Все знали, что мать у Надьки Беловой сидит. За то, что мужа кухонным ножом укокошила. И никто Надькину мать не осуждал. Наоборот, шептались, поделом, мол, заразе, Надькиному отцу. Нечего было чуть что кулаки распускать.
Ксюша с ненавистью глянула в сторону Беловой из-под залитых слезами ресниц. Гадюка Надька точно пошла в папашу - такая же бешеная смесь ярости и расчётливости. Вон лыбится нахально, в ус не дует.
Судья свистнул, показал восемь пальцев - Надькин номер, - поднял вверх крепко сжатые кулаки.
- Дисквалификация! - Выдохнула Маруся, капитан жёлто-синих. - Так ей и надо!.. Ксю, не реви! Сейчас отыграемся! Три штрафных дали...
Ксюша, пряча лицо, на одной ноге отпрыгала с площадки. Вторая нога, вмиг посиневшая и распухшая после Надькиного мерзкого трюка, не позволяла не то, что ступить - даже притронуться.
- Я вызвал скорую, - сообщил тренер НикСаныч. - Ты посиди пока. А Белову гнать будем с чемпионата.... Ох, ты, Господи! Лещинская! Да прицелься же! Не лупи наобум!
Рослая Катя Лещинская, выставленная пробивать штрафные, промазала, вызвав радостный гул в Надькиной команде. Следующие два броска были точными, но их уже не хватило.
- Если бы Ксюхе не помешали, мы бы выиграли..., - сердито прошептала Маруся.
Потому что трёхочковые у Ксюши были просто класс! А Белова всё испортила. Белова подло накрыла огромным своим ботинком Ксюшину ступню в самый момент прыжка - ступня осталась на земле, а Ксюша полетела вверх. Гарантированный разрыв связок, чтоб эту Белову черти съели!
Судьи и тренеры склонились над протоколами, а Ксюша, еле сдерживая рыдания - не от боли, но от обиды - принялась лихорадочно перебирать планы мести. Сломать Надьке ногу? Взять штангу и, как следует шарахнуть по конечности! Да пойди, подберись к этой дылде... Упасть на пол, завопить, катаясь от боли, чтобы все осудили негодяйку? Противно цирк устраивать.... Впрочем... Впрочем, есть идея! Трусы! Заношенные серые трусы в линялый горошек!
Слёзы мгновенно высохли, на пылающие глаза наползла коварная тень. План вышел простым и убийственным - доползти до Надьки и сдёрнуть форменные шорты. Пусть почувствует злость и бессилие под градом любопытных усмешек, пусть покраснеет, застыдится рваных тряпиц - не жалко! Она не жалела, и её жалеть нечего!
Перед матчем, переодеваясь, Ксюша неловко задела раскрытую дверцу соседнего шкафчика. "Извини", - Ксюша сунула за неё нос, обнаруживая ту самую Надьку. Белова не ответила - лишь фыркнула да треснула дверцу, - но Ксюша успела бросить взгляд на соседку и заметить штопаное исподнее старомодного фасона - чуть ли не до подмышек. Оглядела свой нарядный комплект - мама долго сопротивлялась слишком взрослому и дорогому белью - провела рукой по талии и стройным ногам, осталась довольна. Подумала, что бабка, одна воспитывающая Надьку, никогда бы не потратила половину пенсии на красоту, которую никто, кроме хозяйки, не увидит....
- Сиди, сиди! - замахал руками НикСаныч.
- Мне больно сидеть, - солгала Ксюша, привставая. - Я в раздевалку пойду, там на скамейку лягу.
Намеченный путь как раз пролегал мимо Надьки и ликующей команды победителей. Хорошо, что Надька стоит с краю, хорошо, что не затерялась в толпе подружек.
Ксюша, доскакала на здоровой ноге до красно-белой стайки противников, замерла, вроде как отдыхая. Надькина команда притихла, чуть отступила назад, пропуская раненую соперницу. Сжав зубы, Ксюша двинулась к Надьке. В предвкушении сладкой мести кровь забурлила, хлынула румянцем, напрягла жаркие вспотевшие ладони. Белова, ухмыляясь, скрестила на груди руки, но затем вдруг как-то беспомощно опустила. Взгляд её, такой же беспомощный, как и руки, устремился к выходу и захлебнулся. Ксюша непроизвольно перевела взор в ту же сторону.
В дверном проёме спортзала поверх голов суетливых болельщиков, ожидающих финальный выход и награждения команд, тянулась, выискивая кого-то, высокая женщина в мохнатом старушечьем платке, таком древнем, что его не повязала бы ни одна городская старушка. Бледное болезненное лицо женщины подсвечивалось нетерпеливой, но робкой радостью. "Надькина мать!" - озарило Ксюшу. - "Выпустили. А говорили, пять лет ещё сидеть...".
Женщина продолжала вертеть головой в поисках дочери, и Ксюшу зазнобило. Глаза Надькиной родительницы сияли, в их свете рыхлая землистая кожа словно разглаживалась и молодела. Надька, сдерживая в горле клокотанье, хрипло откашлялась.