Аусиньш Эгерт : другие произведения.

01 Полуденное зарево

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 3.91*6  Ваша оценка:


   Утро восемнадцатого октября две тысячи восемнадцатого года на Финском заливе выдалось не вполне обычным: над Невской губой загорелось одновременно два рассвета. Свидетелей этому событию нашлось немного, и тому были свои причины, но зато все очевидцы, какие нашлись, оценили зрелище по достоинству. И нужные решения приняли своевременно и верно.
   Катер, шедший по Финскому заливу в сторону Соснового Бора, вдруг заглушил двигатель и метров через пятьдесят остановился. Водитель судна привстал и вгляделся в виднеющиеся за водой корпуса ЛАЭС. Над плоскими крышами поднималось золотое зарево. Он посмотрел назад, на виднеющийся за заливом Питер, убедился, что солнце - над ним, там, где ему и положено быть утром. Затем снова запустил движок, развернулся назад и на самой высокой скорости направился обратно к Неве, по пути доставая смартфон. Чудом проскочив дамбу без задержки, он забрал жену и мальчишек прямо с пристани в Рыбацком и, погрузив их в катер, пролетел по Неве в Ладожское озеро. Пересек большую воду, не причаливая к берегу, и жена, несмотря на все неудобства, не возразила ему ни словом. А потом, уже в наступившей темноте, двинул дальше по Свири. Причалив в Лодейном Поле, он под полночь пришел с семьей к удивившейся родне и на вопрос "ну, что в Питере?" ответил коротко и непечатно, ничуть не смутившись присутствием жены, свояченицы, детей и двоюродных племянников. Через неделю его семью звало "счастливчиками" все население Лодейного Поля, знакомое с их историей. И то, что с ними случилось, действительно оказалось редким счастьем, несмотря на тяжелую простуду у всей семьи и на то, что из имущества у них при себе были в основном документы. Или, во всяком случае, за редкое счастье вполне могло сойти.
   Пока катер преодолевал свой путь, зарево над Сосновым Бором не спеша меняло цвет. Сперва оно стало оранжевым, затем алым, потом розовым. На его фоне появилась тонкая черная струйка дыма, которая могла бы показаться незначительной деталью на фоне меняющего цвет неба, но место, откуда она поднималась, говорило чуть ли не больше, чем многоцветное зарево над заливом. Впрочем, тем, кто находился в городе и около него, было уже не до того. А издалека можно было видеть, как горизонт над водой продолжает менять краски - от розового к лиловому, затем к синему и потом к зеленому. Пройдя все эти изменения, оно так же неспешно опустилось на крыши корпусов и погасло, чтобы снова подняться над городом, как только стемнеет.
   Одновременно с решительным водителем катера похожий путь проделала молодая супружеская пара, наблюдавшая начало этой красоты с пирса напротив ЛАЭС. Они прыгнули в машину, едва поняв, что происходит, и, не оглядываясь, гнали до Пскова без остановок, сменив друг друга за рулем пару раз, для надежности. Через месяц они уже устраивались в Московии, где-то в Тверской области, и были счастливы по трем причинам. Во-первых, они не имели ни детей, ни котов-собак. Во-вторых, президент Московии Андрей Эмергов давал беженцам работу, как обещал. В-третьих, жилье, предоставленное им, было хоть и не новым, но крепким сельским домом с печным отоплением, электричеством и прилагающимися к нему двенадцатью сотками огорода. А макбуки, плазмы и прочая чушь - это все наживное. Если живешь не в экономической блокаде и не в оккупации.
   Сосновый Бор, город атомщиков, кричал, матерился, стонал, хрипел и умирал до следующего утра. Нет, не спокойно. В спешке, давке и кромешном аду неудавшейся эвакуации. Два выезда, точнее, единственный сквозной проезд через город, естественно, не справился с потоком. Очевидцев и свидетелей там не было. Только участники.
  
   Димитри снился плохой сон: белесое небо, низко нависшее над серой водой, раскалывалось на части и покрывалось трещинами, угрожая осыпаться и упасть, и люди - немного, шесть пятерок или чуть больше - держали это небо руками, надрываясь и падая замертво. В уши ему гудел монотонный негромкий вибрирующий звук, назойливый и неотвязный. Он открыл глаза и увидел потолок своей спальни и стену, повернул голову и посмотрел в открытую кем-то дверь. В дверном проеме стоял его секретарь и повторял "мой князь, проснись", видимо, уже полный промежуток или около того. Даже в полумраке спальни было видно, что он бледен и напуган.
   Димитри повернул голову и посмотрел в окно. Малая луна еще только катилась в море. До утра было довольно далеко.
   - Я проснулся, Иджен. Что случилось?
   - Мой князь, ни один из порталов в Новый мир невозможно открыть. Все нити рухнули. Я связался со всеми, кого смогла позвать Дарна, и все подтвердили это. И на Ддайг, и в столице - везде это произошло.
   - Кто еще знает об этом? - задавая этот вопрос, Димитри сел в постели и с силой провел руками по лицу. Секретарь начал доклад слегка срывающимся от напряжения голосом.
   Оказалось, что проблему обнаружили примерно через час после того, как князь, закончив дела, отправился спать. Группа путешественников с недавно открытого империей и активно осваиваемого материка, Ддайг, не смогла попасть в третью - или промежуточную - точку, чтобы проследовать далее к столице. Маги начали проверять нить портала вместе с досточтимыми представителями Академии - и нашли то, что сперва приняли за мелкую неполадку в работе портальной сети, связывающей империю с Новым миром. К полуночи выяснилось, что неполадка серьезна. Нити порталов сбрасывали активацию, как при попытке пронести что-то нестабильное, способное сдетонировать при проходе. Но если проносить нестабильный предмет, при взрыве рухнет всего одна нить. А сейчас весь Новый мир, мир третьей точки, оказался недоступен. Секретарь князя Иджен, получивший сообщение от чьего-то медиума, охнул и пошел будить Димитри, не проспавшего и пяти часов.
   Выслушав доклад, князь позвал Дарну, свою воспитанницу и личного медиума. Она послала Зов медиуму досточтимого, которому Академия доверила дела Кэл-Алар. Через четверть часа беседы стало понятно, что собеседник знает не больше, чем сам князь. День начался рано и скверно.
   До наступления вечера князь успел связаться со своими людьми при дворе и в Академии. Все благородное сословие - и друзья Димитри, и его противники - знало примерно одно и тоже: Новый мир стал недоступен. Для кого-то это значило всего лишь, что третьей точки, способа сократить любой путь до одного шага в портал и из портала, больше нет. И значит, теперь в Аль Ас Саалан опять есть дальние дороги, занимающие много недель и даже месяцев. А для кого-то, как и для самого князя, это значило, что кто-то близкий в беде и как спасать его - непонятно. Ясно было одно: надо срочно отправляться в столицу. Но срочность стала недоступна так же, как и до открытия Нового мира.
  
   Когда появился Новый мир и стала доступна третья точка, позволяющая промежуточный прыжок на равноудаленное от начала пути и места назначения расстояние, дороги, привычно считавшиеся дальними, стали занимать считаные часы. Час или меньше - путь до ближайшего храма, построенного вокруг Источника. Час на то, чтобы построить портал до такого же Источника в Новом мире. А оттуда можно стало сделать шаг прямо в столицу империи - Исанис, в Исюрмер - город Академии или на Ддайг. Неудивительно, что воодушевленные находкой маги-аристократы начали снимать метки со своих кораблей и замков, загородных поместий и городских резиденций. Зачем тратить силы на поддержание маяков и строить собственную сеть для промежуточных перемещений, если в любом городишке есть храм Академии, Источник и досточтимый при них?
   Димитри не торопился снимать метки со своих кораблей, хотя все говорили, что теперь это никому не нужно, что это устаревший метод, и кривили лица - "немодно". И сейчас его запасливость себя оправдала. У него была возможность оказаться в столице через самое большее декаду, а не через полтора месяца, нужные даже самому быстрому судну, чтобы дойти с Кэл-Алар до точки перехода. Так называли максимальное расстояние, с которого можно было отправить нить для постройки портала. Два его корабля, "Громовой ящер" и "Лунный цветок", шли в столицу и еще не успели покинуть пределы досягаемости с Островов. Так что бросить нить на любой из них можно было хоть из собственного кабинета. Теперь его магов ждали сутки напряженной работы, большая часть из которых уйдет на определение координат судна по маячку и расчет упреждения, а неизмеримо меньшая - на строительство самого портала. Когда он будет готов, Димитри и его медиум сделают шаг в молочно-белый овал и окажутся на палубе, а еще через несколько дней морского пути прямой портал в свой столичный особняк князь построит сам за несколько промежутков. А если повезет, и корабль окажется в точке с видом на Исанис, столицу империи, дело ограничится не больше чем сотней вдохов.
  
   Столица встретила Димитри серой пеленой дождя. Асана да Сиалан, боевой маг и вассал из верных, ждала своего князя у портала. Она с удивлением и плохо скрываемой насмешкой описывала панику, охватившую клан да Шайни и изрядную часть связанных с ними досточтимых.
   В Исанисе, Городе городов, светской столице империи Белого Ветра, все летело к старым богам. Личный советник императора маркиз да Шайни никого не принимал и нигде не появлялся уже полную десятку дней. Из Исюрмера, города Академии, столицы монастырей, пока не было слышно ничего. Вообще ничего, даже обычных увещеваний в ответ на тревоги знати и простых жителей Исаниса. И это значило, что магистру Академии тоже не по себе. Что же, у него были причины для беспокойства.
   До обрыва связи с Новым миром Академия вместе с да Шайни успела надежно закрепиться в новой колонии. Первая экспедиция целиком состояла из магов Академии, принесших обеты никогда не иметь детей и почитать монастырское братство выше кровной связи. В составе второй экспедиции насчитывалось не менее трети представителей Академии Аль Ас Саалан. Конечно, межмировые порталы обслуживали именно они. Выгода получалась двойная. Опытных магов-портальщиков, способных перемещать людей и грузы по исконным землям империи, содержали при дворе любого князя, герцога и почти каждого графа, в монастыри за помощью обращались только бароны. А вот межмировой портал до сих пор могли построить разве что две сотни магов на всю империю, и теперь не меньше сотни из них принадлежали к Академии. Порталы в Новый мир пока что обслуживались условно бесплатно: жертвовали кто хотел и сколько мог, но магистр явно собирался начинать брать определенную мзду за переход, а не ограничиваться "добровольными пожертвованиями". Имперская знать была готова к подобному объявлению, даже ждала его: кто контролирует дороги, тот контролирует мир... И тут - такой сюрприз, грозящий всему блистательному проекту Академии и да Шайни, которые наверняка имели планы на участие в этих доходах, ведь маркиз да Шайни был для Академии всем.
   Клан да Шайни жил в тени трона еще тогда, когда Аль Ас Саалан не стал империей. Сперва старая маркиза Альсая да Шайни, затем ее внук Вейен участвовали в каждом указе и вердикте - неощутимо, незаметно, невидимо. Их советы королям, а затем и императору были неоценимы, но решения, принятые на основании этих рекомендаций, не принадлежали да Шайни. Разработки дарились сперва трону, а затем Академии, и не принадлежали клану ни дня. Сами они никогда даже не обнародовали своих решений, по крайней мере до их исполнения, да и после того не всегда. Никто из да Шайни не поучаствовал ни в одной, даже самой скучной и не обсуждаемой публичной дискуссии.
   Положение изменилось после того, как Люндая да Шайни, талантливая магесса, вместе с группой досточтимых рассчитала и доказала существование третьей точки. Тогда клан впервые выступил открыто, заявив свое участие в экспериментах. Исследования шли три пятилетия и успешно завершились обнаружением мира, доступного с Аль Ас Саалан и обитаемого. Да Шайни не остановились, добыв себе славу изобретателей, а захотели быть и первооткрывателями - и преуспели окончательно, единственные из всех аристократов, снарядивших экспедиции за звезды. С открытием Нового мира клан внезапно для всей имперской знати в кои-то веки получил шанс вписать свое имя в историю и принялся его реализовывать. Была создана партия войны - и туда вошли все, кто изрядно попортил князю кровь во время обсуждения вопросов пограничных территорий империи и Заморских земель Ддайг. Собравшись вместе и подняв общий флаг, они принялись ратовать за открытое присутствие за звездами. Вейен да Шайни вдруг показал себя жестким и требовательным политиком. Димитри даже однажды вступил с ним в спор прямо на государственном совете, объясняя советнику императора, что он сам разберется, как строить отношения с соседями на новом континенте. Маркиз запомнил это и больше не пытался вмешиваться в дела Ддайг. Он решил использовать шанс показать успешность своего способа управлять на другой территории - за звездами. И теперь этот шанс ускользал у них из рук.
   У да Шайни была и чисто личная причина для тревоги: наместником в новой колонии был молодой маркиз Унриаль да Шайни - брат, сын, внук, племянник и вообще милый мальчик. Он был в меру любим двором, довольно умен, безусловно красив и хорошо воспитан, и как маг тоже не был пустым местом. Всесильный дед возлагал на него очень большие надежды. Единственное, что в нем не нравилось Димитри - младший да Шайни был слишком молод. Свое семидесятилетие он встретил уже там, за звездами - без родных и даже без своих смертных друзей детства, которых ему пришлось оставить в столице. Князь еще тогда решил, что да Шайни слишком сильно, почти неприлично торопились застолбить позиции. Можно было получить все то же самое без такой откровенной спешки. По крайней мере, в этом случае трехвековое пребывание в тени трона сошло бы за осознанный выбор.
   Пока Димитри добирался до столицы, уже несколько раз собирали совет, однако еще ничего оглашено не было. И неудивительно. Асана перечислила "опаздывающих": без них никакие решения не могли быть приняты. Следующие несколько дней прошли в хороводе дел. Князь Кэл-Аларский побывал при дворе, провел вечер со своими вассалами, оказавшимися по тем или иным причинам в столице, пообщался с досточтимыми и знакомыми магами - мастерами порталов. Между тем и этим узнал из первых рук, насколько обеспокоены да Шайни, как они готовы и дальше нести взятые на себя обязательства, как осознают всю важность третьей точки для империи. Князь покивал, выразил готовность всячески помогать представителям древнего рода - и ожидаемо получил отказ. Ведь сумма долга спасителю лица клана да Шайни и заодно жизни наместника императора в новой колонии может превысить все ожидаемые кланом выгоды от управления землями империи по ту сторону звезд, а бедный Унриаль, как его ни жаль, может быть, уже и не нуждается в помощи...
   Еще князь встретился с купцами. Их заботило, что же будет с доставкой грузов с Заморских земель Ддайг в столицу и торговые города империи и как лучше всего отправить обратно все необходимое на новом материке. Разумеется, через порталы никто не будет переносить зерно или другие объемные и тяжелые грузы, но вот предметы роскоши последние несколько лет торговый люд предпочитал переправлять именно ими. Корабль может утонуть, неудачно встретиться с пиратами, да мало ли что бывает в море. А время дорого, особенно в торговых сделках. Зачем терять несколько месяцев, если можно заплатить магу и получить свое сокровище в считаные дни? И вот теперь, когда третья точка опять перестала быть доступным решением, купцы хотели от Димитри самых быстрых кораблей, самого надежного сопровождения и, главное, гарантий. И, конечно, были готовы за них платить.
   Ну а после всего этого пришло время советов с участием императора и магистра Академии. Димитри, как обычно, не понял, откуда император черпал свою уверенность в том, что порталы довольно скоро восстановятся. Впрочем, государь славился загадочными решениями, ни одно из которых не оказалось ошибочным, еще до дня коронации. Но в этот раз досточтимые его энтузиазм явно не разделяли, хотя и не возражали. Император еще отчего-то был убежден, что причина сбоя по ту сторону звезд и что да Шайни стерпят вмешательство его ставленника в дела новой колонии. И к досаде Димитри, государь пожелал отдать эту роль именно ему.
   Предложение звучало отнюдь не так заманчиво, как показалось другим участникам совета. Да Шайни были настолько недовольны потерей влияния, что это стало заметно всем присутствующим. Магистр Академии и некоторые из князей и герцогов тоже с трудом скрывали зависть и раздражение. Но сам Димитри не видел в назначении ничего хорошего. "Временно, только оценить, что происходит. Если нужно - вмешаться с чрезвычайными полномочиями, а там видно станет", - так можно обрамить окно любого портала, ведущего к крупным неприятностям. Но члены совета решили единогласно, и государь решение утвердил. Само по себе оно еще могло быть не окончательным, если бы не поддержка государя. С императором можно было спорить, обсуждая вопрос, но возражать, когда он уже принял решение и огласил его, становилось совершенно бессмысленным делом. И князь Кэл-Аларский, вице-император Заморских земель Ддайг Димитри занялся подготовкой экспедиции в самую молодую из колоний империи.
   Назвали ее "Озерный край". Да Шайни с гордостью сказали на одном из первых советов, что в этой земле есть три сотни озер и около тысячи рек, или наоборот, князь не помнил точно. После, когда формат присутствия определили, императору преподнесли шикарный альбом прекрасно сделанных карт края с перечнем поселений, дорог, гор и водоемов. Изучив его, секретарь государственного совета доложил, что только названных рек и озер в новой земле империи три сотни тысяч. Колдовалось там и вправду хорошо. И это было не привычное имперским магам удобство, возможность свободно дотянуться до Источника и без лишней спешки и трат сделать необходимое. Там, за звездами, Источников было не меньше, чем воды, и тратить свой собственный запас ради доступа к внешним резервам Силы, не приходилось вовсе. Где бы ни находился маг или мелкомаг, Источник - побольше или поменьше, дикий или уже отфильтрованный - всегда оказывался под рукой. Иногда расстояние между Источниками не насчитывало и тысячи шагов. Экономить энергию не было нужды. Дошло до того, что там, за звездами, мелкомаги стали сравнимы по возможностям с баронами, а бароны оказались способны потягаться с графами и герцогами. Что могло случиться, чтобы рухнули все нити одновременно и изобильная до того сила оказалась недоступна, можно было только гадать, но размер неприятностей совершенно очевидно был не маленьким. О причинах и размере последствий предпочитали даже не думать. Представлять себе гибель обеих экспедиций и всего корпуса магов да Шайни никто не хотел, а других предположений, объясняющих случившееся, не было. Гадали о другом - найдут ли, узнают ли, сумеют ли вернуть из плена, смогут ли переправить прах назад, чтобы отдать морю по обычаю саалан.
   Димитри отправлялся в Новый мир легатом императора на три месяца по счету империи - для оценки обстановки и принятия необходимых решений. С людьми, которых князь собирался взять с собой, он определился быстро. Оголять земли на новом континенте, Ддайг, он не хотел - и не взял оттуда ни одного мага и ни одной пятерки гвардейцев. Но вот острова Кэл-Алар, его вотчина, как и столичная резиденция, остались практически пустыми после того, как он собрал всех, кто мог понадобиться. Да Шайни и Академия попытались было навязать ему и своих людей, но он вежливо отказался от их заманчивого предложения. Чтобы подсластить им горький отвар, князь согласился с идеей магистра насчет второй, дополнительной группы магов из досточтимых, но и тут выставил условие. На время прояснения ситуации для отправленных с ним магов Академии будет законом слово Димитри, а не магистра. Пока маркиз и магистр приходили в себя, князь потребовал отчеты обеих экспедиций в Новый мир, не ставшие достоянием широкой общественности из соображений секретности и соблюдения коммерческих интересов клана да Шайни и Академии. Досточтимые скрипнули зубами, но предоставили все, что он просил: Димитри уже получил полномочия легата, и значит, стоит ему оказаться в Озерном крае, как он неизбежно наткнется на все особенности, скрытые умолчаниями. И, конечно, задаст неприятные вопросы. Немногое свободное время, оставшееся после всех обычных и внезапных дел, князь посвящал изучению именно этих материалов.
   Его люди отнеслись к предстоящей экспедиции по-разному, но бурной радости не было ни у кого. Все понимали, что раз задачу доверяют их князю - значит, император предполагает в Озерном крае какой-то кромешный кошмар и ни на минуту не верит в способность да Шайни разрешить имеющиеся проблемы, какую бы помощь им ни оказала Академия. Некоторые даже подозревали, что всемогущих да Шайни придется спасать вместе с магами Академии - если еще будет кого спасать. Энтузиазм проявляла только молодежь, вчерашние и прошлогодние выпускники школ, еще не имевшие колец мага. Там, где их старшие коллеги видели исключительно грядущие неприятности, для них открывались возможности - интересный опыт, приключения, да просто другой мир, в конце концов. Дейвин да Айгит, отвечавший за их обучение и подготовку, воспользовался случаем и устроил среди желавших попасть в Озерный край целый турнир, за неимением сведений о предстоящем проверяя знание хотя бы магических реалий Ддайг и всех других частей империи - для примера.
   Димитри брал с собой за звезды не только магов. Планируя банальное путешествие в чужие земли, он ими бы и ограничился. Но по ту сторону звезд его ждала неизвестность, возможные злоупотребления и чужие ошибки, и он хотел в первое самое трудное время видеть рядом с собой свою личную гвардию. Разумеется, он переговорил со своими вассалами на Ддайг и при нужде мог быстро подтянуть в Озерный край от двух до пяти тысяч человек. Среди них нашлись бы и талантливые администраторы, и сильные маги, и надежные воины. Но пока князь надеялся обойтись малой кровью. Он брал с собой лучших из лучших, и люди это знали, споря за честь сопровождать его. Пусть не первые, пусть открытие Нового мира навсегда связано с именем да Шайни - но они идут в Озерный край по воле императора и сопровождая своего князя.
   План был прост - во всяком случае, на бумаге. Точкой выхода должен был стать Источник на острове Валаам, самый крупный в крае. Разведывательная группа боевых магов с мастером порталов отправляется в Озерный край, как только станет возможно перекинуть по порталу достаточную массу. После выхода они выясняют, что произошло, и возвращаются с докладом, позволяющим оценить обстановку по ту сторону хотя бы в первом приближении. Группу возглавляет Асана да Сиалан. Димитри предпочел бы видеть в этой роли Дейвина да Айгита, но тот был далеко, на Ддайг. Дейвин и Асана были равными в умениях боевыми магами с очень разными характерами. Асана была ближе, а выходить малой группой из двух разных мест казалось нецелесообразным, так что с разведкой отправили виконтессу да Сиалан.
   И вот Асана и ее маги ушли. По эту сторону звезд оставалось только ждать и надеяться, что миры не успели разойтись слишком далеко и время Озерного края не убежало вперед или назад по сравнению с часами и днями всей остальной империи.
  
   Восемнадцатое октября две тысячи восемнадцатого года Полина Юрьевна Бауэр встретила в городе. Для нее это были вторые сутки пересменки между командировками в псковский пригород Корытово. Там полгода назад был организован лагерь для желающих покинуть Озерный край и получить гражданство Московии. Президент Эмергов обещал принять всех и честно выполнял обещание, но весь процесс от регистрации в лагере до выдачи разрешения на въезд в начале октября занимал уже около трех недель на каждого, и очередь на выезд потихоньку росла.
   В двухнедельных поездках под Псков Полина провела все лето. Просить ее принять участие в этой программе не пришлось: от любых упоминаний о наместнике саалан ее устойчиво тошнило уже примерно год, а видеть это лицо в телеэкране и слышать в городских новостях об очередных его решениях она не могла примерно полгода. С момента, когда эти смазливые ублюдки окончательно потеряли всякие представления о границах. Разумеется, большинство горожан заметило происходящее еще через месяц, когда Полина уже убралась из столицы края в бессрочную командировку. Из Пскова питерские события переживались неимоверно болезненно, но все-таки не смертельно. Да и двенадцатичасовой рабочий день помогал отстраниться от переживаний и порадоваться возможности ненадолго вернуться домой.
   Утро было уже не ранним, и многоэтажка успела погрузилась в тишину, характерную для буднего дня. Полина была одной из немногих, остававшихся в квартире в половину десятого утра. Она успела закончить утренние дела в ванной и уже открывала дверь в коридор, когда свет мигнул и погас. Пощелкав выключателем и посветив фонариком в лампочку, она попробовала включить свет на кухне и обнаружила, что электричества нет. Оставалось сушить голову полотенцем и ждать. Булькнул, сообщая о письме, смартфон. Женщина мрачно глянула в почту: ну так и есть - чрезвычайная ситуация. Письмо содержало требование прибыть в часть как можно быстрее, далее получить распоряжения на месте. Это с Димитрова почти к Электросиле пилить сейчас, на чем получится, осознала Полина и мысленно охнула: "Мамочки же вы мои..."
   Услышанного по пути было достаточно, чтобы понять, что все ее самые гадкие ожидания сбылись. В части она узнала, что Московский район уже отправил усиление в Сосновый Бор. Оставшиеся в здании были мрачны и сосредоточены, все понятно было и без слов: никто из уехавших не вернется. Друзья, мужья, любимые... С сегодняшнего дня - герои-ликвидаторы, живой щит города. Может быть, уже сейчас шагнувшие в посмертие, которое, вполне вероятно, прямо завтра станет легендой.
   Судя по тому, что радиационную опасность не объявили ни до середины дня, ни до вечера, они справились. Говорили, что красавчики, как горожане называли саалан, были там тоже и часть своих положили ради того, чтобы прикрыть город хоть насколько-то. Полина не вникала. Отчасти принципиально.
   Самая запарка для городских служб МЧС началась со второй половины дня, когда перенервничавшие операторы подстанций, наслушавшись новостей с еще работающих радиоточек, начали процедуру переподключения, фатально ошибаясь при этом. Аврал растянулся на две недели. Сначала понеслось, как в Новый год: электротравмы, контузии, ожоги... Одновременно с этим начали отказывать городские электросети. Многие старые подстанции не выдерживали подключений после остановки даже в штатном режиме. Мелькали дуги коротких замыканий, видные из других районов, поднимались столбы дыма, улицы погружались в темноту одна за другой. МЧСники сперва вызволяли застрявших в лифтах. Потом освобождали сотрудников, заблокированных в офисах, матерясь на нарушения пожарной безопасности, из-за которых было не добраться ни до пожарных лестниц, ни до запасных выходов. Одновременно с этим бригады эвакуировали пассажиров из вставших поездов метро. Психологи и волонтеры структуры с телефонов частей и районных пунктов руководили добровольцами, обеспечивающими хотя бы какую-то здравость решений горожан. Инженеры и офицеры разворачивали пункты экстренной помощи в районах. Было очевидно, что остановить развитие чрезвычайной ситуации не удается, но никто не счел это поводом прекращать действия.
   А на пятые сутки Санкт-Петербург погас. Весь целиком. Электричество не кончилось: ЛАЭС не была единственным поставщиком энергии в город. Просто вышли из строя все сети, по которым оно подавалось. На шестой день начали программу эвакуации. Область оказалась запитана штатно, то есть перебоев в те дни случилось не больше, чем обычно, и горожан распределяли сперва по пригородам за границей блэкаута. Областная администрация красавчиков попыталась трепыхнуться, но замначальника управления МЧС четко сказал: до тех пор, пока нет прямого подтверждения, что авария не их рук дело, их голос тут совещательный. Удивительным образом, они заткнулись и построились. Питерцев рассовывали по области, разгружая город так быстро, как только получалось. Едва показалось, что волна проблем вроде бы спадает, ударили первые заморозки. Метрополитен объявил о консервации станций.
   Через две недели после аварии Полину вместе с еще тремя коллегами выслали приказом по части все в тот же псковский лагерь беженцев. К моменту ее появления там он был забит впятеро от последнего дня ее предыдущей командировки и втрое от предельно допустимой вместимости. Плановая вместимость была перекрыта раз в шесть. Люди буквально сидели друг у друга на головах. В общей сложности четыре недели она не выходила в сеть, не смотрела почту, не читала новостные ленты - было не с чего, нечем и вообще не до того.
   В середине ноября, во время визита в темный ветреный Питер с отчетом в управление, Полина зашла к подруге на Некрасова и увидела какую-то распечатку. Узнав характерный шрифт печатной машинки "Ятрань", удивилась, взяла в руки и начала читать. Текст был короткий, не больше страницы. Прочитав его, Полина посмотрела на подругу бешеными сухими глазами поверх двух свечей, горевших на столе, отдала ей лист и сказала: "А хорошая программа. Давайте делать". И улыбнулась впервые за три недели.
  
   Последнее, что я уверенно помнила, - как покупаю "Хельсингин саномат" на заправке ради передовицы, оказавшейся темой номера. У меня была на нее подписка, но я хотела держать бумагу в руках, тем более что коммуникатор был занят автодозвоном. "Авария на Ленинградской атомной электростанции. Крупнейшее ЧП со времен Чернобыля" - так гласил заголовок. И я читала, почти не отрываясь, пока передо мной остывал кофе.
   Следующее, что я увидела, - стену гостиной в своей квартире в Хельсинки. Ту самую, на которую я вешала фотографии из любых своих поездок, даже самых мелких, обрамляя телевизор - на память. На правом колене у меня лежал коммуникатор, пищащий от голода, на левом - планшет с воткнутой в него зарядкой. Когда? Как? Почему не в комм? Память молчала. Взгляд зацепился за дату. Двадцать второе октября. Рот разом пересох и в горле вырос колючий ком. Этого не могло быть. Это невозможно. Выдернуть из планшета зарядку и воткнуть в коммуникатор получилось со второго раза. Он мигнул, пришлось приложить палец, чтоб снять блокировку и проверить, не упал ли автодозвон. От моего неловкого шевеления очнулся пульт, валявшийся в диванных подушках. На экране пошла заставка экстренного выпуска новостей, а сразу за ней - фотографии со спутника, съемки с вертолета, какие-то интервью... ЛАЭС больше не было, а в Питере творился какой-то ад.
   Перед глазами вдруг оказалась наполовину пустая двухлитровая бутылка с водой. Отхлебнув, я закашлялась и поняла, что так и держу планшет. Залезла в мессенджер: вот что надо - посмотреть, когда он... восемнадцатого октября в десять пятьдесят шесть.. И с тех пор его в сети не было. "Там просто нет света", - попыталась уговорить сама себя, зная, что это не так. Посмотрела в телевизор еще раз. Там был незнакомый усталый мужик в форменной куртке МЧС. Я перевела взгляд на экран планшета. Выковыряла из держателя стилус, открыла блокнот и написала: "Давайте признаемся себе - нашего города больше нет". Из телевизора доносилось что-то про количество жертв, так и не восстановленное электроснабжение и экстренные меры... Все это было неважно. Был текст. Был коммуникатор на автодозвоне и красный огонек мессенджера. Его мессенджера.
   Когда Манифест Убитого Города - такого названия потребовал текст - был отправлен в Фейсбук, часы на планшете показывали полночь двадцать пятого октября. И тогда я наконец встала и побрела на кухню, чуть не споткнувшись о ковер на полу. Они мне за все заплатят.
  
   До октября две тысячи восемнадцатого года Полина знала о саалан примерно вот что.
   Сначала, в четырнадцатом году, после объявления протектората империи Белого Ветра над свежеобразованной Санкт-Петербургской республикой, они всем очень понравились. Несмотря на странную привычку пользоваться декоративной косметикой в любом возрасте и невзирая на пол. Они были симпатичны внешне, улыбчивы и общительны, контактны и позитивны, и выглядели отличной компанией. Даже не вспоминая о благах, которые они предложили, - эстетическая медицина, оригинальная и эффективная уходовая косметика, экзотические фрукты, ювелирное сырье и отличная шерсть во всех видах, - казалось, пришельцев есть за что любить или хотя бы симпатизировать им. Довольно много мальчиков и девочек рванулись заводить с ними романы. И тогда вдруг выяснилось, что эти улыбчивые ребята на самом деле вовсе не такие обаяшки, как всем кажется. Или они кое-как умеют изобразить приязнь, но на близкой дистанции их настоящее мнение о местных открывается во всей неприглядности. Это самое мнение не понравилось никому из попытавшихся завести близкие отношения с пришельцами - за редчайшими исключениями. С саалан отлично ладили самые отмороженные программисты и неплохо договаривались безбашенные ребята после юрфака, даже те, кто не работал по специальности. Правда, если уж такие пары ссорились, то вдрызг, с расфрендом в соцсетях и разделом круга общения вплоть до отказов посещать кафе, если туда может зайти бывший или бывшая. Именно тогда образовалось и намертво слиплось несколько межнациональных союзов, вдруг начавших профессионально писать вместе. И... и все. В остальном дальше кратковременных отношений от "нечего делать" и от "некуда деться" дело не пошло. Межличностные казусы, выплеснувшиеся в сеть и публичное пространство, все вежливо обошли молчанием. Разве что поначалу на пришельцев грязно и шумно выбесились пикаперы, которых они здорово потеснили с поляны. Еще выразили неудовольствие их присутствием некоторые коллеги Полины. В основном те, кто работал с проблемами отношений и специализировался на общих советах широкой аудитории.
   Полина довольно быстро догадалась, что перед тем как свалиться с неба прямо в мэрию, муниципальные округа города, городские и поселковые советы области, а заодно и в телеэкран, эти деятели тут окапывались не один год и, похоже, даже не десять. Просто сейчас им стало можно делать все, что было запрещено до открытия фактического положения вещей, чтобы не предъявить себя раньше времени. А сразу после объявления присутствия им можно стало не стесняться. Например, ходить в национальной одежде, не беспокоясь о том, что вслед показывают пальцем. И перестать заботиться о том, что они выглядят как причина ДТП и их видно лучше, чем светофор на том же расстоянии. А заодно и носить при себе ножик размером с хорошую селедку и объяснять это национальной традицией. Ну и жениться - или не жениться - тоже можно. Полина, обнаружив на улице первые образцы сааланской моды, хмыкнула, задумчиво проводила глазами странную пару - мужчину в вишневой и оранжевой одежде, похожей на то ли датский, то ли испанский национальный костюм, и женщину в сером платье с вышивкой на груди в тон, - пожала плечами и сказала сослуживцам: "К их виду мы привыкнем, проблемы будут не с этим". И как обычно оказалась права.
   Через примерно год совместной жизни первых пар развалились практически все союзы местных с пришельцами, ориентированные на рождение ребенка. Взять на себя заботу о чаде с наполовину местным происхождением не захотел почти никто из саалан - ни мужчины, ни женщины. Они платили своим бывшим щедрые алименты на ребенка - и не интересовались своим потомством. Никак. Абсолютно. После чего совершенно закономерно прослыли бессердечными ублюдками. Но настоящая волна отторжения началась позже, через пару лет, когда они пришли покупать своих детей за деньги. Больше попыток беременеть от сааланцев землянки не делали. Мужчины оказались более упрямыми, но обнаружили, что результат неизменно оказывается одним и тем же. Дамы из-за звезд оставляли отцам из местных новорожденное чадо, даже не прикладывая к груди, и исчезали с горизонта, чтобы вернуться через год-другой. Вернувшись, все они пытались щедро заплатить за возможность повидать ребенка, поэтому некоторое время все отцы продолжали надеяться на их вдруг проснувшиеся материнские чувства. Но, получив согласие на встречу, блудные матери появлялись вдвоем с какими-то странными соотечественниками и с ними вместе подвергали малявок непонятному, хотя и не травматичному исследованию. А по итогам этих манипуляций или пытались забрать ребенка за любые деньги, или исчезали уже навсегда, оставив приличную сумму и предложение выйти на связь в экстренных случаях.
   Ощущать себя третьим сортом не нравится никому. Можно было сказать, что это и вызвало закономерную реакцию в виде прекращения попыток завязать более или менее длительные связи с пришельцами, опять же, за редчайшими исключениями. Было можно определить и иначе: за редчайшими исключениями, саалан перестали воспринимать всерьез. Эти самые исключения оказались не просто немногочисленны. Чтобы их сосчитать, хватило бы пальцев - правда, на двух руках. Все они немедленно после выхода гостей из тени создали довольно прочные брачные пары, часто бездетные или отдающие ребенка бабушкам-дедушкам при первой же возможности. Конечно, и тут исключения были. Насколько Полине было известно, не меньше чем две такие пары почему-то воспитывали детей самостоятельно. Она знала это потому, что все четыре героических родителя постоянно паслись в ее блоге в поисках ссылок на литературу по выращиванию и воспитанию детей. Но общей картины эти исключения, разумеется, не меняли.
   Проблемы с "гостями" были в большинстве областей жизни, где с ними приходилось пересекаться. А там, где пересечения были невозможны в силу культурных различий, пришельцы демонстрировали великолепное пренебрежение, буквально не видя того, что они не могли присвоить или использовать. Так было с едой: "гости" обсидели все кондитерские республики, не заметив ни ресторанов - кроме немногих рыбных, - ни кафе с существенной едой. Так было с логистикой: саалан ходили пешком или перемещались своим странным методом, внезапно появляясь где угодно без предупреждения, но упорно не пользовались ни общественным транспортом, ни такси. Приучить пользоваться личным автомобилем удалось едва ли два десятка "гостей", постоянно присутствующих в крае, и наместник края в это число не вошел. С трудом удалось убедить их в том, что появляться из ниоткуда посередине проезжей части - это плохая идея. Кофе, табак и чай их не заинтересовали, вино они пили свое, фруктовое, похожее на японские и китайские, зато могли выкупить весь урожай грибов с рынков за два-три дня или вскладчину полностью опустошить рыбный прилавок.
   Кроме того, все уже заметили и запомнили, что саалан млеют от фонтанов и парков, совершенно не интересуясь архитектурой, что они довольно равнодушны к музыке, под которую нельзя от души поесть или потанцевать в охотку самым простеньким хороводом или цепочкой, игнорируют театр практически полностью, да и к кино не проявили интереса, заинтересовались было живописью, но стремительно переключились на фотографию и социальные сети, затем нашли анимационные фильмы и полностью погрузились в эту культурную среду, да там и остались. Балет и оперу они просто не заметили, зато оценили скульптуру. Особенно идею ставить статую в центр фонтана. Тут-то и стало заметно первое расслоение среди пришельцев. Равнодушным к концепциям, реализованным в Петергофе и Летнем саду, не остался ни один из них, но мнения меньшей части пришельцев, доставившей землянам больше всего неудобств, разделились примерно поровну: одни считали этот подход единственно правильным, вторые шипели и плевались, как кошка на пылесос. Эта меньшая часть, кстати, сначала консолидировалась с православной церковью и бодро почистила город от того немногого католического, что в нем было. Затем пришла очередь мусульман - и не успели воцерковленные православные оглянуться, как стали третьими в списке городских персон нон грата. Пока не в открытую, но перспективы были вполне прозрачны.
   Уже к две тысячи шестнадцатому году Полина понимала, что саалан - ребята довольно неприятные и что самые большие проблемы с ними ждут регион в ближайшем будущем. Она даже пыталась об этом говорить с ближайшим окружением, но слышал ее только один человек, давний друг и сослуживец Лелик, понимавший ее без слов с первой встречи и понимаемый ею настолько же глубоко. И даже он долго спрашивал, почему она выделяет эту меньшую часть в отдельную категорию и наблюдает за ними особенно пристально. Когда он это понял, было поздно что-то менять. Пружина событий стремительно развернулась, рассыпав весь неустойчивый механизм. Весной восемнадцатого года Гарант, взявший на себя всю работу по адаптации "гостей", - как он их называл сам и добился, чтобы вслед за ним так их называл по крайней мере весь край, - внезапно выбыл из игры. После совещания он отошел в холл, присел на диванчик, сказал: "Что-то душно, можно окошечко..." - и отбыл в какой-то из лучших миров, не тратя времени на долгие прощания. В считаные недели после этого гости показали свое лицо без косметики так ясно, что смысл происходящего поняли, наверное, даже городские чайки.
   Все началось с того, что после выпуска пропали девочки, едва получившие аттестаты. На Стрелке и набережных молодежь пропадала и раньше, но поскольку "ушел и не вернулся" было частью городской жизни с нулевых, если не с девяностых, никто не связал это с интересами гостей. Связь обнаружили только после городского праздника выпускников. С Алых Парусов выпускники обычно возвращались домой всем списочным составом, за исключением двух-трех утонувших с перепоя или отравившихся алкоголем, выпитым в количестве сильно больше разумного. А летом неладного восемнадцатого года к утру после ночного праздника недосчитались почти двух десятков девчонок. Общим у пропавших выпускниц была только модельная внешность и то, что все их классы гуляли выпуск в одном и том же месте, где и заметили гостей, точнее, гвардейцев наместника. Полиция демонстративно отказалась принимать заявления о пропавших девушках, родители порыдали, горожане пошумели - и жизнь почти месяц шла своим обычным ходом, пока вдруг не загорелся цирк на Фонтанке. И пока господин наместник не объявил публично, что восстанавливать это гнездо разврата он не намерен сам и никому не позволит это делать. Президент Московии Андрей Эмергов прокомментировал это кратко: "Мужик! Сам проблемы создает, сам, видимо, и решать намерен", - и дополнительно увеличил таможенную пошлину на вывоз товаров из бывшей Федерации в край.
   Цирк был не последней потерей: всего-то в конце августа город не досчитался еще и Эрмитажа. Пожар начался в пять утра, причем приехавшие бригады смогли только не допустить распространения огня на соседние здания. По окончании тушения пожара главы служб отказались давать комментарии и отворачивались от камер, с трудом сдерживая нецензурщину и, кажется, слезы.
   К вечеру интернет взорвало. Ролики с места пожара рассылались и выкладывались не только новостными агентствами - ими пестрили все блогосферы и социальные сети. Кадры трагедии перемежались картинками внутреннего убранства музея, экспонатов, разнообразными перечислениями содержимого запасников, видами архитектурного ансамбля с разных ракурсов, воспоминаниями об экскурсиях, легендами и деталями истории музея. Мир рыдал и делился фотографиями утерянных культурных ценностей.
   Озерный край немедленно оказался в жесткой экономической блокаде. То есть и до того было не особенно свободно, но раньше гайки закручивали потихоньку и обещали открутить обратно после получения убедительных доказательств договороспособности новой автономии. Вот и убедились. И определились. Город за считаные дни перешел на привычный режим жизни в условиях конфликта с властью: гостей перестали замечать. Мимо них смотрели, мимо них шли, не останавливаясь и не поворачивая головы и вообще вели себя так, как если бы тут были не люди, а не слишком приятная деталь пейзажа, вроде временного строительного ограждения.
   Всем местным уроженцам к сентябрю уже было ясно, что сейчас у города - и у жителей, конечно, - будут бытовые проблемы, и их будет много. Может быть, так же много, как в самые плохие дни истории города.
   Для Полины плохие дни начались восемнадцатого октября. Из Соснового Бора не вернулся каждый пятый, служивший в части. Город начал пустеть. Жизнь после аварии стремительно менялась не к лучшему.
  
   Когда клан да Шайни совместно с Академией объявили, что проблема третьей точки решена, для общей радости хватило и самого факта. Но Вейен да Шайни, владетельный маркиз и советник императора, хотел настоящего торжества. И представленное кланом решение было по-настоящему триумфальным - разведка маркиза открыла целый новый мир. Около пятнадцати лет назад, как они заявили в докладе императору, они начали исследовать его. Работали быстро и тихо: прежде чем представлять находку публично, стоило исследовать мир достаточно хорошо. Во-первых, чтобы было что показать, а во-вторых, защитить от посягательств новую игрушку следует прежде, чем начинать ею хвастаться. Самая большая проблема в таких исследованиях - шпионы других аристократов. Получив в руки информацию о новом мире, исследуемом кланом, любые сторонние могли доложить императору как-нибудь не так - и вместо героев и гениев дипломатии да Шайни легко превращались в неудачливых мятежников и злоумышленников. То есть им надо было делать все в меру расторопно и скрытно. Также нужно было первыми успеть завязать контакты с местными, пока их не опередили. Димитри был несколько раздосадован тем, что его шпионы в Академии не заметили этих подледных течений и он узнал обо всем только на совете, куда был приглашен с другими князьями-магами. Герцоги и графы в такого рода совещаниях не участвовали: не их уровень влияния.
   Еще три клана представляли на том же совете свои программы исследований, гораздо менее впечатляющие. Не в последнюю очередь потому, что они шли в Новый мир по следам, проложенным да Шайни, а там, за звездами, вынуждены были выбирать территории, на которые люди маркиза еще не заявили интересов. Территория, которую исследовала экспедиция одного из ораторов госсовета империи, оказалась глубоко пропитана традицией некромантии, и маги Академии сочли неприемлемым находиться на одной земле с этими людьми и их обычаями. Возможностей донести до них свет истины и слово Пророка в разумные сроки досточтимые не видели. Другая экспедиция, снаряженная вскладчину тремя герцогствами, нашла какие-то неявные следы старых культов или древней магии в месте, которое казалось почти удобным, и Академия решила не рисковать. А третья группа в последний момент выяснила, что император страны, которую они исследовали, прямой потомок тамошней богини солнца, так что вопрос пришлось закрыть, едва открыв. Тогда на очередном госсовете впервые и прозвучали слова "Озерный край".
   Экспедиция клана да Шайни вместе с магами Академии исследовала территорию, затем за звезды ушли представители маркиза и завязали правильные контакты - в общем, край был готов к тому, чтоб упасть в руки империи. И самой большой удачей да Шайни стало то, что в крае не нашли магии. Никакой - ни официальной, ни тайных культов, ни секретных салонов или клубов. Получалось, что взять территорию можно будет очень легко. Это и было представлено кланом совместно с Академией в докладе императору.
   Совет собрали так быстро, как, пожалуй, давно не собирали. Партия войны и партия умеренных некоторое время пообсуждали формат пребывания в Новом мире, и вторым пришлось согласиться с первыми. Таким образом и была определена необходимость новой колонии империи Аль Ас Саалан и открытого присутствия саалан на этой территории.
   С мнением Димитри на эту тему принятое решение не совпало. Его голос был учтен - и только. Понять своего собственного отношения к происходящему Димитри пока не мог. Его самого это все непосредственно касалось только с одной стороны: в новые земли вместе с людьми да Шайни поехал его внук. Первенец поздней дочери, ребенок великой любви и великого риска и для него, и для его жены - и, в свою очередь, любимец деда.
   Те луны, сложившиеся в год, стали временем воодушевления жителей империи: в их жизнь хлынул целый поток необычного из Нового мира. Саалан радовались появлению парового транспорта и необычных предметов роскоши. В жизнь столичных салонов входили роскошные альбомы, полные сложных и красивых цветных изображений. В дома аристократов и даже мелкомагов попадали книги, напечатанные на станках, без ошибок переписчиков и следов подтертых клякс. Гвардейцы и ремесленники держали в руках невероятного качества сталь. Из Нового мира присылали родне серебро и золото очень тонкой работы. И не только. В обиходе саалан появилось множество видов легкой и прочной домашней утвари ярких веселых цветов. Люди привыкали держать мелочи в шкатулках из жести, гладкого тяжелого дерева и вообще неведомых материалов самых разных цветов, часто еще и пропускающих свет. Магов радовали самоцветные кристаллы абсолютной чистоты и прозрачности, выращенные в мире за звездами в специальных чанах по неизвестным пока технологиям. Личные гвардии дворян получили прочную броню, гибкую и невесомую, на вид почти не отличимую от ткани. А были еще стойкие сложные ароматы в растворах, перья, которые не нужно макать в чернильницу по три раза, чтобы написать полстроки, не поддающиеся износу шнуры и тесьма любого мыслимого и немыслимого цвета. И все слушали, затаив дыхание, заманчивые рассказы о том, что пронести через портал нельзя, - коммуникаторы, компьютеры, оружие, сокровища, города, самолеты. Миры постепенно синхронизировались, переговоры о регионе, который земляне продадут империи, велись со свойственной всем да Шайни вежливой настойчивостью - и вот, наконец, все определилось.
   Сам Димитри так и не знал, нравятся ему изменения или нет. С одной стороны, третья точка и новая колония обещали большую свободу перемещения, чем раньше, за счет сокращения времени пути. Но у нововведений была и другая сторона: межмировые порталы ставились в Источниках, и, значит, Академия рано или поздно начнет брать с каждой торговой сделки с перевозкой товара свой процент, и вряд ли маленький. А потом, или одновременно, назначит цену за переброску людей. Вот как только досточтимые отпоют про благодать, так и начнут коситься в кошелек любому торговцу или путешественнику. Пока они только хотели добровольных пожертвований за грузы и кривили лица на мелкомагов, пытающихся за счет третьей точки сэкономить время в пути между метрополией и Ддайг, материком, осваиваемым империей с не меньшим интересом, чем Озерный край.
   Что князю точно понравилось во всей шумихе вокруг новой колонии, так это новые иллюзии с полузверями-полулюдьми. Маги привозили видения из новых земель по ту сторону звезд. Их герои попадали в забавные истории и решали свои смешные проблемы так мило, что одной такой иллюзии хватало, чтобы потом три-четыре дня улыбаться каждому пустяку. Но колония есть колония: в таких местах гладко не бывает никогда. Последние месяцы новости были вроде бы и не настораживающими, но возникало подспудное ощущение, что происходит что-то не то. Да Шайни, разумеется, не делились сложностями, а шпионы и внук ничего внятного сказать не могли, кроме того, что наместник, молодой да Шайни, почему-то пошел вразнос, а что такое "пойти вразнос", услышанное из вторых рук, - поди угадай. Димитри и не угадывал. До того злосчастного утра, неотличимого от ночи.
  
   Следующие две недели я провела в основном в сети. Личка разрывалась от сообщений, а число предложений принять в друзья измерялось сотнями. Впрочем, меня это скорее радовало. Я успела разругаться в пух и прах с ребятами из правительства в изгнании, пришедшими объяснять мне, что именно я хотела сказать своим Манифестом, что имела в виду и как именно планировала поддерживать их деятельность. Вслед за ними отправила по всем известному адресу бодрых пацанчиков Эмергова. На бегу "посветила мордой" нескольким телеканалам и едко прокомментировала новости на официальном сайте администрации Санкт-Петербурга, отхватив бан за вопрос, откуда именно они их размещают - из Московии или из Суоми, потому что "обычных граждан" в сети как не было, так и нет.
   Я еще не знала точно, что именно ищу, но уже хорошо понимала, чего хочу. Тактика выжженной земли казалась мне единственной возможной в сложившихся условиях. Эмигрантские круги в Суоми питали надежды, что чужаки уберутся, но я видела другое. Озерный край был им нужен настолько, что они положили толпу своих, чтобы только поставить купол вокруг Соснового Бора и не пустить радиацию дальше. Когда Гарант отдал им Северо-Запад, многие верили, что это временный вариант, что протекторат империи долго не продержится, что мы, земляне, отберем у инопланетян их технологии и заживем долго и счастливо. Я только смеялась. Этим ребятам был нужен не край, не население, не земли и даже не богатства. То есть от всего названного они бы тоже не отказались, но это был скорее приятный бонус к основной их цели. Им нужны были порталы. Их собственная третья точка, похоже, единственно доступная из той дыры, откуда повылазили эти графы, герцоги, князья, маркизы и прочая шушера. Они были дикими, патлатыми и наглыми. И никаких технологий у них отобрать было нельзя, они их не имели. Все, что они так называли, на самом деле было магией - такой же, как моя собственная. Мне они мешали самим фактом своего существования. И теперь, когда стало нечего терять, я могла оторваться вволю. Пока - в сети, но это пока.
   Через неделю после публикации Манифеста я проверила статус своей визы и рванула в Штаты. После аварии на ЛАЭС Источники, которыми пользовались пришельцы для того, что земляне считали технологиями, сдуло, как огонек свечи уносит ураганом. Я не знала, с чем это было связано, и мне они были нужны не меньше, чем им. Мои запасы кончались и их надо было пополнять. Это саалан, если им приспичит, опустошат ближайшую тюрьму, сделав себе живые Источники, точнее - разовые батарейки. Кстати, странно, что еще не попытались. Впрочем, может и попытались: Питер в сети не присутствует, они сами вряд ли сознаются, а местным просто нечем это рассказать. В любом случае оставалась надежда, что Источники есть на другой стороне планеты, и это стоило проверить. Было безумно обидно терять на это путешествие целых три дня, но других вариантов я не видела.
   Мне не повезло. В Америке все оказалось так же глухо, как и на берегах Финского залива. Лондон, где я делала пересадку, "порадовал" дождями, туманами и полным отсутствием отклика в нужном месте. Источники молчали. А вот купол чужаков - стоял, и мне было не по-доброму интересно, за счет чего. Или кого. Я записала им это в счет, который я мысленно вела с две тысячи девятого года, когда наткнулась на них впервые, а в Питере никто и слыхом о них не слыхивал. Начинался он, кстати, с фразы: "Теперь портал в Стокгольм за час не построишь, надо ехать на поезде или на машине". В сеть по дороге я не вылезала, так что дома, в Хельсинки, меня ждал сюрприз - приглашение на ужин от старинного приятеля.
   С Эгертом я познакомилась задолго до Вторжения, в Африке. Он считался независимым журналистом, я во время почти что просто путешествия оказалась в неудачное время в неудачном месте, посреди государственного переворота, стремительно переросшего в войну всех против всех. Выбраться из страны на его хвосте оказалось проще, чем искать дорогу самой. Как он сказал тогда, "белые должны помогать друг другу". Потом он пропадал и появлялся, я видела его статьи и фоторепортажи, мы пересекались в той же Африке и Южной Азии. После того, как Северо-Запад с какой-то мутноватой подачи из Питера сперва отделился от России, а затем началось Вторжение, Эгерт перебрался в Суоми и часто совершал вылазки в новообразовавшуюся республику. Я снимала гостей и их объекты для себя, но если за фото готовы заплатить - чего б не продать. Я не очень интересовалась, на кого он, чистокровный эстонец, рассказывающий о папе, который оказывался то шведом, то американцем, то финном, на самом деле работает, но это было и неважно: кто платит, тот и папа, чего же тут может быть непонятного.
   У него всегда была классическая внешность для северянина-европейца: длинный, костистый, немного нескладный, не рыжий и не блондин, в бледных веснушках и в очках. Какой-то европеец, "некий никто". Отвернись от него - и через пять минут не выделишь из толпы, даже в Африке. И при его образе жизни это было крайне удобно, как раньше, так и теперь. А образ жизни и характер у него были совсем не такие, как могло показаться, если судить по внешности.
   Теперь Эгерт прямо жаждал напоить меня кофе, от души накормить и поговорить в китайском ресторанчике в центре Хельсинки. Я ответила согласием, получила подтверждение и быстро побежала в душ. Ну опоздаю на четверть часа, и что теперь.
   Эгерт меня уже ждал на мягком диванчике под красной шелковой лампой с иероглифами. И не просто ждал, а сделал заказ, почти угадав, выбирая, что я сегодня захочу съесть.
   Он улыбнулся мне, я - ему, мы оба отдали должное блюдам и сливовому вину, которое уже года три как можно было найти в Питере только у контрабандистов за бешеные для города деньги, и Эгерт завел разговор, ради которого он организовал эту встречу.
   - Я не буду спрашивать, как ты, - начал он, - это очевидно. Такие сильные тексты пишут кровью сердца, я не хотел бы задевать твои чувства снова.
   Я ничего не чувствовала и не знала, что сказать. Просто кивнула, и он продолжил:
   - Твои мотивы совершенно понятны, яснее, чем ты выразилась, вряд ли можно сказать. Но в две твоих руки ты с этой задачей вряд ли справишься, ты это понимаешь?
   Я опять кивнула. Никак, меня покупать пришли, как в шпионском боевичке? Интересно, на что именно он меня планирует подрядить. Но он как будто прочитал мои мысли.
   - Нет, никаких своих интересов я тебе не предложу. Я предлагаю тебе помощь в реализации твоей программы. Ты ведь понимаешь, что это уже политическая программа, да?
   Я опять кивнула. Значит, текущему папе нужна политика в Озерном крае, весьма специфичная и руками местных.
   - Честно говоря, - он неловко стянул очки и улыбнулся, - если бы кому-то были нужны беспорядки в Озерном крае, это делалось бы гораздо проще и дешевле, но так вопрос уже не стоит. Ты уже все сделала сама. Будет правильно, если продолжишь начатое тоже ты, вот и все.
   - И что ты предлагаешь? - я улыбнулась ему над чашкой с зеленым жасминовым чаем и сделала глоток.
   - Прежде всего, деньги, конечно.
   Я подняла брови.
   - Да, деньги нужны для любой борьбы. Особенно для вооруженной. Тебе придется организовывать или хотя бы помогать организоваться тем, кто уже услышал тебя и готов действовать. Это много разъездов, это много переговоров, это встречи, тоже много. И эти люди не смогут тебе компенсировать то, что ты потратишь на общение с ними. Кроме того, те, кто поднимается в ответ на такие призывы, могут быть наивными, и с них станется решить, что ты дашь им оружие, а если ты обманешь их ожидания - они обидятся на тебя и будут кричать, что ты пустословишь и ничего не значишь. Было бы обидно это видеть. И это сработало бы на руку твоим врагам.
   - Да, я как раз думала об этом, - с легким сердцем соврала я. Какой Эгерт молодец, все сам за меня сказал.
   - И что решила? - вдруг спросил он.
   - Еще ничего не решила. Общалась с пришедшими поговорить, все такое. Думала, как покрывать расходы, но еще даже посчитать не смогла.
   - Вот видишь, - он развел руками, - еще месяца не прошло, а созданный тобой Манифест уже заполнил твою жизнь почти целиком. Нужно организовывать все заново. И нужны будут и деньги, и, наверное, даже оружие. Самой тебе будет некогда искать поставщиков и проверять их надежность. Я хотел предложить тебе свои каналы.
   - Don't try, just do, - улыбнулась я.
   - Выделяй время, будем определяться с конкретикой. Место-время, волшебные слова на всякий случай и на плохой случай, телефоны и адреса, формат постоянной связи - и, конечно, способы тебе помочь, если что. Завтра можешь? - И он назвал адрес, тоже в Хельсинки.
   - Вполне.
   Потом мы ели десерт, Эгерт рассказывал что-то забавное про свою последнюю поездку куда-то в Южную Америку, смешно описывая людей и события, но не называя никаких деталей или фактов, позволяющих привязать историю к местности. Я смеялась, вспоминала про себя историю ВКП(б) и думала, что революции и вооруженная борьба всегда стоили дорого, поэтому деньги стоит брать у того, кто их предлагает. Если с Эгертом выгорит, у меня будет время и найти своих поставщиков, и организовать свои каналы финансирования, независимые от него. В конце концов, пара поездок в Сингапур или Тайланд с грузом вполне окупят пару диверсий.
  
   Следующие полтора месяца я провела в квартире по адресу, названному Эгертом. Разумеется, он встречал меня не один - и я получила вместе с деньгами, контактами, адресами, телефонами, именами надежных людей в Питере, Новгороде, Пскове, Московии еще и краткий курс организации безлидерного сопротивления - множества независимых ячеек, объединенных одной целью, но действующих полностью самостоятельно, каждая на свое усмотрение. По объему того, что мне скормили, ребята рассчитывали, что наше сотрудничество кончится не через полгода и не через год. Меня это вполне устраивало.
   Кроме Эгерта, меня опекали два спокойных доброжелательных парня с такой же невыразительной и обычной внешностью. Один в основном рассказывал про работу с кадрами и способ сохранить интерес к деятельности движения, другой разбирал более конкретные вопросы - финансы, отчетность, организацию акций, способы непрямого обучения участников независимых групп, оплату инструкторов и все в этом роде. Было еще что-то про правильное поведение при аресте, но это казалось куда менее полезным, чем все остальное. Пожалуй, это были самые интересные и насыщенные полтора месяца за последние несколько лет. Я почти не заметила, как в Хельсинки вслед за зимой неспешно пришло европейское Рождество, и посмотрела на календарь, только когда Эгерт спросил, где я буду встречать Новый, две тысячи девятнадцатый, год.
  
   Сопротивление в Питере началось очень просто. С картонных трафаретов и баллончиков с краской, при помощи которых на всех доступных поверхностях наносились совершенно нейтральные объявления: "Аккумуляторы - продажа, перезарядка", - а дальше адрес и примечание: "открыто круглосуточно". Рядом с объявлением было нанесено в два цвета непременное граффити со светлым окном на темном фоне. Полина имела полное право сказать, что к этой идее она не имеет никакого отношения, разве что присутствовала при ее рождении. Автором был ее дальний знакомый и приятель Марины, Витыч, или Виталик, тоже анархист, как и они обе, байкер, реконструктор и разгильдяй, промышлявший ремонтом в режиме "что закажут" - офис так офис, квартира так квартира. Кафешки или столовки они тоже приводили в божий вид, начиная от сантехники и заканчивая электрикой. Виталик был человек сложной судьбы: вечный романтик в самом хорошем и самом плохом смысле одновременно, не успевший на свою войну в девяностых и считавший поэтому, что его жизнь прошла зря. После знакомства с Манифестом Убитого Города он наконец встретился со своим смыслом жизни и впрягся в идею Сопротивления так, как ни разу до того не впрягался. Так что схемами получения электроэнергии в мелкооптовых объемах желающих этим заниматься обеспечивал как раз он. Ну, в смысле первые дней десять или пятнадцать. Дальше оно пошло само.
   Организовать круглосуточные дежурства в неформальских коммунах - дело пяти минут, главное понятно сказать, что можно, правда можно, и будет не по шее, а спасибо и даже сколько-то денег. К благому делу своих детей немедленно подключились и родители, охотно принявшие участие в программе "Свет в окне". Значки с желтым или белым окошком на черном или синем фоне делали во всех таких коммунах. Их малевали на коленке, заливали эпоксидкой и акрилом - и чем попало крепили к одежде каждого участника программы. У всех причастных при себе постоянно был целый карман визиток: напечатанных на машинке, написанных вручную, накатанных по трафарету - помоечного качества, но содержащих адрес ближайшей к ним точки и схему "как нас найти". Выработка электроэнергии "на коленке" шла прямо в точках, участвовавших в программе. Каждая такая точка была оборудована стеллажом, заставленным стеклянными банками с электролитом, велогенераторами и ручными динамо-машинами. Точки-коммуны не конкурировали за потребителей, наоборот, пытались впрячь кого-то дополнительного, чтобы поспать, поесть, покурить спокойно. Даже вечные конфликты отцов и детей на этом фоне растворились, как и не было их никогда. Все, кто впрягся, пахали не поднимая головы. В свободное время предлагали кусок поляны народу потолковей, и им тоже хватало места на рынке.
   Через пару недель Полина обеспечила встречу своих шефов из части с руководителями новой общественной программы и попросила выдать активным горожанам списанные дизеля, чтобы дело шло пободрее. Перед встречей написали заявление от общественной организации, созданной тут же на коленке из трех согласившихся, встретились - и Полина пошла искать народ с газелью и получать дизеля, а Марина с Виталиком остались у Марины изобретать устав, глядя на все тот же распечатанный листочек с Манифестом Убитого Города. В течение следующей недели кое-как запитали провайдера из не особо требовательных, и он выдал городу интернет. В городе начиналась эпоха киберпанка. Естественно, к моменту восстановления сети инфоповоды предлагали, как в славные времена ФИДО, те, кто раздавал блага - в данном случае энергию и доступ во всемирную паутину. Манифест Убитого Города сюрпризом не стал. К моменту, когда Марина попыталась его выложить, он уже успел раза два обойти весь Фейсбук, пройти по ВКонтакту и даже зацепить умирающий от старости Живой Журнал. На Гугл-плюсе, естественно, он тоже висел на многих страницах, так что можно было обойтись даже не прямой ссылкой, а просто отсылкой к тексту.
   В конце ноября питерцы наконец вышли в сеть и увидели реки слез по городу и ним самим. Идеологическая платформа кристаллизовалась в считаные дни. Появились значки другого содержания, не угадываемого без знания местных реалий: "101 год". Полина увидела первого человека с этим значком во Пскове и вздрогнула: намек на тысяча девятьсот семнадцатый год был слишком толстым даже для Питера. Идея вооруженного восстания после всего уже случившегося привилась бы в сознании горожан слишком хорошо, но оно могло стать последней страницей истории города. Тем же вечером она написала в своем блоге, что такое талион, принцип справедливости воздаяния, и пост разошелся по сети. То ли вследствие этого, то ли так само вышло, но никто из саалан в течение следующей недели не смог получить электроэнергию у местных. Красавчики загрустили: к концу подходил питерский ноябрь, среднесуточная температура уходила за нулевую отметку, а добыть тепло из дохлой системы центрального отопления оказалось нереально даже при помощи их загадочных технологий. Но и для частных квартир простых горожан это было тоже верно, так что Полина начала искать местных Кулибиных, способных решить проблему без установки дровяной печи в малогабаритной окраинной квартире. В процессе поисков она зашла на свой сайт "Ключик от кладовой", посмотрела на красивые витринки - с бусинками, пестрыми бамбуковыми спицами для вязания, материалами для мыловарения, цветными восками, кожей и прочей милой чушью - и горько вздохнула. К своим админам она приехала в следующую же пересменку и осталась у них на оба дня. "На сдачу" заехала к подруге Марине на Некрасова, той самой, на вновь созданную организацию которой получали списанные дизеля для программы "Свет в окне", и объяснила новую концепцию отопления городских квартир. Там очень удачно оказался еще и Виталик, Полина с порога обнялась с ним и немедленно свалила на него всю работу по наполнению сайта новыми страницами с товарами, не имевшими отношения к рукоделию, на коленке от руки выдав право второй подписи и попросив его найти возможность сделать дубликат печати.
   Экопечки продавались двумя путями: через такие же объявления на стенах подъездов и через Полинин рукодельный сайтик, с новой страницы, отведенной гончарам, производившим комплектующие. Печки размером с пятилитровую канистру успешно обогревали свечкой-таблеткой помещение размером до двадцати квадратных метров. Получалось, что в среднюю городскую квартиру нужно было от одной до трех таких печей. К ним потребовались свечи или их заменители для разогрева основного теплоэлемента. Среди продавцов нашлось двое свечных мастеров, согласившихся производить не декоративную продукцию, а расходники для отопления. На сайтике посещаемость резво подпрыгнула даже по сравнению с показателями до аварии. Пришлось открывать сразу три точки продажи - для начала. Малую копию этой же конструкции, размером с трехлитровую банку, какие-то умельцы начали делать из глиняных цветочных горшков. Гончары не возразили. Умельцы тоже захотели страницу на сайте. Полине посыпались в почту сайтика письма с другими предложениями, на треть очень дельными, на треть не слишком осмысленными, на треть, как водится, с полным бредом. Процесс обретения горожанами независимости можно было считать успешно начатым.
   Полина ни на секунду не верила, что сааланцы соберутся и уберутся из региона: они еще не раскурочили и не разворовали толком, считай, ничего. Ленинградскую область даже не начали обирать всерьез. А были еще Псковская, Новгородская, Архангельская, Мурманская и кусок Вологодской. Но пока эти уродцы притихли, можно было успеть выиграть время. Наместник со дня аварии себя никак не проявлял, по слухам, вообще удрав из города куда-то под Приозерск, где он строил себе замок. Остальные демонстрировали чудеса договороспособности и пытались чем могут помогать местным службам там, где их не успели попросить не мешать. Помощь местные принимали сквозь зубы, но других вариантов порой просто не было. Например, никто не знал, какими своими технологиями красавчики удерживали радиацию в границах Соснового Бора, но они ухитрились и держали то, что сами назвали куполом, железно. В метре от границы, определенной ими, счетчики показывали вполне допустимые для Питера двадцать два микрорентгена в час. Еще, не тратя времени на объяснения, они наделали каких-то странных амулетов для специалистов, присланных Московией для обследования станции и того, что осталось от реактора. И атомщики не только вернулись, но даже не заболели, к своему удивлению, хотя в Зоне, как немедленно окрестили область местные, судя по показаниям дозиметров, жизни делать было нечего, если она еще планировала так называться. В рамках сплетни для служебного пользования кто-то из коллег пересказал Полине разговор между начальниками частей и старшими из особенно подозрительных ей красавчиков. Они прямо спросили о допустимом размере утечки из-под купола, и глава МЧС им сказал, что на полсотни микрорентген даже не сильно будет материться, а вот выше - уже криминал и эвакуация половины края за границы вероятной зоны заражения. Красавчики приняли условия, зачем-то попросили искусственных александритов и рубинов, заодно забрали выданные им дозиметры, заявив, что до сих пор глазами они определяли уровень заражения не хуже, и канули снова. Полина выслушала молча и ушла на рабочее место, даже не кивнув головой. Рассказчик пожал плечами и списал ее невежливость на общую усталость.
  
   Осознав появление программы "Свет в окне", мэрия радостно перекрестилась - и разрешила и саму программу, и новую правозащитную организацию, и самоорганизацию жителей для решения вопросов освещения и отопления жилья, и другие формы взаимопомощи.
   С едой в городе был швах, но не полный: соль, сахар, растительное масло, базовые крупы, макаронные изделия и муку в город завозили в нужном количестве, а вот остальное было вопросом везения. Железные дороги встали тоже, и даже Сапсаны шли только до Киришей. А от Гатчины грузы в город можно было привезти исключительно на автомобиле. Виталик поскакал говорить с мужиками и на эти темы. Марина жила у себя на Некрасова, фактически отдав одну комнату под штаб для самых важных встреч, а в промежутках между ними прыгала по городу очумелой белкой, договариваясь, объясняя, объединяя людей между собой. Виталик то появлялся, то пропадал, каждый раз принося кусок изменений, существенно влияющий на структуру ситуации. Так он притащил экспедиторов, готовых мотаться в область за провизией длительного хранения, которую можно реализовывать через портал - типа сушеных грибов и фруктов, орехов, ягодных чаев и трав. Так же приволок и двух пасечников, готовых отдавать мед на реализацию через сайт Полины и обещавших подтянуть еще народ. Потом где-то нашел тетку с семенами для балконных огородов и двух классных безумных бабушек из Лесотехнической академии, готовых рассчитать теплицу, дающую урожай на окне, невзирая на недостаток света, и не мешающую жить в комнате. Между разъездами как-то выцепил оставшихся в городе хулиганов от программирования и убедил их, что обеспечить город интернетом - это их святое право и обязанность, потому что они могут и потому, что это нужно всем. Заагитировав их, Виталик повез Полину знакомиться. Сами они приехать не могли, потому что один был инвалидом и дома не покидал, а второй без первого ничего не мог решить. Оставались вопросы медикаментов и прочих бытовых нужд, но методика поиска решений была уже отработана.
   Так сааланцы потеряли главные рычаги влияния на местных, не заметив этого. Конечно, для них еще не все было потеряно, но при определенной расторопности подхватить последние средства влияния можно было успеть к Новому году. Сопротивление еще не заявляло о себе, но уже перехватило инициативу. Троим его основателям, не планировавшим светить свои имена, нужны были помощники - спокойные, решительные, небрезгливые, молчаливые и умные. Или хотя бы достаточно любящие город. Все это время Полина моталась между Псковом и Питером, спала в поезде, мылась в санпропускнике на работе, жила в обнимку с ноутбуком и не выключала коммуникатор круглые сутки. Идея заставить саалан проглотить все последствия их пребывания в регионе держала ее достаточно надежно. Пока без нейролептиков и даже без витаминов, хотя она понимала, что до этого тоже дойдет, своевременно или чуть раньше.
   Виталик делал и что-то еще, о чем не говорил Марине. Те его дела сперва интересовали ее и тревожили, потом она призадумалась - и согласилась не знать о них дальше. В самом начале января гвардейцев наместника нашли мертвыми на прибрежном льду у Стрелки. Тел было ровно столько, сколько пропало девочек в выпускную ночь. Пересказывая это Виталику, Марина очень внимательно смотрела ему в лицо. Он только философски качнул головой: "...бывает..." Полина, узнав об этом в очередной пересменок, неприятно улыбнулась: "Ну а чего они хотели? Как аукнется, так и откликнется". И с той же неприятной усмешкой добавила: "Молодцы. Все возможное сделали, ничего не упустили".
   Марина вздохнула и смирилась.
  
   Осознав вопрос Эгерта, как я планирую встречать Новый год, я изумленно распахнула глаза, потому что совершенно не заметила наступления последнего дня две тысячи восемнадцатого года. Он рассмеялся и сказал, что забота о моем досуге - его мужской долг, тем более что есть совершенно милая компания интернациональных студентов, где нас с ним будут рады видеть, и можно весело провести время, бродя по барам и распевая песни на улице. Я радостно согласилась.
   Хельсинки переливался огнями, как елочная игрушка. В общаге было толпливо, шумно и весело. Студенты мешали водку с апельсиновым соком, закуска кончилась в первый же час празднования. Эгерт вроде как ушел добыть еще, да так и пропал, а я осталась в веселой разномастной компании, говорящей одновременно на четырех европейских языках и отлично понимающей друг друга без слов.
   На одной из последних электричек мы приехали в центр - и понеслось. В большинство баров, закрытых на проведение новогодних вечеринок, нас не пустили, но это совсем не помешало. С погодой повезло: легкий морозец, прозрачно-звездное небо - гуляй не хочу. Мы и гуляли, уча друг друга петь новогодние песни своей родины. Мы снимали друг друга, вешали фотографии в Фейсбук и Инстаграм, рассылали СМСки и сообщения всем-всем друзьям. И вот, возвращая мне телефон, итальянец, будущий культуролог, спросил, кому я так усердно дозваниваюсь, что аж батарейка почти села. Я отобрала у него комм и нахмурилась. Действительно, автодозвон на какой-то незнакомый номер. Попыталась было вспомнить, кто это, когда я ему начала звонить и зачем, почему он не отвечает... Но махнула мысленно рукой за явной безнадежностью и отключила приложение. Некому мне так звонить. И незачем. Глюк, наверное.
  
   Полина встретила Новый год во Пскове, в лагере в Корытово. Вместе с подростками, жившими в лагере кто с родителями, а кто и сам по себе, она смотрела в ту ночь древний фильм Александра Роу "Кащей Бессмертный". А потом, после убедительной победы добра над злом, резюмировала для своих подопечных: "Упрямство, как видите, важнее грубой силы. Главное - не сдаваться. Никогда не сдаваться. И знать, что делаешь и зачем". Потом все пошли в большой корпус, к елке в холле, послушали бой курантов и молча загадали желания. Судя по затянувшейся тишине, желания были единодушны. И если бы они сбылись, то где-то далеко-далеко, в неведомой всем собравшимся галактике одна планета провалилась бы в черную дыру вместе со всем странным набором форм жизни, обитающих на ней. Но новогодние желания не сбываются почти никогда. Они просто дают надежду, позволяющую дожить - сначала до первых сосулек, потом до первых проталин, а там, глядишь, и до следующей елки.
   Полина отправила около двадцати СМС по питерским номерам, бывшим на связи, а значит - не в Питере, примерно столько же получила, потом спела колыбельную малышне, посидела с подростками "пока в небе ковшик не перевернется", вернулась к коллегам, вместе с ними выпила за присутствующих, потом за тех, кто на дежурстве, потом третью, стоя и молча - и еще последнюю, за службу. Перед тем как лечь спать, она долго смотрела на звездное небо за окном. Ни одной звезды не упало, и внутри ничего не шевельнулось. А значит, все в прошлом году было решено и сделано правильно.
  
   Асана да Сиалан, вернувшись, сказала:
   - Там холодно, как в Ледовом Переходе, да еще и настоящий морской ветер. Хорошо бы не круглый год.
   Хранитель Источника Валаама пришел с ней. Досточтимые, оказавшись отрезанными от империи, вполне логично сочли, что связь рано или поздно будет восстановлена и как только это случится, император захочет видеть полный отчет о случившемся в Озерном крае. Именно отчет хранитель с собой и принес, и каждый участник совета получил свою копию, напечатанную на непривычно белой бумаге чужого мира удивительно ровными и одинаковыми буквами, которых не добиться даже самому опытному переписчику.
   Ознакомившись с текстом и обсудив смысл прочитанного, совет единогласно согласился с прошением Димитри к императору о выделении и подготовке к переброске в Озерный край двух имперских легионов. Пока князь планировал обойтись одним, но второй хотел бы видеть готовым отправиться по ту сторону звезд в любой момент. Сам он уходил в край немедленно: да Шайни ситуацию не удержал, и это был аргумент, на который магистру нечем было ответить. Из столицы вместе с Димитри уходили в Новый мир Асана да Сиалан, боевые маги под ее началом и личная гвардия князя, собранная из смертных воинов. С Кэл-Алар он ждал второго медиума и магов-исследователей, с Ддайг должен был прыгнуть Дейвин да Айгит, успевший за время, пока шел совет, втрое увеличить число молодых магов, которых он брал с собой из Заморских земель. "Так, на всякий случай, а то что-то у князя голос был слишком обеспокоенный", - объяснил он уже в Новом мире.
  
   Димитри считал, что он хорошо экипировал своих людей и сам готов к холодной погоде, но край показал свой характер с первой минуты. Резкий ветер вышибал слезы из глаз и бросал в лицо мелкий снег, тающий на коже и заставляющий губы онеметь. Совсем как в детстве на крыльце родительского дома. Пяти минут на улице князю показалось достаточно для первого дня, и он вернулся под крышу. Остальным пришедшим с ним он сказал: "Тем, кто не рос на севере - не советую, по крайней мере сегодня". Они впечатлились и решили подождать с этим опытом. Ждать погоды им пришлось три дня, первый из которых Димитри потратил на визит в недостроенный маркизом Унриалем да Шайни замок на берегу большого озера, казавшегося саалан маленьким морем. Визит этот оказался настолько же необходимым, насколько и бессмысленным.
   Бедняга Унриаль действительно выглядел очень скверно. Первой мыслью, пришедшей в голову Димитри, было "его отравили". У гордости клана да Шайни, звездного мальчика, щеголя и красавца, болели глаза, он щурился и морщился от яркого света, от громкого голоса князя, от попытки перевести взгляд. Он выглядел истощенным. От его красоты не осталось и следа. Димитри спросил молодого маркиза: "Когда ты ел?" - тот пожал плечами и сморщился от боли. Потом жалобно посмотрел на князя и сказал: "Тошнит, все время тошнит, - и, помолчав, добавил. - Не бери никакие их лекарства, никогда". Унриаля лихорадило и время от времени он начинал дрожать, потом болезненно морщился: суставы, видимо, болели все сразу. В коротком и бессвязном разговоре молодой маркиз проклинал эту землю за холод, длинную местную зиму за снег, жителей края за черствость и тупость их диких нравов, самого себя за то, что он сюда вообще пошел, местных советников за вероломство. Особенно злобно он клял какого-то Гаранта, который его подло бросил, скончавшись без предупреждения. Когда Унриаль говорил или морщился, видно было, что у него кровоточат десны. И он был весь в каких-то мокнущих язвах. Димитри спросил: "Как давно это с тобой?" - и да Шайни обреченно сказал:
   - Месяц, не меньше. Может, больше. Не помню уже.
   Димитри чувствовал жалость и отвращение. И не знал, чем помочь. Зацепиться за Источник маркиз не смог, а попытка Димитри помочь ему взять энергию закончилась для страдальца лихорадкой с бредом. Князь отдал беднягу своему лекарю, впрочем, заменив охрану у его покоев на своих людей, получивших приказ не выпускать Унриаля и не допускать к нему никого без разрешения князя. Лекарь промучился короткие местные сутки и развел руками: он не знал, что делать, и с каждым часом маркизу становилось все хуже.
   Димитри подумал и вызвал местного врача. Тот, приехав из ближайшего городка, Приозерска, посмотрел на Унриаля да Шайни, как на кучку падали, потом, по мерзкому местному обычаю глядя мимо князя, сухо сказал, что он этим не занимается и здесь нужен другой врач, нарколог. Толмач из саалан долго объяснял Димитри значение этого слова. Оно и подсказало князю разгадку причин драмы. Впрочем, что бы ни случилось с маркизом да Шайни, это уже могло подождать.
   Пожалуй, лучшим подарком этого тяжелого дня, полного неприятных хлопот, стало явление графа да Онгая, приехавшего на самоходной повозке из столицы края, Санкт-Петербурга, едва он узнал о прибытии легата императора. Граф был похож на человека, простившегося с жизнью еще пару месяцев назад и оставившего себе лишь долг. Он сказал, что, ожидая ставленника императора, позволил себе выйти далеко за рамки имевшихся у него волей наместника полномочий и провел переговоры с Московией о возможности неофициального визита как для "добрососедского знакомства" с президентом Эмерговым, так и для изучения местного языка. Предоставление человека для последнего и договоренности с ним Москва брала на себя. Слушая доклад, Димитри думал, что граф очень сильно рисковал, как беря на себя полную ответственность за край, так и позволяя себе сношения с иностранными державами без распоряжения своего сеньора. Да Шайни однозначно оценили бы его действия как измену. Однако положение в крае было действительно критическое.
   Когда да Онгай закончил, князь изъявил желание увидеть своими глазами город. И, поскольку порталы еще не были настолько надежны, чтобы пользоваться ими, он согласился ехать в самобеглой повозке графа.
   Город выглядел так, как будто по нему прошлась орда. Но жизнь здесь все же была. Она была хмурой, озлобленной и не желала иметь с пришлыми ничего общего, но это была живая жизнь. И значит, была надежда на восстановление и города, и хороших отношений с жителями. Хуже было бы, если бы живых не осталось и договариваться было бы не с кем, подумал тогда Димитри. Выяснив размеры "ошибок" маркиза, легат императора взял сутки на размышление. В эти сутки он не разговаривал даже со своими людьми, осмысляя то, что увидел в городе.
   Так провалить задачу, как это сделал молодой маркиз да Шайни, надо было не просто постараться, а еще иметь особый талант. На саалан был зол весь этот мир. Империи ставили в вину разрушение уникальной культурной ценности, которая сама по себе имела общемировое значение. Но мало того: погибший дворец был местом собрания художественных полотен, статуй и других предметов искусства, которые там не только хранились, но и были выставлены для обзора желающих. Кроме Эрмитажа, маркиз "потерял" дворец музыки - филармонию. В списке потерь было еще одно здание, о назначении которого Димитри понял только то, что это, кажется, какой-то специальный театр и тоже культурная ценность, хотя и не мирового значения, но очень значимая - и для Озерного края, и для Московии. Последним широким жестом команда магов да Шайни в один день лишила город электроэнергии, от которой местные жители зависели не меньше, чем маги от Источников. И, чтобы два раза не замахиваться, погасила и Источники заодно. По всей планете сразу. Вместе с межмировыми порталами. И все это маркиз успел за каких-то полгода, прожитых без присмотра местного консультанта. Судя по тому, что обсуждение факта гибели культурных ценностей не прекращалось седьмой месяц, как сказали Димитри сотрудники пресс-службы администрации наместника края, теперь ни одна из разработок других кланов тоже не может быть пущена в ход. Второго шанса саалан никто не даст - ни потомок богини солнца на теплом востоке, так похожем на Кэл-Алар погодой и расположением в море, ни поклонники древних культов в туманном северном островном королевстве, ни даже некроманты, живущие на другой стороне планеты. И надо как-то договариваться с местными, а они обозлены настолько, что не желают даже смотреть в сторону саалан, проходя мимо них по улице.
   За пределами столицы края было немного получше: там с пришельцами хотя бы разговаривали, пусть и без охоты и крайне неприветливо. По крайней мере, там, где не было Зоны, это было так - и значит, хотя бы там обстановка была поправима. Но чтобы искать взаимопонимание с местными жителями, Димитри была нужна их речь. Так что всего через пять дней после своего прибытия он вылетел в Москву, встречаться с их правителем и изучать местный язык.
   Самолет Димитри больше понравился, чем нет. Признавая, что переход по порталу быстрее и дешевле, князь весь час полета восхищался красотой земли с высоты, недоступной даже для драконов. Взлет и посадка переживались не сложнее некоторых заклинаний, так что дорога оставила у него скорее приятное впечатление. А вот предстоящая встреча скорее озадачивала. В самолете Димитри получил от толмача краткую биографию президента Московии Андрея Эмергова и несколько десятков его фотографий, официальных и не очень. И не понял ни одного слова. Согласно прочтенной легатом официальной сводке, за президентом числилась грязная история с предприятием "Костроматорф", которая, впрочем, не мешала ему в то время ни критиковать власть, ни утверждать, что все обвинения в его адрес суть расправа с политическим противником. Он ездил на самобеглой двухколесной повозке странного вида, покорил своих соотечественников обещаниями свобод, потом вдруг вспомнил о своем происхождении, хотя при чем тут оно, так и не объяснил, - и без перехода заговорил о чем-то, что он называл "традиционными ценностями". Для Димитри это походило на речи сумасшедшего, смешавшего в одну историю все, услышанное за день. А местных мешанина в заявлениях их лидера не смущала, они, не задумываясь, цитировали его выступления.
   Москва впечатляла. Когда Димитри услышал, сколько людей называют ее домом, он сперва не поверил своим ушам. Потом, уже на земле, глядя на здания, в каждом из которых жило столько же людей, сколько можно было насчитать в небольшом городке его родного мира, князь понял, что рассказы о городе не были преувеличением, никто не пытался посмеяться над наивным чужаком и накормить его баснями. О Москве говорили правду: она оказалась огромным, никогда не спящим городом, полным противоречий, к счастью, не касавшихся князя и бывших заботой президента Московии.
   Андрей Эмергов ждал его в крепости, бывшей сердцем этого чужого города. Димитри узнал храм и площадь: он видел их в альбоме, привезенном на Кэл-Алар.
   Если правитель этой страны хотел поразить Димитри роскошью и мощью, то у него ничего не вышло. Местный роскошный фарфор и кружевную серебряную утварь Димитри уже видел и дома, дорогая ткань столового белья, чай свежего урожая и изящное печенье, приготовленное по сложному рецепту, ему были известны по рассказам, хоть и из вторых рук, обстановка тоже была знакома, все по тому же альбому. По-настоящему его удивил только сам собеседник. Димитри до этой встречи не мог и вообразить себе настолько неудачной композиции из манер мелкого купца, провинциального дворянина из выскочек и обычного грабителя. Даже простым и внятным требованиям кодекса вольных охотников моря поведение этого человека не вполне отвечало. Кошмарная сословная мешанина Нового мира заставляла задуматься. В ней этот человек мог оказаться главой страны, а гвардейцам маркиза сворачивали шеи, как скоту, по счету - просто за пропавших своих, не разбирая причастности. И это, возможно, делали люди, чьи предки давали личную присягу царю. Так что приходилось принимать собеседника всерьез, кем бы он ни был и как бы ни выглядел.
  
   Князь не поверил обещаниям Эмергова, но говорить детально о политике Озерного края он был не готов. Пока не готов. Встреча закончилась заверениями в уважении друг к другу и готовности договариваться, для первого раза это было уже очень хорошо. Теперь оставалось еще одно дело, ради которого Димитри и ехал в Москву. Он хотел выполнить поручение императора в полной мере и, значит, должен был говорить с местными на их родном языке. Димитри смотрел в окно самобеглой повозки на город и людей и думал, что не хотел бы здесь жить. Слишком уж много народу, как в городах Южного Хаата, и как наверняка скоро будет на Ддайг. Его везли в плотном потоке машин в Московский университет - место, где местные учили свою молодежь своим знаниям и умениям. Нет, не магическим, речь шла о практических умениях, что в Саалан передаются внутри цехов и гильдий. И вот, один из людей, преподававших там местный язык местным же, согласился поделиться своими знаниями с чужаком.
   Через час князь второй раз за одно утро пил чай, теперь с уроженкой этой земли, разговаривал с ней через толмача и, надо сказать, получил от беседы куда большее удовольствие, чем от встречи с правителем. Позже, рассказывая Дейвину об этом опыте, Димитри, задумчиво улыбаясь, сказал, что со времен обучения в интернате не чувствовал себя настолько учеником, пришедшим поговорить с опытной и мудрой наставницей. Пожилой женщине было одновременно и страшно, и любопытно увидеть, как именно пришельцы могут узнавать и брать себе чужой язык прямо из сознания его носителя, ни в коей мере не вредя ему. Димитри развел руками, сказав, что не сможет объяснить при всем желании и может только дать гарантии, что не навредит ей. А потом спросил ее о предмете ее научного интереса, и она забыла о своих опасениях. Князь впервые видел, чтобы смертный говорил о языке так, как увлеченные Искусством говорят о магии. А увидев, заметил, что позавидовал смертной. В Саалан списков столь древних саг не сохранилось, а Белая книга Пророка пусть и звучала несколько архаично, все равно оставалась понятной любому пастуху. Они поговорили и об этом, и он еще раз развеял ее опасения. Затем, получив разрешение, взял ее за обе руки и взглянул в глаза. Началась работа.
   Позже доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русского языка, декан филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, специалист по истории русского языка и по старославянскому языку рассказывала коллегам, что ей на секунду показалось, что она читает и составляет толковые словари, исследует грамматику и занимается словообразованием, декламирует стихи и обсуждает метафоры, и все это одновременно. При этом в тоже время она точно знает, что просто сидит в своем кабинете, держит чужака за руки и неотрывно смотрит в его вишнево-карие глаза. Потом все вдруг кончилось, и сааланец, неуверенно пробуя языком звуки чужой речи, поблагодарил ее. И, уже через переводчика, попросил разрешения обратиться к ней с вопросами, когда ей будет удобно. И, пожалуй, ее заинтересовала возможность продолжить общение за рамками просьбы из Администрации Президента. Он оказался хорошим собеседником и проявил интерес к неожиданным предметам - для человека, чьи сородичи сожгли Эрмитаж и не поняли, в чем проблема.
   На обратном пути Димитри уснул прямо в самолете, проснулся только чтобы пересесть в автомобиль и продолжил спать по дороге в Приозерск. В последние дни у него было слишком много впечатлений.
  
   Привезенный из Москвы специалист подтвердил: не меньше половины года бедняга Унриаль ежедневно употреблял средство, предназначенное для того, чтобы снимать очень сильную боль. После визита нарколога маркиз впал в забытье. Вряд ли эту гадость он нашел сам. Вероятно, кто-то из местных сказал ему, что так можно добиться ясности сознания, решительности и спокойствия - в любой ситуации и любой ценой. Со слов врача, местные использовали подобную дрянь именно для этих целей. Чтобы вывести остатки отравы, нарколог назначил двадцать дней подряд капать в кровь маркиза специальные растворы, и это было недешевое удовольствие даже по меркам империи. Пользуясь тем, что Унриаль да Шайни в основном то спал, то бредил, Дейвин да Айгит дал всем своим недомагам вволю насмотреться на последствия доверчивости и легкомыслия бывшего наместника в формате круглосуточного дежурства у постели больного. После того как маркиз смог самостоятельно есть и добираться до туалета, его предоставили самому себе - но, как оказалось, рано. Его сознание не выдержало страшной новости о том, что магия покинула его кровь навсегда, как бывает с людьми, пытавшимися взять из Источника больше, чем могут вместить. Он впал в отчаяние и ярость и попытался выброситься из окна, а потом кинулся с кулаками на вошедших выяснить причины грохота в комнате, но уже не мог причинить никому вреда. Просто потому что не имел на это сил. Димитри связался с врачом еще раз, по местной смешной коробочке, заменяющей землянам медиума, коммуникатору - и услышал: да, распад личности, так порой случается, вызывайте психиатра. Услышав цену на приведение в разум этого осколка человека, Димитри предпочел приставить к маркизу охрану и держать его привязанным к постели - на всякий случай. "Любая цена" оказалась для маркиза неподъемной даже в той части, которую платил он сам.
   Но основную долю цены "ясности сознания" наместника, как выяснилось, заплатил Озерный край. По сравнению с тем, что маркиз да Шайни сотворил с этой землей, с собой он был еще почти бережным. На юге края зияла огромная язва - магическая и радиоактивная. Но она хотя бы находилась под плотной повязкой, о цене которой легату императора не хотелось даже думать. Кроме юга, было задето еще и сердце края - Санкт-Петербург. И вот там все было очень плохо. Еще хуже, чем князь подумал до отъезда.
   Следующий визит Димитри в город пришелся на середину февраля и ознаменовался историей, вспоминая которую местные безопасники вздрагивали еще лет десять. Князь вместе со своими магами и местными главами городских служб и управлений осматривал город, начав с центра. На набережной Невы перед группой откуда-то вылез местный подросток, мальчишка. Когда сопровождавшая группу охрана двинулась к нему, он распахнул куртку, несмотря на ледяной ветер со снегом, - и взрослые отшатнулись. Под курткой у мальчика был объемный пояс с какими-то яркими вставками между слоями грубой черной ткани. С пояса свисали два тонких шнура. За спиной у князя щелкнуло: кто-то перевел оружие с предохранителя в боевое положение. Парень шустро подхватил шнуры в руки - и этот кто-то шепотом выматерился. Подросток услышал и гадко улыбнулся.
   - Эй, красавчик! - окликнул он князя.
   Димитри улыбнулся ему в ответ:
   - Иди ближе, поговорим.
   Но мальчик в ответ покачал головой:
   - Сам сюда иди.
   - Не надо бы, - услышал Димитри из-за спины. И пошел к мальчишке.
   Не дойдя до него шагов восемь, он спросил:
   - Зачем ты меня звал? Что ты хочешь?
   Подросток дернул подбородком вверх и спросил:
   - Где моя сестра?
   Димитри прошел еще шесть шагов из оставшихся восьми и остановился, чтобы не нависать над собеседником:
   - Я здесь меньше недели. Рассказывай. Лучше сначала.
   Стоя под колкой ледяной крошкой и почти не чувствуя холода от бешенства, он выслушал рассказ мальчишки о пропавших летом девушках, о бездействии полиции, о наглости гвардейцев да Шайни и о том, как и почему молодежь стала бояться приходить на Стрелку, после чего спросил:
   - Предпочтешь искать ее самостоятельно там, за звездами, или доверишь моим людям? И кстати, как тебя зовут?
   Так Стас Кучеров, четырнадцати с половиной лет, стал первым местным в команде Димитри. И на долгое время единственным. Так князь узнал о том, что в коммерческих схемах да Шайни, созданных для операций с живым товаром, участвовали и местные. Пояс смертника, бывший на пацане, князь брезгливо, двумя пальцами, отдал шокированным безопасникам. Город ахнул и начал присматриваться.
   Сообщая об этом Полине по телефону, Виталик горестно прокомментировал: "Прости, Полинчик, не доглядели". И страшно удивился, получив в ответ веселое: "Виталик, не морочься, сейчас он сам все сделает". И ведь как заранее знала. Через всего двое суток после этого разговора на набережной Сенную площадь украсил ряд кольев. Разумеется, не пустых. И горожанам не стало легче от того, что на кольях умирали чужаки, бывшие причиной их ненависти. Как оказалось в очередной раз, смерть есть смерть, а боль есть боль, и вид чужого страдания своей беды не отменяет. Жители окрестных домов, привычные ко многому, пили водку стаканами и все равно жаловались на бессонницу еще месяц: стоны умирающих, доносящиеся с улицы, снились им по ночам. После этого настала очередь виселиц, все на той же несчастной Сенной. Жители матерились, привыкали жить с зашторенными окнами и ходить дворами. А затем дошло и до чистых гуманных мер: князь открыл для себя ручное огнестрельное оружие. Местом казни он выбрал Дворцовую площадь.
  
   Накануне дня, назначенного князем для исполнения приговоров, к нему пробилась со скандалом целая делегация местных. Делегация состояла, судя по речи пришедших, из образованных и очень хорошо воспитанных людей. Они выглядели ничуть не лучше да Онгая в первую встречу и напоминали чем-то неуловимым его московскую собеседницу. Делегаты принесли бумагу с требованием защитить от казни... Дворцовую площадь. Князь не поверил глазам и перечитал петицию. Не помогло. В бумаге действительно было именно то, что он прочел. Тогда он задал им вопрос о смысле их требований и был изумлен ответом: они действительно хотели, чтобы казнь была перенесена с Дворцовой площади, а лучше вообще из границ культурного центра города. Потрясенный этой логикой Димитри задал делегатам вопрос:
   - Я понял, на площади казнить нельзя. Где можно?
   Делегаты переглянулись. Кто-то, скривившись, выдавил из себя слово "Кресты". Остальные закивали.
   Князь пожал плечами:
   - Значит, там, - взял ручку и размашисто написал: "Удовлетворить". Поставил дату и подпись и подвинул прошение по столу от себя.
  
   Не успевшая вслед за старшими товарищами и учителями Марина встретила делегацию на выходе из Адмиралтейства. Все были живы, но ошарашены и как-то пристыжены. Лев Яковлевич держал в руках пластиковый файл с документом и молчал. Прямо на спасенной Дворцовой у ограждения колонны группа остановилась обсудить произошедшее. Уже бог весть сколько лет приличный человек и депутат городской думы, в незапамятные времена бывший неформалом по прозвищу Китаец, глядя на файл с документом, сказал:
   - Ну что - город мы спасли. К сожалению, не от смерти, но по крайней мере от продолжения посмертного позора. Безобразно мало, но сделать больше вряд ли было возможно.
   Вот так Санкт-Петербург и отметил сто вторую годовщину Февральской революции.
  
  
   Продолжение: 02 Чужие воды

Оценка: 3.91*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"