Когда "Весёлая индюшка", качнувшись, мягко села на поверхность планеты, Геныч шумно выдохнул:
- Уф! Пронесло! Свезло нам, братуха, с погодкой, синоптики не ошиблись. Вернёмся, проставимся тха-рхинным коньяком. Кто там прогноз по Це Икс Пять-пять-семь-восемь составлял?
-Макферсон, - сдержанно отозвался Толя, студент, завербованный на "Индюшку" на время летних каникул. Экзальтацию простодушного Геныча будущий биолог не одобрял.
- Макферсон? Не! Этому не коньяк! Этому виски с винокурен Гаэллы.
Толя поморщился - визиты на алкогольные планеты он не любил из-за чрезмерной толкотни в космопортах. Но что делать - служба есть служба! "Весёлая индюшка", зафрахтованная объединённым обществом гастрономов Земли, была обязана не только изучать флору и фауну недавно открытых планет в поисках новеньких деликатесов, но и возить всевозможные напитки из старых систем галактического союза.
- Макферсон не пьёт, - сказал студент. - Я его с университета знаю.
- Все пьют, - безапеляционно заявил Геныч. - Только некоторые ломаются, как барышни.
- А Макферсон - нет, - упрямо прошептал Толя, впрочем, никто его уже не слушал.
Планета с формальным названием "Це Икс Пять-пять-семь-восемь" не слишком привечала гостей. Нет, на этой планете не бушевали бешеные ветра, не проливались кислотные дожди, не извергались мощные вулканы. Атмосферы маловато, довольно разреженно, но это пустяки. Главной опасностью считались внезапные изменения магнитного поля и огромное количество космических объектов в непосредственной близости от планеты, из-за чего посадка корабля на поверхность становилась весьма опасной и непредсказуемой. Во всех учебниках по астронавигации приводился случай, когда из-за резких колебаний напряженности поля приборы первого исследовательского зонда потеряли способность к геомагнитной ориентации, переключились на ориентацию по положению светил и были начисто сбиты с толку непрерывным потоком комет. Останки зонда до сих пор украшают собой пейзаж в районе Большого Хребта.
По заведённой традиции толком не исследованную Це Икс Пять-пять-семь-восемь гастрономы-разведчики временно назвали Фермой. Если найдут что-нибудь интересное для желудков землян, к планете наладят регулярные рейсы, придумают звучное наименование. Если нет - так и останется скромный набор классификационных символов. А пока - Ферма.
На Ферму Толя ступил впервые. Сюда, вообще, мало кто отваживался заглядывать. Впрочем, кроме куртюхов, ничего на Ферме интересного и не наблюдалось: безграничная ровная пустыня, то там, то сям покрытая странными камнями, единственная гряда из тех же камней, и - куртюхи, вспыхивающие ярким радужным рисунком полупрозрачных тел. Камни, конечно, были некоторой загадкой и куртюхи тоже. По химическому составу камни - ничего сложного: кремний, титан, алюминий, железо, кальций, магний, кислород и кое-какая иная мелочёвка. Этого добра и на Земле навалом. Однако часть камней была тверда, как гранит, а часть имела податливые свойства пластилина. Время от времени камни окутывало облако газа - метана и углекислоты, потом также неожиданно рассеивалось. Загадка по сю пору не имела официального объяснения, а если признаться честно - никого особо не интересовала. Ну, камни. Ну, газ. Ну, и что? Иное дело - куртюх! Нежная субстанция, порхающая над валунами эдакими облачками-привиденьицами. Но съедобная ли?
- Почему куртюх? - спросил Толя, облачаясь в защитный костюм. - Какое-то насмешливое имя для животного.
- Так планету открыл гражданин по фамилии Куртюх, - хохотнул Геныч. - И решил, так сказать, себя увековечить.
Куртюх двигался резко и быстро, потому его полёт сопровождался свистом разной тональности. Был бы звук на самом деле слышен человеческому уху в реденькой атмосферы планеты - вопрос спорный. Однако в шлем рабочего скафандра порхание будущего бифштекса транслировалось отменным свистом. Нестройный хор таких звуков окружил Толю, выглянувшего из "Индюшки" с сачком в руках. Сачок - силовая ловушка в виде большой кошачьей переноски - заурчал и принялся всасывать куртюха, мечущегося над горкой наваленных камней. После получаса беготни от уворачивающейся твари Толе удалось втянуть её в сачок.
- Царский улов! - съязвил капитан корабля. Геныч как истинный начальник гастрономической экспедиции демонстративно валял дурака, по-королевски восседая на камнях и наблюдая за Толиной работой. Толя на него не обижался, понимая, что Геныч ещё успеет насладиться полезным трудом, пилотируя "Весёлую Индюшку". - Давай-ка ещё парочку, да пожирнее, а то эта - совсем сопля бесплотная.
- Интересно, откуда они берутся? - проговорил студент, рассматривая сквозь биостекло сачка хрупкую субстанцию, схожую с медузой в морской волне.
- А хрен его знает, - изрёк командир. - Откуда-то. Это науке неизвестно.
- Неужели никому не любопытно?
- Ясен бакен! Никому этот куртюх и на хрен не нужен. Разве что съесть или на дамскую сумочку пустить. Да как узнаешь-то? Сидеть что ли в этой унылой дыре ради каких-то куртюхов?
- Ну, роботов оставить. Пусть изучают.
- Кому это нужно, Толя? - скептически хмыкнул Геныч. - Коли животное хотя бы нормальное было, а то болтается себе, и ничего не делает. Кому это интересно?
- Как это кому? Да хотя бы и мне!
- Если надо, могу оставить тебя здесь. Сиди, изучай. Но уж, как свихнёшься от скуки - пеняй на себя.
- Я бы с радостью, - сердито сказал студент. - Была бы стационарная база, ей-богу, остался бы.
Кое-как отловив ещё трёх куртюхов, охотники вернулись в корабль. Улов осторожно опустили в камеру определителя, прибор зажужжал, выщёлкивая на табло химические формулы. По окончанию анализа дисплей загорелся зелёным - продукт был признан химически безопасным. Далее последовал анализ биологической совместимости и прочие доскональные проверки. На радость Генычу всюду горел разрешающий знак светофора. Куртюх явно годился в пищу.
- Не белковая жизнь, - удивлённо молвил Толя. - Представляете, Сергей Геннадьевич - белков и в помине нет.
Геныч, подрёмывающий в кресле после сытного обеда, зевнул:
- Ну, и ладушки. Главное, чтоб не мочалка безвкусная оказалась. Давай, скорми его Филимону. Поглядим на цирк, что ли.
Филимон - толстый прожорливый пасюк с наглой мордой, - услышав совё имя, плотоядно облизнулся в клетке. Филимон был легендарной подопытной личностью. Его не брали земные яды, он не страдал ни от одной болезни и обладал феноменальной устойчивостью к разнообразным инопланетным вирусам. Геныч его уважал. До того уважал, что даже пообещел схоронить с почестью на своей даче, коли тот всё-таки сдохнет в процессе испытаний.
- Сырым способом? - спросил Толя. - Или рекомендованным к приготовлению?
- А что там с рекомендациями?
- Обжарка в оливком масле.
- Всего-то? - обрадовался капитан. - Ни облучения, ни крекинга, ни перегонки? Конечно, пожарь.
Геныч, себе на удивление, оказался прозорлив. Филимон, отведав жареного куртюха, впал в неистовство. Крысан с бешеным воодушевлением принялся бегать по клетке, периодически замирая возле прутьев, чтобы вытянуть сквозь них лапки и яростно заверещать. Кисти его, так схожие с человеческими, совершали хватательные движения, будто просили добавки. Толя просунул новый кусочек, Филимон чуть не оттяпал палец. Угощение миг исчезло в ненасытной Филимоновой утробе.
- Пьяный, что ли? - подивился Геныч.
- Прибор говорит, двигательные реакции в норме, - возразил молодой человек, глянув на энцефалосканер, пристроенный в верхнем углу крысиного домика. - Похоже, куртюх ему понравился.
- Тогда обождём. А потом... Потом третий пункт договора. Не боишься?
- Нет, - просто сказал Толя. - Не боюсь. Я доверяю технике.
Третий пункт - согласие на добровольное испытание продукта - поощрялся весьма прилично. Толя подписал его, когда вербовался на борт "Весёлой индюшки". Геныч считал - из-за денег, хотя на самом деле Толей двигал исследовательский инстинкт и наивная идея служения людям.
Перед сном студент заглянул к садку с добычей. Оставшиеся три куртюха неподвижно висели в воздухе, чуть колеблясь в такт ветерку системы кондиционирования. От Толиной головы, появившейся в люке садка, куртюхи взвизгнули и заметались, натыкаясь на стены. "Утром расмотрю их как следует", - решил Толя.
Но рассмотреть не удалось, потому что утром куртюхи исчезли.
- Мать моя, лоция! - изумился Геныч, - Дифферент тебе в кранец! А где куртюхи?! Где мой славный сладенький конвертик с толстенькой пачечкой бабосиков?
В минуты крайнего раздражения Геныч становился совсем невыносим со своим дурацким сюсюканьем, а вид Филимона, выпрашивающего добавку, так и заставлял видеть перед глазами пузатые стопки кредиток - премию за открытый деликатес. Толя нахмурился и, чтобы не слушать причитаний, забрался на четвереньках в садок.
Пусто. Ничего. Толя покрутил головой, ощупал швы и стены. Потом начал ретироваться и обнаружил, что колени чуть прилипают к днищу. Потрогав пол, Толя задумался.
- Эй, ты чего там? - испуганно забарабанил по клетке Геныч, собирая колючие брови в кучу.
- Сергей Геннадьич, - быстро проговорил Толя, выползая на волю,- а есть документация на капсулу?
- Э-э-э, - почесал бороду капитан. - Должна быть. В архиве посмотри. А зачем тебе? При чём тут капсула? Десять лет уж возим, всё было хоккей.
Молодой человек не ответил, однако спустя несколько минут, перешерстив записи на вспомогательном табло у камбуза и поелозив по садку лазерным измерителем, торжественно объявил:
- Я так и думал! Объём изменился! Капсула стала меньше! На восемнадцать целых шесть десятых литра.
- И что? Куртюхи размазались по стенкам, ты хочешь сказать? - ехидно спросил Геныч.
- Ничего я не хочу сказать, - буркнул Толя. - Пойду я лучше куртюха пробовать. Третий пункт ещё не окучен.
Терзаем странным исчезновением животных, студент обжарил остатки вчерашнего куртюха и, зажмурившись, отправил кусочек в рот. Филимон с жадной завистью проводил глазами вилку и отчего-то икнул. Толя же, едва слюна коснулась студенистой субстанции, чуть не застонал от удовольствия. Невероятный фонтан ощущений взметнулся в его черепной коробке. Сказать, что было вкусно, - ничего не сказать. Феерия оттенков вкуса сложилась в стройную величавую симфонию. Чувствовались сразу и основательность солёных бочковых груздочков, и тающая нежность мраморной говядины, и жаркая нега рукколы, и свежий бриз лимона, и язвительная терпкость каперсов, и льстивый дурман картофеля-фри. Всё это непостижимым образом не мешало друг другу, но сплеталось в божественную гармонию праздничного обеда, щедро приправленного благодушием и беспричинной радостью.
- Ну, что? - Геныч в нетерпении приплясывал вокруг Толи и пытался прочесть эмоции по его глазам.
- Нет слов! - выдохнул наконец Толя. - Нет слов, Сергей Геннадьевич. Лучше, если вы сами...
Весь день затем молодой человек блаженствовал, отщипывая кусочки деликатеса, а Геныч ему завидывал. Когда же истекли вторые сутки после кормления вполне себе бодрого Филимона, капитан сдался.
- Правда, здорово? - живо откликнулся Толя, наблюдая, как последний куртюшиный ломтик исчезает во рту счастливо жмурящегося Геныча. - Особенно руккола.
- Руккола? - озадачился тот, выплывая из грёз. - Не было рукколы. Укропчик был с перцем, и омуль. Я, брат, байкальского омуля, ни с чем не спутаю. Чутка подкопчёный, жирный... И черемша. М-м-м! А жасминовый рис! А тха-рхинный гульеро!
После минутного спора о том, чем на самом деле пахнет куртюх, Толю осенило:
- Слушайте! Мы же оба правы! Кажется, куртюх, просто вытаскивает из подсознания то, что тебе кажется самым вкусным на свете. Мы, вот с вами, по рыбе с мясом прошлись, а девушкам он, наверное, покажется чем-то ванильным и шоколадным.
- А Филимону, стало быть, тухлятинка померещилась, - рассмеялся Геныч и хлопнул напарника по плечу. - Ты ещё не понял, студент, что мы с тобой теперь сказочно богаты! Представляешь, сколько будут готовы выложить за такое чудо? Это же пищевой наркотик! Только без помутнения разума! Кстати, а зависимость от куртюхов бывает? Ты что-нибудь чувствуешь?
- Нет, - сказал Толя, почему-то хмурясь. - Зависимость не чувствую. Чувствую только непонятности. Куда те трое подевались?
- Кто о чём, а вшивый о бане, - осерчал Геныч. - Мелкая ты душонка, рей-бант тебе в мунсель.
За весь следующий день попался один единственный куртюх. Коллеги накрутили с десяток километров вокруг корабля, спотыкаясь о бесконечные камни, после чего решили перелететь на теневую сторону Фермы. Пока Геныч колдовал с навигацией и сверялся с прогнозами по магнитным бурям, Толя от нечего делать прошёлся по выловленному куртюху измерителем, оставленным рядом с капсулой.
- Вес - кило двести, - сообщил он. - Объём - шесть и два... Геныч!!! Шесть и два!!!
- Прекрасно, - рассеянно отозвался Геныч, изучая экран бортового управления. - Кило двести - это ж сколько тугриков выйдет?..
- Вы не поняли! Вы забыли! Помните, я измерял садок? Он уменьшился на восемнадцать и шесть литров? Это же ровно в три раза больше, чем шесть и два! И пропавших куртюхов тоже было три.
- Всё-таки размазались по стенкам, - язвительно произнёс командир. - Кончай фигнёй страдать, а? Мало ли какие совпадения бывают? У тебя лазер примитивный - бытовой, с погрешностью в полведра.
На это студент, сердито откинув светлый чуб, опрометью бросился в хозяйственный отсек и выволок циклопический универсальный измеритель. Прибор, покряхтев, выплюнул цифры: 18,6096 и 6,2032.
- Совпадение, - заупрямился капитан. - Пока ещё одного куртюха не померим, ни за что не поверю.
Наверное, фортуна благоволит к одержимым служителям науки, потому что буквально на ступенях "Весёлой индюшки" Толя, выскочивший в запальчивости на поиски нового куртюха, тут же поймал отличный экземпляр, правда, несколько, вяловатый. Весила добыча почти два килограмма, а вот объём был всё тем же волшебным - 6,2032 литра.
- Приборы барахлят, - сказал упёртый Геныч. - Потому что магнитная аномалия.
А когда Толя тут же определил его личный объём в 90 с гаком литров, только фыркнул:
- Это потому что я - земной. Земные предметы без аномалий. А с Фермы - с аномалиями. Померь что-нибудь снаружи.
Снаружи были только камни. Толя, пыхтя от натуги, втащил парочку глыбин на борт и подставил под око измерителя.
Студенту осталось лишь хлопать глазами и таращиться на магические 6,2032 литра. Вес, правда, был разный. У липкого камня - меньше, у твёрдого - больше. В порыве исследовательской страсти Толя двинул рукой по замку капсулы, та распахнулась и из неё стремительно вырвался куртюх. Он принялся носиться по кораблю, но внезапно успокоился и завис точно над камнями. Толя передвинул камни - куртюх передвинулся следом. То, что произошло далее, не лезло ни в какие ворота. Повисев немного над камнями, куртюх вдруг всхрюкнул и каплей клея плюхнулся на пол. Он поначалу растёкся бесформенной прозрачной лужей, но затем, коснувшись камней, подобрался и оформился во вполне очерченную лепёшку.
- Интересно, он теперь съедобный? - только и спросил Геныч, захлопывая отвисшую челюсть.
На теневой стороне планеты, куда на следующий день переместилась "Весёлая индюшка", охотники добыли с десяток куртюхов: несколько толстеньких, почти потерявших прозрачность, и парочку лёгких радужных созданий. Все они имели один объём, равно как и булыжники, до горизонта устилающие Ферму. Толе удалось наткнуться на выброс газа, он заснял явление на камеру, на что Геныч полдня ворчал, что они не научная экспедиция, а гастрономическая, и что больше он Толю с собой не возьмёт. Его можно было понять: плановый срок пребывания на планете подходил к концу, а куртюхов, считай, что и не было.
Капитан повеселел, когда пришёл сигнал от зонда-разведчика: в сотне километров от корабля висел огромный косяк куртюхов. Зонд предупредил об избыточной концентрации метана в районе нахождения косяка, на что Геныч равнодушно пожал плечами. Метан - газ неопасный.
- Удача, так удача, - облизнулся капитан. - Проверь-ка садок, студент. Чую, нам он, ох, как понадобится. Может, дополнительный отсек к нему пристроить?
- Сергей Генадьич, - осторожно произнёс Толя, вернувшись в рубку после проверки капсулы. - Куртюхи опять исчезли. Остались только две штуки. Которые прозрачные.
Последовавшая за этим сообщением череда воплей, гневных тирад и обещаний уделать грёбаную планету по самые клюзы, вынудили оставшихся куртюхов вжаться в стены садка и жалобно затрепетать.
- Трогаемся, - скомандовал злой Геныч. - Прямо сейчас! А потом быстро сваливаем, пока есть что продать.
Зрелище, открывшиеся им на новом месте стоянки, было поистине завораживающим. Тучные стада куртюхов плавно, будто на параде дирижаблей, парили в синеватой дымке над тёмно-серыми нагромождениями валунов. Время от времени какой-нибудь особо упитанный куртюх вскрикивал и стремительно шлёпался оземь. Выглядело это так, словно незримая хозяйка-великанша швыряла, отбивая о крышку стола, куски фарша для бифштекса. Упавшая плюха растекалась по поверхности, но затем, как и куртюх на борту "Весёлой индюшки", подбиралась и формовалась в нечто, напоминающее заготовку для подового хлеба.
Толя, раскрыв рот, глазел на эти чудеса, пока смачный толчок капитана не вернул его к прозе жизни:
- Грузи, давай, мечтатель!
Включив насос-ловушку, парень приступил к работе, ради которой нанимался, но по его чуть замедленным движениям Геныч без труда определил, что он так и не вышел полностью из раздумий.
- Жирных непозрачных не трогай, - приказал капитан. - Ненадёжные они. Прозрачные не пропадают, их бери.
Прозрачные, в отличие от плотных белёсых тварей, шустро уворачивались, но по своей бестолковости, путались друг с другом, сшибались с сотоварищами и довольно быстро оказывались в ловушке. С каждой новой партией, отправляемой в садок, Геныч всё веселел, и когда Толя объявил, что места в капсуле больше нет, даже расчувствовался и дал зарок пожертвовать один процент выручки храму великой Матери Лоции на планете-музее астронавигации. Это был верх генычева довольства, ибо все предыдущие обещания ограничивались упоминанием о шубе для жены и детском геликоптере для внука.
- Стартуем, что ли? - промурлыкал Геныч, любовно поглаживая капсулу, в которой, как сельдь в бочке, трепыхался знатный урожай куртюхов.
Толя, следивший за возбуждёнными подпрыгиваниями командира с отрешённым выражением лица, вдруг встрепенулся и произнёс то, что Геныч менее всего пожелал бы сейчас услышать:
- Стартуем. Только куртюхов сначала выпустим.
- Метаном надышался, студент? - не поверил своим ушам Геныч. - Тебе плохо?
- Мне хорошо. Плохо планете.
- Не понял... Точно - метанчик в скафандрик втянуло.
- Метан не токсичен, - спокойно ответил Толя, пригладив непокорный чуб. - Я, Сергей Генадьич, кажется, догадался, что это за камни и чем занимаются куртюхи. Если моя догадка верна, мы своими руками пресекаем историю планеты.
Командир нервно покрутил вытянутыми в трубочку губами и, ни слова не говоря, задраил люки.
- Погодите! - Толя повысил голос. - Вы же сами видели, как куртюхи падают на землю и превращаются в липкие лепёшки. Вы же трогали камни и чувствовали разную их твёрдость. И вы видели показания прибора: и куртюхи, и камни - все одного фиксированного объёма. А что если предположить, что объём живых организмов на Ферме строго установлен и обусловлен условиями среды? Если на Земле все рождаются маленькими и постепенно растут в объёме, то здесь объём - это константа, которая постепенно заполняется массой. Сначала куртюх почти ничего не весит, порхает и парит в атмосфере. Перерабатывает газы, в том числе метан и углекислоту, набирает вес и какой-то момент падает на поверхность.
- В камни, что ли, превращается? - саркастически хмыкнул Геныч. - Ну-ну...
- Ага. В камни. Эти камни тоже постепенно набирают плотность, превращаясь в обычный гранит. Нужные вещества они вытягивают из недр планеты. Смерть для них - переход в состояние гранита. А перед окаменением испускают поток газов, в котором рождается новый куртюх. Они таким образом строят и ландшафт, и атмосферу.
- Во, фантазёр!
- Да послушайте же! Наша Земля, как и на многие другие планеты, вулканически активная. Через извержение из ядра Земли в своё время высвободились вещества, которые превратились в гранит и базальт, а также выплеснулись газы, которые сформировали атмосферу. Она поначалу была метаново-углекислой, но бактерии переработали её в кислород, а дальше началась живая история Земли. Ферма сейсмически неактивна, но это не значит, что на ней не идут те же процессы, что шли на Земле несколько миллиардов лет назад. Процессы идут. Только иным манером, понимаете? Через этих несчастных куртюхов, которых мы собираемся съесть. Куртюхи здесь вместо вулканов...
Геныч, сурово сжав зубы, завёл двигатель корабля, отчего "Весёлая индюшка" завибрировала, заплясала в нетерпении. Толя, вздрогнув, подвинулся ближе к Генычу и с жаром продолжил:
- Пройдут миллионы лет, и куртюхи-камни создадут горы, а куртюхи-птицы насытят кислородом атмосферу. От космической ионизации метан с углекислотой, вытягиваемые камнями, выделят воду, а там рукой подать до полноценной растительности и животного мира. А мы... Мы своим браконьерством стоим на пути великой истории Фермы!
- Слабовата теорийка, - проговорил капитан. Рука его уверенно чертила маршрут в навигационном блоке. - Позавчерашние куртюхи в капсуле ни во что не превратились. Они просто исчезли.
- Они превращаются в камни только в присутствии сотоварищей! У них не было учителя, не было того, кто придавал форму, вот они и растеклись равномерно по полу! - с отчаяньем выкрикнул парень. - Сергей Генадьич! Как же так, а? Вот спросят вас на смертном одре ваши внуки и правнуки: дед, что ты хорошего сделал в жизни? А вы им ответите: а ничего, дети! Ничего, кроме того, что помог человечеству сожрать далёкую планету с дурацким именем Ферма. Я, дети мои, был удачливым охотником, я проложил людям путь к изысканному деликатесу, и не зарастёт к нему народная тропа! Да, дети, я горжусь тем, что мы съели планету!
На последних словах Геныч, красный, как борода весёлого индюка, потянулся к стартовой кнопке и Толя бросился на него, чтобы отжать от пульта и отсрочить взлёт. Геныч успел раньше: он оттолкнул Толю, швырнул на пол и звонко шлёпнул ладонью по кнопке, "Индюшка" резво устремилась ввысь. Обхватив голову руками, студент замолчал. Просидев на полу с минуту, молодой человек поднялся и, бросив на командира взгляд полный презрения, устроился в кресле, ожидая набора скорости. Корабль медленно описывал круги над теневой стороной Фермы, Геныч свирепо вглядывался в экран камеры обзора и раздувал то щёки, то ноздри.
Зависнув на предельной высоте в несколько десятков метров, он вскочил, и отстучал на пульте управления какую-то команду. Робот-манипулятор, незамедлительно прибывший в грузовой отсек, ловко отщёлкнул крепления капсулы и укатил садок в шлюз.
- Чтоб я когда-нибудь ещё студентов брал! Да ни в жисть, дифферент тебе в кранец! - в сердцах заявил капитан, глядя в иллюминатор, как из шлюза появляется край капсулы, а затем вниз летит радужное облако куртюхов. - Адвокат хренов! Не мы, так другие прикончат их.
- Не прикончат, - сказал Толя. - Прогнозы по Ферме только Макферсон умеет делать. Договорюсь с ним, чтобы прогнозы всегда были плохими. Макферсон поймёт, не откажет. А мы с вами молчать будем. Никто о куртюхах и не узнает.
Закусив губу, капитан сверкнул глазами и неожиданно для Толи прекратил выгрузку улова.
- Ну уж нет, - с некоторым злорадством проговорил он. - Так дело не пойдёт.
Шлюз захлопнулся, а затем студента вдавило в кресло - корабль, задрав нос, понёсся прочь с Фермы.
Следующую пару дней коллеги провели в полном молчании. Толя брезгливо обходил стороной жадного Геныча, а тот и сам не стремился к установлению добрых контактов. Капитан периодически подбегал к капсуле, в которой грустили радужные пленники, и, поглаживая лысоватую макушку, таращился на них. "Барыш подсчитывает, - зло подумывал Толя, - вот неймётся ему". Однажды он застал Геныча возле крутюхов даже ночью. Командир, воровато оглядываясь, орудовал механической рукой прямо в гуще куртюшной стаи. "Точно! Счёт ведёт!" - прошептал студент с неприязнью.
На исходе четвёртых суток по земному календарю молодой человек, придремавший в спальном отсеке, проснулся от душного запаха, столь непривычного для бортовой почти стерильной обстановки. Прошлёпав по коридорам станции, Толя добрёл до камбуза, где и обнаружил Геныча со сковородкой в руках. Плитка была раскалена, а масло на сковородке нещадно чадило. В масле шкворчало что-то прозрачное.
- А я тут куртюшка решил пожарить, - радушно поделился капитан. - Попробуй-ка!. Да не вороти нос, я ж не просто так, я с умыслом.
Толя поколебался, но любопытство одержало верх над презрением. Во-первых, когда ещё выпадет шанс попробовать чудесный продукт, а, во-вторых, что за умысел? Подцепив студенистую субстанцию на вилку, Толя отправил в рот крохотный кусочек.
- Ну, и гадость! - вскричал он, выплёвывая куртюха, по вкусу являвшего нечто среднее между горелой манной кашей и тухлой рыбой. - И это деликатес?!
- Во-о-от! - довольно промурчал Геныч. - Что и требовалось получить!
- Не понял...
- Ты, студент, там всемогущего Макферсона планировал подключить? Великого и ужасного Макферсона, которого прямо все-все-все так и послушались, в том числе браконьеры и контрабандисты! Молодец, студент! Умничка!
Толя, покраснев, буравил взглядом Геныча, не находя, что и сказать. Геныч же продолжал:
- Я тут похимичил чутка. Поэкспериментировал, так сказать. Знаешь, что выяснил? Штуку одну забавную выяснил. Если на куртюха подействовать парами алкоголя, он становится ужасно отвратным на вкус. Типа варёного лука.
- Не, - поправил Толя, - тухлой манной рыбы.
- Ну, видать, у каждого свои глюки, - усмехнулся капитан. - Кому что не нравится, тому то и является. Но не суть. Ты, студент, давай, бегай там по Макферсонам, а я тут обработаю алкоголем нашу добычу. Привезу, сдам на руки, а уж, то, что куртюх - гадость несусветная, не наши проблемы. У нас что по договору?
- Что?
- Найти съедобное. Нашли? Нашли. Другое дело, что страшная мерзость. Психология, студент! Коли ничего с планеты не привезём, подозрения будут. Глядишь, кто-то и наведается перепроверить. А так все честно: жратву нашли, делайте с этой бякой что хотите. Чуешь?
- Так вы ночью тогда...
- Ага! - улыбнулся Геныч. - Я им блюдечко с тха-рхинным коньяком подсовывал. Они ж нетренированные, им и блюдечка хватит.