|
|
||
| ||
Трилогия "Летописец" принадлежит к псевдоисторическому фэнтези эпохи Реформации. Мир вымышлен, но ряд персонажей и событий имеют прототипы и аналогии в истории России и Англии, Франции и Германии. Эта трилогия - сплав истории и фэнтези, политики и магии.
Карта Сканналии и генеалогия королевских родов в приложенных иллюстрациях
Дополнительные сведения о Сканналии можно посмотреть тут
Прочесть роман целиком можно на Автор Тудей
Вся трилогия "Летописец" (романы "Игра на эшафоте", "Тень во времени" и "Четыре наследника") выложена на Литресе. Первый роман можно прочесть бесплатно.Пролог
Старик дописал фразу и со вздохом откинулся на спинку кресла. Строчки ровными рядами заполняли страницу желтоватой бумаги, но летописец видел намного больше, чем записал в рукопись. Он видел не мятеж, почти подавленный королём Айварихом, не высадку армии Дайруса Кройдома, которая вот-вот начнёт сражение за трон, - старик предчувствовал смерть и перемены. Лес за окном привычно шелестел мокрой листвой, но что-то насторожило одинокого старика, жившего в избушке на краю света. Тревога нарастала, пока он не понял, в чём дело: ветви деревьев склонялись к югу. Значит, ветер северный. На его памяти он не дул ни разу. Старые предания пришли на ум, но он выбросил их из головы. Прикрыв уставшие глаза, старик опустил руку с гусиным пером на ореховую столешницу рядом с глиняной чернильницей. Уже пятьдесят лет он переписывал события, отражённые в Истинной Летописи. За это время его волосы поседели и наполовину выпали, лицо покрылось морщинами, кожа высохла, но глаза по-прежнему видели отлично, а твёрдые пальцы так свыклись с работой, что он без труда писал по много часов подряд. Порой ему казалось, будто он делает это машинально, и самые драматичные события для него были всего лишь набором бессмысленных слов. На его веку короли и их жёны, претенденты и самозванцы сменяли друг друга так часто, что кипящие в стране страсти, льющаяся кровь и шатающиеся троны его давно не волновали. Он делал своё дело, и ему было всё равно, сохранит ли Айварих корону в предстоящей схватке с принцем Дайрусом. Борьба за власть бесконечна, а Летопись нужно вести, кто бы ни сидел на троне Сканналии. Прошли те времена, когда он переживал за исход событий и сочувствовал жертвам. Осталась лишь монотонная работа среди одинокого леса. Снаружи послышался шум. Старик удивлённо прислушался: он не ждал гостей сегодня. Шум усилился, а через мгновение дверь с грохотом распахнулась от удара. Проём заполнила фигура бородатого верзилы в светло-коричневой куртке и тяжёлых сапогах со шпорами. Из-за его спины выглядывал второй мужчина в такой же одежде. Он был пониже, потоньше и без бороды. Безбородый прошмыгнул к столу, где находилась обычная рукописная книга и Истинная Летопись - прямоугольный лист пергамента в тонкой кожаной обложке с золотой застёжкой. Рукопись ничего особенного собой не представляла, но пергамент привлёк внимание незнакомца. Буквы на нём появлялись из ниоткуда, складываясь в слова. Бородач вытащил меч из ножен и направился к старику. Тот растерянно встал с кресла и сделал шаг назад, упёршись в стол. Убийца ухмыльнулся, подошёл ближе и с силой вогнал меч старику в живот. Лезвие легко проникло внутрь, провернулось и вышло из раны, откуда тут же хлынула кровь. Упав на колени, раненый беспомощно смотрел на палача. Меч взлетел в воздух и опустился на шею жертвы. Верзила поднял отрубленную голову за волосы, вытащил из-за пояса холщовый мешок и сунул её туда. Оглянувшись на компаньона, он увидел, что тот по слогам пытается разобрать слова, которые появлялись в Истинной Летописи: - "Флот Дайруса из 36 кораблей стоит на якоре у берега Северной гавани. На кораблях 4336 человек, из них..." - Откуда эта штука знает, сколько их там? - Верзила деловито вытирал заляпанную кровью подошву башмака о халат мертвеца. - Ты не слышал легенды про Истинную Летопись? - Второй убийца говорил почти шёпотом, словно боясь, что его услышат. - Говорят, она всё знает про всех, что в ней скрыта древняя и тёмная магия язычников... - Чего же она этому старому козлу не донесла, что мы идём за его башкой? - Ну не знаю, вроде имя летописца в Летопись никогда не попадает. - Безбородый подумал и улыбнулся: - А если попадает, то он подыхает. - Ага, ну вот и подох. Самая лёгкая работёнка в моей жизни, даже как-то стыдно брать деньги за этого доходягу. - Да чего стыдиться? Сколько времени угробили! Нет уж, я своё честно заслужил и получу всё сполна, что мне причитается! - Тогда хватит читать всякую чушь! Или забирай её с собой! - бородач протянул руку и попытался закрыть обложку Летописи, но едва он её коснулся, как заорал от боли. Рука на глазах покраснела, кожа на ней запузырилась. Воздух в комнате заискрился и сгустился так, что стало трудно дышать. Верзила схватился за грудь. - Пошли, говорю! - испуганно пробормотал его приятель. - Забыл, что нам велено? Хочешь вместо награды получить плаху? Убийцы попятились к двери и выскочили за порог. Комната погрузилась в тишину, только мухи жужжали над телом, да стук копыт затихал вдали. Текст начал бледнеть, новые слова всё медленнее появлялись на пергаментной странице: "Сегодня в полдень оборвана жизнь нашего верного слуги Нистора, сына Назера. Убийцы - Белес, сын Дориса, и Жак Собака из Усгарда - везут его голову на юг". Поверх надписи возникли ярко светящиеся руны и тут же испарились вместе с нею. Пергамент стал чистым. Одновременно огонь так быстро охватил тело старика, что спалил и несколько неуклюжих мух, а когда от тела осталась одна зола, огонь исчез, словно его и не было. Обложка зашевелилась, верхняя крышка поднялась и аккуратно опустилась на пергамент. Застежка щёлкнула, и снова наступила тишина. Глава 1. Эшафот для убийц
Слухи о вчерашней высадке армии Дайруса переполняли Нортхед, но угроза не помешала горожанам собраться на Волхидской площади, расположенной недалеко от северо-западных городских ворот. Местные прозвали их "Врата Покоя", поскольку от них вела одна дорога - на кладбище. На Волхидской площади без труда умещались толпа зевак, эшафот и двухъярусная трибуна, которую устанавливали, если приезжал король. Собственно, трибуной служил верхний ярус, а внизу стояла королевская стража и отгоняла толпу. Сотни лет назад на месте площади располагалось языческое святилище волхидов - жрецов древних скантов. Эктариане, верившие в единого Бога, выбросили идолов, разрушили алтари и возвели на этом месте храм, но он сгорел. Восстанавливать храм пытались не раз, однако на него обрушивались новые напасти: то рухнет купол, то вода затопит, то иконы враз потемнеют или стены трещинами пойдут. В конце концов плюнули и подыскали другое место, а тут начали проводить казни, кулачные бои и праздничные ярмарки, а когда их не было, площадь заполняли торговцы мясом и рыбой из соседних торговых кварталов. Двое приговорённых в грязных ободранных рубахах и штанах, шатаясь, с трудом взобрались на мокрый от дождя эшафот: утром плотники поспешно сколотили его, потеснив мясные ряды. Толпа завыла, то ли приветствуя их, то ли проклиная. Никто не знал, что они совершили, но слухи по столице уже распространялись: говорили, что эти двое убили какого-то летописца. Их тут же поправляли, что не какого-то, а того самого, который переписывал Летопись древних скантов. "Нет, - тут же вмешивались другие, - летописец был чародеем и алхимиком, и его убили монахи". "Ничего подобного, - возражали третьи, - виноваты потомки скантов, считавшие его предателем". Мнений было много, слухов ещё больше, и потому почти весь город собрался посмотреть на убийц, послушать приговор, поделиться мнением с окружающими и полюбоваться на четвертование, которое применялось довольно редко: за государственную измену и покушение на короля. Обычно убийц вешали или рубили им головы, но сегодня казнили явно не обычных убийц, да ещё в присутствии Его Величества короля Сканналии Айвариха Первого, его жены королевы Катрейны и толпы знатных дворян. В народе царило возбуждение. Рик остановил коня под окном двухэтажного деревянного дома, выходящего фасадом на площадь. Из его окон, как и из окон всех домов на площади, высовывались зеваки, несмотря на накрапывающий дождь. Людей на площади было много, но из седла Рик отлично видел и убийц на эшафоте слева, и высоких гостей на трибуне справа. Помимо короля Айвариха и королевы Катрейны присутствовал глава сканналийской церкви доминиарх Теодор Ривенхед и несколько членов Королевского Совета. Один из них - глава Совета барон Холлард Ривенхед, младший брат Теодора, - больше всего интересовал Рика. Ну, не столько он, сколько его дочь Илза, стоявшая рядом с отцом. Собранные в сетку каштановые волосы девушки укрывал капюшон чёрного плаща, а её светло-серые глаза смотрели то на короля, то на отца. На толпу она внимания не обращала. Рик не отрывал взгляда от девушки, пока глашатай зачитывал обвинение и приговор - их Рик слушал краем уха, не всегда улавливая смысл витиеватых фраз: - "Жак по прозвищу Собака и Белес, сын Дориса, родившиеся в Усгарде, получили преступный приказ от Дайруса, который называет себя сыном узурпатора Райгарда, восемнадцать лет назад захватившего трон своего брата Эйварда Пятого и вероломного убившего Байнара, сына и наследника короля Эйварда. В надежде, что убийство служившего нам верой и правдой Нистора поможет Дайрусу погрузить наше государство в беспорядки и навлечёт на нас разного рода бедствия, указанный Дайрус вчера прибыл в Северную гавань, дабы оттуда отправить убийц к Нистору и получить помощь мятежника Диэниса Ривенхеда..." Илза вздрогнула и опустила голову. Семнадцатилетний Диэнис был её троюродным кузеном, и она очень переживала за него последние недели. Она считала, что его обманули: он не мог сам додуматься и выступить против короля. Рик даже видел, спрятавшись за статуей в одной из комнат королевского дворца, как она умоляла принца Крисфена пощадить Диэниса. По приказу отца именно Крисфен во главе двух тысяч человек отправлялся, чтобы захватить Малгард и разгромить отряды восставших. Крис зажал Илзу в угол и обещал подумать, если она тоже кое-что ему пообещает. Пообещать она не успела, потому что Рик выбрался из убежища и объявил Крису, что его ждёт отец. Судя по злобному взгляду, которым Крис встретил Рика спустя час, отец сына совсем не ждал, но Рику было плевать - за Илзу он готов умереть. А вот чего он боялся, так это предстать перед ней в роли гонца с известием о смерти Диэниса, и поэтому сейчас он стоял напротив трибуны вместо того, чтобы тут же доложить о себе королю. Два дня назад Рик с удовольствием предвкушал, как станет героем, и готовился принять участие в первой в своей жизни битве. Он гордился тем, что ему позволили участвовать в таком важном деле, хотя военного опыта у него не имелось: отец не учил его воевать, и Рик по-настоящему начал обучение несколько месяцев назад, когда ему исполнилось пятнадцать и его взяли в королевскую стражу. Вчерашний день принёс разочарование, и Рик до сих пор не мог забыть того, что увидел. Он не спал всю ночь, пока мчался сюда, однако мёртвый Диэнис всё ещё стоял перед глазами. Крисфен прибил его руки гвоздями к каким-то воротам и вспорол живот. Отчаянный крик умирающего распугал даже собак, а люди Крисфена довольно вопили, глядя на его мучения. Рик старался делать вид, будто ему это нравится, но когда кишки полезли наружу, его вывернуло наизнанку. Крисфен презрительно плюнул в его сторону и велел приготовить свежего коня - отвести письмо королю. Когда Рик вернулся за письмом, Диэнис уже умер, собаки вылизывали лужи крови, отмахиваясь хвостами от надоедливых мух. Тело никто снимать не собирался: армия Криса занималась более важным делом - наказанием жителей Малгарда. На это у них была всего одна ночь. Недавно Рик мечтал попасть сюда, сражаться за короля, побеждать его врагов, но сейчас он радовался отъезду, пусть и на ночь глядя. Он не представлял, как присоединится к тем, кто носился в поисках недобитых мужчин или орущих от страха женщин. Неделя ожесточённого сопротивления дорого обойдётся жителям Малгарда. Гил Полосатик и Олек Рохля схватили одну женщину и пытались оседлать её вместе, но скорее мешали друг другу. В итоге начали кидать монетку, кто будет первым, кто вторым. Они любили эту игру и постоянно спорили друг с другом, что не мешало им быть друзьями не разлей вода. А вот младший сын барона Мэйдингора Влас добычей делиться не станет - светловолосая девочка лет десяти без рубахи, но ещё в цветастой юбке, предназначалась только для него. Теперь он пропадёт на всю ночь, а утром начнёт делиться с товарищами сальными подробностями. Михаэль Иглсуд покачал головой, глядя на этот вертеп, и, забрав семерых, отправился обыскивать ближайший дом. Главной страстью Михаэля были деньги и драгоценности, их он искал в первую очередь, а уж потом, если останется время, он подыщет себе какую-нибудь полуживую девочку, мальчика или женщину - в этих вопросах он часто довольствовался остатками, а если их не было, шёл спать один. Он даже за шлюх никогда не платил. Над Волхидской площадью разнёсся вопль, и Рик стряхнул наваждение: ему показалось, что он снова слышит предсмертный крик Диэниса. Чтение приговора давно закончилось, началась казнь. Первым казнили здоровяка Жака. Его привязали к уложенной на эшафоте деревянной конструкции, и палач с лёгкостью отрубил ему левую руку. На помост хлынула кровь, и зрители радостно загудели. Тут же на эшафоте стоял монах и бормотал молитву. Затем под вопли Жака ему отрубили правую ногу, но этого Рик не видел: он не отрывался от лица Илзы. Не глядя на эшафот, она сидела, склонившись к отцу, который выпрямился в кресле, устремив неподвижный взгляд на убийц. Айварих будто чего-то ждал, но его напряжение было почти незаметно. Королева Катрейна смотрела на казнь из-под полуприкрытых век, застыв словно статуя. Из-за морщинистой и блеклой кожи на лице она выглядела гораздо старше тридцати одного года. Рик не знал, что значил Диэнис для Её Величества, но он приходился ей дальним кузеном, да и в любом случае смерть члена самой знатной, могущественной и богатой семьи Сканналии станет ударом для всех Ривенхедов. Палач - огромный мускулистый молодец с клочкастой бородой и отвисшей губой, одетый в коричневую безрукавку с завязками спереди и просторные штаны, - отошёл, любуясь работой. Его помощники шустро перетаскивали отрубленные члены на повозку у эшафота. До конца казни ещё далеко, прикинул Рик, он не может больше откладывать. Рик на всякий случай взялся за рукоять меча и направил коня к трибуне. Люди недовольно косились на него, цедили что-то сквозь зубы, но открыто задевать боялись. Илза заметила его первой и почти сразу узнала. Она привстала в кресле, всматриваясь в его лицо. Её отец, рассмотрев, кто едет, шепнул что-то Айвариху, и тот кивнул. Когда над площадью разнёсся звук третьего удара, Рик предстал перед Его Величеством. Не глядя на Илзу, он протянул королю письмо от Крисфена, где говорилось о победе над мятежниками, смерти в бою их главаря Диэниса и о том, что завтра, то есть уже сегодня, Крисфен планирует выступить в Северную гавань. - Ну что ж, изменник получил по заслугам! - сказал Айварих, прочитав письмо, и удовлетворённо откинулся в кресле под стук четвёртого удара топора - палач отрубил Жаку правую руку. - Смерть ждёт всякого, кто посмеет предать короля, независимо от его звания и богатства! Стервятники в Малгарде неплохо поживились. - Айварих ни на кого не смотрел, но Холлард Ривенхед побагровел. Из-за вороньих крыльев на гербе, многочисленности и умения оказываться всюду, где можно было извлечь выгоду, Ривенхедов за глаза многие называли стервятниками, а молодые Ривенхеды и сами частенько себя так называли, бравируя перед соперниками. Стервятников хватит на всех, любили они говорить, уничтожая очередного бедолагу, вызвавшего недовольство могущественной семьи. Илза схватилась за рукав отцовского камзола, и стиснула пальцы так, что они побелели. Её губы дрожали, но она молчала. Отец ободряюще накрыл её пальцы ладонью правой руки. Эту руку барон обычно скрывал под широкой накидкой, и Рик впервые близко увидел, как она изуродована: мизинец отсутствовал, два соседних скрюченных пальца почти не двигались. Рик тоже хотел бы утешить Илзу, но куда ему, полунищему бастарду, до этой девушки. Он может лишь стоять в стороне и мечтать. - Кстати, - Айварих резко обернулся к барону Ривенхеду, - ты проиграл. Видишь, мой палач эту толстую шею с одного удара разрубил. И в самом деле, Жак после всех мучений лишился-таки головы, которая подкатилась к краю помоста, так что борода свешивалась вниз. К ней тут же потянулись руки, но палач резво отпихнул голову ногой к центру эшафота, ухмыльнулся недовольной толпе и деловито начал отвязывать обрубок тела: его предстояло сжечь на костре. Трясущийся Белес с ужасом наблюдал за тем, что его ждёт. Помощники палача подтащили его к освободившейся деревянной конструкции и начали привязывать. - Я непременно сегодня же постараюсь возвратить вам долг, - выдавил Ривенхед. - Ваше Величество, с вами бесполезно спорить, - тихо заметил барон Ворнхолм. Его слегка вытянутое бледное лицо неподвижностью и твёрдостью напоминало мраморную скульптуру древнего воина, только ноздри прямого тонкого носа слегка подрагивали. Серо-стальные глаза рассеянно скользили по толпе внизу. - Вы всегда ставите на палача, поэтому всегда выигрываете. - Разве цель игры не в том, чтобы сопернику свои условия навязать? - фыркнул Айварих. - В таком случае скоро с вами никто спорить не будет. Удивляюсь, зачем Холлард это делает. Да и что за игра, если заранее знаешь результат? - А что ты предлагаешь, Георг? - Не сменить ли палача? - Да где я такого силача найду? - Айварих залюбовался тем, как палач приноравливается для очередного удара по новой жертве. - К тому же, согласись, если я против него поставлю, то могу приказать, чтобы он топором без усердия махал. Представляешь, как его репутация пострадает, если он голову не в один, а в три удара отрубит? - Айварих засмеялся. - Помнишь, мой прошлый палач как-то и с пятого удара не справился, так со злости грудь твоего тёзки, Георга Мэйдингора, ножом искромсал? Хотя, может, он просто топор наточить забыл? Георг Ворнхолм едва заметно поморщился, отчего шрам, идущий вдоль левого глаза до левого уха, стал особенно заметным. Война между баронскими родами, потрясавшая страну до прихода Айвариха к власти, оставила на нём след - в одной из битв он едва не лишился головы, но обошлось отрубленной мочкой левого уха. Барон не скрывал увечья: не носил ни усов, ни бороды, демонстративно зачёсывая назад волнистые тёмные волосы. Рик представил себе сцену, когда топор впивается в шею один раз, потом второй и третий, и содрогнулся от отвращения. Король вдруг добавил: - Иногда не так уж плохо проигрывать. Как знать, может, однажды вы будете рады, что я на палача поставлю, а не против него. Рик заметил, что королева Катрейна напряжённо смотрит куда-то в толпу, словно забыв о казни. Рик пошарил взглядом по собравшимся людям и вздрогнул, увидев высокую фигуру отца. Тот стоял с неизменной тростью, глядя на трибуну, и Рик попытался спрятаться в тени. Он не знал, заметил его отец или нет, и уж точно встреча с ним в планы юноши не входила. Интересно, отец вообще знает, что он здесь? - Ваше Величество, каким образом вы узнали, что летописца убили именно они? - вполголоса спросил барон Ворнхолм. - И что случилось с Истинной Летописью? Айварих пожал плечами: - Да их с головой в руках поймали, а Летопись их вину подтвердила. Ты же древний закон знаешь - её слово незыблемо и окончательно! - Ваше Величество, сейчас не те времена, чтобы доверять слову язычников, - вмешался Оскар Мирн, глава Судебной Палаты и большой знаток законов. После прихода к власти Айварих создал при Судебной Палате специальный трибунал под названием Свет Веры, который рассматривал дела еретиков и колдунов. Этот орган формально возглавлял Теодор Ривенхед, но реально сейчас им заправлял Мирн. Он превосходно владел богословскими науками, знал священную книгу-кодекс Декамартион и законы, а также ненавидел любые упоминания язычников, еретиков и особенно безбожников. - Не беспокойся, Оскар, в таком деле я не только на Летопись полагаюсь. Естественно, мы их допросили. - Ваше Величество, а как вы прочли Летопись, если летописец мёртв? - негромко спросил Георг Ворнхолм. - Насколько мне помнится, он один может её читать. Айварих хитро прищурился: - А что ещё ты помнишь? - В основном предания. Летопись описывает происходящие в нашей стране события, а летописец переписывает их для вас. Помню, в детстве мне хотелось прочесть эту волшебную книгу, но с тех пор я и не вспоминал о ней. Почти все мужчины согласно закивали. Илза недоуменно нахмурилась, Рик лихорадочно вспоминал сказки, которые слышал от слуг или от отца. А ведь и впрямь было что-то знакомое в этой истории, но вот что? Какой-то могучий маг по имени Девин чёрт знает когда, тыщу лет назад, заколдовал лист пергамента так, что он знал всё про всех. Неужели это правда?! Мысли Рика прервали неуверенные слова Уолтера Фроммеля, главного казначея королевства: - Ваше Величество, я не слышал ничего подобного. - Немудрено, раз ты в Шагурии родился. Я вот тоже считал, что это всё сказки, пока королём не стал. - Чем эта Летопись отличается от обычных хроник? - пожал плечами Фроммель. - В отличие от них, она не лжёт, - ответил Айварих. Фроммель фыркнул едва слышно и спросил: - И только летописец может читать её? - Именно, мой дорогой казначей. Тебе не удастся узнать, кто и где хранит сбережения. - Летопись способна указать это? - напрягся Фроммель. - Да, если пожелает. - Но как проверить, что летописец не лжёт? Он может написать что угодно... - Это ты в отчётах можешь написать что угодно и надеяться, что тебя не поймают. Летописец клянётся писать правду. - Я видел много клятв, которые не соблюдались, - возразил Фроммель. - И как часто клятвопреступники умирали? - Умирали? Вы хотите сказать, что их казнили? - Да нет же, - нетерпеливо возразил Айварих. - Просто умирали. От того, что соврали, от самой клятвы. - Не понимаю, Ваше Величество, - Фроммель явно чувствовал себя не в своей тарелке. - Да что тут понимать? Вещица волшебная, летописец на ней магическую клятву даёт, а если её не выполняет - раз, и нет его! С магией шутки плохи! Надеюсь, мой новый летописец об этом не забудет. - Вы назначили нового летописца? - ужаснулся Оскар Мирн, забыв о всяком почтении. От избытка чувств побелела даже ямочка на его чисто выбритом подбородке, приподнятые брови изогнулись почти до кромки волос. Тонкие губы недовольно сжались, отчего глубокие морщины у рта обозначились резче обычного. - Можно подумать, у меня был выбор. - Ваше Величество, позвольте заметить, что существование подобных мерзостей в наше время недопустимо! Ради Господа нашего эту варварскую Летопись необходимо немедленно сжечь! - Ты слишком любишь жечь, Оскар. Свет Веры несёшь, так сказать? Разве недостаточно, что я тебя главой этого трибунала назначил? Сколько ты уже еретических книг сжёг - десятки или сотни? Сколько их хозяев? Троих или четверых? У тебя в суде ещё пара дел есть. Так что успокойся и мне голову не морочь! В Летописи нет ни слова о Боге или Дьяволе. - Но зачем назначать летописца? Ни в коем случае нельзя потворствовать богохульству, читая эту гнусную книгу! Её необходимо сжечь! - Рик ни разу не видел, чтобы уравновешенный и услужливый Оскар Мирн вёл себя так возбуждённо и резко. - Есть книги, которым нельзя заткнуть рот, которые нельзя сжечь! - Георг Ворнхолм пристально посмотрел на Мирна и отчеканил: - Можно убить летописца, но не Летопись. Ей тысяча лет, и за это время её пытались уничтожить тысячу раз. Чем больше пытались, тем сильнее она становилась. - В самом деле, ты историю неплохо знаешь, - заметил Айварих. - В моей семье чтут традиции. - Поэтому из твоей семьи ты один и остался? - грубо пошутил Айварих, а когда Ворнхолм сделал вид, что не слышал, добавил: - А мне вот никто толком про Летопись не рассказывал, хотя и мои предки когда-то ею владели. Хватит, Оскар! - Айварих оборвал Мирна, который хотел сказать что-то ещё. - Уверяю тебя, мой новый летописец крайне богобоязненный мальчик и совершенно искренне решил себя посвятить Летописи. Мне его Энгус порекомендовал, это его племянник, - Айварих кивнул на барона Энгуса Краска, главу Монетного двора, чья высокая сухая фигура во всём чёрном возвышалась надо всеми, кроме короля. В отличие от Мирна, Энгус Краск принадлежал древнему дворянскому роду и терпеть не мог выскочку из низов, чей отец был простым нотариусом. Оскар враждебно посмотрел на Краска: - Лучше бы ему уйти в монастырь и очиститься перед Богом от прежних грехов вместо того, чтобы совершать новые, служа ереси! - Он как раз в монахи и собирался, да я уговорил его передумать, - засмеялся Айварих. - Уж больно красочно дядя его достоинства расписал. - Да и не все монахи - пример для подражания, - добавил Фроммель, который с интересом прислушивался к разговору: - Надеюсь, что твой племянник будет служить королю верой и правдой, как и ты, Энгус! Краск сжал зубы и процедил: - У меня нет в том сомнений. Главное - обряд проведён, и новый летописец принят Летописью. Как известно, её не обмануть. Зря Оскар волнуется. - Ваше Величество, Господь мне свидетель, меня более всего волнует то, что эта Летопись до сих пор существует. Её необходимо уничтожить! На ней печать дьявола! - упрямо гнул своё Мирн. Все удивлённо смотрели на разгорячённого Оскара, который обычно не обращался к королю первым. Всегда крайне вежливый и корректный, свою точку зрения он доводил до короля только тогда, когда король сам его просил. Впрочем, король обращался к нему часто, ибо, несмотря на молодость - ему было всего двадцать семь, - Оскара Мирна знали далеко за пределами Сканналии благодаря его образованию, знаниям, трудам и обширным связям среди учёных, богословов и философов. - Тебе же сказали, её нельзя уничтожить! - раздражённо бросил Айварих. - Валамир пытался, так Сканналия чуть в покрытый льдом остров не превратилась. Почему, думаешь, Дайрус летописца приказал убить? Да чтобы в стране не одно восстание началось, а сотня. Вон, у Георга спроси или у Ривенхеда. - Если не ошибаюсь, летописец жил где-то за кладбищем в лесу, - задумчиво сказал Ворнхолм. - Каким образом его могли убить? Разве Летопись не защищает своего слугу? - Очевидно, плохо защищает. Или она решила, что слугу пора сменить, - ядовито заметил Айварих. - В любом случае, новый летописец будет во дворце жить. Утром его вместе с Летописью привезли. - Сюда?! Во дворец?! - задохнулся Оскар от возмущения. - Ваше Величество, умоляю, подумайте, что скажет святейшая церковь?! Несомненно, доминиарх Ривенхед согласится с тем, что дворец не место для языческих ритуалов! Теодор Ривенхед, пожевав полными губами, кивнул, отчего его второй подбородок стал ещё заметнее, и изрёк: - Мирн, без сомнения, прав, Ваше Величество, и я, как преданный вам всей душой слуга и представитель пантеарха, обеспокоенный благополучием нашей цветущей страны, хотел бы искренне и со всем уважением предостеречь вас от... - Доминиарх делами церкви занимается, а государственные дела - моё дело. Или ты хочешь, чтобы Дайрус и до нового летописца добрался? - Ваше Величество, мы, безусловно, осознаём возможные последствия, однако церковь не может одобрить... - Я сказал, хватит! Дайрус с войском в пятнадцати милях от нас, а вы только и знаете, что какой-то книжки бояться! - оборвал Айварих. - Эта Летопись слишком важна, чтобы её так далеко от дворца держать. И вообще, мы здесь не для того, чтобы мои решения обсуждать, а чтобы зрелищем наслаждаться. - Палач как раз собирался отрубить Белесу правую руку, но перед этим к нему подошёл священник и предложил ему покаяться напоследок, прикоснувшись к лику сына Божьего Зарии и его матери. Белес с отчаянной ненавистью смотрел на окружающих, потом обернулся к королевской трибуне и зашевелил губами, словно пытаясь что-то сказать. То ли Айварих его пожалел, то ли ему надоело, но по сигналу короля палач нанёс быстрый удар по оставшейся руке, и не успел Белес дёрнуться и закричать, как палач снёс ему голову. - Ваше Величество, - Георг Ворнхолм наклонился к Айвариху. - Её Величеству дурно. Айварих покосился на жену: королева и впрямь побледнела и с трудом дышала. Казалось, её сейчас стошнит, но, услышав слова Ворнхолма, она неприязненно посмотрела на барона. - Ну вот, в кои-то веки из дворца выбралась и сразу приступ! Ваше Величество, почему свежий воздух так на вас действует? Или вас новости о кузене огорчили? - Айварих склонился к самому лицу жены и ещё что-то ей сказал, но Рик его слов не расслышал. Катрейна закрыла глаза. Георг Ворнхолм, стоявший рядом, напрягся, не сводя с них глаз. Айварих недовольно огляделся и ткнул пальцем в Рика: - Райгард Сиверс! Проводишь мою супругу до кареты, а мне пусть другую подадут! Ты со мной поедешь! Мне нужны подробности о взятии Малгарда. - Слушаюсь, Ваше Величество! - Рик предложил королеве руку и медленно повёл её сквозь толпу сановников и членов их семей. Никто не шелохнулся. Катрейна шла тяжело, Рик слышал рядом хриплое свистящее дыхание. О её приступах он знал, но видеть до сих пор не доводилось - говорили, что королеве часто становится плохо на улице, словно воздух разрывал ей лёгкие. По этой причине она редко покидала дворец, всё больше превращаясь в затворницу. Некоторые шутили, что лучше бы она ушла в монастырь, коли так любит одиночество и стены вокруг. Рик один раз избил очередного шутника, и больше при нём о королеве никто не шутил. С самого его появления во дворце в качестве стражника короля Катрейна выделяла Рика среди других, иногда говорила с ним. Оказалось, она знала его отца, но Рик всегда уклонялся от вопросов о Ноэле Сиверсе, чтобы не грубить и не огорчать Её Величество. Он не простил отца, и расстались они после самой серьёзной в жизни Рика ссоры. Видя его реакцию, Катрейна начала деликатно обходить вопросы об отце, но на отношении к Рику это не сказалось. Она часто давала юноше мелкие поручения, рассказывала ему о дворце и его обитателях, но когда Рик попытался выяснить у неё, кем была его мать, Катрейна только сказала: "Несчастной женщиной". Впрочем, Рик не обиделся. Он не мог обижаться на королеву: она и сама была несчастной женщиной. Рик никогда не видел её улыбающейся, бодрой, уверенной в себе, а потому делал всё, чтобы не огорчать её. Стоило карете Катрейны отъехать, и на её место тут же хлынула толпа народа. Стражники принялись расчищать дорогу для новой кареты. Кто-то толкнул Рика локтем, кто-то наступил на ногу. Рик хотел поддать наглецу как следует, но увидел жалкого низкорослого мужичонку лет тридцати пяти. Мужичонка слегка подёргивался и, казалось, не соображал, где находится. Он извиняюще смотрел на Рика и что-то бормотал тихо и вкрадчиво, оглядываясь назад, где стояла его семья, состоявшая из жены и трёх девочек от четырёх до десяти лет. Рик от неожиданности даже улыбнулся, настолько комично смотрелся этот худосочный глава семейства с редкими прилизанными волосками, почти бесцветными глазами и губами на фоне мощной матроны с красным лицом, в чепце и ярко-красном платье под жёлтой накидкой, обшитой блёстками. - Понимаете, ваша светлость, вот привёл семью, чтобы посмотреть на короля, на королеву нашу... - тем временем расслышал Рик, и рука мужчины схватила его за рукав, - ...но тут так народу много, так много, куда ж нам, мы никому мешать не хотели. Я вот говорил жене, не надо деток брать сюда, зачем им такую жуть видеть, кровь эту, потом ведь спать не смогут, но она говорит, когда ещё они посмотрят на короля и королеву, но мы уже уходим... Рик с недоумением слушал поток слов, не понимая, зачем ему всё это вообще говорят. Жена мужичонки хлопнула его тяжёлой лапой по загривку, махнула дочерям рукой и с сожалением оглянулась на пустой эшафот: - Сам же твердил, что этот палач просто мастер, сильнее никого нет! Дал бы хоть полюбоваться на сильного мужика! Все, кто слышал сию сентенцию, расхохотались, а мужичонка криво ухмыльнулся, обежал всех бесцветными глазками и пожал плечами. Потом он оглянулся на помост, где палач смачно насаживал голову Белеса на пику, и его серые глаза широко распахнулись, стали ярче и живее. Следом палач насадил на пику голову Жака - одну поставят здесь же на Волхидской площади, вторую - на площади у королевского дворца. Руки и ноги на телегах довезут до четырёх городских ворот и там подвесят, чтобы люди не забывали об участи тех, кто предаёт короля. Мужичонка опустил голову, не глядя ни на кого. Дышал он хрипло и прерывисто, и Рику вдруг стало противно рядом с этим бесцветным типом. Брезгливо стряхнув его руку, Рик отодвинулся. - Да, королевский палач славится своим умением, - послышался за спиной Рика знакомый голос, от которого он вздрогнул. - Только вряд ли найдётся хоть одна жертва, способная об этом рассказать. Мужичонка непроизвольно кивал, но в конце произнесённой фразы сжался и уставился на новоприбывшего. Рик скривился и недовольно обернулся к отцу. Ноэль Сиверс стоял, одетый, как всегда, в длинный старомодный камзол до бёдер, старый синий дорожный плащ с капюшоном и широкополую шляпу с плоским верхом. В руках трость, короткая борода и усы аккуратно подстрижены. Рик не видел отца всего несколько месяцев, но казалось, что прошли годы. Ноэль холодно смотрел на семейство возле Рика. Мужичонка помялся: - Приветствую вас, ваша милость, - он поклонился, бросая на Ноэля взгляд из-под ресниц. - Вы так редко заглядываете к нам в Нортхед. - На то есть причины, Тимак. Полагаю, ты всё ещё служишь во дворце? - Его Величество доволен, весьма доволен, и я служу ему со всей преданностью, вы же знаете... - Ты служишь во дворце? - Рик не помнил, чтобы видел там этого странного человека. - А чем занимаешься? - Дак всем помаленьку, как Его Величество захочет. Товары привожу вот из разных стран, приборы кое-какие тонкие сделать да починить могу, с людьми дела всякие решаю. Дела - они такие, знаете, всегда находятся... - Райгард, нам необходимо поговорить, - прервал Ноэль излияния Тимака, пытаясь оттащить сына в сторону от толпы. - Ты не должен был вот так сбегать из дома... - Сбегать?! - Обида на отца до сих пор не зажила, и Рик крикнул, не обращая ни на кого внимания: - Ты молчал о моей матери, молчал, что я твой бастард, а теперь поговорить захотел?! Не о чем нам говорить! Другие мне всё уже сказали! И вообще, я теперь служу королю, и мой дом здесь! Больше ты меня в клетке не удержишь, я теперь сам за себя решаю! Ноэль нахмурился, тяжело опираясь на трость. Тимак и его жена навострили уши. Рик хотел продолжить обвинения, но тут послышался голос короля: - Где карета? Молчание повисло над толпой. Тимак с семейством и другие, кто стоял рядом, кроме королевских стражников, буквально попадали на землю. Ноэль тоже склонился, насколько позволяло покалеченное колено. Красный от злости и стыда Рик опустил голову и пробормотал: - Прошу прощения, Ваше Величество! Меня задержали. - Господин Сиверс нас визитом почтил, - насмешливо процедил Айварих, обращаясь к Ноэлю. - Решили на казнь посмотреть? - Нет, Ваше Величество, я прибыл по личному делу. - Если речь о вашем сыне, то он теперь в моей страже служит, а это не ваше личное дело. - Конечно, Ваше Величество, я лишь хотел убедиться, что он вернулся из Малгарда в целости и сохранности. - Вернулся, как видите, даже быстрее, чем мой сын, но времени на разговоры у него нет, потому что завтра до рассвета он отправляется с Дайрусом сражаться. Райгард за последние месяцы многому научился, но вряд ли под Малгардом он сумел себя проявить. Холлард как раз мне небольшое войско предоставил, вот пусть Райгард и поучаствует. Айварих повернулся к Рику: - Отправляйся к Шеймусу, он скажет, что делать. - Шеймус Ривенхед, младший брат Холларда, не участвовал в сражениях, но считался знатоком артиллерии и возглавлял Военную Палату. Именно он командовал армией, которая готовилась выступить в Северную гавань. Рик воспрял духом. Он идёт на настоящую войну! Именно об этом он мечтал в Малгарде! Его ждёт битва с Дайрусом! Отец был забыт, как и всё остальное. - Благодарю, Ваше Величество! - Рик попятился и упёрся в нечто большое. Это оказалась жена Тимака. Все, включая короля, рассмеялись, только Ноэль помрачнел, но Рику было всё равно: его ждала встреча, о которой он грезил много лет. Глава 2. Земля предков
Лагерь Дайруса Кройдома расположился в Северной гавани, в пятнадцати милях от Нортхеда. Будь его воля, Дайрус не торчал бы тут, а двинулся прямиком к столице, но его наёмникам не под силу победить войско Айвариха. К тому же именно здесь ему велели ждать посланцев мятежного Малгарда. Поддержка восставших поможет Дайрусу вернуть отцовский трон. Точно так же, с помощью восстания в Нугарде, Айварих когда-то победил короля Райгарда, отца Дайруса. Вот он и ждал уже второй день, сходя с ума от неопределённости. Вчера он так и не разглядел толком, куда они высадились: туман не позволял ничего видеть дальше полусотни шагов. Дайрус боялся, что их поджидают силы Айвариха, но разведчики этого не подтвердили, и все успешно выбрались на берег. Очевидно, их не ждали. В гавани болталось несколько торговых судов и лодок, но никаких следов сканналийского военного флота не было и в помине. По сведениям он находился на юге, и кораблям Дайруса, чтобы не столкнуться с ним, от Фангарии пришлось плыть сначала на северо-запад до Птичьего острова и оттуда повернуть на северо-восток, прямо к Северной гавани Сканналии. По берегу сновали грузчики, купцы, моряки, таможенники и прочие обитатели любой гавани. Крестьяне из ближайшей деревни приторговывали какой-то мелочью, да рыбак продавал свежевыловленных крабов, рыбу и омаров. Дозорный форта, расположенного у гавани, клялся, что из-за тумана не увидел их приближения и не успел отправить сообщение в Нортхед. Дайрус ему не поверил и приказал повесить, потому что тот не сумел правдиво объяснить, куда делись из форта все остальные дозорные и слуги. Туман поутру рассеялся, но с хмурого неба накрапывал дождь. Гавань никто не охранял, что ещё вчера показалось Дайрусу странным, а сегодня выглядело просто подозрительно. Создавалось ощущение, что всем наплевать на новоприбывших. К ночи беспокойство усилилось, но патрули не сообщали об опасностях. Несмотря на это, предчувствия не покидали претендента на трон. Обычно Дайрус не отличался верой в предчувствия, разве что это было предвкушение удачной охоты - будь то на зверя или на женщину. Но сейчас он не на охоте, а женщина, которую он прихватил с собой, никуда не убегает. Дайрус пожал плечами, тряхнул головой, скидывая капли воды с длинных чёрных волос, и плотнее запахнул лёгкий плащ. Кто ж знал, что в разгар первого летнего месяца тут холодно и сыро? Сапоги промокли, грязь чавкала под ногами, а холод мешал соображать, но что-то держало Дайруса на берегу. Он не помнил, как покидал Сканналию, - ему тогда было три года, - но по рассказам тётки и Ноэля знал эти места с детства. Знал он и то, что однажды вернётся и отберёт у Айвариха трон. Дайрус отвернулся от почти невидимого в темноте моря и подставил лицо северному ветру, порыв которого чуть не сбил его с ног. Дайрус прикрыл глаза от дождя и прислушался к шуму волн. Не было слышно даже болтовни наёмников, расположившихся у костров под наспех сработанными навесами. Он словно оказался один на краю земли, куда редко ходили корабли, где предания связывали северный ветер со смертью, где населённых городов почти не было, зато было много суеверий и страхов перед магией давно умерших предков. Один из предков - король Валамир - принёс сюда веру в единого Бога, но некоторые древние традиции не умерли до сих пор. Что самое удивительное, этого Валамира Дайрус видел прошлой ночью во сне: король швырял какого-то усатого идола в реку, но его снова прибивало к берегу, и слуги Валамира отталкивали его шестами, а люди вокруг плакали и что-то кричали. Потом Валамир повернулся к Дайрусу и объявил, что старые боги больше не вернутся, а если вернутся, то их надо остановить и отправить обратно по Мёртвой реке, иначе страна может погибнуть. Утром Дайрус сразу забыл сон, но сейчас он всплыл в памяти. Дайрус помнил, что река Марвага - в просторечии её прозвали Мёртвой - начинается к северу от Нортхеда. Это единственная река в Сканналии, которая течёт на север в Иштирию, а где она заканчивается, не знает никто, ибо те, кто рисковал отправиться в северные земли, никогда не возвращались. Шаги сзади прервали размышления, и Дайрус обернулся, стряхнув наваждение. Опять Мая явилась! И зачем он взял её с собой? Эта девчонка так цеплялась за него, что он не смог оставить её в Барундии. Да и куда он бы её пристроил? А так и ночью погреться можно и днём делом занята: он и половину наёмников не понимает, а Мая знает кучу языков, умеет читать, считать и всё время что-то пишет. Правда, что она там пишет, кто её знает. Надо бы ознакомиться с этими писульками. Мая робко приблизилась к покровителю. Эта робость начинала раздражать Дайруса: что он, изверг что ли? Ни разу пальцем не тронул, а она словно ждёт удара. Оно, конечно, неудивительно, учитывая обстоятельства их знакомства, но ведь не он её насиловал в том подвале! Он же её спас, прикончил двух ублюдков и неплохо развлёкся при этом. Стоило тогда и бросить её там без сознания, но нет, пожалел, дотащил до дворца, где вызвал королевского лекаря, чтобы перевязать полученную в драке царапину на руке и заодно осмотреть девчонку. Лекарь сказал, что она сегодня перестала быть девственницей, а так ничего страшного - переживёт. И ушёл, а девчонка осталась. В принципе, Дайрус не возражал. На вид он дал ей лет пятнадцать, хотя фигура её пышностью не отличалась. Несмотря на коротко подстриженные светло-русые волосы, довольно смазливая. Она в основном молчала и всегда повиновалась его приказам. Звали её необычно, Сам-что-то-там, но Дайрус называл её Мая. Поначалу она просто сидела одна в комнате и ничего не замечала, потом начала бродить по комнате, а когда Дайрус попытался затащить её в постель, заплакала, и всю первую ночь он её утешал. На вторую она особого рвения не проявила, но и не сбежала из постели. Даже теперь, через несколько недель после знакомства, она ждала, что он сам всё сделает. Это бесило Дайруса, но не брать же в поход Калерию, лучшую шлюху борделя, расположенного в квартале от дворца короля Барундии. Собственно, к Калерии Дайрус и направлялся, когда услышал женские вопли, среди которых разобрал слова на сканналийском языке. Это было так странно, что он прислушался, чего обычно делать бы не стал - мало ли кто как развлекается. С ним ехали два приятеля и трое слуг, и все шестеро были навеселе. Дайрус тут же предложил проверить, кто там орёт в подвале дома, хотя до борделя оставалась сотня шагов. После проверки из троих насильников в живых остался один - самый прыткий. Он и нанёс Дайрусу рану на руке. Рана давно зажила, а Мая осталась и всюду таскалась за ним. Вот и опять пришла: стоит как тень и молчит. Дайрус едва сдержался, чтобы не наорать на девушку. Если бы она сказала хоть слово, он бы так и сделал, но она говорила редко. Дайрус молча плюнул и зашагал к лагерю. Его люди уже были порядком злы, и он их понимал. Все устали, промокли и мёрзли даже у костров, ругая почём зря Дайруса, Айвариха и эту долбаную промозглую Сканналию. Хотя бы голодать не приходилось - слуги сновали меж костров, на которых в котлах готовилась еда. Странно, но есть не хотелось. Дайрус шёл к своей палатке, стараясь не обращать внимания на хмурые и опасные взгляды наёмников, собранных по всей Фангарии и Барундии. Король Барундии Гиемон немало ему в этом помог - Дайрус подозревал, что весь поход придуман с целью избавить Барундию от всякого сброда. Здесь были нищие барундийские солдаты, вернувшиеся с религиозной войны с Шагурией, и шагурийские солдаты, дезертировавшие из Шагурии после того, как зарианцы потерпели поражение. Конечно, все как один утверждали, что они не дезертиры, а честные эктариане, которые не могут видеть, как в их стране правят треклятые зарианцы. Много было уголовников, вытащенных из тюрем, - их без труда убедили присоединиться к войску Дайруса. Хватало и тех, кто никогда не воевал, но из-за бедности согласился поучаствовать в походе. На их подготовку пришлось потратить несколько дней, но Дайрус сомневался, что это поможет. Впрочем, королю без короны выбирать не приходилось. Придёт время, и верные вассалы будут поставлять ему солдат для войска, а пока немалую часть его армии составляют убийцы, насильники, неудачники, воры, бродяги, разорившиеся крестьяне и бог знает кто ещё. Более-менее приличными вояками были моряки с кораблей, принадлежавших Стефану Фангарскому, троюродному кузену Дайруса. Фангария - восточная область Лодивии на границе с Барундией - обладала небольшим торговым и военным флотом и мечтала о самостоятельности, чего король Лодивии Урмас Десятый допустить не мог и время от времени делал попытки отобрать флот в пользу лодивийской казны. Стефан на время передал Дайрусу корабли и раздобыл денег, а взамен Дайрус пообещал помочь Фангарии в борьбе за независимость и обеспечить торговому флоту Стефана беспрепятственный проход по Нейскому каналу. И он выполнит обещание, если станет королём Сканналии! Правда, Дайрус уже и сам не верил, что сможет это сделать. Дайрус остановился у сиротливого костра, отмахнулся от плосколицего узкоглазого слуги, суетившегося над огнём, и присел на бревно, которое Дим ухитрился сохранить сухим. Дим, как и Мая, имел более длинное и сложное имя, но Дайрус даже произнести его не мог. Никто не знал, из какой он страны, да никто и не интересовался. Гиемон просто всучил Дима племяннику и возражений не слушал. Может, шпионить поставил? Ну и хрен с ним, зато травяные отвары у него отменные, особенно если добавить туда кое-чего покрепче: Дайрус продрог до костей. Мая присела рядом, сняла с плеча деревянный футляр, обшитый выцветшей кожей, поелозила ключом в замке и вытащила тетрадку. Раскрыв её, она пробежала глазами страницу, подняла лицо к беспросветному небу и о чём-то задумалась. Дождь прекратился, но ветер не умолкал, заставляя страницы дёргаться словно живые. От соседнего костра раздался взрыв смеха, и Дайрус заметил насмешливые взгляды, которые наёмники бросали в их сторону. Он невольно прислушался. - ...ну вот, порезвились мы, и тут этот козёл приставил мне нож к горлу и спросил: "Какой церкви поклоняешься?" Прикинь, только что вместе бабу сношали, а он лезет со своим вопросом! Её-то этот мудак про веру не спрашивал! - Исповедать, что ли, тебя собрался? - А хрен его разберёт. Полез смотреть, висит ли у меня на шее лик или нет, да только моя верёвочка давно сгинула, но он не отставал... Дайрус невольно коснулся золотой струны, висевшей на шее. Эктариане верили, что такая вот невидимая струна, состоящая из десяти нитей, соединяла души людей напрямую с Отцом Небесным и после смерти помогала им попасть на небеса. Кончики струны скреплялись на груди. Эктариане, в отличие от зарианцев, носили на струне лик сына Божьего Зарии или его смертной матери Миры, вырезанный на тонкой пластинке. Внешне это было самым заметным отличием между зарианцами и эктарианами: зарианцы считали лики проявлением идолопоклонничества и боролись с ними изо всех сил. - А ты? - вклинился в мысли Дайруса голос наёмника. - А чего я? Захочешь жить, и скантом обзовёшься. - Тогда тебя и те, и другие пришьют. - Да щас. Я такого насмотрелся, что эктариане и зарианцы творили, и понял, что они друг друга ненавидят больше, чем язычников поганых. - Это потому, что язычников не осталось. - Ну уж и не осталось. А кто Таркуруна поминал, глядючи на молнии? - Да я ж к слову. - Так и я к слову. Дайрус поморщился. Такие разговоры точно не одобрила бы его покровительница Маэрина Барундийская. Она шпыняла его за бранные слова, за недостаточное прилежание в учёбе, за ошибки в сканналийском языке, но её религиозность была почти фанатичной. Даже её муж, король Гиемон, прикусывал язык в её присутствии, хотя обычно не стеснялся в крепких выражениях по отношению к церкви, чьи богатства и власть не давали ему покоя. Идеи церковных реформ витали в воздухе, о них говорили во дворцах, на рынках и в деревнях Барундии и других стран, о чём ему рассказывали приезжие. Дворец Гиемона был прибежищем как для образованных людей разных стран, так и для знатных эктариан, бежавших на запад из той же Шагурии или более восточных земель. Эктарианская церковь слишком разбогатела, слишком много монастырей, орденов и прочих нахлебников расплодилось, слишком много правил и церемоний, которые оплачивались непомерными налогами. Против этого и выступали зарианцы, считавшие, что нужно разогнать монастыри, отменить почитание святых и прекратить увешивать храмы многочисленными иконами и ликами, а сосредоточиться на более простых и понятных заветах, изложенных в священном кодексе Декамартион. Зарианцы, как и эктарианцы, верили в Отца Небесного, в то, что он держит в руках невидимые струны человеческих душ. И те, и другие верили, что грехи отягощают душу и не позволяют ей по невидимой струне подниматься на небеса после смерти, что каждый из десяти смертных грехов обрывает одну из десяти нитей струны, а если порваны все десять нитей, то душа низвергается в ад. Различия между эктарианцами и зарианцами проявлялись во взглядах на пути спасения души, совершившей меньше десяти грехов, или же отягощённой незначительными грехами. Если грешник не имел возможности или не хотел искупить их сам, издавна ему помогали в том монахи. Монастыри и появились изначально как места для тех, кто мечтал о безгрешной жизни, дабы после смерти вознестись к Богу без того, чтобы душа болталась где-то между небом и землёй. Если святые были одиночками, нёсшими веру язычникам, то монахи собирались вместе и жили по общим правилам, совершая добрые дела. Так, по крайней мере, внушали Дайрусу с детства. Они совершали так много добрых дел, что со временем стали записывать их на бумаге, скрепляя печатью монастыря и продавая грешникам. Такие бумаги назывались дайалуты. Зарианцы объявили дайалуты не меньшим злом, чем грех, ибо каждый человек должен искупать грехи сам, а не покупать прощение у других грешников, каковыми зарианцы считали монахов. Так же относились зарианцы и к святым: по их мнению то были обычные люди, и они не заслуживали почитания наравне с Богом. Даже лики сына Божьего Зарии и его матери Миры они считали порождением человеческих слабостей и желания иметь кумира под рукой, ибо согласно их учению Зария не носил никакого лика и не молился никаким иконам и святым. Зарианцы считали, что этому примеру и должны следовать все его последователи. Более двадцати пяти лет зарианцы вели борьбу против монастырей, дайалутов, почитания святых, ликов и икон, дорогих и сложных обрядов, и с тех пор это учение укоренилось во многих странах, с чем неустанно боролся латейский престол. Пантеарх Латеи - хранитель кодекса Декамартион - вёл переговоры с эктарианскими правителями, поддерживал походы против зарианцев, но популярность новой веры ширилась как среди простых людей, так и среди знати. Зарианцы дошли до такой наглости, что переводили Декамартион на разные языки, чтобы простые люди сами могли его прочесть. По мнению эктариан, только пантеарх Латеи имел право объяснять Божьи заповеди через назначенных в разные страны эмиссаров - доминиархов. Церковь Сканналии перемены пока не затронули благодаря твёрдой политике Айвариха и изолированному положению страны, но сам Айварих родился в Шагурии, и его первой женой была зарианка, да и требование реформ на юге Сканналии становилось всё настойчивее, что давно беспокоило Барундию. Сама Сканналия представляла собой вытянутый - миль триста в длину и сто тридцать в ширину - полуостров к северу от Барундии. Обе страны соединял Нейский перешеек, и Гиемон не отказался бы присоединить северного соседа к своим землям, но перешеек уже сотни лет контролировали жители Нугардской области - самой южной части Сканналии. Пятнадцать лет назад именно они помогли Айвариху отобрать трон у отца Дайруса. Дайрус радовался, что не пришлось идти пешком через Нейский перешеек, хотя захватить Сканналию с моря было ещё труднее. На восточном побережье у Нугарда имелась одна-единственная пригодная для судов Новая гавань, построенная на Нейском перешейке. Плавать дальше на север мешали течения и бури - никто не рисковал отправлять туда корабли. В полумиле к югу от Новой гавани начинался огромный разлом, заполненный морской водой, из-за чего его называли Нейским каналом. Разлом рассекал Нейский перешеек с востока на запад, превращая Сканналию фактически в остров, если бы не удивительный скальный мост, соединявший берега разлома у Нугарда, удачно расположенного между разломом и гаванью. Мост в две мили шириной - в народе его звали Дройхедским - аркой выгибался над водой, позволяя судам курсировать по Нейскому каналу. Ходило немало легенд о том, как возник этот разлом вместе с мостом, какие бедствия в те времена пришлось пережить народу, но всё это было давно. Западные воды Сканналии были поспокойнее, но тут корабли поджидали многочисленные скалы, хитро упрятанные природой, чтобы в самый неподходящий момент заманить какое-нибудь судно в ловушку. Кроме того, западное побережье покрывала сеть горных и прибрежных форпостов, позволявших сообщать о появлении чужаков. Больших гаваней на западе было в два раза больше, чем на востоке - целых две. Южная гавань также принадлежала Нугарду и находилась у западного конца Нейского канала, а вот Северная обеспечивала связь с морем столицы Сканналии Нортхеда, где располагался королевский дворец Айвариха. К северу от Нортхеда Сканналия снова сжималась до узкого перешейка, который уходил в неведомые земли Иштирии, северной области Сканналии. Где Иштирия заканчивалась, жили там люди или призраки - этого никто не знал. По преданиям там всё было покрыто льдом, а жили в Иштирии старые боги скантов - народа, когда-то населявшего Сканналию. Границу Иштирии отмечала Черта - стена плотного тумана, скрывавшего северные земли от взоров любопытных. Страна Ледяного Тумана - так называли Иштирию те, кто верил, что за туманом их ждёт загробный мир бога Селевруна. Какая прихоть природы или причуда богов создала такое странную, неуютную и малодоступную страну, Дайрус понятия не имел, как не знал, где на севере Сканналия заканчивалась, потому что никому ещё не удалось обогнуть эту землю по морю. Столетиями смельчаки пытались доплыть из Лодивии в Шагурию в обход Сканналии, но льды, скалы и ветры заставляли их возвращаться или сложить головы в тщетных усилиях найти морской путь с запада на восток, а потому ушлые торговцы использовали либо Нейский канал, либо шли через земли Барундии, в зависимости от того, где было выгоднее, и Гиемон с Айварихом ревниво следили за доходами друг друга. Дайрус очнулся от размышлений о наследстве, которое ему предстояло завоевать, и прислушался к болтовне солдат. Мая по-прежнему сидела рядом, напряжённо слушая тот же разговор. - ...а красоты в ней куда больше, чем в иной королевской шлюхе... Дайрус дёрнулся. Слово "королевской" звучало с такой издёвкой, что к лицу будущего короля прилила кровь. Солдаты, уже изрядно захмелевшие, несмотря на все запреты, смеялись, поглядывая в их сторону, а их признанный лидер - Василь Беззубый - призывно облизывал губы. Командир Василя, сотник Марик Седой из Броддама, подошёл, молча врезал ему по роже и так же молча вернулся к костру, приглаживая по дороге густую седую шевелюру. Его изборождённое оспинами лицо казалось совершенно спокойным. Дайрус облегчённо вздохнул. Марик предупреждал принца, что с бабой горя не оберёшься, требовал ссадить её на Птичьем острове, но Дайрус отказался наотрез. Теперь вот приходится расплачиваться. Ему хотелось наказать Василя, чтоб другим было неповадно, но он не представлял, как поставить на место этих мерзавцев. Вмешайся он, кто знает, как поступит тот же Василь, за спиной которого не один десяток убитых еретиков-зарианцев и вряд ли меньше эктариан. Он прошёл три войны, и, хотя зубов у него во рту и впрямь почти не осталось, кусаться он умел. И не факт, что остальные поддержат Дайруса. К счастью, Марик сам решил вопрос, и Дайрусу лучше сделать вид, что он ничего не слышал. В конце концов, Мая того не стоит. Вон уткнулась в книжку, словно ничего не слышит. Дайрус вспомнил, что хотел проверить, о чём она пишет. Он протянул руку и рывком выхватил книгу из рук девушки. Мая вздрогнула и испуганно покачала головой. Она попыталась отобрать книгу, но Дайрус упрямо оттолкнул её руку и начал громко читать вслух: - "...мы всё еще плывём на север. Берега Сканналии не видны за горизонтом, и мы держимся подальше от них, чтобы нас не заметили с береговых постов..." - Дайрус фыркнул: - Гляжу, ты внимательно слушала. Никогда бы не подумал. - Он перелистал пару страниц и продолжил: - "...родители так много говорили об этой стране, что мне кажется, будто я знаю о ней больше, чем все на этом корабле. Странно: я помню, чему меня учили, а вот папу и маму не помню почти совсем, хотя они умерли недавно. Не знаю, порадовались бы они, если узнали бы, что я возвращаюсь сюда..." Дайрус с досадой смотрел на Маю: - А меня уверяла, что ничего о себе не помнишь! Мая молчала. Дайрус нахмурился и вернулся к чтению: - "Не знаю, что бы я делала, если бы не встретила принца. Я не помнила, где мой дом, только знала своё имя. Он взял меня, чтобы я помогала его воинам общаться между собой, но, мне кажется, они друг друга понимают и без меня, и я их боюсь. Принц Дайрус снова мучился от морской болезни, его рвало почти весь день, и он совсем ослабел..." - Если бы громкий хохот не прервал чтение, Дайрус и сам бы остановился. Те неприятные мгновения он предпочёл бы забыть напрочь, а не выставлять напоказ. Чёрт бы побрал Маю с её писульками! Что ещё она там понаписала о нём и как она вообще посмела?! Если придётся покинуть Сканналию, он бросит девчонку тут! Дайрус смял книжку в руках и швырнул её в огонь. Мая застыла, глядя на горящую бумагу, потом кинулась к костру, но Дим перехватил её и удерживал, пока огонь пожирал это свидетельство чужих слабостей. Мая не вырывалась, она прижалась к Диму и сквозь слёзы смотрела то на книгу, то на Дайруса. - Между прочим, вышло получше, чем раньше, - встрял Сильвестр по прозвищу Монах. Он представлялся поэтом. То ли он сбежал из монастыря, то ли принял обет вести себя как монах, но прозвали его именно так. Он был довольно толст, почти лыс, а его черты менялись в зависимости от выражения лица - невозможно было сказать, толстые ли у него губы, широкие ли щёки, и даже цвет серых глаз иногда словно менялся. Вчера и сегодня он где-то шлялся и вот внезапно возник из темноты. Никто не знал, как эта странная личность затесалась в армию Дайруса, но настроение он поднять умел. Василь подскочил к ним. От него разило хмелем, но на ногах он стоял твёрдо. - Вашество, а от девчонки заодно не хотите ли избавиться? Я бы её оприходовал, а то... - В моя страна муссина спрасивать зенсина про её зелание, - глядя в упор на Василя, произнёс Дим. Он вечно коверкал слова, из-за чего над ним все издевались, но Дим не обращал внимания на такие мелочи. Василь медленно обернулся к нему: - Жёлтая обезьяна что-то сказала? - Он оскалился и передразнил: - А в моя страна мужчина берёт, что хочет, или он не мужчина! - и ехидно оглянулся на Дайруса. Дайрус понял, что придётся отреагировать на оскорбление, но пока он думал, Дим вдруг оказался рядом с Василем и нанёс резкий, почти невидимый удар в грудь противника, после чего врезал ему ногой между ног. Василь издал какой-то задушенный стон, повалился на землю и завыл. Пара его приятелей, чьих имён Дайрус не знал, бросилась на помощь, но Дим с лёгкостью, словно это ему ничего не стоило, отправил их к Василю. Казалось, Дим и с места не тронулся, а оба нападавших уже катались по грязи, причём один явно сломал руку и орал благим матом. Ещё несколько человек поднялись, решая, стоит ли вмешаться. Дайрус, наконец, опомнился и заорал: - Хватит! Прозвучали окрики из темноты, Марик Седой угрожающе навис над Василем. Кто-то пошутил над поверженными, кто-то присвистнул, глядя на три корчившиеся от боли жертвы, а некоторые явно не прочь были расправиться с иноземцем, поднявшим руки-ноги на их друзей. Большинство же собравшихся с интересом поглядывали на Дима, который внимательно водил по сторонам раскосыми чёрными глазами. Дайрусу Дим напоминал приготовившуюся к броску змею. - Иди в палатку! - велел Мае Дайрус. Та кивнула и побрела в темноту. Дим пошёл проводить её, и Дайрус сделал вид, что так и надо. Новых оскорблений не последовало. - Чтоб ему, безбожнику поганому, с его ломаным языком, пусто было, - пробормотал себе под нос Дайрус. - Не хватает мне с ним проблем! И чего лезет на рожон? Настроение, и без того поганое, испортилось совсем, но зато незаметно прошёл страх перед солдатами. Поэт, увидев возможности для развлечения, принёс лютню и запел похабную песенку о том, как два брата не поделили юную деву и порешили начать из-за неё поединок. Веселье продолжилось. Дайрус не стал слушать песню до конца. Напоследок глянув на Василя и его приятелей, он отправился вслед за Маей и Димом. Эта парочка удивительно легко нашла общий язык - друг с другом они говорили больше, чем со всеми остальными вместе взятыми. Мая обучала Дима сканналийскому, расспрашивала его о далёкой родине, а Дим покровительственно относился к девушке с самого первого дня, когда она появилась во дворце. Он заботился о ней, но сегодня впервые Дайрус увидел, на что он способен кроме мытья посуды и готовки еды. При нём Дим никогда не брал в руки оружия, но кто же знал, что оно ему и не нужно? Мая уже почти не плакала, когда Дайрус забрался в палатку, а тихо лежала на сырой подстилке. Дайрус разделся догола, моментально покрывшись мурашками, и нырнул под одеяло. Его знобило, и он мечтал побыстрее согреться и заснуть. А как лучше согреться? Подтащив Маю к себе, он стянул с неё одежду и приступил к делу. Мая неловко коснулась его лица пальцами, но Дайрус отмахнулся от них. Где же чёртовы посланцы восставших? Разбиты они или идут на помощь? Где армия Айвариха - ведь не может же он не знать об их присутствии? Вопросы волей-неволей возникали, и Дайрус остервенело гнал их прочь, усиливая толчки. Потом Дайрус прижался к Мае - так было теплее - и задремал. Где-то в мозгу свербила мысль: зачем он ввязался в эту бессмысленную авантюру? Во сне он шёл от Северной гавани к Нортхеду, но оказался у неведомой туманной Черты, и Айварих швырял его в Мёртвую реку, как Валамир деревянного идола. ***
Самайя долго не могла заснуть, слушая хрипловатое дыхание принца Дайруса. Похоже, он всё-таки простудился несмотря на её и Дима травяные настои. Оставалось надеяться, что его не схватит лихорадка посреди этого холодного и негостеприимного края. Самайя теснее прижалась к Дайрусу, отдавая ему тепло. Ей было жаль принца. Он старался быть командиром, но большинство солдат его ни во что не ставили. Она точно знала, что некоторые прибыли сюда с целью дезертировать, и за прошедший день армия Дайруса недосчиталась пары десятков человек. Так ей сказал Дим, а он всегда всё замечал. Она не хотела огорчать Дайруса и не сказала ему об этом. Даже когда он выбросил её записи, она промолчала - всё равно они ей больше не нужны. Если потребуется, она снова запишет свои ощущения и наблюдения, а пока пришло время остановиться. Ей уже удалось увидеть лица родителей, хотя она не знала их имён, она вспомнила какого-то старого деда и похожего на неё саму мальчика, лежавшего в гробу. Память начинала возвращаться, пусть и медленно, но и от нескольких воспоминаний голова иногда жутко болела. А ещё она боялась, что её прошлое окажется тяжёлым и болезненным, как то изнасилование. Сама того не желая, она постоянно возвращалась к этому неприятному событию: с него, можно сказать, началась её новая жизнь. Что было в старой, она почти не помнила. Как она оказалась в том доме, кто те люди? Она смутно помнила боль и тяжесть тела насильника, помнила его руки на груди, но вот лица его не помнила совсем - от слёз всё расплывалось. Когда всё кончилось, она пыталась уползти, но другие тоже хотели получить удовольствие, и тогда она отчаянно закричала на них, причём не на барундийском языке, а на сканналийском, который они вряд ли знали. Она умоляла их оставить её в покое, дать ей уйти, и небеса её услышали, послав Дайруса. Он ворвался в её жизнь, спас и забрал с собой. Высокий, с чёрными волосами, тёмными пронзительными глазами и густыми бровями, он не был очень красив из-за длинного крючковатого носа и грубоватых черт лица, но из благодарности она старалась быть ласковой, даже привыкла спать с ним по ночам, хотя в постели особенно остро вспоминался первый печальный опыт. Она не испытывала ни желания, ни удовольствия от близости с принцем, но зато в остальное время жила своей жизнью, и никто не расспрашивал её о прошлом, которого она не знала. Дайрус бывал и нежным, и грубоватым, но по-своему любил её - ведь он её не выгнал на улицу без денег и памяти, а отправил помогать Диму в работе. Там, во дворце, где собирались люди из самых разных стран, она и выяснила, что понимает многие языки. Дим посоветовал королю Гиемону использовать её, когда королевский переводчик сломал шею. Позже она переводила речи наёмников, записывала их имена, составляла списки продуктов и всего необходимого для похода, указывая точную стоимость всех товаров, и подсчитывала, сколько кому выдать жалованья. Гиемон, глядя на неё, ухмылялся и советовал племяннику не слишком увлекаться женщинами вдали от Барундии. Самайя во дворце не раз слышала, что Дайрус может жениться на Марции, дочери Гиемона, но само собой предполагалось, что это произойдёт, если бездомный принц станет королём Сканналии. Говорить об этом при королеве Маэрине боялись - её сводная сестра Катрейна была королевой Сканналии, - но шила в мешке не утаишь, и, наконец, свершилось то, о чём даже слуги шептались меж собой с тех пор, как Дайрус появился во дворце: принц отправился завоёвывать трон. В какой-то мере Дайрус напоминал Самайе её саму: такой же бездомный и неприкаянный в поисках места под солнцем, и она цеплялась за него как за последнюю надежду обрести дом. Мысль о том, чтобы плыть в далёкую незнакомую страну, не сразу пришла ей в голову, да и Дайрус не собирался брать её с собой, но Дим сказал, что в бреду и во сне она часто упоминала родных из Сканналии и город Нортхед. Дим также разыскал в Арпене дом её родителей и выяснил, что вся её семья погибла, а дом сожгли. Соседи считали Маю погибшей и называли ведьмой, а при упоминании её имени прикасались к висящему на шее лику Зарии или его матери. Дим сказал, что они и на него смотрели косо, и посоветовал никому не говорить о семье, а просто уехать в Сканналию и поискать там родных. Засыпая, она мечтала о том, как Дайрус станет королём и поможет отыскать родственников. Самайя проснулась на рассвете от внезапного шума. Полог палатки откинулся, и незнакомый колючий голос произнёс: - Ваше Высочество, прибыли гонцы с новостями! Дайрус устало поднял голову, стряхивая сон и пытаясь сообразить, о чём речь: - И каковы новости? - прохрипел он и закашлялся. Незнакомец продолжил: - Восстание в Малгарде разгромлено, войско Айвариха на подходе! Глава 3. Первая битва будущего короля
Они едва успели подготовиться к нападению, как их атаковали прибывшие всадники. Пехотинцы Дайруса были готовы: длинные пики служили надёжным заслоном от этого манёвра. На месте противника Дайрус сначала пустил бы в ход лучников, но, похоже, во главе солдат Айварих поставил человека, не любившего тратить время на стрельбу. Уставшие лошади, отмахавшие пятнадцать миль, мало годились для боя. Лучше бы их командир приказал всадникам спешиться и идти в атаку пехотинцами. Впрочем, Дайрус не жаловался: он не хотел проиграть первый бой, даже если победа достанется из-за идиотизма соперника. К счастью, сама природа неплохо защитила гавань: горные кряжи закрывали её с юга и севера, переходя в невысокие холмы. Между холмами притулилась узкая равнина, по которой и проходила дорога от Нортхеда к гавани. Эту-то равнину и перекрыла пехота с пиками, а на холмах по флангам Дайрус поставил арбалетчиков, лучников и артиллерию. Подходящее место для обороны, и Дайрусу повезло, что нападавшие не дождались подкрепления. Конечно, будь у Дайруса конница, шансов было бы больше, но откуда ей взяться? Кораблей кузен Стефан выделил не так много - едва влезли четыре тысячи воинов и около пяти сотен слуг, мастеровых, оруженосцев и пажей. Наёмники, по большей части, не имели денег на лошадей. Впрочем, сканналийцы не обладали крупными армиями и конницей: они не ходили походами на другие страны, и к ним никто не совался. До гражданской войны во времена отца опасность исходила разве что от горцев Рургарда, да и она закончилась сто лет назад, когда последний король Рургарда признал власть короля Сканналии. Последние мощные укрепления Сканналии построили именно тогда, и с тех пор большая часть городских стен пришла в негодность. "Жаль, - подумал Дайрус, - что мне это не поможет". Дайрус всмотрелся в поле боя: конница Айвариха рассыпалась перед ощетинившейся пиками пехотой и пыталась продолжить атаку, несмотря на ливень из стрел. Всадники быстро приближались, но здесь их поджидали ямы, вырытые вчера по приказу Дайруса. Говорить о победе, конечно, рановато, но пока события развивались в его пользу. Да, конницы у него не было, но зато у него отличные лучники и арбалетчики, а также несколько пушек, которые напрочь отсутствовали у нападавших - их просто не успели притащить. Пушки стояли на флангах армии Дайруса и уже сделали несколько выстрелов, выведя из строя с полсотни всадников и лошадей. Как доложили разведчики, им противостоял отряд в две тысячи человек. У Дайруса вдвое больше, но хуже обученных и менее сплочённых. Оставалось надеяться, что его люди будут драться изо всех сил ради того, чтобы выжить. На самом деле, как только Дайрусу сообщили, что восстание разгромлено, он мечтал поскорее убраться из Сканналии. Его войско не сможет захватить страну, как бы им этого ни хотелось. Для осады и захвата Нортхеда нужна помощь хотя бы Малгарда, но на неё теперь рассчитывать не приходится. Разумнее всего отправиться восвояси, однако все не успеют погрузиться на корабли до прибытия врага, а оставшихся с лёгкостью уничтожат приближающиеся силы Айвариха. Дайрус не хотел бросать людей на произвол судьбы, а потому решил дождаться врага и дать бой. Когда закончилась первая атака, Дайрус потерял меньше сотни людей, при том что около двухсот солдат Айвариха остались на поле боя. Принц велел перестроиться, убрав в сторону раненых и убитых, но стоило начаться новой атаке, как хлынул ливень. Вскоре из-за дождя лошади стали вязнуть в песке, а тетивы луков и арбалетов вымокли. Порох превратился в жидкую кашу, и от пушек пришлось отказаться. Кончилось тем, что обе армии сошлись врукопашную, используя мечи, кинжалы, пики и алебарды. И тут уже исход боя решала численность. Дайрус ждал на правом фланге, пытаясь с холма рассмотреть, что происходит в гуще сражения. Из-под пелены дождя внезапно возник Дим, и Дайрус выругался, скрывая испуг. Слуга притащил промокшего насквозь типа в рваном плаще. - В чём дело? - рявкнул недовольный Дайрус, но Дим и ухом не повёл, а его спутник сказал: - Ваше Высочество, к вечеру или к утру прибудет Крисфен с ратью. Там тысячи полторы всадников. А ещё сюда движется флот из Южной гавани... Флот, значит. Этого следовало ожидать. Дайрус почему-то только сейчас понял, что придётся бежать. Он прибыл сюда, чтобы стать королём, а в итоге выставит себя на посмешище перед всем миром, предстанет перед дядей и тёткой как побитая собака. Ярость и обида буквально рвались наружу, и Дайрус дал им выход. До сих пор он участвовал только в учебных боях да уличных драках, но он постарался припомнить все навыки и умения, пока мчался навстречу битве, которая звенела вдали ударами мечей, хрипела треском ломающихся копий и кричала сотнями глоток. За Дайрусом неслись несколько человек, и они все вместе врубились в ряды сражающихся. Штандарт с гербом Дайруса в виде щита, разделённого вертикально на синее и белое поле со стоящим на двух ногах львом в центре, поплыл над полем битвы. ***
Начала сражения Дайрус почти не запомнил: он рубил и колол всех, ничего вокруг не замечая. Постепенно крики "Принц Дайрус!" пробились сквозь грохот битвы. Вражеские солдаты быстро сообразили, кто перед ними, и усилили напор. Они что-то кричали, и Дайрус различил несколько фраз, долетавших со всех сторон: "Отродье убийцы!", "Будь проклят сын узурпатора!", "Нет ублюдку Райгарда!", "Выпотрошить мерзавца!". Перед Дайрусом возник мальчишка лет пятнадцати в открытом шлеме и яростно замахал мечом, который он явно лишь недавно научился держать в руках. Меч был невелик, мальчишка вертел им не слишком умело, но тоже орал: "Смерть сыну изверга!" Дайрус, недолго думая, рубанул парня тяжеленным мечом, тот рухнул на скользкую землю, попытался вскочить, но поскользнулся и снова упал. Дайрус почти ничего не видел из-за дождя, и со злости ткнул мечом в то место, где лежал мальчишка. Удар пришёлся по подолу кольчуги, но лезвие скользнуло к бедру, и мальчишка вскрикнул - похоже, зацепило всё-таки. Дайруса уже оттеснили в сторону, и он успел прикончить несколько человек, когда снова оказался рядом с мальчишкой: тот стоял на колене, поддерживая вторую ногу. Кровь сразу смывал дождь, но видно было, что парень потерял её немало и изрядно ослаб. Дайрус хотел отвернуться и продолжить бой, но мальчишка упрямо встал и, с ненавистью глядя на Дайруса, поднял меч. Дайрус собрался его добить, но тут сзади кто-то заехал мальчишке булавой по шлему, и он свалился в жидкую грязь. Краем глаза Дайрус заметил свой штандарт и оскалился. Битва продолжалась. ***
Самайя выпрямилась, вытерла пот со лба и залюбовалась фигурой принца на берегу. Она едва успела прийти в себя от страха, что его убьют, и теперь постоянно оглядывалась на него, словно боялась поверить своим глазам. Битва шла полдня, а сейчас все лихорадочно грузились на суда, отобрав для этой цели все лодчонки у местных. Но всё равно погрузка займёт не один час, и Самайя боялась, что принц не успеет уйти от врагов. Легкораненые солдаты Айвариха собирались у леса по приказу Дайруса, их охраняли люди Марика Седого. Тяжелораненых никто не трогал. Несколько пленных под руководством одного из десятников Дайруса копали могилы для убитых наёмников. Принца Дайруса сейчас интересовало лишь одно: убраться подальше отсюда, пока к врагу не подоспели подкрепления. Самайя слышала, как он приказывал капитанам готовиться к выходу в открытое море, чтобы не столкнуться с флотом Айвариха, идущим с юга. Сама девушка не знала, как поступить: уплыть с Дайрусом или остаться в Сканналии и найти родных. Дим по этому поводу заявил, что в Барундии любят сжигать ведьм, и лучше остаться тут, но что ей делать одной? Дим сказал, что если она позволит, он отправится с ней куда угодно, только поможет ли ей его компания? Он слишком не похож на остальных. Самайя споткнулась об очередного мертвеца и отвлеклась от беспокойных мыслей. Они с Димом обыскивали трупы в поисках чего-нибудь ценного. Они уже нашли несколько золотых перстней и немало серебряных и медных монет: Дим мастерски вытаскивал их из кошельков на поясах, из-под кольчуг, из-за пазух, из сапог, из волос и других потайных мест. Этим, впрочем, занимались сейчас все солдаты Дайруса, ещё не погрузившиеся на корабли. Вообще-то Самайя предпочла бы держаться от мертвецов и раненых подальше, но Дим не спрашивал, а просто потащил её на поле боя. Опустившись возле мертвеца, уткнувшегося лицом в грязь, Самайя осторожно подёргала его за рубаху, выглядывавшую из-под кольчуги. На плаще, край которого был зажат в левой руке трупа, блестела омытая дождём серебряная застёжка с зелёным камнем. Заметив её, Дим протянул руку и дёрнул плащ на себя. Рука не отпускала - Самайя попыталась разжать кулак, но пальцы сжались сильнее. Тело зашевелилось, послышался слабый стон. Дим вынул нож, но Самайя оторвала застёжку и сунула в руки Дима. Тот задумчиво стоял над раненым с занесённым ножом, потом ногой перевернул его на спину. Совсем мальчик, бледный от потери крови и весь грязный, низ рубахи в крови, помятый сзади шлем валялся рядом, в коротких чёрных волосах запеклась кровь. - Оставь его, Дим, пожалуйста, - попросила Самайя. - Он тебе не помешает. Тот пожал плечами и позвал её дальше, но Самайя покачала головой. - Я останусь тут. Вдруг ему можно помочь? - Он здеся не помогать, а убивать. Ты, я, принс - всех убивать. А ты хотеть помогать? Самайя рассматривала врага её принца. Он казался её ровесником, но у него наверняка есть отец и мать, которые ждут его из похода. Может, и девушка есть - он такой симпатичный, даже под слоем грязи. Лицо по-мальчишески пухленькое, но когда он станет мужчиной, то будет очень красив, если доживёт, конечно. Высокий лоб, прямой нос, красиво очерченные брови и скулы, тонкие губы - особенно верхняя, - сужающееся книзу лицо и чуть выдающийся подбородок. А ещё упрямые и полные боли тёмно-карие глаза... Самайя вдруг осознала, что смотрит в эти глаза, и они открыты. - Кто победил? - его голос был хриплым, едва слышным. - Кто ты такая? - Я не враг, - прошептала Самайя. - Я не причиню вам вреда. Давайте, я помогу. - Что случилось? Чем кончилась... - незнакомец выплюнул грязь, набившуюся в рот, и скривился от боли. Самайя боялась сообщать ему исход боя. Краем глаза она заметила, как Дим выдернул из правой руки мальчика рукоять меча. - Принс Дайрус победить, твой принс проиграть, - громко сказал Дим. - С нами не было принца, он... - Раненый замолчал, с удивлением глядя на взъерошенного и необычного на вид Дима, и лишь потом до него дошёл смысл сказанных слов: - Дайрус победил?! Он не мог победить! Он ублюдок, его место... я должен был... - он снова закашлялся. - Не волнуйтесь, принц Дайрус скоро уедет. Вы проиграли битву, но не войну, - слова нечаянно вырвались, и мальчик уставился на неё как на ненормальную. - А ты кто? - Меня зовут Самайя, я приехала с принцем. - Самайя? Странное имя. - Все зовут меня Мая, - она едва сдержалась, чтобы не сказать, что это принц зовёт её так. - А это Дим, мой друг, он приехал издалека. Дим слегка поклонился, как всегда делал, когда его представляли кому-то. - Дим, помоги, пожалуйста, перенести его отсюда. Хочу его перевязать, - Дим скорчил недовольную рожу за спиной раненого, но обхватил мальчика за грудь и потащил к другим раненым. Они устроились под кривой одинокой берёзой, положив незнакомца на мокрую траву. Самайя разрезала штаны и увидела глубокую рану на левом бедре. - Эй, Рик, неужто это ты? Принц тебя не прикончил? - крикнул кто-то насмешливо. Легкораненые сидели неподалёку и напивались с горя вместе с недавними врагами. Василь Беззубый, сидевший тут же, не улыбался, а злобился на Дима. - Что, шлюшка королевская, решила себе нового любовничка завести? Одного мало? А я чем тебе не угодил? - Василь не стеснялся в выражениях, добавив пару ругательств. Дим напрягся, но Самайя и ухом не повела. Она не хотела, чтобы Дим из-за неё вляпался в неприятности. Дайрус далеко, Марик тоже, а Дим не выстоит против всех друзей Василя. Самайя часто слышала о себе нелицеприятные выражения - одним больше, одним меньше. Она способна спрятать обиду, а со временем эта обида забывалась. Ничто не могло быть страшнее того, что она пережила. Она выдержит.