Ефимова Марфа : другие произведения.

Повелитель сопок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Основано на реальных событиях в геологической партии на далекой Чукотке. Если где и приукрашено, то самую малость.

   Дорога текла извилисто и тряско, норовисто взбрыкивала, поплевывая камни из-под колес. Вся проплывающая мимо местность состояла из одних камней, она уныло заволакивала глаза монохромной ржаво-бурой гаммой безжизненных осыпающихся сопок. Изредка по обочинам этого марсианского тракта мелькали следы пребывания людей, но ничуть не оживляли картину, ибо наполнены они были полусгнившими лагерными бараками и рядами почти истлевших крестов.
   - Полярный круг! - с гордостью произнес шофер, когда машина проехала через косенькую арку. - Сейчас все повеселее будет.
   Арка из гнутой арматуры выглядела нелепо, но трогательно; водрузивший ее человек будто бы доказывал этому мертвому ледяному пространству, что он жив, что его не перешибешь соплей, что он еще поборется и понатыкает на карте военных действий победную линию наступления из таких вот арок-флажков.
   Следуя предсказанию водителя, пейзаж стал разбавляться вкраплениями озерец -- поначалу просто мутно-серых, а затем неожиданно ярких. Практически у каждой сопки в подножье сверкала капля неповторимого цвета: зеленая, голубая, рыжая, бирюзовая, блестяще-черная, и даже сумасшедше-оранжевая. Казалось, будто неведомый ювелир нагрузил под завязку шкатулку из красного дерева россыпью необработанных самоцветов.
   - Обалдеть, красота какая! - воскликнула Танюшка, приоткрыв окно и высунув румяное лицо навстречу ветру.
   - Ого, как дует, - заметила Марина, ее подруга, - А так и не скажешь.
   Пассажирам наглухо закупоренного "УАЗика" ветер не был заметен по той простой причине, что ему нечем было шевелить, не с чем играть, нечего кружить и подкидывать. Вокруг только камни и вода, укрытая каменными же стенами.
   Через час зубодробительной езды природа смилостивилась окончательно: сопки стали окрашиваться редкой зеленью. Танюшка слегка придремала, а когда проснулась на особо циничном ухабе от встречи с потолком машины, заметила, что мир за окном поменялся. Выглянувшее солнце осветило сочную тундру и словно включило нарядную гирлянду цветов, змейкой струящихся по холмам и распадкам. Шофер хмыкнул:
   - Сегодня, значит, все желтое...
   Девушки прильнули к стеклу. Танюшка опять не удержалась и с восторгом закричала:
   - Точно! Смотрите, все цветы желтые! Да сколько их!
   - А почему Вы сказали, "сегодня"? - спросила более уравновешенная Марина. - Завтра все цветочки покраснеют?
   - Может покраснеют, а может, посинеют, - пожал плечами шофер. - Кто их знает, что вырастет завтра?
   Танюшка захлопала глазами:
   - Они тут что, одноразовые?
   Виктор Иваныч Серов, восседавший рядом с водителям, снисходительно улыбнулся:
   - Лето в тундре короткое, всем надо успеть отцвести и бросить семена, поэтому тут все цветет по два-три дня, а потом расцветают другие растения.
   - Чтобы конкуренции у насекомых не было, - догадалась Марина, - Это понятно, край суровый, надо как-то договариваться.
   - Здесь вообще всем надо договариваться, а не то кирдык тебе, - философски заметил шофер, морщинистый мужичок лет пятидесяти, сухенький и обветренный. По его неторопливым и чуть расслабленным движениям выходило, что он вполне со всеми договорился. - Тут вам, девочки, Чукотка, а не Тамбовская область.
   - А по-моему, и в Тамбовской области надо договариваться, - сказала Танюшка. - Не одни же волки там живут... Ой, скажите, а тут волки водятся?
   - Водятся, - ответил водитель. - И на четырех ногах, и на двух. Вы уж остерегайтесь.
   Серов, начальник геологической партии, покачал головой:
   - Ладно тебе, Коля, не пугай мне барышень, а то все лето просидят в палатке.
   Партия была небольшой -- шесть человек. Кроме Виктора Иваныча и двух девушек, по царски расположившихся в теплом "УАЗике", было еще трое: молодые геологи Лёня и Дима, а также геофизик Пертель, казавшийся Танюшке и Марине безнадежно старым бабаем -- у Пертеля были трое внуков и пара лет до пенсии. Пертель с парнями ехал в грузовике, шедшем впереди "УАЗика". Грузовик вез полтонны приборов и походную утварь.
   Шофер Коля выждал полчаса, после того как геологический грузовик, нанятый Виктором Иванычем в поселке Эгвекинот, тронулся в путь. На нетерпеливые понукания Танюшки Коля флегматично пояснил, что лучше обождать, а не то пыли наглотаемся. Он так и сказал: "обождать", на что Марина дернула бровью. Потом они неспеша поехали, и некоторые повороты к подветренным сторонам сопок встречали их легким облаком взвеси, оставленным флагманским грузовиком. По этим пыльным облачкам, как по вешкам, "УАЗик" продвигался к намеченной цели -- рабочей базе нефтяников и рудокопов, выстроенной на берегу Амгуэмы, в том месте, где река делает резкий изгиб к востоку. Впрочем, никакой необходимости в вешках не было, поскольку сворачивать с дороги было некуда -- трасса разрезала тундру почти ровно по сто восьмидесятому меридиану.
   - Через пять километров -- кораль, - объявил Коля, - почти приехали.
   - Чего через пять километров? - не поняла Таня.
   - Место ваше. Там раньше чукчи своих оленей считали, а теперь бичи живут.
   - Кто живет?
   - Ну, деваха, ты прям как из детского сада, - осерчал Коля, - ничего не знаешь.
   Танюшка не обиделась, слишком много вокруг было чудесного, чтобы тратить силы на замечания всяких там старикашек: шофера Коли, Пертеля, Виктора Иваныча. Хотя, нет, Виктор Иваныч не вполне старикан, ему около сорока...
   Зато Марину возмутили Колины слова, и она едко процитировала:
   - Тот, кто задает вопрос, глупец в течение пяти минут, тот, кто его не задает, глупец всю свою жизнь. Китайская народная мудрость.
   - От, шпендрики! - восхитился Коля, - Сразу видно, ленинградские!
   База горнодобытчиков оказалась длинным грязным бараком, перед которым совершенно беспорядочно было разбросано всевозможное барахло: ящики, покрышки, трубы, потроха вездеходов, чукотские нарты, бутылки из-под водки и пустые консервные банки. На нартах уютно храпели две косматые узкоглазые собаки. Крупный пес со свалявшейся шерстью раскинулся в позе пособия по разделке бараньих туш, он вытянул передние и задние лапы, словно летел, а у его брюха колобком свернулся щен, совсем крохотный и нежный. Старшая псина сладко потянулась, лизнула мелкого и снова заснула. На прибывших людей собаки не обратили ни малейшего внимания.
   Зато среди человеческого населения явление девиц произвело почти что фурор. Все немногочисленные обитатели кораля высыпали на улицу и уставились на Танюшку и Марину.
   - О, бабы! - присвистнул испитый доходяга, обликом напоминавший чернослив. Несмотря на свежие десять градусов, он был в одних семейных трусах, расчитанных на куда более корпулентное тело, нежели их обладатель. Трусы парусились на ветру и бесстыдно открывали неприглядный вид на свисающий конец мужского хозяйства. Танюшка сразу покраснела, Марина усмехнулась.
   - Сам ты баба, - толкнул грубияна в бок бородатый мужик. - Бабы вон в чумах, а это девушки. Из Ленинграда.
   - Здравствуйте, - с опаской произнесла Танюшка.
   - И вы не болейте, - ответствовал бородач. - Вы его не бойтесь, он Вас не обидит.
   - Хотела бы я посмотреть на того несчастного, кто решил бы нас обидеть, - дерзко бросила Марина.
   - Э, не скажите, тут народ разный бывает, - возразил бородатый, - я бы Вам посоветовал поосторожнее быть с нефтяниками. Наши-то горняки ничего, спокойные, а эти..., - он неопределенно махнул рукой в сторону реки, - просто звери. У нас тут радио и телевизор, а они вообще ничего в своих балках не видят.
   - В чем..., - начала было Танюшка, но осеклась, благоразумно решив, что выспросит все потом у Виктора Ивановича.
   - Идемте, я вам комнату вашу покажу для ночевки, - предложил третий, с беломориной в зубах. - Нам еще позавчера сказали, что вы приедете, так мы вам там подготовили.
   Он крутанул рукой, приглашая внутрь, в барак, и скрылся за дверью. Танюшка вопросительно посмотрела на Виктора Ивановича, тот кивнул:
   - Заселяйтесь пока, в лагерь поедем завтра. С вами тут Пертель останется.
   Шеф ушел договариваться насчет угля и вездехода, а провожатый, тот что мусолил папиросу, высунулся и прикрикнул:
   - Вы как, идете?
   Марина первой вошла в кораль, за ней Танюшка с рюкзаком. Они очутилась в длинном сумрачном коридоре, с потолка которого свисали оленьи шкуры, а на полу, как и во дворе, валялась всякая дрянь. Пахло резкой кислятиной. Девушки миновали несколько филенчатых дверей, когда в проходе возникло непонятное существо с длинными волосами и плоским, словно бубен, лицом. Существо было обряжено в театрально-драные лохмотья до полу, во рту его, изрядно разреженном черными лакунами, перекатывалась трубка.
   - Девушки, купите голубого песца, - хрипло просвистело чудище, - нигде такого песца не найдете. У меня лучшие песцы Чукотки. Задешево отдам.
   Танюшка остановилась:
   - Песцы? Они же дорогие.
   Существо, обрадованное вниманием гостей, тут же затрещало:
   - Да ничего не дорогие! Всего тридцать рублей, дешевле нигде не будет! Купите, не пожалеете, шубу себе сошьете, все скажут, какая красивая у тебя шуба, где таких песцов брал, в магазине таких не достанешь... Вот, глядите-кось!
   Для пущей убедительности особь неясного пола из глубин своего рубища извлекло плешивую шкурку небесно-голубого цвета.
   - Видите? Настоящий голубой песец!...
   Девушки с оторопью оглядывали шизофренический колер звериного хвостика, и продавец, сочтя их изумление колебанием относительно цены, выдохнул с надрывом:
   - Эх, ёб твою, за десятку уступлю!
   - Спасибо, нам не надо, - брезгливо произнесла Марина. Она попыталась пройти дальше, но навязчивое существо преградило путь и слезливо заканючило:
   - Эх, однако, что тут делается! Даром отдаю -- три рубля всего. С Чукотки надо песцов везти, таким красавицам надо в шубках ходить, возьмите, не пожалеете!
   Оплывшая неопрятная морда с щелочками глаз, сальные косицы, зловонный рот, вонючая трубка, нестираная одежда -- все это разом, кошмарно-пахучим букетом оглушило девушек, сбило с толку. Существо размахивало руками и шкуркой, загораживало проход, и гостьи готовы были ретироваться на воздух, на солнце, но, к счастью, позади зычно рявкнул чей-то молодцеватый голос:
   - Манька, ша! Сдунься и не мешай! В морду дать?
   Колоритная дама по имени Манька охнула:
   - Сашка, ты здесь? Не надо в морду, зачем в морду? - и тут же испарилась за шкурами и фанеркой.
   - Путь свободен! - галантно объявил парень, названный Сашкой.
   - Благодарим за избавление, - иронически произнесла Марина. - Мы уж не знали, как обойти этот... феномен.
   - Всегда рад помочь, девчата, - прищелкнул грубыми ботинками Сашка. - Зуб даю, больше никто не посмеет вас потревожить.
   - А Манька -- женщина? - удивилась Таня. - Странная она какая-то.
   - Чукча из запойных. Чукчи не умеют пить, быстро превращаяются в полной отребье. Тот, кто при олешках, еще держится, а если бичевать начнет, сразу с копыт слетает... А ты что без вещей?
   Последний вопрос был явно адресован Марине, пототому что Таня по пионерски сжимала лямки рюкзака, из под клапана которого свисала оранжевая курточка. Марина равнодушно обронила:
   - У крыльца мои вещи. Кто их тут стащит... Здесь и женщин-то нет. Non mulieribus, non problema.
   - По крайней мере нашего размера, - уточнила Танюшка, не очень понимая, почему нет проблемы.
   Обе девушки были стройными, почти худенькими. Таня, правда, имела спортивный подтянутый рельеф и довольно широкие плечи, а Марина выглядела настоящим эльфом -- узкокостная, с длинными светлыми волосами и полупрозрачной кожей.
   - Я принесу твой багаж, - произнес Сашка. - Не боись.
   - Да где вы там? - крикнул мужик с папиросой. - Саня, отчепись от девочек!
   Танюшку и Марину определили на постой в комнату-клуб. Штук десять стульев были отодвинуты к стене у телевизора, к самодельным стальным стеллажам с обтрепанными журналами и газетами были приставлены две панцирные кровати. На всю эту лаконичную обстановку со стен взирали Горбачев, Хемингуэй и заграничная мамзель в кружевном белье.
   Сашка плюхнул Маринин рюкзак на пружинящую койку, сам прислонился к дверному косяку. Он выставил левый бок, и девушки заметили, что на Сашкином ремне болтается внушительных размером охотничий нож.
   - Какая у Вас сабля, - сказала Танюшка. - Зачем она Вам?
   Сашка многозначительно приподнял одну бровь и будто нехотя процедил:
   - Мужчине в тундре без оружия никак. Тем более мне...
   - А Вы особенный? - насмешливо спросила Марина. - Что-то я не видела у остальных оружия. Некоторые даже без штанов ходят.
   - То некоторые, а то я. Эти некоторые живут как роботы -- на вахту, с вахты, выпил, проспался, и снова на вахту. А я не такой.
   - А какой?
   - Какой?... У меня тут свои владения. Я тут повелитель сопок, - торжественно изрек Сашка.
   - Очень приятно, а я -- богиня красоты, - серьезно сказала Марина.
   - А я -- царица наук, - поддакнула Танюшка. - Вот и познакомились.
   - Зря смеетесь, - укоризненно покачал головой парень. - Со мной шутить не советую. Смотрите, - сказал он и чуть слышно цыкнул.
   В мгновенье ока в комнату ворвался кудлатый пес с серьезными голубыми глазами и сел у Сашкиной левой ноги -- точно под ножом. Девушки охнули, замерли, боясь пошевелиться и потревожить зверюгу, больно уж неласково глядел тот на новых жиличек.
   - Это только собака, - медленно, нараспев, протянул Сашка, - он домашний. Слушайте дальше.
   Он коротко присвистнул -- за окном молнией мелькнула огромная птица. Танюшка успела разглядеть ее черно-белое оперение и хищный загиб клюва.
   - Меня здесь уважают, - Сашка в упор смотрел на Марину. - Не только люди, люди -- это ерунда. Меня природа уважает, поэтому я повелитель сопок.
   - Собака здесь обязательна? - спросила Марина, - Не думаю, что утром ее мыли душистым шампунем.
   Сашка вновь цыкнул, пес удалился с достоинством английского аристократа. Зато в комнату, смешно косолапя, бочком ввалился щенок, сел на попу и с удивлением воззрился на гостей. Пес вернулся, забрал щенка за шкирку и унес его на двор.
   - Короче так, девчата, - решительно рубанул Сашка, - умывайтесь, переодевайтесь, отдыхайте, а вечерком буду у вас с угощением. Винишко, конфеты и апельсины гарантирую. Приду с Васей, чтобы не скучно было.
   Он бросил небрежный взгляд на Танюху, как бы давая понять, что неведомый Вася - для нее, а сам он заинтересован исключительно в ее подруге.
   - Значит, заметано.
   - Ничего не заметано, - фыркнула Марина.
   - То есть?
   - Напрасно стараетесь, Александр, мы не пьем, и не собираемся пить.
   - Разве вино - это пить?
   - Мы вообще алкоголь не уважаем, - поддержала Таня.
   - Вы спортсменки?
   - При чем тут спортсменки? - снова фыркнула Марина. - Просто нам это неинтересно.
   Сашка на мгновенье сдвинул недоуменно брови, потом просветлел:
   - Да-да, мы же из культурной столицы! Как же я забыл! Простите великодушно дурака! Старый опыт сработал - если геолог, то имеет уважение, так сказать, к огненной воде...
   - Мы не геологи.
   - А кто же? Поварихи?
   - Почему поварихи? Логика у Вас какая-то дискретная: то спортсменки, то поварихи.., - не поняла Танюшка. - Мы математики. Ну, пока еще студенты, но будем математиками.
   - А-а-а! - как-то странно протянул парень. - Ну, я пошел...
   В дверях он снова засунул лохматую башку и ослепительно улыбнулся:
   - Не знал, что женщины бывают математиками! Все равно вечером буду!
   - Прикольно это у него получилось, - заметила Таня, когда Сашка испарился. - Интересно, как ему удалось птицу подозвать?
   - Да никак, - рассмеялась Марина. - Смешная ты, Танюха, ей Богу! Он же напротив окна стоял, наверное, заметил, что она летит сюда, свистнул и вуаля! Ну, не на проповедь же она прилетела, дабы восхвалять Господа, питающего и согревающего ее с неизречённой любовью!
   - А... Ну да... Жалко...
   - Что жалко?
   - Жалко, что не на самом деле. По-моему это ужасно романтично - повелевать природой. И, вообще, симпатичный он.
   - Симпатичный? Тань, ты с дуба рухнула? Абсолютно примитивный абориген. Ни кожи, ни рожи, думает, что девиц можно "винишком" охмурить. Наверное, одни поварихи у него и были. Я уверена, он ни одной книжки, кроме "Колобка" не прочитал. С ним и поговорить-то, небось, не о чем.
   Таня пожала плечами:
   - Да я же о внешности. На лицо он вполне ничего.
   - Мне чернявые не нравятся, - отрезала Марина.
   Повелитель сопок Сашка был темноволосым и смуглокожим. Жгучие глаза его походили на два цепких буравчика, и были они настолько черны, что зрачков почти не было видно. Его буйная шевелюра толщиной и упрямством волос разительно отличалась и от Танюшкиных русых кудряшек и от белокурых локонов Марины. Сашка не был высок, рост имел, может, даже чуть ниже среднего, но и не был коренаст. Более всего он походил на циркового гимнаста - гибкого и неакцентированно-мускулистого, причем такое сходство рождалось не по внешним признакам, их было не слишком хорошо заметно под просторной рабочей курткой, а, скорее по точным и выверенным жестам, упругим, с лихо скрученной пружинкой.
   - Там кухня есть, - сказал подошедший Пертель. - Вы б сготовили чего, а то наши скоро вернутся.
   Девушки занялись нехитрыми хозяйственными делами: извлечением кастрюлек, разборкой провизии, замешиванием теста, жаркой-варкой, строганием салата.
   - Математики, блин..., - разгоряченная Танюшка утерла пот со лба и оставила на нем белую полоску из муки, - Сашка был прав: мы с тобой самые настоящие поварихи!
   - Не, Танюха, мы интереснее - мы доставляльщицы радости. Вот приедут сейчас наши, а мы им радость прямо на стол!
   - Точно! Три ведра радости!
   - И небольшое корытце!
   Девушки рассмеялись, довольно осматривая плоды своих кухонных трудов: суп из пакетика, сдобренный картошкой и луком, гречку с тушенкой, миску оладий и миску покрошенной и пожатой капусты.
   - Плохо, что овощей больше нет, - вздохнула, отсмеявшись, Марина, - представляешь, как мы два месяца на одних консервах будем?
   Картошку, лук и кочан капусты заботливые хозяюшки везли аж из Магадана, несмотря на бурные протесты Виктора Ивановича, грозно сотрясающего счетами на оплату сверхнормативного груза. "Девятьсот кг на шестерых!", - кипятился шеф, - "Вашей брюквы тут только не хватало!" Но упрямые студентки распихали тайком по своим рюкзакам и по тюкам со спальниками и посудой десять килограмм свежих овощей и четыре килограмма сухофруктов. "Сами же обрадуются", - сказала тогда Марина.
   Первыми появились Дима и Лёня, чуть погодя - Виктор Иванович. Первой ходкой два вездехода забросили в тундру на место будущего лагеря брус, бревна, байку и брезент для домиков, а также все геофизические приборы. Леня с Димой облюбовали берег зеленоватого озерца, огороженного от ветров тремя уютными сопками - и всего-то в шести километрах от кораля. Они выгрузили снаряжение, прикрыли его полиэтиленом и вернулись обратно. Шеф с Колей съездили в соседний поселок - за углем и растопкой, договорились завезти все это завтра. На завтра же запланировалось переселиться на стационарное стойбище и начать обустраиваться.
   - Ох, девчонки, до чего же хорошо в тундре! - с чувством и воодушевлением воскликнул Серов, когда скинул ветровку и умылся под кухонным рукомойником.
   - Голо как-то, - поежилась Таня, - деревьев нет.
   - Это ведь хорошо! Просторы, небо, горы, озера! Эх, кабы не зима, тут и остался бы! Вы еще пока не поняли, какая здесь фантастика, какой здесь воздух. На пять километров слышно!
   - То есть мы с Маринкой поругаемся, а тут в поселке все услышат? - удивилась Таня.
   - Да шутит он он, - хохотнул Дима, здоровый рыжый детина, похожий на викинга. - Вы делите все на два, а то и на три. Шеф как начнет песни о тундре заливать, прямо сказочником становится.
   Флегматичный Леня почесал затылок и застенчиво спросил:
   - А кушать можно? - и робко стащил оладью.
   После обеда барышни вновь остались одни -- все мужчины уехали в соседний Иультин за продуктами на две недели. Таня и Марина поспешно, пока есть вода, пусть и холодная, пусть и тонкой струйкой из рукомойника, но все же не ледяная и без ила, принялись перестирывать бельишко. Путь из Ленинграда занял неделю: день до Хабаровска через Норильск, сутки в Хабаровске, день до Анадыря через Магадан, два дня нелетной погоды в Анадыре, день в Эгвекиноте, день здесь. Парни, возможно, и не стали бы морочиться чистыми рубахами, но девушки -- иная статья.
   Только закончили со стиркой и посудой, как двор кораля наполнился веселым гулом двигателей. На двух крытых грузовиках прибыли со смены горняки. Они россыпью выкатились из фургонов, радостно загалдели, а кое-кто даже принялся дурачиться -- толкать товарищей, кидаться рукавицами и ехидно подначивать.
   - Прям как у нас на переменках, - заметила Танюшка, - а, вроде, взрослые люди.
   Взрослые люди при виде девушек на секунду замолкали, потом церемонно стаскивали каски и кланялись. Один паренек даже выставил ногу и изящным жестом изобразил мушкетерский поклон перед светлым ликом короля. Танюшка прыснула, Марина улыбнулась.
   - Не сказала бы, что они тут дикие, - протянула Марина. - Нормальные люди.
   - По-моему, даже душевнее, чем в Ленинграде, - поддакнула Таня, - у нас бы фиг кто стал здороваться с незнакомыми.
   В это самое время к ограде и нартам, на которых дрыхли собаки, на приличной скорости влетел ГАЗ-51, лихо развернулся, выпустив заряд пыли, и замер. Дверь кабины распахнулась, на подножку вскочил уже знакомый Сашка, встал спиной, а затем, оттолкнувшись с силой от подножки, сделал сальто и приземлился на землю. Тотчас перед ним оказался старший пес с бутылкой лимонада в зубах. Сашка лихо отщипнул крышку "Буратино", вылил в запрокинутое горло лимонад, пустую бутыль отдал собаке. Та аккуратно отнесла тару в ящик за нартами. Как заметили девушки, ящиков было пять штук, три заполненных полностью, один наполовину, и еще один пустой.
   - Вон там, смотри, там у него лимонадный склад, - толкнула Таня в бок подружку и показала пальцем на ящики с неоткрытыми бутылками у стены какой-то пристройки.
   Марина саркастически заметила:
   - Лихо он собаку выдрессировал, прямо, хоть в программу "Алло, мы ищем таланты!". Интересно, она у хозяина в шахматы выигрывает?
   От Сашки не скрылось изумление девушек. Он с напускным равнодушием помахал им ручкой, но наблюдательная Танюшка тут же заметила:
   - Он ужасно доволен, что выпендрился. Видела, какое было лицо?
   - Да уж не слепая. Видела. Пойдем прогуляемся, а то мне это шоу начинает надоедать.
   - Ой, да ладно, Марин, все так говорят, а самим нравится, что перед ними мужики козлом скачут.
   - Мужики -- нравятся, а туземцы -- не очень.
   - Фу, ты, ну, ты, королевишна в ситчике! Ладно, пойдем, все равно делать нечего.
   Ни Марина , ни Танюшка, друг на друга никогда не обижались. Они встали с грубой некрашеной лавки и пошли за дорогу, в сторону плоской, словно приплюснутой сопки.
   Гуляли долго, около часа. Сначала еще попадались варварские следы человека -- пластик, банки, бочки, доски, но где-то через четверть часа ходьбы стало удивительно чисто и волшебно. На бурой каменистой земле стояла трава по колено, вызывающими буйными сполохами желтели венчики неизвестных цветов. Когда налетал внезапный порыв ветра, их солнечная волна долго перекатывалась по сопкам, так что тундра казалась зыбкой, текучей, как неспокойная поверхность моря.
   Девушки плюхнулись на густую перину каких-то злаков, запрокинули руки и начали смотреть в небо. Под самыми облаками кружились чайки (откуда они только здесь?), парила на потоках крупная хищная птица, проносились с уханьем и шумным хлопаньем крыльев полярные совы. При их приближении откуда-то снизу раздавался тревожный писк, а затем стремительное шуршание.
   - Мыши что-ли? - не поняла Танюшка. - Кто-то здесь боится сову.
   - Евражки. - Спокойный мужской голос напугал обеих студенток. Они вскочили на ноги. Чуть поодаль стоял Сашка.
   - Как Вы незаметно подкрались, - недовольно произнесла Марина, - нельзя так, можно и заикой остаться.
   - Я всегда хожу тихо, - сказал Сашка. - Тундра не любит шума.
   - А кто такие евражки? - спросила Таня.
   - А вот кто.
   Сашка молнией метнулся на землю и так же быстро вскочил на ноги. В руке у него отчаянно пищал толстенький безухий зверек, хвостом и размером похожий на белку.
   - Ой, только не убивайте его! - закричала Танюшка, отчего зверек заверещал еще пронзительнее.
   - Я же как зверь, - заявил Сашка, - напрасно убивать не буду. Только с голоду или для защиты. Зачем мне его убивать? Да вы не бойтесь, погладьте.
   Евражка был ужасно милым, раскосеньким, щекастым, дивно хвостатым. Лапки у него чрезвычайно походили на человеческие, он молотил ими, словно боксировал. Впрочем, когда Сашка сунул ему кусок хлеба из штанины, зверек успокоился, впился в корочку обеими лапками и принялся жадно точить и заталкивать неожиданный дар за щеки.
   - Они людей не боятся, вы еще увидите, - пообещал Сашка. - Съел? Ну и вали домой, к мамке.
   Он отпустил евражку, тот отбежал на пару метров и уставился на голубую куртку Марины.
   - Почему он таращится? - спросила Марина. - Еще хочет?
   - Нет, ему нравится твоя одежда. Евражки любят яркие цвета.
   - Мы с Вами на ты не переходили, - заметила Марина.
   - Так давай перейдем! Об чем базар!
   - Вот-вот, именно базар...
   Сашка вдруг посерьезнел. Он встал на одно колено, прижал руку к сердцу и продекламировал:
   "Я наблюдал, как солнечный восход
Ласкает горы взором благосклонным,
Потом улыбку шлет лугам зеленым
И золотит поверхность бледных вод.

Но часто позволяет небосвод
Слоняться тучам перед светлым троном.
Они ползут над миром омраченным,
Лишая землю царственных щедрот.

Так солнышко мое взошло на час,
Меня дарами щедро осыпая.
Подкралась туча хмурая, слепая,
И нежный свет любви моей угас.

Но не ропщу я на печальный жребий -
Бывают тучи на земле, как в небе."
  
   Девушки озадаченно переглянулись. Танюшка после заминки выдохнула:
   - Да! Удивили! Шекспир, кажется?
   - Сонет 33, перевод Маршака, - насмешливо произнесла Марина. - Признайтесь, Александр, у Вас есть такая коричневая книга со старинным офортом на обложке. "Гамлет", "Король Лир" и сонеты.
   - И такая тоже есть.
   - Есть и другая?
   - Другие. Напрасно думаешь... думаете, что все, кроме ленинградских, валенком деланы.
   Марина смутилась. Чтобы загладить оплошность, она поинтересовалась:
   - А какое у Вас любимое стихотворение?
   Сашка встал, улыбнулся:
   - Любимое? Вот, пожалуй,...
   И он прочел, театрально раскинув руки, закрыв глаза, запрокинув лицо навстречу солнцу:
   "Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам,
Темным платьям и пиджакам -
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.

Я люблю - как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник и мытарь
И блудница крикнут: вставай!"
  
   Он закончил, помолчал немного, а потом грубо прикрикнул:
   - Гюйс!
   Из распадка чуть позади выпрыгнул все тот же кудлатый пес. Кажется, он неотступно бродил за Сашкой и был его единственным другом. За Гюйсом притопал пузатенький щен.
   - А почему..., - начала Таня.
   - У него мать погибла, волки сгрызли, - не дожидаясь конца вопроса, ответил Сашка. - Гюйс ему за отца и за мать. Чао, красавицы!
   Сашка развернулся, засунул руки в карманы, направился обратно к бараку. За ним со щенком в зубах потрусил верный Гюйс. Отойдя метров на тридцать, Сашка присвистнул, и над его головой снова пронеслась птица -- то ли сокол, то ли ястреб, если, конечно, они тут водились.
   - Слушай, он и вправду природу хорошо знает, - сказала Танюшка. - Птицы, евражки...
   - Пожалуй, - нехотя согласилась Марина. - А чьи стихи он прочитал, не знаешь? Очень красивые.
   - Не знаю... Надо запомнить... "И умру я не на постели, при нотариусе и враче...". Марин, он все-таки странный...
   - Да ничего необычного. Стихи любой выучить может.
   Последующая неделя протекла в хлопотах обустройства. Сделали два каркаса из бруса, натянули байку, поверх нее брезент. Затем в одном домике отгородили треть пространства для бани, а во втором столько же для кухни. Соорудили, вернее собрали из железных заготовок, печки, смастерили столы и сиденья-лежанки, а под ними короба для приборов, батарей, кухонной утвари и продовольствия. Один стол поставили прямо на полянке между палатками, чтобы можно было обедать на воздухе, пока тепло. Натянули веревки для просушки одежды, выложили камнями тропинку к озеру с мостками над водой, в брошеной бочке из под солярки организовали мусорное место. Лязгающий вездеход привез большую кучу угля для печей -- леса в тундре не было, все деревянное везли из Анадыря.
   Девушек распределили по разным домикам. Марина оказалась с викингом Димой и Пертелем, Танюшка -- с Серовым и Ленчиком. "Чтобы бардак не заводился", - объяснил разделение подружек шеф партии, - "Мужики без женских рук быстро дичают, наличие барышни гарантировано не позволит палатке превратиться в свинарник". Судя по довольному виду Димы это наличие его более чем устраивало. Он вообще постоянно крутился при белокуром товарище по партии и не упускал шанса взять его в пару на дежурство по кухне или на раскидывание электромагнитной петли. Леня же к присутствию девушек, казалось, относился флегматично, и лишь раз высказался насчет того, что женщины в экспедиции - это хорошо, потому что обеды вкуснее.
   Солнце не скрывалось за горизонтом, без устали кружило над сопками днем и ночью. Ощущение постоянного дня поначалу несколько сбивало с толку, зато потом девушки осознали, что по ночам не страшно, и все домыслы о кровожадных полуночных хищниках дикого края, коими их напичкали и друзья, и родители перед самым отъездом, -- всего лишь домыслы.
   Рано поутру и ближе к условной ночи Танюшке начинало казаться, что на дальней сопке, профилем смахивающей на самодовольного верблюда, то ли пасется олень, то ли неспешно разгуливает медведь. Во всяком случае, какая-то темная точка неизменно выползала на крутой склон холма и по несколько часов дрейфовала по малому кругу. Марина поначалу не поверила Танюшкиным заметкам, но, понаблюдав пару дней, вынуждена была согласиться. Девушки немного поспорили, надо ли бить тревогу и жаловаться коллегам, и решили, что пока зверь далеко, волноваться не стоит. Впрочем, на пятый день наблюдений, Марина не выдержала:
   - Меня напрягает эта периодичность! Приходит по часам! И уходит по часам. У зверей так не бывает.
   - С чего ты взяла? Мало ли какие циклы у этих бегемотов?
   - Сама ты бегемот! Тут дело нечисто!
   - Я, может, и бегемот, но ты напрасно отказываешь животным в уме. Помнишь, как Сашкин пес щенка усыновил?
   - Так то собака, она при человеке, а тут дичь полная.
   - О чем спор? - вопросил Дима, выползая из домика.
   - Вон, смотри, кого ты видишь? - Таня вытянула руку и ткнула пальцем в сторону верблюжьей сопки.
   Дима сощурился, приложил козырьком ко лбу руку, растянул уголки глаз, потом хлопнул себя по затылку:
   - Вот дубина! У меня же бинокль есть! Чего мы тут мучаемся!
   Он бросился в палатку, вылетел с прибором в руках и по джентльменски предложил его Марине. Танюшка вздохнула -- знакомая картина! Еще одна жертва неземной красоты!
   Марина прижала окуляры к глазам и рассмеялась:
   - Вот так олень! Натуральный олень! Практически козлик!
   - Привет, девчата! - прошелестел откуда-то сверху голос.
   Девчата ошарашенно переглянулись. Танюшка, заикаясь, спросила:
   - Кто это?
   - Я же говорил, что я повелитель этих мест, - снова прошелестело сверху. - Я умею слышать и говорить на расстоянии.
   - Ни фига себе, акустика, - пришел в себя Дима. - Я, конечно, знал, что здесь воздух иной проводимости, но чтобы настолько...
   - Это Сашка что ли? - догадалась Таня. - Дай мне посмотреть!
   Она вырвала бинокль и жадно всмотрелась на дальнюю сопку. Там, среди фиолетовых маковок, обняв колени руками, сидел на траве Сашка. Он приветливо помахал Тане рукой, та в ответ автоматически качнула ладошкой.
   - Сашка, ты нас слышишь? - крикнула она.
   - Конечно! И мы разве на ты?
   - Да ладно уж, - рассмеялась Таня. - Надо же, как здорово! Просто сказка какая-то!
   - А сколько до него километров? - спросила Марина, демонстративно обращаясь к Диме.
   - Около трех, - важно объяснил Дима. Он приобнял Марину за плечи, чуть развернул ее и показал на сопку в дымке, - вон там кораль, он в шести кэмэ, а это примерно середина.
   Марина зарделась, отвернулась от далекого наблюдателя и шепотом спросила подругу:
   - Получается, он тут все знает о наших делах?
   - Да пусть, - беспечно отмахнулась Танюшка, - чего такого-то! Эй, Саня! Спасибо за чудо!
   - Это еще не чудо, - выдохнул волшебник Саня, - чудо будет позже.
   Точка быстро, вопреки законам гравитации, покатилась к вершине горы и скрылась за ней.
   - Вот надоедливый тип! Прилип, как муха! - пожаловалась Марина. - С первого дня все таскается за нами.
   - За тобой, - поправила ее Таня. - За мной не больно-то он таскается.
   Дима насторожился, сжал кулак:
   - А чего сразу мне не сказали? Я бы объяснил товарищу политический момент.
   - Он пока ничего такого не сделал, - пожала плечами Марина, - начнет наглеть, непременно пожалуемся, Димочка.
   Димочка приосанился, хмыкнул:
   - Ну, вы, это... Чуть что...
   Он так забавно раздул колесом грудь, что Таня снова прыснула. Она, вообще, была смешливой особой.
   Таинственный акустический феномен не оставил равнодушным ни барышень, ни Диму. Несколько дней кряду они бегали по сопкам и проверяли дальность действия звука. Не выдержал и Леня, присоединился к испытателям. Молодые люди хаотично перемещались по холмам и аукали друг другу, но чудо повторить не удалось.
   - Должна быть аэродинамическая труба, - предположил Виктор Иванович. - Надо поймать линию распадков, так, чтобы не было препятствий. Я бы проверил вот эту...
   Он вильнул в воздухе ребром ладони, обозначая направление, и указал точно на склон сопки, на которой заметили Саню.
   - Три километра! - вздохнул Ленчик, - Чего-то лень туда тащиться.
   - Я сама сбегаю, - предложила Танюшка, - а вы постойте тут.
   Она легкой рысцой припустила в сторону верблюжьего холма. Дима уважительно мотнул головой:
   - Шустрая!
   - У нее второй разряд по бегу, - с гордостью сказала Марина, - всю жизнь носится. Учитесь, чайники!
   Глазомер у Таюшки оказался идеальным -- она уселась ровно на то место, где некогда засекли повелителя тундры. Она крикнула:
   - Эй! Ну как, слышно?
   И тотчас получила радостный ответ:
   - Классно! Мы слышим!
   Таня подвигалась влево и вправо, вверх и вниз, и определила коридор, по которому шел звук. Она отметила его четырьмя кучками булыжников, а затем побежала обратно.
   Позже Марина с Димой обнаружили еще несколько таких мест. Они уходили на пару часов после работы в тундру и выиискивали ровные линии овражков. Таня предполагала, что сами эти рупоры не слишком интересовали парочку, однако повод погулять в уединении был законным.
   Некоторое время Сашка не давал о себе знать. Возник он, как всегда, неожиданно, и, как всегда, из-за спины человека.
   - Привет! Ты одна?
   Таня мыла посуду на мостках, яростно отбиваясь от комаров.
   - Давненько тебя не было, Саша. - Она повернулась, удивилась тому, что над Сашкой не было насекомых.
   - А подруга где?
   - В поле на петле.
   - Одна?
   - С шефом и Димой. А что?
   - Правильно, что не одна. Тут медведя видели неподалеку. - Он сплюнул, сдвинул кепку на лоб. - Передай ей вот это.
   Из-за спины парень вытащил огромный букет... ягод. Вернее, гибких веточек с крохотными бело-розовыми цветочками и вплетенных в них стебельков с огненными ягодами на конце. Букет был пышным и выглядел потрясающе. Марина задохнулась от восторга:
   - Господи, красота какая! Кто ж такое сотворил?
   - Много ли тут талантливых натур? - усмехнулся Сашка. - Я лично знаю знаю только одну на ближайшие полтысячи миль.
   - Сам? - не поверила Таня. - Сашка, да ты... ты гений!
   Польщенный Саня как бы нехотя признал:
   - Да ничего так... Поставь в воду, он долго простоит...
   Танюшка метнулась было к палатке, но остановилась:
   - Ой, а мне и ставить-то некуда.
   Саня снял нож, ловко выкопал цилиндрическую ямку, подцепил с веревки пластиковый пакет, засунул его в отверстие, залил водой.
   - Ставь сюда.
   Края пакета присыпал галькой, распушил букет. Отошел на три метра, оценивающе сощурил глаз.
   - Очень красиво! - заторопилась Танюшка, - Прелесть! Маринка ахнет, когда увидит цветник у своего домика!
   - Ну как вы тут, не скучаете? - решительно закрыл тему Сашка.
   - Некогда скучать, работы полно.
   - Еды хватает?
   - Да, конечно, парни в Иультине крепко затоварились. Только...
   - Что только?
   - Скучно одно и то же лопать. На завтрак овсянка на сухом молоке, на обед гречка с тушенкой, на ужин рис с тушенкой. Наутро все то же самое. Овощей нет, вот что плохо. Иногда так хочется зеленого лука, аж зубы сводит! Представляешь, думала, буду скучать по яблокам или апельсинам, а больше всего лука хочется!
   Сашка в изумлении уставился на Танюшку:
   - Ну, вы даете, девчата! Стоите в тундре и жалуетесь! Тут же зелени -- лопай, не хочу!
   - Да? А где?
   - Пошли, покажу. Вон к тому распадку.
   Сашка ухватил Таню за руку и потащил к ближайшему овражку.
   - Тут у вас не туалет?
   - Нет, - смутилась девушка.
   - Хорошо... Вот, гляди.
   Сашка выдрал длинный стебель-трубочку, кусанул его острыми белыми зубами, протянул Тане. Та опасливо пожевала кончик и растянула губы в улыбке:
   - Вкусно! На чеснок похоже!
   - Это черемша. Запомнила, как выглядит? А как тебе это?
   Таня засунула в рот горстку мелких круглых листиков.
   - Щавель!
   - Точно! А вы говорите, есть нечего!
   Сашка в азарте принялся рвать зелень и кидать ее Тане на колени:
   - Мать-и-мачеха, пойдет в салат! Листья ивы, горчат, зато с мясом хорошо идут! Конский щавель, вообще дороже брильянтов, от цинги спасает...
   - Цинга? Неужели сейчас бывает?
   - Ну, мало ли, застрянете тут... О, горец! Тоже в салат. А золотой корень надо на зиму заквашивать, сразу его не едят...
   - Саш, хватит пока! - взмолилась Таня.
   - Ладно, кисличник и ложечник покажу потом... Кстати, ягоды из букета тоже можно лопать. Русские их не едят, а чукчи сильно уважают.
   - Красненькие такие?
   - Ну да, это шикша. Ее тут полно. Она зиму всю стоит под снегом. Разотрете с сахаром, и с чайком! Какомей!
   - Как ты сказал?
   - Какомей!
   - Что это значит?
   Сашка рассмеялся, щелкнул Таню по носу:
   - Не скажу, это древнее заклинание, его нельзя всем знать! Пойду, однако!
   Уже на ходу он добавил, не оборачиваясь:
   - По одному не ходите! Мишка гуляет!
   Таня помахала ему рукой и подумала: "А сам как же? Мишку не боишься?"
   Вернувшуюся со смены Марину цветы абсолютно не тронули. Она равнодушно глянула на букет, сказала "симпатичненько" и пошла приводить в порядок записи в полевом журнале. Зато Дима просто рассвирипел. Он возмущенно закричал:
   - Опять этот фокусник! Я ему когда-нибудь ноги выдерну!
   - Остынь, Димочка, - не отрывая взгляда от тетради, бросила Марина, - миленькая клумба. Пусть торчит, уют создает.
   - В гробу я видал такой уют, - буркнул Дима, но руки от букета убрал.
   Пертель и Серов многозначительно переглянулись и синхронно усмехнулись.
   - А по-моему красиво, - поставил точку Леня. - А что у нас на ужин?
   - Свежий салат и пирожки со щавелем. - Таня это произнесла так торжественно, будто проанонсировала кулинарный шедевр на конкурсе лучших поваров мира.
   Мужчины возбужденно загалдели и устремились к столу. Разрумянившаяся от похвал Танюшка ощущала себя по крайней мере победителем Уимблдонского турнира.
   А потом зарядил дождь и лил пять дней подряд. Шеф подумал-подумал и порешил, что в такую погоду девчонок не стоит брать в поле. "Будем беречь генофонд", - сказал он. - "Сидите дома, варите кашу". Двумя мужскими парами -- Серов с Пертелем и Леня с Димой -- они отбывали раскидывать петли из проводов и бить в землю электрическим током, чтобы потом по сопротивлению узнавать глубину залегания коренных пород. Мужики накидывали на ватники полиэтиленовые халаты и превращались в пугающе-мрачных героев какой-то готической сказки. Момент их исчезновения за туманной пеленой дождя напоминал кадры из прекрасного и вместе с тем страшного фильма. Демушки завороженно ловили этот миг и только потом принимались за хозяйство.
   От нечего делать Танюшка и Марина надумали навестить балок и нефтекачалку по другую сторону извилистого распадка, спускавшегося к реке Амгуэме. Они давно уже взяли его на заметку -- в пустынной тундре любой след человека отчаянно привлекал внимание. Жил ли кто в балке, нет ли, было неизвестно, и именно эта неизвестность манила.
   Путь до балка занял почти час из-за непростого рельефа и скользких склонов. Марина несколько раз упала и ее правая штанина совершенно вымокла на колене и бедре. На подходе к цели стало заметно, что окна в балке светятся и даже будто бы колышутся. Наверняка, домик освещался керосиновой лампой или свечами. Он стоял на полозьях, наполовину утопленных в проступающей сквозь траву воде. Танюшка постучалась.
   Дверь открыл бородатый рослый мужчина в грубом свитере с трубкой в зубах. Видом своим он являл классическую и весьма нарочитую аллегорию геолога вкупе с капитаном дальнего плавания. Из-за его широкой спины выглядывал тощенький человечек в очках с сильными диоптриями.
   - Ба! Не ожидали!... Здравствуйте, девочки! Вы из той партии за распадком?
   - Ага. Познакомиться пришли.
   - Хорошее дело. Ну, милости просим. Николаич, поставь чайку!
   - О чем речь, Сергеич!
   Обитателями балка оказались Андрей Николаевич и Петр Сергеевич. Было им лет по сорок или около того. В балке при качалке жили сменами, сегодня был десятый день их трехмесячной вахты.
   - А между сменами мы обитаем в Эгвекиноте, - объяснил худенький Андрей Николаевич. - Там хорошо, цивилизация... Дочка у меня там в музыкалку ходит, жена на почте работает, самолеты встречает, красота!
   - А мы из Ленинграда. Подрабатываем тут.
   - И как, интересно?
   - Очень! - хором воскликнули девушки.
   - Природа наша нравится? - ревниво спросил Петр Сергеевич, будто бы лично в один из семи дней творенья проектировал тундру.
   - И природа, конечно, и возможность попробовать здесь то, чему учили, - ответила задумчиво Марина. - Дома нам, понимаете, рассказывают про всякие вычметоды и матанализ, а зачем это нужно -- непонятно. А тут мы видим, зачем. Приходим с поля, и тут же обрабатываем, что наснимали. И сразу ясно, для чего нам науки рассказывали.
   - А машинка-то у вас есть? Не в столбик же считаете, - недоверчиво проговорил Андрей Николаевич.
   Танюшка горделиво приосанилась:
   - Не просто машинка, а программируемый калькулятор! Сто пять шагов памяти!
   - Ох, и умные же нынче девушки пошли, - вздохнул бородатый. - Ни в жисть бы не подумал. Калькулятор, матанализ... Николаич, ты из института чего-нибудь помнишь?
   - Про нефть помню, про математику нет, - развел руками худой.
   Марина неожиданно заволновалась:
   - Да вы не думайте, мы не хвастаемся. Мы на самом деле не сильно выдающиеся студенты. Вот парни у нас -- да! А мы так... У нас в группе из девочек одна только Таня хоть чего-то на лекциях понимает, а остальные не тянут... Знаете, какая Танюшка у нас умная! Вы не представляете. Я на контрольных всегда у нее списываю.
   Таня смутилась:
   - Да ладно, Марин, перестань... Не слушайте вы ее... Сказала, что не хвастаемся, а получилось наоборот. А вот как вы до Эгвекинота добираетесь? Здесь автобус ходит?
   - Я же говорила, что Танюха умная! - возликовала Марина. - Видите, как ловко тему сменила?... А в самом деле -- как добираетесь?
   Николаич махнул рукой, а Сергеич крякнул:
   - Автобус! Пассажирские перевозки все на вертолетах. Зимой тут разве что на собаках доедешь. А летом нас Александр возит. Еще та шельма. Не сталкивались с ним?
   - Сашка, что ли? - предположила Танюшка и красноречиво покосилась на аппетитный дымок над заварочным чайником. Николаич поймал Танин взгляд, хлопнул себя по лбу, закрыл чайник крышкой. - Темненький такой?
   - Он самый. Вы поосторожней с ним..., - уклончиво сказал Сергеич.
   - Почему?
   - Он зэ-ка, тут химию отрабатывал, да так и остался. По уголовке парень ходил, значит с чревоточиной человек, сегодня добренький, а завтра нутро гнилое вылезет.
   - Может, он ошибся по молодости? - возмутилась Таня. - Подрался там с кем-нибудь или витрину побил, а вы сразу -- уголовник.
   - Тань, ну ты же вот не дерешься ни с кем, и витрины не колотишь, - вздохнула Марина. - Потому что в тебе нравственный императив есть. А в нем нет. Мне он сразу как-то не понравился. Вот не зря, наверное.
   - Скажешь тоже -- императив! По мне, так обычный парень. Фантазер, конечно, но у всех свои тараканы.
   - Ну, может, и обычный, - пригладил бороду Сергеич, - только пару месяцев назад так ухайдакал Сеньку из экскаваторной бригады, что того на материк отправили здоровьишко поправлять. Нет, девочки, держитесь-ка от голубы нашей подальше.
   Вчетвером попили чайку, слопали пакет баранок. Николаич торжественно вручил дорогим гостьям по конфете "Белочка" и "Грильяж" и по апельсину в дорогу. Сергеич велел непременно приходить еще и пообещал приготовить строганой оленины, когда чукчи появятся. Засим и распрощались - времени перед обедом почти не оставалось, и надо было успеть сварганить труженикам туманных полей чего-нибудь сытного и горячего.
   - Значит, за мной ухаживает бандит, - задумчиво произнесла Марина, когда они пересекли распадок. - Не знаю даже, как реагировать. С одной стороны, уголовный элемент, а с другой -- такого в моей коллекции еще не было. Одарить его авансом, пожалуй?
   Таня остановилась, дернула подругу за рукав:
   - Маринка, ну как ты можешь? Ты о людях говоришь, как о почтовых марках. Ты, конечно, красивая... Ужасно красивая.... Но если тебе человек не нужен, не морочь ему голову!
   - Господи, да кто тут морочит? Я с ним и словом пока еще не обмолвилась, в основном ты с ним беседуешь о всякой чепухе...
   - Ну, не говорить же ему, мол, иди ты!
   - Да почему бы и не сказать?
   - Ну, не знаю, он забавный... Кстати, сказал, что тут медведь бродит, и надо быть осторжнее.
   - Придумал, наверное, чтобы мозги запудрить. Какие тут медведи? Суслики одни.
   Сусликов, то бишь евражек, было и впрямь очень много. Они выныривали чуть ли не из-под ног, отбегали на пару метров и вставали столбиками. Потом догоняли и снова замирали, жадно осматривая людей. Спугнуть их могли только совы, налетающие внезапно невесть откуда мрачными остроглазыми валькириями. Танюшка подкармливала евражек остатками каши, и те осмелели так, что спокойно разгуливали по палатке и даже протоптали дорожку из-под дальнего угла домика к ящику с крупами. После того, как нахальные евражки продырявили и растащили по зернышку трехкилограммовый пакет с гречкой, Леня перепрятал все припасы в ящик с батареями и запер его на замок.
   Сашки не было долго, Таня уже решила, что он махнул рукой на неприступную снежную королеву, и переключился на дела с более предсказуемым результатом. Но как-то вечером повелитель сопок появился в лагере с двумя огромными налимами.
   - Лопайте, - великодушно изрек он. - Консервы, небось, надоели.
   - Ого! Откуда такая роскошь? - восхитилась Танюшка.
   - Хороши, - согласилась Марина.
   Пертель и Леня подошли, потыкали пальцем масляные бока рыбин, поцокали языками. Пертель тут же пошел их чистить, оставив свои любимые проводочки и железки. Он был в вечном поиске, изобретал новые приборы, почти все оборудование в партии было сделано его золотыми руками, но налимы перевесили.
   Сашка спросил:
   - У вас леска и крючки имеются?
   - Серов, вроде, брал с собой, - предположил Леня. - Он у нас рыбак. Только сейчас он в поле...
   - Ничего, у меня есть два крючка. Кто пойдет со мной на реку?
   - Зачем? - недоверчиво спросил Ленчик.
   - Дам мастер-класс по добыче ценного пищевого материала, рыбой именуемой.
   Таня и Марина хором закричали, что они пойдут, а Леня снова спросил:
   - Далеко идти?
   - С полчаса. На изгиб Амгуэмы.
   - Нет, не пойду, - покачал головой Леня, - за день находился, сил уже нет. Михал Михалыч, ты пойдешь?!
   - Нет, я лучше рыбу пожарю, - ответил с мостков Пертель.
   В уголках Сашкиных глаз мелькнула довольная улыбка и он коротко приказал:
   - Дамы, захватите куртки, на берегу прохладно.
   Он развернулся и направился к реке. Девушки, зайцами метнувшиеся в палатки, бросились ему вдогонку.
   Не сказать, что "дамы" были заядлыми рыбаками. Не сказать, что очень хотелось рыбы. С Танюшкой все, более или менее, было понятно: она восторженно впитывала любую возможность нового опыта, а Марина... Да кто ж знает, у этих белокурых созданий на уме?
   Место, куда привел Сашка, было завораживающим и каким-то нереальным. Танюшка помотала головой, но стряхнуть наваждение не удалось. Ей показалось, что вокруг призрачный сон, или кино, или огромная искусная картина, ибо то, что предстало перед глазами, не имело аналогов в прежнем, городском мире. Амгуэма с грохотом вырывалась из тисков каменистых сопок, крутых и довольно высоких, с заснеженными вершинами и отвесными боками, делала резкий поворот и разливалась плоским озером, обманчиво создавая иллюзию плавной и теплой речки средней полосы. В узком желобе между двумя скалами, по которому извергались ледяные воды Амгуэмы, висела радуга, и водная взвесь делала переход от речных струй к воздуху размытым и нечетким. Над бурунами парили чайки. Они истошно зарыдали, когда три человека осторожно спустились к берегу и принялись рубить ивовые ветки.
   Сашка намотал на самодельные удилища леску, навесил грузики и крючки.
   - А на что ловить будем? - поинтересовалась Танюшка. - Червяков надо накопать?
   - А, главное, кого ловить? - добавила Марина. - Кто тут водится?
   - Налимов вы уже видели, но это что... Налим хитрый, но не самый вкусный. Хариус -- это да! Его и сырым можно есть. Пробовали хариусов?
   - Я читала о них, - неуверенно откликнулась Таня.
   - Читала! Сейчас вживую увидишь! Иди-ка сюда. Сейчас тебя резать буду.
   Таня отшатнулась, а Марина гневно вопросила:
   - Саша, ты сдурел?
   - О! Хорошие новости! Мы уже на "ты"! Не знаю, о чем вы подумали..., - Сашка вдруг посуровел, запнулся, затем отрывисто бросил, - Что, уже наплели тут про меня?
   - Рассказали кое-что, - уклончиво произнесла Марина.
   - Вот люди!.. Ладно!.. Я хотел волоса чутка отрезать. Вместо наживки. Червей тут нет.
   - И что, клюнет?
   - Хариус клюнет. Налим -- нет. Налим на хариуса идет.
   - А чего свой-то не режешь, Сашенька? - с некоторым ехидством спросила Марина, - у тебя хорошие густые волосы.
   - Мой нельзя, - совершенно серьезно объяснил Сашка, - я заговоренный, про мой волос любая рыба знает. Подойдет, поглядит, подумает: "Эге, это Саня пришел", и уйдет.
   - Так прямо и подумает?
   - Не веришь, что рыба думает?
   - Господи, ну это же рыба!
   - Все думают, даже комар.
   - Почему же они тогда попадаются?
   - Потому что инстинкты в них сильнее разума. Они и в людях-то многих сильнее. Вот гляжу я на тебя, Мариночка, и чую, что мой инстинкт отбивает мне мозги...
   - Режь мои, Цицерон, - встряла Танюшка и оттянула с затылка кудряшку. - Надеюсь, хариус меня еще не знает.
   Сашка аккуратно зажал между пальцами предложенный локон и еле уловимо провел мизинцем по Таниной шее. Это легкое прикосновение бросило Таню в жар и наполнило тело жгучей истомой. Таня испуганно обернулась к Марине, но та примеривалась к своим прядям, не обращая внимания на подругу. Сашка ширкнул ножом, выставил на просвет оттяпанные волосы.
   - Годится, - сказал он.
   - Давай и мои тоже, посмотрим, на чьи быстрее клюнет, - предложила Марина, на что Таня подумала, что ревность -- лучший способ убеждения подруги.
   Хариус шел, как заведенный. Минут за пятнадцать на берегу образовалась приличная горка рыбы. Одна наглая чайка спикировала на добычу и утащила рыбину, в ответ на ее выходку чуть поодаль раздался деликатный "гав", и Сашка, не оборачиваясь, крикнул:
   - Гюйс, охраняй!
   Девушки и не подозревали, что пес все время был поблизости. В лагере Сашка появился безо какой-либо свиты, на всем пути до Амгуэмы никто не сопровождал его. Однако сейчас из зарослей ивняка вышел Гюйс, а за ним притопал пузатенький его питомец.
   - Ой, собаки! - воскликнула Таня. - Они, наверное голодные! У меня хлеб есть, можно я им дам?
   - Нет, - отрезал Сашка. - Они сами еду добывают. Нельзя их баловать. Вдруг я завтра уеду, кто их кормить будет?
   - Ладно. Маленького только жалко. Как он сам добудет?
   - По-моему, это девочка, - заметила Марина.
   Сашка восхитился:
   - Как ты узнала?
   - Да у нее лицо совершенно девочкино, - пожала плечами Марина. - У мальчиков другие лица.
   - Точно, девочка! - Таня бросила удочку, взяла на руки щенка, осмотрела его. - Хорошенькая! Как же нас зовут, таких лялечек?
   - Пулька ее зовут. Вырастет, будет Гюйсу женой.
   Марина подсекла хариуса, сняла с крючка и швырнула Гюйсу. Тот лапой прижал бьющуюся рыбу на землю, но есть не стал. Он забавно склонил башку на бок и уставился на Сашку. Пулька с интересом обнюхала добычу.
   - Можно, Гюйс, - вздохнул Сашка. - Я же говорил, что им нельзя...
   Марина звонко рассмеялась:
   - А я говорю, можно!
   Она отвернулась от Сашки, снова закидывая удочку. Сквозь ее чудесные волосы просвечивало солнце, и Сашка, с комом в горле, только махнул рукой.
   Гюйс съел половину рыбины, ту, что с головой и жабрами, а хвост подтолкнул Пульке. Малышка смешно плюхнулась на попу, потом легла лягушонком на брюшко, впилась в лакомство, заурчала.
   - Ой, что это! - закричал Марина.
   Леска в ее руках натянулась, удилище изогнулось до полуокружности. Марину вслед за удочкой потащило по течению.
   - Держи крепче! - заволновался Сашка, - Я помогу, это налим! Он сильный, сука!
   Сашка сунул Тане свою удочку и в два прыжка очутился за Марининой спиной. Он объял девушку руками и тоже вцепился в удилище. Вдвоем они вытягивали жертву на берег, та водила и кружила, отчаянно сопротивляясь.
   - А ну, убери клешни! - раздался за спиной Димин голос.
   Таня обернулась: с обрыва, распугивая евражек, поспешно скатывались Дима и Виктор Иванович. В этот момент Сашка с Мариной наконец-то выдернули упрямое животное на гальку. Налим извивался и подпрыгивал, а Марина взвизгивала при каждом его ударе хвоста.
   Сашка разжал объятья:
   - Тебе чё надо, кабан? Твое место в буфете! Ты понял?
   - Ты чего сюда ходишь? - с вызом швырнул Дима. От бега и увиденной картины он раскраснелся, налился густым алым соком. - Чего ты руки распускаешь? Тебе говорили, держаться подальше? Говорили? Глухой что-ли?
   Сашка отстегнул он ремня нож. Таня вскрикнула, но Сашка сунул нож ей в руки, подержи, мол. Он приблизился к Диме, впился в него глазами. Рядом с Димой он показался совсем маленьким и щуплым.
   - Твое какое дело? - спокойно, с улыбочкой спросил Сашка, - ты тут кто? Муж? Муж, объелся груш? Не муж, ну и гуляй огородами.
   Дима не стал продолжать дискуссию. Он размахнулся и закатил сопернику в лоб. Сашка в самый последний момент чуть присел, тремя молниеносными ударами врезал Диме под дых, а когда тот со сдавленным стоном переломился пополам, вломил локтем по загривку и повалил на землю. На земле Дима дернул Сашку за ногу, Сашка упал, а дальше ничего разобрать не удалось, потому что парни покатились кубарем по камням и песку, мутузя и колошматя друг друга.
   Серов с Таней кое-как растащили драчунов, и пока все пыхтели, переругивались и отряхивались, Марина с надменной улыбочкой стояла, прислонившись к нависающей скале и скрестив на груди руки. Так же спокойно взирали на катавасию обе собаки. Серов прокашлялся и деликатно спросил:
   - Саня, может, будет лучше оставить Марину в покое?
   - Пусть Марина сама выберет, - усмехнулся Сашка. - Скажет, Дмитрий, значит, Дмитрий. А скажет Александр, значит, суши Дима сухарики и вяжи носочки... Мариш, ты за кого?!
   Марина расцепила руки, оторвалась от скалы.
   - Оба дураки, marasmus virile, - сказала она презрительно. И пошла в лагерь. Дима окатил повелителя сопок горячим уничтожающим взглядом, а затем бросился вслед.
   Танюшка поглядела на удаляющуюся спину подруги, но догонять не стала. Проводив глазами Марину, она разделила рыбу пополам, покидала свою часть в мешочек.
   - Это твое, - сказала она Сашке, кивая на половину улова. - Спасибо за рыбалку. Все было очень интересно.
   Сашка улыбнулся:
   - Бери все себе, вам нужнее.
   - Мы же вместе ловили... Собак угостишь...
   - Собакам хариуса отдать? - возмутился Серов. - Да это же деликатес! Это как икрой кормить! Да я сам все съем! Эх, соли бы сейчас...
   Сашка вытащил из-за пазухи спичечный коробок:
   - Однако, начальника понимает толк в рыбе! Счас все оформим!
   Он распотрошили двух хариусов, порезал нежную мякоть на кусочки, посолил, положил на кусочек хлеба, протянутый Танюшкой. Этот широкий, грубо отпиленный ломоть с бело-матовыми спинками рыбы они съели неспеша, по очереди отщипывая по кусочку.
   - Все, теперь можно и умереть, - вздохнул Серов. - Жизнь удалась...
   - Умереть не надо, еще много интересного на свете! - с жаром произнес Сашка, а Таня старательно закивала головой в знак согласия.
   Виктор Иванович выпросил у парня рыболовные снасти, тот щедрым жестом презентовал их, и Танюшка радостно бросилась подбирать удочки и распутывать леску. Она приговаривала:
   - Вот подарок так подарок!
   Сашка задумчиво сунул руку в ледяную воду, затем, приставив ладонь козырьком, окинул взором широкую часть Амгуэмы, растекающуюся усталым зеркалом после трудных горных каскадов, и пообещал:
   - Настоящий подарок будет вам через полторы недели...
   - Что за подарок?
   - Увидите. - Он легко вспорхнул на пригорок, присвистнул, подзывая собак, и уже издалека крикнул, - Передай Мариночке, что через десять у ее ног будет невиданная роскошь! Скажи, это Саня дарит!
   - Ничего не поняла, - пожала плечами Таня. - Вы поняли?
   Серов, как показалось, чуть сощурил в усмешке глаза, но тут же театрально развел руками:
   - Да разве его поймешь?
   К концу июля тундра отцвела. Немного жаль было не видеть больше алых маков и пронзительно-синих колокольчиков, зато комаров стало меньше, воздух прогрелся чуть ли не тридцати градусов, и даже вода в озерце, из которого набирали воду, из жгуче-ледяной превратилась в просто холодную. Евражки окончательно обленились. Зверьки томно прогуливались по лагерю, и порой приходилось их отодвигать ногой, чтобы не навернуться с горячей кастрюлей или тяжеленной батареей для генератора.
   Солнце, хоть и сияло довольно робко, навело девушек на мысль позагорать. Барышни скинули сначала ватники, потом курточки, затем рубашки, а там дело дошло и до купальников. Обе две выплыли из палаток в самых что ни на есть откровенных нарядах, и мужчины остолбенели. Леня с Димой, как существа прямые и бесхитростные, приоткрыли рты и впились ошалелыми глазами в хрупкую фигурку Марины и спортивно-подтянутые стати Танюшки. Серов усиленно зачесал бороду, Пертель стал ерошить чуб.
   Девушки разлеглись на одеяле, расстеленном на некрутом склоне ближайшей сопки, и Леня наконец-то выдохнул:
   - Женщины в экспедиции очень полезны. Они не только еду готовят, но и облагораживают пейзаж.
   Танюшка ерзала, перекатывалась с боку на бок, пока Марина не выдержала:
   - Давай, говори, хватит пыхтеть, я же вижу, что ты мне собираешься что-то ужасно важное сообщить.
   Таня нахмурилась, и, поколебавшись, спросила:
   - Марин, ты помнишь тогда, на рыбалке?...
   - Ну?
   - Я вот думаю, что если бы ты сказала Сане, чтобы он не ходил больше, он бы точно отстал от тебя. Но ты не сказала.
   - И что?
   - А то, что это как-то нечестно. Мне вот явилось знамение, что тебя Димочка интересует. Так зачем ты Сашке голову морочишь? Он из штанов выпрыгивает, цветы с налимами таскает, дерется, а все напрасно.
   - Может, и Димочка... А, может, и нет, - лениво протянула Марина. - Ой, Тань, какая же ты у меня образцового-показательная. Хоть иконы с тебя пиши. Не парься. Это же мужики.
   - Мужики, что, не люди? При чем тут мужики? Я об общечеловеческом.
   Марина приподнялась на локоточке и с жаром заговорила:
   - Мужики -- генетический материал, Танюшечка, а люди -- это женщины. Люди должны сохранить свой род, поэтому они отбирают для себя лучший генофонд. А чтобы генофонд проявил себя во всей красе, так сказать, раскрылся, надо, чтобы он пребывал в измененном состоянии сознания, чтобы никакие культурные наслоения ему не мешали демонстрировать истинное положение вещей. И вот именно для этого женщина капризничает, дурит и динамит, короче, ведет себя, как стерва. И заметь, Танюха, не для того, чтобы потешить свои амбиции, а токмо ради отбора достойных хромосом. Такова моя научная точка здрения.
   Она так и сказала: "здрения" и Танюшка засмеялась:
   - Наверное, ты права, о светило всемирной биологии! - и выкрикнула, - Свободу женщинам востока! Даешь право на динамо! Даешь право на лучшие половые гаметы!
   - Дура ты, Танька, половые гаметы -- это как масло масляное, как половые письки.
   - Даешь половые письки! - радостно озвучила новый лозунг Таня.
   Пертель, проходивший мимо с ведром воды, плеснул на спины барышень прохладной влаги и пожурил:
   - Замуж вам надо, красавицы. Одичали совсем.
   - Нам надо не замуж, а в воду! - возразила Марина. Она вспорхнула, ухватилась ладошкой за руку подруги, и с хохотом утянула Таню в озерцо. Ноги моментально скрутила морозная судорога, но девушки с отчаянной решимостью добежали, поднимая фонтаны брызг, до уровня чуть выше середины икр и приняли зеркальные позы:
   - Але-оп! Смертельный номер! Только один раз проездом из Козельска и Казатина бородатые девицы Феогнида и Евхимия станцуют краковяк, трепак, узундере и женжурку!
   Дунул ветерок, растрепал шелковые волосы Марины и взъерошил непослушные кудри Тани. Чуть поодаль что-то щелкнуло, и девушки повернули головы. На склоне холма восседал его величество хозяин всея тундры Сашка собственной персоной. В руках у него был фотоаппарат. Заметив, что его засекли, Сашка послал воздушный поцелуй и ушел. Собак с ним не было.
   - Товарищ Саня велели-с передать, что завтра на рассвете прекрасных дам ждет чудо, - Серов смастерил наивно-глуповатое лицо, но не удержался, усмехнулся. - Я теперь вроде как Сашкин толмач, получается. Застращали вы его, девчонки.
   - Опять он за свое! Что за дурацкая таинственность! - скривилась Марина. - Бр-р-р! Ну и холодрыга!
   - Иди погрейся, фотомодель..., - сказала Таня. Она уже успела выскочить из ледяного плена.
   - Может, сегодня ты была его музой?
   - Да, уж, конечно... Муза-медуза с залива Лаперуза...
   Рассвет они бесстыдно проспали, несмотря на яростный трезвон будильников. Поднялся Пертель, поднялся Серов, с ворчаньем выползли Дима с Леней, которых шеф тут же направил на растопку печи и доставку воды, а девушки все не решались оторвать головы от подушек. Солнце и вода -- лучшее снотворное, даже если они принимаются в гомеопатических чукотских дозах. Когда же Танюшка, прибирая пятерней волосы, откинула полог палатки и сделала один шаг за порог, что-то нестерпимо яркое, непривычно блестящее полоснуло по глазам. Эта внезапная оптическая атака стряхнула с Тани остатки дремы. Она кинулась в домик Марины, растормошила ее, практически силком выволокла на воздух, где уже уже стояли в шеренгу четыре молчаливые спины и сияющей дугой на горизонте изгибалось русло Амгуэмы.
   Река обмелела. Ее горная, бурная часть по-прежнему изливалась с вершин полукилометровых сопок, а затем тихо таяла в песке и гальке. Широкий равнинный разлив пересох и лишь в самой его середине струился нежный ручеек, через который легко мог перепрыгнуть даже Сашкин Гюйс. Но главное -- вода ушла, обнажив свое сокровище, тщательно скрываемое в остальные времена года. Речной песок был золотым. Золотым в переносном смысле, в смысле цвета и вызывающего блеска, и золотым в прямом своем содержании.
   Вся их партия, привлеченная фантастическим зрелищем, включая флегматичных Пертеля и Леню, спустилась к Амгуэме, вошла в самое русло и принялась рассматривать песок.
   - Золото, - сказал Виктор Иванович. - Не сомневайтесь, здесь его много. Еще лет десять назад наши сюда презжали, составляли прогноз по залежам. В общем, здесь та же золотоносная жила, что на Аляске, тут она продолжается и отходит в сторону.
   - А запасов много? - спросила ошарашенная Марина. - Чего я спрашиваю, и так видно, что много...
   - Вот, значит, какой сюрприз обещал Сашка, - задумалась Танюшка. - Ничего не скажешь, роскошно...
   Марина присела на корточки, зачерпнула ладонью песок. Рука окрасилась золотым отблеском.
   - Господи, да его можно и и не мыть, - выдохнула она, - смотрите, крупицы прямо на пальцах. Его же можно за лето столько набрать! Мы же станем сказочными богачами! Танюха, обалдеть! Ты такое видела?
   Золото заструилось у нее между пальцев, припорошило грубые серые ботинки, образуя что-то вроде помпонов на греческих военных башмаках. Марина пальцем нарисовала по золотой пыли затейливые завитушки и добавила:
   - С ума сойти -- у меня золотые чоботы...
   - А почему здесь никто не добывает золото? - спросила неугомонная Танюшка. - Если оно валяется прямо под ногами, то бери и добывай! Я чего-то не видела здесь заводов.
   - Невыгодно, - ответил Серов. - Было бы так хотя бы на Урале, то конечно. А здесь рудник строить -- гиблое дело, дешевле купить металл у китайцев.
   - Но ведь вольфрам и молибден здесь добывают, а они дешевле золота, - упрямо гнула Таня. - Какая-то темная история.
   - Татьяна, брось умничать, - осекла подругу Марина. - давай собирать! В Ленинграде сдадим, разбогатеем! Представляешь, появимся в универе в таких шикарных шубах...
   - Ага и сдадим их в общий гардероб, чтобы на них сверху еще двадцать курток повесили.
   - Все золото принадлежит государству. Набирай, не набирай, в заливе Креста обшмонают и отберут, - подал голос Леня. - Видели, какой досмотр там учиняют?
   - Не заметили как-то, - призналась Таня. - Что, серьезно?
   - Ага. Там погранцы с металлоискателями всех ощупывают и багаж перетряхивают. Странно, что не заметили, там все на виду, - добавил Дима.
   - Ну а если я по крупиночкам расфасую по самым простым вещам? - не унималась Марина. - Немножко в корешок книги, немножко в носок в чемодане, немножко в приборы. Если на досмотре попросят открыть все приборы Михал Милача, то они там просто свихнутся от кнопочек и стрелочек. Нет, ну не будут же они каждый вольтметр проверять.
   - Да можно, наверное, - пожал плечами Серов, - не пробовал, не знаю.
   Шеф носком сапога сковырнул ямку, понаблюдал, как она потихоньку заполняется водой, пробурчал, что работу никто не отменял и ушел к палаткам. За ним потянулись остальные. Марина цапнула горсть песка и тоже неспешно пошла вслед.
   - Ну как тебе подарок? - голос Сашки раздался как всегда внезапно. Марина вздрогнула. Саня вынырнул из овражка, как черт из табакерки.
   - Так и дурочкой можно стать. Не надоело еще пугать?
   - А ты меня не бойся, я добрый.
   - Добрый... А за что ухайдакал Сеньку из бульдозерной бригады?
   - Из экскаваторной, - механически поправил Саня. - За дело ... ухайдакал. Это Сергеича слово, у нас тут больше никто не выражается так... Слушай его больше... Подарок-то, говорю, как тебе?
   Лицо Марины озарилось:
   - Подарок? Спору нет, удивил ты меня, Сашечка. Только какой от него прок, если еще мыть надо, да и не вывезти...
   - Не понял, ты о чем?
   - Как о чем? О песке, о золоте.
   Танюшка, молчаливо до сих пор ступающая за Сашкой и Мариной, догнала их и затараторила:
   - Саша, ты реально нас поразил, можно даже сказать, ошарашил. Я такой красотищи никогда в своей жизни не видела, и, думаю, не увижу. Это ж надо -- золотая арка от горизоната до горизонта! Это... Это поэзия для глаз, вот ей-богу! Откуда ж ты знал, что река обмелеет к сегодняшнему числу?
   - Тань, прекрати подлизываться, - поморщилась Марина, - у тебя это получается топорно.
   Но, по-видимому, Танюшкины слова пролились медовой струйкой на Сашкину душу. Он горделиво разулыбался и сам снова окинул взором пляменеющее русло Амгуэмы.
   - Да, на материке вы такого не увидите. Нигде не увидите. Я читал про это книгу...
   Марина фыркнула:
   - Мы читать умеем?
   Но Сашка будто не заметил грубой провокации и продолжил:
   - ... в ней было написано, что подобное явление можно было до середины 19 века наблюдать и на Аляске, но потом все золоторудные жилы разработали и Чукотка осталась единственным местом на земном шаре, где в течение трех-пяти дней можно гулять по золоченой дороге.
   - Всего три дня? - нахмурилась Марина.
   - Ну да. Тут все быстро меняется. Как золото явилось, так через две недели осень наступит.
   - Осень? Июль же!
   - Это на материке июль и август, а здесь лето и осень, о потом бесконечная зима.
   - Жалко, не успеть...
   - Что не успеть?
   - Намыть себе что-нибудь.
   - Тю! - присвистнул господин повелитель сопок, - Об чем речь, держи!
   Он засунул руку в штанину, достал оттуда кисет, швырнул его Марине.
   - Что это?
   - То, о чем пожелала. Негоже красавице самой по ручьям ползать. Ты разверни-то!
   Марина хотела гордо отказаться, но любопытство пересилило. К тому же и Танюшка уже тянула шею, дабы разглядеть получше, что там такое.
   - Золото! - ахнула Марина. - Оно настоящее?
   - Настоящее, - сплюнул Сашка, - сам собирал. Дарю!
   Марина нахмурилась:
   - Это очень дорогой подарок, я не возьму его. К тому же, получается, что ты меня покупаешь.
   - Я уже сказал: дарю. Назад не возьму.
   - И я не возьму, я не продаюсь.
   - Тогда выброси его!
   - Ну и выброшу!
   - Давай, бросай, чего ждешь?
   Марина закусила губу, размахнулась и швырнула кисет в овраг, на краю которого они все стояли. Овражек, густо поросший ивняком и багульником, был неглубок, но резко обрывался со стороны путников. Танюшка услышала сначала звук падения тяжелого кисета, а затем шуршание, перерастающее в хруст и треск. Спустя минуту из распадка показалась бурая башка с маленькими черными глазками. Сашка замер, правая рука потянулась к ножу-сабле, неизменно украшавшему любой его наряд. Девушки оцепенели от ужаса и застыли неподвижными статуями, будто снимок неведомого волшебника не только запечатлел мгновение на фотопленке, но и обездвижил в этом мгновении весь окружающий мир.
   Медведь, неспешно выкарабкавшийся из оврага, был небольшого размера, по крайней мере, гораздо мельче тех несчастных собратьев, что чучелами были выставлены в Зоологическом музее на Стрелке Васильевского острова. Но одно дело -- шкура, набитая соломой, за стеклом и с поясняющей табличкой, другое -- живой зверь, фыркающий и принюхивающийся в десяти метрах от тебя.
   Медведь плавными, как в замедленном кино, движениями оценивал обстановку, выясняя, кто посмел потревожить его. Он вертел головой, переводил взгляд с Марины на Танюшку, не задевая, что удивительно, Саню, слегка покачивался, морщил нос. Танюшка поймала себя на мысли, что у такого грозного зверя кожа на носу нежно-бархатная, утыканная трогательными крохотными точками, а ноздри здоровые и выглядят, как пятак у поросенка. Медведь приоткрыл пасть, обнажив две пары страшных клыков - снизу и сверху. Одновременно с этим Сашка призакрыл глаза и забормотал какую-то невнятную скороговорку:
   - Чейвыйльыкэй, чейвыйльыкэй, гумноянь акхалинергин. Кейгень эньдрахауркин...
   Косолапый враскачку направился к людям, и Таня вдруг резко распахнула куртку, раскрыла ее наподобие крыльев, затем вскинула руки к небу и завизжала что есть мочи. Марина бросила мимолетный взгляд на нее и сделала то же самое. Они стояли, сомкнув края парусящихся одежд и казались прекрасным оранжево-голубым парусом или крылом, готовым взмыть в самое небо. Вдвоем они верещали так, что у Сашки заложило уши и он перешел почти на крик:
   - Иллигинь Кейгень харылгин мургин!
   Медведь присел, отпрянул назад, а затем, извернувшись в прыжке, бросился наутек. Задние лапы его в приземлении опережали передние, и стиль бега выглядел настолько мультяшно-комичным, что девушки расхохотались, а Марина даже присвистнула.
   Со стороны, противоположной улепетывающему зверю, примчался Дима.
   - Чего орете? - прокричал он издалека. - Помощь нужна?
   - Уже нет, - гордо ответила Марина. - Сами справились.
   - А что было-то?
   - Вон! Видишь?
   Дима вскинул голову и проследил глазами за рыжей, перекатывающейся в травах спинкой.
   - Это кто? Росомаха?
   - Это хозяин уходит, - произнес Сашка. - Зря вы над ним смеялись, он обидчив и в следующий раз не простит.
   - Не понял, какой еще хозяин?.. А ты-то сам чего тут забыл?... Мало тебе?
   Танюшка пояснила:
   - Медведь это был, Дим, самый натуральный. А Саня против него заклинания читал.
   - Ничего себе, - поразился Дима. - Медведь?!
   - Оружие есть в лагере? - жестко спросил Сашка.
   - Нет у нас оружия, ножи только. Да тут отродясь спокойно было, никогда ружья не возили...., - и Дима не удержался, съехидничал, - Потапыч от заклинаний так почесал?
   - Конечно, - невозмутимо произнес Сашка. - Только это не заклинание, мал он еще для заговоров, неопытный, молодой мишка. Я его просто попросил уйти.
   - Ну, знаешь, - возмутилась Танюшка, - попросил! Он ускакал от того, что мы с Маринкой его напугали. Я читала, что если зрительно придать себе побольше роста и объема, да еще громко завопить, медведь в девяносто процентов случаев предпочтет смыться. Так оно и вышло.
   Марина глянула на Таню:
   - То есть чисто теоретически у нас было десять несчастливых процентов? Ну, подруга...
   - Марин, да кто эти проценты считал? Ты прямо думаешь, что за каждым медведем ходил по пятам ботаник с сачком и тетрадкой и записывал: "Случай номер двести сорок восемь. Медведь не испугался. Колхозник съеден." Так что ли?
   - Почему колхозник?
   - Ну, не колхозник, так оленевод.
   - Не знаю, Тань. Я вот думаю, что медведь убежал из-за Саши. - неожиданно заявила Марина. - Эти слова были по-чукотски?
   - По-чукотски, - улыбнулся довольный неожиданным признанием Саня.
   - Ты знаешь чукотский?
   - Понимаю немного.
   - Слушай, ты, гений лингвистики, - заерепенился Дима, - шел бы ты домой. Шатаешься тут все время. У тебя что, работы нет?
   - Есть у меня работа, - Сашка сверкнул зубами, демонстративно подтянул к ремню свой турецкий нож. - Полезная работа. Нужная работа. Не по тундре шататься и поганить все за собой, а людей возить по дорогам. Приносить, так сказать радость. Вот послезавтра повезу двоих ваших в Иультин. А потом еще через две недели троих и тоже в Иультин. Кушать-то хотите, небось?
   - Пойдем, Саша, проводишь нас, - Марина взяла Сашку под ручку, на что Дима почернел лицом. Он сплюнул и пошел в лагерь быстрым размашистым шагом.
   - Поцелуешь, провожу! - заявил осмелевший Сашка.
   - Нахал! - восхитилась Марина. - Вот уж воистину, дай пальчик, по локоть откусишь.
   - Тогда не провожу!
   Сашка исчез в своей коронной манере: сиганул в распадок и пропал. Танюшка осторожно посмотрела вниз, но не заметила ни колыхания кустов, но шороха травы. Она спросила:
   - Маринка, ты зачем его обнадеживаешь? Он же теперь совсем к тебе прилипнет.
   - Наплевать. Зато Дима, видела, как заревновал?
   - Так ты из-за Димки? Влюбилась в него?
   - Не в этом дело, - туманно изрекла Марина. - Надо Димочку эмоционально раскачать. А то ни мычит, ни телится.
   - Дура ты, Маринка, - с жалостью в голосе произнесла Танюшка. - Столько за этот час интересного произошло: и золотая речка, и медведь... А ты только о парнях думаешь. Вернее, о том, как ими поиграться. Нельзя же так.
   - Поиграть, а не поиграться... Да что ты понимаешь, Тань? Вот останешься одна, станешь старой девой, и что будешь вспоминать? Медведя? Уж лучше вспоминать чувства и эмоции, чем какого-то паршивого зверя.
   - Он тебя чуть не сожрал, этот паршивый зверь, между прочим.
   - Ну, спасибо тебе, что догадалась, что надо делать во спасение наше! Заступница и кормилица, исполать тебе! - Марина театрально поклонилась в пояс.
   Танюшка, как всегда прыснула:
   - Типа, паки-паки...
   - Лепше! Бо сотворихе благое и в лепоте облечеся!
   Уже на подходе к палаткам, отгоняя надоедливых насекомых, Таня вздохнула:
   - Вот стану старой девой, буду вспоминать не медведя, а комаров. По-моему, они страшнее всех зверей в тундре. Господи, как же они меня достали!
   - Ага, и воплями их не испугаешь, - согласилась Марина.
   Комарье нудящей, звенящей струной оголенных нервов изводило людей с утра до ночи, отпуская на передышку только в самые ветреные дни, когда не то что насекомых, сдувало шапки с голов и посуду со стола между домиками. В самый первый выход на полевые работы Танюшка обнаружила, что если быстро захлопнуть полевой журнал, а потом открыть, клетки и цифры с результатами замеров будут равномерно покрыты кашей из дохлых комаров и крови. Откуда было взяться в этом коктейле крови, Таня не поняла, потому что по настоятельному совету Виктора Ивановича все обмазались "ДЭТой" практически с ног до головы, и только потом напялили рабочие ватники. Шеф, разбирая вечером замеры, поковырял кровавые нашлёпышы и флегматично заметил, что завлаб, наверное, искренне позавидует романтике путешествий, когда станет проверять журналы.
   У всех были накомарники -- широкополые шляпы с вуалькой до плеч, но работать в них было неудобно. Только тот, кто сидел всю смену на генераторе и включал-выключал по сигналу прибор, не пренебрегал сеткой, остальные же тоннами изводили репелленты.
   Марина в ответ на замечания о комарах кинула взгляд на подругу. Вокруг той роились кровопийцы, но число их было несравнимо меньше, чем над ней.
   - По-моему, меня жрут больше, чем тебя, - сказала Марина, - так что не жалуйся.
   Танюшка замерла на секунду, сравнивая беспокойную тучку над собой и над Мариной, и согласилась:
   - По-моему, тоже. Интересно, с чем это связано? Ты, наверное, подушиться успела?
   - Ох, Танюха, как-то запустила я себя тут, уже сто лет не душилась. Только мыло и зубная паста.
   - А над Сашкой вообще нет комарья, - вспомнила Таня. - И "ДЭТой" от него не воняет, и накомарник он не носит. Его не едят что ли?
   - Сдается мне, что он от насекомых заговор чукотский каждое утро произносит, вот и не трогают его.
   - А что, может быть, - совершенно серьезно произнесла Таня. - Он же повелитель тундры.
   Золотая Амгуэма сияла своими сокровищами ровно пять дней. Сашка за это время ни разу не показался, а Марина с Димой каждый вечер после смены ходили на реку и мыли песок через мелкое сито для муки. В один из этих дней в распадке, куда Марина выбросила драгоценный мешочек, она подвернула ногу, и Димочка, красный от неожиданного счастья, нес ее на руках целый километр. Таня же гуляла по золотому руслу одна, просто наслаждаясь чудесным видом искрящейся на фоне мрачных каменных сопок огненной дуги. Она не боялась уходить далеко в полном одиночестве с куском хлеба и биноклем в кармане. Она рассматривала далекие вершины со снежными кепочками, птиц в небе, разноцветные озера, стайки пугливых леммингов на крутых склонах Амгуэмы, и ей хотелось плакать от невообразимой красоты и чистоты этого края.
   Как-то раз Танюшка решила пройтись до Верблюжьей сопки и даже чуть далее, чтобы проверить морошковую полянку. В последний поход морошка была еще белой, но бочка ее кое-где наливались цветом, так что сейчас она должна была как раз поспеть. Таня двигалась неспеша, выискивая черемшу и щавель, наблюдая за бурной жизнью евражек и разглядывая интересные камни с необычными рисунками (ониксы, как определили Пертель и Серов). В открывшемся под сопкой изгибе распадка она заметила некоторое шевеление. Мелькнула мысль о медведе, но тоненький лай, донесшийся из-за колышащихся кустов, опроверг предположение. Танюшка крадучись подобралась чуть повыше и уселась за огромным валуном. Из-за него было совсем неплохо видно то, что происходило внизу, на склоне пологого овражка, но Таня для верности придвинула к глазам бинокль.
   Сашка, совершенно въерошенный и помятый, катался по траве, пытаясь спрятать лицо от прыгающих вокруг него собак -- Гюйса и Пульки. Когда Сашкино лицо оказывалось открытым, собаки с диким энтузиазмом бросались лизать ему щеки, нос или лоб, словом, то, что оказывалось в зоне досягаемости их языков. Сашка совершенно по-мальчишечьи хихикал и уворчивался, а Пулька, с восторгом скачущая вокруг больших любимых существ, от наплыва чувств то подвизгивала, то подгавкивала тоненьким щенячьим голоском. Танюшка невольно разулыбалась -- вся эта сценка выглядела забавной и трогательной одновременно.
   Потом Сашка сел, подтянув руками к левому борту Гюйса, а к правому -- Пульку, вытащил из-за пазухи банку тушенки, сковырнул своей саблей крышку и принялся осторожно, с пальца кормить щена. Пулька ела деликатно и очень аккуратно, как и подобает маленькой воспитанной девочке. На полбанке она отвалилась и тут же уснула. Сашка доел с ножа остатки, вытащил еще одну банку, снова вскрыл и всю целиком вывалил на лист лопуха Гюйсу. Тот заглотил мясо в один прием и в знак благодарности коротко мазнул языком по Сашкиной руке. Сашка плюхнулся на спину, заломив руки за головой, Гюйс водрузил башку ему на пузо и все трое задремали.
   - И ведь ни комара вокруг них, - прошептала себе Танюшка. - Ну как ему удается их отпугивать?
   Таня потихоньку отползла со своего наблюдательного пункта и направилась дальше -- к морошке. По пути она решила, что ни за что не расскажет Марине, как Сашка кормил питомцев, потому что Марина, наверняка, будет смеяться и саркастически комментировать Сашкины горячие уверения о том, что его псы сами добывают себе еду. Этого почему-то не хотелось. Перед глазами стояла картина раскинувшейся на спине Пульки с выпирающим животиком и растопыренными в воздухе лапками, блаженного прищура сытой морды Гюйса и обнимающего его Сани. Пусть Сашка брехло, но псы у него чудные. И Таня даже подумала, что ей не хочется предавать именно собак, и что Маринкин смех будет ей казаться предательством. Поэтому уже в лагере Таня молча накромсала салатик из собраной зеленушки и на вопрос Лени, как погулялось, буркнула самым обыденным голосом: "Нормалёк. Морошка еще зеленая".
   Неделю спустя на черном и почти отвесном боку сопки на другом берегу Амгуэмы, там, где река долбилась в узкой трубе перед спасительным поворотом, за одну ночь появилась гигантская надпись "МАРИНА", выложенная белыми камнями. Буквы были огромными, так что имя королевы Сашкиного сердца были видны за много километров. Достаточно было подняться на ближайшую горку у лагеря, и становилось видно свидетельство пульсирующей Сашкиной страсти. Виновница столь памятной заметки, конечно же, фыркнула, но Димочку водила гулять исключительно по местам обзора своего имени. Дима в очередной раз пригрозил повыдергивать скульптору конечности, но без должного задора, вроде как просто из приличия и сложившегося реноме.
   Потом на обеденном столе между палатками обнаружилась вещь, поднявшую в Марининой душе волны гордости. Это был фотографический портрет Марины в изящной резной рамке. Юная прелестная девушка выходила из воды, и ветерок веером взметнул сверкающие на солнце волосы. Контуры фигурки и ее окружения были размыты, только нежная улыбка и выразительные глаза нарочито акцентированы. Взгляд смотрящего невольно притягивался к сияющим лукавым очам и задорным белым зубкам за чуть приоткрытыми губами.
   - Боже, как слащаво! - воскликнула Марина, - Прямо сплошные взбитые сливки! Как заметил один умный итальянец, сиящая красота юности уменьшается в своем совершенстве от чрезмерных и слишком изысканных украшательств.
   Но Таня видела, как она была польщена.
   - А ничё так, - уважительно сказал Леня. - Классное фото.
   - Я возьму, если тебе не нравится, - добавил Дима.
   Серов и Пертель долго и немного грустно разглядывали изображения, затем вздохнули. Пертель сказал:
   - Хороша ты, барышня, нет слов. Эх, где мои семнадцать лет? Виктор Иваныч, а где твои семнадцать лет7
   - Двадцать, - отозвался, пожевав усы Серов. - В семнадцать я был дитёй и мечтал о велосипеде. На Саня мастер, ничего не скажешь... Смотри, Маришка, умыкнет тебя наш горячий чукотский аксакал! Поселит в чуме и заставит охотиться на нерпу.
   Пока все любовались портретом, к лагерю неспешно приближался инженер-нефтяник Андрей Николаевичч.
   - А! Николаич! Какими судьбами! Ты все еще здесь, бродяга? - обрадовался Серов.
   - Здоров будь, борода, сто лет тебя не видел. - Николаич сунул узенькую свою ладонь в лапищу Серова, и они взволнованно и крепко стиснули друг другу руки. - Каких красавиц ты нынче привез! На двести верст все тебе завидуют!
   - Уметь надо! - подмигнул покрасневшей Танюшке Виктор Иванович. - Женщина не за каждым на край света потащится! Правда?
   - Правда, мой женераль, - Таня, застеснявшись своего стеснения, вскинула руку ко лбу, будто бы отдавая честь.
   - Видишь, старик, какой у меня гарем? Палец в рот не клади.
   Николаич засмеялся.
   - Я вот по какому делу, - сказал он. - Глянь-ка, не ваше? Целый мешок презренного металла.
   Он протянул Серову кисет с золотом, и Марина отложила свою фотографию.
   - Не наше, - ответила она за Серова, - но, кажется, мы знаем, чье это.
   - Никак Сашкино? - догадался шеф.
   - Его самого. - кивнула Марина.
   - Где нашли?
   Николаич махнул рукой:
   - Да вон там в овраге у реки... Думали, может, вы балуетесь?
   - Почему "балуетесь"? - удивилась Таня.
   - Наше государство не поощряет самостоятельный промысел, - покачал головой гость. - Но Сашке, как известно, закон не писан... Ладно, коли вы на короткой ноге с ним, передайте ему потерю... То же мне, Рокфеллер нашелся, полмашины посеял и не заметил...
   Николаич собрался было уходить, но Марина остановила его внезапным вопросом:
   - А вы не подскажите, за что Сашка Сеньку из экскаваторной бригады ухайдакал?
   - Отчего ж не подсказать... Из-за собаки он. Семен по пьяни пристрелил сучонку, что у барака жила, и четырех ее щенят. Одного-то щенка пес успел спрятать... Как его?
   - Гюйс, - подсказала Таня онемевшими губами.
   - Точно, Гюйс... Помню, что-то морское... Ну, Санька и вломил Семену. Сам чуть под пулю не попал. А Сеньке череп пробил и нос впечатал. Зверь, короче. Из-за собаки человека инвалидом чуть не сделал.
   - Я бы вообще этого Сеньку убила, - с ненавистью процедила Марина. - Правильно сделал, что черепушку маргиналу продырявил.
   - Понятно, почему малышку Пулькой зовут, - В уголках Танюшкиных глаз блеснули слёзы. - И понятно, какие волки задрали ее мать...
   - Это ж собака! - удивился Николаич, - А Семен, между прочим, победитель соцсоревнования, лучший оператор на добыче.
   Пертель, как всегда индиффирентно, поинтересовался:
   - А чего ж не посадили хулигана? Травма головы -- серьёзное дело. Больница должна была сообщить известить об избиении.
   - Семён как прочухался, не стал писать заявление. А милиция только обрадовалась, им, знаете, тоже показатели портить не хочется.
   Когда сосед-нефтяник ушел, Таня заметила:
   - Странные тут люди. С одной стороны зверей ему не жалко, а с другой сам золото принес. Мог бы и себе взять.
   - Не мог, - возразил Дима, - здесь до милиции полторы сотни кэмэ, а товарищи, они рядом. И у каждого ружьишко имеется. Тут разговор короткий, ссучился..., ой,.... повел себя нехорошо, и не жилец ты больше.
   - То есть?!
   - Ну, утонул там ненароком, или в нетрезвом виде со скалы грохнулся, а то и медведь загрыз.
   - Ой, Дим, видели мы этих медведей, трусят больше человека.
   - А с гадами и подонками не трусят. Ам, и нету.
   - Да шутит Димочка, - успокоила Марина подружку, заметив ее округлившиеся глаза.
   - Ни хрена не шучу, - зло проговорил Дима. - И думаю, что это правильно. Лучше побыстрее от подонков избавляться, чем антимонии всякие разводить.
   - Ты парень-то остынь, - посоветовал Пертель, не поднимая головы от кожуха генератора, к которому он привинчивал ярко-красный тумблер, - молодое дело горячее, договоришься тут, чего доброго с Саней отряд мстителей организуешь.
   - Я? С этим балаболом? - Дима презрительно скривился. - Лучше я с Ленчиком.
   - Не, я пас, - сказал Ленчик. - Я закон уважаю. Равно как и вкусный ужин. Мы лопать сегодня будем?
   Девушки встрепенулись, оставили кисет и фотографию и направились в кухоньку.
   У плиты Марина попросила:
   - Танюш, отдашь Сашке его добро? Мне как-то не хочется с ним общаться.
   - Отдам. А чего так?... А! Поняла!... Димочка больше не бесится при слове "Саша".
   - Умная ты, мать, сил нет.
   - Я бы на твоем месте не бегала от него, а прямо бы скаазала: "Саня, оставь меня в покое. Никогда я не буду твоей. У меня есть другой."
   - Осподя, прямо старомодный роман прошлого века... Знаешь, Тань, я себя чувствую полной дурой -- все с огромным интересом наблюдают за развитием высокой страсти Александра. А я вроде негодяйки и стервы, femme fatale. Как же! У юноши высокие чувства, а я жестокосердно попираю их. Измываюсь и глумлюсь над страдальцем. А мне, понимаешь, скучно его даже видеть. Чингачгук доморощенный... Все в индейцев играет...
   - А мне кажется, он не играет, - возразила Таня. - Я думаю, он по-настоящему так живет... Знаешь, что, поговори с ним серьезно. Только по-доброму, без издевок и унижений. Он поймет.
   - Может, и так. Посмотрим по настроению.
   - Ну, если посмотрим, он так и будет дальше таскаться и охмурять тебя со страшной силой... Интересно, что он в следующий раз изобретет ради покорения неприступной красавицы? Вино с конфетами не прокатило. Стихи, дрессированные звери и фокусы нас не впечатлили...
   - Да как-то цирковые жанры меня не трогают...
   - ...Золото нас возмутило, цветы и высокое искусство не задело.... Задачка! Будь я мужиком, я бы точно мозги себе свернула от непосильного напряжения.
   - Слава Богу, Танечка, что ты не мужик! - с чувством произнесла Марина. - Хоть поговорить по-человечески можно.
   Следующий день был дежурством Танюшки и Ленчика. Когда Пертель, Серов и Марина с Димой ушли в поле, Таня сунула во внутренний карман куртки кисет, бесхозно провалявшийся всю ночь на уличном столе и слегка намокшем от росы, и предупредила напарника, что будет через пару часов -- сбегает на базу в кораль, заодно узнает, когда будет свободная машина, чтобы съездить в Иультин за провизией.
   За два часа обычным шагом дойти до барака и вернуться было невозможно, поэтому Танюшка побежала. Сначала тихо, приноравливая дыханье к нагрузке, потом побыстрее. Тундра вновь изменилась. Сопки враз, буквально за один день, посеребрились на радость евражкам и леммингам злаковыми травами с крохотными упругими колосками. Танюшка нарвала на бегу букет таких стебельков и отахивалась им от особо вреднючих насекомых. Впрочем, руки довольно быстро устали, и пучок был безжалостно выброшен с мыслью о том, что многие люди так и живут: утомил человек, и вон его из души... Танюшка сама себя мысленно назвала занудой, испугавшись этой мысли, и стала думать, что она скажет Сашке.
   Никакой гарантии, что повелитель сопок окажется в корале, не было. Но он был на месте -- ковырялся в моторе своего железного коня, по пояс перегнувшись у раскрытого капота. Танюшка встала сбоку:
   - Привет, Чингачгук.
   - Здорово, кудряшка. Почему Чингачгук?
   - Марина тебя так назвала.
   - А... Ну, пусть. Ты про машину пришла узнать?
   - Не совсем... Я вот... Короче, мы с Мариной решили подарить твоим собакам целый мешок золота. - Танюшка достала из-за пазухи кисет. - Его Андрей Николаич нашел в кустах, просил вернуть владельцу.
   Сашка заинтересовался настолько, что спрыгнул с бампера на землю и утер рукой пот со лба, стараясь не касаться масляной кистью.
   - А чего собакам-то?
   - Да ты же не возьмешь, ты же гордый. Получится глупо -- я тебе начну совать золото, а ты начнешь совать мне обратно и говорить, что дареное брать назад -- это жлобство. Ведь так?
   - Ну, положим.
   - Вот. А собачки не откажутся, потому что не умеют говорить.
   - Они умеют говорить, но не все умеют их слушать.
   - А мне кажется, они и не станут возражать. Представь, какую шикарную будку ты им построишь, и каким отборным мясом ты сможешь кормить... Ой, в смысле, если их охота будет неудачной. Тогда мясом.
   Псы словно поняли, что речь идет именно о них. Они вразвалочку подошли к Тане и сели у ее ног. Пулька подумала-подумала и перевернулась на спину, подставив Тане розовое брюшко.
   - Ее Пулькой зовут, потому что в нее тоже стреляли? - спросила Таня, почесав малышке пузико.
   Сашка вздрогнул:
   - У нее в бедре пуля застряла. Гюйс ее за шкирятник -- и в канаву, а из канавы в тундру убежал.
   - А кто вылечил бедняжку?
   - Я. Кто еще с ними цацкаться будет?... Ничего, Сеньке я так вхуярил, что..., - Сашка осекся.
   - Да ладно. Я бы и сама..., ну, это слово...
   - Хитрая ты, кудряшка. Собакам, значит, золотишко...
   - Ну, не знаю, в детский фонд отдай.
   Сашка задумался, лицо его стало отстраненным.
   - Нет, лучше собакам... У Манькиного свата заберу еще двух, подохнут они у него. Один со сломаной лапой, второй старый
   - Забери, Саш, забери, пожалуйста, - с надеждой произнесла Танюшка. - Только...
   - Что?
   - Николаич сказал, что золото добывать незаконно, и его тут не продать.
   - Николаичу, может, и не продать. Да он из балка своего носа не кажет, никто с ним и не ручкается. А нормальным пацанам запросто.
   - Слушай, а Маринкино сможешь толкнуть? Она там намыла немножко.
   - О чем речь, без вопросов. А сама-то что?
   - А мне это не интересно. Я лучше окрестности обследую.
   - Значит, ты тоже Чингачгук.
   - Ну, наверное. Ладно, Саш, мне пора, нам еще с Ленчиком обед готовить. Машина когда будет свободна?
   - В следующую пятницу. А кто поедет? Опять эти... стариканы?
   - Сам ты старикан. Мы с Маринкой поедем. И начальник с нами. Он разрешил вырваться в цивилизацию.
   - Это Иультин цивилизация? - Сашка усмехнулся.
   - Если там есть баня и столовая, то цивилизация.
   - И баня, и столовая... Эй, кудряшка!
   Таня уже развернулась и намылились бежать в лагерь, когда Саня ее окликнул.
   - Что, Саш?
   - Смотрю я на тебя, и понимаю, что поступаю с тобой обидно.
   - Чего-чего?
   - Мариночку презентами осыпаю, а про тебя совсем забыл. Надо тебе тоже что-нибудь подарить.
   - Да ладно, меня ж не надо охмурять, какие еще подарки?
   - Самые лучшие, - проникновенно изрек Саня. - Подожди меня меня три минуты, я умоюсь и провожу тебя, заодно, кое-что покажу.
   Заметив собравшиеся на Танюшкином лбу складки, он добавил торопливо:
   - Не боись, это по пути и быстро.
   - Ну, давай, - вздохнула Таня, - время пошло.
   Едва они ступили на траву сразу за придорожным кюветом, как Сашка встал на колени, словно для мусульманской молитвы, и, отклячив мускулистую задницу, ничуть не смущаясь своей спутницы, углубился в изучениие карликовых березок и почвы под ними. Танюшка села рядом с провожатым и залюбовалась крохотными деревцами. Они были настолько мелкие и так изощренно изогнуты, практически изломаны, что казались пересаженными из горшков с бонсаем. Отчего-то тут же представились малюсенькие домики под березками с малюсенькми жителями и микроскопической живностью -- курами и кошками.
   - Точно, сегодня уже можно дарить, - уверенно произнес Саня.
   - Это тебе травка сообщила?
   - Березы. Травка ничего путого не скажет, только забалаболит.
   - Мне иногда кажется, Саш, что ты живешь в каком-то другом мире. Березки у тебя говорят, трава балаболит, а уж собаки-то, наверное, вечерами и вовсе книги пишут.
   - Они в любом мире разговаривают, только не словами.
   - А ты, значит, умеешь их понимать?
   - Да чего тут уметь? Начнешь приглядываться, и сама поймешь.
   Сашка двигался ходко, быстро, но очень плавно. Глядя на его стиль ходьбы, Танюшка поймала себя на мысли, что его движения кажутся замедленными, между тем как ей временами приходилось переходить на бег, чтобы поспеть за ним.
   Саня взял чуть левее Верблюжьей сопки и привел Танюшку в уютную долинку, огороженную кольцом невысоких холмов.
   - Это здесь, - сказал он. - Только закрой глаза, а то сюрприза не получится.
   - А как я пойду?
   - Я тебя поведу.
   Таня послушно зажмурила глаза, и повелитель сопок взял ее за руку. У него была сухая горячая ладонь, шершавая и жесткая, и ее тепло сумасшедшей волной разлилось по Танюшкиному телу.
   - В глаза прямо лезет, - прошептал Саня и ласково убрал непослушный завиток с Танюшкиного лба.
   - Ничего, мне не мешает, - осипшим голосом отозвалась Таня.
   Она сделала не более десятка шагов, когда Сашка скомандовал:
   - Встань на колени, а потом открой глаза и смотри на землю. Только внимательно смотри.
   Танюшка распахнула травяные свои очи и охнула. Вся полянка с карликовыми березками была усеяна миниатюрными темноголовыми крепышами высотой не более двух дюймов. Девушка постучала по шляпке одного из них и охнула еще раз:
   - Чистейшие!
   - Здесь червей не бывает, - улыбнулся Сашка. - Здесь, что грибы, что люди - с чистой душой.
   Несчетное количество хорошеньких толстеньких подберезовиков сплошным шоколадным слоем покрывало землю под деревцами и злаками. Грибки по своим пузатеньким ножкам и ядреным шляпкам больше походили на белые боровички, чем на привычные по ленинградским лесам хлипконогие подберезовики со слюняво-жидкой шапочкой. Их было столько, что когда Танюшка вновь зажмурила глаза, они нагло и бесцеремонно вторглись во внутреннее зрение и расположились там стройными задорными рядами. Она раскрыла глаза -- их число удвоилось.
   Грибы на ощупь оказались еще приятнее, чем на вид. От них исходила такая уверенная твердость, что Таня явственно услышала их тонкий звон среди хора вездесущей комариной братии. Таня с благодарностью взглянула на Сашку и растроганным голосом произнесла:
   - Я никогда не забуду этой картины. Вот честное слово, двадцать лет пройдет или даже сорок, а я буду вспоминать, и говорить внукам, что ничего прекраснее не видела.
   - Я знал, что тебе это понравится больше золотой дороги... Вон, смотри, косая сопка, за ней твой лагерь. А мне некогда, у меня смена. Чао, кудряшка!... И не вздумай их рвать, погоди пару дней!
   В этом был весь индейский Сашка: удивить и умчаться.
   Танюшка обошла долинку по периметру и наткнулась на здоровенный гриб-переросток. Его шляпка была располосована чьими-то острыми коготочками, наверное, какая-нибудь нахальная евражка задела во время приступа внезапной активности. Подберезовик имел явно нетоварный вид, и Таня срезала его - к обеду.
   Грибной суп вызвал у всей честной компании настоящий гастрономический шок. Что из того, что картофель и морковь с луком были сушеными? Расцарапанный подберезовик был аккуратно разрезан, поджарен на топленом масле, и весь дух его, щедро отданный маслу, без потерь перекочевал в густое варево.
   - Добавки нет? - с надеждой спросил Пертель. Танюшка покачала головой. Да много ли выйдет с одного гриба?
   - Амброзию бочками не производят, - пояснил ему Серов, - Ее, брат, чайными ложечками вкушают.
   Танюшка не выдержала, похвасталась своим подарком. Мимолетное выражение недовольства промелькнуло в Маринином лице, но этим дело и ограничилось.
   - Щедрой души человек! - усмехнулась Марина. - Ничего ему не жалко: ни песка речного, ни грибов лесных.
   А Виктор Иванович в радостном нетерпении погладил лысую макушку:
   - Значит, гриб попёр! Рано в этом году!
   - Тепло было, вот и повылез, - отозвался Пертель. - Танюша, ты назначаешься главной по грибному супу. Готовься к повторению шедевра на бис!
   - Ну, это надо на ту полянку сбегать, - протянула Таня. - А мне ее жалко, там красота неописуемая!
   Пертель с Серовым переглянулись и загадочно улыбнулись.
   - Через пару дней здесь повсюду будут такие полянки, - сказал шеф. - Еще устанешь от красоты.
   И действительно, к концу недели все обозримое пространство покрылось ковром глянцевых шоколадных шляпок. Грибов было нереально, чудовищно много, и размеры их поражали воображение: иные богатыри доходили почти до колена. Под их тенью прятались карликовые березки, и получалось все шиворот навыворот, то ли деревца надо было называть подгрибовниками, то ли грибы надберезовиками. Девушки обходили вокруг палатки, набирали по два полных с горкой ведра и принимались чистить, резать, сушить, жарить. Съесть за раз четыре сковороды грибов не мог даже Ленчик, поэтому лишнее заливалось маслом и складывалось в жестяные банки из-под джема и халвы. За несколько дней Таня и Марина насушили по две огромных наволочки неожиданных даров тундры и решили остановиться.
   - Я лет пять буду есть эти припасы, - заявила Таня. - Хватит жадничать.
   - Хватит, - согласилась Марина, - уже и неинтересно. То ли дело, когда бегаешь по лесу, выпучив глаза, и охотишься, охотишься... А тут никакого куража. Отошел на метр от домика, набрал ведро, вот и все развлечение.
   - Вредины мы. Мало -- плохо, и много -- тоже плохо. Дома расскажу родителям, так обзавидуются.
   - Твои не обзавидуются, а только порадуются. Вишь, какую хозяйственную вырастили -- она им и грибочки, и вареньице привезет. Хомячина ты, Танька. Натуральная хомячина!
   - Скорее, евражина, - поправила Танюшка и с гордостью посмотрела на свое богатство -- семь баночек морошкового варенья.
   - Ну, евражина.
   Евражки, окончательно разжиревшие к середине августа, вперевалочку гуляли от гриба к грибу, лениво надкусывали шляпки и задумывались.
   - Эх, Гюйса на вас нет, - приговаривала Марина. Она так и не узнала тайну собачьего рациона.
   Подберезовики пропали так же внезапно, как появились. И внезапно кончилось лето. Где-то за десять тысяч километров по раскаленному Невскому совершали променад томные красотки в легкомысленных сарафанах, а здесь, в тундре, чуть правее полярного круга зарядили нудные бесконечные дожди, и девушки сменили наряды с курточек на ватники, шапки и дождевики поверх всего.
   - Чем хорош крайний север, - глубокомысленно изрекла Марина, - что можно не париться насчет фигуры. Что сорок второй размер, что шестидесятый -- все равно под ватником непонятно. С шестидесятым так даже теплее.
   Сидеть всю смену на генераторе стало совсем холодно, поэтому каждые два часа менялись местами: Леня сидел, включая и выключая ток в приборе, а Таня записывала показания, потом наоборот. Как было у Марины с Димой, Танюшка не знала, но судя по неизменно румяным лицам, холодно им не было.
   В среду вечером мужики ушли ушли на рыбалку, а девушки остались в лагере кашеварить и обрабатывать замеры. Сашка еще на подходе к геологическим домикам издалека услышал их жаркий спор.
   - Сойдутся!
   - Нет, не сойдутся!
   - Тань, ты рехнулась? Не могут они сойтись! В принципе не могут, понимаешь?!
   - Да запросто могут! Что мешает им сойтись?! У них с условиями все в порядке!
   - Тук-тук! - крикнул Сашка. - Можно?
   - Можно! - хором отозвались девушки.
   Саня вальяжно вплыл в палатку и авторитетно заявил:
   - Не сойдутся они, и не думайте. Когда в людях есть сомнение, ничего хорошего не выходит. Потому что когда сходятся, то без колебаний.
   - Сашенька, ты о чём? - подняла свои ясные глазки Марина.
   - О чем... О людях.
   Таня кашлянула. Сашка поёжился:
   - Не понял. А вы о чем?
   - А мы о рядах, Сашенька, - ласково проворковала Марина.
   - О каких еще рядах?
   - Об осциллирующих рядах, Сашенька. Гадаем вот, годится ли им метод Лонгмана.
   - Э...
   - Это из математики, - быстро пояснила Танюшка. Ей отчего-то было неприятно видеть Сашкино недоумение и издевательскую приветливость подруги.
   - А-а-а... Так вы не о людях?
   - Обсуждать чьи-то личные проблемы нам совершенно не интересно, - заявила Марина, в упор глядя на Сашку. - Мы предпочитаем более высокие материи. Нам гораздо интереснее то, что гомоморфный образ группы изоморфен фактор-группе по ядру гомоморфизма, чем то, что сказала Нинка, когда Васька ушел от нее к Светке...
   - Лихо, - согласился Сашка. - Прямо как стихи. Вы, девушки, всегда любите пооригинальничать. У меня была знакомая, так она устройство котельных установок цитировала. А другая знакомая, из Певека, от человека нос воротила, если он не разбирался в древнерусской нотной записи. Ну и чего из этого вышло?
   - Чего вышло? - Не удержалась Танюшка.
   - А вот чего. Обе выскочили замуж, родили детей и забыли и про котлы, и про крюковые записи с агогикой и мелизматикой...
   - Твоя знакомая -- талантливый педагог, если смогла другого знакомого умным словам научить... Дети вырастут, а столповые и демественные распевы останутся, - оборвала Марина и Танюшка в очередной раз восхитилась: все-то она знает, ей палец в рот не клади, и про распевы расскажет, и про гомоморфизм. - Саня, ты зачем пришел?
   - Я к начальнику твоему.
   - Его нет, он на рыбалке. Мы не сможем помочь?
   - Мне именно его благословение нужно.
   - Благословение? Господи, на что тебе благословение?
   - Я так понимаю, отца у тебя нет, поэтому хочу у Виктора Ивановича просить твоей руки.
   Марина поперхнулась и ошарашенно уставилась на Сашку:
   - Тань, ущипни меня, мне снится дурацкий сон.
   - А откуда ты знаешь про отца? - спросила не менеее озадаченная Танюшка, вместо того, чтобы щипать. Девушки отложили калькуляторы и тетради с расчетами и синхронно почесали затылки.
   - Это видно сразу. У кого нет одного из родителей глаза беззащитные... Так я пойду на реку за начальником...
   - Саш, - вкрадчиво поинтересовалась Марина, - а меня ты не хочешь спросить насчет моей драгоценной руки? Или меня тут вообще в расчет не берут?
   - Прикинь, - воодушевилась Танюшка, - шеф скажет: "Благословляю тебя, раб Божий Александр!". И распишется на прошении. И Сашка придет, протянет бумажку, завернет тебя в ковер и унесет в чум. И я останусь одна варить этим проглотам грибной суп...
   - Хрень какая-то, - рассердилась Марина. - В общем, так. Мне надоел весь этот сентиментальный роман с розами и серенадами. Я тебя, Саша, не люблю, у нас нет общих интересов, мы люди из разных слоев жизни. Замуж за тебя я не хочу и не пойду, и поэтому у меня к тебе большая человеческая просьба: оставь ты меня, ради Бога, в покое!
   Сашка улыбнулся:
   - Ты меня не знаешь, а как узнаешь, так полюбишь. Интересы появятся, а слои наделаем себе сами, какие хотим. Ведь так, Кудряшка?
   - Меня зовут Таня, и ты сам сказал, что если есть колебания, то люди не сходятся. По-моему, тут даже не колебания, а полное сопротивление.
   - Ну, это мы еще посмотрим. Чао, красавицы, не скучайте без меня!
   Он вышел, и Танюшка заметила:
   - Не сомневаюсь, что он почесал к шефу. С него станется.
   - Вот дебил, - раздраженно бросила Марина, - ясно сказали же, нет -- уперся.
   - А интересно, откуда он про твоего папу знает?
   - Откуда-откуда... Да спросил, наверное, у кого-нибудь.
   - А ты кому-нибудь говорила?
   Марина помолчала, потом нехотя призналась:
   - Нет, не говорила... Шаманство прямо...
   - Точно! Мистика и черная магия! Прощальная гастроль графа Калиостро!
   - Тьфу на тебя, Танюха. Хорошо тебе, ты в сторонке, а я как на арене цирка себя чувствую.
   Отец у Марины разбился на машине, когда ей было двенадцать лет. Мать одна тянула ее и младшего братишку. Конечно, слово "тянула" не вполне соответствовало истиному положению дел, поскольку Маринкина мама была доктором наук и получала одна больше, чем живые-здоровые Танюшкины родители. Но замуж она больше не вышла, и в школе Марина считалась полусиротой и даже получала бесплатный стакан молока в день. Молоко Марина терпеть не могла и несколько лет воевала за право отказаться от постыдной, как она считала, подачки.
   Мужчины принесли с рыбалки целое ведро хариуса. Пока все чистили рыбу, висело напряженное молчание. Танюшка видела, как Марина кусает губы, но не решается спросить Серова о своем надоедливом кавалере. Серов тоже покусывал губы, но, как показалось Тане, не от нервов, а от тщательно скрываемой улыбки. Примерно на половине ведра Марина бросила нож и дерзко вопросила:
   - Ну, что, дошло до вас это чучело?
   - Долетел наш амур, - отозвался Дима, в его глазах тоже плясали хитрые огоньки. - На крыльях любви, так сказать!
   - И что?
   - Все, мать, выдаем тебя, - пробубнил Леня. - Мы с Димоном твою фату потащим. Да, Димон?
   - Естесссно. Дабы не запылилась тут на камешках.
   - Вот дураки! - вспыхнула Марина. - Не могли отшить этого шута?
   - Да ты что, - картинно ужаснулся Дима, - такой жених ценный, а ты отшить! И золотишком бренчит, и кувыркаться умеет. Весь Иультин с Эгвекиинотом умрет от зависти!
   - Да чего там, - махнул рукой Леня, - бери выше -- Анадырь с Магаданом!
   Марина глянула на Виктора Ивановича:
   - Значит, Сашка учинил обещанный спектакль?
   - Не знаю, что он там наобещал, но на коленочко встал и разрешения взамуж попросил.
   - На коленях..., - вздохнула Таня. - Обалдеть...
   - Я, как старший и мудрый товарищ, конечно, благословил. Любовь, сестрица, это штука такая...
   Какая именно штука, он не стал уточнять, только мечтательно закатил глаза. И только Пертель спокойно заметил:
   - Дурака тут валяете, а девушка вон вся разобиделась.
   - Ничего я не обиделась, - хмыкнула Марина и потерла пунцовые щеки. - На дураков не обижаются. И вообще, я пошла спать, нам завтра вставать рано.
   Она демонстративно встала из-за стола, пожелала спокойной ночи и ушла чистить зубы. Хариуса дочищали и солили уже без нее.
   Подъем у Серова и девушек был действительно ранним. В шесть утра троица с рюкзаками на плечах уже покинула лагерь, чтобы к восьми выехать в Иультин. Ехать предстояло километров тридцать по узкой и пыльной дороге в открытом кузове грузовика. В Ленинграде тридцать километров можно было бы отмахать за двадцать минут, если мчаться на хорошем автомобиле вдоль залива, например, в Зеленогорск. Здесь все было не так. Последняя поездка за провизией заняла у Серова с Пертелем около трех часов - "ГАЗ" то тащился с пешеходной скоростью за экскаватором, то на серпантине терся боками о скалы и отсиживался подолгу на специальных площадках, пропуская встречные бульдозеры и вездеходы. Назад тогда добрались чуть быстрее, но не значительно.
   У кораля геологов уже поджидал рычащий грузовик с двумя хмурыми мужиками в кузове. Из кабины высунулся Саня и энергично помахал рукой:
   - Салют, коллеги! Сигайте наверх, только вас поджидаем!
   Он безоблачно улыбался и имел вид совершенно безмятежный. У стены барака по стойке смирно сидели псы и с обожанием лицезрели своего кумира. У Пульки при этом в зубах болтался на одной ноге изрядно пожеваный пластмассовый пупс размером с настоящего младенца. Игрушка была велика для щенка, но, судя по нанесенным повреждениям, Пульку этот факт не останавливал.
   - А в кабине есть кто? - Серов заглянул за Сашкин руль.
   - Никого, Виктор Иваныч, видишь, все по парам, расставаться не хотят, так что битте шён, альт геноссе!
   Шеф уселся на мягкое сиденье, Марина полезла в кузов. Таня быстро сунула водителю кулечек с золотом, с боем выцыганенный поутру у подруги, и тоже вскарабкалась наверх.
   - Давай, Саня, трогай, - постучал по крыше один из мужиков, - а то ебашишься тут...
   Марина окатила грубияна ледяным презрением, отвернулась к нему спиной. Тот ничуть не переживая, закурил вонючую папиросу, а потом подмигнул Танюшке:
   - Это про нее на сопке написано?
   - Ага, - коротко буркнула Таня.
   - Красивая... Я бы тоже написал.
   Несколько километров промелькнуло на довольно приличной скорости. А потом сопки переросли в горы и дорога запетляла вдоль глубоких обрывов и нависающих скал. Вместе с уютными сопками кончилась зелень, пейзаж окрасился в бурые и серые тона, и лишь далеко, на дне ущелий и кюветов, можно было увидеть темную, припорошенную пылью растительность. А еще -- искореженные обломки механизмов, остовы машин, расплющенные трактора и помятые экскаваторы.
   - А зачем их туда кидают? - спросила Таня ближайшего к ней спутника, мужчину в синей куртке с надписью "УМР-16".
   - Сами падают, - меланхолично ответил спутник, - как дождь прольет, так и катятся вниз.
   - А люди?! - ужаснулась Таня. - Успевали спастись?
   - Когда как. Из бульдозера выскакивают, из такой вот лайбы не успевают... Толь, сколько побилось за этот год?
   - Трое... Нет, четверо, - отозвался тот, кого назвали Толей. - Кузнецов, считай, с Шацким, да этот киргиз с женой ухуярились...
   - Толь, ты бы при девушках...
   - А, ну да... Извиняйте, красавицы... Бьется, народишко, что и говорить.
   Таня с Мариной инстинктивно вжались в скамейку и крепче стиснули борта машины. Выглядывать наружу не хотелось -- очень уж страшно выглядела узкая лента серпантина и глубокое ущелье в двадцати сантиметрах от внешнего колеса грузовичка. На некоторых поворотах Сашка громогласно гудел, и если в ответ раздавался такой же трубный зов, прижимался боком к отвесной стене на выдолбленной площадке и подавал три коротких гудка. Спустя несколько секунд мимо проплывал собрат на чем-нибудь железном, шкрябал деревянный кузов, терся о кабину -- иначе разъехаться было невозможно.
   В какой-то момент дорога стала стала чуть пошире, зато насыпи приобрели более крутой уклон. На этих насыпях, словно громадные пауки, свисали причудливой формы экскаваторы то с гигатскими ковшами, то с длинными стрелами. Казалось, что эти бутафорские создания цепляются в скалы из последних сил, и чуть дунет ветер, обрушатся с грохотом и лязгом на перевальный тракт, разнесут в щепки снующие автомобильчики, перегородят путь и отрежут от материка попавших в плен людишек.
   - Фантастика! - крикнула Марина. - Как они держатся?!
   - На распорках и сваях, - пояснил Толя.
   - А что они там делают? - влезла Танюшка.
   - Добычу ведут, - неопределенно выразился Толя. - На то и экскаваторы.
   Из-за борта показалась Сашкина лохматая голова, а затем и половина торса. Он высунулся в открытую дверь, подруливая одной рукой, и прокричал:
   - Маришка! Выходи за меня замуж! Я буду хорошим мужем!
   - Во дает! - сказал Толя. - Серега, вишь любовь какая!
   Оба они, и Толя, и Серега, с интересом воззрились на Марину.
   - Не выйду! - крикнула та. - И не надейся! Лучше за дорогой смотри, а то навернемся!
   - Подумай хорошенько!
   - Я уже подумала, псих ненормальный!
   - Если не выйдешь, тогда....
   - Ну и что тогда? Что?
   - А вот!
   Сашка выскользнул из кабины и перебрался на капот. "ГАЗ" мчался по краю обрыва, и ветер обдувал Сашкины космы. Левый карман повелителя сопок топрщился. Далее Сашка встал на руки вниз башкой и из этой стойки прокричал снова:
   - Скажи "да", и я сяду за руль!
   Толя ринулся к кабине по Марининым ногам и зарычал утробным голосом:
   - Саня, черт ебанутый, кончай пиздеть, лезь за баранку! Ебнемся на хуй!
   Одновременно с ним на лету с другой стороны кузова к кабине пробирался Серега. Он перевесился через борт, заглянул за открытое стекло и сел обратно.
   - Не ебнемся, - прошептал он тихо, сам себе, но Таня услышала, и ее сразу отпустило. Липкий ужас пыхнул слабым дымком и испарился. Если Серега сказал "не ебнемся", значит, он чего-то знает, и не ебнемся.
   Но до Марины эти слова не долетели. Она сидела со странным сосредоточенным выражением лица, крепко сжав зубы, слепив губы в тонкую нитку, и молчала. Сашку болтало и подкидывало, он с трудом балансировал на ухабах, но и этого было мало -- правой рукой, стоя на одной левой, он извлек из оттянутого кармана бутылку водки, хряснул горлышком об оконную стойку и стал вливать в себя огненную жидкость. В кузове разлился тяжелый алкогольный запах, который, впрочем, был очень быстро выткснен налетевшим порывом ветра.
   - Выходи, красавица моя! - весело пропел Саня, опустошив поллитра и откинув бутыль в сторону. - Пожалей народ!
   Звон разбитого стекла вывел Марину из оцепенения:
   - Да я лучше сдохну, чем стану женой такого клоуна! Лучше мы все сдохнем!
   Марина вскочила, отбежала в дальний конец кузова, села на пол, спиной к кабине, и обняла колени. Льняные волосы рассыпались по плечам и скрыли лицо, спину, ноги, руки. Тело ее вздрагивало. Сзади она показалась Танюшке маленьким испуганным домовенком.
   - Сашка, лезь в кузов, брось дурить! - умоляюще произнес Толя, - У меня дети малые, а девчонки и жизни не видали!
   - Да, Сань, приедем, там и поговоришь с Мариночкой, - поддержал Серега. - Чего на ходу-то.
   Сашка в ответ на уговоры развел ноги до шпагата и параллельно им приподнял правую руку. Грузовик терял скорость, но поворот, маячивший сначала где-то далеко, упорно и неотвратимо надвигался на него.
   - Сашенька, пожалуйста, иди за руль, - приподнялась Таня, - Ты мне про собак обещал, помнишь? Они без тебя пропадут!
   - Ладно! - неожиданно легко согласился акробат. - Силком мил не будешь! Гуд бай, Марина! Видать, не судьба нам быть вместе!
   Таня поморщилась: очень уж театрально это прозвучало. А Сашка ловко, по-змеиному, соскользнуль вдоль капота в кабину и на вираже схватился за руль. Сразу после поворота окрестности огласились его беспечным пением:
   Марина, Марина, Марина,
   Твержу я и ночью, и днем.
   Марина, Марина, Марина,
   Одна ты на шаре земном.
   Что же ты, Марина,
   Молча ходишь мимо?
   Любовь к тебе, Марина,
   Растет день ото дня.
   Я брожу по Риму,
   Я твержу: Марина,
   Скажи скорей, Марина,
   Что любишь ты меня.
   В поселке Марина, не произнеся ни слова, спрыгнула с грузовика, и в одиночестве направилась к магазину. В Иультине всего-то одна площадь и была, с почтой, поссоветом, баней, клубом и магазином. Серов мягко двинул Сашку в лоб и сказал снисходительно:
   - Дурак ты, Саша. Разве ж так девушек обихаживают? Как пьяным-то поедешь назад?
   - Отосплюсь за пару часиков, - еле выговорил Сашка. Его начинало развозить. - Сбор ровно в шессцццать ноль-ноль.
   Таня и Виктор Иванович пошли вслед за Мариной в универмаг, оставив горе-жениха на съедение сотоварищам. Оглянувшись, Танюшка увидела, как Толя и Сергей с латиноамериканской экспрессией горячо обсуждают Сашкино поведение, а Сашка покачивается на подгибающихся ногах и смиренно кивает.
   Ничего интересного в Иультине не обнаружилось, за исключением чудесного книжного прилавка в магазине.
   - Типичное сельпо, - без стеснения объявила Марина, стоя перед полками с крупой, сгущенкой, сапогами, галошами и фаянсовыми чашками. - Аутентично-прелестная эклектика!
   Толстая крашеная продавщица насторожилась и на всякий случай приняла монументальное выражение лица и тела. Но когда девушки с шефом начали набирать по списку съестные припасы и явно перевыполнять недельный план продаж, оттаяла.
   - Геологи? - Спросила она и обратилась к Серову. - Я, навроде, припоминаю Вас. В позапрошлом году не Вы у нас были?
   - У Вас прекрасная память! - подольстил ей Серов. - Ничего от Вашего взора не скроется.
   Продавщица расцвела и заговорщицки понизила голос:
   - У меня есть новые сапоги, югославские, позавчера привезли, а брать тут некому, все в унтах ходят. Девочки не желают посмотреть?
   Она вынесла из подсобки две пары сапог, от которых у Танюшки заколотилось сердце. За точно такими же Таня зимой отстояла три с половиной часа в "Пассаже", но ее размер, самый ходовой -- тридцать седьмой -- кончился. Стоили сапоги чуть дороже, чем в Ленинграде, но по госцене, не по фарцовочной. Сапоги пришлись впору, и Таня тут же купила их. А Марина заартачилась:
   - Мы с тобой будем, как инкубаторские. Никакой индивидуальности! Я, пожалуй, не возьму.
   - Да ты что, Марин, шут с ней, с индивидуальностью! Классные сапожки, у нас таких не достать!
   Но упрямая Марина вручила сапоги продавщице и громко поинтересовалась:
   - А унты сейчас есть у вас?
   - Смотреть надо. Навроде, было несколько пар.
   Таня не стала дожидатьсяокончания сцены, и правильно сделала, потому что потом Марина на целых полчаса загрузила работницу прилавка примеркой мохнатых унт, шуб до пят, толстенных песцовых шапок и пушистых рукавиц. На все это чукотское богатство, конечно, у Марины, средств не хватило бы, поэтому, после долгого перебора гардероба она купила одни только унты -- смешные и непривычные по ленинградским дождливым меркам. Обе они, Марина и продавщица, выглядели при этом ужасно счастливыми. Продавщица от возможности посудачить с новым человеком, а Марина непонятно отчего, наверное, от того, что рядом нет приставучего Сашки.
   Все примерочное время Танюшка провела у полки с книгами. Здесь ее тоже ожидал сюрприз на сюрпризе, поскольку обнаружились томики, за которыми в Ленинграде любители хорошего чтения гонялись, как милиция за воришками. Таня жадно перелистывала Дрюона, Булгакова, Жапризо и Райнова и тихо постанывала от свалившегося счастья. Она подтащила к кассе стопочку из дюжины книг, на которые Марина мельком бросила взгляд, и сказала, что всю эту ерунду она давным-давно прочитала. Марина в самом деле много чего успела прочесть, она вообще освоила грамоту в три года, но почему надо отказываться от любимых авторов, даже многократно читанных, Таня не понимала.
   - Дрюон и Райнов -- дешевка, - безапелляционно изрекла Марина. - Жапризо ничего так, мне он нравится тем, за год ты забываешь, о чем он писал, и можно бесконечно перечитывать снова. Булгаков... Булгаков хорош. Для сентиментальных барышень. Апулея, думаю, ты не поймешь. Слишком далек он от нас по менталитету.
   Продавщица с уважением прослушала Маринины комментарии и удивилась:
   - Надо ж, у нас тут книжки приличные лежат!
   - А их никто не покупает, что ли? - спросила Таня.
   - Кому тут покупать? Из инженеров иногда справочники спрашивают да Сашка-артист стихи просит.
   - Черненький такой?
   - Ага, он самый, его не спутаешь... Жениться бы ему, да не на ком, девушек тут молодых нет. Школа только до шестого класса, дальше в Эгвекиноте, а кто школу заканчивает, сразу на материк уезжает. А как парню без женского общества?
   - И как? - не удержалась Марина.
   - Да ни как. То подерется, то напьется, то в тундру на месяц с чукчами уйдет.
   - Но стихи любит.
   - Любит... Как заходит в магазин, вместо "здрасти" начинает... как там... Навроде, ты меня не жалеешь и не любишь, а то я прямо некрасив...
   - Ты меня не любишь, не жалеешь,
   Разве я немного не красив,
   Не смотря в лицо от страсти млеешь,
   Мне на плечи руки опустив..., - процитировала Марина.
   - Точно! Именно так! Ладно, кабы я одна тут была. А то ведь при всех, неудобно как-то, люди смеяться начинают, а потом судачат по поселку.
   - А Вы не переживайте, - сказала Таня. - Это очень хорошие стихи, их Есенин написал. Их даже в школьную программу включили.
   - Ну, не знаю, мой-то еще в третьем классе, они там про Мороза-воеводу пока учат.
   Серов, отлучавшийся на почту, вернулся и посоветовал девушкам сходить в кино, тем более, что шел новый фильм "Слияние двух лун". Девушки сунулись было на уже начавшийся сеанс, но выдержали только несколько минут -- фильм оказался так себе, "ни о чем", как выразилась Марина, зал был крохотным, звук отвратительным, а уж зрителей - целая куча: Таня, Марина и похрапывающий на последнем, пятом ряду забулдыга. Поэтому с жарким Марининым предложением: "Давай лучше в баню!", Танюшка легко и очень охотно согласилась.
   К шестнадцати часам Сашка выглядел как огурчик, разве что молчаливым и сосредоточенным, а к восемнадцати "ГАЗ" подъехал к коралю. Гюйс повторил фокус с лимонадом, и даже не ради эффекта, а только по причине сильной Сашкиной жажды. С Мариной на обратном пути Саня не перекинулся ни словом, ни взглядом. Припарковал грузовик, выпил шипучку и, не попрощавшись, скрылся в бараке.
   - Чего это он? - удивилась Таня.
   - Осознал свою беспробудную глупость, - заявила Марина и поежилась. - Похолодало!
   К вечеру воздух задубел, зазвенел стеклянной свежестью. Изо рта закурчавился пар, носы и руки покраснели. Трава, еще утром лежавшая влажными волнами, вдруг захрустела, стала ломкой и сухой.
   - Ничего, рюкзачки быстро согреют, - пообещал Серов. - Нагрузились-то... Нет, дам в магазин брать нельзя, накупят до второго пришествия. Татьяна, нам полторы недели осталось, ты сгущенку-то осилишь?
   В рюкзаке шефа топорщились и неприятно впивались в спину пятнадцать банок сгущенки. Танюшка покраснела и пообещала:
   - Осилю, не сомневайтесь, чиф, все осилю.
   Наутро выпал снег. Он, конечно, растаял к полудню, но тонкая печаль, почти невыразимая словами, охватила всю честную компанию. Даже Пертель, отложив против обыкновения приборы, вскарабкался после ужина на ближайшую горку и долго смотрел в сторону потемневшей Амгуэмы. Вернувшись в палатку, он вздохнул:
   - Скорей бы домой...
   - Что ты, Миша! Дома отчеты заставят писать, да на заседания ходить. - Удивился Виктор Иванович.
   - Ну и пусть. А здесь... Очень тяжело видеть скоротечное увядание. Вчера еще было лето, а сегодня уже осень... Грустно это...
   - Это потому, Миша, что ты не куришь. А вот набил бы трубочку, да засмолил, сразу радость бы почувствовал. Только представь: за дверьми воет и метет, а ты сидишь себе, пыхаешь, печка потрескивает, девчонки кашу варят, Димка на гитрае побренькивает... Ну, не красота ли?
   - Я только на барабане могу, - возразил Дима, - да и то обхохочетесь.
   - Курить вредно, - заявила Марина. - Вот заболеете и умрете от рака губы. Тогда пожалеете.
   - Ничего ты, мамзель, не понимаешь. Я же единственный человек будущего среди вас всех некурящих.
   - Почему еще? - заинтересовалась Таня.
   - А вот взгляни-ка в будущее. Что там тебя ждет? Трубы дымят, нефть разливается, в городах смог, все задыхаются от выхлопных газов. А я нет. А почему? А потому, что привык к дефициту кислорода. Если я покурю пятьдесят лет подряд, и сын мой прокурит, и внук, гены перестроятся и мы начнем уметь обходиться без воздуха. А вы, спортсмены и здоровячки, вымрете от невозможности дышать. Так-то.
   Таня рассмеялась:
   - Тогда ладно! Курите! Только не в палатке, пожалуйста.
   От резкого понижения температуры был один плюс, один жирный такой плюсище -- кончились комары. Солнца больше не видели, густые тучи прочно оккупировали небо, поливая то ледяным дождичком, то мокрым снегом. Тундра и сопки потеряли форму и цвет, смазались, расплылись, превратились в скучную серую завесу.
   Таню и Марину перестали брать в поле, да и сами мужчины выходили на разведку через день, и даже эти редкие смены сократили до пяти рабочих часов. От нечего делать Дима, Леня и девушки сходили на прежнее место рыбалки, но обнаружив там потапыча, ретировались. Постояли, поглядели с обрыва, как медведь бродит по краю потока и переворачивает камни, выхватывая из-под них то ли насекомых, то ли леммингов, и вернулись назад.
   Сашка не давал о себе знать.
   - Неужели не придет попрощаться? - задумчиво произнесла Танюшка в последний вечер экспедиции. - Уж такая прямо любовь была и нате!
   Марина прищурилась:
   - Знаешь, Тань, я одной вещи понять не могу. Уж неделя прошла, а я все думаю...
   - О чем?
   - Тогда, в машине, когда он на капоте выплясывал, он ведь никого не послушался -- ни меня, ни мужиков этих. А ты попросила, и он как миленький полез в кабину...
   - Он полез, потому что поворот был впереди, надо было рулить, а то бы в пропасть свалились.
   - Господи, наивная чукотская девочка! Ты не поняла что ли?
   - Что не поняла?
   - Да никуда бы мы не свалились. Помнишь, там даже мужик сказал, что ничего с машиной не будет?
   - Так ты слышала?
   - Конечно, слышала, я же не глухая. Я все сразу сообразила, ушла в угол и стала ржать.
   - Ты не плакала?! Ты смеялась?
   - Ой, ну, конечно! И мужики эти не за себя, а Сашку боялись, вот и уговаривали.
   - А грузовик...
   - Тань, ты в машине когда-нибудь сидела? В такси или в автобусе? Ты на педальки смотрела? Как водят машину знаешь?
   Автомобиля в Таниной семье не было, и на педали она никогда не глядела.
   - Машина без газа не поедет. Если на педаль не нажимать, она заглохнет. А мы, тем не менее, продолжали двигаться. Чуешь, к чему это я?
   - Серов..., - выдохнула Таня.
   - Умничка! Догадалась!
   - Сергей, когда полез, увидел, что Серов рулит?
   - Ага, и, скорее всего, на педаль газа жмет. У него ножищи длинные, он и из кузова достал бы.
   - А чего ж он не остановился?
   - Я спросила потом, он сказал, что боялся, что машина клюнет носом и Сашка свалится под колеса... У меня такое чувство, что ему заранее был известен исход этого спектакля.
   - Откуда?!
   - Да знает он Сашку, он же не раз сюда приезжал.
   Таня забралась в спальник, полежала, вытянула руку и закупорилась сверху, затянув наглухо подголовник. Ей не хотелось разговаривать ни с Мариной, ни с Виктором Иванычем. Она ощущала, как сквозь крепко сжатые пальцы утекают красота и чудо, и ей было больно.
   Всю походную утварь вывезли к бараку на двух вездеходах и раздали местным -- тащить домой сковородки и кастрюльки в дорогих самолетах было накладно. Пока Серов с Пертелем оформляли рейс на Эгвекинот, Танюшка пошла навестить Гюйса и его приемыша. Она поискала его в нартах, в сенях, в канаве у дороге -- собак не было. Она не сразу заметила свежую пристройку к коралю из темного бруса с каменной завалинкой по периметру и крохотными окошками. Дверца ее была приоткрыта, и Таня из любопытства заглянула внутрь.
   Аккуратное помещение размером два на три метра было перегорожено посредине невысоким бортиком. В правой его части стояли новенькие жестяные миски в количестве четырех штук, десяток столбиков поставленных друг на друга банок тушенки, ведро воды и веник. В левой сыто и безмятежно на оленьих шкурах посапывали четыре псины -- узкоглазый упитанный Гюйс, худой клочковатый кабысдох неопределенной масти с абсолютно седой мордой, рыжая, похожая на лисичку собачонка с неловко вывернутой задней лапой и, конечно, Пулька. Пулька лежала, заботливо окруженная пёсьими товарищами, тельца ее не было видно, только мордочка с завернутыми ушами продиралась на воздух сквозь шубы взрослых собак. Почуяв Таню, новые постояльцы заворчали, но Гюйс, не размыкая глаз, зевнул и все остальные успокоились.
   Таюшка осторожно вышла из собачиьх хором и замурлыкала песенку про то, что человек собаке друг.
   Снова плыли бурые сопки, снова мелькали озера -- на этот раз они все до одного были серо-свинцовыми, промокшими под растаявшим снегом, под стать небу и камням. Таня и Марина тряслись в кабине огромного "ГАЗ-66", Марина возле симпатичного парнишки-водителя, отчаянно стесняющегося соседству с белокурым ангелом, а Таня у окна. Она не сразу разглядела клубы пыли в зеркале заднего вида. Клубы разрастались, разбухали, и, наконец, затянули весь горизонт. Мимо Тани на скорости пронесся знакомый уже грузовик, вздымая за собой причудливые пыльные сферы, и резко остановился прямо перед их носом, перегородив каравану дорогу.
   - Сашка, черт пархатый, ты чего? - крикнул водитель, Маринин сосед. - У нас график!
   - Я быстро! - пообещал Сашка, выскакивая из кабины.
   Он вспрыгнул на подножку рядом с Таней, распахнул дверцу и сунул ей пачку денег:
   - Это за то золото, отдашь ... кому надо.
   Марина демонстративно отвернулась, а Таня подалась ему навстречу, механически взяла стянутые резинкой десятирублевки и непонимающе уставилась на приборную панель у Сашкиного руля. Там, на самом видном месте красовалась приклееная по краям синей изолентой фотография. На фотографии в динамичной живой позе стояла улыбающаяся девушка в голубом купальнике и теребила задорные кудрявые волосы. Девушка была совершенно настоящей, рука ее, запрокинутая у головы казалась вот-вот опустится, девушка присядет и взметнет ворох сверкающих брызг. Юное личико девушки светилось безмятежным счастьем и ожиданием чего-то интересного и нового. Стройные ноги, подтянутый живот, крепкие ровные плечи напитывали фотографию молодой, еле сдерживаемой энергией...
   Сашка перехватил Танин взгляд и его на смуглые щеки мгновенно спрыснулись безудержным багровым румянцем. На фотографии была Танюшка. Танюшка, в тот самый момент, когда они с Мариной дурачились, стоя по колено в ледяной воде озерца. Саня сел за руль, захлопнул раскрытую дверь, сдал назад, развернулся и ракетой стартовал в обратном направлении.
   - Едем, - сказал водитель.
   Машина тронулась, и Танино сердце защемило, будто невидимая костлявая рука стиснула его и перекрутила железной проволокой.
   - Это Ваше имя Саня на сопке выложил? - предположил водитель, склоянясь к Марине. - Вы очень красивая, я бы тоже, как Саня...
   Марина подернула бровкой, равнодушно улыбнулась. Таня ее спросила:
   - Ты заметила у Сашки в кабине?
   - Что я должна была заметить?
   - Да так, ничего....
   - А меня Славой зовут, - продолжил шофер. - Вас сюда дядь Коля вез, он мой дядька.
   - Да что Вы говорите! - деланно охнула Марина. В глазах ее плясали чертики. - Самый натуральный дядька?
   Танюшка прислонилась головой к стеклу. Она билась о стекло лбом на кочках, судорожно сжимая пачку денег, и с накатывающей тоской мысленно шептала себе, что теперь все ясно. И тоска, что наплывала и опутывала душу, была не от того, что ничего не сбылось, хотя могло бы, а от того, что люди -- идиоты, что не могут жить жить просто и красиво, что естественные понятные чувства заменяются вывертами и хитроумными трюками. Таня стала прокручивать пленку назад, и осознала, что Сашка ни разу не сказал, что любит Марину. И что замуж звал, отчетливо понимая, что никогда Марина на это не согласится. И что пол-Чукотки теперь знает о безумной Сашкиной страсти и о неземной красоте его королевы. И что имя на сопке -- вечный памятник для будущих поколений великому артисту Сашке. И что свое он, в сущности, получил -- славу и признание публики. А то, что истинно лежало на дне его индейской души, не раскрыл никому, только ей, Танюшке, разрешил заглянуть в щелочку и рассмотреть настоящую его привязанность: к тундре, сопкам, евражкам, бурным рекам, бесконечному небу, далеким снежноголовым вершинам... К хорошим простым девочкам и преданным псам. И ничьим грязным рукам и сальным взглядам не позволил бы он прикоснуться к скрытой его любви.
   "УАЗик", ехавший сзади, на прямой участке поддал газку и обогнал грузовик. Дима, восседавший справа от водителя, приспустил окно, бросил сердитый взгляд на улыбающихся друг другу Марину и Славу, и с яростью выкрутил стекло обратно.
   - Вы бы деньги-то спрятали, - заметил Слава, - пачка у Вас внушительная.
   - На. Это твое, - Таня сунула подруге деньги. - Это за то золото...
   - Золото? - оживился Славик. - Эх, научиться бы мыть песок... Видели, сколько его в Амгуэме? Как река мелеет, так сердце прямо прихватывает -- столько добра пропадает.
   - А разве золото трудно мыть? - удивилась Марина. - Мы вот за пару дней целую горсть насобирали.
   Слава рассмеялся:
   - Это, наверное, вы пирит намыли. Золото ситом не добудешь, здесь оно очень мелкое, надо специальные промывочные аппараты иметь, да только они запрещены.
   - Да, ну, глупости! - уверенно возразила Марина. - У нас шеф -- геолог, он-то знает! У нас точно было золото!
   Славик дипломатично улыбнулся, и не стал перечить.
   "И Сашка тоже все знал", - подумала Танюшка, но вслух ничего не сказала.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"