Ехать до штаба армии было недалеко, всего километров шесть - восемь, те же восемь - десять минут дороги. Капитан Любимов, сидя в коляске мотоцикла, немного расслабился, но вскоре он клевал носом по ходу движения мотоцикла. Внутренне капитан остался доволен поездкой, а главное тем, что встретился и познакомился со старшим лейтенантом Корниловым и бойцами его батальона. Именно такие батальоны в скором времени будут стоять насмерть, они не пропустят немецкие войска далее вглубь Советского Союза. Со временем эти батальоны повернут немцев вспять и победоносно закончат войну в Берлине.
Внезапно мотоцикл остановился, сержант Когтев выключил зажигание мотоцикла, звук двигателя машины прекратился. Ту же самую операцию повторил сержант Моисеенко, в коляске мотоцикла которого ехал майор Земнов. В наступившей тишине явно прослушивалось далекое пение двигателей других мотоциклов.
- В нашей армии вообще нет мотоциклов, значит, это могут быть только немцы! - Прошептал майор Земнов.
- Ожидая твоего приезда, я сидел и готовил командарму записку о положении на фронте и в тылу нашей армии. В разведданных ни слова не говорилось о том, что какая-нибудь группа немецких мотоциклистов прорвалась и гуляет по тылам нашей армии. Так, что мы должны выяснить, что это за мотоциклисты, чем они здесь занимаются. Если это немцы, то мы должны их остановить, а то за ночь они наделают таких дел в тылах нашей армии, что плохо не покажется.
Капитан Любимов уже полностью проснулся и внимательно слушал то, что ему говорил майор Земнов. Немного подумав, он предложил майору устроить засаду и, если мотоциклисты окажутся немцами, то провести бой из засады.
- Хорошо, майор, давай заберемся вон в те кусты и посмотрим, кто это едет нам навстречу?! Если это немцы, то преподадим им небольшой урок. Пора кончать с тем, чтобы немцы так свободно разъезжали бы по нашим тылам. Когда противник приблизится к нам, то мы заводим двигатели мотоциклов, я с майором веду огонь из пулеметов по врагу, а вы, парни, бросаете во фрицев гранаты. Своими автоматами вы поддерживаете нас в том случае, если противник будет превосходить нас числом и попытается окружить. Тогда мы от него отрываемся на мотоциклах и уходим по дну вон того старого лога.
В секунду сержанты откатили свои мотоциклы в придорожный кустарник, там их поставили на расстоянии десяти - пятнадцати метров друг от друга, а стволы РПД направили на дорогу, по которой приближался противник. Звук двигателей неизвестных мотоциклов становился все громче и отчетливей. В какую-то минут Артуру Любимову стало понятно, что это были немецкие мотоциклы. По своему опыту он знал, что двигатели немецких ВМВ или Цундапов работают и звучат боле равномерней, чем, скажем, двигатели киевских "Днепров". Но к звукам двигателей немецких мотоциклов примешивался и какой-то другой посторонний гудящий звук.
Капитан Любимов только успел прошептать:
- Это немцы! Ребята, готовься к бою!
Как на темной пыльной дороге показались первые мотоциклы. По всей очевидности, это были дозорные мотоциклы. Вскоре они увидели, что вслед за мотоциклистами в некотором отрыве от них движется немецкая автоколонна. Грузовик вражеской колонны шли со скоростью примерно в двадцать - двадцать пять километров в час. Безлунная ночь и рессоры полуторатонных немецких "Опель Блиц" плохо воспринимали ухабы и рытвины этой украинской проселочной дороги. Именно эти обстоятельства заставляли немецких шоферов придерживаться такой низкой скорости движения автоколонны.
Когда ночная темнота озарилась двумя пулеметными трассами, которые родились в придорожном кустарнике и острыми осами, то для гауптмана Рейнхарда Питцке, командира моторизованной роты немецких гренадеров, это явление стало полной неожиданностью. Ветровое стекло этого грузовика разлетелось мелкими осколками и брызгами, рядовой стрелок гренадер Франц Куртаг и командир взвода, лейтенант Курт Вогланд, сидевшие в кабине грузовика, тут же господу богу отдали свои души. Грузовик с мертвым водителем проехал еще около десятка метров вперед и грузно завалился на правый борт в кювет, своим корпусом перекрывая дорогу движущимся вслед за ним другим грузовикам ротной колонны.
Из-за темноты и полной неожиданности произошедшего, второй грузовик этой колонны не успел затормозить и с жутким хрустом радиатора въехал в тентованный кузов первого грузовика, который был до упора забит сидящими на лавках солдатами первого взвода этой роты. По украинской степи пронеслись жуткие крики острой боли тех немецких гренадеров, которых наезд второго грузовика покалечил и травмировал. Две ручные гранаты взорвались при столкновении и пулеметной обстреле бедламе, вспыхнуло пламя пожара, которое начало охватывать оба поврежденных грузовика.
Ночь превратилась в день, если до этого момента вражеские пулеметчики вели огонь длинными очередями и в основном по силуэтам грузовиков колонны, то при свете пожара они повели огонь короткими прицельными очереди в три или четыре патрона, стараясь выбить немецких офицеров, а затем унтер-офицерский состав этой моторизованной роты.
К этому времени немецкие гренадеры, опытные вояки, покинули кузова грузовиков автоколонны и, прячась за колесами грузовиков, открыли ответный огонь из винтовок и автоматов по вражеским пулеметчикам. Но тут снова полыхнули два гранатный разрыва, еще один грузовик "Опель Блиц" заполыхал ярким пламенем. Из-под его колес во все стороны брызнули прятавшиеся там немецкие гренадеры. Одна из пулеметных очередей прошлась по этим немецким солдатам, трое гренадеров так и не успели добежать до укрытия. Они свалились на землю, а их ноги еще долго продолжали бежать, пока души гренадеров совсем не покинули их тела.
Гауптману Рейнхарду Питцке доложили, что вражеские пулеметчики скрываются в придорожном кустарнике. Спокойным голосом он отдал приказ третьему взводу своей роты, командиром которого был лейтенант Карлесон, окружить вражеских пулеметчиков и взять их в плен. Гренадеры третьего взвода обязательно выполнили бы этот приказ командира роты, но именно в этот момент произошло нечто непредвиденное и непонятное.
После того, как прозвучали два гранатных взрыва, то немецкие гренадеры собственными глазами увидели, что пулеметчики начали быстро перемещаться вдоль левой стороны ротной автоколонны. Одновременно они вели прицельный огонь по немецким гренадерам, тридцать которых было убито и тяжело ранено к этому моменту.
Случайная стычка на дороге медленно, но верно перерастала, чуть ли не в полный разгром этой немецкой моторизованной роты. Гауптман Питцке был на восточном фронте с первых же дней после перехода советской границы. Ему не раз приходилось наблюдать, как попавшие под немецкий обстрел его гренадеров красноармейцы прекращали сопротивление и чуть ли не толпами сдавались в плен. А сегодня ночью в каком-то случайном столкновении с двумя вражескими пулеметам, его рота потеряла почти треть своего приписного состава. Немецкому гауптману показалось, что это всевышний творец решил его наказать за совершенные им прегрешения. Но гауптман Питцке так и не выяснил, за что конкретно так наказали его и солдат его моторизованной роты.
Он вдруг заметил, что слева от шоссе быстро движутся два вражеских мотоцикла. Русские пулеметы, установленные на турелях колясок, вели непрерывный огонь по его гренадерам. Немецкий гауптман вдруг увидел, как один из водителей мотоциклов привстал на педалях и на ходу что-то швырнул в его направлении. Круглый предмет пролетел по крутой дуге, а затем он точно попал в распахнутый верхний люк его ротного кюбельвагена "Бюссинг". Одного взгляда Питцке хватило на то, чтобы понять, что это была вражеская граната. Через долю мгновения граната разорвалась внутри командной машины. Гауптман Питцке, как настоящий ариец, погиб на своем боевом посту, но он так и не узнал о том, что его рота впервые не выполнила боевого задания.
Из-за этой глупой задержки рота вовремя не появилась в заранее условленном месте, где должна была встретить некоего важного человека, а затем его сопроводить или отконвоировать в распоряжение командования группы армий "Юг".
С большим трудом капитану Любимову удалость разжать ладонь правой руки, чтобы прекратить нажимать спусковую скобу пулемета РПД. Стрелять уже было нечем, патроны кончились минуты три назад. Он обернулся через плечо, чтобы снова посмотреть на зарево, оставшееся у него за спиной. Там горели немецкие грузовики, другие же грузовики немецкой автоколонны торопливо разворачивались в обратном направлении. Артур Любимов почувствовал, как напряжение боем постепенно оставляет его тело, но ему вдруг страшно захотелось сей момент отлить. Осипшим голосом он приказал сержанту Когтеву остановить мотоцикл, вылез из коляски и, отойдя от него на несколько шагов, начал поливать дорогу. Вскоре рядом с ним зазвенели еще три мужские струи.
Никому из этих четырех человек этот бой не дался так просто. Когда капитан Любимов в первый раз нажимал спусковую скобу пулемета и очередью прошелся по первому немецкому грузовику, то в тот момент он уже не думал о жизни или о своей смерти. В тот момент он видел одни только смутные очертания немецких грузовиков и тени мечущихся на дороге вражеских солдат, только что покинувшие кузова грузовиков. Когда на дороге вспыхнул первый пожар, то эти тени превратились в людей. Но и тогда ведя огонь из пулемета по немецким гренадерам, Любимов видел в них не людей, а бездушные цели учебного тира. В тот момент он не ощущал ни упоение боем, ни страха перед противником, ни храбрости перед собой. Основной его задачей тогда стало вести непрерывный огонь по противнику, постоянно нажимать спусковую скобу, своевременно менять пулеметные диски.
И вот только сейчас до сознания капитана Любимова дошла мысль о том, что лишь какая-то случайность спасла их жизни в этом неравном бою с опытным противником. Немецкий солдат умел и хорошо воевал, он без проблем мог сломить их сопротивление, но в эту ночь в нем что-то серьезное сломалось и у них ничего не получилось. А рядом с его мотоциклом стоял майор Земнов, он яростно разговаривал сам с собой:
- Я этих гадов обязательно разыщу и узнаю, почему целая немецкая рота на грузовиках спокойно разъезжает по армейским тылам. Куда смотрела полковая и дивизионная разведка? В этом районе ничего нет ничего интересного для немцев, ни складов, ни скопления живой силы. Здесь немцам совершенно нечего было делать, а они спокойно разъезжают на грузовиках, чуть ли не с включенными фарами!
Вскоре они добрались до штаба армии. Несколько звонков по внутреннему телефону и майор Земнов сообщил, что начальник штаба Добросердов готов с ним встретиться. Они перешли в другую хату, где и встретились с генерал-майором Добросердовым, но дельного разговора с генералом так и не получилось. К нему постоянно подходил народ и командиры, они вели с начштаба долгие беседы, постоянно его, отрывая от разговора с капитаном из Киева. В конце концов, Добросердов извинился перед разведчиками и отправился на какое-то срочное штабное совещание.
Когда они уже покидали армейский штаб и направлялись к своим парням, которые заводили мотоциклы, чтобы возвращаться в Киев, то им повстречался почти двухметрового роста генерал-майор с несуразными очками на носу. Он зло посмотрел на майора разведчика с строго поинтересовался тем, почему это майор так своевольничает? Почему без согласования с ним, командармом, встречает и принимает какую-то команду из Киева, сопровождает ее на передовую? Майор Земнов начал объяснять ситуацию, одновременно рукой за своей спиной показывая капитану Любимову, чтобы тот уезжал. Пожав плечами, капитан устроился в коляске мотоцикла и приказал сержанту Когтеву отправляться назад, в Киев.
Колонна из десяти мотоциклов "Днепр 10М" подъехала к гостинице "Спортивная" на Крещатике в районе семи утра. А в десять часов очередная шифрограмма покинула шифровальную комнату управления связи министерства внутренних дел Украинской ССР.
Пока еще никто из киевлян не знал о том, что до наступления немцев на Киев остался всего один спокойный день.
Получив информацию из Киева от неизвестного никому источника, Иосиф Сталин окончательно уверился в том, что Киев придется сдавать, но он очень боялся того, что запланированное отступление РККА из-под Киева может снова превратиться в бегство, как это неоднократно бывало в более ранние месяца этой войны. И как это позже выяснилось, что верховный главнокомандующий не зря опасался такого развития событий.
- 2 -
В конце августа - начале сентября немецкое командование неожиданным ударом своих сил захватило мост и форсировало Днепр в районе села Окунино, образовав там плацдарм. Появление подобного плацдарма на левом берегу Днепра вызвало серьезное беспокойство у ставки Верховного командования, так как этот плацдарм нарушал целостность обороны советских войск по Днепру в районе Киева. На ликвидацию плацдарма Юго-Западный фронт бросил один корпус 37- армии и подразделения 5-й армии. Но такая передислокация сил фронта еще более увеличило длину фронта, что в немалой степени способствовало появлению разрывов между соединениями и армиями фронта.
4-го сентября командование вермахта на узком участке фронта сосредоточило 3-ю и 4-ю танковые дивизии, ударом в один такой разрыв направлением на Кролевец прорвали оборону 293-й стрелковой дивизии 40-й армии Юго-Западного фронта.
3-й воздушно-десантный корпус, выдвинутый из Конотопа для обороны железнодорожного моста через реку Сейм, не выдержал встречного удара противника и отступил. 7-го сентября немецкие части захватили мост и организовали по нему переправу танков обеих своих дивизий, чтобы нанести удар в направлении на Бахмач и Конотоп.
9-го сентября 3-я танковая дивизия Вальтера Моделя прорвалась на юг и 10 сентября захватила небольшой украинский городок Ромны, организовав круговую оборону этого городка. Продвижение 4-й танковой дивизии и 10 моторизованной дивизии того же моторизованного корпуса вермахта были остановлены контратаками наших войск на фронте Бахмач, Конотоп. Но эти же войска почему-то не контратаковали танковую дивизию Моделя, чтобы выбить ее и образованный ею кровавый танковый клин из тела Юго-Западного фронта. Даже начальник генерального штаба маршал Шапошников несколько пренебрежительно отнесся к этому немецкому прорыву, предполагая, что прорыв 30 - 40 немецких танков легко можно ликвидировать.
10-го сентября приступили к работе немецкие саперы 73-го и 74-го батальонов 107-й группы Имперской рабочей службы и 18-й мостовой отряд вермахта, которые день и ночь работали ударными темпами по строительству тяжелого понтонного моста в Кременчуге. К 12.00 следующего дня 16-ти тонный и 2000 метровый мост был построен и за короткое время по нему на левый берег Днепра переправились 9-я, 13-я и 16-я танковые дивизии, а также 16-я и 25-я моторизованные дивизии. Циклопических размеров махина танков, автомашин, тягачей с орудиями на прицепе 1-й танковой группы генерал полковника фон Клейста без какого-либо серьезного противодействия со стороны противника переправлялись по длинному мосту во тьме ночи и под проливным дождем. Переправившись на левый берег, эта махина танков и моторизированных войск вермахта тут же развернулась на север и начала выходить на тылы Юго-Западного фронта.
Разведка Юго-Западного и Южного фронтов, а также советская авиаразведка проворонили сам факт строительства такого мощного понтонного моста в Кременчуге. Этот зевок стоил того, что позволил 1-й танковой группе Клейста прорвать оборону и наголову разбить противостоявшую ей на левом берегу Днепра 38-ю армию. Командование нашей 38-й армии и Ставка Верховного главнокомандования были уверена в том, что немцы этой свой удар нанесут с плацдарма под Черкассами. В результате, 1-я танковая группа фон Клейста выходит на оперативный простор и окончательно разворачивает свой фронт в тыл Юго-Западному фронту. При этом следует отметить, что командование Юго-Западным фронтом и Ставка Верховного главнокомандования долго не верили в открывшуюся угрозу фронту со стороны его левого фланга, не предпринимали требуемых мер для ее ликвидации. Да и следует признать, что у них в резерве не было особо много сил, чтобы остановить это наступление танковых дивизий фон Клейста.
Таким образом, в 1941 году в операции по окружению советских войск под Киевом участвовали две ударные немецкие танковые группировки. 2-я танковая группа Гудериана в составе: 3-й, 4-й и 17-й танковых дивизий, моторизованной дивизии СС "Рейх" наступала по направлению Конотоп - Ромны - Лохвица для соединения с 1 танковой группой фон Клейста. Одновременно предполагалось, наступлением 17-й танковой дивизии, 10-й моторизованной дивизии и моторизованного полка "Великая Германия" оттеснить войска 40-й армии на восток, образуя внешний фронт окружения. Рассечение пополам "Киевского котла" должно было осуществляться 2-й армией генерала Вейхса с целью раздробления сил советских 5-й и 21-й армий и выхода на тылы 37-й армии в районе Яготина.
Но ничего такого не знали и не могли знать простые красноармейцы, командиры и строевые генералы Юно-Западного фронта, которые на фронте из последних сил удерживали свои позиции на правом берегу Днепра.
Ничего этого не знали командующий войсками Юго-Западного фронта генерал полковник Кирпанос, начальник Генерального штаба маршал Шапошников и Ставка Верховного главнокомандования, но последние генералы и маршалы должны были, по крайней мере, предполагать о возможности подобного развития событий. Командование фронтом настолько погрязло в переписке и разговорах с Генштабом и Ставкой в Москве по вопросу выводить войска из котла или не выводить, что ни на что другое уже не обращало внимания. Переписка по этому вопросу продолжалась и в тот момент, когда штаб Юго-Западного фронта, расположенный в селе Верхояровка под Пирятином, сам оказался под ударом танков 1-й ударной танковой группы фон Клейста 16 сентября.
Получив устный приказ своего прямого начальника маршала Тимошенко, в то время командующего Юго-Западным направлением, о передислокации войск фронта с правого на левый берег Днепра, командующий Юго-Западным фронтом, генерал полковник Кирпанос, практически отказывается выполнить этот приказ. Он с новым запросом, в котором уже просит подтвердить правомочность приказа старшего командира, обращается в Москву?! Это ли не пример прямого нарушения армейской субординации, когда уважаемый генерал для прикрытия своего неподчинения, свой... авторитет прикрывает никому не нужной перепиской.
Особое внимание следует уделить и тому фактору, что все это происходит опять-таки в тот момент, когда транспортная колонна управление штабом Юго-Западного фронта в три тысячи красноармейцев и командиров уже покинула Верхояровку и двигалась по направлению Киева. Такое решение о передислокации штаба фронта в Киев принял генерал полковник Кирпанос 16 сентября. В одном из донесений в Ставку он утверждал, что из Киева с его развитой инфраструктурой связи будет легче управлять войсками. Такая вера командующего фронта несколько наивна, но можно было бы предположить, что к этому времени штаб фронтом уже потерял управление войсками фронта. И возможно, генерал полковник Кирпанос был храбрым генералом и хотел погибнуть вместе со своими войсками на городских улицах, обороняя Киев?! Но продвижение штабной колонны Юго-Западного фронта к Киеву было приостановлено немецкими танками в небольшом украинском городке Городище.
17 сентября после долгих проволочек и получения соответствующего подтверждения из Москвы штаб Юго-Западного фронта начал передавать шифровки с приказом об отходе с правого на левый берег Днепра 5-й, 12-й, 26-й и 37-й армиям. Как впоследствии вспоминали некоторые штабисты фронта, оставшиеся в живых, то с громадным трудом и в самый последний момент была установлена связь и передана шифровка об отступлении 37-й армии. Но отсутствие управление войсками со стороны генерал полковника Кирпаноса, а также постоянно оказываемый нажим дивизий 6-й немецкой армии на защитников Киева уже сказывался на боевом состоянии советских войск, фронт рассыпался на отдельные точки сопротивления окруженных армий.
Сегодня, когда прошло много лет с тех пор, трудно говорить об этом, но было очень похоже на то, ни Генштаб, ни штаб Юго-Западного фронта не имел предварительных и продуманных планов действия своих войск в окружении противника. Ведь, когда войска окружал противник, то он первым делом старался нарушить общность действия войск окруженной группировки, в первую очередь, блокируя работу средств связи.
По получении приказа на отход, командармы четырех окруженных армий действовали в зависимости от складывающейся ситуации, но практически их действия мало чем отличались друг от друга. По непонятной причине они почему-то затягивали принятие оперативных решений по выходу или прорыву из окружения. Они не пытались объединить или собрать вокруг себя наиболее опытные и боевые части и подразделения своих армий, чтобы их последовательными ударами прорывать вражеское окружение. Наши командармы поступали с точностью наоборот, они старались рядом с собой оставить небольшое количество верных им людей и в одиночестве выходить из окружения.
Такой подход можно было бы назвать игрой в немецкую лотерею!
Как бы немецкие войска не были бы отлично организованы, каким бы боевым опытом, полученным в предыдущих войнах, они не обладали в первый год войны с Советским Союзом, то, когда в окружение к ним попадала та или иная советская армия, главное командование вермахт не было в состоянии организовать непроницаемое окружение. В основном перекрывались большие и малые дороги вокруг окруженных частей РККА, но существовали дороги и тропинки, которые не были даже нанесены на карту. Поэтому те воинские части, которые пытались прорваться по нанесенным на карту большим и малым дорогам, вели постоянные бои с немецким окружением и, в конце концов, ими рассеивались или сдавались в плен немцам. А те части, которые прорывались не нанесенными на карту дорогами и тропами, со временем пересекали линию фронта.
Почему это была самая настоящая лотерея, да и по одной простой причине, из четырех командармов, чьи армии были окружены под Киевом, к своим вышел только один командарм 37-й армии, генерал майор Власов. Причем, из окружения он вышел в гордом одиночестве и через два месяца путешествий по оккупированной Украине. Его только сопровождала одна только молодая военврач, которая была его гражданской женой.
Командующему Юго-Западному фронту генерал полковнику Кирпаносу так же не повезло, он погиб от осколков разорвавшейся немецкой мины при попытке прорыва из немецкого окружения.
- 3 -
Одетый в гражданскую одежду, выглядевший настоящим украинским парубком, только-только начинающим свою рабочую жизнь, капитан Любимов шел вниз по Лукьяновке, с интересом наблюдая за тем, как киевляне бойко и оживленно грабят городские магазины.
На следующий день после посещения 37-армии взвод капитана Бове все свои мотоциклы запрятал в десяти километрах за пределами Киева, в Пуще-Водице, куда можно было бы добраться по Дымерскому шоссе от улицы Шевченко. Там в лесу, подальше по глаз посторонних людей бойцы взвода вырыли и замаскировали партизанскую землянку. В эту землянку они перегрузили свои красноармейские пайки, а также выкупленные на карточки продукты питания, которые были доставлены в лес грузовиком. Рядом с землянкой в лесном овраге они подготовили площадку, на которую перегнали и тщательно укрыли мотоциклы "Днепр".
Еще раз, внимательно осмотрев выбранное место для партизанской землянки, лесной овраг с замаскированными мотоциклами, капитаны Любимов и Бове приказали старшине Желудю, подобрать себе пару бойцов, и вместе с ними заняться охраной землянки и мотоциклов. Уже вместе со старшиной они еще раз прошлись и осмотрели подходы к землянке, решая которые подходы следует заминировать, а какой проход оставить незаминированным. На всякий случай взвод тактической разведки капитана Бове готовился к партизанской войне и в этой связи запасался продуктами и оружием.
Когда работы по рытью партизанской землянки были завершены, продукты, оружие и боеприпасов из грузовика перенесены в землянку, а подходы к ней заминированы, то шестнадцать бойцов переоделись в новенькую синюю форму краснознаменной киевской милиции. Каждый милиционер теперь был вооружен простой трехлинейной винтовкой Мосина, ни каких тебе немецких шмайсеров или советских РПД. Но Жора Бове категорически настоял на том, чтобы все его "милиционеры" были бы вооружены десантными ножами, которые сейчас в ножнах висели на поясных милицейских ремнях.
Бойцы неторопливо поднимались в кузов грузовика и рассаживались по лавкам. Вскоре к грузовику подошли оба капитана и, пока Бове давал последние указания старшине Желудю, Любимов занял в кабине место водителя. Облокотившись обеими руками на руль и, положив голову на перекрещенные руки, он задумался о том, что же произошло сегодня утром.
Сегодня утром совершенно неожиданно для всех их приют в гостинице "Спортивная" посетил полковник Строкач. Он ни с кем, не разговаривая, вошел в гостиницу и самостоятельно поднялся к ним на пятый этаж. Хорошо, что в тот момент дневалил сержант Когтев, который негромким голосом скомандовал:
- Всем стоять смирно!
Бойцы взвода вскочили на ноги и замерли по стойке смирно. Затем сержант Когтев подошел к полковнику Строкачу и опять же тихим голосом попросил у него разрешения на то, чтобы разбудить командиров. К этому времени капитан Бове уже проснулся, оделся и шел навстречу полковнику. Один только капитан Любимов продолжал спать в своем номере на шестом этаже сном праведника. Вчерашний ночной бой в тылу 37-й армии забрал у него много сил. Да и к тому же он всю ночь пытался, но так и не мог вспомнить, где он раньше встречался с генерал-майором Власовым. Капитану потребовалась пара минут ля того, чтобы окончательно проснуться, привести себя в порядок и предстать перед заместителем наркома внутренних дел Украинской ССР.
Разговор с полковником Строкачом состоялся в номере Любимова. Строкач достал из кармана конверт с запиской и, протянув его капитану Любимов, попросил, чтобы он сейчас прочитал сообщение. Следуя указаниям полковника, Артур Любимов несколько неловко надорвал конверт, достал из конверта лист бумаги, на котором был текст, написанный карандашом от руки.
Текст гласил:
"Если имеется такая возможность, то просил бы вас задержаться дней на десять в захваченном немцами Киеве. Меня интересуют ваши впечатления обо всем, что увидите? Ответ через товарища Строкача. Сталин".
Артур Любимов аккуратно вложил листок с текстом в конверт и протянул его обратно полковнику Строкачу. Тот взял конверт в руки, достал из бокового кармана кителя бензиновую зажигалку и глазами поискал, на чем бы этот конверт можно было бы сжечь. Первым сообразил, как поступить в этом случае, капитан Бове. Он стремительно вылетел из номера и через секунду вернулся с большой и глубокой тарелкой. Конверт еще догорал в этой тарелке, когда капитан Любимов повернулся к полковнику Строкачу и, решительно глядя ему глаза, произнес:
- Мой ответ, товарищ полковник, "да".
Строкач утвердительно кивнул головой, преподнес правую руку к околышу фуражки, четко через левое плечо развернулся на каблуках, покинул номер и начал спускаться по лестнице на первый этаж. Его провожал капитан Бове, который несколько возбужденный вскоре вернулся и его первыми словами были:
- Артур, полковник приехал на машине наркомата внутренних дел Украинской ССР, его водитель был одет в соответствующую форму войск НКВД. Так, что теперь каждая крыса на этой улице знает, что мне не те, за кого себя выдавали?!
- Успокойся, Жора! В любом случае мы должны покинуть эту гостиницу уже сегодня. Ты с бойцами можешь возвращаться в Москву, а мне приказано на пару недель задержаться в Киеве.
Услышав такие слова, капитан Жора Бове и бойцы его взвода самым категорическим образом отказались покидать капитана Любимова и его одного оставлять в Киеве. Когда Артур немного разъяснил ситуацию, заявив о том, что ему на пару недель требуется задержаться в городе после оккупации немцами Киева, все бойцы были до крайности удивлены самым предположением того, что Киев может быть сдан врагу. Но, тем не менее, не изменили своего мнения по поводу того, что хотели бы остаться и сражаться вместе с капитаном.
Именно в этот момент к ним на огонек заглянул майор милиции Артем Ящиков, который был явно чем-то обеспокоен. Втроем, они уединились в номере Любимова, где Ящиков сообщил, что один его друг, который занимает высокий пост в управлении гормилиции, экивоками ему только что сообщил о том, что какие-то ожесточенные бои развернулись на левом берегу Днепра. Что в этой связи срочно в эвакуацию начали собираться работники ЦК КП(б) Украины и ответственные киевские горработники. Далее Артем Ящиков говорил о том, что свою жену и двух малых сыновей ему удалось-таки сегодня рано утром посадить в эшелон, который эвакуировал рабочих одного киевского заводов, и отправить в Сибирь, к родственникам жены. В заключение, немного подумав, майор Артем Ящиков тихо добавил, что теперь у него руки свободны, что он пришел к ним, чтобы вступить в их партизанский отряд и сражаться с немецкими оккупантами.
Капитаны Любимов и Бове внимательно выслушали Артема Ящикова, а затем поделились с ним своими проблемами. Артем Любимов рассказал о том, что их взводу нужно задержаться в Киеве даже на начало оккупации Киева, но они не знают, как это можно сделать, так как они в этом городе чужие люди. Даже сейчас из-за некоторых обстоятельств они должны в срочном порядке покинуть свою гостиницу. У них имеется много продуктов и оружия, которое они не хотели бросать или оставлять в номерах гостиницы.
Подумав немного, Артем предложил им следующий вариант действий. В ближайшем лесном массиве, который наиболее близко подходит к городу, организовать землянку-схрон, в которой можно было бы хранить продукты и оружие. Перевезти туда все необходимое, законсервировать и охранять двумя - тремя бойцами. Командиров и бойцов взвода переодеть в милицейское обмундирование и поселить в здании его отделения милиции. Четыре пятых сотрудников его отделения под различными предлогами и отговорками уже покинули Киев, остались одни только честные люди, с которыми можно было бы договориться, что они ничего не знают и ничего не видели. В отделении милиции можно было бы дождаться, в этот момент своего рассказа Артем Ящиков горько усмехнулся, когда РККА начнет отвод своих сил из города, а дальше действовать по обстоятельствам. Или оставаться в здании милиции, или переселяться в партизанскую землянку.
Это был реальный план действий, и они его приняли за основу.
В кабину грузовика залез капитан Бове и командирским голосом бросил:
- Ну, что же, ефрейтор Любимов, поехали! Настало время нам послужить и в советской милиции. Думаю, что и там мы не посрамим имя советского солдата.
В город они приехали опять-таки затемно. К тому же их грузовик в этот раз никто не останавливал и документов не проверял. Как только они подъезжали к какому-либо посту или заставе и становилась видна милицейская форма, то караульные тут же махали руками, это, мол, свои и давай проезжай дальше. Не заезжая в гостиницу, Артур Любимов грузовик направил к отделению милиции, начальником которого был майор Ящиков. Отделение располагалось в хорошо сохранившимся с дореволюционного времени двухэтажном каменном здании.
Майор Ящиков вместе с каким-то мужиком, тоже одетым в форму милиционера, но только с погонами старшины, стоял у здания отделения, явно ожидая их прибытия. Когда грузовик притормозил и из кабины на пешеходный тротуар соскочил Жора Бове в милицейской форме с капитанскими погонами, парень не хотел ни при каких условиях понижать статус своего командирского звания, то оба милиционера бросились распахивать ворота. Артур Любимов задом, под многочисленные советы всезнаек, загнал грузовик во двор отделения милиции и заглушил двигатель грузовика.
Пока бойцы взвода вместе со свои капитаном осматривали помещения милицейского отделения, выбирая ту комнату или комнаты, которые было бы можно относительно легко превратить в казарму на двадцать бойцов, Артур Любимов стоял во дворе, полной грудью вдыхая чуть-чуть прохладный воздух, поднимающийся с Днепра. В этот момент к нему подошел милицейский старшина, посмотрел на лицо Артур и сказал:
- Ну, совсем дитя еще, а уже ефрейтор в армии! Ну, как можно в таком возрасте детей забирать в армию. Хоть в высоту и вытянулся парень, а психологически ему будет трудно убивать солдат противника. В первую Мировую нас в армию призывали в двадцать один год, а сколько блевать и реветь приходилось, когда немцев на штык брали. Ты парень, не бойся, ты на рефлексы свои полагайся, всегда думай, что, если ты не убьешь, то тебя убьют.
К старшине подошел Артем Ящиков и что-то тихо прошептал ему на ухо. Старшина выслушал, удивленно повращал головой из стороны в сторону, а затем решительно шагнул вперед, как-то косо коснувшись согнутой ладонью руки козырька милицейской фуражки, отрапортовал:
- Товарищ капитан, прощу извинить за неуставное обращение. Больше этого не повториться. Позвольте представиться, старшина милиции Григорий Голохвастов, в мировую войну трех Георгиев имел, а в гражданскую войну я у батьки Махно пулеметчиком на тачанке служил. Пять лет назад был прощен и отпущен на волю советской властью. Первое время пришлось помыкаться, а потом меня товарищ Языков подобрал, и я него служил. Вот, до старшины и дослужился. Товарищ капитан, прошу принять меня в свой партизанский отряд.