Почти у всех есть домашнее животное: кошка, собака, попугай, а кто в деревне живет, у того коза или корова, а то и лошадь. Домашнее животное это приятно - его покормить и погладить можно и погулять пойти вместе и друзьям показать и даже пожаловаться ему, когда грустно. Но сейчас речь не о них. Я хочу рассказать о животных, которые, обычно, в доме не живут, но которых мы довольно часто встречаем, выходя гулять, или видим из своего окна. Ворон или синичек, например. Но это только в больших городах, кроме птичек да мышей с крысами, вряд ли кого увидишь, а в деревне и сороки и ласточки и скворцы и грачи и галки рядом живут и аисты и ежи. А ведь деревни по всему миру разбросаны. Представляете, сколько самых разных животных живет рядом с ними.
Я геолог и поэтому часто езжу в экспедиции в разные части нашей огромной страны, а, иногда, и в другие страны тоже. Моими домами были и лесные избушки - зимовья и африканские хижины и палатки на берегу рек. Я хочу рассказать о тех животных, которые жили рядом со мной, чем-то меня удивили и которых я мог наблюдать довольно долго. О диких животных, встречавшихся во время маршрутов по тайге или африканской саванне, писать не буду, потому что эти встречи такие короткие, что и рассмотреть то успеваешь совсем мало.
Муравьиный лев.
Дело было в Сенегале. Это страна такая. На самом западе Африки, на берегу Атлантического океана. Берегом она начинается для тех, кто приплывает в столицу страны - Дакар на корабле. Ну а дальше на восток нет ни только океана, но и вообще большой воды. Только выжженная солнцем желтовато-серая саванна, пересеченная кое-где руслами пересохших рек.
Вот в этой саванне, неподалеку от деревушки темнокожих низкорослых местных жителей народности Малинке и был тогда мой дом - сплетенная (как корзинка), из расщепленного бамбука круглая хижина с заостренной вверх крышей, сделанной из жердей и покрытой толстым слоем слоновой травы. Слоновая трава спасала от жгучего африканского солнца, а ажурные стенки пропускали освежающий ветерок.
Жил я не один. Нас было двенадцать геологов, приехавших из России помочь сенегальцам найти золото в этом краю. Вокруг, вытоптанной до асфальтовой твердости площадки, стояли в ряд двенадцать одинаковых круглых хижин и одна вытянутая большая - где мы ели или просто собирались обсудить наши дела.
Всё это и было нашим домом. А вокруг была саванна - редкий акациевый лес, местами возвышающийся, толстенными баобабами и сейбами. Огромные, иногда в два человеческих роста, заостренные глинистые башни термитников придавали лесу непривычный сказочный вид. Лес такой редкий, что по нему почти везде можно было проехать на джипе. Сейчас, в сухой сезон, все листья с деревьев опали. Лишь изредка попадались деревья все в ярко- красных цветах на голых ветках, да, иногда, можно было встретить небольшой, всего по колено, "мышиный баобаб", покрытый мелкими бледно-розовыми цветочками.
В саванне жили животные, которых мы считали околодомашними. Хотя это скорее был их дом, а мы были околодомашними людьми. Ведь они родились и жили здесь и их родители жили здесь и родители их родителей тоже. Их было много. В реке под обрывом жила бегемотиха Берта, названная так самым старшим из нас - Митричем. В огромном полуразрушенном термитнике у гаража жила черная королевская кобра, у которой имени не было, потому что в глубине души все ее боялись, хотя конечно никто не признавался. Ещё бы не бояться, когда её след на пыльном полу хижины больше всего напоминал след протащенного каната.
С восходом солнца на "центральной площади" - площадке перед большой хижиной, копошилась стайка разноцветных , чирикающих веселых ткачиков, выклевывающих крошки. Они постоянно ссорились и временами, без видимой причины, вспархивали вверх ярким салютом. С акации на акацию перелетали не очень большие, ростом с галку, и не очень яркие светло-зеленые попугаи. В общем, жизнь была повсюду, жизнь была на виду.
Но рассказ пойдет о животном мелком, совсем некрасивом, хотя и носящим грозное имя "муравьиный лев". Мы познакомились случайно. В тот день я что-то приболел и в маршрут не пошел. Я сидел у края лагеря, в тени огромной сейбы, на гребне её воздушного корня, напоминающего небольшую загородку. Вдруг, краем глаза, я заметил какое-то движение. Приглядевшись, увидел круглую ямку, размером с яблоко. Ямка сужалась вниз в виде кратера вулкана. Её песчаные стенки очень круто поднимались вверх. На дне кратера что-то шевелилось. Иногда снизу вверх вылетали песчинки и мелкие камешки.
Сначала я подумал, что кто-то чистит свою норку, выкидывая прочь мусор. Однако, приглядевшись внимательно, я понял, что всё гораздо сложнее. Кто-то, затаившийся на дне, был охотником. Он внимательно следил за верхним краем ямки, высматривая добычу. Как только муха или муравей появлялись на верхней кромке ямки, он моментально и удивительно точно выстреливал камушком, сбивая разиню с ног. Пока контуженая жертва катилась по крутому склону, охотник выскакивал из своего убежища и хватал её.
Охотник был так мал и невзрачен и так ловко маскировался под обычный камушек, что я долго не мог его разглядеть. Тогда я разгреб песок на дне ямки рукой и увидел его. Это был муравьиный лев - небольшое, чуть больше мухи, но плоское насекомое. Желтовато-серое с маленькими лапками на передней части тельца. Задняя часть спинки была очень плотная и вогнутая, как маленькая чайная ложечка. Это и было его орудие. Подхватив "ложечкой" камушек или несколько песчинок, "лев" своим мускулистым задом-ложечкой выстреливал ими по очередной жертве.
Однажды, уже после моего возвращения в Москву, на даче я рассказал про "муравьиного льва" маленькому Андрюше. У нас было так заведено, что перед сном я рассказывал ему разные истории. Андрюша молча выслушал и сразу же заснул. Я думал, что он и до конца то не дослушал. Но я был неправ.
Через несколько дней мы поехали большой компанией купаться на Угру. Стояла жара. Вода была теплой, а песок горячим. Дети с удовольствием копались в песке. Рыли тоннели, возводили замки из мокрого песка.
Наплававшись всласть, я возвращался по кромке воды с того места, куда меня снесло мощным течением Угры. Подходя к нашей компании, я услышал характерный, чуть глуховатый голос Андрюши, что-то рассказывавшего ребятам.
- Когда дед Смирнов был в Африке, на него напал лев - донесся до меня обрывок разговора.
- Опять ты врешь - обрезала его бойкая Настя.
- А вот и не вру. Мне дед сам рассказывал. Он шел по саванне со своим геологическим молотком. Знаешь с такой длинной предлинной ручкой. Я сам у деда его видел. Он шел и искал камни. А лев, оказывается, сидел в огромной яме и поджидал. Когда дед проходил мимо, лев как кинет в него здоровенным булыжником. Чуть деду голову не пробил.
Вот так. А я думал, что Андрюша заснул недослушав.
Берта и грустный рыбачок.
Наш лагерь стоял на берегу реки. Она протекала по границе двух государств: Сенегала и Мали. Вернее она протекала в сезон дождей, когда нас там не было. Потому что в сезон дождей ни проехать по саванне, из-за раскисших дорог, ни пройти, из-за огромной слоновой травы, нельзя. Какая уж тут работа?
Сейчас, в сухой сезон, течение реки можно было с трудом заметить только на каменистых перекатах, разделяющих большие глубокие омуты. На самом берегу одного из омутов, у небольшого обрыва и стоял наш лагерь. В омуте жила молодая бегемотиха Берта. Обычно бегемоты живут семьями. В одном омуте по семье, иногда большой. А Берта жила одна. И, как ни странно, её совсем не смущало наше присутствие.
Каждый день, после маршрутов под палящим африканским солнцем, с почерневшими лицами и растрескавшимися от жажды губами, мы устраивались на стульях над обрывом и, вяло обсуждая события дня, наблюдали за Бертой. Нельзя сказать, чтобы это было особенно интересным зрелищем, но других развлечений у нас не было.
Обычно Берта дремала посреди омута. На поверхности воды торчали только её уши и ноздри. Иногда она зевала, распахнув чемодан своей пасти с огромными желтоватыми зубами. Временами её довольно долго не было видно. Она бесшумно плавала под водой и зрители спорили о том, где она вынырнет. В сумерки Берта выбиралась на противоположный берег реки, где было уже другое государство - Мали и там паслась, ощипывая пожухлую от засухи траву.
Лишь пару раз однообразная жизнь Берты была нарушена визитом крупного самца из какого- то соседнего омута. Но, по неизвестным нам причинам, любви и взаимопонимания они не достигли. Берта удирала от самца, кружа по всему омуту. Он, фыркая и вздымая фонтаны воды пополам с бегемотным навозом, носился за ней до тех пор, пока, видимо, не уставал и удалялся домой. Мы пришли к выводу, что Берта жила одна просто потому, что характер у неё был скверный.
Еще мы, иногда, ловили прямо с обрыва на удочку рыбу. Однажды я поймал обычную, на первый взгляд, рыбку, размером с селедку, но когда я вытащил её на берег, она вдруг со страшным ревом стала раздуваться и превратилась в светло-желтый шар с головой и хвостом. Все стали рассматривать это Чудо-Юдо. Рот у него был совсем не рыбий, а твердый загнутый клюв, как у попугая. Любознательный Володя достал из полевой сумки, с которой ходил в маршрут, карандаш и поднес его к клюву. Чудо-Юдо тут же перекусило его пополам. Хорош бы я был, если бы стал снимать рыбку с крючка рукой. С общего согласия Чудо-Юдо было отпущено обратно в реку.
Как то вечером я пошел с удочкой к перекату. Забросил наживку и, глядя на почти неподвижный поплавок, о чем-то думал. Вдруг за спиной я почувствовал какое-то движение. Осторожно полуобернулся и увидел, совсем близко от себя, темно-серую невзрачную птицу, ростом чуть поменьше галки, с длинным клювом и коротким хвостом. Она сидела на небольшом округлом камне. У неё был какой-то растрепанный вид. Перья местами топорщились, а на голове торчал лохматый хохолок.
Птица совсем не обращала на меня внимания и пристально смотрела на воду. Потом она опустила в воду клюв и что-то взяла из воды.
- Что же она там делает? - подумал я.
Только приглядевшись внимательно и последив за ней некоторое время, я, наконец, понял. Она, так же как и я, ловила рыбу. Поймав муху, она прилетала к реке, садилась на камушек в том месте, где течение было совсем медленным и, положив муху на воду, терпеливо ждала, пока какая-нибудь рыбешка не позарится на её муху. Когда течение относило муху, по её мнению, слишком далеко, она клювом подвигала её поближе.
Я часто вечерами приходил на это место. Почти всегда на своем излюбленном камушке сидела грустная нахохленная невзрачная птица, ожидая, когда ей улыбнется счастье. Но я так ни разу и не увидел чтобы ей повезло.
Позже я узнал, что это был зимородок. Я видел зимородков у нас в России, когда плавал на байдарке по реке Битюг в Воронежской области. Там большущие, яркие как попугаи, изумрудно-зеленые зимородки внезапно взлетали с ветвей огромных деревьев, крона которых срослась в единый свод над рекой и камнем падали в реку, увидев плывущую близко к поверхности рыбу.
Глядя на этих красивых энергичных птиц, я вспоминал их грустного африканского собрата, научившегося раньше человека ловить рыбу на приманку.
Термиты, гекконы и др.
Другая страна - Уганда. Она лежит в самом центре Африки и поднята над уровнем океана на целый километр. Поэтому здесь совсем не жарко, хотя солнце сияет каждый день.
В сезон дождей к вечеру собираются тёмно-фиолетовые тучи. Ночью гремит гром, зигзаги молний рассекают небо со всех сторон и потоки тропического ливня превращают асфальтовую дорожку перед домом в ручей, а клумбу, которую она огибает, в цветущий островок.
Но утром тебя всегда будит солнышко. Вернее сначала солнца еще не видно. В темноте вдруг поднимается гомон. Это приветствует восход солнца вся летающая братия. Оглушительно пищат прилетевшие с полей на дневной отдых огромные рыжие летучие мыши. Набирает силу разноголосый птичий хор и лишь когда его звучание становится оглушительным, из-за деревьев необычайно быстро выплывает солнце и ночь сразу, минуя утро, превращается в день.
Экватор рассекает Уганду почти пополам. Можно постоять одной ногой в северном полушарии, а другой - в южном. Огромное озеро Виктория с бесчисленными заливами и островами плещется об угандийский берег. Из озера вытекает одна из величайших рек мира - Нил.
Я жил тогда в небольшом, но очень уютном городке Энтеббе. Городок одноэтажный, лишь несколько 2-4х этажных домов. Больше всего он похож на наш большой дачный поселок - дома, окруженные садами. Только деревья растут совсем не наши. В моём саду было
6 манговых деревьев, 2 лимонных, высоченная гуаява и Джек-фрут (дерево с огромными, больше дыни, плодами, висящими прямо на стволе, на коротком хвостике). В углу участка совсем маленькая плантация бананов и касавы - растения с длинными съедобными корнеплодами, напоминающими по вкусу картофель.
До того как меня поселили в этот дом, он два года был необитаемым, а для тропического климата это большой срок. Дом нужно было ремонтировать. Сад превратился в джунгли. Пока ремонтировали дом, я каждый день после работы брал в руки куп-куп - большущий тяжелый нож, вроде сабли (в Америке его называют мачете) и шел расчищать сад. В сплошных зарослях с трудом можно было различить декоративные кусты или небольшие лимонные деревца.
Я обрубал вокруг них сорняки и лианы, и кусты всегда благодарили меня за это, покрываясь через день-два яркими цветами, то огромными розовыми у хибискуса, то мелкими ярко-красными, как капельки крови, на плотной массе темно-зеленых листьев на "венце Христа".
Расчищая сад, я впервые познакомился с моими будущими соседями-животными. Нельзя сказать, чтобы от всех знакомств я был в восторге, особенно от первого.
Осваивать участок мне помогал Юсуф-угандец, работавший в лаборатории, которой я тогда руководил. В первый же день знакомства с хозяйством, мы с ним подошли к стоящему у дома гаражу, чтобы посмотреть в каком он состоянии. Со дня на день должна была прибыть заказанная мною машина.
Юсуф резко дернул довольно массивную створку ворот гаража и, вдруг, откуда-то сверху прямо на босые ноги Юсуфа упала, как мне показалось, какая-то зеленая лента. Юсуф, родившийся и выросший в Африке, сразу понял, что это не лента а змея. Его реакция была инстинктивна и мгновенна. Он подпрыгнул, отшвырнув при этом змею прямо мне на плечо. Тяжелой плетью змея скользнула по телу, шлепнулась на бетонный пол гаража и скрылась где-то в темном углу. Мы с Юсуфом стояли молча, пораженные произошедшим. Потом закурили и начали разбираться в том, что же произошло.
Скорее всего, дело было так. Как я уже говорил, в доме два года никто не жил. Соседи решили, пока суть да дело, превратить гараж в курятник. Вот змея - а это была смертельно ядовитая мамба, травяно-зеленого цвета, с полметра длинной и с большой палец толщиной , повадилась приползать в гараж за любимой едой - птичьими яйцами. Подкрепившись, она устраивалась отдыхать на внутренней перекладине ворот. И хотя кур из гаража уже давно унесли, по-видимому, она по привычке приползала спать на уютную балку ворот в жаркий полдень. Только крепкий сон змеи спас кого-то из нас от страшного молниеносного змеиного укуса.
К счастью не все будущие соседи были такими страшными. Были и мелкие воришки, орудующие в кладовке,- муравьи, термиты, тараканы. Некоторых из них лишь с большей натяжкой можно было назвать мелкими. Хозяевами кладовки, например, были огромные черные муравьи, размером с осу. Моё нездоровое любопытство по отношению к ним при первой встрече (я тогда поймал одного из них, чтобы рассмотреть получше) было оценено, как излишняя фамильярность. После полученного укуса палец раздулся и болел до следующего дня. Тогда пришлось заключить с ними договор. Я закрывал глаза на то, что они постоянно воровали мой сахарный песок, а они меня не кусали и никогда не приходили в жилые комнаты.
Почти по всем стенам внутри дома проложены тропы мелких желтых муравьев. Это не тропы в нашем человеческом понимании, представляющие слившиеся следы многих и многих людей, проходивших здесь в течение многих лет. В конкретный день, пройдя по человеческой тропе, вы можете никого и не встретить. Муравьиная же тропа постоянно живая. По ней равномерно, в один или два ряда, один за другим всё идут и идут одинаковые маленькие желтые мурашки. Они идут всегда только в одну сторону, строго по извилистой тропе, проложенной неизвестным первопроходцем. Повороты тропы на гладкой, лишенной видимых препятствий стене кажутся абсолютно необъяснимыми. Муравьи ничего не несут, не отвлекаются на стоящую рядом еду и их беспрерывное движение имеет какой-то мистический смысл.
Огромные, иногда в два человеческих роста, острые конусы глиняных термитных дворцов можно считать символом экваториальной Африки. Кроме этих дворцов-гигантов, термиты строят и мелкие глинобитные домики, по форме и размеру очень похожие на грибы - белые или подосиновики. Но основная масса термитов живет в неприметных снаружи подземных норках. Я бы никогда об этом не догадался, если бы однажды вечером, сидя на крыльце, не увидел белые дымки, поднимающиеся с земли в нескольких местах сада. Дымки оказались стаями крылатых термитов, один раз в жизни вылетающих из-под земли для брачных игр. Вокруг дымков носились мелкие птицы. С улицы раздавались крики ребятни. Подойдя к изгороди, я увидел, что вдоль улицы также вьются дымки и у самых крупных из них собрались ребята со стеклянными банками и полиэтиленовыми пакетами. Они ловко, прямо руками, ловили, вылетающих из подземных норок термитов и запихивали в заготовленную тару. Термиты, обжаренные в арахисовом или пальмовом масле - излюбленное лакомство африканцев, подающееся даже в ресторанах в дни национальной кухни.
С термитами у меня связано еще одно воспоминание. На рынке можно было купить все, обычные для нас овощи кроме свеклы. Очень меня это огорчало. Привык я к вкусному борщу. И вот я позвонил родным в Москву и попросил прислать семена свеклы. Семена получил удивительно быстро и, вскопав красную латеритную почву в полутени акации, посеял семена. Свекла взошла дружно. Уже через пару месяцев я ел борщ с ярко-красной сочной свеклой. Ободренный успехом и похвастав всем знакомым, что я первый в Уганде вырастил свеклу, я решил вырастить ещё один урожай. И вот тогда стало понятно, почему в Уганде не выращивают свеклу.
Свекла опять быстро проросла и пучки листиков были уже большими, когда я, решив посмотреть, завязались ли корнеплоды, дернул за самый крупный пучок и он остался у меня в руках, а свеклы вообще не оказалось. Многие пучки лежали на грядке, кем-то отгрызенные. Удалось обнаружить виновников - мелких бледно-желтых насекомых, похожих на муравьев. Это были термиты.
Первый мой опыт со свеклой удался потому, что термиты не знали этого растения. Потом какой-то любознательный решил попробовать неведомый плод и слухи о его поразительной вкусности моментально распространились по округе. Так что вторую мою попытку с нетерпением ждали все термиты округи. Больше вырастить свеклу мне не удалось.
Термиты - бледные дети тьмы. Живя в жарких тропических странах, они не выносят прямых солнечных лучей. Выходя из своих замков - термитников или подземных городов они лепят впереди себя глиняные тоннели и передвигаются в их тени. Для того, чтобы сгрызть что либо (а грызут они всё подряд) они покрывают объект тонкой глиняной коркой и лишь потом приступают к работе. Живя в тропиках нужно постоянно просматривать свои вещи, чтобы вовремя обнаружить глиняные корки. Вовремя не заметил и под коркой вместо фотоаппарата в кожаном чехле остались только отдельные трудно грызущиеся металлические детали.
Однажды, уже после того как ремонт дома был закончен и ко мне наконец приехали жена и маленькая дочка, в дом пожаловала гостья. Приходит жена утром из ванной и говорит:
- Толя, там в ванную какой то зверь пришел.
Беру в руку, на всякий случай, геологический молоток и иду в ванную. Посреди комнаты на белом кафельном полу лежит крошечный черный меховой комочек с длинным носом и тонким хвостиком - землеройка-малышка. Никогда в жизни не видел такого маленького и такого милого зверька. Его свободно можно было бы засунуть в спичечный коробок, да и еще места для его подруги хватило бы. Над длинным носом блестели бусинки глаз. Он смотрел на меня спокойно и доброжелательно и не собирался никуда удирать.
Жена на моё предложение оставить малютку жить в доме ответила категорическим отказом:
- Я терпеть не могу этих пронырливых хвостатых. Еще заползет куда-нибудь ночью. Перепугает.
И, не дожидаясь конца дискуссии, она взяла совок и веник и решительно вошла в ванную. Она смела землеройку в совок, открыла дверь черного входа и выбросила её на газон. Землеройка перенесла всю процедуру стойко, не сделав ни одной попытки удрать. Инцидент был исчерпан. Семейное спокойствие восстановлено. Но...
На следующее утро, придя в ванную, жена нашла землеройку на прежнем месте. Процедура с совком и веником повторилась. После третьего возвращения землеройки мне было строго настрого велено выявить все возможные пути её проникновения в ванную. Это оказалось нетрудным. Из ванной был сделан сток - коротенький обрезок трубы, выходящий как раз на тот газон, на который выбрасывали землеройку.
Гораздо труднее было понять, почему землеройка так упорно стремилась вернуться в нашу семью?
До приезда жены с дочкой я довольно долго жил в Уганде один. Днем одиночества не чувствовалось: интересная работа, прогулки по прекрасному парку на берегу озера Виктория, поездки по стране, посещение заповедников, знакомства с новыми людьми - всё это занимало время и мысли. А вот ночью, когда я оставался один в большем доме в малознакомой и довольно опасной стране, я чувствовал себя одиноким, а иногда, что греха таить, и страх вдруг охватывал меня холодным липким туманом. За окнами в чернильной темноте холодно мерцали звезды. Вокруг дома шла неведомая ночная жизнь, о которой можно было догадаться по бесконечным шорохам, возне, резким вскрикам и неясным теням каких-то животных, проносящимся в глубине сада при вспышках молний. А тут ещё повадился прилетать филин. Он садился на конёк крыши и ухал, ухал.
Со временем я научился бороться со страхом. Я ложился в постель с книгой и читал, читал до тех пор, пока усталость длинного, полного новых впечатлений дня не вытесняла мои тревоги. Тогда я выключал свет и засыпал.
В моих ночных бдениях я был не одинок. Как только темнело, и я включал свет, появлялись гекконы - небольшие кремового цвета ящерицы. Они не были столь грациозны как изумрудно-зеленые или серые ящерки наших лесов, со стройными гибкими тельцами и длинными хвостами. Гекконы были крепыши с крупными круглыми головами, короткими толстыми лапками и хвостиками и явно выраженными животиками. Они начинали бегать по стенкам, постепенно поднимаясь все выше и, наконец, забирались на потолок, где и обосновывались в круге света от люстры.
Они свободно бегали вверх ногами, потому что на пальчиках у них есть присоски, позволяющие держаться не только на стенках, но и на потолке, как мухам. Их было несколько штук и они были настолько похожи друг на друга, что, несмотря на мое желание узнавать каждого в лицо, мне это так и не удалось. К тому же, они были весьма непоседливы, то разбегались в разные стороны, то перемешивались как карты в колоде.
Сначала я не понял, чем привлекало их моё общество, но довольно скоро выяснилось, что их привлекал не я, а освещенный кусок потолка, на котором на огонек собирались насекомые. И хотя все окна дома были закрыты москитными сетками и, вроде бы, никто меня не кусал, гекконы постоянно ловили кого-то невидимого. Об этом можно было безошибочно судить по наполнению их животиков. Дело в том, что гекконы прозрачны. Каждая проглоченная мошка видна как на рентгеновском снимке. Было очень забавно наблюдать, как прозрачные голодные гекконы набивают желудок мошками, и он становится похожим на темный туго набитый мешочек.
Гекконы носились по потолку и даже устраивали друг с другом веселую возню. Поначалу я побаивался , что они будут падать мне на голову, но этого никогда не случалось и, постепенно, мы привыкли друг к другу так, что перестали друг друга замечать, но сознание того, что ты не один в доме постоянно согревало меня.
Слоновая семейка.
Те слоны, которых вы видели в зоопарках или в цирках - слоны индийские. Они наверняка поразили вас своим огромным размером, длиннющим хвостом спереди и крошечным сзади, а также бивнями, торчащими далеко вперед. Но кроме индийских, есть ещё слоны африканские. Они еще больше. Туловище у них короче, а ноги длиннее. А главное уши. По сравнению с их огромными ушами - опахалами уши индийских слонов - просто огрызки какие-то.
Индийские слоны уже очень давно были приручены человеком и многие из них стали настоящими домашними животными. Слон с его огромной силой и умом помогает человеку выполнять тяжелую работу: вытаскивать спиленные деревья из леса, возить грузы, служить "джипом" в труднопроходимых джунглях. В Индии открыли школу для художественно-одаренных слонов, которые пишут маслом абстрактные картины и даже графические портреты друг друга.
Африканские слоны приручаются с огромным трудом. Домашних слонов очень мало. Я их никогда не видел. Но знаю, что боевые африканские слоны были в армии Ганнибала.
Как мы договорились, я не буду рассказывать о мимолетных встречах со слонами на дорогах. А вот о моём более близком знакомстве со слоновой семейкой, пожалуй, стоит рассказать.
В угандийском заповеднике Мёрчисон фолз на берегу Нила есть гостиница для туристов. От неё веером по всему заповеднику расходятся проселочные туристские дороги. Рядом с ней находится пристань прогулочных катеров, плавающих вверх по Нилу к водопаду Мёрчисон фолз. Гостиница стоит на ровной площадке над крутым обрывом к Нилу. У номеров, обращенных окнами на реку, есть балконы. Часть площадки под балконами забетонирована и огорожена низкой, по колено, бетонной балюстрадой. Получилась полукруглая довольно просторная открытая веранда. На ней стоят столики и стулья. Вечерами, после захода солнца, на площадке собираются туристы: отдохнуть от дневной жары, послушать музыку национального ансамбля, потанцевать. За балюстрадой до самого обрыва простирается лужайка, изрядно вытоптанная. На краю обрыва построена кормушка - невысокий открытый сверху бетонный ящик, в который выбрасываются ресторанные отходы. Дикие животные, живущие в заповеднике, приходят сюда подкормиться, особенно в засуху, когда трава и листья на деревьях буреют, сереют и сворачиваются в трубочки.
Здесь привыкли кормиться африканские аисты-марабу, с толстенными клювами, такими тяжелыми, что непонятно, как шея может их удерживать и почему марабу не шлепаются носом вниз. Прибегали, задорно задрав тонкие хвосты шустрые небольшие африканские кабанчики-бородавочники. Их так называют из-за больших шишек на морде, рядом с клыками.
Иногда с берега Нила даже притаскивался в гору пятнистый, как корова, бегемот. Это местная знаменитость и фотомодель. По непонятной причине он не проводил, как все его сородичи, целый день в воде, а бродил по берегу у самых катеров, не обращая внимания на суетящихся вокруг него с фотоаппаратами туристов. Причина его популярности не только необычная пятнистая окраска и доступность для фотографирования. Всё тело бегемота покрыто шрамами от огромных зубов соплеменников. Скорее всего, их раздражала непохожесть собрата - его необычная окраска. Он явно был изгоем своего племени.
Особенно часто на поляне у кормушки гуляла семья слонов. Слониха с двумя слонятами. Старший слоненок был ростом с маму. Он обычно держался поодаль от семьи, как бы подчеркивая, что он уже взрослый. Младший слоненок - совсем маленький и очень смешной. Он похож на круглую бочку на ножках, в которую засунули небольшой обрезок шланга . Он не отходил от мамы и постоянно норовил пососать молочка, удовлетворенно хрюкая, когда это удавалось.
Чувствовалось, что семья уже давно подкармливается у гостиницы. Слоны не столько интересовались кормушкой, сколько туристами. Как только кто-нибудь выходил на балкон, тут же под балконом появлялась слониха с маленьким слоненком и вытягивала кверху хобот, намекая, что ей с сыном уже очень хочется есть. Туристы бросали ей фрукты, чаще всего бананы. Обычно слониха сама ловила или подбирала добычу, но однажды малыш оказался шустрее, или банан упал прямо перед его носом, но он схватил его первым и запихнул в рот.
И тут случилось нечто, крайне меня удивившее. Слониха размахнулась и так поддала хоботом слоненку по заду, что он с визгом отлетел метра на полтора в сторону.
До сих пор я так и не понял, была ли слониха такой жадной матерью или же она знала, что ребенку еще рано есть бананы.
Как я уже говорил, старший брат обычно держался поодаль и ел только то, что кидали ему лично. Более тесно я познакомился с ним на следующий день. Ранним утром я вышел на балкон. Было ещё прохладно и удивительно тихо. Над Нилом висел туман. Прямо около балюстрады стоял слон. Еще не совсем проснувшись, я понял, что можно сделать замечательный кадр со слоном на фоне Нила и, схватив фотоаппарат, бросился по лестнице вниз. У двери на террасу я остановился и осторожно, чтобы не испугать слона, вышел наружу. Слон стоял на прежнем месте у самого края террасы. В руках у меня обычный аппарат, служивший мне верой и правдой не один десяток лет и в тайге и в пустыне и в горах. Чтобы сделать хороший портрет я стал медленно приближаться к слону, глядя в видоискаталь.
Я знал, что к любому животному можно приблизиться только на определенное расстояние. Если ты переходишь этот рубеж, оно убегает, либо, если чувствует себя сильнее, нападает. Слон конечно сильнее меня. К тому же он в том подростковом возрасте, когда поступают, не задумываясь о последствиях. Точного положения черты, за которую нельзя переступать, я не знал. Лишь азарт, известный любому исследователю, гнал меня вперед.
Вот в видоискателе я увидел, как слон растопырил уши и взял кончик хобота в рот.
Всё ! Это признак крайнего раздражения. Сейчас он нападет. Щелчок аппарата и я бросился обратно к двери. Как только она захлопнулась за мной, я услышал звук удара и звяканье каких-то железок. Осторожно выглянув за дверь, я увидел, что слона уже нет, а по террасе разбросаны части гнутого из алюминиевых трубок стула и деревянное сидение. Удар был таким сильным, что некоторые трубки были сломаны поперек. Слон, возмущенный моей наглостью, всё же не решился перепрыгнуть через балюстраду, а, схватив хоботом первый подвернувшийся предмет, швырнул им в меня. Ещё секунда и я бы радовался, что отделался переломами.
Приехав домой в Москву, я заказал большую фотографию этого слона и повесил её над письменным столом. Она и сейчас висит там. Работая, я иногда смотрю на неё, и передо мной вновь возникает слон с растопыренными ушами, готовый броситься в атаку, и лениво текущий Нил и колбасные деревья по дороге к причалу катеров и раскаленное солнце Африки и даже несравнимый ни с чем острый звериный запах заповедника.