Поэтому меняется пространство,
в котором ездят поезда
и бродят люди,
стремящиеся сразу в послезавтра,
но без потопов,
и с остатками рассудка.

Пространство зыбко,
как узоры на тарелке,
которую слепил какой-то пьяный,

а после всю разрисовал,
потом разбил,
а после Вечность
вокруг какой-то
получилась
странной.