Еще не рассвело, как в бригаду примчался Лаврентий Павлович, который узнал о ночном происшествии на Сретенке, о ранении полковника Любимова. Наркома внутренних дел СССР сопровождал начальник научного управления НКВД СССР генерал-майор Воробьев. Они прибыли по указанию самого Хозяина для выяснения обстоятельств происшествия, каким образом командир бригады получил ранение, кто же был лично виновен во всех этих обстоятельствах. Нарком и генерал-майор чуть ли не бегом промчались в казарму, разыскивая комнату, в которой находился полковник Артур Любимов, где и устроили небольшое выездное совещание.
В тот момент, когда Лаврентий Павлович и Александр Николаевич появились в его комнатушке, Артур Любимов занимался самолечением резаной раны правого предплечья. Разрез получился глубоким, из него постоянно сочилась кровь, Артуру пришлось несколько раз повторить заклинание о заживлении глубокой резаной раны. Но рана, видимо, была нанесена магическим оружием, поэтому она плохо поддавалась магическому заживлению.
Незваные гости вошли в комнатенку, без приглашения расселись на свободных стульях. Затем они с благовейным ужасом в глазах наблюдали за процессом заживления раны, которым на их глазах Артур Любимов продолжал, как ни в чем ни бывало, заниматься.
Лаврентий Павлович, как партийный аппаратчик высокого ранга, большую часть своей жизни был вынужден проводить в кабинете, покидая его только для участия в каком-либо совещании или по вызову Хозяина. Поэтому он был практически лишен живого общения с людьми, не сталкивался с проявлением каких-либо жизненных ситуаций. С этой самой реальной жизнью он теперь сталкивался только через посредство глаз и ощущений своих помощников и секретарей, с которыми изредка беседовал на эти темы. Сейчас же, наблюдая за точными движениями рук, выражением лица и глаз Артура Любимова, Лаврентий Павлович вдруг с глубоким сожалением подумал о том, как много интересного, любопытного он из-за своей работы потерял в этой жизни, вынужденно ее проводя в четырех стенах кабинета партийного аппаратчика.
Прочитав последнее заклинание, завершив лечение раны, Артур еще раз внимательно осмотрел ровный, но пока еще розоватый шрам на предплечье, а затем поднял глаза и поздоровался со своими гостями. Он ни словом не выразил, ни удивления, ни негодования по поводу их непрошеного и столь раннего вторжения! Затем он поднял трубку внутреннего телефона и дежурного по штабу командира попросил пригласить майора Немчинова для участия в совещании, которое будет проводиться в его комнате. На немой вопрос Лаврентия Павловича, пояснил, что майор Немчинов мог воочию увидеть оборотней, поэтому его мнение следует обязательно выслушать. Как только майор Немчинов вошел в комнату, то все присутствующие вооружились блокнотикам и карандашами для записи интересных фактов. В комнате не оказалось свободного стула, майору Немчинову пришлось присесть на койку, к Артуру.
Первым заговорил Артур Любимов, который в деталях начал рассказал о вчерашнем вечере. В своем рассказе полковник несколько раз подчеркнул одно интересное обстоятельство. А именно, несмотря на то, что о вчерашнем происшествии он говорил в больших деталях, по настоящее время Артур не был вполне уверен в том, происходило ли вчерашнее с ним в действительности, или, может быть, это была сплошная игра его воображения?! Но в одном он был уверен на сто процентов, что вчера на Сретенке полковник Любимов снова столкнулся с унтерштурмфюрером СС Донцигером, который свой эсесовский мундир сменил на кургузый пиджачок московского рабочего. Так же, как и в том, что вчерашняя встреча с Донцигером оставила ему колото-резаную рана в предплечье, которую, как это все присутствующие видели, только что залечил.
После такого противоречивого вступления к совещанию полковника Артура Любимова, Лаврентий Павлович стал несколько скептически посматривать на некоторые детали его рассказа о вчерашнем происшествии. Он даже говорил:
- Ну, какие вурдалаки могут появиться у нас в таком большом городе, как Москва? Тебе, артур, это попросту почудилось, а вурдалаков никаких не было и не могло быть, поверьте мне!
- Мы же вам, Лаврентий Павлович, уже много раз писали и говорили о том, - тут же вступил в разговор Александр Воробьев, - что некий немецкий полковник Курт фон Рунге был недавно назначен командиром дивизии "Аненербе". В лабораториях этой дивизии ведутся научные исследования по созданию искусственных солдат. По мнению командования этой дивизии и третьего рейха, настоящий немецкий солдат должен быть высоко дисциплинированным бойцом, беспрекословно выполняющим любое поручение своего командира. А для этого он должен быть физически сильным, безукоризненно владеющим всеми приемами рукопашного боя и огневого контакта. Должен быть настоящим суперсолдатом! Поэтому неудивительно, что некоторых своих солдат немцы постарались одарить отдельными магическими талантами и дарованиями. Мы уже имеем доказательства того, что некоторые немецкие солдаты могут превращаться в животных, становиться оборотнями и в вурдалаками. Один такой умелец уже сидит в одной из наших камер, правда, сам о себе он практически ничего не может рассказать!
- Хорошо, Александр Николаевич, я еще могу согласиться с тем, что немцы уже имеют оборотней и перевертышей! Но я не могу себе представить такого, чтобы эти немецкие оборотни могли бы свободно бродили бы по улицам нашей столицы, Москве?! Как об этом вообще можно так спокойно говорить! Если о таком случае доложить, товарищу Сталину, то он просто не поверит в эти детские рассказы.
В этот момент в общий разговор вступил остававшийся незаметным майор Немчинов:
- Товарищ нарком Советского Союза, позвольте вам доложить о некоторых других обстоятельствах этого же дела. Когда с отделением бойцов комендантского взвода бригады я прибыл на место происшествия, все действие, как вы помните, происходило на углу Сретенки и Последнего переулка, то еще издали там увидел небольшую группу людей. Люди просто стояли и как бы окружали товарища полковника Любимова, но они не дрались, не ругались, а просто стояли, не нарушая общественного правопорядка. За спиной товарища полковника на мостовой лежали два человека, двое мужчин, а перед ним - две женщины. Сейчас я не могу точно сказать, были ли те люди живы или же они уже были мертвыми, так как когда стрельба завершилась, то мы ни одного трупа так и не смогли обнаружить. Когда моя группа бойцов приблизилась к этому месту, то первое, что я заметил и поэтому на это обратил свое внимание, то в этот момент товарищ полковник Любимов беседовал с каким-то пожилым московским рабочим, причем их беседа шла в нормальной тональности, без надрыва и крика. Но, когда моя группа бойцов попыталась оцепить это место происшествия, то в этот момент начало происходить для меня совершенно непонятное. Все люди, скопившиеся в этом месте, вдруг разом пришли в движение! Они начали так быстро перемещаться с одного на другое место, то черты их лиц расплывались таким образом, что их было попросту невозможно рассмотреть! Именно в этот момент рабочий, беседовавший с товарищем Любимовым, заметил наше появление. Он бросил какое-то короткое указание окружающим нас людям, в результате все мгновенно изменилось. Тогда одна из теней вдруг устремилась к товарищу полковнику Любимову, коснулась его плеча, после чего он начал падать на тротуар. Чтобы восстановить правопорядок на Сретенке я отдал приказ своим бойцам на открытие огня. Прозвучало несколько выстрелов из карабинов и винтовок, люди начали разбегаться, и никого более за исключением товарища полковника, лежавшего на тротуаре, в этом месте не оказалось. Что же касается персональных впечатлений, то я хотел бы заметить, что еще на подходе к тому месту я начал ощущать какое-то непонятное давление на свою голову. Тогда мне с трудом удавалось командовать своими красноармейцами, я с трудом понимал, зачем здесь появился и что должен был там делать!
- Да, между прочим, перед выездом к вам, товарищ Любимов, я на пару минут задержался в своем кабинете, чтобы ознакомиться с милицейским протоколом происшествий за прошлую ночь. Там упоминалось о ночной бомбежке Арбата, о небольшом волнении людей в конце улицы Сретенка, но ни слова не говорилось о каком-либо расследовании этого волнения. Товарищ полковник, может быть, вы имеете еще одного очевидец того, что с вами происходило вчера вечером на Сретенке. Было бы неплохо допросить и этого человека. Назовите его имя, я немедленно прикажу своим следователям с ним или с вами связаться и...
- Товарищ народный комиссар внутренних дел Советского Союза, - вдруг Артур услышал свой сухой и какой-то очень официальный голос, - давайте, не будем подвергать широкой огласке это не простое и пока никому не понятное дело. Не будем выносить недостоверные слухи на суждение московских горожан! В связи с наступающими событиями, эти слухи могут быть слишком серьезно восприняты населением Москвы, что может усугубить общую социально-политическую обстановку в городе, послужит основанием для возникновения панических настроений среди горожан. Моя бригада прекрасно справится с борьбой с такими клеветническими слухами, к тому же мы имеем военный персонал для проведения должного и законного расследования. Ведь, именно для подобных расследований нас передислоцировали в Москву.
Было хорошо видно, что Лаврентий Павлович задумался над словами полковника. Но думал нарком очень недолгое время, вскоре он поддержал предложение полковника Любимова, все расследования подобных непонятных случаев вести только на базе бригады, не выходить за ее пределы. Чтобы окончательно не испортить отношений с этим наркомом мингрелом, полковник Любимов решил сделать ему одну небольшую уступку и предложил:
- Я был бы глубоко признателен вам, Лаврентий Павлович, если бы вы об этом происшествии сами бы доложили Иосифу Виссарионовичу.
Нарком внутренних дел только утвердительно кивнул ему головой в ответ. В этот момент его голова была явно занята осмысливанием какой-то новой интриги. Берия поспешил вернуться в свой кабинет, поэтому уже на ходу, он повернул свое лицо с очками на носу в сторону генерал-майора Воробьева и поинтересовался:
- Александр Николаевич, у вас есть персональная машина, вы сами сможете добраться до нашей канторы, а то я очень спешу! А ты, Артур, я бы сказал, что с каждым днем становишься все более зрелым человеком. С тобой приятно и интересно работать! Ну, а я побежал, сегодня много народа сидит в моей приемной и ожидает встречи со мной. - С этими словами Лаврентий Павлович спешно покинул жилую комнатенку Любимова в казарме.
Вслед за ним на ноги поднялся и Александр Николаевич, бывший преподаватель Любимова на факультете журналистики, а ныне генерал-майор НКВД. По всей очевидности, Воробьев не очень-то любил доверительные беседы вести в других местах, а не в своем кабинете. Он ни полковнику Любимову, ни майору Немчинову даже не пожал на прощанье руки и, уже выходя из комнаты, сказал, обращаясь к Артуру Любимову:
- Ты уже второй день в Москве, так что будь мил, найди время заглянуть ко мне в управление. У нас много новостей, с которыми тебе следовало бы познакомиться. Да, Лаврентий Павлович, видимо, об этом забыл упомянуть, но эта новость тебя, наверняка, обрадует. Вчера ночью в полосе 33-ей армии линию фронта пересекли три красноармейца и командир в звании капитана НКВД, некий Григорий Бове. Особый отдел 33-ей армии в настоящий момент проверяет достоверность представленных ими личных данных и общей информации по ситуации в тылу наступающих вражеских войск. До свидания, товарищи!
И с этими словами генерал-майор Воробьев осторожно прикрыл за собой филенчатую дверь. Артур Любимов тут же сдернул с себя одеяло, он все еще был в одних трусах, вскочил на ноги и начал на себя натаскивать исподние теплые штаны, а затем уж полковничьи галифе. Вскоре он был одет и готов покинуть комнату:
- Алеш, ты представляешь, что все это совещание я провел, находясь в одних трусах, ни встать, ни сесть! Эти-то ввалились в комнату, не спрашивая разрешения, и давай себе, лясы точить. А у тебя в голове одна только мысль, как бы они тебя на ноги не подняли и не заставили бы рапортовать, как полагается. Слава богу, что по складу своего характера, они простые гражданские люди и в воинской дисциплине не больно-то разбираются! А то, сплошная срамота вышла бы, полковник и командир бригады, а разгуливает по казарме в одних только трусах! Ты, Алеш, давай собирайся быстрее, смотайся в 33-ю армию, выцарапай из их Особого отдела Жорку Бове и его команду. Здорово ребят потрепало, если из восьми бойцов, только половина осталась!
Сегодня было десятое октября, а в штабе бригады, по-прежнему, оставались неподъемные кипы бумаг, на которые требовались срочные ответы в вышестоящие штабы. Но, если засядешь в кабинете, начнешь отвечать на эти документы, то тебе тогда обо всем следует забыть, у тебя ни на что не будет хватать времени. Слава богу, полковник Алексей Молоков штабист не от мира сего, он не просто великолепно знает, как функционируют штабы всех рангов и классов. Он сумел найти нужных ему командиров, которые своевременно справлялись со всей этой бумажной писаниной, не забывая заниматься организацией передвижения, снабжение и управления боевых частей и подразделений бригады.
Встретившийся по дороге полковник Морозов коротко доложил о том, что его штабная команда отобрала несколько московских школ, в которых с завтрашнего дня начнут работать курсы по подготовке партизан и диверсантов. Среди московской молодежи очень много желающих поступить и учиться на этих курсах. Артур Любимов серьезно посмотрел на Дмитрия Морозова и попросил его, чтобы на курсы отбирали более или менее взрослых парней, а не совсем уж юных, пионерского возраста мальчишек и девчонок.
- 2 -
Командир специальной роты связистов и радиотехников, майор Сергеев, сидел за столом, а перед ним было разложено двадцать комплектов радиостанций "Шершень", которых он ранее в глаза не видел. Перед широко сейчас используемой радиостанцией "Север" эти комплекты устройств имели целый ряд несомненных преимуществ, они были тяжелыми, но не очень-то большими по размерам. Иметь бы небольшой мешочек с лямками, как для противогаза, и радисты могут с ними повсюду свободно разгуливать. Если бы не наушники, то никто со стороны не догадается о том, что перед ним находится радист с приемопередающей станцией на плече. И это маленькое приемо-передающее устройство работает на расстоянии более пяти километров.
Радиостанции "Шершень" были получены еще вчера, но целый день ушел на их докомплектацию, изучение их возможностей. Бойцы его роты всю Москвы обегали и объездили, выходя на связь со штабом бригады из различных мест. Все было замечательно, только в Сокольниках, когда три бойца начали сеанс связи, то их окружили местные энкеведешники и милиционеры, арестовали и тут же собрались расстреливать немецких шпионов на месте преступления. Хорошо, что за день до этого майор Иван Сергеев разослал по районным отделениям НКВД Москвы циркуляр о том, что с девятого октября в Москве начнет работать новый радиопозывной "Шершень", которому требуется оказывать содействие.
С некоторой задержкой в помещении штаба бригады появился полковник Любимов. Он остановился, несколько минут о чем-то разговаривал с начальником штаба полковником Алексеем Молоковым. Затем Любимов направился прямо к столу майора связиста, поздоровался с ним, пожал ему руку. Радиостанции "Шершень" его сильно заинтересовали, один такой комплект он взял в руки и начал его разбирать. Наблюдая за тем, как быстро и уверенно полковник разбирает радиокомплект, майор Сергеев понял, что Любимов хорошо знаком со схемой и устройством этой радиостанции. Но Любимов временами грустно качал головой и приговаривал:
- Это они хорошо сделали, но вот с этим перестарались... . - Задумчиво говорил он.
А затем полковник поднял голову, посмотрел на майора Сергеева и продолжил:
- Знаете, что майор, давайте-ка запишем наши претензии, а затем пошлем их наркому связи Ивану Пересыпкину, чтобы в следующей партии этих недоделок или переделок не было. Тогда наша радиостанция станет самой лучшей в Советском Союзе. Она действительно такая легкая, мобильная и уверенно работающая. На нее ведь можно с телефона звонить!
Претензий оказалось не очень много и в основном они касались электробатареи. Требовалось уменьшить ее размеры и вес. Батарея к сегодняшнему радио комплекту весила шесть килограмм, на восемьсот грамм больше, чем сама радиостанция.
В этот момент полковника Любимова подозвали к телефону, звонил старший майор госбезопасности Михаил Журавлев и сообщил, что в одно городское районное НКВД от местного жителя поступила странная информация о том, что в одной деревеньке, расположенной в километрах двадцати от московских границ, происходят странные вещи. Туда приехала бригада-артель шабашников, она предлагает свои строительные услуги, сарай или новый дом поставить или же хорошо отремонтировать дом. Странно только то, что эти мужики шабашники появились в военное время. Сейчас всех мужиков под совковую лопату в армию гребут, а этим, хоть бы что, ходят по деревне и у свободных баб ночуют.
- Данную информацию проверить срочно надо. - Говорил Михаил Журавлев. - Я сердцем чувствую, что эта информация по твою душу, она каким-то образом связана со вчерашнем инцидентом на Сретенке.
- Это, что, - полковник Любимов гневно прервал Журавлева, - о вчерашнем столкновении теперь каждый милиционер знает?
- Да, не баламуться ты, полковник?! Об этом происшествии знают очень немногие командиры. Те, кто знают, их по пальцам пересчитать можно, все они доверенные люди Лаврентия Павловича. Но те мужики шабашники, о которых я говорил, остановились в деревне Жабкино, которая под городом Видным. Если у тебя есть время и люди, можешь туда съездить и пообщаться с теми мужиками. Но, если у тебя такого желания не будет, тогда придется мне этим делом заниматься. А у меня свободных людей, да и автотранспорта пока нет.
- Хорошо, во второй половине дня пошлю кого-либо из своих парней. Они посмотрят, что там, в деревне за шабашники появились.
Положив трубку на рычаги телефонного аппарата, Любимов осмотрелся вокруг, размышляя, кого можно было бы послать в деревню Жабкино. У всех командиров, в этот момент находившихся в помещении штаба бригады, были озабоченные лица, каждый из них был занят каким-то определенным делом. Полковнику Любимову было не совсем удобно отрывать командира от дел. На целых полдня засылать его на непонятные переговоры с какими-то непонятными шабашниками в дальнюю подмосковную деревню. В этот момент одна идея родилась в его голове, он окликнул бойца вестового, находившегося поблизости, чтобы попросить того, срочно разыскать и прислать к нему старшего сержанта Нефеда Григоровича.
Вскоре старший сержант Григорович объявился в помещении штаба бригады и, завидев полковника Любимова, направился прямо к нему:
- Здравия желаю, товарищ полковник! Явился по вашему приказу.
- И тебе того же желаю, Нефед! У меня тут для тебя небольшое поручение имеется. Возьми отделение бойцов, желательно, разведчиков и с ручными пулеметами. Быстренько смотайся с ними в деревню Жабкино, которая расположена под городом Видное. До нас слух дошел о том, что там какие-то странные мужики шабашники не ко времени появились. Ты, проявляя осторожность, сначала определи, что это за мужики, а потом примени к ним соответствующие меры, то ли их выгонишь из деревни, то ли их арестуешь, а то ли ничего не делай. Да, и особенно долго там не задерживайся, я твоего возвращения ожидать буду
Только Любимов распрощался со старшим сержантом Григоровичем, даже пообнимался с ним, как появился начштаба Молоков, который тотчас же наклонился к уху полковника, и нашептал в него о том, что по Москве слух прошел о том, что Иосиф Виссарионович генерала армии Жукова назначил командующим Западного фронта. Это была действительно хорошая новость! В ответ Любимов проинформировал начштаба о том, что сформирована разведгруппа, которая во главе со старшим сержантом Григоровичем отправлена в деревню Жабкино под Видное. А также о том, что вскоре в бригаду вернется Жора Бове, выручать которого из рук Особого отдела 33-й армии отправился Алексей Немчинов.
Они вместе отправились в кабинет Молокова, чтобы обсудить, как полки бригады ведут строительство противотанковых укреплений по своим направлениям. Московские заводы к этому времени научились и начали производство в промышленных масштабах противотанковых ежей Горрикера, по воли судьбы ставшего военным комендантом Киева и бесследно сгинувшего в дни отступления Юго-Западного фронта. Мешки с песком и противотанковые ежи еще не стали, но становились привычными деталями московских проспектов и улиц, по которым могли прорываться немецкие танки и мотоциклисты.
Вчера утром полковник Любимов разговаривал и с председателем исполкома Моссовета Василием Прониным о возможности налаживания в Москве производства бетонных пулеметных и орудийных дотов и их установке на пересечениях крупных транспортных развязок. Тогда Пронин пообещал выяснить этот вопрос и попросил ему перезвонить на следующий день. Но все сегодняшние его попытки связаться с Прониным пока были напрасными, он все время был у начальства, а важный вопрос оставался нерешенным. Постепенно внутри у Артура Любимова начало формироваться мнение о том, что об его неудачной встрече с первым секретарем Московского Горкома ВКП(б) Щербаковым многие в городе знают. Поэтому они особо не торопятся с ним встречаться и претворять в жизнь его предложения. Он понимал, что его звонок Иосифу Виссарионовичу или наркому Берия, не решит этой проблемы.
Полковник Молоков, увидев задумавшееся лицо Любимова, протянул ему плотный конверт, только что поступивший из московского Управления НКВД от старшего майора госбезопасности Журавлева. В короткой записке тот сообщал о том, что направляет полковнику Любимову информацию, которая позволит ему более свободно ориентироваться в той ситуации, кто именно сегодня мог бы укрываться среди городских жителей. Это была выдержка из одного секретного документа НКВД, поэтому старший майор госбезопасности Журавлев был бы признателен за то, чтобы по прочтению полковник Любимов уничтожил бы эту выдержку.
- "С начала войны по 10 октября сего года Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 тысяч 364военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта... Особыми отделами арестованы 25.878 человек, остальные сформированы в боевые части и отправлены на фронт. По постановлениям Особых отделов и по приговорам военных трибуналов расстреляно 10.201 человек, из них перед строем 3.321человек".
- 3 -
Сегодня в ночь бригада особого назначения силами одного полка должна была провести первую масштабную операцию облаву по обезвреживанию дезертиров и криминальных авторитетов в Москве. Такую масштабную операцию еще никто и никогда не производил в государстве рабочих и крестьян, тем более с участием армейских частей особого назначения. Но ситуация во фронтовой столице складывалась таким образом, что задержка с проведением подобных операций облав, могла привести к непредсказуемым результатам. В Москве скопилась, по меньшей мере, целая армия дезертиров, криминал из тихих переулков вышел на широкие столичные проспекты, стреляли и грабили простых людей не только по ночам, но среди бела дня. Этот беспредел должен был быть остановлен и прекращен, но партийное руководство столицы умыло руки и отошли в сторону от принятия решения по этому вопросу, мотивируя свой поступок тем, что ничего об этом не знает.
Москва была наводнена не только дезертирами и собственным криминалом, с которыми в той или иной степени справлялась московская милиция со своими наганами и мосинскими трехлинейными винтовками. В городе появилась и агентура Абвера, немецкой армейской разведки, которая не только пускала ракеты по ночам, наводя "Юнкерсы 88" на важные промышленные цели, Немецкая военная разведка была представлена целыми диверсионными группами и профессиональными тактическими разведчиками. Эти уже занимались более серьезным делом, производили картографические работы, проставляя на картах секретные объекты, крупные военные и промышленные объекты, а также разведывали маршруты следования танковых и моторизованных колонн вермахта по городским дорогам. Контрразведка НКВД в рабочих записках и рапортах на имя наркома внутренних дел, товарища Берия, неоднократно отмечала факты формирования в пределах Москвы "пятой колонны", которая активно готовилась к организации и проведению массовых мероприятий.
Лаврентий Павлович несколько раз поднимал вопрос о положении в Москве перед товарищем Сталиным, некоторое время тот отмалчивался, а затем прямо сказал:
- Почему с такими вопросами ты, Лаврентий, ко мне обращаешься? Я хорошо понимаю, что это очень важный и актуальный вопрос, но не это меня сейчас беспокоит. Мы с товарищем Жуковым готовим немцам небольшой сюрприз под Москвой, а для этого нам нужны войска из Сибири и Дальнего Востока! Понимаешь, в течение недели эти наши сибирские дивизии должны появиться у нас здесь в Москве, а это оказывается не простое дело иметь дело с нашей железной дорогой. Так, что, дорогой, занимайся своими делами и наводи должный порядок в Москве, а я поработаю с маршалом Жуковым! Если у тебя не хватает сил, так от доброты души своей позволяю тебе воспользоваться бригадой полковника Любимова, она для этого и создана.
Таким образом, бригада особого назначения полковника Артура Любимова бросили на проведение крупномасштабных облав в наиболее криминогенных кварталах Москвы. Наиболее опасными рассадниками опасного элемента были признаны жилые кварталы рабочих, которые в недавнем прошлом были простыми крестьянами в родных деревнях и селах. Особенно в этом направлении выделялись временные бараки, специально построенные для проживания рабочих семей. Первую облаву такого масштаба было решено провести в районе Лефортово, где рядом стояли три такие барака, построенные в свое время Водоканалом Москвы для рабочих из крестьян. Планировалось силами одного полка бараки окружить, специальные команды бойцов должны были обыскать внутренние комнаты рабочих, проверить их документы с целью выявления незаконно пребывающих людей в этих помещениях.
Коллективизация, раскулачивание, словно безжалостной металлической гребенкой прошлись по российскому крестьянству, были лишены своих хозяйств, расстреляны или сосланы в Сибирь миллионы крестьян. Как политический класс, под корень были уничтожены богатый и средний крестьянин. Который и был основным поставщиком сельских продуктов питания. А тут еще грянула индустриализация, великая страна создавала промышленное производство там, где его никогда не было. Появилась тяжелая промышленность, которая в нашей стране, да еще в таких масштабах никогда прежде не существовала!
Для работы на всех новых промышленных предприятиях нужны были все новые и новые рабочие руки. Пролетариат крупных и малых городов состоял из весьма ограниченного контингента рабочих разных специальностей и его, разумеется, попросту не хватило на эту реформацию такой большой страны. Одно только крестьянство оказалось способным выделить из себя такое большое количество рабочих рук. В тридцатых годах широкой рекой большие лапотные ватаги молодых и среднего возраста крестьян потянулись в большие города великой страны. Там их ожидали ликбез, курсы по получению рабочих специальностей, а затем работа до старости на заводе или на крупном промышленном предприятии.
При этом партийное руководство страны напрочь забыло о необходимости обеспечения нового гегемона всемирной революции крышей над головой. К этому времени уже произошло выселение из больших городских квартир людей буржуазного происхождения. Их большие квартиры превратились в мощные коммуналки, но и комнат в коммуналках стало катастрофически не хватать для новой волны рабочих. Жилищного строительства в те времена практически никакого не велось, крупные города ни шатко, ни валко строили по одному - двум новым зданиям в год, но и это была капля в океане.
Тогда-то и родилась идея, которая так понравилась партийным аппаратчикам, для новых рабочих построить производственные общежития и временные бараки для социалистического образа жизни. В производственных общежитиях жили одинокие деревенские девчата и ребята, ставшие токарями, фрезеровщиками, столярами, но когда они переженились и у них пошли дети, то их переселяли во временные бараки, которых только в Москве была чертова куча. Эти бараки представляли собой уникальную архитектуру социалистического жилья.
Бараки были одноэтажными деревянными зданиями в четыре коридора, по обеим сторонам которых располагались, примерно, восемнадцати или двадцати метровые комнаты, в которых жила или одна, или две рабочих семьи. Не надо только забывать о том, что в те времена средняя русская семья имела более четырех детей. В самом центре барака имелся зал, от которого и отходили четыре коридора в разные стороны. В таком бараке проживали до восьмидесяти семей, более трехсот человек постояльцев. В нем имелась центральная кухня, на которой бывшие комсомолки и ударницы труда, ставшие женами и матерьми четырех или более детей, готовили семейные завтраки, обеды и ужины. Эта центральная кухня была идеальным помещением для женских скандалов, ссор и показательных драк с вырыванием клоков волос и нанесением царапин на лицо. Главы семейств, мужчины, на кухнях никогда не дрались, их драки без пролития крови проходили в коридорах барака, а с применением холодного оружия, ножей, шила и заточек за его стенами. Пример, в течение одного или двух лет в таких бараках обязательно кого-либо убивали, простого рабочего по пьяни или по соседским разборкам лишали жизни насильственным путем. Иногда этим делом занималась милиция, но чаще никто бытовыми драками и убийствами не занимался.
К сороковым годам эти бараки превратились в сплошной криминальный рассадник, часть сыновей рабочей династии очень неохотно шли по стопам отцов, работали на заводе или на фабрике. Другая часть сыновей занималась уголовщиной, крали кошельки и грабили запоздалых прохожих. Милиция их честно ловила и отправляла в колонии на исправление, но оттуда эти дети возвращались уже профессиональными уркаганами. Таким образом, в этих бараках соседствовала мечта о светлом социалистическом будущем и заветы старого прошлого, которые говорили: "хочешь жить, умей вертеться". К советской власти в целом в таких бараках было двойственное отношение, ее не любили, но терпели. Участковый милиционер днем мог посещать любой такой барак, но по вечерам и ночам несознательные элементы обязательно били ему морду, когда он переступал порог этого семейного заведения.
Когда началась война с Германией, то лучшие парни из этих бараков добровольцами отправились на фронт, в результате, так и не поевав, одни попадали к немцам в плен. Другие же, на собственной шкуре убедившись, что с такими командирами, которые красноармейцев не принимали за людей, хорошо не повоюешь, дезертировали из Красной армии и, скрываючась от энкеведешных заградотрядов, возвращались к родителям домой в эти же самые бараки. Здесь следует отметить, что население такие бараков было крепко сбитым и всегда стояло и покрывало своих соседей, действуя по принципу поруки, своих не выдавать.
Поэтому свои собственные дезертиры могли пребывать дома столько времени, сколько им потребуется, никто из соседей по бараку никогда не выдал бы их милиции на расправу. А если из соседей, кто и занимался таким постукиванием в энкеведешные органы, то его очень скоро находили в палисаднике с перерезанным горлом. Но дезертирство имело и другую сторону медали, соседские дезертиры возвращались домой с оружием, часто даже с автоматическим оружием, которое они, особо не задумываясь, пускали в ход. Поэтому теперь по ночам в Москве можно было услышать и автоматные очереди. Вместе с дезертирами москвичами в Москву бежали и пришлые дезертиры, которых никто не знал и за них поручиться не мог. Среди таких дезертиров было очень опасных людей.
Когда Артуру Любимову перезвонил Лаврентий Павлович и вежливо поинтересовался мнением комбрига по вопросу использования бригады для организации и проведения масштабной облавы на дезертиров и криминогенный элемент в рабочих кварталах и временных бараках, то полковник Любимов очень удивился самой сути этого вопроса. Он никогда в подобных местах не бывал, с таким рабочим людом не встречался, искренне полагая, что рабочие бараки не могут быть рассадниками криминала и дезертирства. Тогда Лаврентий Павлович ему и поведал в деталях эту грустную историю превращения пролетариата, гегемона всемирной революции, в отсталый и криминальный элемент. Выслушав наркома внутренних дел, Артур Любимов заявил, что прежде чем бросать красноармейцев бригады бросать на выполнение такого неблагодарного задания, он бы хотел произвести личную разведку объекта и только после этого, выдвигать свой полк на операцию.
Лаврентий Павлович рассмеялся и сказал:
После твоей разведки в этих бараках ты уже ничего не найдешь. Там же сплошная круговая порука, они сразу же заметят твое появление и немедленно предпримут все необходимые действия для укрывательства своих дезертиров и уголовников. Только внезапные действия твоих красноармейцев, полное окружение подозрительных мест и их тщательное прочесывание, позволит нам выявить элемент, нарушающий общественный порядок в городе. Между прочим, я все время забываю тебя спросить, а ты имеешь расстрельную команду или хочешь, чтобы я прислал тебе своих людей, весьма опытных по этому делу.