомендациям доктора Кушнова. Я не прошу помочь мне, но мою жену надо постараться сохранить".
  После очередной паузы полковник сказал: "Ладно, поговорю с Левиным. А насчет Кравца - он не совсем наш, он - скорее, областной и способов влияния на него у нас нет".
  "Я об этом догадываюсь, - ответил я, - но спасибо вам и за то, что вы обещали".
  
  ***
  Следователь не соврал - скудный интерьер его "офиса" дополнял невзрачный молодой клерк, сидящий за монитором напротив Кравца в позе боевой готовности. Третий стул в комнате был, очевидно, для меня. В него я и плюхнулся, спросив весело:
  - Итак, с какого места начнем рассказ?
  Кравец неопределенно качнул головой.
  - Наверно, с того, как вы попали на подстанцию.
  - Да, когда бандиты заперли меня на складе, я слышал их разговор и узнал, что Болек, то бишь, Болеслав Каминский, пошел на подстанцию, где наверняка находилась моя жена. Представляете, как я волновался! Поэтому, как только мне удалось вырваться из плена, я побежал на подстанцию.
  - Время назвать не можете?
  - Ни часов, ни "мобильника" у меня не было, но было уже темновато. Ворота на подстанции были открыты. Я разволновался еще сильнее и рванул к посту диспетчера.
  - С этого места, пожалуйста, поподробнее, - попросил следователь.
  - С удовольствием, - и я начал повествование о том, какую кошмарную для меня сцену я увидел, - здоровенный мужик тащит мою жену, буквально отрывая ей руку. Конечно, я такого не стерпел, заскочил на приступку, и отшвырнул наглеца от любимой женщины...
  Кравец слушал внимательно, задавал наводящие вопросы. Клерк, очевидно, тоже туго знал свое дело - строчил на клавиатуре как из пулемета.
  Мы с капитаном понимали, что в свете моего искреннего признания мелочные факты были абсолютно не важны, но видимость подробного следствия необходимо было создать. Таковы были правила избранной нами игры.
  Через час этой довольно изнурительной процедуры допроса, Кравец встал и подошел к своему помощнику.
  - Андрей, иди, отдохни минут пятнадцать, и потом снова приходи, - сказал он и сел на освободившееся место.
  Я наблюдал за тем, как следователь сосредоточенно корректирует текст моих показаний, и понимал, что для меня ничего хорошего из этого не получится.
  - Ну, ну, господин редактор, - пробормотал я, стараясь, чтобы слова мои звучали иронически, - оставь хоть эффект аффекта.
  - Сколько надо, столько и оставлю, - холодно объявил следователь.
  Минут через десять я читал распечатанный протокол допроса.
  Действительно, литературные излишества были убраны. Зато словосочетания типа "я знал, что это убийца" были заменены на "я не знал этого человека, но предполагал..." ...и так далее.
   В основном моя версия была сохранена, но я понимал, что обвинителю на суде будет за что зацепиться. Особенно некрасиво выглядело мое бегство с места преступления. Но и это входило в правила нашей игры.
  Я подписал протокол и спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро:
  - Ну что, гражданин следователь, арестуете меня сразу или как?
  - Не ерничайте, Рац, - холодно произнес Кравец. - Куда вы от нас денетесь?
  Для соблюдения формальностей подпишите подписку о невыезде и идите домой. Кстати, судебная процедура будет, скорее всего, закрытой, поэтому в ваших интересах никому об этом деле пока не болтать.
  - Даже сыну?
  - Что за вопрос? Вы же превосходно понимаете, что по телефону ему ничего толком не объяснишь, да и зачем травмировать парня раньше времени?
  - Умный вы, однако, человек, капитан...
  
  ***
  
  Потекли дни, унылые и однообразные.
  С утра я стоял за стеклянными дверями клиники, наблюдал за Милой, всеми фибрами своей души внушая ей на расстоянии: "Очнись, любимая, очнись тихо и безболезненно для своего сердца! И прости меня за настигшие нас несчастья..."
  После обеда я тащился к Кравцу. Иногда он отпускал меня сразу, иногда давал почитать готовившееся обвинительное заключение. Один раз мы даже съездили с ним на подстанцию, где под подозрительным взором незнакомой мне бабки уточнили на месте преступления некоторые детали дела.
  Затем обычно я шел на предзаводскую площадь, где привычно обсуждались последние автозаводские вести.
  Вести российского и мирового масштаба препарировались как обычно - в кабачке.
  Иногда мне удавалось скрыть кошек, скребущих мою душу, иногда я забывался. Но в таких случаях толстокожие приятели списывали мое дурное настроение на денежные проблемы. Которые, кстати, не миновали и их.
  Но, кроме как на выпивку и небольшую закуску денег мне как раз и не требовалось. Утром к еде у меня появилось отвращение, днем в желудке посасывало, но не очень, а вечером закуска с вином утоляла голод достаточно.
  Больше ни на что я деньги не тратил, буквально усилием воли заставляя себя смотреть телевизор и потом пытаться заснуть.
  Не добавляло хорошего настроения еще одна проблема. Мой сын, Олег, перестал выходить на связь. Последнее сообщение от него были о начале прохождения производственной практики, но вот уже в течение нескольких дней я не мог до него дозвониться.
  Конечно, учитывая характер моего чада, в таком поведении не было ничего страшного. Но ведь деньги у него явно кончались.
  Я послал пару "эсэмэсок", попробовал звонить в разное время суток. Механический женский голос сначала занудливо отвечал: "Абонент находится вне зоны действия", - а потом вообще стал срываться сигнал.
  Потерял он телефон, что ли?
  Конечно, надо учесть, что наши с сыном взаимоотношения последнее время стали...ну как выразиться, менее родственными, что ли.
  Когда Олегу стало лет шестнадцать, он стал отдаляться от меня. Может, посчитал, что ему мало места в моем сердце, потому что я слишком занят Милой, а также своей работой и своими хобби. Может, обиделся, что я не мог ему дать хорошо обеспеченную юность, как у некоторых его приятелей.
  Я, в свою очередь, никак не мог вернуть его расположение ко мне.
  Пытался привить сыну любовь к шахматам, гитаре, литературе - в общем, ко всему, что мило моему сердцу. Но, очевидно, я был плохим преподавателем.
  В результате он полюбил компьютерные игры и пустое, - по моему мнению, - времяпровождение на вечеринках со сверстниками.
  Конечно, я сам был виноват - бездарно упустил время, за которое можно было стать своему сыну не просто отцом, а другом.
  Когда Олег стал учиться в далеком Петербурге, стал надеяться, что по окончании вуза он вернется в наш город, и мы оба, став мудрее, наладим необходимую теплоту в наших отношениях.
   Но как он воспримет все эти беды, постигшие сейчас его семью?
  Укрепится ли его еще не совсем сформировавшийся характер, или, наоборот, порвется та тонкая нить искренности и любви к родителям, которая еще, возможно сохранялась в его душе?
  Эти вопросы волновали меня, и я, признаться, с некоторым страхом размышлял о том, что может произойти, когда мой сын узнает...Честно говоря, я трусливо пытался оттянуть этот момент.
  Вот, к концу практики сообщу ему, что дома неприятности, он приедет, и тогда...
  
  ***
  
  Напрасно, наверное, наши граждане жалуются на медлительность российского судопроизводства. По моему первому опыту, прокуратура работала достаточно быстро.
  Не прошло и двух недель после моих признаний, а день судебного заседания был назначен. У меня оставалось всего лишь два дня, чтобы подготовиться к худшему. Конечно, я надеялся на условное наказание, которое предрекал мне в свое время Шляхтин. Но если угроза, которая чувствовалась в определенных высказываниях следователя, мне не чудилась, то дело могло кончиться для меня гораздо хуже.
  Поэтому надо было вдоволь наглядеться на мою Милую, вечером перед заседанием крепко выпить, и связаться с Серяковым.
  Намечено - сделано. Почти целый день я провел на своем наблюдательном посту в клинике, прерывая свое бдение лишь визитами в кулинарию.
  Ближе к вечеру позвонил в редакцию нашего городского телевидения. Там мне сообщили, что Серяков уже окончил курсы повышения квалификации и на данный момент находится в Петербурге, откуда дня через три вылетит в Екатеринбург.
  Надо же! Неужели мне в кои веки подфартило?
  - Номер своего "мобильника" Владимир не изменил? - прерывающимся от волнения голосом спросил я.
  - Нет, что вы! - ответили мне из редакции. - Мы ведь договорились поддерживать с ним постоянную связь.
  Я тут же уселся на ближайшую скамейку и стал набирать текст "эсэмэски" для Серякова. В ней прописал все известные мне координаты моего сына в Питере, и снабдил убедительной просьбой поговорить с Володей о наших семейных проблемах - тонко поговорить и очень корректно.
  Отослав СМС, я набрал номер Серякова. Услышав его голос, быстро заговорил:
  - Володя, это я, Светослав. Я только что выслал тебе "эсэмэску", и сейчас, в дополнение к ней, даю устное сообщение. Меня не оставили в покое. Один мутный следователь прокуратуры по фамилии Кравец приклепал мне убийство бандита Болека, там, на подстанции, помнишь? Правда, он оставил смягчающие обстоятельства, но, если за всем этим стоит чья-то месть, то ожидать можно всего. Короче, он меня капитально шантажировал моей женой, и я признался, что это я сбросил гражданина на провода высокого напряжения. В этом деле помочь мне уже невозможно, но я тебя прошу заглянуть к моему мальчику в общежитие торгового университета. Если его там нет, найди его и поговори как серьезный мужик с не менее серьезным мужиком. Не мне тебя, акулу разговорную, учить, как тонко доводить до человека подобные сведения...
  Пауза в моей речи возникла по чисто техническим причинам, - не хватило запасов воздуха, - но Серяков воспользовался моментом и начал успокаивать меня:
  - Не волнуйся, Слава, я все сделаю. Более того, постараюсь держать информацию о твоем деле под своим контролем, и даже через свои связи попытаюсь помочь тебе, хотя, если здесь замешаны очень большие люди...
  - В том-то и дело, - перебил я его. - Для меня сейчас самое главное - покой моей жены, которая находится в клинике Левина под присмотром лечащего врача Кушнова, который настроен к ней вполне лояльно. Надо, чтобы ситуация здесь не изменилась, и для этого я готов на все.
  - Ну, надо же, как оно все сложилось, - озабоченно сказал Владимир. - Не знаю тонкостей ситуации, в которую ты попал, но постараюсь узнать, и даже попробую уговорить свое новое начальство дать мне пару дней...
  - Не чувствуй себя по отношению ко мне обязанным! - снова перебил я его. - Ты и так мне сделал много хорошего! И еще сделаешь, если поговоришь с моим сыном.
  - Ладно, ладно, с данного момента я занимаюсь твоей просьбой. Будь на связи.
  Отключив телефон, я впервые за две недели почувствовал себя легче.
  Поэтому через полчаса кабатчица Гала даже слегка удивилась, когда я попросил у ней "большой" стаканчик разливной мадеры. Обычно я довольствовался меньшими объемами и градусами. Пятеро ребят из нашего цеха, уже находившиеся за стойкой, встретили мой "зачин" восторженным гулом.
  И потекли разговоры на волнующие темы.
  
  ***
  
  Вечером я положил свой мобильный телефон прямо на тумбочку, возле самого уха. Чтобы не пропустить звонок из Петербурга.
  
  На горизонте виднеется темно-синяя кайма высоких гор. Мой старший по наряду лейтенант Шульгин смотрит туда, приставив бинокль к глазам.
   "Что-то там не так, - озабоченно говорит он.- Судя по кострам, у подножья ближайшей к нам горы, похоже, собралось много заграничных тюрков".
  Слово "тюрки" Шульгин выговаривает виртуозно. Никакой вышестоящий начальник не мог обвинить его в неуважении к местному населению, так как невозможно было определить долю звука "ч"в его звуке "т".
  "Надо бы сообщить на блок-пост, - продолжает старший по наряду. - Да боюсь прослыть паникером. Рац, возьми бинокль, проберись к нейтральной полосе, замаскируйся и тщательно изучи каждый куст вон в той зоне. Отсюда, с высотки мы будем контролировать твои действия".
  "Есть, - отвечаю я. И ползу по редколесью, буквально загребая сапогами песок на высохших корнях деревьев. Оглядываясь, превосходно вижу разлапистые нижние ветви старого карагача, за которыми укрылся мой наряд.
  Вот и песчаная нейтральная полоса. Укрывшись искусственной грядой и небольшим барханом, я внимательно разглядываю в бинокль все кусты и складки местности на чужой территории. Вот один песчаный холмик показался мне подозрительным. На его макушке вроде бы виднелись мелкие неровности. Но сегодня с самого утра дует довольно явственный суховей, а уж он обычно заботится, чтобы подобных неровностей на барханчиках не было.
  Оглядываюсь назад, да так и застываю в шоке от ужаса. Высотки с карагачем на заднем плане нет! Серая сумеречная масса двигается на меня! Она так огромна, что закрывает небо, и так быстра, что подкатывается к моим ногам! Бежать? Но впереди - чужая земля. Я инстинктивно смотрю перед собой - и вижу багровую тучу, тоже двигающуюся на меня.
  Мгновение, - и на меня будто набросили темное душное одеяло. Я ничего не вижу, и тут меня кто-то начинает бить. Удары мощные, но боли я практически не ощущаю, наверно, из-за шока от ужаса.
  
  Проснувшись, я обнаружил, что борюсь с собственным одеялом. Окно было прикрыто, и в комнате стояла духота. Вскочив, я подбежал к окну, открыл его и стал хватать ртом свежий воздух.
  Тут же проверил мобильный телефон - нет ли пропущенных звонков. Их не было, и я мысленно попенял журналисту за его неоперативную деятельность.
  Ну что ж, время у меня еще есть. И я направился по привычному за последнее время маршруту.
  
  ***
  
  В полдень, когда я сидел в кулинарии за чашечкой кофе, телефон завибрировал в моем нагрудном кармане. Пришла "эсэмэска"! От волнения мелкие буквы расплывались в глазах.
  "Твоего сына я пока не нашел" - гласил лаконичный текст. "Преподаватели и сокурсники не видели его уже неделю. Есть основания для предположения, что твой Володя уехал в Турцию на отдых по "халявной" путевке. Информации пока не достаточно, поэтому жди подробности вечером. Владимир".
  Только этого мне еще не хватало! Буквы на мониторчике телефона стали еще более расплывчатыми.
  Да что же это такое? Почему судьба, наносит мне удары один за другим?
  Я сдавил виски и закрыл глаза.
  Нет, обычно провидение наносит одиночные удары. И, как всегда, вслепую. Будь проклят тот момент, когда я оказался не в том месте и в то время!
  Серии целенаправленных ударов наносят люди. И если бог ими и руководит, то это всего лишь божок местного масштаба, мелочный, злобный и мстительный.
  Теперь я был почти уверен, что случившееся с моим сыном - часть плана этого божка. И чтоб эта мысль подтвердилась, мне надо дождаться окончательной информации от Серякова.
  Запланированную пьяную гулянку я, естественно, отменил. И с пяти часов вечера засел дома со шкаликом коньяка. Капал из него в горячий чай, пил и смотрел телевизор, почти не видя.
  И - размышлял, горевал, что-то планировал...
  В одиннадцать зазвонил телефон. Голос Серякова был глухим и будто простуженным.
  - Светослав, сильно не расстраивайся, - сказал журналист. - Ничего хорошего я тебе сообщить не могу, но и ничего особо плохого - тоже. Короче, от некоего Миши, одного из однокурсников Олега, считавшемся его наиболее близким приятелем, я узнал, что около двух недель назад у твоего сына появился новый приятель, якобы из местных. Олег встречался с ним где-то в городе, поэтому студенты, опрошенные мною, данного приятеля не видели. Только слышали об его существовании. Имя его - Лео, наверное, то ли Леонард, то ли Леопольд. Миша слышал от Олега, что Лео - независимый безбедный человек, имеющий очень влиятельных родителей. Один раз твой сын вроде как намекнул, что, возможно, после практики они за счет нового приятеля сгоняют вместе потусоваться за границу. Кстати, Мишу сам факт подобного признания ничуть не удивил, так как перед практикой всем студентам оформили заграничные паспорта, учитывая возможные места практики в Прибалтике и Польше. И многие студенты собирались посмотреть, какова жизнь там, за бугром. Сегодня мне удалось подключить ребят из местной управления внутренних дел, и мы нашли туристическую фирму, которая продала Олегу путевку в Турцию. Срок действия путевки - десять дней. Она была "горящая" и выкуплена пять дней назад по Интернету от имени твоего сына. Нам очень быстро удалось проверить факт вылета в Турцию группы в полном составе. Однако три дня назад Олег исчез из поля зрения руководителя группы. Такое иногда бывало, зачастую к концу вояжа исчезнувшие туристы появлялись, поэтому в набаты пока бить не стали. Самое странное в этой истории - несомненный факт отсутствия в составе туристической группы человека, хоть сколько-нибудь отвечающего имени и возрасту загадочного Лео. Учитывая комплекс бед, обрушившийся на тебя в последнее время, ты, наверно, уже почуял некую взаимосвязь событий в нашем городе и в Петербурге? Светослав, что не отвечаешь?
  Я отодрал отяжелевший язык от гортани и скрипучим голосом произнес:
  - Почуял...еще после твоего первого звонка. Но, как всегда, надеялся...
  - Но, но, - поспешил с утешениями журналист, - надежд разных и сейчас у тебя полно. Во-первых, может быть вариант самый тривиальный - тот, из-за которого пока нельзя привлекать к этому делу полицию. Молодой оболтус, впервые попавший за границу, глупости и так далее. Во-вторых, какая-нибудь вербовка, не шпионская, конечно, а связанная с щекотливой работенкой за рубежом. Может быть, любовь, да мало ли что? Сам подумай, пусть тебе вовсю портят жизнь, но на крайние меры не идут. Похоже, хотят потыкать мордой лица в самую вонючую грязь. Именно тебя, хоть и через твоих близких.
  - Да уж, в качестве покойника я бы так не расстраивался, - горько усмехнулся я.
  - Вот, вот, - подхватил Владимир. - Мне кажется, в худшем случае твоего сына на что-то спровоцировали. Парень молодой, психика неустойчивая...кстати, такие изощренные способы мщения присущи лицам определенного менталитета. Помнишь наш разговор? И фамилию моего предположения?
  Я угрюмо молчал.
  - Ладно, - продолжал Серяков. - Я тут оставлю заявление по поводуОлега. - Они обязаны будут расследовать. Контроль с моей стороны обеспечен. Я уже тут напел, что я твой наикращий друг, и кум, и так далее и тому подобное. А поскольку я все-таки журналист, причем, как надеюсь, не самого мелкого масштаба, то у местной полиции есть все основания работать на совесть. Так что пока все не так уж и плохо.
  - Да, так говорил кровельщик, пролетая между шестым и пятым этажом десятиэтажного дома, - пробурчал я. - Все отлично, только завтра меня, скорее всего, прямо из зала суда направят в места не столь отдаленные. Телефон отберут, к Милой пускать не будут, информации от тебя лишат. Шляхтина нет, на Цейтлина надежды нет...
  - Да что ты разворчался, как старик, - перебил меня Владимир. - Не за что тебя сильно наказывать, к тому же роль твоя в разгроме профессиональной гангстерской группировки общеизвестна. Главное - помни, что есть люди, которые постараются тебе помочь.
  Да, и этот факт являлся единственным светлым пятнышком в моей нынешней жизни.
  
  ***
  
  Ночью я практически не спал. Иногда забывался под монотонное бурчание телевизора. Голова была дурная, раскалывалась от тупой монотонной боли. Но кошмарных видений вроде бы не было. Или я их не помнил?
  Так или иначе, в шесть часов утра я уже стоял под ледяным душем. Затем перекрыл газ в квартиру, полностью отключив газовую плиту. Горячую и холодную воду перекрыл до счетчиков, электричество - тоже.
  Ничего особо ценного в квартире не было. Телевизоры, холодильник - дешевое старье. Все ценное для нас с Милой - семейный фотоальбом и ее безделушки я скидал в старую сумку, которую забросил в кладовку. Саму кладовку закрыл на амбарный замок, ключ положил в карман.
  Надел плотные джинсы, футболку, жилетку-спасительницу и курточку - провокаторшу итальянского происхождения. В нее положил паспорт, в котором, вместе со страховым свидетельством хранилась фотография Милой с Олежкой на руках, снятая пятнадцать лет назад. Может, одежду и фотографию мне оставят?
  Закрыл двери, спустился к Лакшину.
  - Беспокою тебя, так как знаю, что ты рано встаешь, - сказал я Сергею. - Слушай, я тебя никогда ни о чем серьезном не просил. Так вот, прошу, возьми вот эти ключи от моей квартиры и последи за ней, пожалуйста. Я тебе говорил, жена у меня в больнице, причем надолго. Сын Олег может тоже очень долго не вернуться из Питера. Я сам почти со стопроцентной вероятностью отбываю сегодня на работу в далекие края. Не спрашивай с меня подробности, расскажу по приезду. Только прошу тебя - что бы тебе не рассказывали обо мне плохого, не верь. Приеду - расскажу все обстоятельно. Ладно?
  На честной скандинавской физиономии Лакшина выразилось недоумение. Но надо отдать ему должное - он не стал задавать лишних вопросов. Он просто уточнил, как быть с ключами в непредвиденных случаях.
  - Можешь, естественно, отдать их только моей жене и моему сыну, если они спросят их у тебя, - сказал я. - Больше - никому. Вообще не болтай, что они у тебя есть. Разок в неделю посматривай на двери и окна. Вообще-то я все коммуникации отключил, но мало ли чего...вот тебе деньги на случай каких-нибудь непредвиденных доплат. Даже не думай отказываться! Тем более, возможно, доплатить придется больше...ну, бывай!
  Пожав его широкую ладонь, я направился к зданию городского суда. Вообще-то до заседания было больше двух часов, но я решил прогуляться по родному городу, такому свежему и красивому с утра.
  
  ***
  
  Заседание проходило как-то по-дурацки, - по моему мнению, конечно.
  В небольшом зале присутствовало около десятка человек.
  Прямо перед трибуной судьи сидели два представителя прокуратуры и мой молодой плюгавенький адвокат.
  Невдалеке блестел гладко выбритым неподвижным лицом Кравец.
  Остальных я не знал, но, очевидно, это были работники правоохранительных органов, так как физиономии некоторых я помнил еще по приснопамятному заседанию в прокурорском кабинете.
  Кстати сам Аверьянов отсутствовал - может быть, усовестился принять участие в этой маленькой трагикомедии?
   Судья, плешивый мужчина средних лет был мне незнаком. Может быть, он не из нашего города?
  Обвинительная речь представителя прокуратуры была вялой и достаточно короткой. Суть ее сводилась к существованию самого факта убийства, пусть непредумышленного, пусть с целями защиты родного человека, но все-таки - убийства. Страшно подумать, что произойдет с законом и порядком, если у нас будут убивать людей, - пусть даже явно не праведных, - лишь за то, что кому-то что-то почудилось.
  Короче, прокуратура требовала для меня четыре года общего режима.
  В качестве единственного свидетеля обвинения вызвали Филиппа, похоже, только для того, чтобы заседание было похоже на суд. В пользу обвинения сторож сказать толком ничего не смог, тем более, что перед дачей показаний его основательно напугали ответственностью не только за ложные показания, но за разглашение самого факта присутствия на данном заседании.
  Впрочем, по моему убеждению, Филипп ничего и не мог разболтать, так как вряд ли соображал, где он находится и кого судят. Хорошо, что его увели сразу после его неразборчивых блеяний, а то бы он мог подумать, что судят здесь его самого.
  Мой бесплатный адвокат выглядел ненамного лучше Филиппа, из чего я заключил, что дел крупнее кражи курицы вести ему не доводилось. Свою защитительную речь он построил только на эмоциональной составляющей дела. Прямо, как для присяжных заседателей женского пола! Я заметил мимолетные ухмылки у некоторых присутствующих в зале.
  Я в последнем слове обратил внимание суда, что на момент свершения преступления у меня было достаточно веских оснований считать бандитом напавшего на мою жену дюжего мужика, причем бандитом, реально угрожающего смертью, как моей жене, так и мне самому. Но, тем не менее, сказал я, - у меня не было намерения убить ублюдка. Я всего лишь стремился отбросить его от любимой женщины. Взглянув в зал, я увидел, что после моих слов некоторые представители правопорядка одобрительно кивнули.
  Я взглянул на судью, и в его глазах мне, похоже, померещилась странная смесь любопытства, недоверия и сожаления. Хотя, что можно правильно прочитать на лицах профессиональных юристов?
  Судья взял полчаса якобы на размышление. Скорее всего, он просто попил чайку, потому что вернулся минут через десять и огласил вердикт.
  Меня приговорили к двум годам исправительных работ в колонии общего режима. Препроводить туда меня было предписано прямо из зала суда. Апелляцию разрешалось подать в течение двух недель.
  Мои обвинители и адвокат не выглядели слишком расстроенными.
  
  После длительного ожидания ко мне подошли два дюжих молодца с эмблемами МВД.
  Мой защитник повернулся в мою сторону и произнес:
  - Жаль, что не получилось с условным наказанием. Но мы еще поборемся....
  Домой "за вещами" идти я отказался - зачем мне рисоваться в родном городе под конвоем?
   В ответ на это решение старший охранник в чине сержанта удовлетворенно кивнул, - меньше проблем, - и сказал:
  - Ну что ж, в соответствии с вердиктом, срок отматывать ты уже начал. Поэтому не будем тянуть кота за хвост, поехали. Тебе, парень, повезло. Колония твоя - совсем рядом с домом, час езды на "уазике"...
  - Аргыз? - догадался я.
  - А что, знаком? - заинтересовался сержант.
  - Не был там, но наслышан. Там же несовершеннолетних содержат!
  - Много ты знаешь, - хмыкнул мой сопровождающий. - Там сейчас общественно полезное производство, так что "химиков", таких как ты, там хватает. Ладно, поехали. До конца дня надо будет все оформить, с "гостиницей" твоей решить, на харч тебя записать. Кстати, если понадобится, обращайся ко мне "вы, господин сержант".
  
  ***
  
  Барак, в который меня определили, был, конечно, похуже гостиницы, даже однозвездочной. Но нам ли, бывшим советским, а нынешним российским провинциалам, кукситься от грубой обстановки? Мы были и в пионерских, и в туристических лагерях, а это был лагерь просто трудовой.
  Но если серьезно, то я ожидал худшего. В безлюдном помещении нар никаких не было, зато были старые панцирные койки с довольно приличными постельными принадлежностями. Их было всего шесть, тумбочки у каждой. Длинный стол посредине больше походил на верстак, но обструган был очень качественно. Будто в комплекте с ним смотрелись табуретки.
  - Пока брось свой пакет на стол, и садись рядом, - распорядился сержант. - Никуда не уходи.
  И он ушел. В целлофановом пакете, о котором упоминал сержант, мне выдали потертую спецовку и грубые рабочие полуботинки. Кстати, никто меня не брил, даже не стриг, и мне оставили всю мою одежду. Правда, обыскали ее тщательно, даже по всем швам прошлись какой-то проверочной машинкой. Забрали все, что я имел при себе, составив опись. Но мне удалось упросить оставить себе фотографию жены и сына.
  Минут через пять появился старший лейтенант, китель которого не мог скрыть накачанных мышц. Чернявый мужик средних лет, явно башкирского происхождения. Я на всякий случай приподнялся с табуретки.
  - Сиди, - скрипучим голосом приказал старший лейтенант.
  Сам сел напротив, отстегнул от пояса нечто, похожее на военный планшет.
  - Я - Давлет Русланович, старший воспитатель по общежитию. Как я понял, ты - Рац, имя опустим, осужденный за убийство с кучей смягчающих обстоятельств, раз ты у нас. Здесь хорошая организация, но советую не забывать - учреждение исправительное и цацкаться с тобой никто не будет...
  Далее последовали цитаты из инструкции по распорядку дня, которая, кстати, висела с обеих сторон входной двери. Но старший лейтенант давал, в основном, не только разъяснения к инструкции, но и ее толкование, свое собственное, разумеется. Длилось это не менее получаса, но у меня хватало ума слушать внимательно.
  - Завтра утром познакомишься с руководителями по производству, - сказал, наконец, Давлет Русланович, давая понять, что беседа закончилась.
  Взглянув на часы, он добавил:
  - Советую пока занять вот эту койку, ближнюю к двери. Это будет вежливо по отношению к жильцам, которые, кстати, придут с работы с минуты на минуту.
  Он ушел, но я не стал следовать его совету - остался сидеть за столом.
  За входными дверями кто-то произнес начальственным басом: "Разрешаю отдохнуть до ужина и вечерней поверки", и в комнату вошли трое явных старожилов этой комнаты.
  Они недоуменно посмотрели на меня, переглянулись, и стало ясно, что с ними нет их лидера.
  Поэтому они выбрали пассивную тактику поведения - прошли к своим кроватям и, скинув комбинезоны, завалились на них, выжидающе поглядывая на меня.
  Один из них, совсем молодой парень, негромко сказал своему соседу: "Это что еще за хрен с горы?", на что тот, погладил свою окладистую бороду и успокаивающе пробормотал: "Погодь, придет Филин - разберемся".
  Я пошевелился, кашлянул и бодро сказал:
  - Когда придет Филин?
  - Скоро, - пообещал юнец то ли насмешливо, то ли зловеще.
  В наступившей тишине я тоже поглядывал на местных обитателей и размышлял о том, что редко встретишь столь колоритных личностей, причем трех сразу.
  Молодого парнишку можно было бы признать красивым. Вспомните двадцатилетнего Сергея Есенина на его знаменитом портрете: правильные славянские черты лица, голубые глаза, белокурые волосы. А теперь представьте, что кто-то укоротил и взлохматил поэту волосы, слегка обесцветил глаза. Затем насажал по его щекам и шее крупных веснушек и исказил рот в постоянной ехидной гримасе - таким образом, чтоб все время виднелся отсутствующий передний зуб, - вот вам и портрет нашего персонажа. Представили?
  А вот его пожилого соседа можно было выдать не только за одного из бурлаков на Волге, но и за митрополита всея Руси, - в последнем случае, если откормить, помыть и причесать, конечно. Мужчина крупный осанистый, поверх огромной бороды типа "триколор", - черной, местами белой и рыжей, - мягко светились всепрощающие, но, по-моему, бесноватые, карие глаза.
  Ну, хоть икону пиши!
  Третий старожил сего помещения на кровати не лежал, а сидел, по-восточному поджав под себя ноги. На мысль об его азиатском происхождении наводила и некоторая желтизна кожи. Но на этом ассоциации с Азией заканчивались. Крепко сбитый крепыш небольшого роста, он обладал широкой мрачноватой физиономией с вполне европейскими чертами лица. И глаза у него были светло-серыми - сей факт я отметил, когда он взглянул на меня, заходя в комнату. Так как, после этого, усевшись на кровать, он прикрыл веки и погрузился в размышления.
  "М-да, команда у Филина еще та, - подумал я. - Как же выглядит сам вождь этих архаровцев?".
  Хлопнула дверь, и вошел человек.
  Что именно он здесь старший, я догадался мгновенно. Паренек и бородач при его появлении сразу сели на койках, а медитирующий тип, хоть и не шевельнулся, но глаза приоткрыл.
  Человек был среднего роста и очень неопределенного возраста. Щеки розовые, но шея вся в морщинах. Глаз не было видно из-за солнцезащитных очков. Но когда в полутьме помещения линзы посветлели, я увидел в них огромные зрачки. Этот взгляд в сочетании с кустистостью бровей и ушей полностью оправдывал кличку их владельца.
  Филин сел напротив меня.
  - Итак, - сказал он и оглядел присутствующих. - По поводу вот этого мужика я получил маляву, хоть и электронную, но вполне достоверную. Господа фраера, просим жаловать! Перед вами рабочий человек Рац, погоняло будет такое же, пока новое не заработает. У него нет блатного прошлого, но есть определенные заслуги перед нашими боссами. Некая отмороженная гангстерская группировка, известная в определенных кругах как банда Литвина, угрожала хорошей жизни городских пацанов. Этому человеку как-то удалось лично уничтожить почти половину банды, состоящей из отпетых головорезов и бывших спецназовцев. Это - чудо, о котором он, если захочет, поведает. Остальные бандиты-провокаторы были пойманы опять же при его содействии и умерли, кто от оружия ментов, а кто в пьяной драке в изоляторе. Кое-кто из нас знает об этом не понаслышке...
  Тут он хитро улыбнулся и посмотрел по сторонам. Три пары глаз уважительно смотрели на меня. Желтолицый крепыш встал и подошел ко мне. Постоял долю секунды - будто сквозняк проскочил возле моего носа.
  - Реакция у него плохая, - сказал полуазиат, задержав ногу у моего плеча.
  - Его главная сила не в руках и ногах, а в голове, - снова улыбнулся Филин. - Рац, перед тобой отличный боец, погоняло Кореец, в метриках прописан как Вадим Пак. Вон того зеленого кличут Щер, по паспорту Юрка Иванов, очень ловкий парнишка. Ну, а того, бородатого, зови Попом, не ошибешься. В списках на работу и жратву он записан как Григорий Дьяков, хотя наверняка уже не помнит, как его звали в молодости - слишком долго бомжевал. Другими фактами из своих биографий друг с другом можете делиться по желанию.
  Судя по речи, Филин был человек образованный, и словечки из блатного жаргона применял, как говорят, "по месту". Вполне возможно, что он был одной из правых рук многорукого и продвинутого городского "крестного папы".
  
  ***
  
  Жизнь потекла по монотонному маршруту: плац, поверка, цех, столовая, снова цех, столовая, плац, поверка, койка.
  В цехе мне сразу нашлось привычное дело - обслуживание и ремонт электронной части оборудования. Начальство тут же просекло поляну и стало привлекать меня к ремонту телефонов и оргтехники, причем не только служебной.
  Мой адвокат появился только через неделю. В апелляцию я не верил, поэтому текст ее прочитал невнимательно, но подписал. Воспользовавшись присутствием защитника, выклянчил право на два звонка.
  Позвонил, естественно, Кушнову и Серякову, получил от обоих подтверждение, что плохого ничего не произошло. Правда, и хорошего - тоже.
  Потом прошло еще две недели. В лесу за оградой зоны начали желтеть листья, хотя стоял еще август. Обычно так и бывает, когда лето жаркое и сухое.
  Вообще, что касается жизни в колонии, то она оказалась лучше, чем я ожидал. Но настроение было плохим. Сердце постоянно щемило. Филин и его приспешники вопросов не задавали, и по их лицам было видно, что они то ли догадывались о моих проблемах, то ли знали.
  Я написал начальнику колонии заявление, в котором просил разрешение делать звонки на волю не реже двух раз в неделю. Тот подписал, но с резолюцией "достаточно одного звонка". Что ж, спасибо ему и за это.
  Серяков сообщил мне, что Олег уже объявлен в розыск полициями России и Турции. Сам журналист попытался настоять на международном розыске, но ему объяснили, что для этого пока недостаточно оснований. Мол, если будет доказано, что над парнем нависла серьезная угроза, тогда...в общем, бюрократия, одно слово.
  У Милой состояние стабильное. Физически организм в порядке. Врачей не узнает, хотя слушать Кушнова стала лучше. Хотя это ему, может быть, и показалось.
  Но мой тонкий лучик надежды стал ярче.
  Может быть?...
  
  ***
  
  Надежда живет в душе. И она ее питает.
  Когда надежду убивают полностью, душа не выживает, по крайней мере, в том виде, в котором она жила настоящей жизнью.
  Мою надежду убили двадцать пятого августа. Двадцать второго я звонил Кушнову, он сказал мне, что выехал в Москву на симпозиум, что будет там всего неделю и что все будет хорошо.
  А двадцать пятого утром меня вызвали к руководству. Начальник колонии посмотрел на меня как-то странно, посадил за стол и сказал:
  - Вот тут пришли бумаги...одна мне, другая вам.
  Обычно он обращался ко мне на "ты", и сердце мое стало проваливаться куда-то в диафрагму.
   - Ну, меня просят отпустить тебя в город, - сказал начальник. - На полчаса... проститься с женой.
  Меня качнуло.
  - Зачем мне с ней прощаться? Вы что, меня хотите куда-то переправить? - сиплым голосом пролепетал я, отказываясь верить своему жестокому рассудку.
  Начальник подал мне письмо. Взгляд мой скользнул по обратному адресу - "клиника д-ра Левина".
  И - текст.
  "Просим сегодня к 12.00 обеспечить Рац Святославу Сергеевичу прощание с его женой, Рац Людмилой Ивановной, умершей позавчера в нашей клинике от инсульта..."
  Я сдавил виски и закрыл глаза. Это был инстинктивный жест, потому что я знал - ничего не поможет. Услышал звяканье стакана и голос начальника колонии "Выпей...пожалуйста".
  Собрал всю свою волю и прошептал:
  - Где ...бумага...мне?
  А вдруг в этом адресованном мне письме будет написано, что все это - происки моих врагов, и на самом деле Милая не умерла?
  "Позвольте выразить вам глубочайшее сожаление по поводу преждевременной кончины вашей...учитывая ваше положение...всю организацию похорон...все расходы берем на себя...Людмила Ивановна будет похоронена на нашем больничном элитном кладбище...Со скорбью. Профессор медицинских наук..."
  Я медленно смял письмо, засунул его в карман и взглянул начальника колонии. Тот отвел глаза, взял трубку телефона.
  - Дежурную машину и конвойный наряд ко мне, быстро!
  
  ***
  
  В большой холодной комнате было пусто и сумрачно. Одинокий стол посредине освещался лишь свечой на высоком подсвечнике.
  Маленький очкарик с седой бородкой, - Левин? - отпустил мою руку и растворился в полутьме, да я уже ничего и не видел - кроме своей мертвой любви.
  Милая лежала, сложив на груди руки. Руки, наконец, успокоившиеся.
  Навсегда.
  Мне казалось, что я нахожусь в одном из моих кошмарных сновидений. Я желал проснуться, пусть даже на электрическом стуле за секунду до смерти, но только чтобы успеть увидеть, что моя любимая жива и здорова.
  В ярком, слегка подвижном свете лицо ее выглядело живым и прекрасным. Моя царица превратилась в мертвую царевну?
  Я губами прикоснулся к ее холодным губам.
  Кто-то, очевидно, охранник, придержал меня за плечо.
  Губы моей жены пахли формалином, воском, еще чем-то.
  Запах был настолько реальным, что я глухо застонал и начал ощупывать свое лицо. Потом потянулся к щеке Милой.
  - Не давайте ему нарушать макияж, - шепнул кто-то сзади.
  Мою руку перехватили, я дернулся, но держали меня крепко.
  - Ну, ладно, хватит бедолагу мурыжить, - сказал хриплый бас, - тем более, что отведенные полчаса уже истекли. Поехали.
  
  
  Часть 3. В конце лета
  
  Мое тело было живым.
  Оно реагировало на просьбы и приказы, и двигалось, выполняя привычную работу.
  Оно питалось пищей, не замечая, правда, какой.
  Оно спало, причем, без сновидений, - хаос постоянных тяжелых раздумий прерывался, возвращаясь потом в кошмар реальности: Милой больше нет!
   Филин и компания не пытались разговаривать со мной после вечерних поверок. Может быть потому, что я приобрел привычку каждый вечер стоять у боковой стены нашего барака и подолгу смотреть на лес, на склоны гор за забором нашей зоны.
  Сентябрьское солнце в это время суток обычно было уже на исходе и за моей спиной. Его отраженный яркий свет усиливал зеленые, красные и желтые сполохи от сосен, осин и берез.
  Красоту эту я ощущал глазами, но не душой. Но боль в сердце ненадолго стихала. И поэтому я стоял и смотрел, стремясь продлить облегчение, и продолжалось это обычно до ударов гонга, извещающего об отбое.
  Но наступил день, когда солнце закрыла туча, и заморосил мелкий дождь. Сырость и холод не пугали меня, но автоматически я поднялся на крыльцо нашего барака и через слегка приоткрытую дверь услышал разговор, доносившийся из комнаты.
  - Душевные раны хорошо лечатся лишь при обращении к богу, - говорил Поп. - Сами подумайте, человеку легче утешиться после потери близких, когда он начнет верить, что после смерти воссоединится с ними.
  - Философия слабаков, - презрительно возразил ему Кореец. - Даже если твой бог существует, то ему явно нет дела до таких мелких шестерок, как мы. Сильным ребятам выгодна ваша рабская религия, потому что она отучает сопротивляться.
  - Религия - фуфло для лохов, - подал свой голос Щер. - У попов свои понятия. Слямзить несколько пятаков у жирного кота они считают великим грехом, зато - разведешь фраеров на миллионы, поделишься с той же церковью - и ты прощеный, чуть ли не святой.
  - Согласен, - степенно проговорил Поп. - Но это деяния людей, грешников, по сути. Для бога неважно, кем тебя считают люди, у него свой счет.
  - Скажи, он все видит и слышит? - завелся Щер, - Ты скажи, скажи! Да? Так чего же он всю жизнь мутузит совестливых бедолаг, а беспредельщикам позволяет жиреть в роскоши?
  - Щер, хочешь, я догадаюсь, что он скажет, - вступил в разговор Филин. - Пути божьи неисповедимы, да, Поп? Конечно, а что еще ты можешь сказать? Короче, парень, твои кореша правы. Христианство специально придумано для тупых, чтоб сделать их еще тупее, и для слабых, чтобы сделать их еще слабее. Буддизм, к которому тяготеет наш Кореец, хоть и выглядит эгоистичным, но намного честнее.
  - Но ведь вера дает надежду! - чуть ли не взмолился бородач, оставшийся в явном меньшинстве. - Как жить без надежды на лучшее? Посмотрите на Раца, так ведь и свихнуться можно!
  - Видел я фраеров в подобных ситуациях, - задумчиво произнес Филин, - да и самого мутило чем-то подобным. И вот что я скажу. Некоторых фраеров жизнь ломала и сводила до уровня бомжей или блаженных. Некоторые окрысились на весь белый свет и потеряли понятия, а без понятий, сами знаете, долго не проживешь. А некоторые спаслись и от того и от другого. Но спас их не бог. Их спасло появление у них цели...где-то помочь, где-то отомстить. Понимаете, не просто набить брюхо или напиться...
  Я тихо спустился с крыльца, встал под дождем, подняв лицо вверх и раскинув руки. Дождь охладил разгоряченную голову, я встряхнулся, как собака и пошел в общежитие.
  Когда я вошел, все с любопытством посмотрели на меня. Наверное, я выглядел немного не так, как они ожидали. Подойдя к Филину, я присел на край его кровати и тихо сказал:
  - Филин, ты, наверно, в курсе, что я сам дал следователю себя сюда посадить, чтобы эскулапы не трогали мою жену. Я знаю, что в момент ее смерти, ее лечащего врача не было в городе. У тебя есть возможность достоверно узнать, как умерла моя жена? Просто несчастный случай, или лечение форсировали?
  - Что смогу, узнаю, - лаконично ответил Филин.
  Я пересел к Корейцу, сидящему на кровати в своей любимой позе.
  - Вадим, краем уха я слышал, что в молодости у тебя был огромный опыт уличных драк в хулиганских районах Старгородка. Скажи, только честно, что тебя чаще выручало в жизни - приемы тех драк или техника восточных единоборств, которую ты изучал?
  Кореец открыл глаза.
  - Черт, об этом я никогда не думал, - удивленно произнес он. - Дай подумаю.
  И снова прикрыл веки. Очевидно, эпизоды многочисленных боев и драк проносились в его памяти.
  - Знаешь, если бой на ставку, - наконец проговорил он, - то больше помогала техника восточных единоборств. Но если бой по жизни смертельный...
  И он замолчал.
  - Так, ясно. Подумай над моей просьбой, - сказал я. - Здесь нас ничто не отвлекает. Научи меня трем-четырем самым крутым, пусть и грязным, приемам. Даю железное слово, я сам буду отрабатывать их до автоматизма.
  - И я хочу, - соскочил со своей койки Щер. - На воле отблагодарю, бля буду.
  - И я буду бля, - улыбнулся я.
  Кореец посмотрел на Щера и сказал:
  - Тебе надо тренироваться бегать, прыгать и преодолевать препятствия. Смертельные приемы тебе не нужны, ты их плохо освоишь, а если хорошо освоишь, то плохо применишь. А вот над твоим предложением, - он взглянул на меня, - я подумаю.
  - И на том спасибочко, - кивнул я.
   И пересел на табуретку рядом с койкой Попа.
  - Слушай, - сказал я, заглянув ему в глаза. - Я случайно слышал часть твоих высказываний на христианские темы, и хочу сказать, что твое мнение имеет право на уважение. Но я лично не верю в того бога, который из ничего сделал свет, любил людей только одной национальности и послал Христа на заклание. Я думаю, что существует некто, который настолько мощнее нас по духу, силе и интеллекту, что наши с ним пути пока не могут пересечься. И я верю в людей, которые путем самосовершенствования достигали могущества этого "некто" Вот они и становились богами. Очевидно, что именно в таких богов и верили наши языческие предки. По моему мнению, их вера и была настоящим православием - боги правили, а люди их славили.
  Поп исподлобья посмотрел на меня и сказал:
  - Что ж, твое мнение тоже имеет право...
  Гонг прогудел "отбой" и свет в комнате погас. Под возню и покашливание "сокамерников" я пробрался к своей кровати. Сразу уснуть не мог, но чувствовал, что рана на сердце хоть и болела, но кровоточила уже не так сильно.
  
  ***
  
  На следующий день впервые после двадцать пятого августа я воспользовался своим "правом телефонного звонка". До Серякова дозвониться не удалось, тогда я набрал номер Кушнова.
  Унылый голос врача соболезновал, сыпал медицинскими терминами, приносил извинения от имени российской медицины.
  Но меня это не интересовало. Внимание мое зацепилось за фразу "извините моих коллег", и я сразу же спросил:
  - Лечение без вас форсировали?
  - Нет, нет, что вы! - несколько торопливо ответил Кушнов. - Если бы Холиц и Минько решили изменить метод лечения, мне бы сообщили. Зачем корифеям психиатрии скрывать что-то от простого психотерапевта?
  В унылом голосе мне почудился горький сарказм. Нет, врач явно что-то недоговаривал!
  До Серякова удалось дозвониться только через час. Он сообщил мне об очередном отсутствии информации по моему сыну и о том, что он направил в центральное управление УВД требование объявить международный розыск. К концу разговора я глухо выдавил из себя:
  - Моя жена...умерла.
  - Как? - выдохнул мой собоседник.
  - От инсульта...но я подозреваю, что ее лечили не так.
  После паузы, Владимир произнес:
  - Сочувствую. Ты как, держишься?
  - А что мне остается здесь делать? - с горечью спросил я.
  Трубка молчала, но я был уверен, что журналист сейчас задаст вопрос, который он и задал:
  - Ты...твой Олег...твоя жена. Не слишком много трагических совпадений на одну голову?
  - Да уж, слишком, - из-за теснения в груди едва удалось прошептать мне. - Как в каком-то кошмаре - связывают, чтобы не мог сопротивляться, а потом бьют, добивают...И так мало светлых моментов, то есть хороших людей, как ты. Спасибо тебе. Мой звонок тебе - через неделю.
  
  ***
  И вот передо мною - лист, вырванный из журнала проведения техосмотров оборудования. Перед тем как разорвать его, я несколько раз перечитал написанное.
  Лист был разделен на две графы.
  В правой графе:
  
  Олежка (студент);
  Смирнов (бывший спецназовец УВД);
  Серяков (журналист);
  Медвед (пенсионер);
  Кушнов (психотерапевт);
  Лакшин (мелкий предприниматель);
   Шляхтин (капитан УВД)
  
  В левой графе:
  
  Кравец (капитан, следователь прокуратуры);
  Холиц (психиатр клиники);
  Минько, Левин?
  Макагонов;
  Стрельченко (подполковник УВД);
  Либерман!!!
  ???
  
  Я хочу воздать по заслугам.
  Но я не бог, и - даже не божок мелкого уровня.
  У меня нет материальных ценностей. Я не могу нанимать исполнителей для осуществления своих целей.
  Я не хочу применять террор для решения проблем, так как меч этот - обоюдоострый.
  Враги мои действуют приемами, оправдавшими себя в течение тысячелетий. Это - их территория, и здесь мне их не победить.
  
  Зато сейчас у меня нет главной человеческой слабости - жажды жить лучше. Порваны почти все нити, связывающие меня с жизнью, поэтому нет страха перед смертью.
   У меня есть время - вся моя оставшаяся жизнь.
  Я понимаю, чего хочу, но пока не знаю, как достичь цели.
  А пока я буду вбирать в свое тело и в свой мозг все, что мне может пригодиться. Например, боевые навыки и тренированную холодную ярость Корейца, житейскую мудрость и знание темных сторон жизни Филина, ловкость и хитрость Щера, даже неистребимую привычку верить в лучшее Попа. От всех встреченных мною людей я буду прививать себе свойства, могущие помочь в достижении цели.
  Но на базе яростного желания я включил свое подспудное воображение, которое работает днем и ночью на уровне подсознания.
  И не может быть, чтоб я не придумал то, что мне нужно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"