Димитри и Исиан сцепились в удивительно удачном месте набережной Исаниса, на том ее участке, что лучше всего просматривается и из Старого дворца, и из резиденции магистра Академии. Зрителей оказалось более чем достаточно. Афье да Юаль с Мариной Лейшиной, нервно держа друг друга за руки, молча наблюдали происходящее из окна дворца. Рядом с ними, опершись на подоконник, стоял советник императора Аизо да Кехан и недоуменно вглядывался в пейзаж. Император следил за развитием событий в соседнее окно того же зала. С противоположного конца набережной с точно таким же недоуменным удивлением смотрел в окно магистр Академии Аль Ас Саалан, а рядом с ним стояли досточтимая Хайшен и досточтимый Айдиш.
Это выглядело странно, как после единогласно сказали все зрители. А участники не сказали ничего - по одной на двоих причине. Обоим потом было стыдно: Димитри за свою вспышку, Исиану за публичную и невозможно пафосную сцену, которых он не терпел и старался избегать. Но драка при свидетелях с аристократом из ближнего круга императора была еще худшей перспективой и гарантированно хоронила планы Исиана не только на свободное общение с Полиной, а и вообще на пребывание по эту сторону звезд.
Началось все если не мирно, то по крайней мере благопристойно. Димитри шел в Старый дворец от досточтимого Эрве. Он не особенно любил пешие прогулки, но магистр Академии огорошил его новостью, после которой князю хотелось привести мысли и нервы в порядок, а поскольку времени до встреч в Старом дворце еще было достаточно, Димитри решил пройтись и посмотреть с набережной на гавань. А заодно подумать над очередным нелогичным решением Алисы, заявившей после всего случившегося, что хочет принести обеты Академии. При встрече с этой новостью удержать лицо князю помогла только придворная закалка, но чтобы прийти в себя перед встречей с государем, ему нужно было время, и Димитри решил проветрить голову. А навстречу ему с улицы Исаниса старые боги вынесли Исиана Асани. К досаде князя, вместо того, чтобы ограничиться кивком, сайх пошел с Димитри рядом, да еще и завязал разговор. Князь смирился, ответил на пожелание доброго дня и согласился с тем, что гавань прекрасна, затем повернул голову к собеседнику, надеясь распрощаться, и услышал:
- Хочу в августе быть в Аргентине, на чемпионате мира по танго.
- Отчего бы и не быть, если дела позволяют? - вежливо ответил Димитри.
- Думаю ехать не одному, - продолжил сайх.
- Если твоя компания согласна, почему нет? - согласился князь.
- Хочу пригласить Полину, - наконец завершил свои странные ритуалы Исиан.
Димитри медленно вдохнул свежий воздух, пахнущий водой, посмотрел на гавань, где пестрели цветные пятна парусов.
- А зачем ты говоришь это мне? - осведомился он с прохладцей.
- В конце концов, тебе предстоит решать, поедет она или нет. Поэтому я и спросил, - ответил Исиан, как о чем-то само собой разумеющемся.
Димитри скосил на сайха глаза и хмыкнул:
- Судьбы Алисы тебе не хватило? Теперь ты решил принять участие в жизни ее подруги?
Исиан, не прерывая шага, легко спросил:
- А что такого необычного случилось с Алисой, чего еще не произошло с ее подругой ко дню, когда твой вассал попросил меня не дать ее угробить?
- Они все же по-разному себя вели, и результаты их действий различны, - не согласился князь.
- Разница в воспитании, не больше, - отмел аргумент Исиан.
- Не в пользу Полины, уж если на то пошло, - бросил князь. - Ты очень странно оцениваешь: получается, что магесса, воспитанная тобой, справляется со своими задачами хуже своей смертной сверстницы.
- Это действительно так, Димитри, - вежливо улыбнулся сайх. - Полина справлялась лучше, и поэтому досталось ей от тебя даже больше, чем Алисе от меня. Только я свое поведение с Алисой дружеским не называл.
Терпение князя иссякло. Разворачиваясь к Исиану на полушаге, он еще подумал, что все его намерения, вероятно, совершенно ясны по лицу. Но это его больше не волновало. Мордобой, обычный портовый мордобой, ничуть не похожий на дуэль аристократов, был уже неотменяем. Привычки моря неистребимы: Димитри не замахнулся кулаком сайху в лицо, как сделал бы горожанин или гвардеец, а схватил соперника за рубашку, чтобы швырнуть наземь, как делают в гаванях империи, выясняя личные отношения. Этим он и предопределил весь ход событий на следующие две сотни ударов сердца.
Исиан уперся в плечо Димитри, и тот едва не потерял равновесие, а сайх, развернувшись вокруг оси, отошел на шаг. Князь, выровнявшись, сделал шаг к противнику, отводя руку в замахе, но был пойман за ладонь встречным симметричным движением. Исиан дернул его на себя, не смущаясь разницей в весе и росте. Мужчины столкнулись плечами и расступились. Сайх не отпустил руки князя, но тот не поддался на второй рывок, перенес вес и чуть не дернул Исиана на себя в ответ. Тот, отпустив руку Димитри, ушел все тем же поворотом через плечо и остановился в двух шагах. Князь шагнул за ним, замахнувшись сверху, но снова был пойман за руку, и его развернуло вокруг юркого и цепкого сайха. Освободив руку рывком, князь добрых три шага ловил инерцию, едва избежав столкновения с парапетом набережной. Димитри, поддавшись раздражению, шагнул вперед и толкнул сайха в плечо, но Исиан развернулся на месте, погасив инерцию, и снова оказался перед ним. Князь попытался смахнуть сайха с дороги - и оказался в сцепке, слишком похожей на объятие. Хуже того: под колено Димитри прилетела подножка-зацеп Исиана, и князь был вынужден переносить вес. Когда он попытался скопировать примененный против него трюк, этот скользкий сайхский лотай просто перешагнул его ногу. Или перепрыгнул, оперевшись на его же плечо. Димитри оставалось только развернуться вокруг своей оси одновременно с Исианом и попытать счастья снова. Он так и сделал, но вышло еще хуже: сайх блокировал его зацеп своим, и им обоим пришлось отступить на шаг, выполнив синхронный круговой мах ногой, чтобы освободиться. Отходя, Димитри поймал Исиана за запястье и дернул было вниз, предполагая бросок на плиты набережной, но, к своему удивлению, развернулся на месте и понял, что уже Исиан держит за запястье его самого. Отцепить от себя сайха стоило князю некоторого усилия и нескольких движений. Восстановив дистанцию, Димитри атаковал, целя кулаком противнику в пах, но Исиан сделал полшага назад, затем качнулся вперед и толкнул Димитри в грудь, причем так удачно, что более рослый и тяжелый князь пушинкой отлетел на пару шагов.
Пора было кончать этот балаган, и Димитри замахнулся сверху обеими руками, метясь в ключицы Исиана. Однако тот встретил руки князя хватом за запястья. Димитри рванулся вбок, надеясь лишить противника равновесия. Исиан волной сместил вес в противоположную сторону, но не отпустил его рук. Димитри сделал шаг влево и повторил маневр, но снова не преуспел. Развлекаясь так, они описали почти четверть круга, когда сайх, скрутив корпус, сделал ногой мах назад с поворотом. От этого князь потерял равновесие, споткнулся и чуть не полетел на плиты набережной. Удержав его от падения, Исиан разорвал контакт и отошел на три шага. Пока Димитри, растрепанный и злой, буравил его взглядом, сайх улыбнулся.
- Для новичка - выше любой похвалы, Димитри. Благодарю за доставленное удовольствие.
Князь, захлебываясь гневом, собрался послать сайха сперва по сааланским адресам, затем по русским, но услышал голос государя.
- Это и есть мужское танго, Димитри? Я впечатлен. Познакомь меня со своим... партнером по танцу.
Не дожидаясь ответа князя, император обернулся к магистру:
- Да, досточтимый Эрве, ты был абсолютно прав, это несовместимо с обетами Академии. Мы все только что в этом убедились. Но сколько эмоций! Я впечатлен.
Димитри обвел глазами собравшихся. Полина тоже была среди них. Только теперь ему бросилось в глаза очевидное: она и Исиан выглядели парой. Как давно они стали любовниками, заключили ли договор о дружбе или нет - все это было неважно: стоило взглянуть на них один раз, и воспринять их по отдельности будет уже трудно, почти невозможно. Посмотрев на одного, тотчас вспомнишь вторую, и наоборот. Димитри постарался успеть вставить слово, пока все не увидели этого так же ясно, как он сам.
- Государь, перед тобой Исиан Асани, отец моего личного вассала Макса Асани, которого ты видел во время судебной тяжбы с краем, - сказал князь, из последних сил сохраняя спокойствие.
После этой фразы он, извинившись, отошел к парапету и принялся расплетать волосы. То, что было аккуратно заплетенной косой всего каких-то триста ударов сердца назад, сейчас напоминало вынутый из воды куст водорослей. Краем сознания князь отметил, что Исиан ушел с набережной с досточтимым Эрве. Полину куда-то увел государь. Марина шагнула было к Димитри, но ее остановил герцог да Юаль. Она посмотрела на него, переступила с ноги на ногу, пожала плечами, оперлась на руку мужа и вместе с ним пошла по набережной обратно к Старому дворцу.
Димитри остался один. Он расплел косу, тряхнул головой и позволил ветру расчесать и распутать пряди. А сам занялся своими мыслями, не менее перепутавшимися. Самый чувствительный комок образовался вокруг Алисы. Ее внезапное желание принять монашество, заявленное перед самым советом по ее поводу, спутало князю все карты в графстве Гридах, где он присмотрел землю для девушки. Хуже того, своей заявкой она подарила досточтимому Эрве шикарные аргументы в пользу состоятельности Академии в ее нынешнем виде. Уж если в сааланский монастырь уходит магесса, получившая кольцо до принятия обетов, личная крестница императора, воспитанница собратьев по Искусству и жительница края, с которым мир устанавливался по суду, значит, не все так плохо с Академией. А ошибки достопочтенного Вейлина в Новом мире на поверку не настолько и страшны. Единственным условно хорошим моментом в этом со всех сторон неудобном решении оказался выбор монастыря. Алиса пожелала доверить свою судьбу замку Белых Магнолий - а значит, досточтимой Хайшен. Ее Димитри хотя бы считал умной женщиной. В остальном все сложилось очень плохо и совершенно непонятно. Князь упрекнул было Дейвина да Айгита в том, что тот проявил недостаточно внимания к Алисе, но граф с непроницаемым лицом попросил прощения и сказал, что сделал все, что мог, и большее при всем желании не представилось возможным. И с этим ушел заниматься делами края.
Обстановка в Петербурге выглядела для Димитри не лучше положения дел вокруг Алисы. При всей внешней прочности своего положения князь не ощущал уверенности. Да, его любили с каждым днем все больше, но это была не та любовь и не от тех людей. Те, чье расположение он хотел получить, опять замолчали и спрятались, не подавая о себе вестей. Марина, верный стойкий воин, мужественно сражалась за честь Димитри плечом к плечу с Афье да Юалем, не позволяя превратить его в следующего Гаранта, а сам он не мог сделать ничего или почти ничего. Люстрации были не его заботой. Единственное, в чем он ограничил процесс, - потребовал права выбора для служащих силовых ведомств края, попадающих в списки на люстрацию. Эти люди должны были иметь возможность тихо уйти за звезды, если не собирались подписаться под своей позицией и списками деяний. Марина, более чем недовольная этим решением, рассказывала страшные истории из прошлого страны, гражданином которой в край вернулся Исиан Асани, предрекала неприятности и пророчила беды. Если бы не Дейвин, Димитри пришлось бы туго. Только граф и смог ей объяснить чрезмерность ее опасений, причем так, что впечатлились даже безопасники: да Айгит всегда был книжником не меньше, чем воином. Он успел добыть какие-то старые записи и свидетельства и с час доказывал Марине при свидетелях, что ничего хуже, чем уже было в мае двадцать седьмого года, не произойдет, поскольку культурные нормы никто не отменял, и Озерный край не может сразу и вдруг повести себя, как Латинская Америка. И доказал - аргументированно, со ссылками на даты и источники.
Сразу после этого граф выступил миротворцем в споре Димитри и Марины снова, теперь уже развеивая беспокойство сюзерена по поводу сомнительной для него дружбы Полины Бауэр с Исианом Асани. Князю пришлось согласиться и с этим, хотя история с Алисой саднила, как полузажившая царапина от морской воды, и признать за сайхом успех в том, что должен был сделать сам Димитри, было тяжело. Девушка даже не вышла на парапет набережной, к выясняющим отношения мужчинам, каждый из которых брал на себя ответственность за нее когда-то. Хотя отчасти причиной была и она тоже. Но на самом деле стычка началась не из-за нее и даже не из-за Полины Бауэр. На плитах набережной столкнулись два раненых достоинства - сайхского принца и сааланского князя. И Димитри было больнее. Прошедшая осень принесла ему много тяжелых осознаний, среди которых было и то, что на Дейвина свалилась самая грязная часть работы, что не могло не сказаться на отношении вассала к сюзерену. Нет, граф по-прежнему был верен, исполнял приказы, обязательства и обещания до буквы и с избытком, но Димитри видел, что вассал изменился и к нему, и к службе и завел свою собственную жизнь, похожую на ту, что была у самого князя на Кэл-Алар, хоть и не имеющую отношения к морю. И вернуть Асану тоже было не в силах Димитри, как бы он этого ни хотел. Их пути разошлись окончательно, и не он теперь был главным мужчиной в ее жизни. Хорошо хоть расстались по-доброму, и ее муж не ревнует к князю свое сокровище. Да и причин ревновать у Ника нет: он - не маг, не властелин и не владетель - сделал для избранницы больше, чем смог сам Димитри. И значил он для нее, конечно, тоже больше, как бы ни было неприятно князю признавать это.
А самым большим укором для него стала судьба Полины, и вот с ней он вообще не знал, что делать. Она, смертная, оказалась игрушкой в распрях магов. И хотя ее честь и имя были почти в безопасности, цена, заплаченная ею, оказалась непомерной и для нее самой, и для тех, кто ее в это впутал. И если с Алисой все было относительно ясно - маги между собой всегда разберутся, времени у них довольно, - то по отношению к Полине, кажется, промашку совершил каждый хотя бы по разу. Инициатора репрессий в край прислал Эрве. Димитри, спасая положение империи в крае, решил громкое дело частным образом, и от этого заварилась каша, которую расхлебывали полтора имперских года. Алиса в этой истории была, конечно, тоже хороша: "мне нужна эта жизнь, я кроме нее ни от кого ничего хорошего не видела" - как будто речь идет о сайни, а не о старшей подруге. Не добавил своей монеты в общий кошелек только Дейвин. И надо же было, чтобы именно Исиан, превративший Алису, свою воспитанницу и подругу своего сына, почти в животное и едва не убивший ее, вызвал у Полины интерес к жизни...
Все с ней не так. Вообще все. Она дала ему клятву дружбы и честно выполнила, как выполняла бы вассальный договор, но душа ее была с кем угодно, кроме него. Ему, впрочем, хватило и тех даров, что он выпросил себе, еле понимая, что делает. Но остальные, даже случайные в ее жизни люди, получили от нее не меньше. Она подарила Дейвину идею книги, которую он после окончания суда успешно писал, радуя монахов Исюрмера своими регулярными докладами и беся досточтимого Вейлина последовательными и аргументированными разносами всех его теорий относительно Нового мира. Она провела Короткую ночь в доме Вейена да Шайни и пополнила коллекцию историй клана, которую теперь младшая внучка маркиза записывает для библиотеки государя. Она научила сайни танцевать. Подарила его парням, держащим пути от устья Рии до Ддайг, гимн, который успел разойтись по всем кораблям, несущим флаг Кэл-Алар. Про семью да Юн и говорить нечего: энергия Онтры наконец получила достойные цели, и Айриль стал равным с матерью членом семьи, успешным торговцем и удачливым руководителем. Все это Полина сделала второпях, между его очередной "дружеской просьбой" и очередной выходкой Алисы, или с больничной койки в полуобмороке, или в рамках навязанной ей светской жизни после очередной серии допросов. И все это делалось по меньшей мере наполовину для того, чтобы прикрыть спину лично ему, уж раз он попросил ее дружбы.
Что он дал ей взамен? Ну если отодвинуть намерения и посчитать реальные итоги? Бесчестье, недуг, несвободу и жизнь вне дома. И правильно она его бросила. И Эльвира правильно уехала, нечего ей было от него ждать. И Инга совершенно правильно молча ушла, на него нет никакого смысла надеяться, если все женщины, которые ему доверялись, в итоге умирали. Все женщины, бросившие его, были правы.
Только после этой мысли он наконец огляделся - и увидел, что Хайшен все это время сидела на парапете набережной, не подавая знаков присутствия.
- Ты выровнял дыхание, пресветлый князь, - сказала она, встретив его взгляд. - Хочешь мой гребень, или ты уже справился?
- Смотря с чем, Хайшен, - с некоторым усилием улыбнулся князь. - Если ты о моих волосах, то все в порядке.
- А что не в порядке? - немедленно спросила досточтимая.
Димитри ненадолго задумался, глядя на залив.
- Знаешь, Хайшен... не в порядке всего одно - и поэтому ничто не приносит удовлетворения.
- Что же это, пресветлый князь? - услышал он голос досточтимой.
И ответил:
- Под моими ногами уже семь лет только земля, земля и земля.
Пока князь не произнес это, он и представить себе не мог, что разлука с морем - самая большая боль этих семи лет. Что, как всегда и бывает на конфиденции, они уже говорят о главных чувствах и главных сложностях его жизни.
- А что должно быть? - спросила досточтимая.
- Доски, Хайшен, - вздохнул он. - А под ними - вода и все, кто ее населяют. И это никак не люди суши с их сплетнями, склоками и странными надеждами невесть на что.
- Тоскуешь по морю?
- По привычной жизни. Последние семь лет у меня все наоборот: не я ухожу в поход, а меня ждут на берегу, а мои женщины уходят в свои походы, а я жду каждую из них. Того и гляди Фанд тоже встанет к кормилу, а я окончательно погрязну в бумагах и сплетнях.
- Тебе неприятно думать о таком будущем, Димитри?
- Оно не мое, Хайшен. Так не должно было быть. Не в моей жизни. Не со мной. А все Озерный край, забери старые боги Вейена да Шайни... Ах да, они уже его забрали.
- Озерный край? Ведь там любят тебя, ты добился этого.
- И правда, Хайшен, - вздохнул князь. - Любят.
Теперь его действительно любили все. "Простые люди" не чаяли души в наместнике. Заполошные мамаши безвольных отпрысков, не способных даже к самому простому труду, те самые мамаши, клявшие молодежь из боевого крыла Сопротивления и их родителей, были готовы поддержать каждое его решение и, казалось, лучше него знали, почему он распорядился так или иначе. Их бестолковые чада, сравнимые по активности разве что с морскими мусорщиками, но проигрывающие ящерам в полезности, точно знали, что все действия князя в крае направлены на их личное благо если не прямо, то опосредованно. Завсегдатаи социальных сетей и форумов, собирающих самые грязные слухи, злоязыкие сплетники края, поливавшие помоями Полину и славшие проклятия в адрес Алисы, трепали своими языками их имена и судьбы из любви к нему. Их московские друзья и коллеги, месяцами ждущие визы в край и безропотно принимающие отказ за отказом, не переставали восхищаться его мудрой и справедливой политикой. К ним присоединялись терпящие убытки хозяева предприятий, снабжающих спецраспределители, побежденные свободной торговлей и приходящие в упадок. Их приятели, отхватившие плетей за постыдные и противозаконные развлечения, горячо поддерживали закон и нравственность, насажденные им. Горе-матери, продававшие тело и свободу своих дочерей и наказанные за это, вслух восхищались его заботой о будущем молодого поколения. Даже уволенные сотрудники пресс-службы администрации империи любили его - за порядочность и строгость в вопросах чести. От этой всеобщей любви князь маялся горьким привкусом на корне языка, не смываемым ни водой, ни вином. И он совершенно, абсолютно не представлял себе, что делать с такой любовью и с таким собой.
В Исюрмер я съездила в начале августа. По итогам почти впустую. Принесение обетов мне отсрочили на месяц, да не наш, а сааланский, сорок пять суток по нашему счету. И отправили в край, думать про жизнь. Подумать и правда было над чем. Край из-за выборов неслабо колбасило, а поскольку за проплатами и накрутками голосов графы и бароны следили очень всерьез, все было на удивление по-честному. И результат был в общем предсказуемым: три кандидата шли четко вровень, им на пятки наступали еще двое, тех догоняли четверо, и отсеиваться никто не собирался. Делать лишний тур было некогда и не на что, и Димитри внес свое последнее предложение в качестве законодательной власти края. Он предложил создать совет по имперскому типу и вручить ему всю законодательную власть, а себя, наместника, назначить главой власти исполнительной. А заодно и инстанцией, гарантирующей приоритетность решений совета во внутренней политике края. И, чтобы два раза не затеваться, выбрать заодно и представителей от края в совет империи. Он сам пригласил наблюдателей от ЕС, ОБСЕ, ООН и еще трех или четырех организаций подобного уровня, никто уже не вдавался в детали: пригорело у всех. Не было ни одного комментатора, ни одного политика, ни одного аналитика, кто бы не проорался по этому поводу. Громче всех кукарекали, признаваясь в любви к князю и требуя признания его заслуг, "потекшие" и "обточенные" - вся шушера, которую достопочтенный Вейлин собрал под свое крыло, а потом бросил, вернувшись за звезды. Но хором с ними выли и профессиональные жертвы из тех, кому от чего ни страдать, лишь бы компенсацию требовать. Эти особенно обижались на то, что после объявления результатов выборов натянуть на Димитри роль диктатора было нереально, хоть тресни. На момент окончания выборов администрация империи переставала быть оккупационной, с какой стороны ни глянь. Вообще-то, хватило бы и того, что Димитри с благословения императора свел содержание функций наместника к аналогу должности генерал-губернатора британских доминионов, а главу законодательной власти не только сделал выборным из местных, но и ограничил в возможности прямого законотворчества. Следующий его шаг был, по факту, контрольным в голову общественному мнению: видя всю муть, поднимающуюся вокруг президентских выборов, он предложил кандидатам, набравшим необходимое число подписей для регистрации, войти в совет края, который и становился законодательным органом. В дальнейшем выборы в этот совет предполагались, но с какими-то совсем минимальными фильтрами.
Мир ахнул и замер. Звучно, на все новостные ленты, икнула Британия. Вежливо откашлялась Германия. Израиль попытался рассказать, что это все может значить, но бросил затею на середине рассуждения. В общем, эффект был более чем достаточный. Но князь пошел до конца и настоял еще и на выборе представителей от края в совет империи. Гостиница пресс-корпуса чуть не треснула от прибывших следить и освещать, но всем было уже не до них. А Марина Викторовна вообще попала как кур в ощип: если от президентской гонки, плавно перекрашенной в сенаторскую, она еще умудрилась отплеваться, отчасти по причине своего скоропалительного брака, то перспектива представлять край в империи светила ей без вопросов. Назвать территорию после этого всего оккупированной было нереально по-любому. Можно было бы говорить об аннексии, но империя расплатилась с Федераций публично, прозрачно и без отсрочек еще в четырнадцатом году.
После объявления реформы власти и даты выборов появилось то, что Эгерт потом назвал окном хаоса: с проведением выборов исчезали формальные причины для санкций и торгового эмбарго. А это не было выгодно заинтересованным в изоляции края политическим силам мира. В довершение всего, официально отказавшись от полномочий главы законодательной власти, наместник потерял возможность принимать часть важных решений, и все законодательные и законоприменительные вопросы повисли до окончания выборов. И начались провокации.
Для начала, не размениваясь на мелочи, натовцы "нечаянно" выстрелили в патрульного кита. Потом шведы попытались досмотреть корабль края в наших территориальных водах, убеждая, что эта территория нейтральна. Дальше набралось полведра и горсть всякого, от попытки вытащить на свет ту историю с транспортировкой оружия через границу в нашем с Агнис исполнении и до задержания в Торфяновке на трое суток графа Псковского якобы с контрабандой. Потом Димитри это достало, и он распорядился ответить адекватно. И начали развлекаться уже саалан. Нет, они даже извинялись после каждого случая, но извинения почему-то чем дальше, тем больше смахивали на издевательства, особенно в сочетании с тем, за что приходилось извиняться.
Начали с ерунды. Танковую колонну НАТО, следовавшую по территории Эстонии близ границ края - наверное, в рамках учений - блокировали на несколько часов вместе со всем движением на шоссе. Просто чтобы посмотреть, добьет ли заклятие. Добило. Потом маги графа Псковского очень сокрушались, приносили извинения и даже официально отправили в часть партию сааланских десертных цветов в синем меду, типа к чаю. Эсминцу, по тем же причинам проболтавшемуся три дня в нескольких милях от острова Родшер с заглохшими машинами и без связи, очень сочувствовали, но даже пытаться чем-то помочь не стали, поскольку тащить эту здоровую дуру парусниками к берегу было нереально. Нашли возможность только доставить на борт воду и провизию, что и сделали сразу же. Самолет ВВС Норвегии, "случайно" попавший в воздушное пространство края, благополучно упал в лесной массив с понятными последствиями, а летчиков маги принудительно выдернули порталом живых и целых - правда, в одном белье - и, едва не сдувая пылинки, вернули по принадлежности с извинениями за то, что самолет спасти не было возможности: он неудачно столкнулся с... в общем, неважно, "это имперские технологии, вы не поймете". Потом направили ноту с извинениями за порчу крылатой ракеты, летевшей по своим делам над территорией края, сбитой имперскими технологиями и безнадежно пострадавшей до полной небоеспособности, хоть и оставшейся внешне целой. И приложили к ноте фотографии испорченной, но целой ракеты. А потом вошли во вкус. Когда североморцы пожаловались на глушилку, из-за которой начались проблемы со связью около Шпицбергена, герцог Мурманский приехал в Приозерск к достопочтенному и подал ему прошение на имя магистра Академии о представлении своей новой работы в крае. Эрве примчался, как на халявную пьянку, - и вместе с герцогом в присутствии, а потом и в компании комиссии из трех князей и пяти досточтимых развлекался четыре дня, заплетая в кружево нити, летящие над морем. Не то чтобы герцог Мурманский совсем не знал, что именно он завивает в шнурочки и завязывает в узлы, но земными методами доказать причастность сааланских магов к смещению радиочастот было нереально, а морские силы НАТО вместо распоряжений командования девяносто семь часов слушали то новости, то джаз. Отличный, кстати, джаз в подборках очень милой финской радиостанции. Я и сама, бывало, ее слушала, приезжая в Хельсинки. А чуть позже, в один прекрасный день пространство края вдруг исчезло со всех радаров. Их даже не засыпало снегом помех, просто любая граница края перестала пропускать волны всех диапазонов, используемых в радиолокации. При этом радиосвязь работала без помех. Поднятые по тревоге самолеты дальнего радиолокационного дозора рапортовали о ровно такой же картине: край есть, связь есть, радары и лидары слепы. Памятуя о прошлых инцидентах, залетать в воздушное пространство края самолеты не рискнули. Эффект висел примерно половину суток. Этого хватило, чтобы слетело с постов руководство радиолокационных разведок, был расформирован ряд научных групп и уехало с инфарктом несколько аналитиков. Руководство края ситуацию прокомментировало уклончиво.
Потом какие-то террористы, явно не эмерговские и уж тем более не Сопротивление, попытались взорвать скорый "Аллегро" по той же схеме, которую использовали для "Невских экспрессов" еще до присоединения края, в конце нулевых - кажется, в две седьмом и две девятом году. Как маги герцога Зеленогорского ухитрились поймать поезд, летящий под откос на такой скорости, и чего им это стоило, знали потом только Димитри, Дейвин да комиссия из Исюрмера, а вот следы взрывчатки на рельсах были обнаружены по горячим следам сразу, о чем пресс-центр МВД края и сообщил в те же сутки. Эмергову было попытались предъявить за этот случай, но он тут же в эфире честно проговорился, что его архаровцы в это время ловили колонну с грузом для Айриля да Юна, предположительно следующую по их территории таким интересным маршрутом, что свободных сил еще и на шалости в крае у москвичей просто не было. Колонну, кстати, не поймали: сложно найти черную и очень вежливую кошку в темной комнате, особенно если ее там действительно нет. Мелкие дроны, сбитые чайками под контролем мелкомагов и недомагов, тоже тщательно сохраняли и возвращали по принадлежности, если кому-то хватало глупости и наглости заявить на них права. Каждый инцидент вызывал вой и лай в прессе с обеих сторон - а подготовка к выборам шла и шла себе. И дошла.
Выборы в сенат края мне предстояло освещать уже монахиней. Без году неделя, правда, но все равно. Нюансы с подписью Хайшен обещала уладить: вообще, фамилии мне после обетов не полагалось, но как журналист я должна была ее иметь. Разруливать эту накладку мог только магистр Академии, а задачей Хайшен было спрашивать его обо мне и моем деле до тех пор, пока он не даст ответ. Я со своей стороны продумывала ходы и решения, позволяющие выпустить материал вообще без связи со мной. И собирала фактаж.
Хайшен появилась в крае за десять дней до выборов, но, как выяснилось, не только затем, чтобы забрать меня с собой. Она приехала раньше, чтобы засвидетельствовать наречение имени Сержанту. Уже расформированное подразделение собралось опять ради него, и он с самого вчера раздаривал личные мелочи: часть насовсем, часть должна была вернуться к нему в виде даров на наречение имени, - и заодно искал героя, который принесет на церемонию фляжку чего-то крепкого, а то купание в реках перешейка в начале сентября - то еще удовольствие и вообще занятие для здоровых и сильных мужиков. С другой стороны, хорошо еще, что не дотянули до октября, это был бы реально треш. Я ему так и сказала, а он только фыркнул в ответ:
- Треш, как ты выразилась, был бы, случись мне нарекаться на родине. Горный ручей, где скульт и ящеров не бывает, по-любому холоднее, а еще он быстрее. Эту-то воду чего не перейти.
Я кивнула, пожелала ему доброй ночи и порадовалась про себя, что обеты Академии принимают на площади перед храмом и всех сложностей - постоять минут пять, ну максимум десять, на камнях босиком и в белье, что для мага вообще не проблема в любое время года, даже если белье наше. А уж сааланское-то, штаны до колена и рубашка до середины бедра, вообще не белье, а полноценная защита от любых погодных условий. По сравнению с перспективой форсировать голышом речку в сентябре - вообще курорт.
Следующий день был какой-то мутный и длинный. Сперва Хайшен задержала выезд на место до полудня, чтобы вода успела прогреться, хотя толку с того, как ей все сказали хором, не было ни грамма. Потом Серг, Исоль и Лаир копались с костром, а Сержант стоял, как врытый, и смотрел то на них, то на огонь за рекой, где его ждала Хайшен и мы. Наконец Нуаль призвал огонь на наши полешки, и Сержант принялся раздеваться, зачем-то аккуратно складывая одежду перед тем, как положить ее в пламя. И когда он остался в трусах, появилась Асана. Что-то она сказала ему такое, от чего он даже улыбнулся и стал шевелиться живее, и в реке оказался через считаные секунды. Тихую он перешел, не оступившись ни разу, но вышел все равно дрожа. Хайшен назвала его заранее выбранным именем, Дена вручил стопку белья, одежду и полотенце, собранные нами втайне от Сержанта в гипере в Лаппеенранте в последнюю поездку, а Инис подала те самые летние берцы, которые он же и сдал в каптерку месяц назад - не новые, но вполне годные и, что важно, приношенные по ноге. Одетый Сержант ничем не отличался от среднего эстонца или шведа: здоровый плечистый мужик с невнятной короткой стрижкой без претензий в зеленых тактических штанах, коричневой футболке и серо-зеленой флиске поверх. Дождавшись, пока Хайшен отвернется, я сунула ему флягу с вискарем - маленькую, на сто грамм, в его ладони ее вообще видно не было, но досточтимая все равно нас спалила и строго на меня глянула.
Выговор потом был даже не особенно сильный. Это-то меня и напрягло. Во дворе резиденции, прямо под окном апартаментов досточтимой, громко праздновали наречение имени и сговор новонареченного Горхо и Магды, а я стояла перед Хайшен по привычке навытяжку и ждала вопросов, на которые так и не научилась отвечать, и вдруг она высказалась:
- По ту сторону звезд ты бы полный пятерик дней стояла на одной ноге, размышляя о своем поведении, и это тебе следует помнить, нарушая правила, а у меня нет сомнений, что это повторится еще не раз. Но мы здесь, и твоя судьба тоже здесь, хоть ты и станешь инокиней Белых Магнолий...
- Я вот как раз хотела спросить, - вклинилась я в ее рассуждение, - как сочетается работа журналиста с обетами.
Хайшен недоуменно приподняла брови:
- Что тебя смутило?
- Ну все-таки профессия светская, - я пожала плечами, не зная, как объяснить.
Досточтимая только улыбнулась.
- Профессия имеет множество разных граней, даже у православной церкви края есть свои издания. Но в этом ты будешь совершенно свободна, не считая, конечно, обычных ограничений для человека Пути. Твои задачи будут заключаться в другом.
- А в чем? - удержаться от вопроса было нереально, ну я и не стала.
- Узнаешь в монастыре, - обнадежила меня Хайшен. - Иди собирайся.
К выборам в город вернулись все разъехавшиеся на лето и ушедшие за звезды по делам или на отдых. Полина с Исианом и приемной дочкой, проведя неделю в Ла-Плате, переместились в Буэнос-Айрес и уделили все возможное внимание мундиалю по танго. Даже несколько раз сходили на милонгу втроем. А потом еще немного отдохнули у Исиана в квартире и отправились назад в край. На Айриля виза тоже имелась, но наследство Полины оказалось довольно требовательным, и он не смог оставить дела.
Девочка была весь месяц идеальным ребенком - не капризным, в меру послушным и в меру общительным. Сложных моментов было всего два. Первый случился, когда Поля настояла, чтобы ее взяли с собой на милонгу. Полина уговаривала, объясняла, просила - все было напрасно. И тогда Исиан задал короткий вопрос:
- Скажи, что тебя беспокоит? Она может увидеть что-то новое для себя? Более жестокое, чем уже видела?
- Ты намерен объяснять это организаторам? - хмыкнула Полина.
- Им достаточно будет знать, что она с матерью, - обнадежил Исиан.
И действительно, все обошлось. К ребенку отнеслись дружелюбно и спокойно, девочка никому не мешала, а когда ее в шутку попытались пригласить потанцевать, с помощью Исиана ответила:
- Я еще слишком мала для этого. Не в этом году. Может быть, потом.
Вторым сложным моментом стало происшествие на рынке. Деточка, выпросив себе свежий клубень имбиря и горсть стручков халапеньо, пошла дальше, с наслаждением кусая с двух рук по очереди. Полину чуть не сгрызли там же, объясняя ей, что она не мать, а ехидна, и сейчас убьет ребенка своим попустительством. Выручал их снова Исиан. Он подозвал девочку, на глазах у торговки поднял ей волосы, обнажив острое, вытянутое вверх ухо, потом попросил: "Улыбнись тете", - и маленькая ддайг послушно продемонстрировала полный рот мелких не вполне человеческих зубов с увеличенными, чуть сплющенными клыками, способными в одно движение раскусить плотную кожистую оболочку плодов, составляющих основу рациона ддайг. Бедная женщина, увидев это, едва не обмерла, и тогда Исиан внятно сказал, что с ним гостьи из Озерного края, и если одна человек, то вторая, как видите, нет. И не стоит беспокойства, ни имбирь, ни халапеньо не принесут девочке вреда. После этого Поле насовали полные руки разных перцев и других пряностей и затискали ее чуть не до головокружения.
В общем, поездка, занявшая месяц с небольшим, оставила по себе в основном очень приятные впечатления, о которых Полина рассказала подруге очень позитивно. Минут за десять. По комму. Под конец сообщила одной фразой, что записала Полю на экстернат за начальную школу - и опять закрылась в своей раковине. Марина вздохнула, задумчиво посмотрела в погасший экран - и снова погрузилась в дела. До даты выборов оставалось двенадцать дней, все остальное могло подождать.
Досточтимая Хайшен нашла князя в Адмиралтействе, в кабинете, за сводками какой-то статистики по предстоящим выборам.
- Здравствуй, Хайшен! - он быстро отложил листы, встал и сделал несколько шагов ей навстречу. - Как ты?
- Вполне благополучна, - улыбнулась досточтимая. - Так мило было спросить об этом, Димитри.
Князь еле заметно пожал плечами, легко произнес:
- Я беспокоился... - и тут же поменял тему.
Проводив досточтимую к креслам, он спросил:
- Ты за Алисой? Она так и не передумала?
- Нет, - качнула головой Хайшен. - Удивительно тверда в решении. Тем более удивительно, что полностью его осознает.
- Что ты приготовила для нее?
Хайшен видела, что смириться с решением девушки князю сложно, но он ясно дал понять, что не хочет обсуждать свое отношение к случившемуся.
- Не я, - ответила она. - Совещались полный пятерик дней, только в последний вечер вынесли решение. Ее место здесь. Дав обеты, она вернется в край и присоединится к другим братьям и сестрам-хранителям.
- Хранителям? - удивился Димитри.
- Ты удивлен? - Хайшен приподняла брови. - Чем же?
Князь задумчиво улыбнулся:
- Не представляю ее воином. Все понимаю, все про нее помню - и не могу, не сходится образ.
- Но она больше никем и не умеет быть, - тихо возразила досточтимая. - Ей нужна дисциплина, товарищи по оружию рядом и приказ, который нужно выполнять, только тогда она понимает, кто она, где находится и зачем живет.
Димитри вздохнул.
- Ты права, как всегда. Но это все же очень грустно.
- Это ее жизнь, пресветлый князь, - напомнила Хайшен. - Не твоя и не моя. Значит и выбирать следует то, что будет лучше ей, а не то, что нам о ней кажется.
Димитри, насторожившись серьезностью тона досточтимой, поднял взгляд от ковра на полу и посмотрел ей в лицо.
- Слушаю тебя.
Хайшен коротко глянула на свои руки, удивив этим князя, и сказала:
- Это о Полине. Но не только о ней.
- Тем более слушаю, - Димитри уже был предельно серьезен и внимателен.
- Это случилось, когда я была в Исюрмере. После того, как я... после того, как в меня выстрелили. Не прерывай меня, Димитри, мне и так непросто.
- Не буду, Хайшен. Расскажи. Кажется, ты собираешься открыть важное для меня.
- Когда это случилось, я... я чувствовала себя странно. Как будто, знаешь, стояла в Источнике и видела со стороны себя самое и весь мир одновременно. И тела не чувствовала, точно так же, как в Потоке. Попыталась выйти, но выходить оказалось некуда. И я пошла вперед. Сначала вообще не понимала, где я и куда иду, вокруг был туман, какой бывает, когда на Исанис садится туча. И я в нем шла. Потом увидела песок под ногами, и стало легче, но все еще было сложно. Когда я поняла, что иду по траве Нового мира, а не по нашим травам, мне все стало понятно, и я пошла очень быстро. И пришла.
- Дай-ка я догадаюсь, Хайшен, - задумчиво произнес князь. - Ты пришла туда, где была Полина, когда болела?
- Именно так, Димитри. Я пришла точно туда.
- И что было там с тобой?
- Я снова встретила хозяйку сада.
- Сада, Хайшен? - переспросил удивленный князь.
- В прошлый раз тебе было не до моих рассказов, Димитри, но если ты помнишь остров-сад в огненном портале, к которому ушел корабль погибших магов три осени назад, то я оказалась именно в нем.
- Вот как...
- Именно так, князь. Эта женщина, хозяйка сада, здешнее забытое божество, она узнала меня. И вспомнила, при каких обстоятельствах мы виделись. Ты был занят тогда, и я не стала тебе говорить, да и сама не знала всех возможных последствий, но в прошлую встречу я выпросила у нее яблоко, предназначенное Полине. И съела прямо при ней. Теперь, когда все позади, я думаю, что это яблоко и пуля, прилетевшая в мой затылок, как-то связаны. И кстати, хозяйка сада велела мне попросить тебя передать Полине, что яблока для нее так и нет. Зато есть гранат. Ты знаешь, что такое гранат?
Судя по лицу князя, ему было не по себе от этой беседы, но отвечая, он был приветлив и галантен.
- Видел и даже пробовал. Это десертный плод. У него плотная красная кожура, внутри между тонких белых перегородок, похожих на рыбий пергамент, много мелких зерен в сочной оболочке. Зерна белые, оболочки и сок алые. Насколько я знаю твои предпочтения, тебе вряд ли понравится: сладости в нем в меру, а вот вяжущий вкус очень заметен. Но возможно, мне попался недостаточно зрелый... Хорошо, я передам ей. Будет повод зайти спросить, как она.
- Вот и славно, - улыбнулась настоятельница, вставая. - Я забираю Алису, верну через пятерик дней уже монахиней Магнолий.
Проводив досточтимую, Димитри решил нанести подруге неофициальный визит, пока дела позволяют, и направился к ней через зал Троп. Попал, однако, в гости к маркизу да Юну. Но не смутился, а решил посетить Полину вместе с ним. И очень правильно сделал, поскольку, встретив там Исиана Асани, не порадовался, а проявить свою неприязнь открыто не мог по вполне понятным причинам. Исиан, впрочем, сам все понял и, едва поприветствовав князя, вышел из гостиной, аккуратно прикрыл дверь с другой стороны и ушел в кабинет. А Димитри остался общаться.
Он рассчитывал на разговор с Полиной, но вышло иначе. Его развлекала Поля-младшая, причем очень успешно. Это был настоящий светский разговор юной дамы со своим покровителем. Девочка рассказала князю и о музее динозавров в Ла-Плате, где она была с приемной матерью и Исианом, и о курьезном разговоре после посещения музея. На выходе из музея она заявила Полине, что догадывалась о существовании драконов в этом мире, но предположила, что они все этот мир покинули или умерли. И узнала, что драконы, оказывается, стали птицами, и именно их яйца она получила на завтрак перед экскурсией. Остаток того дня прошел очень увлекательно: две Полины заняли кухню и принялись анатомировать курицу, принесенную с рынка. Все подробности процесса князь и узнал, сидя в гостиной Полины. Потом детка перешла к другим, не менее важным темам: о милонге, которую она напросилась посмотреть, о кухне страны и - к случаю - о происшествии на рынке с ее участием. Димитри слушал, получал удовольствие от четкой и богатой речи девочки, время от времени еле заметно кривился, когда она вставляла испанские слова, и понимал, что пора бы обсудить судьбу подруги с Мариной Лейшиной и с досточтимым Айдишем. Но не сейчас. После выборов.
"Последним рыцарям" на выборы было положить. И покласть. И все остальное, чем положено демонстрировать безразличие в степени пренебрежения. Или в обратном порядке. В "Пентагоне" в "день тишины" началась пьянка, посвященная итогам прошедшего лета. А накидаться было с чего. Под самостоятельно привезенный через границу контрабандный односолодовый народ осознавал простой и страшный факт: клуб замазан выше маковки. Торговля оружием, наркотиками и конфликты с администрацией, а значит, участие в противоправной деятельности и противодействие действующей власти были только кокетливой снежной шапочкой на вершине айсберга. Ниже было круче и крепче. На Перца уже выходили какие-то люди из Мексики с пожеланием "угощения из-за звезд". В почте лежали недельной давности письма из Дублина и французского Бреста с одинаковым вопросом об открытии филиала клуба и запросом о возможности визита. И ирландцы, и французы уже появлялись в крае и выглядели так, что даже Валькирычев Кай по сравнению с ними был воплощением здравомыслия, благонамеренности и хорошего воспитания. Европейским гостям устроили впечатляющую пьянку с бывшими командирами городских отрядов самообороны, объяснив, - не без труда, - что вот эти люди и были боевым крылом, пока оборотни не вошли в город, и да, метро от фауны чистили тоже они. Гости уехали переваривать впечатления, и вопрос удалось отложить хотя бы на какое-то время. Мексиканцев просто поставили в известность о том, чего именно они захотели. Не то чтобы это было особенно сложно: в бывшем госпитале ветеранов на правом берегу работали две досточтимые, переведенные с Ддайг, они и рассказали визитерам о действиях и побочных эффектах ддайгских трав. Узнав, что бодяжить такое, конечно, можно, но эффект с того не ослабеет, а только изменится и обрастет новыми подробностями, гости призадумались. Досточтимая, так же спокойно глядя в смуглое лицо старшего из прибывших своими темно-золотыми глазами, добавила, что в отличие от местных смешных средств, ддайгские препараты меняют характер навсегда, а не на время. И не накладывают свою маску, по которой можно легко определить, что и сколько раз использовал этот конкретный пациент, а просто делают другую личность. Которой ничего не стоит сменить имя, предпочтения, обучиться другой профессии, поменять родителей, завести другую семью - и никогда не вспомнить о прежней жизни. После чего мексиканцы вежливо признали, что поторопились с предложением и неверно оценили рынок, а перспективы вообще видели не так, как после разговора. И тоже отбыли. Вероятно, думать о будущем. Сразу после этого Асана да Сиалан, - не без причин полагая, что в клубе ее лицу не слишком-то будут рады, - прислала посредника с вопросами о реализации крупных листов кожи рептилий и закупке хороших фотосессий с реально красивыми моделями обоих полов. Валькирыч после разговора с посредником, по-саалански смазливым мужиком в возрасте около тридцати, как и все их маги, замахнул двести белой полугорькой и долго сидел, глядя через оконное стекло куда-то в город. А там шла вполне земная предвыборная кампания и имперские гвардейские патрули.
На вечернем чае обстановка мрачнела с каждым днем. В некий момент в чае начал появляться коньяк, скоро сравнявшийся объемом с чаем, а потом занявший в кружках господствующее положение. Развитие событий имело естественный предел - и он наступил, когда чая в коньяк долить забыли. На третий такой вечер Валентин, покосившись на стол в лофте, объявил клубу: "С завтрашнего дня и впредь пьем строго по графику, пока не завалили нахрен все, ответственным за график будет... - и, обведя присутствующих тяжелым взглядом, выбрал, - будешь ты, Глюк". В ответ на едкую реплику из угла в ключе "не продешеви на изменениях", он добавил: "В строю должно быть не менее трети клуба, за исключением выходного дня".
Очередной пьяный вечер пришелся как раз на "день тишины". Его и совместили с подведением итогов. В результате совмещения выпивки на среднего участника пришлось совсем по чуть-чуть - не больше стакана. Хватило как раз для того, чтобы осознать всю красоту расклада и всю неловкость собственного положения. Примерно к середине "списка кораблей" Перец с Белым сложились домиком и обменялись несколькими репликами, после чего отозвали Валентина на двор покурить. А вернувшись через пять минут, Валентин объявил:
- Друзья, с перечислениями можно заканчивать, и так все ясно. Выходов у нас три. Два сомнительных и один странный. Мы можем распустить клуб на радость всем этим шавкам, можем начать публично открещиваться от всей их брехни, провоцируя их продолжать, а можем даже не забить, а показать им то, чем они нас пытаются выставить. Выставить они нас пытаются ублюдками без чести и совести, которые почему-то согласны убирать за ними навоз задешево и поставлять им то, добывать что самостоятельно у них кишка тонка. И с этими предложениями они к нам будут идти все равно. Давайте подумаем, что из наших интересов и предпочтений может хотя бы внешне сойти за эти ожидания. И что из этих ожиданий нам эстетически не противно.
Дальше было скучно, трезво и долго: делили направления развития, а в полночь пришел еще и Айриль и поучаствовал, добавив пару идей и несколько забытых обстоятельств - словом, тоже вложился. А к открытию избирательных участков даже тем, кому можно было пить по составленному графику, пить уже не очень-то и хотелось: "Ключик" не то чтобы постановил выходить из сумрака, он этот сумрак планировал собою занять. Целиком. График пьянок пригодился снова примерно через месяц, когда до клуба начало доходить, чем стал портал и вся инфраструктура вокруг него. Получалось, что то, что раньше было политикой, стало бизнесом, и, на взгляд "Рыцарей", очень крупным. Доволен этим был только Айриль. Причем не просто доволен. Он, просмотрев план развития, с усмешкой заметил, что, кажется, свою родную мать он имеет все шансы перерасти в ближайшие годы, если не месяцы. А главное, император на него обижаться за это не имеет никаких поводов. И тут же спросил Валентина, хочет ли тот быть представленным государю. В ответ на задумчивое "не особенно, но если надо..." маркиз да Юн сочувственно улыбнулся: "Увы, не обойдется".
И вот тогда Валентин накидался до полной потери чувствительности конечностей, но все равно остался трезвым. И поскольку спать пойти он не мог физически, то остался в лофте размышлять над проблемой. Проблема выглядела жутковато: если приемный мальчик Полины собирался представить его своему императору, то выходило, что "Последние рыцари" простили саалан. За все, начиная с цирка, Эрмитажа и аварии в Сосновом Бору, включая гибель первого капитана клуба в рейде, и заканчивая тем, что они сделали с Полей, о которой Витыч просил позаботиться и которой пришлось ради благополучия людей, того не стоящих, положить сперва свою репутацию, потом здоровье, а теперь и возможность работать по специальности. За сгоревшую от рака легких жену Валентина. За дочку Марго, которой не досталось антибиотиков в двадцать первом году, и она не пережила всего-то навсего гнойный плеврит. За отца Кая, попавшего под вторую сааланскую раздачу в двадцать седьмом году на считанные недели раньше Полины. За Саню, друга дочери Белого, лидера боевого крыла, так и не успевшего сесть на мотоцикл. И за многих, многих других и многое, многое другое. И как не сказать это все сааланскому императору в лицо, для Валентина было вторым вопросом. А первым, и очень больным, было: "А как после этого в зеркало смотреть?"
И Валентин думал. И думал. И думал, пока поздний сентябрьский рассвет не принес ему адское похмелье, а с мучительной головной болью и тошнотой - единственную ценную мысль. "Сделать империю абсолютно зависимой от нас - это отличный способ рассчитаться за все, что они тут устроили". Зависимость... Страшнее этого для любого, доросшего до членства в клубе, не было ничего. То, что это путь в никуда и хороший способ продолбать не только свою жизнь, Витыч объяснил всем еще до аварии очень хорошо. С подачи как раз Полины, отдавшей за свободу больше, чем у нее было, и превратившейся в собственную тень, исчезающую от резкой реплики в сети. И вопрос, надо ли клубу победить так, чтобы империя понимала свое поражение, или им достаточно будет самого понимания, что теперь они без империи могут, а империя без них уже не может никак, нужно было нести именно Полине. С объяснением позиции, согласно которой это и есть победа. Пусть и слишком непонятная для парада девятого мая.
День капитана клуба и всех участников вечернего совета ушел на обычные дела людей, не спавших ночь и желающих вернуть ясность мышления. Полине на почту Валентин написал еще с утра, но не дождался ответа до вечера и позвонил. В ответ на вопрос, можно ли в гости, услышал не особо воодушевленное: "Ну приезжайте, авось и поместитесь" - и новый адрес, через двор от старого.
Войдя, Валентин окинул взглядом коридор и часть гостиной, видимую от двери, и хмыкнул:
- Чего ж тут не поместиться-то? Не вдесятером же пришли.
- Чайник ставить? - обреченно спросила Полина.
- Не надо, - поморщился Валентин, - с вечера перебрали, так за день налились водой аж до глаз. Мы с разговором, Поля.
- Я догадалась, - кивнула она и присела на первый стоящий рядом стул, оставив гостям диван и два кресла.
- А дочка твоя где? - поинтересовался Валькирыч.
- У брата, через двор, - ответила Полина.
- А, - кивнул байкер. - Познакомь потом, интересно. А вопрос у нас, Поля, весьма философского плана.
Валькирыч коротко глянул на капитана клуба, и тот, глядя на паркет, заговорил размеренно и без эмоций, как обычно. Полина слушала, тоже глядя в пол, неподвижно и вроде бы безучастно. Когда Валентин замолчал, она спросила:
- Что с боевым крылом теперь? Не всех же похоронили?
- Все живые у нас, - включился в разговор Белый, - но ты же понимаешь... Проводки, нападения на конвои, перестрелки с оборзевшими кандидатами в конкуренты и особо упертыми таможенниками, да и старый криминал все еще не верит, что мы - это серьезно. То есть уже верят, но все равно на зуб пытаются пробовать. Льняные войны - они все равно войны. Со всеми прилагающимися реалиями.
Полина задумчиво кивнула:
- Еще пара лет таких развлечений - и живых не останется...
Белый философски пожал плечами:
- Война - это продолжение политики другими средствами, как сказал один немецкий генерал ровно две сотни лет назад или около того, а политика - это концентрированная экономика, как добавил другой немец полусотней лет позже. Этот второй был экономистом, но считают его почему-то политиком.
- Георгий, - вздохнула Полина, - и фон Клаузевиц, и Маркс были великими людьми своего времени, это правда. Но нам бы с актуальными реалиями разобраться.
- А с актуальными реалиями все почти ясно. Кажется, мы прыгнули выше головы, - медленно и мрачно произнес Белый. - И приземление на копчик крайне нежелательно. А старшой ставит вопрос, как всегда, ребром: говорить ли в лоб нашим дорого обошедшимся друзьям, что мы их сделали, и если нет, то как объяснять своим, что мы не прогнулись?
- А если на копчик приходить нежелательно, - резюмировала Полина, - тогда, мальчики, вам ни в коем случае не стоит открывать свои намерения и даже на них намекать.
- Почему, Поля? - удивился Валентин.
Полина вздохнула.
- Витычу это было объяснить проще простого, а вот как тебе, даже и не знаю. Ты не по той части всю жизнь был.
- Ну ты уж постарайся как-нибудь, - попросил Валентин. - Слишком много для нас на кону стоит, аж тебя дернуть решились, хоть и не особенно нам хотелось так делать.
Полина потерла пальцами висок, поморщилась...
- Ну представь себе игру в наперстки, что ли. Наперстки, наперсточник и лох.
- Ну, - кивнул Валентин.
Валькирыч с повышенным интересом следил за беседой.
- Как по-твоему, наперсточник понимает, что делает? - спросила Полина.
- Конечно, - удивился Валентин. - Как он иначе-то... Бля. Спасибо, Поля. Не напрягли мы тебя?
- С чего бы? - Полина скупо шевельнула плечом.
- Ну мало ли у тебя планы были, или тебе вообще не до нас...
- Ну ты сказал, - улыбка Полины без привычки была тускловатой и слабенькой, но настоящей, как раньше. - Я, как всегда, с вами. Куда я денусь-то?
Исиан, перейдя порталом в дом подруги, по обыкновению, не очень ранним вечером, увидев в гостиной толпу, тихо ушел на кухню и занялся своим обычным делом в этом доме - готовкой ужина. По гостям не было заметно, что они хотят остаться, он и готовил только на двоих, зная, что Поля-младшая предпочтет переночевать у своего сааланского брата и получить себе его сны, а вернется только утром. К самому Исиану она еще с подобной просьбой не подходила, но он не особенно надеялся, что обойдется.
Пока он готовил сырники, глядя в надвигающуюся чернильную сентябрьскую полночь, Полина проводила гостей, пришла к нему, присела на кухонный жесткий диванчик, поставила локти на стол и опустила лицо в ладони.
Повернулся и замер, встретив ясный и пристальный взгляд человека, полностью сознающего себя и свою жизнь и готового ею управлять.
- Скорее, наоборот, - услышал он. - То ли отдохнула, то ли в себя пришла. Осталось привести в порядок все остальное.
Исиан присел на табурет напротив женщины, заглянул ей в глаза. На лице его появилась странная улыбка.
- А зачем? - спросил он легко. - Все остальное, мне кажется, и так благополучно. Впрочем, если это тебя развлечет...
- Развлечет? - переспросила Полина. И вдруг усмехнулась. - А хорошая идея.
Через день прямо с утра Дейвин да Айгит получил в личную почту приглашение "заехать на разговор" в резиденцию клуба. Увидев там, кроме ожидаемого состава, еще и маркиза да Юна, он приподнял бровь:
- Разговор планируется официальный?
- Зависит от твоих намерений, - услышал он в ответ.
Дейвин глянул на сказавшего:
- Поясни.
Перец ответил таким же коротким и острым взглядом:
- Никакой интриги, Ведьмак. Некоторые организационные сложности.
- У вас? - уточнил граф. - Я могу чем-то быть полезен?
- У нас, - подтвердил Перец. - И именно с тобой. Только будь так добр, присядь, не нависай сверху, пока я косоглазие не заработал.
Дейвин огляделся, без церемоний подтянул взглядом какой-то стул из угла, сел.
- И какие же со мной сложности?
- Ты можешь сейчас прямо сказать, тебе с нами надо всерьез, до цветов на куртку и соблюдения всех правил клуба с полным членством, или просто покататься?
- А вам? - прищурился да Айгит.
- Ты на вопрос ответить можешь?
Дейвин улыбнулся Перцу, одарив его еще одним взглядом вприщур.
- Такие вопросы, Яр, у меня на родине называются хаатскими фокусами, а у вас, насколько я понял, это определяется как "гнилая разводка". Если я сейчас скажу "да, надо", вы будете вправе выставить мне любое условие, и я же окажусь треплом, если вы потребуете неприемлемого.
Перец, выслушав эту тираду, с каменной мордой чуть наклонил голову вбок:
- Ты так не пугайся, пока тебя никто не разводит и даже намерений таких тут ни у кого нет. Просто хотелось знать, предлагать тебе членство в клубе, или тебе неинтересно.
Дейвин схватился за лицо обеими руками:
- Ты не понимаешь. Ты совсем не понимаешь. Если я даю честное слово вам, то должен забрать назад обещание, данное князю. И лучше сделать это до того, как вам что-то обещать.
Перец приподнял бровь.
- Дэн, салфетки на подоконнике, Глюк оставила. Зеркало на лестнице.
Да Айгит, шипя сааланские проклятия, протянул руку, поймал в ладонь прыгнувшую лягушечкой с подоконника пачку влажных салфеток и вышел на лестницу убирать размазанный мейк. Оттуда граф, конечно, слышал, как Айриль, пытаясь донести Валентину и Перцу его позицию, объяснял, что вассальные клятвы мага чем-то сродни земным брачным, и если у вассала появляется другой авторитет, за которым он готов идти, он должен просить сюзерена освободить его. Но возвращаться, чтобы принять участие в разговоре, не стал, а продолжал сосредоточенно удалять мейк с физиономии. Потратив почти десяток минут и не менее половины пачки салфеток, он встал на пороге лофта и сказал:
- А теперь, господа, давайте говорить серьезно.
Серьезные разговоры, как известно, редко бывают долгими. Через полчаса Дейвин да Айгит порталом отправился в Адмиралтейство объясняться с князем. Второй разговор вышел не длиннее, но гораздо грустнее первого. А предстоял еще третий. Граф да Айгит прощался не только с сюзереном. Еще он уходил с должности заместителя наместника по безопасности, отдавая ее бывшему графу Новгородскому, и возвращал вице-императору Заморских земель Ддайг свой надел на новом континенте. Он выбрал свободу и возможность не только иметь живых детей, но и самому растить их, о чем и сообщил жене срочным письмом вечером того же дня. То свое письмо к Рерис Дейвин закончил предложением готовиться к переезду в край.
Димитри тем вечером пришел к конфиденту мрачнее тучи и долго рассказывал, что он думает про край, про Вейена да Шайни, про Эрве и про идею государственного совета Аль Ас Саалан засунуть именно его, Димитри да Гридаха, в это место, где сами старые боги саалан, вероятно, взвыли бы, оказавшись заперты здесь хотя бы от солнцестояния до равноденствия. А потом, едва не залпом проглотив целый кубок вина с успокоительными травами, отправился спать. Досточтимый Айдиш кое-как прибрал кабинет и тоже ушел к себе.
День вышел чрезмерно насыщенный и длинный для всех. В тот день Полина Бауэр закончила оформлять документы на свою приемную дочь. В тот день Хайшен вручила Алисе перстень мага и серый фаллин монахини и отправила ее назад в край. В тот день Димитри согласовал свой визит в Израиль. В тот день в офисе "Света в окне" появилась досточтимая, представилась Агуане из Исюрмера и сказала, что она бы хотела знать, как в крае защищены права переселенцев из империи. В тот день досточтимый Эрве прислал достопочтенному Лийну указ, запрещающий эмиграцию в империю на основании одной лишь приверженности Пути, и распорядился найти возможности основать монастырь сааланской веры в крае. В тот день Эгерт Аусиньш получил актуальный контакт Евгения Ревского и списался с ним. И в тот же день Макс Асани отправил в дом Утренней Звезды отказ в просьбе связаться с Исианом и передать ему требование совета Созвездия вернуться и принять руководство Домом.
После выборов в Озерном крае мир судил и рядил кто во что горазд. Еще бы, не каждый день и даже не каждое десятилетие находится диктатор, самостоятельно слагающий полномочия, причем не под давлением большей силы, желающей взять у него власть, а просто потому, что эти полномочия ему, похоже, не особенно интересны. Что он сделает дальше, оставалось лишь гадать. Вроде бы могучая империя магов не собиралась отказываться от своей новой колонии: Озерный край значил для Аль Ас Саалан не меньше, чем для России времен Петра и даже Елизаветы выход к морю. Золота, полученного за отданный Северо-Запад, хватило, чтобы завалить им все проблемы на юге нынешней Московии и получить ровную комфортную дорогу для всех своих планов до самого Стамбула через Цхинвал и Ахалцике и до самого Тегерана через Ереван.
Эгерт сразу понял, что можно рассуждать о намерениях, глядя на карту и в тексты указов и законов, хоть до окончания времен. Но без представлений о характере человека, который принимал эти решения, всем рассуждениям цена будет грош, и то в базарный день. Заявка на книгу была сделана еще во время суда и получила одобрение, а разговор по скайпу с Евгением Ревским, состоявшийся через месяц с небольшим после выборов, только убедил журналиста в том, что главным героем книги должен стать второй наместник Озерного края. Но начинать, разумеется, нужно было не с него. Такие биографии пишут не спеша. Сперва нужно собрать мнения всех дальних, потом подойти к более ближним, потом опросить самый близкий круг и только потом приходить к герою с готовым списком вопросов.
Примерно так Эгерт думал, когда через секретаря достопочтенного Лийна просил о встрече с досточтимой Хайшен, еще не зная о ее непосредственной причастности к судьбе Алисы. Достопочтенный отнесся к просьбе с удивительным вниманием, сказал, что поскольку все равно вскоре отправится с сыном в Исюрмер, может заодно и передать просьбу о встрече, и даже, если досточтимая не сможет выбрать время и прибыть в край, устроить Эгерту визит в ее монастырь.
Сааланский фаллин мне совершенно не понравился. Я в нем была мелкая, плоская и нелепая, к тому же все время спотыкалась о подол, хотя он был на уровне коленей. И завязать жойс нормально мне никак не удавалось, хоть наизнанку вывернись. Поэтому первое, что я сделала, добравшись до зеркала, это отправилась искать Нуаля, который теперь работал у МЧСников в колл-центре. А когда нашла, по старой памяти задала всего один вопрос - насколько жестко регламентируется внешний вид у принесших обеты. Выяснилось, что регламенты не такие и ужасные: установлен цвет, длина рукава и подола, количество украшений и вышивка, но последнее меня не касается, поскольку вышивку на груди мне еще заслуживать и заслуживать, а до вышивки на рукаве лучше не доиграться никогда.
Денег на ателье у меня больше не было, теперь все мое имущество принадлежало монастырю, и в расходах следовало отчитываться. Конечно, не о каждой паре носков, но траты крупнее обеда все-таки приходилось записывать, чтобы о них доложить. И я отправилась побираться по бывшим сослуживцам и шарить по магазинам типа "вторые руки", куда одежду и обувь принимали на вес, а продавали поштучно, но за вполне терпимые деньги. Повезло не сразу, но я таки выцепила серые джинсы и свитер в тон, доходивший почти до колена, а потом и отрез серой шерсти на платье нашелся. Я списалась с Сашей, она дала мне контакты Васьки из отряда Магды, а та связала меня с девочкой из второй полусотни, успешно шьющей на заказ. Получилось очень не быстро: сперва я чуть не рехнулась объяснять ей идею сайхского кроя, потом она чуть не свихнулась это воплощать, но вышло, в общем, вполне похоже. А главное - удобно, хотя фаллин был короче. В этом платье я и вернулась в монастырь к Хайшен за наставлениями. И получая их, добрым словом вспомнила Сержанта, теперь Горхо да Рие, а заодно полосу препятствий, приседания, отжимания и все остальные его дисциплинарные меры.
За десять дней, проведенные в замке Белых Магнолий, я узнала целых шесть новых способов стоять на одной ноге. И ни один из них не был простым. Вообще, я справилась. И Хайшен меня даже похвалила. Но до ее уверенной складности в движениях мне было пахать и пахать. Ну, она и предложила мне это делать в перерыве между основными обязанностями в качестве отдыха. И с тем отправила обратно в край, а точнее - в лабораторию Приозерской резиденции.
Я вернулась, заняла комнатку, отведенную мне достопочтенным Лийном, - ничуть не похожую на апартаменты светских магов, а больше всего напоминающую номер на одного в провинциальной гостинице, но со шкафом для книг - и осознала, что вроде бы жизнь вошла в колею, и теперь она будет какой-то такой. А какой была, больше не будет никогда. Все мои вечность или даже две я потрачу, работая на благо края. Как там было в обязательстве, отмененном императором? "Кровью, золотом, работой". За чьи ошибки только, вот вопрос. Впрочем, тоже уже не мой. Это место и это положение я выбрала себе сама. И не то чтобы под принуждением или у меня не было вариантов - Димитри расстроился, у него были на меня планы. И не только он. Дейвин огорчился, Асана откровенно опечалилась, но никто не попробовал оспорить мой выбор. Даже Хайшен удивилась, хотя и не сильно. Сюрприза не случилось только для диванных аналитиков и кухонных стратегов с помоечных интернет-форумов края и Московии. Эти знали все: и кто я на самом деле такая, и чего хочу, и какие выгоды мне принесло принятие именно сааланского монашества. Магический дар, правда, ни в одной из версий не фигурировал, хотя в списке сааланских специалистов на сайте администрации империи в крае мое имя было. По этому поводу прошлись только самые отбросы - "сомнительное образование", "мутная сертификация", и все на этом. А дальше опять пошли про то, какая я тварь и что в каких количествах себе позволяю. И это все убеждало меня в том, что выбрала я совершенно верно и все остальные варианты были хуже.
Есть железное правило: если выбирать предлагают из закрытого списка, два или больше в нем пунктов, не суть, то выбор не свободен. На самом деле, его просто нет. Так что какие бы шикарные перспективы мне ни расписывали князь, магистр и все сааланские аристократы, согласие на любую из них было только следующим шагом в никуда, в чью-то чужую жизнь. Да, мой выбор тоже шаг в никуда, но по крайней мере я сама выбрала направление. А что перспектив у меня не осталось, так все они схлопнулись еще в восемнадцатом году, в день аварии. Донести эту мысль до саалан за себя и других таких же - самое большее, что я могла сделать. И с этой задачей я вполне справилась. Все остальные задачи ближайшего будущего выглядели рядом с ней не такими большими и страшными. А эту я боялась. Каждый день, каждую минуту, начиная с того момента, как увидела зарево над Сосновым Бором, и заканчивая днем ареста. Потом тоже боялась, но уже меньше. Окончательно попустило только после суда, и стало как-то пусто. Похоже я себя ощущала в донжоне у князя. Потому и серый свитер с джинсами и кедами воспринимались вполне естественно и органично, и путь из моей теперешней маленькой комнаты в лабораторию в донжоне был вполне знаком во второй своей части. А первая напоминала, что меня никто ни к чему не принуждает, это я сама все себе выбрала.
Ключи от своей квартиры на Галерной я отдала Хайшен, теперь собственности, кроме белья и гигиенических принадлежностей, мне не полагалось. От всей моей прошлой жизни остался так и не врученный Лелику на день рождения десантный нож с космического крейсера "Утешитель", ракушка из моря Саэхен и расписная палехская шкатулка, первый подарок любимого. Все прочее я оставила лежать на привычных местах, уходя, - так было правильнее всего. Тащить с собой воспоминания в новую жизнь - только все портить, не успев начать. Тем более что в этой новой жизни было и свое хорошее. Компания, в которую меня взяли работать, была очень милой и теплой. Младший герцог Юаль Ардеран да Нейх, виконт Ильс Иденай да Рахаль, временами Дейвин да Айгит, досточтимая из монастыря, название которого я все время забывала, еще один досточтимый, из каких-то там ручьев, Макс и я. Казалось, тут бы и почувствовать себя где-то рядом с мусорным ведром, но нет. В моем кольце - серый сапфир в цвет моих глаз искали чуть не полгода, но нашли - вертелся и перетекал четырехлепестковый цветок, похожий то на лютик, то на сирень, в зависимости от фазы, и это делало меня равной минимум двоим из присутствующих. Ран и Най, Вив и Нед, Макс и Дэн, которого у меня так и не получилось назвать коротким именем. Только "Дейвин" и спасибо, что не "граф". Он платил мне тем же, именуя Алисой, в то время как остальные вслед за Максом начали называть меня Лисой, правда, в отличие от него, с ударением на первый слог. Мы вместе обедали, часто засиживались допоздна над работой, хорошо понимали друг друга и почти не ссорились, не считая острых рабочих моментов.
Наверное, лучшего нельзя было бы и желать. А делали мы такое, что одной принадлежности к команде хватило бы, чтобы загордиться. Если бы об этом можно было рассказывать, конечно. Но рассказывать было нельзя: работали мы не на князя, а на оборону края в счет компенсации вреда, нанесенного империей. И задача у нас была не самая простая. Предстояло создать систему не только надежной, но и убедительной защиты рубежей края от, хм, соседской небрежности. А средств у края было чуть да немножко. Любой современный самолет, едва поднявшись, оказывался за пределами воздушных границ. Задействованная танковая часть напоминала слона в гостиной. Или мастифа в кухне современной квартиры в многоэтажном доме. Выглядит, конечно, убедительно, но развернуться для маневра практически негде: утюжить свои же поля и поселки радости мало. А за пределами поселений и сельхозугодий край, как известно, представляет собой в основном систему болот и подтопленных луговин, в которых без опыта потерять можно не только танк, но и легкую тракторную тележку. А с опытом нормальный водитель без крайней нужды с дороги предпочтет не сворачивать. Оставались вертолеты, БМП и мы, специалисты империи. Еще парусники с китами и дельфинами, нерпами и прочей приручаемой водной фауной. На суше помощью пограничникам и пехоте должна была стать живая сила, определяемая саалан как "малые друзья", хотя называть быка или борова "малым созданием" лично у меня, весящей пятьдесят три кило в боевой выкладке Охотника, язык не поворачивался. Животных, признанных непищевыми, активно дрессировали. Судя по виду Майял, с которой мы пару раз сталкивались в трапезной аристократии, дрессировали в большом количестве, потому что других способов уделать медиума до такой степени я что-то и представлять не хотела. Дейвинова питомца Аркашку даже показывали по телевизору как первого в мире быка, прошедшего полный курс служебно-охранной дрессировки, адаптированной к возможностям животного. Особенно народ впечатлили кадры, где он, поддев тренера рогом за ватник, аккуратно кидал его через плечо и ложился сверху, слегка придавливая. Затоптать-то или проткнуть рогом нападающего для быка не проблема, а вот додержать живым до людей, которые должны допросить пойманного... но Аркашку научили. Сейчас вроде он учился работать против человека с ножом, я не вдавалась, мне хватало занятий в лаборатории. За ними я не заметила, как подошли зимнепраздник и Новый год.
К основным персоналиям Сопротивления Эгерт подбирался издалека и не всегда удачно. Еще летом он нашел некоего Гайяма да Врея, делающего успешную карьеру порноактера параллельно с работой сааланского специалиста в крае. Узнав, что да Врей перебрался за звезды после того, как сопровождал в столице Марину Лейшину во время судебного процесса "империя против края", журналист не мог не попытаться узнать у него подробности. И попросил о встрече. Из-за плотного графика героя разговор перенесся с конца июля на начало августа, затем на середину, и за это время Эгерт успел о нем кое-что узнать. Коллеги по работе в крае отзывались о Гайяме как о немного легкомысленном парне, которому вряд ли светит хороший брак, но в целом приличном сотруднике и неплохом приятеле. На студии, с которой у да Врея был контракт, его назвали восходящей звездой и осыпали комплиментами - веселый, неконфликтный, не капризный, легко работать, приятный партнер по сценам, всегда находит время и возможность поговорить о чем-то перед съемками, установить контакт с партнершей или партнером, да просто чудесный парень. С фото на Эгерта глянул молодой мужчина - лет двадцати с небольшим - с ослепительной улыбкой, роскошной очень светлой русой гривой, яркими карими глазами и разворотом плеч, заставляющим Дольфа Лундгрена плакать от зависти. Журналист попросил на студии несколько фото, которые можно будет поставить в интервью, и, дожидаясь встречи, отправился домой, копаться в архивных документах, сохраненных поисковиками записях и старых журналах, относящихся к началу действий Сопротивления в крае.
Из найденного рисовался какой-то чертов замкнутый круг, в котором две ветви Сопротивления - два крыла, как определяли члены боевых бригад и мирных групп - поддерживали друг друга. Только глядя в эти записи, Эгерт понял, что финансирование, выделявшееся Алисе, не составляло и половины расходов Сопротивления. "Ключик от кладовой", подававший декларации, из которых выходило, что предприятие держится на плаву, но работает только чудом не в убыток, оказывается, вложил в борьбу с сааланским произволом в крае даже больше, чем финансисты папы Эгерта. Естественно, переданный человеку Димитри портал сразу же продемонстрировал всю свою мощь, взявшуюся как будто невесть откуда. А с него просто сняли вторую налоговую нагрузку. По самым предварительным подсчетам, портал отдавал на программы и проекты Сопротивления каждый седьмой рубль с оборота и при этом все равно рос. Эгерт было призадумался, а потом решил, что будет хорошо обсудить это все с Мариной Викторовной Лейшиной, ведь "Свет в окне" до сих пор финансируется с портала "Ключик от кладовой".
Разговор не задался. Марина Лейшина охотно рассказала историю "Света в окне", который, как Эгерт узнал, не сразу стал правозащитной организацией, а сперва с совершенно другой командой действительно занимался вопросами энергообеспечения города. И о роли Полины Юрьевны Бауэр в этих проектах Лейшина тоже рассказала легко и охотно. Но в реалиях двадцатого года она уже немного путалась, если они не касались ее области деятельности. Правозащитница сама признала, что это так и есть и что самым мудрым шагом было бы принести эти вопросы самой Полине Юрьевне, но имеются некоторые препятствия. И самое серьезное - отсутствие Полины Юрьевны в крае. Менее серьезное и преодолимое для опытного журналиста, каким Эгерт Аусиньш, несомненно, является, - это состояние Полины Юрьевны после суда и почти года жизни у дикарей на Ддайг. Чем дальше, тем виднее, что на самостоятельность ее не хватает. Даже на элементарную бытовую. Ее совершенно не тяготит присутствие дочери, скорее наоборот, но помощи Айриля, звонящего каждый вечер, и регулярным появлениям Исиана Асани она слишком уж рада. И не только потому, что больше ни с кем не встречается и почти не выходит из дома, есть и другая причина. Только из-за визитов Исиана она расчесывается и смотрит в зеркало, да и просто шевелится в течение дня, чтобы найти тему для разговора. Айриль заботится о том, чтобы она ела, а не только кормила Полю, и учит новообретенную сестру обращаться с плитой, мультиваркой и микроволновкой. Попытки позвонить Полине, посетовала Лейшина, не то чтобы срываются, но разговор не длится дольше десяти минут, тогда как раньше подруги легко могли прообщаться час и даже больше. Зайти в гости, конечно, можно, но это не сильно меняет ситуацию: четверть часа - и разговор увядает. Что Полина Юрьевна делает сама? Готовит дочку к школе и читает.
Во всем услышанном Эгерт не нашел ничего удивительного, но решил пока не тратить впустую время, свое и женщины, которой и так досталось от судьбы, и поговорить с представителями второй стороны. К Димитри да Гридаху обращаться было рано, а вот спросить Скольяна да Онгая о первой зиме после аварии в городе уже, пожалуй, стоило. Рассказы вице-мэра, несмотря на его графский титул, звучали как реальные свидетельства локального апокалипсиса.
Алиса ничуть не преувеличила тогда, даже наоборот, не все детали заметила. Да, в общем, и понятно, в таком-то состоянии. У девушки еще не прошел шок от потери близкого, а она уже написала программный документ Сопротивления и принялась решать организационные вопросы, причем так, как будто не сидела круглые сутки с инструкторами, Эгертом же и найденными, а сама присутствовала в крае всю зиму. Вернувшись в город в марте, уже в апреле она оказалась лидером боевого крыла, вдруг предъявившего реальные намерения и серьезную силу. Но ни одна из тогдашних встреч с Алисой не показала ни особых лидерских качеств девушки, ни заметной воли, способной двигать куда-то людей, ни даже того особого обаяния, которое присуще всем безрассудным вожакам обреченных. Однако Сопротивление росло и развивалось, несмотря на репрессии.
Это смущало и озадачивало Эгерта. Лидер у Сопротивления должен был быть, ведь смогли же они как-то договориться с администрацией империи. Алиса тянула в лучшем случае на знамя, но не на лидера. Не выглядела лидером и Марина Лейшина, вышедшая на переговоры с наместником в двадцать седьмом году. Оставалась Полина Бауэр, и говорить о ней Эгерт пошел к Гайяму да Врею. Как оказалось, зря. Обаятельный и яркий мужчина после второго вопроса о некогда знакомой женщине резко потускнел, растерял свой позитив и нехотя, глядя в сторону, предложил задать все вопросы сопровождающему Полины Юрьевны в Исанисе, Жехару да Ги. Эгерт отправился за звезды, задал вопросы энцу да Ги, выслушал ответы и ничего не понял. Без подробной беседы с Полиной Бауэр обстоятельства было не прояснить.
"Последние рыцари" согласились на встречу не особенно охотно, но и не слишком кокетничая. Эгерту повезло дважды: в назначенный день в офисе клуба присутствовал и Дейвин да Айгит, как оказалось, ушедший в отставку с поста заместителя наместника. Он как раз заканчивал оформлять партнерство с Айрилем да Юном по сааланским и земным правилам одновременно. Согласно законам края, он становился акционером, согласно законам империи - младшим партнером маркиза в деле. Удивленный Эгерт спросил, как же так вышло. Кто-то из лидеров клуба невозмутимо ответил, что как раз недавно между ними и графом состоялся серьезный разговор, в котором да Айгиту предложили выбрать, намерен он работать вместе с клубом или хочет и дальше только временами дурака валять за компанию. Поскольку граф однозначно выбрал работать, с желающими из демобилизованных Охотников сейчас перезаключали договор на новую ЧВК, которой предстояло решать вопросы безопасности грузоперевозок и вообще бизнеса да Юнов в крае. Именно деятельностью этой ЧВК да Айгит и вызвался управлять. С его точки зрения, это никак не противоречило интересам империи в крае, и даже наоборот. Оставалось только задать прямой вопрос байкерам, каково им работать и вообще хотя бы ехать рядом в одной колонне с врагом.
Журналист прекрасно понимал, что спросив такое, он имеет все шансы выйти из офиса клуба через окно. Прямо со второго этажа, что в его возрасте было бы непростительной неосторожностью. Но действительность превзошла его ожидания. Дама, молча сидевшая в углу лофта, разглядывая то доски пола, то свои руки, подняла голову.
- С врагом в одной колонне не едут. А Ведьмак вполне явно выбрал сторону, он же только что рассказал. И по большому счету, этот его выбор - лишь свидетельство того, что противостояние закончено.
- Вы примирились с империей? - уточнил журналист. - Как кто? Как мотоклуб или как часть Сопротивления?
- Мы победили, - ответила дама.
- Глюк, разверни сразу, - прокомментировал капитан клуба.
- А что тут разворачивать? - удивилась дама с именем Глюк. - Клуб - это образ жизни, все, кто присоединяется, его разделяет. Разделяя образ жизни с кем-то, враждовать с ним при этом как-то странно, нет? Ну и... каждый, кто принял этот образ жизни, становится подтверждением годности выбранного, это же просто. Сааланец? Ну, сааланец. Кай вон наполовину казах, а Марго еврейка, так и что теперь? Заместитель наместника? А Перец - трейдер, а Белый - букинист, а Ласта - шеф-повар в "Музыке крыш", но это все за пределами клуба. В колонне он не сааланец и не заместитель наместника, а Ведьмак, и если наместник его к нам отпустил, то это проблемы империи, что с нами лучше, чем с ними. Ведьмак выбрал нас. Мы лучше. Мы победили.
Эгерт хотел было задать еще вопросы, но взглянул на графа, с безразличным видом изучающего пейзаж за окном, на невозмутимого капитана клуба и понял, что на этот раз, пожалуй, достаточно. Лучше не перегибать, решил журналист, терпение у людей не безгранично, особенно у таких, а разговоров все равно потребуется больше одного. Спешить некуда.
За прошлым Полины Юрьевны Бауэр Эгерт решил съездить в Московию. И сделал, как решил. Но никаких конкретных результатов эта поездка не дала. Родня Полины Юрьевны и ее бывший муж хором уверяли, что у них прекрасные отношения с дочерью и бывшей женой, а причина отсутствия связи - простое нежелание лишний раз отвлекать и стеснять своим присутствием публичного человека. Да и зачем задавать вопросы, если вся информация по каждому изменению ситуации лежит в открытом доступе? Набирай в поисковике имя и смотри последние новости, не тратя чужое и наверняка не лишнее время. А так отношения совершенно нормальные, как у всех нормальных людей. Эгерт согласился, что не беспокоить - это правильно, и ретировался, надеясь только на то, что его визит не станет причиной письма этих людей к Полине Юрьевне или, не дай бог, даже звонка. За осень и зиму у него набрался внушительный ворох разрозненных и перепутанных фактов и мнений, и уже можно было везти добычу домой, разбирать и сортировать.
С героем своей будущей книги журналист даже не попытался встретиться: вокруг имени князя да Гридаха кипела новая сплетня. Из-за звезд, бросив все дела, прибыла его жена Фанд да Винед, чтобы уговорить любовницу мужа, родившую от него сына... выйти за князя замуж. Сам Димитри после третьей попытки взял паузу, потому что пока ему удалось разве что получить согласие Инги на генетическую экспертизу и результаты оной, согласно которым двухгодовалый Юрий Сааринен был его сыном с вероятностью девяносто четыре и семь десятых процента. В остальном - то есть в получении положительного ответа на брачное предложение или хотя бы согласия принять финансовую помощь - князь не преуспел. Этого уже могло хватить с лихвой для того чтобы взорвать весь глянец мира, но появление Фанд да Винед в Петербурге и ее последующий визит в Тель-Авив вызвали новую ротацию всего уже накопившегося. В довершение всего Фанд по сааланскому обычаю прямо ответила на вопрос, чего именно она хотела от Инги. И это стало уже даже не вишенкой на торте, а огромным арбузом, под которым все остальные наслоения исчезли как потерявшие значимость. Но Эгерт не собирался вникать в суть новой волны сплетен: это был не его торт и не его арбуз. Журналиста гораздо больше интересовали уже забытые скандалы и интриги. Ингу ему было вчуже жаль, скорее как коллегу, чем как женщину, но защитить ее от репортеров и охотников до свежих новостных поводов сейчас мог только Димитри. А объясняться с ним по поводу его частной жизни было еще не время. Кроме того, князь и так охотно эту жизнь обнародовал, найдя время аж на пять развернутых интервью про свои истории любовей и браков. Комментировала ситуацию с двумя избранницами и Фанд, заявив, что если Димитри не женится на Эльвире Клюевой тоже, то брачный договор певице предложит она сама.
На обложке любого февральского глянца можно было видеть лица князя, его подруг и его жены. Отчасти это было очень удобно - оставалось только собирать интервью и складывать их для дальнейших обсуждений с героем книги. И Эгерт делал это, но механически, не слишком уделяя внимание теме. А разбирал совсем другую весну - две тысячи девятнадцатого года. И чем больше деталей становилось на свои места, тем яснее виделась правда, с самого начала казавшаяся только красивой легендой для входа в край извне: Манифест Убитого Города был настоящей стартовой точкой возникновения Сопротивления. Девушка, находившаяся в шаге от безумия после потери любимого, сумела написать тысячу с небольшим знаков, поднявших на дыбы весь край. Так и не придя в себя, она стала знаменем движения, и это движение в виде, открывшемся журналисту, могло даже не заметить помощи из-за границы, оказываемой боевому крылу. Мирное крыло было готово содержать и обучать боевиков после первой же их просьбы. Вышло бы не хуже, но просьбы не последовало, потому объединения крыльев Сопротивления и не случилось до самого двадцать седьмого года, до волнений после ареста Полины Бауэр. Эгерт вздохнул, посмотрел на календарь, отодвинул разложенные по столу пасьянсом вырезки и карточки с именами, датами и событиями и принялся собираться в Озерный край.
Когда Эгерт выложил мне свою версию событий под пиво и креветки, я сперва чуть не захлебнулась, потом долго откашливалась, потом никак не могла проржаться. Глянув на него, снова давилась хохотом, и так в круг не меньше шести раз. Потом меня все же попустило.
- Знамя? Я? - хохотнула я в ответ. - Скорее носовой платок, чтобы сильнее не сказать. Меня же разменяли все, кто дотянулся. Ну ладно, хорошо, с тобой у нас получилось по крайней мере обоюдно, так что я не в претензии, как, надеюсь, и ты.
- Ты хочешь сказать, что я тебя использовал? - Эгерт снял очки и принялся протирать их салфеткой.
- Как и я тебя, - сказала я, с удовольствием глотнула пива и, отставив бокал, потянулась за креветкой. - Я ведь только что сказала, мы квиты. Эгерт, мы же оба знаем, у этой игры такие правила. Ничего личного, все нормально. И вообще... Ты хотел писать о князе, и вдруг такое заявление.
Эгерт положил очки на стол.
- Прежде всего, я хотел писать правду. И продолжаю хотеть. Говоря о Димитри да Гридахе, нельзя сказать "появился вдруг" или "пришел из-за звезд, как все остальные".
- Да, правда, - согласилась я. - Он пришел не как остальные, а по просьбе императора отправился разгребать непонятную опасность.
- Вот-вот, - кивнул Эгерт, взял очки со стола и снова принялся их протирать. - А за опасность принял тебя.
- Я старалась, - хмыкнула я, чистя креветку.
- Я знаю, - сказал он серьезно. - У тебя были причины.